Текст книги "Путешествия в Мустанг и Бутан"

Автор книги: Мишель Пессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Следовали названия четырёх крепостей, чьи руины я видел возле Ло-Мантанга.

Я нетерпеливо подгонял Пембу. Из книги явствовало, что у Гунде Нима Бума было два сына. Оба хотели стать монахами, но им мешал демон «Чёрная обезьяна». Братья всё же не отступились от веры. У одного из них родился сын… Аме Пал. Став взрослым, Аме Пал сказал демону «Чёрной обезьяне», что хочет построить себе дом, и получил во владение землю в Кечере. Эту территорию, как гласила летопись,

«можно было засеять зерном из одного ячьего бурдюка».

Я слушал, боясь пропустить хоть слово. Появление Аме Пала выводило на след уже знакомых легенд. Итак, Аме Пал получил земельный надел на холме Кечер и воздвиг там дворец, обращённый задней стеной на резиденцию «Чёрной обезьяны».

«Демон разгневался тогда и сказал: „Я дал тебе, бродяга, землю, но, мало того, что ты построил там свой дом, ты оборотил его спиной к моему замку!“ И приказал Аме Палу снести дворец. Тот исполнил повеление, но выстроил на этом месте большую крепость, обнёс её толстой стеной, а ворота открыл на восток».

Всё верно. Именно этот форт с остатками круглой стены я видел; его до сих пор называют Кечер-дзонг, и единственные ворота были обращены на восток!

«Потом небесные божества подарили Аме Палу трёх сыновей. Старшего нарекли Ангун Тенцинг Зампо, младшего – Цзепе Сичун, а среднего – Тсетин Трандул. Этот средний, когда достиг шестнадцати лет, совершил множество деяний, как добрых, так и худых. Всякий раз, встречая женщину, он либо бил её, либо ложился с ней. Однажды он увидел Дутрена Раджина (демона „Чёрную обезьяну“), сошёлся с ним в битве и победил его. Все, кто видели это, поверглись в ужас и пали ниц перед средним сыном Аме Пала, сказав ему: „Отныне властвуй над нами. А мы будем искать убежища возле тебя“. Три года спустя он сделался королём, собрал много воинов и покорил крепости Чачагам, Кара, Пиу, все крепости вверх и вниз по течению Три (их развалины и сейчас видны недалеко от летнего королевского дворца) и крепость Джелинг (там, где мы останавливались по пути в Мустанг). Когда он взял все эти твердыни, остальные селения сами попросились под его руку. Аме Пал с сыновьями замыслил тогда построить стольный град, чтобы собрать там все сокровища, статуи и книги. А освятить новые молельни призвали верховного ламу. Младший сын Аме Пала остался править крепостями, а два старших брата и главный управляющий (в будущем один из трёх святителей) отправились в Тибет просить верховного ламу Нгорчена Кунга приехать в Ло. Семь лет оставалось посольство в Тибете. Аме Пал состарился и всё писал грамоту за грамотой, прося ламу приехать, и тот наконец согласился».

Теперь всё становилось на свои места. Можно было вычислить примерную дату основания королевства Ло – 1380 год – и время жизни Аме Пала. Дело в том, что биография знаменитого ламы Нгорчена Кунга широко известна. Есть там и дата, относящаяся к его поездке в Ло.

Можно было прекращать «подпольное чтение». Нам в руки попало уникальное сокровище, и 80 рупий, тайком переданные учёному монаху в Гарпху, можно было считать единственной разумной тратой за всю экспедицию.

Вернувшись домой, я как следует проштудировал «Моллу». Судя по всему, книга была написана недавно. Автор её, некий «Аюпа, монах из Царанга», поставил своё имя на последней странице сразу за списком королей, а замыкали список Ангун Тенцинг, король страны Ло, и три его сына.

Итак, в руках у меня были три книги о Мустанге: «Молла», жизнеописания ламы Нгорчена Кунга (одного из трёх святителей) и монаха Тенцинга Рипа. На этой основе, к которой добавились записи десятков интервью, я восстановил часть истории Мустанга, примерно с 1380 года до наших дней. Удалось даже датировать некоторые события, что раньше представлялось совершенно нереальным. Тибетцы ведут летосчисление по шестидесятилетним циклам, часто забывая упомянуть, к какому циклу принадлежит та или иная дата. Так, скажем, «шин друк», год Деревянного дракона, может быть 1964, 1904, 1844, 1784, 1724 и так далее.

Мне посчастливилось получить неопровержимые свидетельства того, что Мустанг был полноправным королевством с долгой и славной историей.

«Молла» упоминала 25 королей Ло.

Первым был Аме Пал, живший с 1380 по 1450 год. Большинство крепостей в долине у истоков Кали-Гандака было построено до 1420 года, ибо в том году Аме Пал с сыновьями завершил покорение этих твердынь. В «Молле» подробно рассказывалось, какие письма посылал Аме Пал через своих сыновей верховному ламе Нгорчену, как тот колебался и, наконец,

«узрил в небе знак и тогда отправился в страну Ло».

Впоследствии он ездил в Мустанг ещё дважды, основал здесь множество монастырей, причём три из них ещё при его жизни насчитывали больше тысячи монахов. Нгорчен Кунга основал также библиотеку, куда передал полное собрание томов ганджура, написанного золотыми буквами, – эта работа отняла не меньше десяти лет. Даты его приездов в Мустанг– 1427, 1436 и 1447 годы. Биограф отмечает, что верховный лама полюбил страну Ло, и она стала крупнейшим религиозным центром. Если верить его словам,

«край сделался столь же блестящим, как Индия при жизни Будды».

Нгорчен Кунга

«добился того, что жители страны перестали убивать зверей и рыб и делать подношения из плоти и крови».

Он также

«пресёк обычай, по которому монахам подавалось на стол мясо и пиво».

Короче, он

«повернул несколько раз колесо святого учения в Ло».

Подчинив соседние крепости, Аме Пал создал государство. Дальнейшая его история протекала отнюдь не безмятежно. Мустанг разрывали междоусобицы, ему часто угрожали соседи. И в прошлом, и в настоящем из-за своего стратегического положения он часто попадал в центр сплетения азиатской политики. Вскоре после объединения страны Аме Палом над Ло нависла угроза с юга, со стороны королевства Джумла. Сейчас это малоприметное непальское селение на южных склонах Дхаулагири, к юго-западу от Мустанга, мало кому известно. Не осталось почти никаких следов былого величия таинственного королевства. Но в течение более четырёх веков оно наводило страх на соседей. Одно время его владения простирались на часть Индии и обширные районы Западного Тибета. Сорок четыре непальских раджи числили себя его вассалами, а территория включала земли по обе стороны Гималайского хребта.

Немудрено, что короли Джумлы стремились захватить Мустанг: я насчитал в стране Ло 23 крепости. Кстати, именно из-за угрозы нападения со стороны Джумлы в царствование Аме Пала была заложена новая столица Ло-Мантанг. В «Молле» об этом сказано так:

«Аме Пал объединил свой народ, возвёл высокие стены, и множество людей покинули старые крепости, чтобы искать убежище возле твердыни Ло-Мантанг».

Все эти события происходили примерно в одно время с эпопеей Жанны д'Арк, в начале эпохи Возрождения.

Итак, укреплённая столица начала закрывать с приближением темноты свои ворота более пяти веков назад – в 1440 году. А вскоре короли Джумлы осадили пограничные крепости. Не раз несчастья обрушивались на страну Ло, не раз лоба приходилось выплачивать большую дань Джумле. Но Мустанг выстоял против нашествий с юга, а стены Ло-Мантанга выдержали долговременную осаду войск знаменитого монгольского воителя Сопо Гаден Севана.

Постепенно пограничные замки пустели, в долине возникали новые селения. Так были построены на семи ветрах крепости Царанг и Джеми. Каждый король добавлял новый монастырь, новый чортен или новый дворец к архитектурному облику страны Ло.

Случалось, трон оспаривали сразу два претендента – так бывало, когда два брата оказывались женатыми на одной женщине. Были даже упоминания о разделе королевства. Благодаря тоненькой книжке, купленной у учёного монаха, я знал теперь имена тех, кто построил основные памятники Мустанга.

С XVI по XVIII столетие взаимоотношения королевств Ло и Джумла часто приводили к опустошительным войнам. Вражда по сути длилась с перерывами все 300 лет (вспомним о войнах, которые раздирали в это же время Европу). Крепости, лежащие к югу от Ло-Мантанга, переходили из рук в руки. В 1740 году началась двадцатилетняя война между Джумлой и Ло, а в 1760 году, в царствование короля Анджа Дордже, Мустангу пришлось покориться мощи Джумлы. «Ло подпала под Джумлу», – гласила летопись. Каждого жителя страны Ло обложили данью, которую собирали специально приехавшие из Джумлы чиновники. Мустанг впал в нищету. За этот период короли сумели построить лишь несколько скромных молитвенных стен и чортенов.

Но вскоре начался закат Джумлы. В маленьком непальском городке Гуркха родился знаменитый полководец, покоривший Гималаи, имя его – Притхви Нарайяна Шах. Первый гуркхский король наголову разгромил раджей Восточного Непала, захватил королевство Сикким, потом покорил Западный Непал и взял под свою руку владения 44 раджей, многолетних вассалов Джумлы.

К 1795 году преемник Притхви Нарайяны Шаха закончил покорение Джумлы, и, таким образом, главный враг и могущественный сосед Мустанга перестал существовать. Вопреки предположениям ряда историков гуркхские короли ни разу не напали на страну Ло и никогда не находились с ней во вражде. Просто короли Ло, сознавая силу новых властителей, продолжали платить им дань. В 1802 году король Мустанга отправился в Катманду, где был принят при дворе. Там его видел англичанин Бьюканан, записавший в своей «Реляции о королевстве Непал и территориях, покорённых Гуркхским королевским домом»:

«Верхнее течение реки, известной в Индии как Гандак, называется Кали. Её истоки берут начало в Дамордуре-Кунде, и она пересекает территорию властителя бхота, носящего титул раджи Мустанга. Этот раджа является или во всяком случае, когда я видел его в 1802 году, являлся вассалом гуркхов».

Начиная с этого времени мустангский король платил ежегодную дань непальскому властителю, не занимавшемуся делами далёкой горной страны. Следует, однако, более подробно остановиться на одном событии, которое было неверно истолковано многими современными учёными.

После скоропостижной кончины короля Ло Анджа Тхондупа его брат начал враждовать с вдовой. Та ожидала ребёнка, и брат покойного начал утверждать, что будущий наследник – незаконнорождённый. Спор был вынесен на суд гуркхского короля в Катманду. Королева лично прибыла туда в сопровождении делегации глав семи районов страны Ло, и решение было вынесено в её пользу. Родившегося сына провозгласили королём Мустанга.

Противная сторона, однако, на этом не успокоилась и продолжала распускать слухи, что ребёнок-де незаконный, а иногда даже утверждала, что подлинный его отец – непалец. Последняя версия выглядит вовсе несуразной, поскольку кастовая мораль не допустила бы подобного союза. Тем не менее злословная молва с той поры твердит, что короли Мустанга имеют кровную связь с гуркхскими монархами. И даже сегодня в пересудах нет-нет да и встретишь мнение: «У нынешнего короля не та же кость, что у Аме Пала…»

Итак, письменные свидетельства гласили, что вся династия мустангских королей принадлежала к тибетской ветви, а государство пользовалось особым статусом «вассальной независимости». Когда в 1855 году разразилась вторая тибетско-непальская война, Мустанг выступил на стороне Непала. Джамьян Ангду, король страны Ло, послал своего брата во главе войска на поддержку непальской армии. В качестве трофеев они взяли статуи и священные книги из тибетского монастыря Цанг, которые попали в сокровищницы монастырей Ло-Мантанга.

Король Джамьян Ангду удостоился похвалы махараджи Непала «за благородство и твёрдость»; пять лет спустя, в 1860 году, он умер, не оставив наследника. Народ умолил его брата, бывшего в это время ламой Царангского монастыря, жениться на вдове. От этого брака родился Джамбьян Тенцинг Трандул, «правивший мудро». Его сын Тенцинг Трандул был коронован в 1905 году до достижения совершеннолетия.

Это был тот самый Тенцинг Трандул, который так ласково обошёлся со мной в летнем дворце в Тренкаре. Таким образом, он был двадцать четвёртым по счёту (а не восьмидесятым, как он сам сказал) потомком Аме Пала. Новый наследник, Джигме Дордже, должен был вскоре занять место на престоле. Но тревога за его судьбу не давала мне покоя…

День спустя, когда мы шли вниз от Дзонгдзонга (в буквальном переводе – «Крепость крепостей») на север Мустанга, Таши заметил вдали приближавшееся облако пыли. Вскоре облако превратилось во всадника, мчавшегося во весь опор к нам. Сердце у меня упало. Неужели гонец с дурной вестью?..

Подъехав, всадник быстро заговорил. Я разобрал только, что он гонится за нами уже два дня. Что случилось? Оказалось, он привёз дрова в наш дом в Ло-Мантанге. Ничего не понимаю – какие дрова? Ну как же, прослышав, что мы любим тепло, он поехал на юг за дровами, а когда вернулся, узнал, что мы отправились дальше, и вот пустился следом. У него нарывают ноги.

Всё ясно. Мне вновь придётся надевать на себя тогу Эскулапа. Но честно сказать, вид язв на ногах этого несчастного человека, проделавшего путь сначала за дровами, а потом сюда, не мог оставить равнодушным. Я всегда пасовал при виде открытых ран и крови, ограничиваясь скромной ролью раздатчика пилюль. Усилием воображения я постарался вспомнить, как поступают в таких случаях хирурги. В кино они вплывают в операционную в масках, подняв руки в стерильных резиновых перчатках. Здесь это не годилось.

В ближайшей деревне я велел хозяйке вскипятить воду, затем протёр спиртом большие ножницы и вскрыл ими гноящиеся нарывы на ногах несчастного лоба. Никаких обезболивающих средств у меня в аптечке не было. Только природной выдержкой жителей этого сурового края я могу объяснить тот факт, что он ни разу не вскрикнул во время варварской операции.

В качестве врачебного гонорара у дома в Ло-Мантанге нас ждала громадная поленница дров.

Любовь и жизнь

Честно заработанное мною дерево весело потрескивало в очаге. А мы с Пембой вели разговор об обычаях страны Ло, о царящих здесь нравах и, конечно, о женщинах. Это излюбленная тема в любой мужской компании, но особенно охотно о ней рассуждают, сойдясь вместе, французы и тибетцы.

Я спросил у Пембы, как здесь ухаживают за девушками, что предшествует свадьбе? На улицах я обратил внимание, что девушки обычно ходят стайками или собираются в кружок и поют. А парни, отнюдь не проявляющие в остальном застенчивости, никогда к ним не подходят. Бывает, правда, что они отпустят в их сторону шутку типа: «Берегитесь, красавицы, я большой сердцеед!» Ответом, естественно, бывает взрыв хохота. Калай, в частности, проявлял в этом деле большие старания и хвастался своими донжуанскими похождениями. Но внешне контакты, похоже, сводились к минимуму.

Пемба рассказал, как молодой человек выбирает себе невесту. Вначале он встречается тайком со своей избранницей, как это делается во всём мире. Идеальный брачный возраст считается в Мустанге 22 года для парня и примерно 20 лет для девушки. Ритуал ухаживаний заканчивается тем, что ночью жених начинает стучать в окошко своей суженой и тихо просить: «Впусти меня!» Девушка бросается к двери и кричит что есть мочи: «Убирайся! Убирайся! Я тебе ни за что не открою!» Мустангский Ромео продолжает проситься. Девушка, не щадя горла, отказывает: «Убирайся прочь!»

Если она действительно не любит этого парня или по каким-то причинам не может выйти за него замуж, она в самом деле не открывает. Но если между ними любовь, а она хочет стать женой парня, то в конце концов впускает его в дом.

Весь смысл громкой кутерьмы в том, чтобы поставить в известность отца. Если тот противится браку – как правило, он прекрасно знает претендента, ибо Ло-Мантанг всё же маленький город, – отец спускается к двери и прогоняет незадачливого жениха. Но если он слышит дочерино «Убирайся!» и остаётся у себя, это следует понимать как родительское благословение. Суженый тайком – официально «тайком», потому что крики, бывает, поднимают всю улицу, – проникает к возлюбленной. Затем, говоря словами Пембы, парень идёт к своему отцу и говорит: «Я спал сегодня с дочерью такого-то, она мне по сердцу. Мы хотим пожениться».

Тем же вечером отец жениха отправляется в дом родителей невесты с бутылкой чанга и церемонно объявляет им, что его сын хочет жениться на их дочери.

Отец невесты по ритуалу отвечает: «У моей дочери много претендентов». Это говорится во всех случаях. И добавляет: «Но если она пожелает, я препятствовать не буду».

Вечером он спрашивает у дочери, согласна ли та выйти замуж. Дочери положено сделать вид, что ей очень-очень стыдно. Но если она закрывает лицо и ничего не говорит, это означает «да». Если же не любит жениха, то принимается плакать и говорит: «Нет».

В случае согласия отец девушки отправляется с ответным визитом в дом жениха. Он приносит плитку чая и бутылку чанга. Затем все родственники возвращаются к невесте. Отец жениха мажет ей лоб маслом в знак того, что она входит в его семью. Жених преподносит шёлковый шарф ката отцу невесты или её брату, если отца нет.

На четвёртый день подобного обмена комплиментами все вновь собираются в доме суженой за праздничным столом. Отец невесты произносит своего рода проповедь в адрес будущего зятя, призывая его заботиться о жене. Отец жениха в свою очередь обращается к снохе, наставляя её быть хорошей женой, заботиться о муже и никогда ему не изменять.

Начиная с этого дня молодой человек поселяется в доме невесты. Мне это показалось особенно удивительным потому, что официальная, свадьба устраивается лишь полгода, а то и год спустя! Точную дату по просьбе отца жениха назначает лама. Мне, к сожалению, не довелось присутствовать на свадьбе в Мустанге, а это, надо думать, красочное зрелище. Но Пемба, который не один десяток раз участвовал в подобных событиях, подробнейшим образом описал мне церемонию.

Я с удовлетворением констатировал, что в вопросах женской красоты вкус лоба во многом совпадает с нашим. Скажем, очень полные женщины не считаются красавицами в отличие от других стран Востока, где, по словам Марко Поло, «та женщина, которая ниже пояса толще других, считается самой восхитительной». Девушки, которые нравились Пембе, неизменно нравились и мне.

Говоря о браке, отметим такую деталь. Жених имеет право отказаться от невесты даже после того, как познал её – в библейском смысле слова. Непорочности девушки в тибетском мире в отличие от других краёв не придаётся особого значения. Вообще мораль в местном обществе достаточно свободная. Не забудем, что полиандрия и монашество мужчин оставляют многих женщин не замужем; им было бы глупо сохранять целомудрие. Полиандрия, по нашим меркам, весьма специфическая форма брака, однако этот союз, как правило, прочен. Он вызван исключительно экономической необходимостью – сохранить в неприкосновенности земельный надел. Младшие сыновья могут избрать божью или королевскую службу. Но если они хотят оставаться дома, то женятся на жене старшего брата.

Подобные браки никогда не заключаются без согласия сторон. Когда наследник намеревается жениться, он консультируется перед этим с младшими братьями и с невестой.

Кто подлинный отец детей в таком супружестве? Об этом трудно бывает сказать с уверенностью. Но дети зовут «папой» только старшего, остальных – «дядей». На местном диалекте это звучит как «ау», в буквальном переводе «дядя-папа».

Полиандрия наделяет женщину ещё большим престижем. Один из плюсов подобной системы в том, что она позволяет избежать перенаселённости: ведь из-за того, что у женщины не один муж, а несколько, она не рожает больше детей.

При полиандрии практически не бывает вдов. Хлеб насущный, естественно, легче заработать, когда в семье не один муж, а два или три, поэтому достаток в таких семьях выше. Должен добавить, что дети не находят ничего предосудительного в подобного рода взаимоотношениях родителей, а такие чувства, как братская любовь, очень развиты в стране Ло.

Широта нравов не влечёт за собой никакой разнузданности. Более того, внешне поведение супругов очень сдержанно. Редко можно увидеть, чтобы муж целовал жену на людях. Вообще любовь и ненависть не выражают публично.

Зато дети окружены поразительной любовью. Я не видел ни в одной стране, чтобы к детям относились с таким вниманием и лаской вне зависимости, свои ли это дети или чужие. На взгляд европейца, малыши могут показаться неухоженными, «замурзанными». Но в действительности детская смертность в Мустанге невысока. Это объясняется «здоровым отбором» и климатом, не способствующим распространению микробов. Я не видел, чтобы дети чихали или кашляли, бегая босиком по холодной земле. Никто не кричит на них: «Иди сюда, отойди оттуда, испачкаешься!» Им предоставлена полная свобода.

Лоба обожают детей, родители берут их с собой и в поле, и в путешествие. А уж на любом празднике или церемонии детей всегда полным-полно. Их можно видеть и на общественных собраниях рядом с высокими могучими отцами.

Когда молодая мать ждёт первого ребёнка, все встречные на улице поздравляют её. Только в последние недели беременности считают, что ей не следует показываться чужим: могут сглазить. Роды происходят дома, и помогает жене только муж. Лишь в особо сложных случаях зовут «доктора». Рожает женщина, присев на корточки. Едва разрешившись от бремени, она начинает заниматься новорождённым.

На третий день после появления младенца в дом зовут ламу и без особой церемонии дают ребёнку имя; вернее, ему дают одно из множества имён, которые он получит впоследствии, – я вернусь к этому позже. Лама срезает у новорождённого несколько волосиков с головы. Точный смысл этого ритуала мне выяснить не удалось, но он существует у многих народов.

Есть, правда, случаи, когда ребёнку оказывают особые знаки внимания, – если оракул предсказывает, что из него вырастет великий лама. Согласно верованиям тантристского буддизма, святые, достигшие абсолюта, отказываются от нирваны, дабы помочь людям на земле обрести путь к высшему совершенству. Когда умирает знаменитый лама или святой, то его воплощения ищут в ком-нибудь из новорождённых. Именно так «находят» далай-ламу и настоятелей большинства монастырей. И какая мать не мечтает, чтобы в её сыне обнаружили знаки будущего мудреца, чья жизнь будет посвящена спасению человечества! В Ло-Мантанге я быстро подружился со всеми ребятишками, хотя чаще вынужден был общаться с монахами, чиновниками и знатными людьми города.

Несколько раз мы беседовали с представительным господином по имени Кама Рабгье. Он хорошо знал непальский и служил королю переводчиком во время его поездок в Катманду. Кама Рабгье подтвердил, что Ангун Тенцинг до сих пор платит ежегодную дань Непалу, хотя сейчас это лишь символический знак древней вассальной зависимости. При всех случаях эту дань следует понимать в средневековом, а не в современном смысле.

Как отмечает Брайн Ходжсон и другие специалисты по истории Непала, статус Мустанга не имеет аналогов: это независимое княжество внутри государства. Глава Мустанга собирает на своей территории налоги и использует их по своему разумению. Отрезанное от мира королевство населено гордыми людьми, в которых не чувствуется никакого «вассального» духа. Их ум критичен и даже насмешлив. Это веротерпимые люди, наделённые широтой взглядов, – достаточно проследить за их отношением к чужой религии, к иностранцам, а также к собственным обычаям и властям.

Каждая семья имеет в стране Ло свой дом. И хотя он не соответствует тем представлениям об удобствах, которые распространены ныне на Западе, зато по количеству квадратных метров на душу он намного превосходит наши бетонные многоэтажки. Дома эти крепко скроены – под стать их владельцам, чей здоровый и цветущий вид никак не подходит для обитателей так называемой слаборазвитой страны.

В Ло-Мантанге я часто выходил вечерами гулять по узким улочкам столицы. Встречая знакомых, останавливался поболтать возле дома. Последние лучи гасли на затейливых наличниках королевского дворца. На площади перед ним собирались женщины посудачить, продолжая расчёсывать шерсть. Мужчины, сидя возле дома, тоже не оставались без дела – они накручивали мотки ячьей шерсти на особые палочки, чтобы потом катать из неё валенки. Дети носились взапуски от дома к дому, радостно крича, и это, по-моему, единственный шум, которому радуются во всём мире. Некоторые затеивали игру в «иголочки» перед городскими воротами.

На этой игре, пожалуй, стоит остановиться чуть подробнее. Почти у всех мужчин в Ло-Мантанге можно увидеть на поясе кожаный футляр, в котором носят большие иголки – ими зашивают ячью сбрую, лошадиную упряжь, бурдюки; иголками поменьше штопают шерстяные мешки и одежду. Так вот, у детишек есть такие же футлярчики, и они играют их содержимым точно так же, как в моё время в школах играли в «пёрышки», а сейчас играют в шарики. Надо бросить иголку так, чтобы она попала точно в ямку.

Перед самым наступлением темноты звон колокольцев возвещал о возвращении стада. Мужчины вставали и шли гурьбой к городским воротам, где неизбежно поднималась сутолока.

Между тем новости из дворца приходили малоутешительные: в состоянии Джигме Дордже не наблюдалось улучшения… Пемба посоветовал вновь на время оставить Ло-Мантанг.

Багаж сложили на подворье моего друга Тсевана Ринцинга, обещав ему за услуги металлическое ведро, привезённое мной из Катманду.

Пемба сверил по древнему тибетскому альманаху, верный ли мы выбрали день для этого путешествия. Оказалось, первый день месяца благоприятствует работе, второй хорош для получения золота и серебра – только надо, если хочешь, чтобы оно подольше сохранялось в доме, покрошить немного глины в очаг. Третий день прекрасно подходит для поездок. Увы, наша дата не совпала с небесным предначертанием: по указаниям автора альманаха, в этот день лучше всего мыть голову. Ничего не поделаешь…

Дорогой я ознакомился с прочими рекомендациями. Из книжки можно было почерпнуть, в какой день лучше всего жениться, переезжать в новый дом, рисовать святую картину. Был день, когда предписывалось: «Ступай во дворец и станешь знатным!»; на двадцать второй день советовалось: «Читай и станешь учёным!» Рекомендация на тридцатый день была удивительной: можно начинать строить крепость. Ну а поскольку это не входило в мои планы, мы покинули Ло-Мантанг без труб и барабанов. Река Кали-Гандак, прорезав глубочайший на свете каньон, заставила свои притоки тоже как следует попилить камни. Мы пересекли ущелье, стены которого отвесно уходили на тысячу метров вверх.

В тёмном каньоне Пемба собрал для своей коллекции снадобий разноцветные камешки, содержащие чистую железную руду и медь: в тибетской медицине используется каменная пыль. В устье ущелья стояло селение под названием Самдзонг, но нам сказали, что исконное его наименование Самом, что означает «Хранитель земли» (оно стоит на самой границе). Жители приняли нас поначалу за сборщиков налогов.

На обратном пути мы вышли к развалинам древнего монастыря Гумпа-Тубтилунг, разрезанного пополам горным потоком. Я с удовлетворением перечёл в исторической хронике, купленной мной у монаха в Гарпху:

«У короля Ахана Гелцинга было пятеро сыновей. Двое младших женились на одной женщине по имени Цусанг и жили вместе в монастыре Тубтилунг. В это время озеро Три-Лунг вышло из берегов и разрушило монастырь».

Теперь перед нами было конкретное подтверждение слов летописца: селевой поток из ледникового озера разрезал монастырь на две части.

Сведения, изложенные в «Молле», придали хождению по Мустангу особый характер. Книга стала для нас путеводителем по историческим местам. Остатки каменной кладки говорили теперь о многом, оживали легенды и рассказы, слышанные мной в Ло-Мантанге и других селениях. Я словно, как в детстве, рылся на чердаке в старой рухляди, ожидая вот-вот натолкнуться на сокровища. Хотя, быть может, куда захватывающе было знакомство с удивительной атмосферой будничной жизни лоба.

Её трудно описать словами и тем более найти адекватные термины. Есть края, которые оставляют впечатление летаргического сна, другие – одиночества, усталости или отчаяния. В Мустанге жизнь была преисполнена бьющей через край энергии, готовности к действию. Все эти качества наилучшим образом воплощались в Пембе.

Каждое утро он начинал с рассказа о том, что он ожидает от этого дня. Ему были неведомы такие понятия, как «рутина» или «скука». Всё было внове и всё потрясающе интересно: и встреча с другом, и предстоящий праздник, и новости, которые он расскажет, и вести, которые услышит. Его жизнь была лишена статики, смирения, успокоенности – всего того, что так часто встречаешь в странах Азии и Западной Европы. Лоба привыкли к дальним горизонтам, к бесконечным передвижениям, к разнообразию жизни. У них всегда есть цель, пусть маленькая, но которую всё равно надо достичь. То, что мы на Западе зовём «борьбой за существование», в Мустанге представляется серией инициатив, приключением, подчас авантюрой. Таково было это «затерянное королевство». Время остановилось здесь? Какая чепуха! Я говорил уже, что для лоба слова «счастье» и «красота» – синонимы и они пытаются совместить оба понятия. В Мустанге нет дома, который бы не играл своей роли в этом приближении к счастью через красоту; здесь даже простой цветочный горшок на подоконнике – трогательный знак заботы в безводной каменистой пустыне.

Вторая характерная черта мустангской жизни – это гигантское уважение к учёности, знаниям, уму. Для мужчины нет более достойной цели, нежели стремление к знаниям; детей непременно поощряют интересоваться историей, мифологией, любят, когда они задают «умные» вопросы. На Западе «хороший работник» ценится гораздо выше, чем «блестящий ум». Людей у нас приучают скорее к труду, а не к размышлению, и, за редким исключением, система нашего образования направлена на привитие «практических» навыков. В Мустанге человек, одарённый высоким интеллектом, в общем не работает. Монахами восхищаются именно потому, что они могут обходиться головой, в то время как у нас, на Западе, на интеллектуалов смотрят как на феноменов и в конечном счёте не одобряют их.

Мне не приходилось нигде, кроме страны Ло, слышать, чтобы матери говорили о своих сыновьях: «Этот умён, а этот глуп, ни к чему не пригоден». Оценивая человека, прежде всего определяют его интеллектуальные качества. Например, «очень умный человек». У нас же скорее скажут: «Очень богат», или «Очень силён», или «Хороший работник»…

Лоба – строгие критики и явные индивидуалисты. Нелегко бывает найти двоих людей, высказывающих одинаковое суждение по одному и тому же предмету. Этим объясняется существование бесчисленных сект, по сути отличающихся друг от друга ничтожными расхождениями в толковании вероучения.