Текст книги "Дочь Клеопатры "
Автор книги: Мишель Моран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Цезарь опустил тростниковое перо, и вокруг наступило молчание.
– Вон, – проронил он.
Мальчик стремительно бросился прочь.
Октавиан повернулся к полководцу.
– У этого человека есть доступ на Палатин; он может преспокойно появиться возле храма Аполлона, не вызывая ни у кого подозрений. – Цезарь медленно поднялся. – Что будем делать, Агриппа?
Тот пробежал глазами протянутый свиток.
– Мятежник желает освободить всех римских рабов.
– Это давно известно! – рявкнул Октавиан.
– Похоже, писал сенатор, – заметил Агриппа и прочитал вслух отрывок: – «Если уж вас так заботит сохранность римской культуры, не наживайтесь больше на рабском труде, начните работать сами. Но может быть, вы предпочтете вторжение тысячи галлов? Может быть, лучше смиритесь с тем, что рабовладельцы торгуют на каждом углу прелестными гречанками? В таком случае знайте, что в скором времени в этом городе не останется подлинных римлян. Заставьте людей говорить на латыни, переоденьте в туники, обуйте в сандалии – все равно голос крови возьмет свое». Этот человек слышал вашу речь, значит, он был в Сенате.
Юба нахмурился.
– Сенаторы предпочитают говорить. Это может быть кто угодно.
– Почему мы бездействуем? – возмутилась Ливия.
– А что поделать? – Нумидиец поднял брови. – Выставить охрану возле каждого храма?
– Да, если потребуется! – выкрикнула она. – Это ваша работа…
– Хватит! – Голос Октавиана заставил жену присмиреть. – Я уже довольно наслушался.
На пороге возник солдат, и у Цезаря побагровела шея.
– Что еще?
Военный замешкался, но потом пересек триклиний.
– Есть… есть одна новость. На Бычьем форуме найден склад оружия. Похоже, принадлежавшего беглым рабам.
Полководец быстро вскочил на ноги.
– Что за оружие?
– Метательные копья, мечи, кинжалы, луки со стрелами. Кроме того, пехотные шлемы, латы, щиты. Почти все новое.
Цезарь переглянулся с Агриппой и Юбой.
– Против меня готовят восстание. – Он чуть было не опрокинул кубок с водой на стол. – Отныне я запрещаю римским рабам покупать оружие!
– Но как же торговцы узнают…
– Проверка гражданства! – рявкнул Октавиан.
Военный поспешил кивнуть.
– Позвольте один вопрос, Цезарь. Откуда берутся подобные деньги? Многие вещи только что из кузницы. Если бы отыскать источник…
– Недавно разграбили караван, направлявшийся из Иудеи к храму Сатурна, – вставил Агриппа. – Видимо, золото из каравана взяли себе мятежники.
Октавиан закрыл лоб ладонью и начал тереть виски большим и указательным пальцами. Триклиний погрузился в молчание. Даже Ливия прикусила язык.
– Свободен.
Солдат не заставил повторять приказание дважды и проворно исчез, так же как до него юный раб. Октавиан повернулся к Юбе.
– Идем лучше на твою виллу. Хочу посмотреть на новые статуи. Пир окончен, – объявил он, и все поднялись, оставляя наполовину полные блюда.
Мы вышли на улицу и направились вдоль по склону к затерявшемуся среди древних дубов особняку, ставни которого были выкрашены в зеленый цвет, а двойные двери обиты бронзой.
– Похоже, Юба ужасно богат, – прошептала я.
– И все это он заработал сам, – поддакнула Юлия.
– Неужели за счет своих сочинений?
– Да, и за счет разных древностей, – прибавил Марцелл. – Мама платит ему за то, чтобы он отыскивал ей настоящие греческие изваяния. Наверняка находятся и другие заказчики.
Юба раскрыл перед нами дверь. Полы внутри были покрыты крошечными обломками плиток и амфор, замысловато склеенными при помощи глины. Некоторые комнаты отделялись перегородками, сплетенными из ивовых прутьев. По пути я заметила, что все ложа вырезаны в виде самых разных волшебных животных – грифонов и левиафанов, горгон и сирен. Несомненно, это был дом человека, успевшего посмотреть целый мир.
– Ника, из Греции? – поинтересовался Тиберий, проходя мимо атрия.
Хозяин улыбнулся.
– Творение самого Фидия[23].
Октавиан помедлил у нескольких ниш, любуясь находками Юбы. Каждый раз он ласково гладил беломраморную ладонь, или руку, или изгиб плеча.
Когда мы вошли в библиотеку, рабы поспешили зажечь масляные светильники, установленные на высоких канделябрах, и добрую сотню статуй окутало теплое золотое свечение.
– Великолепно… – пролепетала Октавия.
– Где он их раздобыл? – спросил мой брат у Марцелла.
– Я разъезжаю по Риму, – ответил Юба, – посещаю торговцев, а не найдя ничего подходящего – отправляюсь в Грецию.
Изваяния были пронумерованы – основание каждого украшала бронзовая табличка, сообщавшая дату и место находки. Цезарь увел сестру и жену в другой конец комнаты, чтобы показать им свои любимые экземпляры.
– Смотрите! – воскликнула Юлия, указывая на изображение Афродиты.
– Вы с ней похожи, – заметил Марцелл.
И не соврал. Скульптор выбрал в натурщицы девушку с очень густыми черными волосами, да еще и с очами цвета нежных сумерек. Многие статуи были покрашены, и лишь некоторые, облупившиеся за долгие годы пренебрежительного к ним отношения, сияли безупречной мраморной белизной.
– Давай поищем твоего двойника, – обрадовалась Юлия и, подхватив Марцелла под руку, осмотрела с ним шесть или семь изваяний, прежде чем заявить, что ее суженый просто вылитый Аполлон. – Надо бы чаще сюда заходить. Греческие статуи мне по душе.
– Еще бы, – скривился Тиберий. – Сколько пищи для тщеславия!
– Что ж, тогда найдем и твою копию. Как насчет…
Она ткнула пальцем в уродливую горгону.
– Ты слишком добра, – засмеялся Марцелл.
Я тоже тихонько прыснула, и приемыш Цезаря наградил меня испепеляющим взглядом.
– Ты опускаешься в этой компании.
А на другом конце библиотеки Октавиан замер перед статуей бога Юпитера. На мраморном плече красовался гордый орел, его небесный символ. Цезарь задумался и погладил пальцем хищный клюв.
– Мы найдем его, – твердо пообещал нумидиец.
– Непременно. – Октавиан заглянул в черные птичьи глаза. – И распнем.
Вернувшись на виллу Октавии, мы с Александром прижались к стенке, чтобы подслушать, как хозяйка дома допрашивает Марцелла.
– Я желаю знать, где ты был сегодня, пока все остальные предавались послеобеденному сну.
– Гулял, – заверил он. И прибавил: – Вниз по холму и возле святилища Аполлона.
– Там, где нашли записку от Красного Орла?
– Мама, я просто прогуливался! – взмолился сын.
– Без охраны? Никому не сказав? – не отступала она. – Храмовый жрец рассказывал, что воззвание прибивал человек с волосами светлыми, точно солома. Много ли здесь найдется мужчин, подходящих под описание?
– Да хотя бы твой брат! – выпалил юноша. – И почти любой из рабов!
– И все они могут расхаживать возле храма при вилле Цезаря?
– Может, кто-то быстро прокрался, чтобы оставить послание. Или это сами рабочие, – возразил Марцелл. – Ты же не вообразила…
– Почему нет? Ты часто проводишь время с Галлией. Она красива. Ты мог ее пожалеть.
– Жалею, конечно. Однако предать родного дядю?
За стеной замолчали. Я собиралась что-то сказать, но Александр беззвучно прижал палец к губам. Мы еле расслышали мягкий ответ Октавии.
– Ты такой мечтатель. Горячая голова. Надеюсь, что не настолько горячая.
– Мама, клянусь, я не Красный Орел. Смотри, как написано…
– Галлия обучалась грамоте. Может быть, ты вообще повторяешь ее слова.
– Рискуя всем? Ты знаешь, что сделает Октавиан…
– Да, я прекрасно знаю, как он поступит, если узнает, что это ты. Пощады не жди.
– И не нужно. Я здесь ни при чем. Гулял – и только.
– Больше один не выйдешь, – глухо пригрозила она.
Дверь заскрипела, и мы отпрянули от стены.
Я посмотрела на брата.
– Думаешь, это и вправду Марцелл?
– Ты слышала. Для чего ему рисковать положением наследника? Если парню захочется поменять законы, он может спокойно дождаться, пока придет к власти.
Сев на кушетку, я подтянула к себе колени.
– Значит, Галлия?
– Вероятно. У нее немало причин для борьбы. Да и Октавия стала что-то подозревать…
На следующее утро я внимательнее присмотрелась к рабыне, пока та аккуратно раскладывала чистую тунику на моем ложе. Неужели вот эти самые руки подписывали мятежные воззвания? Александр, казалось, нарочно возился с тогой и сандалиями, мучаясь той же загадкой.
– Да что такое? – с досадой бросила Галлия. – Может, мне вас еще и одеть? Хозяйка, архитектор ждет!
– Просто Селена и Александр. Никаких «хозяев».
Я натянула диадему на лоб. Галлия нежно поправила мои локоны под жемчужной лентой и тихо сказала:
– Спасибо.
– Мы обе – царевны.
– Уже нет, – отвечала она и крепко сжала губы.
Я собралась возразить, но на пороге возникла Октавия, недовольно упершая руки в бока.
– Иду-иду.
Я поспешила достать свой альбом и проследовала за ней в атрий.
– Неужели Витрувий согласится быть моим наставником?
– Не знаю, – честно сказала она. – У него не бывает свободного времени, да и учеников до сих пор не водилось. Но ведь попытка не пытка.
Октавия провела меня в библиотеку, где до самого потолка протянулись кедровые полки с бережно помеченными свитками. Архитектор уже сидел за столом и, сложив руки на груди, разглядывал мой рисунок, подаренный братом Октавиану. При нашем появлении подбородок мужчины вздернулся, а взгляд сразу впился в альбом.
– Здравствуй, Селена. Говорят, тебе нравится рисовать, – изумленно промолвил Витрувий, изучая меня пронзительными темными глазами.
– Да, у нее получается, – вставила Октавия. – Весьма одаренная девушка. Даже мой брат так считает.
Я посмотрела на худощавое лицо с квадратным подбородком, силясь понять, какие мысли роятся в эту минуту в его голове. Наконец архитектор сказал:
– Надо бы взглянуть на рисунки.
Я протянула альбом. Витрувий критически прищурился и молча перелистал его, дольше всего задержавшись на странице с изображением мавзолея. Медленно поднес эскиз к оконному свету, затем положил на стол и поинтересовался:
– Это в Александрии?
– Да. Возле храма Исиды и Сераписа.
Архитектор в задумчивости кивнул.
– Что ж, рисовать она может. Но это не редкость. Что именно вы хотите, чтобы я сделал?
– Возьми ее в ученицы, – сказала Октавия.
– По какому предмету?
– Архитектура.
– Девушку? – Мне показалось, он сейчас рассмеется. Однако Витрувий взглянул на мое лицо и спросил уже совершенно серьезно: – Зачем это ей?
– Затем же, зачем моей маме понадобилось знать восемь языков, – ответила я, осмелев. – Лучшие дипломаты мира были в ее распоряжении, однако она отказывалась поручать другим то, что сама могла сделать лучше.
Витрувий поднял брови.
– А что ты надеешься сделать лучше других?
– Строить.
Он откинулся в кресле.
– Где именно?
Я посмотрела на сестру Цезаря, и та ободряюще кивнула.
– В Фивах. Это была мечта моей мамы. Город разрушен при Птолемее Девятом, и если однажды мой брат вернется в Египет, я бы поехала с ним и отстроила Фивы заново. Меня посвятили в архитектурные замыслы, – поспешно прибавила я.
Витрувий переглянулся с Октавией.
– Тебе известно, что Цезарь этого не допустит.
– Он может и передумать.
Архитектор лишь покачал головой.
– Ее выдадут замуж. Хорошо, если к этому не приложит руку Ливия.
– А что, она может?..
– Супруга моего брата – конечно, – оборвала меня хозяйка виллы. – Поэтому я и прошу за нее, Витрувий. Покажем Октавиану, что девочка способна на большее, нежели быть женой старика сенатора. Ты мог бы принять ее в подмастерья.
Он рассмеялся.
– Погоди! – возмутилась Октавия. – Впервые увидев ее рисунок, ты был потрясен.
– Это правда. У девушки явный дар. Но что она смыслит в нашем деле?
– Так научите меня, – вмешалась я. – Кое-что смыслю: например, мне уже известны все виды зодческих орудий и все архитектурные стили от Греции до Египта.
– Строительная площадка – неподходящее место для царевен.
– Берите меня с собой по утрам на ваши осмотры.
– Тем более что твой собственный сын и не собирается быть архитектором, – вставила сестра Цезаря.
Щеки Витрувия залились краской.
– Да уж, – горько промолвил он. – Парень желает стать бабником и поэтом!
– Тогда поделитесь знаниями со мной.
Мужчина склонился вперед, и моя защитница снова пошла в наступление:
– Брат пожелал возвести себе мавзолей, как у Клеопатры. Селена много раз рисовала гробницу; позволь ей помочь хотя бы с этим.
Архитектор молча смотрел на меня, потом наконец произнес:
– Завтра на рассвете. Встречаемся здесь, у библиотеки.
Я даже хлопнула в ладоши от радости.
– Начнем с мавзолея Цезаря. Если сумеешь мне угодить – может, и научу тебя строить.
– Спасибо!
Октавия улыбнулась.
– Идем, а то опоздаешь в школу.
Марцелл с Александром ждали меня в портике. Разумеется, я немедленно рассказала им о случившемся. Когда по дороге к нам присоединились Юлия и Тиберий, племянник Цезаря гордо заявил:
– Слышали? Сам Витрувий хочет учить Селену архитектуре.
– Не то чтобы хочет, – быстро поправила я его. – Это все благодаря Октавии, она настояла…
– Зачем ей стараться ради тебя? – изумилась Юлия.
– Наверное, решила дать мне какое-нибудь занятие, – смутилась я.
– Неправда, – вмешался Марцелл. – Октавия тебя любит. – При этих словах я заметила, как напряглась Юлия. – Вы с ее дочками – сводные сестры, в конце концов.
Откровенно говоря, было трудно представить, что десятилетняя Антония и семилетняя Тония приходятся мне родней.
– Все-таки мы с ними такие разные, да? – произнес Александр, пока мы вслед за Галлией пробирались через толпу к Форуму.
Шел завершающий день триумфа.
– Верно, они какие-то тихие, – задумчиво проговорил Марцелл.
– И щедрые, – подхватил Тиберий.
– Я тоже щедрый, – возразил племянник Цезаря. – Каждый день раздаю деньги в цирке.
– Да уж, и многие готовы тебя за это благодарить, – рассмеялся мой брат. – Сегодня пойдем?
– Само собой.
– Твоя мама велела Галлии отсчитать мне горсть монет.
Александр похлопал кожаный кошелек на боку.
– Даже не рассказал! – удивилась я.
Он поморгал от смущения.
– Ты же была с Витрувием.
– И что, тебя правда будут учить архитектуре? – недоверчиво переспросила Юлия.
– Твоему отцу нужен мавзолей. Октавия думает, я могла бы помочь.
Моя собеседница долго молчала, и я даже заподозрила ее в ревности. Потом она произнесла:
– Говорят, что Александрия очень красива.
– Это самый чудесный город на свете.
– Лучше Рима?
Помедлив, я осторожно проговорила:
– Ее строили триста лет. Сплошь из мрамора, прямо у моря.
– А твоя мать? Она и вправду была красавицей?
Я часто-часто заморгала, чтобы не разреветься у входа в школу.
– Да, только не в обычном смысле. Все дело в ее уме.
Юлия наморщила лоб, не понимая, при чем здесь ум.
– И еще в голосе, – прибавила я. – Этим она привлекала мужчин со всей земли.
– Точно сирена, – шепнула девушка. – Просто я видела ее статую в храме и хотела узнать…
Мы с братом резко остановились.
– Какую статую? – спросил Александр.
– Изваяние Клеопатры на форуме Цезаря.
– Разве оно еще там?
Юлия изумленно посмотрела на него.
– Разумеется. Где же еще?
– Почему твой отец от него не избавился? – осведомилась я.
– Избавляться от царской статуи? – ужаснулась она. – С какой радости? Клеопатру любил сам Юлий.
Мы с братом переглянулись.
– Выходит, весь его гнев на нее был частью игры, – прошептала я по-парфянски. – Поводом, чтобы всколыхнуть Рим.
Александр повернулся к Юлии.
– А можно ее увидеть?
– Почему бы и нет? Сегодня, после занятий на Марсовом поле.
Этим утром мы проходили «Одиссею» Гомера, читали о странствиях греческого героя по винно-темному морю под покровительством сероокой Афины. Потом Галлия отвела нас на Марсово поле, ловко пробираясь сквозь возбужденные толпы зрителей, собравшихся на последний триумфальный парад. В беломраморном портике перед конюшнями Октавиан в окружении Агриппы и Юбы показывал своей сестре планы будущих сооружений. Я села на стул рядом с Антонией и достала альбом с рисунками. Ливия заметила это, но промолчала. Между тем Цезарь продолжал рассказывать:
– Вот чертежи неапольских акведуков, а это форум.
Октавия улыбнулась:
– Может, Витрувий принес тебе планы и для моего здания?
Брат развернул очередной свиток и довольно провозгласил:
– Вот оно. Восстановление портика Метеллы, отныне известного как портик Октавии, с тремя сотнями новых колонн и двумя святилищами внутри.
– Я бы хотела еще разместить народную библиотеку.
Цезарь сделал пометку.
– Хорошо. Даже замечательно, – похвалил он. – Библиотеки плебеям по вкусу. Что еще?
– Может быть, школа.
У Ливии вспыхнули щеки; она отложила прялку и вставила:
– Наверное, я тоже могла бы построить какой-нибудь портик. Что скажешь?
– Это весьма щедрый жест, – заметил Агриппа, но ее волновало только мнение Октавиана.
– Ну что, мне начать свою стройку? – не отступала Ливия.
Муж выглянул из-под широкополой шляпы.
– Рим будет вечно благодарен тебе. Однако найдется ли время?..
– Непременно, – торопливо сказала она. – Для блага Рима – всегда найдется.
Октавиан посмотрел на нее с обожанием.
– Как мне везет на женщин, – вполголоса произнес он, и Юлия, переглянувшись со мной, закатила глаза. – Я сделаю необходимые заметки, и пусть Витрувий в следующем месяце нанимает людей.
С этими словами Цезарь поднялся, и все, кому предстояли скачки верхом, отправились на конюшни.
Дождавшись ухода мужчин, Ливия повернулась к Октавии.
– Два портика, – гордо произнесла она.
– Удивительная щедрость.
Супруга Цезаря изогнула брови:
– Надо же куда-нибудь вкладывать золото. В Галлии, например, твой брат подарил мне медные копи. В Иудее – множество пальмовых рощ. А что меня ждет в Египте, знаешь?
– Святилище?
Ливия сощурила глаза.
– Это еще зачем? Разве храмы приносят доход?
– Ах да, – улыбнулась Октавия. – Все упирается в деньги.
Ее собеседница расхохоталась.
– Я слышала о вашей благотворительности беднякам Субуры. По-твоему, это не та же выгода – видеть заискивающие улыбки, наслаждаться почетом? А эти женщины, которые пресмыкаются и целуют ваши ноги…
– Маме никто никогда не целовал ноги! – к всеобщему изумлению, выпалила Антония.
Даже вечно смешливая Випсания закрыла себе ладонью рот.
– Плата – она и есть плата, – ледяным тоном отозвалась Ливия. – Просто я более практична, вот и вся разница.
– Ты очень злая женщина, – произнесла Октавия.
– Злая, зато с папирусовыми болотами. Десятками, дюжинами болот. – Она усмехнулась. – На востоке нет ничего прибыльнее производства папируса. Октавиан подарит мне лучшие участки, какие выберу. Возможно, Селена подскажет?..
– Ну хватит! – Сестра Цезаря порывисто встала, и мне показалось, что она даст невестке пощечину. – Галлия, сегодня можешь забрать девочек пораньше. Прогуляетесь по торговым лавкам.
Юлия вскочила с места, не веря внезапному счастью.
– Да-да, можешь забрать Селену, – проговорила Ливия. – Но дочь Цезаря никуда с вами не пойдет.
– Это моя племянница, – возразила Октавия. – Ты ей не родня, и если я отпустила девушку за покупками, пусть покупает. Попробуй хоть словом ее упрекнуть или наказать за то, что она меня послушалась, и брат обо всем узнает.
Невестка сверкнула глазами, но промолчала. Юлия поспешила взять меня за руку, и Галлия немедленно повела нас прочь. Оказавшись на достаточном расстоянии от чужих ушей, я прошептала:
– И как ты с ней только живешь?
– Ливию больше интересует Терентилла, меня она не замечает.
– Спасибо, – сказала я Галлии.
– Так захотела хозяйка, – скромно отозвалась она. – Я только провожатая.
– Может, сначала зайдем в храм Венеры? – предложила Юлия. – Селена взглянула бы на изваяние своей матери.
– Да, но статую сделали пятнадцать лет назад, – предостерегла рабыня.
– Ничего, узнаю, – пообещала я.
Однако когда оказалась в святилище, невольно пришла в замешательство. Галлия улыбнулась.
– Ну как, найдешь?
В прохладных мраморных залах жрицы стояли на страже храмовых сокровищ. Юлия Цезаря я увидела без труда: слишком уж походил на него наш Цезарион. Рядом стояла Венера, полуприкрывшись тонкой льняной тканью. При виде коллекции сверкающих самоцветов у Юлии загорелись глаза, однако я поспешила мимо. Миновала и восхитительную британскую кирасу, сплошь усыпанную жемчужинами. Я шла от статуи к статуе – и наконец различила ее, но только по александрийской диадеме на волосах.
– Вот эта? – ахнула я.
– Клеопатра Египетская, – подтвердила Галлия.
Юлия догнала нас и жадно спросила:
– Похоже?
Посмотрев на тяжелые груди, римский нос и заостренный подбородок, я грустно покачала головой.
– Нет, не похоже.
Юлия разочарованно заморгала.
– Мама была гораздо стройнее, – пояснила я. – И ее ладони казались даже меньше моих.
– Правда? А лицо?
Я пригляделась. Скульптор правильно передал форму губ и насыщенно-янтарный оттенок глаз; все остальное было далеко от правды.
– Она выглядела проще, – призналась я. – И нос был… другой.
Юлия посмотрела на застывшую рядом вторую статую Цезаря и вздохнула.
– Значит, ее любили не только за красоту.
Я кивнула.
– Она знала множество языков: египетский, эфиопский, еврейский, арамейский, медийский, парфянский…
– Латинский, – подхватила моя собеседница.
– Разумеется. И конечно, умела жить.
– Скажи, а история про выпитую жемчужину – это правда?
Мама частенько рассказывала нам с Александром об их второй встрече с отцом. Желая впечатлить Марка Антония своим богатством, она обещала устроить самый дорогой пир в его жизни, а подала на стол один-единственный кубок. И на его глазах растворила в вине крупнейшую из своих жемчужин. Я грустно улыбнулась, вспомнив: иногда мама отпускала довольно злокозненные шутки.
– Да. Это чистая правда.
– Хотела бы я, чтобы о моей матери слагали легенды.
– Она жива?
Юлия напряглась.
– Где-то там! – отрезала она, но не стала вдаваться в подробности. – Еще говорят, Клеопатра учила тебя красить лицо. А мне покажешь?
– Госпожа Ливия этого не одобрит, – вмешалась Галлия.
– А мы тайком, – взмолилась дочка Цезаря. – Пожалуйста, нам же совершенно некогда развлекаться.
Провожатая помедлила – и сдалась.
– Вперед! – скомандовала Юлия. – Идем на улицу этрусков.
– Там продаются египетские товары?
– Там продается все!
Галлия послушно тронулась в нужном направлении. Интересно, что подумали солдаты-охранники, когда их оставили за дверями лавки, торгующей афродизиаками из Египта и крашеными бусинами?
– Это нужно для волос, – принялась объяснять я. – Но только по очень торжественным поводам.
Юлия запустила руки в коробку с фаянсовыми бусинами и с наслаждением просеяла их между пальцами.
– Сколько таких понадобится?
– Для тебя? – воскликнула я. – Ты ведь не собираешься…
– Почему нет? – усмехнулась она. – Завтра все идут в театр. Перед выходом меня и нарядишь.
– Ливия будет против, да и Октавия не обрадуется.
– А нам-то что за дело? – отмахнулась Юлия. – Пока кто-нибудь заглянет, мы все уже снимем.
Я замешкалась, и она радостно обратилась к лавочнику:
– Нам всю коробку.
– В-всю? – пролепетал старик.
– Да. И побыстрее. Счет пришлете отцу.
Лавочник даже не переспросил, кто ее отец.
– Куда теперь? – выпалила Юлия, передавая покупку Галлии. – Я хочу стать похожей на царевну.
– Ты и есть царевна.
– Настоящую! – В глазах девушки блеснула зависть. – Хочу иметь краску, шелковые туники и прочие безделушки, которые были бы у всех женщин, когда бы не Ливия. Знаешь, она просто ревнует, – щебетала Юлия, разыскивая вместе с нами лавку с египетской косметикой. – Хочет, чтобы все были такими же страшными и невзрачными.
Галлия промолчала, однако в глубине души мне показалось, что она согласна.
– Может, в эту лавку? – спросила рабыня.
– Там есть краски?
– Любых цветов.
Оказавшись внутри, Юлия принялась интересоваться каждой мелочью. Я вдруг поняла, как должен был чувствовать себя Марцелл по дороге в Рим, когда мы пытали его расспросами.
– А это? – осведомилась она, поднимая кувшин с охрой.
– Красить губы. Иногда щеки.
Девушка опустила кувшин на прилавок.
– А что для глаз? Чтобы получилось как у Терентиллы.
– Хозяйка! – ахнула Галлия. – Она же…
– Шлюха? Знаю, – радостно проговорила Юлия.
– Жена Мецената? – возразила я. – Как она может…
– А еще – бывшая актриса. Всем известно, что между актрисой и блудницей нет разницы. Но папа устроил их брак.
– Это ведь его лучший друг! Разве…
– Ой, Мецената женщины не занимают. Зато супруга ему понадобилась. А отцу – причина чаще быть рядом с Терентиллой.
– Он мог бы и сам жениться, – не поняла я.
– На Терентилле? У нее же нет клана.
– Совсем никакого?
– Да нет, какой-нибудь есть, наверное. Правда, не настолько могущественный, чтобы о нем говорить. Так что отец ничего бы не приобрел. Но красавица, правда? По-твоему, чем она красит глаза?
Я опасливо покосилась на хмурую Галлию и медленно произнесла:
– Малахитом. А подводит – сурьмой.
Юлия выложила покупки на прилавок. Когда старик назвал сумму, Галлия, не удержавшись, воскликнула:
– Невозможно! У нас не хватит денег.
На улице Юлия передала добычу рабыне. Та неодобрительно покачала головой.
– Пора спешить, хозяйка. Занятия скоро окончатся.
– А как же Селена? – Девушка повернулась ко мне. – Хочешь себе чего-нибудь прикупить?
– Не могу. Все деньги у Александра.
Она помахала рукой.
– Отошлешь отцу счет. Он даже не узнает, от чьего имени.
Я улыбнулась.
– Может, через несколько недель понадобятся чернила и тростниковые перья.
– Всего-то? – Юлия сморщила нос, но даже это ее не испортило. Вокруг были сотни женщин, и все-таки взоры мужчин невольно задерживались на дочери Цезаря. – А как насчет театра? Что наденешь?
– То, что предложит Октавия.
Девушка покачала головой.
– Нам нужны туники.
– Хозяйка! – слабо запротестовала Галлия. – Времени не осталось.
– Значит, выберем только ткани. Остальное потом, – пообещала Юлия и, не дав ей опомниться, скрылась в глубине ближайшей лавки.
Внутри под солнечным светом из окон красиво переливались изысканные шелка цвета олова, морской волны и павлиньих хвостов, разложенные среди пестрых отрезов попроще. Дочка Цезаря поднесла к моему лицу золотистый лоскут.
– Вот это подойдет.
– Госпожа Ливия разозлится, – пригрозила Галлия.
– Ливия вечно злится. – Юлия озорно подмигнула. – Давайте все же возьмем. Ну что она сделает, если деньги уплачены?
– Вернет покупки в лавку! Целая туника из золота – неподобающая одежда для театра. Если госпожа Октавия тоже рассердится, вас больше никогда не отпустят за покупками.
Девушка немного подумала.
– Ладно. Тогда вот это.
Она указала на фиолетовый шелк, так чудесно подходивший к ее смуглой коже, и завела разговор с владельцем лавки. Разглядывая разложенное на прилавке великолепие, я задумалась, не пора ли прибавить оттенков моим рисункам. В египетских сундуках до сих пор без пользы хранились кувшины с красной охрой и ослепительным азуритом. Расписывать лицо мне не дозволялось, так почему бы не применить краски по назначению?
Выходя из лавки, рабыня строго сказала:
– Достаточно. Больше никаких покупок. Поняли?
– Ага, – немного насмешливым тоном отозвалась Юлия.
Мы шли вслед за Галлией через Овощной рынок, где по берегу Тибра тянулись овощные лавки, и моя спутница радостно щебетала о том, какие бусины лучше всего подойдут к ее глазам.
– Фиолетовые, – решила она. – Как наши новые туники. Сегодня же вечером позову портного, и к завтрашнему…
Я встала как вкопанная.
Юлия обернулась.
– В чем дело?
Перед высокой колонной форума, испещренной грубыми рисунками и птичьим пометом, лежали в корзинках младенцы. Кто-то жалобно плакал, другие тянули ручки, призывая исчезнувших матерей.
– Откуда здесь эти дети? – воскликнула я.
– Подкидыши, – обронила Юлия и собралась идти дальше, но я продолжала стоять. – Ну, ты же знаешь, – прибавила она с раздражением, – нежеланные.
Я посмотрела на Галлию, и та печально кивнула.
– То есть их попросту бросили здесь умирать?
Юлия переступила с ноги на ногу.
– Вообще-то существуют кормилицы… Поэтому место так и называется: Молочная колонна.
– Но молока не хватит на всех!
– Разумеется. По-твоему, много найдется кормилиц, которым больше нечем заняться?
Я уставилась на усталых женщин, присевших в тени, пытаясь из последних сил успокоить плачущих малышей.
– А как же другие?
– Умрут. Они нежеланные, Селена.
Увидев мой полный ужаса взгляд, Галлия поспешила прибавить:
– Нет, кое-кого возьмут в рабство или в лупанарий.
– Разве это не хуже смерти?
– Даже в самой мучительной жизни есть место надежде, – тихо ответила провожатая.
В Египте не существовало мест, подобных Молочной колонне. Если женщина зачинала в отсутствие мужа, уплывшего в море, она прибегала к помощи специальных трав, а матери-одиночки подыскивали бездетную пару, готовую взять малыша на воспитание.
В конце концов Галлия просто взяла меня за руку и увела прочь, но в этот вечер я не могла думать ни о чем, кроме несчастных брошенных младенцев.
– Да что с тобой происходит? – обиделся Александр. – Обещала помочь мне с Гомером, а сама…
Я отложила урок и взялась за альбом. «Илиада» подождет, сегодня не до нее.
– Селена, я не справлюсь один!
– Справишься, – равнодушно ответила я. – Можно подумать, мы не читали в Мусейоне.
Брат уставился на меня.
– Это из-за подкидышей? Юлия рассказала…
– О чем? – сорвалось у меня с языка. – О том, как она даже не обернулась в их сторону?
Он успокаивающе развел руками.
– Я не знал.
– А мог бы. Это было ужасно.
Я заморгала, борясь со слезами.
– И что, все лежали прямо в корзинах? – спросил Александр.
– Да, повсюду. Их попросту бросили умирать.
– Но не все же?..
– Нет. Некоторым суждено стать рабами. А самые невезучие кончат жизнь в лупанарии.
– Странные у римлян законы, правда? – прошептал он.
В дверь постучали.
– Давай притворимся, что спим, – сердито сказала я.
– Не говори чепухи. Обе наши лампы еще горят. – Брат поднялся с кушетки, пошел открывать и в изумлении вскрикнул: – Антония!
Десятилетняя девочка застенчиво разглядывала свои не по возрасту маленькие ножки в сандалиях.
– Можно? – спросила она. – Брату сегодня не разрешили покидать спальню, – прибавила неожиданная гостья, когда Александр попытался заглянуть ей за спину.
Он отступил в сторону. Антония вошла и огляделась вокруг.
– Не очень-то похоже на Египет, верно?
– Все лучше, чем темница, – ответил мой брат.
Девочка слегка улыбнулась и пристально посмотрела на меня.
– Говорят, сегодня ты видела Молочную колонну.
Я нахмурилась, а она продолжала:
– Галлия рассказала. Мы с мамой каждый вечер ходим туда помогать. Она платит молодым матерям, чтобы те кормили младенцев.
– А, так вот почему они это делают!
Вскочив с кушетки, я пересела в расшитое кресло и пригласила Антонию опуститься рядом.
Гостья устроилась поудобнее и кивнула.
– Да. Некоторые кормят из жалости, лишившись своих малышей, но большинство женщин подрабатывают ради собственных детей.
Ее взгляд неуловимо изменился. Антония словно пыталась прочесть по лицу мои мысли.
– Ваш отец был щедрым? – тихо спросила она.
Я посмотрела на Александра.
– Ради друзей он мог бы опустошить казну, – ответил брат уклончиво, присаживаясь напротив.
