Текст книги "Дочь Клеопатры "

Автор книги: Мишель Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Нет. Они муж и жена, которые просто хотят быть свободными, – возразила я, и светлые очи Марцелла устремились в мою сторону. – По-моему, это очень добрый поступок.

Девушка посмотрела на нас обоих, рассерженно бросила:

– Так мы идем или нет? – И зашагала дальше по лестнице.

Марцелл улыбнулся мне и беззвучно, одними губами произнес:

– Спасибо.

– Только недолго, – предупредила Галлия. – Осмотримся – и на Марсово поле. Цезарь ждет.

Мы поспешили вверх по ступеням за Юлией. Проходя через арку, я поморгала, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Святилище в точности повторяло александрийский храм. Прохладные стены были украшены знакомыми росписями с изображением Исиды и Сераписа. Бритоголовые жрецы в длинных льняных одеяниях курили ладан. Напротив нас блистала сапфировыми очами статуя Матери-богини в золотом ожерелье.

Марцелл приглушенно присвистнул.

Из сумрака тотчас возник высокий мужчина.

– Добро пожаловать домой, – произнес он, и я заметила, как Галлия напряглась.

– Верховный жрец, – шепнул мой брат по-парфянски. – Тот самый?

Я молча кивнула.

– Царевич Александр, царевна Селена. – Мужчина приветственно развел руками, словно хотел заключить нас в объятия. – Вижу, с вами высокочтимые гости?

– Кажется, он вас узнал? – с нажимом спросил Тиберий.

– Наверное, успел разглядеть во время триумфа, – ровным голосом отозвался мой брат.

– Вы пришли посмотреть на Исиду и Сераписа? – продолжал жрец.

– Да, – ответила я, и он улыбнулся.

В самом деле, все грандиозные изваяния из мрамора с розовыми прожилками были привезены из Египта. Даже скульптуры в купальне, вероятнее всего, создала рука моего соотечественника.

– Шепсит, – позвал верховный жрец, щелкнув пальцами, и рядом с ним появилась молодая женщина, – проведи наших новых друзей по храму.

Служительница послушно склонила голову.

– А ты разве не идешь? – окликнул меня Марцелл, когда все двинулись вслед за ней.

– Я вас догоню. Только принесу жертву.

На его лице отразилось замешательство. Но тут Юлия взяла своего спутника под руку и увела прочь. Жрец посмотрел на меня сверху вниз.

– Читала мою записку?

– Да. Поэтому я здесь.

– Значит, ты уже понимаешь, какую судьбу уготовил вам Цезарь, – продолжал он предостерегающим тоном, провожая меня в крохотную комнату, спрятанную за занавесом из бус. Тут было тесно от сундуков и корзин. Я постаралась отогнать воспоминания о похожих сундуках, некогда украшавших наш дворец в Александрии. – Как по-твоему, сколько должно пройти времени, прежде чем Цезарь надумает избавиться от последних отпрысков Клеопатры?

– Я… я не знаю. Поэтому и пришла. За помощью.

Он улыбнулся.

– Хочешь вернуться в Египет?

– Если наши жизни в опасности.

– Конечно в опасности! – Он придвинулся ближе. – Что стало с твоим отцом? Твоей матерью? Братьями? Где теперь александрийские жрецы Исиды и Сераписа?

– Мертвы, – прошептала я, вжимаясь спиной в мраморную стену.

– Верно. – Мужчина остановился. – Но я помогу вам бежать.

Я покосилась на занавеску из бус.

– В Египет?

– Или в Индию. Куда пожелаете.

– А как же римские воины?

– Я знаю людей, которые примут вас под защиту.

– Навсегда?

– Пока твой брат не войдет в нужный возраст, чтобы собрать свою армию и бросить вызов Цезарю.

– Отец проиграл ему, а у отца была половина римских легионов! Почему вы уверены, что у брата получится?

Глаза верховного жреца превратились в узкие щелки.

– Может, и не получится. Может, в первой же битве он будет разбит вместе со всеми воинами. Как полагаешь, а что будет, если Александр останется здесь?

– Октавиан пощадил сыновей отца от Фульвии. У меня есть старшие братья…

– Да, но не дети царицы Египта!

Повисла тяжелая пауза. Мы уставились друг на друга. Даже сквозь напоенный ладаном воздух я чувствовала его зловонное дыхание. Так пахнут люди с прогнившими зубами.

– Тебе дорога твоя жизнь?

– Разумеется.

– Тогда остается одно – бежать.

Я пристально изучала его лицо.

– И кто нам поможет?

Протянув руку, он провел костлявым пальцем по моему ожерелью.

– Люди сделают что угодно за хорошую цену.

Эти камни могли прокормить его до скончания дней. Но как же можно отдать материнский подарок?

– А если я откажусь платить?

Верховный жрец схватил меня за локоть.

– Все мы платим.

– Убери руки!

– Давай сюда жемчуг! – прошипел он. – И навсегда забудешь о Риме.

– Отойди от нее!

Занавеска раздвинулась, и перед нами возник Марцелл, а с ним – четыре охранника с каменным выражением на лицах. Жрец отпустил мою руку и вежливо улыбнулся.

– Ну как, понравилось в храме?

Марцелл посмотрел на меня.

– Он тебе сделал больно?

– Нет.

– Вообще-то, – проговорил племянник Октавиана, выдержав пристальный взгляд жреца, – Исида не так уж любима в Риме, чтобы ее священники могли безнаказанно оскорблять гостей Цезаря.

Тот улыбнулся еще шире.

– Ах, значит, это гостья?

– Да, – с нажимом ответил Марцелл и, взяв меня за руку, вывел из комнаты.

– Не забывай о моих словах, – недобро промолвил жрец на прощание. – Покровительство Исиды стоит и большего.

На внешнем дворе служительницы трясли золотыми систрами[20], но у меня в голове звучал только голос Юбы.

– Что это было, тонкости вашего жертвоприношения? – ехидно поинтересовалась Юлия, когда мы дошли до ступеней.

Брат смерил меня сердитым взглядом и сам ответил:

– Не будем об этом.

– Такое могло случиться с кем угодно, – рассудил Марцелл. – Если на шее роскошная добыча. Не существует богини, жрецы которой не отличались бы алчностью.

Я попыталась выдавить из себя улыбку.

– Вот, – произнес он с сочувствием и предложил мне льняной платок.

Вытирая глаза, я вдохнула запах… Теперь мне хотелось лишь одного – выплакаться у него на плече. Но рядом стояла Юлия. И Тиберий.

– Видите, что бывает, когда заходишь в незнакомые места, – наставительно проговорила Галлия.

– А мне понравилось, – наперекор ей бросила Юлия.

– Что именно? Мужчины, одетые как шакалы? – заметил Тиберий.

– Можно подумать, ты сам не заглядывался на женщин, – огрызнулась она.

Юноша слегка покраснел. К счастью, о происшествии больше никто не упоминал, а когда перед нами возникло Марсово поле, даже брат перестал на меня сердиться и громко воскликнул:

– Вы только посмотрите!

Перед нами раскинулись сотни акров долины, окаймленных водами Тибра на западе и склонами Квиринала на востоке. Тут размещались лошади, дорожки для скачек, для марафонцев, и ровные зеленые поля, где сотни солдат упражнялись в кулачном бою, в рукопашной борьбе, в играх с кожаным мячом. Блестящие от пота мужчины с разбега бросались в Тибр, чтобы охладиться, и я подумала: «Какие храбрецы. Неужели они не боятся крокодилов?»

– Что это за постройки? – спросил Александр, указывая на здания с куполами, разбросанные по равнинам.

– Конюшни, – ответил Марцелл. – Здесь богачи содержат своих лошадей. Внутри есть и бани, где можно помыться и переодеться. Вон там, – прибавил он, ткнув пальцем в сооружение у реки, – конюшни моего дяди.

Октавия с Ливией уже дожидались нас под сенью портика, сидя за прялками в окружении младших детей. Тония и Антония покорно следовали наставлениям матери, а Друз и Випсания беспрестанно хихикали. Октавиан, Агриппа и Юба стояли в коротких подпоясанных туниках, в сандалиях, кожаные ремни которых перекрещивались на мускулистых лодыжках. Из всех троих только Цезарь надел широкополую шляпу, спасаясь от наступающего дневного зноя.

– Александр, – начал Агриппа вместо приветствия, – ты знаток лошадей, поэтому на сегодня назначены скачки. Иди переодевайся, Марцелл и Тиберий покажут тебе, где выдают туники, а заодно найдут подходящий меч.

Брат посмотрел в мою сторону.

– А как же Селена?

– Твоя сестра превосходно проведет время за прялкой, – ответил Юба.

– Да она не знает, что это такое.

– Чтобы девушка и не умела прясть? – возмутилась Ливия.

– Она дочь царицы, – резко возразила Октавия. – Мать обучала ее языкам, а не труду прислуги.

– Лучше бы Клеопатра привила ей приличные манеры. А то еще кончит жизнь, обнимаясь с коброй.

Александр так и вскинулся, но Марцелл выступил вперед.

– Пойдем уже.

Брат обернулся. Я храбро кивнула и улыбнулась.

– Иди. Скачки не могут ждать. – А когда мужчины ушли, обратилась к Октавии: – Если позволите, я предпочту заниматься чтением. Или порисовать…

Тут Ливия рявкнула:

– Ты будешь делать то, что и все остальные! Пришлось мне сесть между Юлией и Октавией. Девушка тут же шепнула:

– С ней лучше не спорить.

– Почему же? – Голос Октавии прозвучал словно гром среди ясного неба, и дочери уставились на нее широко раскрытыми глазами, а семилетняя Випсания громко ахнула. – Нет смысла учить Селену ткать или прясть. Где она сможет использовать эти навыки?

– В семейной жизни, – сердито сказала ее невестка.

– Сегодня осталось мало мужчин, предпочитающих домотканые туники. Вряд ли ее супруг окажется одним из них. Не вижу причин, почему бы царевне не заняться рисованием.

Ливия уронила на колени деревянный челнок.

– Да? Малевать дурацкие здания и расписные урны? Ради чего?

– Ну, если все непременно должно иметь какой-то смысл, может, Витрувий возьмется учить ее архитектуре.

Супруга Цезаря подалась вперед.

– Архитектуре? Девчонку?

– А что?

– Твой брат никогда на это не согласится, – пригрозила Ливия.

Впрочем, она почему-то странно притихла, когда появились Октавиан с Агриппой и Юбой.

Я торопливо достала рисунки, ловя на себе восхищенные взгляды Юлии. Должно быть, она не могла взять в толк, с чего вдруг Октавия бросилась на мою защиту. А я, по-моему, догадалась. Это была неплохая возможность позлить недалекую и ревнивую женщину, которую навязал ей в родственницы Октавиан.

Когда подошли Александр, Марцелл и Тиберий, я не проронила ни слова. Даже услышав, как приемыш Цезаря хвастливо пообещал научить моего брата скакать на лошади. Потом молодые люди опять удалились, и между нами повисла гнетущая тишина. До полудня все точно воды в рот набрали. Один раз я подняла глаза и хотела что-то сказать Юлии, но та угрюмо повела головой из стороны в сторону.

Наконец невдалеке показались Марцелл с Александром, скакавшие впереди остальных, и дочка Цезаря поднялась.

– Возвращаются!

– Сядь на место, – велела ей Ливия.

Октавия одарила племянницу сочувственным взглядом.

Александр первым подъехал к самому краю портика и спешился, сияя от гордости. За ним подоспел Марцелл, заявивший:

– Знаешь, твой брат отлично ездит верхом.

Уже потом появились прочие.

– Где вы были? – спросила я.

– На учебных дорожках со столбиками, которые нужно объезжать. Селена, я даже в Александрии так не веселился!

– Неужто в Риме есть что-то лучшее, нежели в Александрии? – съехидничал Юба, ловко соскальзывая с коня.

Шагающий в нашу сторону Октавиан улыбнулся шутке и совершенно будничным тоном заметил:

– Да, наездник он превосходный. Сильнее Марцелла, а то и соперник Тиберию.

Последний сейчас же вскинулся:

– Подумаешь! Разве он что-нибудь смыслит в военной тактике? Ты сам говорил: тому, кто не освоил Саллюстия, нечего и влезать на коня.

– Ну, это всегда можно исправить, – вполголоса проговорил Агриппа.

Тиберий наигранно расхохотался.

– По-вашему, он когда-нибудь сравнится со мной и в знаниях?

Полководец задумчиво посмотрел на Александра.

– Как знать.

Юба опустил руку Тиберию на плечо.

– Пойдем окунемся в Тибре, – предложил он. – Какая разница, кто нынче был первым.

– Не вздумай! – вскочила я.

Мужчины повернулись, но мне было не до их недоумевающих взглядов.

– Разве можно бросаться в незнакомую реку?

Нумидиец весело рассмеялся.

– Действительно, вдруг на дне обитают морские змеи?

– При чем тут змеи, – отмахнулась я. – А крокодилы?

– Сожалею, царевна, что именно мне приходится говорить вам это, – промолвил Юба с ухмылкой, – но в Тибре не водится ни одного крокодила.

Я вопросительно посмотрела на Тиберия, и тот ответил высокомерной улыбкой.

– Видимо, даже ты не знаешь всего на свете.

Октавиан и Агриппа ушли за ними, а я вернулась на место.

– Не обращай на него внимания, – предложила Юлия.

– Да, но куда подевались крокодилы? Вы что, всех убили?

– А их тут и не было, – пояснила Октавия, опуская веретено. – Только рыбы, но они безобидные.

Интересно, каково это – плавать в речке? Я задумалась, а когда Марцелл с Александром разоблачились до исподних повязок, спросила Октавию:

– Мы тоже поплаваем?

– Что? В набедренных повязках? – возмутилась Ливия.

– И еще в нагрудных, – предложила я.

Випсания хихикнула в кулачок.

– В таком случае ты могла бы нагой проехать во время триумфа, – вставила жена Цезаря.

– До этого чуть не дошло, – едко напомнила ей Октавия.

Ливия подалась вперед и впилась в меня взглядом.

– Мой отец покончил с собой по вине твоего отца. И вот твой отец сам убивает себя из-за моего мужа. Мир тесен, не правда ли? Представляю, как твоя мать, собираясь в Рим, воображала себя нашей будущей царицей, желала примерить корону в Сенате. Но римлянам не по нраву женщины, которые разрисовывают лица, наряжаются в нитки бус или плавают в речках. Мы никогда не примем малолетнюю александрийскую шлюшку, мечтающую занять место матери. Я знаю, чего ты хочешь, – со злобой продолжала она. – Чтобы мой муж отослал тебя обратно в Египет. Скорее грек рассчитается с долгами в календы, нежели это случится!

В Риме календами называли первое число каждого месяца; греки не знали подобного дня.

Ливия договорила и откинулась на сиденье. Октавия улыбнулась.

– Очаровательно, как всегда. Лишний раз убеждаюсь, что брат не ошибся, когда выбирал супругу.

Я осмелилась посмотреть на Юлию, но та неотрывно глядела на прялку перед собой. Мы еще целый час работали молча, покуда мужчины развлекались в реке. Постепенно жара стала невыносимой даже в тени, но и тогда мы не тронулись с места. Октавия вытирала пот со лба белой льняной тряпицей. Волосы Юлии слиплись. Представив себе, как брат рассекает прохладные воды Тибра, я ощутила нарастающий гнев. Мама всегда предлагала нам равные возможности. Александра пускали плавать – значит, и я могла. Он учился в Мусейоне – я была рядом. Впервые в жизни единственной причиной запрета стал мой пол.

Наконец мужчины вернулись. Брату хватило ума не выглядеть чересчур довольным. Увидев, как мы изнываем от зноя, он с беспокойством спросил:

– Ну, как порисовала?

– Жарко, – отрезала я по-парфянски. – А ты как поплавал?

– Хорошо.

– Не сомневаюсь, – нахмурилась я. – Все лучше, чем сидеть с этой горгоной.

– Прости, – смутился он. – В следующий раз откажусь…

– Да при чем здесь это, – капризно сказала я.

– Совершенно тебя замучила? – спросил Александр, покосившись на Ливию.

– Хорошо еще, что мы с ней не живем.

Брат передернулся.

– Ладно, идем. – И протянул мне руку. – Галлия всех проводит в Большой цирк.

– Наверное, нам придется стоять на улице и заглядывать через арки?

Александр усмехнулся.

– Марцелл говорил, проход разрешен для всех.

– Видимо, деньги женщин ничем не хуже мужских.

Когда брат ушел на конюшни сменить одежду, Юлия приблизилась ко мне. Все это время она пыталась следить за нашим разговором.

– Слушай, сколько языков ты знаешь?

– Четыре. И еще чуть-чуть по-еврейски.

– Как ты их изучала?

– Впитала, пока росла. Так же как ты – латынь.

– А в школе?

– Шесть дней в неделю.

Юлия призадумалась и тихо произнесла:

– Иногда я пытаюсь представить, что было бы, если бы битву при Акции выиграл твой отец.

– Наверное, тебя бы тогда убили, – честно сказала я.

– Или отправили в Александрию, учиться в Мусейоне вместе с тобой.

Мужчины переоделись и возвратились к нам. Октавия наказала служанке привести нас домой до заката солнца и не давать Марцеллу потратиться до последнего денария, какие бы щедрые суммы он ни сулил охранникам. А тот как ни в чем не бывало спросил у Тиберия:

– Ты с нами?

– В цирк? Нет уж, благодарю покорно.

– А что? – рассмеялся Марцелл. – У тебя есть дела поинтереснее?

– Мы с Друзом пойдем заниматься к Агриппе.

– Опять Саллюстий? – полюбопытствовала я.

– Саллюстия мы проходили два года назад. Сейчас изучаем великих римских полководцев. Брат уже наизусть помнит историю Катилины, вплоть до его восстания против Республики.

– Тогда почему он не учится с нами в школе? – удивилась я.

– Друзу всего девять лет. Но даже он понимает, что наблюдать за конями, которые бегают по кругу, напрасная трата времени.

Мы тронулись в путь. По дороге Юлия обратилась к Марцеллу:

– Зачем ты всегда приглашаешь этого умника?

– Из жалости, – честно признался юноша.

– Вот уж зря, – рассердилась она. – Он ничем не лучше своей мамаши.

– Просто она его запугала.

– Ну и что? – воскликнула Юлия. – Он сам позволяет!

Галлия продолжала идти вперед и не оборачивалась.

– Да ведь у парня нет выбора.

– Мог бы просто молчать.

– Молчание не для Тиберия. Он до последнего вздоха будет жаловаться.

– Тогда зачем это нужно Ливии? – вставил мой брат. – Нашла бы себе другое занятие.

Марцелл красноречиво переглянулся с Юлией.

– Да ведь он – ее главная надежда. Ливия спит и видит сына римским правителем, хотя ему милее было бы вступить в армию и пойти на галлов.

– Но ведь наследник ты, а не Тиберий! – выпалил Александр.

– Сейчас – да. А если случится что-нибудь непредвиденное, если я упаду с коня или получу рану в битве…

– Марцелл! – воскликнула Юлия.

– Что?

– Из наших уст, да Юноне в уши, – напомнила девушка. – Не стоит даже упоминать о таких вещах.

– Почему? – презрительно усмехнулся он. – Полагаешь, богам есть дело до наших речей?

– Отец говорит, что есть.

– Он хочет, чтобы плебеи так думали. Религиозной толпой легче править. Не уродится хлеб или засорится акведук – всегда можно переложить вину на Юпитера.

Помолчав, Юлия проговорила:

– Похоже на правду. Кажется, мой отец не живет, а лишь выступает на сцене. Наверное, поэтому он и выберет в наследники тебя. Ты всегда готов подыграть.

– Другими словами, я готов быть марионеткой?

Юлия раскрыла рот, чтобы возразить, но Марцелл только усмехнулся.

– Пусть так. Осторожничать нужно не нам, а Селене и Александру.

Мы шли по течению Тибра мимо Бычьего форума – места, где продавался скот и где стояло такое зловоние, что его ощущали, пожалуй, даже в Элизиуме[21]. Юлия достала из сумочки маленький деревянный шарик, поднесла к носу, понюхала и передала мне.

– Что это?

– Амбра. Все женщины пользуются такими.

Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, не желая расставаться с непривычным запахом. Потом все же выдохнула – и закашлялась.

– Ужасно, верно? – посочувствовал Марцелл. – Я бы на месте Цезаря вообще перенес Бычий форум на другой берег Тибра.

– Тут всегда такая толкучка? – посетовал Александр.

Мимо нас провели быка с рогами, обвязанными пучками сена; племянник Цезаря еле успел отпрянуть, чтобы не угодить под копыта.

– Ага, всегда. Не говоря уже о праздничных днях.

Наконец мы пришли на место. Галлия и Марцелл помедлили, чтобы дать нам посмотреть на бетонный мегалит, украшенный арками и мраморными скульптурами. Мне уже доводилось видеть Большой цирк со склона Палатина, где Октавиан устроил длинный деревянный помост, чтобы наблюдать за играми прямо из собственной виллы, но я не представляла себе, насколько это в действительности огромное сооружение, пока не очутилась у подножия лестницы.

– Вот бы такой рисунок в твой альбом, – сказал Александр.

Изнутри доносились ликующие вопли толпы. Зрители громко ревели после каждого круга, завершенного колесницами. Галлия пробилась через плотный поток зрителей, и мы очутились у западных ворот. Мужчина в тоге жестом позвал нас войти, прокричал неразборчивое приветствие, и мы полезли вверх по узкой лестнице в ложу Цезаря.

– Осторожнее! – громко предупредила рабыня. – Тут даже взрослые мужчины что ни день ломают себе шеи.

– Если напьются, – подхватила Юлия.

– Или спешат в объятия какой-нибудь шлюшки, – засмеялся Марцелл, но Галлия не улыбнулась.

– А что это за каморки были внизу, под арками? – спросил Александр.

– Притоны, – хихикнула Юлия. – Там и днем и ночью не протолкнуться.

Наконец мы взобрались на самый верх, и перед нами раскинулся залитый солнцем грандиозный Большой цирк. Окруженная тремя ярусами сидений арена простерлась от Авентина до Палатина. Стоило нам оказаться в ложе, как Марцелл разглядел внизу тучного человека, принимающего ставки у зрителей, и замахал ему, зычно крикнув:

– Сюда!

Тот, отдуваясь, заторопился к нам, и я удивилась, как можно было обзавестись брюхом при столь подвижной работе.

– У меня с собой семьдесят пять денариев, – объявил Марцелл.

– Хозяин! – ахнула Галлия.

– Что? Это и для Селены с Александром. И для Юлии, если она сегодня не при деньгах.

Но девушка уже отсчитала из кошелька горсть монет и протянула ее мужчине.

– Ставлю двадцать на «белых».

– Они участвуют только в следующем забеге, – предупредил толстяк.

– Какая разница, – легко отмахнулась Юлия.

Мужчина посмотрел на Марцелла.

– А вы?

– Что же выбрать? – Племянник Цезаря повернулся к нам. – В забеге участвует по три колесницы от каждой из четырех команд: от «красных», «белых», «синих» и «зеленых».

– А ты за кого болеешь? – осторожно спросил мой брат, не отводя взгляда от лошадей.

– За «белых».

– Они лучше других?

Марцелл засмеялся.

– Откуда мне знать? Я просто всегда выбираю их.

– Разве не лучше ставить на более ловких колесничих? Или на победителей прошлых забегов?

– Кто станет забивать себе голову подобными вещами? – воскликнул юноша.

– А не мешало бы, если хочешь выиграть! Вот посмотри на участника в красном, – прибавил мой брат. – Он самый стройный и низкорослый. Коням достанется меньшее бремя, и колесница помчится быстрее.

Юлия и Марцелл изумленно уставились на него.

– Значит, на «красных»? – нерешительно произнес племянник Цезаря.

– Не могу сказать точно. Чтобы знать, нужно несколько дней наблюдать за скачками.

– Я не буду ждать несколько дней, – кисло промолвил толстяк. – У меня еще много клиентов, так что прошу вас, делайте ставки.

– Тогда на «красных», – твердо сказал Александр.

Марцелл вопросительно повернулся ко мне, и я сказала:

– Мой брат никогда не притворялся художником. Вот и я не стану делать вид, будто разбираюсь в лошадях. Пусть будет по его словам.

– Двадцать пять на «белых» и пятьдесят на «красных».

Галлия еле заметно поморщилась при виде отсыпанных монет, однако промолчала. Пожалуй, эта сумма покрыла бы львиную долю расходов, если бы вдруг Октавия разрешила бывшей галльской царевне выкупить собственную свободу. Учителю Веррию не заработать подобных денег и за полгода.

– Я каждый день здесь бываю, – весело болтал Марцелл. – Галлия так добра, что уже смирилась.

Рабыня ответила усталой улыбкой. Несмотря на жару и явную скуку, написанную на лице, она все еще была очень красива.

– Надо будет попросить маму наведаться в храм Сатурна и взять для вас пару тяжеленьких кошельков, – продолжил Марцелл.

– И сразу отправимся за покупками, – пообещала мне Юлия. – Пройдемся по рынкам, поищем нам с тобой что-нибудь приличное для походов в театр. Пока отец в Риме, мы посещаем представления раз в месяц, а то и чаще. – Она отвлеклась, услышав трубный рев над ареной цирка. – «Красные» впереди, как и сказал Александр!

Девушка поднялась, и они с Марцеллом начали криками подбадривать «белых». Тем временем я достала свой альбом.

– Ты что, собралась рисовать? – удивилась Юлия. – Прямо сейчас?

– Почему нет? В Александрии я ничего подобного не видела.

– Ни единого стадиона? – прокричала она сквозь возбужденный многоголосый гул.

Колесницы как раз выходили на последний круг.

– Не то чтобы ни единого, просто они не такие огромные.

«Красные» одержали победу. Откинувшись на сиденье, племянник Цезаря хлопнул Александра по плечу.

– А ты и вправду знаток! Думаешь, твоя команда выиграет и второй заезд?

– Скорее всего, если только не поменяет всадников. Арену быстро почистили и разровняли, заодно убрав тело колесничего, имевшего несчастье угодить под копыта чужих лошадей. Между тем зрителей принялись развлекать музыканты, а в нашу сторону направилась группа рабов, чтобы развернуть навес от солнечных лучей над западным сектором, где сидели богатые.

Под любопытными взглядами Юлии я начала свой рисунок с изображения spina[22] посередине. Если в Александрии это был просто каменный барьер, то здесь – два квадратных бассейна, заполненные водой. В каждом из них семь бронзовых дельфинов извергали воду. После каждого завершенного круга очередного дельфина переворачивали в противоположную сторону, а для тех, чье слабое зрение не позволяло различить, куда они смотрят – на север или на юг, – другой специально нанятый человек убирал по одному из крупных бронзовых яиц.

– Это Агриппа сделал, – пояснила Юлия.

– Сколько же он успел всего возвести? – спросила я. – Кажется, половину Рима, не меньше!

Она засмеялась.

– Да, это лучший строитель на службе у моего папы.

– Так он все делает сам?

– Агриппа лишь подает идеи и деньги на их воплощение. По-моему, чертежи выполняет Витрувий. Знаешь, ведь это любовник Октавии.

– Мы встречались на вилле. Давно они вместе?

– С тех самых пор, как твой отец объявил о разводе. К тому времени Октавия уже много лет жила в одиночестве.

– Думаешь, она его и вправду любила?

Юлия недоверчиво покосилась на меня.

– Твоего отца? А как же! Иначе зачем ей было собирать легионы для его восточных походов?

Мой ответ потонул в неожиданном тысячеголосом вопле. Люди вскакивали с мест и тыкали пальцами в нашу сторону, глядя куда-то вверх.

– Красный Орел! – закричали поблизости.

Я запрокинула голову – и увидела птицу, изображенную прямо на гигантском золотом навесе, который только что растянули над западным сектором. Орел раскинул крылья, сжимая в когтях детей, пытавшихся вырваться на свободу. Парики египтян и белые диадемы… Даже не видя их, я могла догадаться, кто здесь имеется в виду.

– Это же вы… – прошептала Юлия в ужасе.

Галлия немедленно встала, бросив:

– Уходим!

Мы двинулись к выходу.

– А как же ставки? – воскликнул Марцелл.

Галлия обернулась.

– Цезарь сейчас наблюдает за скачками с Палатина. И что он, по-твоему, видит?

– Но как это сделали? – изумился юноша, снова подняв глаза.

Рисунок был безупречен, и главное – раскрылся в последний момент, уже когда занавес растянули.

– Наверное, кто-то проник сюда ночью, – покачал головой Александр.

Юлия крепко вцепилась мне в руку, и мы продолжали спускаться. Вокруг разразился невообразимый хаос. Зрители, сидевшие на наиболее дорогих местах, в первую очередь ринулись к выходам, боясь, как бы потом их не призвали к ответу в качестве свидетелей измены. Рабы взялись хором кричать имя Красного Орла, перекрывая звуки бравурной музыки. Ну а те, кто желал продолжения скачек, бросали едой в злосчастный навес.

– Скорей! – призывала Галлия. – Еще немного, и здесь такое начнется, что мы вообще не выберемся!

Она продолжала отчаянно пробиваться вперед, и вот уже лестница кончилась. Приближаясь к воротам, я ощутила чье-то прикосновение к сумке и круто развернулась. Молодой воришка развел руками с самым что ни на есть честным видом.

– Попробуй еще раз – прирежу! – бросила я.

Он злобно сверкнул глазами – возможно, понял, что это пустая бравада, а может, и нет.

На улице, вместо того чтобы перевести дух, Галлия припустила еще быстрее. Наверное, бегать в таком положении – против приличий, но мы мчались без остановок до самого Палатина.

– Смотрите! – воскликнул Марцелл.

У входа в храм Юпитера собиралась толпа. При виде племянника Цезаря все расступились.

– Еще одно воззвание Красного Орла! – Вопреки возражениям Галлии, Юлия пробилась вперед и принялась читать. – Его возмутил триумф, – пояснила она, пробегая глазами написанное. – Вы только послушайте! Он выпустил на свободу сто пятьдесят рабов, привезенных из Греции. Да, и еще двадцать детей, которых вернул родителям, в Галлию.

На дверях оказалось прибито еще три папируса. Любопытные читали их молча.

Юлия огласила краткий список имен, и в моем сердце снова затеплилась надежда: а вдруг в следующий раз Красный Орел поможет и нам с Александром? Он изобразил нас на золотом навесе, рискуя жизнью, и тем самым передал предельно ясное послание. Разве мы, как и все рабы, не можем умереть в любую минуту по воле хозяина? Если Орел догадался, что замышляет Октавиан, он, безусловно, захочет устроить наш побег. Да, но в какую сумму это кому-нибудь обойдется!

– Должно быть, он очень богатый, – заметила я.

– И очень смелый, – вздохнула Юлия.

Тут из святилища вышел жрец. Увидев, что происходит, он гневно крикнул:

– Расходитесь, иначе Цезарь узнает! – после чего сорвал с дверей все три папируса и швырнул их на землю.

Глава седьмая

На вечерний пир в триклинии собралось очень мало гостей, в том числе Агриппа, Юба и Меценат со своей хорошенькой женой Терентиллой, но все пребывали в каком-то унынии. Хотя мы полулежали за отдельным столиком, Юлия и Марцелл переговаривались исключительно вполголоса, боясь навлечь на себя гнев Цезаря.

– Не понимаю, чего вы шепчетесь? – внезапно сказал Тиберий. – Можно подумать, мятежник впервые устроил такую шутку. Разрисовал навес – тоже мне невидаль.

– Да, но в день триумфа, – прошипел Марцелл. – Празднества даже еще не окончены.

– Ну и что? – высокомерно процедил Тиберий. – Завтра Октавиан потрясет золотыми монетами в цирке, люди передерутся за них, точно звери, и все будет благополучно забыто.

Мы посмотрели на Цезаря. Тот безостановочно что-то царапал на своем свитке, оставив без внимания блюдо с вареными каплунами, и только время от времени принимался жевать безвкусный салат из цветов розмарина.

– Не знаете, что он там пишет? – спросила я с беспокойством.

– Воспоминания.

Мне показалось, Тиберий шутит, однако Марцелл согласно кивнул.

– Он все-все заносит в свитки.

– Для чего? – удивилась я.

– Думает, что наследник когда-нибудь прочитает его размышления и станет лучше править Римом.

– Если бы он только знал, – усмехнулся Тиберий.

– Что ты хочешь сказать? – взвился племянник Цезаря.

– По-моему, ты понимаешь, – с ухмылкой ответил ему соперник.

Марцелл начал подниматься с кушетки. Возможно, дело дошло бы до драки, но тут в триклинии появился запыхавшийся мальчик, и все повернулись к нему.

– Что это? – осведомилась Ливия, глядя на свиток в его трясущейся руке.

Юный раб протянул ей послание.

– Хозяйка, это нашли строители храма, посвященного Аполлону. Адресовано Цезарю, и внизу печать…

Ливия выхватила папирус, не дожидаясь последних слов.

– Опять! – завизжала она. – Еще воззвание!

И отдала свиток мужу. Тот начал читать, а потом, покраснев от злости, взглянул на мальчишку, готового провалиться сквозь землю со страху.

– Скажи-ка, – заговорил Октавиан пугающе ровным голосом, – кто-нибудь видел, как это вешали?

– Нет! – пискнул раб. – Рабочие пришли во второй половине дня, и на двери уже было…