Текст книги "Нефертари. Царица египетская"

Автор книги: Мишель Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава пятая
СЛАДКИЙ АРОМАТ ИНЖИРА

Фивы, 1283–1282 годы до н. э.

В храме Хатор потекли однообразные дни. В предрассветной темноте меня будила Мерит, и я, полусонная, надевала чистую тунику и жгла благовония перед наосом матери. Когда от приношений оставался только пепел, я отправлялась темными залами в комнату верховной жрицы. Как и предупреждала Уосерит, мы с ней виделись редко.

Советник фараона Пасер оказался совсем не похож на наставника Пасера. Он учил меня, как правильно здороваться с шумерами, как определить, доводилось ли хеттскому воину убивать в бою:

– Если воин бреет лицо, значит, он проявил героизм в истреблении врагов.

Пасер требовал, чтобы я запоминала обычаи чужеземных народов: шумеры хоронят покойников на тростниковых циновках, ассирийцы ценят перья превыше драгоценных камней. Иногда мы целое утро говорили о политике.

– Хетты – единственная сила в мире, которая способна восстать против Египта, – объяснял Пасер. – Держава хеттов для нас важнее всего.

Я узнала все, что только можно, о царе Муваталли и о его сыне – царевиче Урхи. Они оба носят разноцветные одежды и мечи, сделанные из железа. Я рисовала карты земель, покоренных царем Муваталли, включая Угарит и Сирию.

– И еще – Кадеш, – серьезно говорил Пасер. – Он когда-то тоже принадлежал Египту. Потом фараон-еретик позволил хеттам завладеть Кадешем, и теперь в распоряжении хеттов – богатые порты, куда везут товары Северным морем [39]39
  Северным морем египтяне называли Средиземное море. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]. Понимаешь, что это означает?

– Нам приходится искать обходные дороги для перевозки слоновой кости, меди и дерева, а хетты получают от этого большую выгоду. Но скоро все изменится, потому что фараон Сети и Рамсес вернут Кадеш!

Пасер улыбнулся.

– Верно.

– А есть какие-нибудь известия?..

– Никаких.

Каждый вечер я ждала новостей.

На двадцать седьмой день месяца хойака войско фараона возвратилось из Кадеша. Впереди бежали глашатаи с вестью о победе и списками погибших. Мерит, разбудившая меня до рассвета, сообщила, что и Рамсес, и Аша живы. Из окна восточного святилища я увидела, как на пристани собираются жрицы. Сверкали на солнце украшенные драгоценными камнями пояса, распахнутые накидки открывали груди, разрисованные хной. Ко мне подошла Алоли.

– Ты пойдешь на празднество? – спросила я.

– Верховная жрица велела остаться с тобой.

– Почему? Боится, что я убегу?

Жрица лукаво улыбнулась.

– А ты не собираешься?

– Нет, – спокойно сказала я. – Не собираюсь.

Жрицы уже плыли по реке; бирюзовые паруса ладьи Хатор почти скрылись за сикоморами. Я повернулась к Алоли.

– Помнишь, как я впервые появилась в храме?

– Конечно. Глазищи зеленые и огромные – словно у перепуганной кошки. Я даже не поверила, что ты царевна.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что царевне Нефертари исполнилось четырнадцать, а тебе на вид было лет восемь или девять.

– Ты же сказала, что много обо мне слышала!

– Разумеется. – Алоли отошла от окна и уселась за арфу. – Я слышала, что вы с фараоном Рамсесом друзья. И когда заговорили о его скорой свадьбе, при дворе думали, что невеста – ты.

– Мне же было только тринадцать! К тому же я племянница Отступницы.

Алоли пожала плечами.

– Все думали, что Рамсес смотрит на это сквозь пальцы. Никто и представить не мог, что он посадит на трон девушку из гарема. Когда ты появилась в храме, все подумали, что ты сама не хочешь замуж.

– Нет, мне и не предлагали. Как только Рамсес стал соправителем, Хенуттауи отправилась к фараону Сети и говорила с ним про Исет. По мнению Уосерит, именно Хенуттауи протолкнула Исет на трон – в обмен на какие-то услуги. Но какие именно? – недоумевала я.

– Власть, – сразу ответила Алоли. – Золото. Имея власть и золото, Хенуттауи сможет построить самый большой в Фивах храм, больше, чем храм богини Хатор. Паломники туда пойдут хотя бы для того, чтобы полюбоваться его величием.

– Оставляя там деньги и приношения, – подхватила я. При мысли о Рамсесе у меня загорелись щеки. – Не представляю даже, что выйду замуж не за Рамсеса, а за кого-то другого.

– Тогда одной арфы недостаточно, – заметила Алоли. – Если ты намерена стать главной женой, нужно научиться угождать мужчине. – Она встала, и наручные серебряные браслеты, позвякивая, опустились ей на запястья. – У Хенуттауи в храме полно мужчин. Богатых она всегда привечает. Хеттов, ассирийцев… В храме я научилась не только служить Исиде. И ты должна знать все премудрости, которым Хенуттауи учит Исет.

– Какие? – смутилась я.

– Как ублажить мужчину… ниже пояса. Как доставить ему удовольствие. Где и как целовать.

Видно, взглядом я выдала свои мысли, потому что Алоли добавила:

– От тебя зависит, станет ли Хенуттауи править в Фивах.

То ли в страхе перед таким будущим, то ли из любви к Рамсесу я стала прилежнейшей ученицей. Я никогда не опаздывала, никогда не бросала недоделанной работы и скоро уже могла бы отправиться хоть в Ассирию – и не пропала бы там благодаря хорошему знанию аккадского. Пасер и сам не понимал, как я так быстро освоила незнакомый язык, но дело в том, что я постоянно упражнялась: во дворе, в банях, даже у наоса моей матери я молилась богине Мут на языке ассирийцев. Уроки игры на арфе тоже проходили куда живее; Алоли словно хотела вложить в мои пальцы свой талант. Я играла уже настолько хорошо, что, если бы царица попросила меня выступить во время празднества, я бы не растерялась. Исет всегда кичилась своими музыкальными способностями, но теперь мне стало ясно: музыка – не такое уж трудное дело, нужно только время и терпение.

Однако вовсе не из-за арфы засиживалась я допоздна в восточном святилище. Как-то раз няня заметила:

– Ты, госпожа, видно, любишь музыку.

Чтобы спрятать смущение, я прикрылась веером.

На следующий день Мерит одобрительно сказала:

– Ты занимаешься все дольше и дольше.

– Алоли учит меня не только играть на арфе, – призналась я.

Мерит прекратила растирать благовония в алебастровой баночке и вернулась с балкона в комнату.

– И чему же еще она тебя учит? – ровным голосом спросила она.

Я опустила тростниковое перо.

– Всяким разным вещам. Как вести себя в брачную ночь.

Мерит пронзительно вскрикнула.

– Должна же я уметь то, что умеет Исет, – быстро пояснила я.

– Ты не какая-нибудь девица из гарема!

– Нет. Я – царевна из семьи, которую вымарали из истории. Ты не хуже меня знаешь, что будет, если я стану главной супругой фараона. Имена моих родных заново впишут в свитки. Это спасет от забвения мою семью и защитит нас от Хенуттауи. А вот если Хенуттауи станет могущественной, как царица…

– Но Алоли учит тебя таким вещам…

– А почему бы и нет, раз это пригодится? Если это поможет восстановить доброе имя моей матери?

Я взглянула на разбитую статую. Хотя придворный скульптор и старался, там, где голова богини отломилась от тела, все же осталась тоненькая полоска.

– Ты всегда будешь моей мауат, – пообещала я. – Но ведь у меня была и другая мать, которая отдала за меня жизнь. А что сделала для нее я? Что дал ей Египет? Если я стану главной женой, позабочусь о том, чтобы ее никогда не забыли… и чтобы никогда не забыли нас. Мои предки сто лет правили Египтом, а в память о них даже заупокойного храма [40]40
  Заупокойный храм —храм, который возводился ради сохранения памяти об умершем; часто строился отдельно от усыпальницы.


[Закрыть]не осталось! Но я построю где-нибудь среди холмов храм – и для своих родителей, и для тебя.

Теплый ветер донес из рощ сладкий аромат инжира, и я глубоко вдохнула. Мерит часто упоминала, что моя мать любила этот запах.

– У меня много причин стать главной женой. Только вот вдруг Рамсес меня не любит?

Лицо Мерит разгладилось.

– Он всегда тебя любил.

– Как сестру, – возразила я. – А если он не полюбит меня как жену?

Наступил сезон шему, двор готовился к переезду на север, во дворец Пер-Рамсес, чтобы сменить безветренную духоту Фив на прохладный морской ветерок. Я впервые не поплыву с большой флотилией ярко раскрашенных ладей, не буду стоять на палубе под жарким солнцем месяца паини, под хлопающими наверху золотыми знаменами фараона. С балкона мне представлялось, что весь мир уплывает от меня, оставив со мной только Тефера. Да и он не слишком надежный товарищ: то и дело убегает в поля – ловить мышей. Я ему не нужна. Никому я не нужна.

– Что с тобой? – спросила Мерит еще в дверях. – Каждый вечер стоишь на балконе. Рощи со вчерашнего дня не изменились.

– Я так скучаю! В месяце тот, когда начинается новый год, я буду скучать еще и по празднеству Уаг. Ведь только раз в году наши акху приходят на землю живых и наслаждаются земной пищей, которую им принесут.

Но Мерит лукаво покачала головой.

– Вряд ли тебе придется тосковать по этому празднеству. Вчера, пока ты играла на арфе, я разговаривала с главной жрицей. Через два месяца будет ровно год, как ты уехала из дворца. Так что скоро… – Мерит выдержала эффектную паузу, – будь готова к возвращению!

В десятый день месяца тота Мерит буквально вытряхнула меня из постели.

– Госпожа, тебя ждет верховная жрица!

Продирая глаза, я спросила:

– Что случилось?

– Занятий с Пасером сегодня не будет. Тебя хочет видеть верховная жрица!

Мы бросились к зеркалу, и я терпеливо ждала, пока Мерит накрасит мне лицо.

– Возьмем сегодня малахит, – решила она, выбрала баночку с дорогим зеленым порошком и стала красить мне веки, а потом подвела глаза сурьмой.

Няня достала мой парик, украшенный голубыми бусинами.

– А для чего бусины?

– Для особого случая, – серьезно ответила Мерит.

С тех пор как много месяцев назад я перешагнула порог храма Хатор, я и вправду редко встречалась с верховной жрицей.

Мерит тонкой кисточкой для сурьмы накрасила мои ногти хной и протянула мне новую тунику. Я поднялась. Няня глубоко вздохнула и, словно сама себе не веря, произнесла:

– Да ты взрослая женщина!

Прищурившись, Мерит придирчиво разглядывала мое лицо, наряд, ногти. Когда осмотр подошел к концу, она искренне сказала:

– Ты готова. – Голос у няни дрогнул, и она крепко меня обняла. – Удачи тебе, госпожа!

– Спасибо тебе, мауат. – Я отстранилась и заглянула ей в глаза. – Спасибо тебе. Не только за то, что приехала со мной в храм. А за… За все.

Мерит расправила плечи.

– Иди. Иди, пока она не передумала!

Покои Уосерит были недалеко от моих, но никогда путь не казался мне таким долгим. Я подняла взгляд на изображения Хатор и Ра и подумала: наверное, мне уже недолго осталось смотреть на эти стены.

У двери Уосерит меня с поклоном встретила служанка.

– Госпожа, верховная жрица тебя ждет.

Она отворила дверь; Уосерит сидела за столом, окруженная прекрасными букетами, расставленными в фаянсовые вазы – по случаю нового года. Комнату наполнял аромат лилий. При виде меня лицо жрицы выразило сильнейшее удивление, сменившееся радостью.

– Нефертари! – Она вышла из-за стола и подошла ко мне. – У тебя наконец появились щеки! А глаза… прямо околдовывают!

Уосерит заставила меня повернуться, потом еще раз, и еще.

– Как же ты изменилась! – воскликнула она, натягивая мою тунику сзади, так что обрисовались грудь и талия. – И больше никаких бесформенных балахонов! Пусть твоя няня снимет с тебя мерку для новых нарядов. Пока я занималась делами, ты превратилась в настоящую женщину! Ты стройная и красивая, а вот Исет в беременности наверняка растолстеет. И – никогда не жалуйся! Могу тебя заверить, что Рамсес устал от нытья.

– Он ее не любит? – быстро спросила я.

Уосерит подняла брови.

– Я этого не говорила.

– Но если она ноет, за что ее любить?

– Исет, если захочет, может быть само очарование, и потом, она исключительная красавица. Однако ее прелесть и красота сильно потускнеют, когда фараон сравнит Исет с тобой – через восемь дней, начиная с сегодняшнего.

– В день Уаг?! – воскликнула я.

Уосерит улыбнулась.

– Да. Думаю, мы готовы.

Глава шестая
ПРАЗДНЕСТВО УАГ

1282 год до н. э.

В восемнадцатый день тота, в конце урока, Пасер положил тростниковое перо и спросил:

– Ты готова к сегодняшнему празднеству?

– Да. – Я старалась скрыть волнение. – Моя няня приготовила подношение для заупокойного храма Сети и еще одно – для…

– Я не про еду, – остановил меня Пасер. – Не сомневаюсь, что и акху фараона, и твои собственные, – сказал он с иронией, – останутся вполне довольны вашим угощением. Меня интересует, объяснили ли тебе, что посещение царского двора будет для тебя потрясением, особенно учитывая, что ты там не останешься?

– Да, – спокойно сказала я. – Уосерит предупредила, что с Рамсесом можно говорить совсем недолго.

Пасер кивнул.

– Ты не будешь пьянствовать там три ночи, как другие. – Поднявшись, он вполголоса добавил: – Разве что захочется полюбоваться на пьяную Хенуттауи.

Я хихикнула: до меня дошли слухи о старшей сестрице Уосерит.

– Нефертари, – посерьезнел Пасер, заниматься мы теперь будем реже. Фараон Рамсес станет чаще бывать в тронном зале, и я должен быть при нем. Кроме того, я уже мало что могу тебе дать. Ты превосходно знаешь все восемь языков, которые мы изучали.

Он проводил меня до дверей.

– Надеюсь, ты запомнишь совет Уосерит. Она женщина мудрая, и если кто-то и может проложить тебе путь к трону, так только она.

– А Хенуттауи? – с любопытством спросила я.

– Хенуттауи умеет хитрить и плести интриги. Она может научить Исет, как очаровать фараона, но рано или поздно эти чары сойдут на нет.

– Разве я не то же самое делаю – хитрю и хочу его очаровать?

– Держась подальше от Рамсеса? – спросил Пасер. – Нет. Ты просто напоминаешь ему о вашей дружбе, которой он сейчас лишен.

У себя в комнате я, к своему удивлению, увидела Уосерит и Алоли, которые вместе с Мерит разглядывали две пары сандалий.

– Вот эти – с толстым каблучком и золотым плетением, – решила Уосерит. – Нефертари сегодня придется долго быть на ногах… но не стоит, чтобы она напоминала пастушку, привыкшую бродить по холмам.

Алоли заговорила со мной первая:

– Ты готова?

Я кивнула, хотя понимала, что моя теплая накидка к этим сандалиям совсем не подходит. Празднество Уаг всегда начинается с паломничества к заупокойному храму фараона Сети в Фивах. После того как придворные выкажут почтение предкам фараона, им позволено отнести пищу в храмы собственных акху. У моей семьи нет храма. Каждый год я хожу посмотреть на Хоремхеба, который присвоил заупокойный храм моего деда в Джамете и приказал стесать со стен портреты моих родных – осталось только одно изображение моей матери. Мы выйдем сразу после захода солнца, и, хотя ночи сейчас теплые, в храмах холодно и сыро – без накидки не обойтись. Я посмотрела на Мерит.

– А что мне надеть?

– Верховная жрица так добра, что дает тебе свой плащ, – ответила няня.

На кровати лежало удивительное одеяние: накидка с просторными, замысловато расшитыми рукавами и капюшоном, украшенным меховой опушкой. В этом наряде, да еще и в сандалиях, выбранных Уосерит, во мраке гробниц я покажусь бело-золотым видением.

– Сегодняшнее празднество, возможно, изменит всю твою жизнь, – заметила Уосерит. – Кстати, Мерит переделала для тебя одно из моих платьев. – Жрица подняла с кровати плащ, под которым оказался ажурный наряд, сплошь из фаянсовых бусин. – Бусины как раз под цвет твоих глаз. К моему возвращению будь готова.

Уосерит удалилась, а я подошла к кровати, изумленная столь изысканным и откровенным нарядом.

– Редкостная вещь, – сказала Алоли. – Верховная жрица никому это платье не дает, даже чинить не доверяет. Подними руки.

Я скинула тунику и подняла руки. Алоли надела на меня платье, а Мерит осторожно расправила его на бедрах. Потом я набросила плащ и села перед зеркалом.

– Веки ни к чему подводить синим, – решила Мерит. – В полумраке этого будет не видно. – Она открыла баночку с золотым порошком и стала смешивать его с маслом. – Пусть не увидят твоих волос, но глаза-то заметят точно.

До самого заката Мерит покрывала мне ногти хной, приводила в порядок ступни. Из зеркала на меня глядело что-то золотисто-белое, мерцающее. Белый капюшон красиво оттенял кожу, меховая опушка обрамляла лицо.

Дверь комнаты отворилась, и послышался медленный вздох.

– Великолепно!

На гладкой меди зеркала возникло отражение Уосерит. Жрица надела длинную белую облегающую тунику с поясом из полированного лазурита и накидку, шитую нитью бирюзового цвета, схваченную у горла пряжкой в виде золотой коровы с лазуритовыми глазами. Уосерит зачесала волосы набок, и сзади виднелся острый наконечник ожерелья менат – такое носят все жрицы Хатор. Спереди на ожерелье, сделанном из фаянсовых бусин, висел золотой амулет, оберегающий от зла. Все в жрице было прекрасно – от золотых браслетов на ногах до прозрачной туники.

– До чего же ты красива! – прошептала я, вставая, и, к своему удивлению, поняла, что она столь же яркая женщина, как и ее сестра, Хенуттауи.

Уосерит сделала мне знак повернуться и придирчиво меня оглядела. Она приподняла мне подол, взглянула на мои ступни и одобрительно пробормотала:

– Постарайся не запылить. Не шаркай, ходи поаккуратнее.

Уосерит накрыла мне голову капюшоном, а Мерит расправила косы у меня на плечах.

Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала глядевшей из него девушки. Она напоминала тех женщин, что проводят время в роскоши, сплетничают в банях и покупают украшения у дворцовых торговцев.

– Алоли, пора и тебе собираться, – сказала Уосерит. – Вы с Мерит постарались на славу.

Алоли и Мерит отправились по своим комнатам, а Уосерит села. Она явно нервничала. Гораздо позже я поняла, что ей этот год дался намного труднее, чем мне. От меня требовалось только учиться, впитывать знания, а ей приходилось все устраивать, продумывать, планировать. Она предвидела последствия возможной неудачи, а я только воображала, что понимаю. Уосерит уступила мне покои во дворце, взяла меня в храм, договорилась с Пасером, дала мне свои наряды – но взамен за свою доброту жрица ничего не требовала.

Мерит возилась с одеждой у себя в комнатушке.

– Чем же я с тобой расплачусь? – тихо спросила я жрицу.

Губы Уосерит тронула легкая улыбка.

– Я не такая, как Хенуттауи. Платить не нужно.

– Но ты потратила столько сил и времени. Почему? Чего ради?

– Ты стала взрослой и умной женщиной, – ответила жрица; мой вопрос ей, по-видимому, понравился. – Я хочу, чтобы ты заняла место Исет и чтобы Хенуттауи никогда не получила ту власть, которой домогается. Вот чего я жду, – твердо сказала она. – Мне нужно, чтобы Фивы не плясали под дудку Хенуттауи, и больше ничего.

Я чувствовала, что сказано не все, но Уосерит умолкла. «Не придет ли в один прекрасный день настоящая расплата?» – подумала я.

Мы отплыли, едва солнце опустилось за холмы, и достигли храма Хатор, когда вода приобрела винный цвет в последних лучах заката. В ладье, полной певиц богини Хатор, мы направились к заупокойному храму предков фараона. Как и дворец, храм стоял на западном берегу – потому что на западе каждый день умирает солнце и начинается путь в страну мертвых. В храм Сети вместе с другими придворными я ходила много раз, но сегодня – случай особый.

На приближающемся берегу мерцали огни. От волнения я чувствовала в животе какую-то пустоту – раньше со мной такого не бывало. Мерит встала рядом на носу корабля и подняла мне капюшон; я почувствовала на лице прикосновение меха.

– Какой легкий и мягкий, – сказала няня.

В Ниле отражалась полная луна; мне вдруг вспомнились слова Уосерит: «Ты стройная и красивая, а вот Исет в беременности наверняка растолстеет». Под плеск весел я спросила у Мерит:

– А если Исет уже ждет ребенка?

– Тем больше у фараона причин сделать ее главной женой. Рамсесу восемнадцать лет. В этом году он выберет царицу.

Лодка скользила к пристани.

– Думаю, придворные уже собрались, – заметила Уосерит, повернувшись ко мне. – Но без нас обряд не начнется. И без Хенуттауи. А она, вероятно, опоздает.

Дворцовые слуги встретили нас на пристани и, подняв факелы, повели во тьму. Впереди, во дворе заупокойного храма, сотни светильников лили свет с высоких пилонов [41]41
  Пилон —колонна, столб, обычно со скульптурными украшениями, стоящий в воротах здания.


[Закрыть]на стены с фресками. На одной из них бог Сет [42]42
  Сет —злой бог пустыни и бурь, брат и убийца Осириса. Изображался с головой неизвестного животного, с рыжими волосами.


[Закрыть]разрубил на куски своего брата Осириса, царя богов, и разбросал части тела вверх и вниз по Нилу. В свете тростниковых факелов я заметила следующую фреску с изображением Исиды, супруги Осириса. Богиня в красном одеянии (в таком обычно ходила Хенуттауи) повсюду искала части тела мужа и складывала их вместе, чтобы воскресить его. Над вратами храма были изображены последние сцены. От воскресшего Осириса у Исиды рождается сын Хор – бог неба с головой сокола. Он мстит за отца и побеждает Сета. После изгнания Сет уходит к Анубису, богу с головой шакала, царю Подземного мира Всех приходящих в землю мертвых ждет суд Анубиса; только после этого они становятся акху. Глядя на фрески, я задумалась о своих предках, которые прошли через суд Анубиса. Интересно, увижу ли я на дальнем берегу свою мать?

Мы приближались к открытым воротам, и пение жрецов звучало все громче. Уосерит обернулась.

– Держись ко мне поближе, даже когда я буду возлагать приношения своим акху. Как только жрицы начнут петь гимн Хатор, встань со мной рядом. В храме сегодня будут сотни людей, но ты должна стоять там, где тебя обязательно заметит Рамсес.

Мерит многозначительно посмотрела на меня, и я пообещала не отходить от Уосерит ни на шаг.

– Нужно напомнить Рамсесу, чего он лишился, – продолжала жрица. – Но не забывай: если вы будете говорить слишком долго, получится, что вы как будто и не расставались. Если кто-то тебя спросит, почему ты не в одежде жрицы, говори, что пока не решила – станешь жрицей или нет…

– Особенно если Рамсес спросит, – вставила Алоли. – Пусть знает: ты еще не решила, где твое место.

Уосерит, против моего ожидания, не рассердилась, что ее перебили, а согласно кивнула:

– Да. А уж сделать первый шаг он догадается.

Мне не хотелось хитрить с Рамсесом, но ведь во всем этом была и доля правды. Что меня ждет, когда кончатся унаследованные от родных деньги и я не смогу больше жить во дворце? А если Рамсесу я не нужна, то о каком замужестве говорить? Кто еще сможет понять мою страсть к языкам, мою любовь к охоте? Мне и вправду придется стать жрицей. Внутри у меня все сжалось.

Мы прошли через врата заупокойного храма Сети и двинулись в темное святилище, выстроенное фараоном для себя и своих предков. На стенах изображалась история семьи фараона. Был тут Рамсес Первый, полководец, которого выбрал своим преемником бездетный Хоремхеб, когда понял, что может умереть без наследника. Был и сам фараон Сети вместе с молчаливой и равнодушной царицей Туйей, совершенно удалившейся от государственных дел. Была сцена рождения Рамсеса Второго, младенца с ярко-рыжими волосами.

А ведь несколько поколений моей семьи сидели на египетском троне – где же их памятники?

– Хватит раздумывать! – одернула меня Мерит. – Не расстраивайся попусту!

Я сжала губы.

Мы вошли в восточное святилище. Жрецы Амона уже завершили песнопения; в зале толпились сотни придворных. Все повернулись к Уосерит, и мне вдруг захотелось поглубже натянуть капюшон плаща. Святилище наполнял запах ладана; от стен, которые никогда не видели солнца, веяло холодом.

Я проследовала за Уосерит, туда, где жрицы уже начали исполнять гимн Хатор. Уосерит вышла вперед и поставила перед статуей Рамсеса Первого приготовленное угощение. Справа от нас сверкала корона Сети, а рядом – белый с голубым немес Рамсеса, обрамлявший худое лицо с высокими скулами и мощной челюстью воина. Рамсес был выше отца – и гораздо красивее, чем мне помнилось. Нас разделяла высокая гранитная статуя, изображающая его деда. Рядом с Рамсесом стояла Исет в сверкающей диадеме, но Хенуттауи еще не пришла. Мерит неодобрительно покачала головой.

– Как всегда, опаздывает.

– Хочет привлечь к себе внимание, – шепнула я.

Я уже начинала понимать, в какие игры играют женщины.

Пение эхом отдавалось от стен, но его слегка заглушил шум множества шагов. В святилище вошла Хенуттауи в ярко-алом одеянии, окруженная жрицами в красных одеждах богини Исиды. Свита почтительно поддерживала края длинной алой накидки верховной жрицы; из-под золотой сешед [43]43
  Сешед– диадема с уреем.


[Закрыть]– диадемы царевны – вились роскошные пряди. Хенуттауи прошествовала через зал, ведя за собою своих жриц, и поставила перед статуей Рамсеса Первого золотой сосуд с угощением.

– Для акху величайшего египетского рода.

Столь щедрое пожертвование, должно быть, недешево обошлось посетителям храма Исиды. Хенуттауи поместила сосуд рядом с приношением Уосерит, и дар жрицы Хатор сразу показался небольшим и скромным. Хенуттауи низко поклонилась брату, и ее спутницы запели гимн.

– Ты опоздала, – заметил Сети, и Хенуттауи, наклонившись, прошептала что-то ему на ухо.

В первый миг он казался разгневанным, но тут же рассмеялся.

– Прекрасная, очаровательная Хенуттауи, – прошептала мне в ухо Уосерит. – У нее найдется оправдание на любой случай. Мой брат всегда готов ее простить. А Рамсес таков же, как отец. Имей это в виду!

Снова вышли вперед и запели жрецы Амона. Я не могла отвести глаз от Рамсеса. Он смотрел на жрецов, чьи мощные голоса гулко летели по залу. Уосерит подняла руку, и ее браслеты издали легкий звон, словно маленькие колокольчики. Рамсес глянул в нашу сторону – и замер. Он вглядывался в полумрак, и я потихоньку опустила капюшон на плечи.

– Неферт? – произнес он одними губами.

Я улыбнулась ему и увидела, что поверх накидки Рамсес надел ожерелье из бычьего волоса. У меня перехватило дыхание.

– Поговори с ним во дворе, как допоют гимны, – шепнула Уосерит, – Но я тебе даю лишь несколько минут.

Никогда еще служба в храме Сети не тянулась для меня так долго. Каждый гимн длился целую вечность. Наконец жрецы умолкли. Я посмотрела на Уосерит, и она улыбнулась, давая понять, что время настало.

Я стояла во дворе, а Рамсес и Аша двигались через толпу придворных.

– Неферт! – окликнул Рамсес, заметив меня у подножия статуи Амона.

Мне стоило больших усилий не броситься к нему в объятия.

Аша восхищенно смотрел на меня, разглядывая мой наряд из бусин и просвечивающую под ним разрисованную хной грудь.

– Нефертари, ты стала настоящей царевной.

– Зато ты – настоящий воин, – не осталась я в долгу, увидев у него на боку тяжелый меч.

Рамсес перевел взгляд с меня на Ашу и расправил плечи.

– Где же ты пропадала?! – воскликнул он. – Мы шесть раз приходили в храм – разве Уосерит тебе не говорила?

Мне удалось скрыть изумление, я даже улыбнулась.

– Говорила, но жрицам, находящимся в обучении, запрещено встречаться с кем бы то ни было.

– Мы даже внутрь два раза заходили, – вмешался Аша. – Делали вид, что молились, – хотели тебя повидать.

Я рассмеялась, чтобы не выдать своей растерянности.

– Решили, что Уосерит не догадается? Она старалась держать меня от всех подальше, чтобы я не передумала.

Рамсес перехватил мой взгляд и шагнул ко мне.

– А что теперь? – тихо спросил он.

Я чувствовала мятный аромат его дыхания. Стоило мне протянуть руку, и я могла бы коснуться волосяного ожерелья у него на шее.

– Ты не носишь одеяния Хатор, – заметил он и опустил взгляд на мой наряд из бусин.

Щеки Рамсеса залил румянец.

Аша с любопытством посматривал то на меня, то на Рамсеса.

– Не знаю, стану ли я жрицей, – произнесла я заготовленную фразу. – Я еще не решила, где мое место – во дворце или в храме.

– Тогда тебе нужно вернуться! – воскликнул Аша.

Рамсес смотрел мне в глаза, пытаясь понять, всерьез ли я говорю, и тут сбоку возникла Исет.

– Вот ты где! – легко рассмеялась она. – Хенуттауи видела, как ты вышел, но я не поверила, что ты можешь уйти, не предупредив меня.

– Куда же он уйдет? – нахмурился Аша. – Ведь сегодня празднество Уаг.

Исет не обратила на него внимания и обняла Рамсеса. Меня удивила ее развязность и то, как уверенно она встретила его взгляд.

– Ты уже виделась с Нефертари? – спросил Рамсес.

– Здравствуй, Нефертари. – Исет весьма убедительно изобразила радость. – Ты так сильно накрашена, что я тебя и не узнала. – Она вновь повернулась к Рамсесу. – Прибыл посланник из страны Митанни, который хочет тебе что-то сообщить. Он желает доставить своему повелителю новости о твоей победе в Кадеше, но не говорит на нашем языке.

– Тогда, быть может, с ним побеседует Нефертари? – предложил Рамсес, взглянув на меня. – Она говорит на хурритском даже лучше меня. Примешь посланника Митанни, Нефертари?

Я широко улыбнулась.

– Почему бы и нет?

Мы вчетвером пересекли двор. Меня окликнули ученики из эддубы.

– Видишь – многие по тебе скучали, – сказал Аша. – Не понимаю, зачем тебе становиться жрицей?

– По-моему, из Нефертари получится хорошая жрица, – заявила Исет.

Уцепившись за локоть Рамсеса, она повела его дальше.

Аша склонился ко мне и прошептал:

– Еще бы Исет так не думала! Когда тебя нет, Рамсеса интересует только она.

Мы шли позади Рамсеса и его супруги, и наши голоса тонули в праздничном шуме.

– Значит, она всегда с ним?

– Да, и это несносно. Единственное место, куда она с ним не ходит, – арена. Она даже не хочет, чтобы он участвовал в состязаниях на колесницах и охотился в болотах.

– И Рамсес ее слушает?!

– Вполуха. Обещает быть осторожнее, а если она ноет, то старается задобрить ее подарками.

– Как он такое терпит? – воскликнула я.

– Половина мужчин при дворе влюблены в Исет. Все Фивы ею очарованы, народ ее восхваляет.

Мы посмотрели на Исет. Ростом ниже Рамсеса, она все же была высокой, и все ее замечали. Мои товарищи по эддубе улыбались мне и призывно махали, но взглядом провожали Исет.

– А ты? – с любопытством спросила я. – Тебя она тоже очаровала?

– Я-то знаю, какова она. Глупая. В тронном зале от нее никакого проку.

– Но ведь Рамсес ее любит!

Аша внимательно посмотрел на меня.

– Ну вот, и ты туда же! Перед ним и так все жрицы лебезят, чужеземные царевны готовы к ногам броситься, только бы он взял их в жены!

– Кто сказал, что я хочу за него замуж? – возмутилась я.

– Я же видел, как он на тебя смотрит. И ты на него. Послушай, Неферт…

– Нефертари, – поправила я.

Аша это задело.

– Нефертари, – сердито повторил он. – Я тебе всегда был как брат. И Рамсес тоже. Менять эти отношения рискованно.

– Не понимаю почему, – солгала я.

– Вспомни про Исет. Про Хенуттауи. Исет во всем слушается верховную жрицу. У тебя будет столько врагов, сколько женщин хотят Рамсеса. Для чего тебе лезть в скорпионье гнездо, если можно выйти замуж за какого-нибудь знатного человека и жить спокойно? Твою мать принудили выйти замуж за фараона, и она страдала до последнего дня жизни.

– Откуда ты знаешь? – надменно спросила я.

Аша взглянул на меня.

– Ты и сама отлично знаешь. Хочешь пойти ее путем?

Тут Аша умолк, потому что Рамсес увидел посланника из Митанни. Хетты завоевали их царство, но у народа Митанни остались вожди, и еще теплилась надежда поднять восстание. Рамсес устремился вперед. Я избегала вопросительного взгляда Аши, потому что знала ответ на его вопрос. При чем здесь путь моей матери? Ведь я, в отличие от нее, люблю.