Текст книги "Нефертари. Царица египетская"

Автор книги: Мишель Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава третья
КАК СЛУШАЮТ КОШКИ

Верховный жрец возвестил, что Рамсесу должно жениться в двенадцатый день месяца тота. Его выбрали как самый благоприятный день сезона Ахет. Когда я шла из дворца к храму Амона, на озере уже теснились лодки с припасами и подарками для празднества.

Наконец жрецы закончили обычную церемонию. В храме я держалась тихо, и даже наставник Оба не нашел к чему придраться.

– Что с тобой, царевна? Фараон Рамсес и Аша ушли и тебе не с кем порезвиться?

Я посмотрела на него. Кожа наставника походила на измятый лист папируса, даже вокруг носа были складки. Ему было лет пятьдесят, но Оба казался таким же древним, как потрескавшаяся краска на стенах моей комнаты.

– Да, все меня бросили, – пожаловалась я.

Наставник Оба рассмеялся каким-то неприятным смехом.

– Все тебя бросили. Все! – Он оглянулся: двести учеников шагали вслед за ним к эддубе. – Наставник Пасер сказал, что ты очень способная ученица, и вот теперь я думаю: в чем же ты отличилась – в постижении языков или в лицедействе? Быть может, через несколько лет мы увидим тебя в каком-нибудь представлении при дворе?

Остаток пути до эддубы я не произнесла ни слова. Позади раздавался скрипучий смех наставника. Мы вошли в класс, но я была так сердита, что даже не обратила внимания на слова Пасера:

– Сегодня мы начинаем изучать новый язык.

Я не помню ни чем мы в тот день занимались, ни как Пасер начал обучать нас новому языку – языку шазу. Вместо того чтобы слушать, я разглядывала сидевшую впереди девочку. Ей было не больше девяти лет; она заняла циновку, где раньше сидел Аша. Когда настало обеденное время, она убежала вместе с какой-то своей ровесницей, и я сообразила, что теперь мне даже не с кем пообедать.

– Кто хочет в кости поиграть? – спросил, едва прожевав, Баки.

– Я могу, – сказала я.

Баки оглянулся на кучку мальчишек – они явно не желали моего участия.

– Мы… с девчонками не играем.

– Всегда же играли, – заметила я.

– А сегодня не играем.

Остальные закивали, и у меня вспыхнули щеки. Я вышла во двор – посидеть в одиночестве – и вдруг увидела Ашу на каменной скамье, где мы всегда с ним обедали.

– Аша! – воскликнула я. – Что ты здесь делаешь?

Аша положил тисовый лук на скамью.

– Воинам тоже нужно есть, – ответил он, пристально глядя на меня. – Что случилось?

Я пожала плечами.

– Мальчики не берут меня играть в кости.

– Кто не берет? – возмутился он.

– Какая разница.

– Как это – какая? – Голос его посуровел. – Кто?

– Баки, – сказала я.

Аша с угрожающим видом поднялся, но я потянула его назад.

– Не только он, другие тоже не хотят. Исет права: они дружили со мной только из-за тебя и Рамсеса, а когда вы ушли, я стала никому не нужной царевной из семьи вероотступников. – Я справилась с волнением и подняла голову повыше. – Нравится быть колесничим?

Аша уселся и уставился мне в глаза, но мне не хотелось, чтобы он меня жалел.

– Здорово, – признался он и открыл свой мешок. – Никакой тебе клинописи, никаких иероглифов… не нужно переводить бесконечные угрозы Муваталли – Аша смотрел на небо, улыбаясь с неподдельной радостью. – Мое место – в войске фараона, я всегда это знал. А тут… – Он ткнул большим пальцем в сторону эддубы. – Тут мне мало что удавалось.

– Но ведь твой отец хочет, чтобы ты стал начальником колесничих. Тебе без образования нельзя!

– К счастью, все уже позади. – Аша достал медовую лепешку и отломил мне половинку. – Видела, сколько понаехало купцов? Полный дворец. Мы даже не смогли повести коней на озеро – оно все забито чужеземными кораблями.

– Пойдем к причалу, посмотрим!

Аша огляделся. Ученики играли в бабки и в сенет.

– Неферт, мы же не успеем.

– Почему? Пасер вечно опаздывает, а воинам нужно собираться только по сигналу трубы. Пасер начнет гораздо раньше. Когда мы еще увидим столько кораблей? Подумай только, каких там зверей, наверное, понавезли. И лошадей! – искушала я товарища. – Может быть, хеттских.

Я нашла верные слова.

Подойдя к озеру, мы увидели с дюжину стоящих на якоре кораблей. Флаги всех цветов реяли на ветру, яркие ткани переливались на солнце, словно драгоценные каменья. С кораблей выгружали тяжелые сундуки, и, как я и думала, из страны хеттов привезли в подарок коней.

– Ты была права! – воскликнул Аша. – Откуда ты узнала?

– Ведь каждая страна присылает свои дары. Что еще такое есть у хеттов, что нам нужно?

В воздухе висели крики торговцев, топот изнуренных морским путешествием коней, которые, скользя копытами, спускались по мосткам. Мы пробирались в сутолоке между тюками – к коням. Аша погладил иссиня-черную кобылу, но служитель сердито одернул его на языке хеттов.

– Ты говоришь с лучшим другом фараона Рамсеса, – резко сказала я на том же языке. – Он пришел проверить подарки.

– Ты знаешь наш язык? – удивился торговец.

Я кивнула.

– Да. А это Аша, будущий начальник царских колесничих.

Хетт прищурился, пытаясь понять, можно ли мне верить. Наконец с важным видом кивнул.

– Хорошо. Попроси его отвести коней в конюшни фараона.

Я во весь рот улыбнулась Аше.

– Что такое? Что он сказал?

– Просит отвести коней в конюшни фараона.

– Я? – воскликнул Аша. – Нет! Скажи…

Я улыбнулась купцу.

– Он будет счастлив доставить подарок хеттов фараону.

Аша уставился на меня.

– Ты сказала, что я не поведу?

– Нет, конечно! Великое дело – отвести несколько лошадей.

– А как я объясню, почему я этим занят? – закричал Аша.

Я посмотрела на него.

– Ты шел во дворец. Тебя попросили заняться конями, потому что ты в них разбираешься. – Я повернулась к хетту. – Прежде чем отводить коней, мы должны взглянуть на другие подарки.

– О чем ты с ним говоришь?

– Аша, положись на меня. Иногда ты слишком осторожен.

Хетт нахмурился, Аша затаил дыхание, а я послала хетту самый нетерпеливый взгляд. Он тяжело вздохнул и повел нас через весь причал, мимо покрытых удивительнейшей резьбой ларцов слоновой кости, в которых привезли корицу и мирру, стоившие целое состояние. Сильный аромат пряностей смешивался с запахом речного ила. Аша указал вперед, на длинный обитый кожей сундук.

– Спроси его, что там.

Переводить не потребовалось: старик тут же склонился над сундуком. Три длинные седые косы упали на плечо, и хетт, тряхнув головой, перебросил их за спину. Из сундука он извлек сверкающий меч.

– Железо! – шепнула я.

Аша взялся за рукоять и повернул длинный клинок, на котором сверкнуло летнее солнце, как на мече Рамсеса, когда он показывал нам его на балконе.

– И сколько тут мечей? – Аша сопроводил слова жестом.

Торговец, видно, понял, потому что ответил:

– Два – по одному для старшего и младшего фараона.

Я перевела ответ, и Аша вернул меч на место. Мне же на глаза попалась пара эбеновых весел.

– А это для чего?

Старик впервые улыбнулся.

– Это самому фараону Рамсесу – для свадебной церемонии.

Узкие весла были вырезаны в виде утиных головок, и старик погладил дерево, словно птичьи перья.

– Фараон будет ими грести, когда поплывет за лодкой невесты, и все придворные поплывут за ним в своих лодках.

Я представила себе, как Рамсес гребет, догоняя лодку Исет. Темные волосы невесты убраны сверкающими на солнце лазуритовыми бусинками. Мне и Аше придется плыть позади, и нельзя будет ни окликнуть Рамсеса, ни дернуть за волосы. Быть может, если бы во время коронации я не вела себя, как дитя, то на свадебной церемонии оказалась бы в самой первой лодке. И это ко мне он повернулся бы позже, ночью, и со мной говорил бы о событиях минувшего дня, и смеялся бы заразительным смехом…

В молчании я проводила Ашу до конюшен; вечером, когда Мерит велела мне сменить короткую тунику на праздничное одеяние, я не ворчала. Я покорно дала ей надеть мне на шею серебряное ожерелье и неподвижно сидела, пока она натирала мне щеки миртовым маслом.

– Отчего это ты вдруг такая послушная? – подозрительно спросила Мерит.

Я покраснела.

– Разве я не всегда такая?

Мерит вздернула подборок, и ее пеликаний мешок вытянулся.

– Собака делает, что велит хозяин. А ты всегда слушаешь меня, точно кошка.

Мы обе посмотрели на Тефера, который развалился на постели, – своевольный зверек дернул ушами, словно понял, что Мерит упомянула его.

– Фараон Рамсес теперь взрослый, и ты тоже решила повзрослеть? – не унималась Мерит.

– Возможно.

Когда пришло время собраться к обеду в Большом зале, я села на свое место возле помоста и видела, как Рамсес смотрит на Исет. Через десять дней она станет его женой. Неужели он совсем обо мне забудет?

Фараон Сети встал с трона и поднял руку. В зале воцарилась тишина.

– Не послушать ли нам музыку? – громко спросил он.

Царица Туйя кивнула, но подниматься не стала. Ее лоб по обыкновению покрывала испарина. И как только такая тучная женщина выносит фиванскую жару? Слуги так размахивали опахалами, что даже к столам у помоста доносился запах ее благовоний – лаванды и лотоса.

– А что скажет будущая повелительница Египта? – спросила царица, и все придворные посмотрели на Исет, которая изящно поднялась со своего места.

– Как пожелает царица.

Исет грациозно поклонилась, медленно пересекла зал и приблизилась к стоящей у помоста арфе. Рамсес улыбнулся. Исет уселась перед инструментом, прижала к груди резную деревянную раму арфы, и по залу полетели нежные звуки. Кто-то из сидевших позади меня сановников пробормотал:

– Прекрасно. Какое чудо!

– Ты про музыку или про исполнительницу? – уточнил Анемро.

Остальные захихикали.

Накануне свадьбы Рамсеса и Исет остальные ученики отправились домой, а наставник Пасер отозвал меня в сторонку. Он стоял посреди комнаты, окруженный корзинами с папирусами и тростниковыми палочками. В мягком вечернем свете я вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем мне всегда казалось. Темные волосы были заплетены не так туго, как обычно, и глядел он добродушнее. Пасер указал на кресло, стоявшее напротив него, но не успел произнести ни слова, как глаза у меня затуманились от слез, до того мне стало стыдно.

– Хотя твоя няня позволяет тебе носиться по всему дворцу, словно ты дикое дитя Сета, – начал он, – ты всегда была в числе лучших учеников. Но за последние десять дней ты пропустила занятия шесть раз, а твой сегодняшний перевод приличествует разве что каменщику, из тех, что строят пирамиды.

Я опустила голову и пробормотала:

– Я исправлюсь.

– Твоя няня говорит, что дома ты больше не занимаешься языками. Думаешь о чем-то постороннем. Это из-за женитьбы Рамсеса?

Я подняла на него глаза и тыльной стороной ладони вытерла слезы.

– Рамсеса нет, и никто со мной не хочет дружить. Все ученики только из-за Рамсеса притворялись, что хорошо ко мне относятся, а теперь называют меня вероотступницей.

Пасер, нахмурившись, подался вперед.

– Кто тебя так называет?

– Исет.

– Это только один человек.

– Но другие тоже так думают! Я точно знаю. А в Большом зале, когда верховный жрец садится за наш стол у помоста…

– Из-за Рахотепа не стоит переживать. Ты ведь знаешь, что его отец был верховным жрецом Амона…

– А когда моя тетка стала царицей, они с фараоном Эхнатоном приказали его убить. Это я знаю. И потому Исет против меня, и верховный жрец против меня, и даже царица Туйя. – Я подавила рыдание. – Все против меня – из-за моей семьи. Зачем только моя мать назвала меня в честь Отступницы!

Пасер замялся.

– Откуда ей было знать, что люди будут ненавидеть ее сестру даже двадцать пять лет спустя? – Он встал и протянул мне руку. – Нефертари, тебе нужно продолжать изучение языка хеттов и шазу. Неважно, что делают фараон Рамсес и Аша, тебе нужно учиться в эддубе. Только так ты найдешь свое место при дворе.

– Какое место? – в отчаянии спросила я. – Женщина не может быть визирем.

– Не может, – согласился Пасер. – Но ты же царевна. С твоим знанием чужеземных языков перед тобой откроется множество путей. Ты можешь стать верховной жрицей или исполнять при верховной жрице обязанности писца или даже посланника – Пасер сунул руку в корзину и достал несколько свитков. – Это письма от Муваталли фараону Сети. Мы переводили их в те дни, когда ты сидела во дворце, сказываясь больной.

Щеки у меня заалели от стыда, но позже я поняла, что Пасер прав. Я – царевна. Дочь царицы, племянница царицы и внучка царицы. Мне открыто множество путей.

Когда я вернулась из эддубы, во внутреннем дворе уже раскинули огромный белый шатер – там будут пировать самые почетные гости на свадьбе Рамсеса. Повсюду, точно муравьи, сновали сотни слуг, перенося кресла и столы из Большого зала в шатер. Под златотканым пологом, в сторонке от суеты, сидели сестры фараона Сети, прибывшие, чтобы присматривать за подготовкой к празднеству. Исет тоже была там, со своими подружками из гарема.

– Нефертари! – крикнул Рамсес с другого конца двора.

Оставив Исет, он поспешил ко мне.

Из-за жары фараон снял немес [27]27
  Корона немес —корона в виде платка с золотыми и голубыми полосами. Немес изображен на саркофаге Тутанхамона.


[Закрыть], и заходящее солнце словно полило его голову огнем. Я представила, как Исет запускает пальцы в красно-золотые пряди и шепчет что-то Рамсесу на ухо – так иногда Хенуттауи в подпитии шепчет о чем-то красивым вельможам.

– Я тебя уже несколько дней не видел. Ты не представляешь, каково сидеть в тронном зале, – оправдывался Рамсес-Каждый день новая забота. Помнишь, в прошлом году озеро обмелело?

Я кивнула. Рамсес прикрыл рукой глаза от солнца.

– Это потому, что Нил не выходил из берегов. А без разлива земля не орошается, и урожай очень плох. В некоторых городах уже начинается голод.

– Но в Фивах же нет голода, – возразила я.

– В Фивах – нет, есть в других частях Египта.

Я попыталась представить, что такое голод. Завтра во дворец придут тысячи людей. В кухнях сейчас готовят говядину, жарят уток и ягнят, а в Большом зале уже стоят бочки с гранатовым вином.

Рамсес перехватил мой взгляд и кивнул.

– Понимаю, поверить трудно, но за пределами Фив люди сильно голодают. У нас тут прошли хотя бы небольшие дожди, а в Эдфу и Асуане и того не было.

– Так Фивы поделятся с ними зерном?

– Только если его хватит. Советникам фараона не нравится, что в Египте стало так много хабиру [28]28
  Хабиру —малоизвестное племя, проживавшее на Аравийском полуострове между Средиземным морем и Персидским заливом. Упоминается древними египтянами, хеттами и шумерами.


[Закрыть]. Говорят, их уже шестьсот тысяч, и теперь, считают советники отца, когда еды не хватает и самим египтянам, нужно принять меры.

– Какие?

Рамсес смотрел куда-то в сторону.

– Какие меры? – повторила я.

– Избавиться от сыновей хабиру, чтобы…

У меня перехватило дыхание.

– Что?! Ты же не позволишь?..

– Разумеется, не позволю. Но визири об этом поговаривают. По их мнению, дело не только в численности хабиру. Рахотеп предлагает поубивать у них сыновей, и тогда их дочери станут выходить замуж за египтян и вскоре сольются с нашим народом.

– Не сольются! Наш наставник Амос – из хабиру, и его народ живет здесь уже сто лет. Мой дед привез людей хабиру в Фивы, когда завоевал Ханаан…

– Рахотеп утверждает, что хабиру, как и фараон-еретик, признают только одного бога. – Рамсес понизил голос, чтобы не услыхали снующие мимо слуги. – Он считает хабиру еретиками!

– Конечно, он так скажет. Сам он еретик – бывший верховный жрец Атона. А теперь хочет показать двору, как чтит Амона.

Рамсес кивнул.

– То же самое я сказал отцу.

– А он?

– Хабиру составляют шестую часть его войска. Их сыновья сражаются бок о бок с сыновьями египтян. Но народ все больше недоволен. Каждый день приносит новые беды. Засухи, упадок в торговых делах, морские разбойники. Сейчас идут приготовления к свадьбе, к нам прибывают тысячи иноземных сановников. Сегодня утром прибыл ассирийский царевич, и визирь Анемро поместил его в западных покоях.

Я прикрыла рот рукой.

– Он разве не знает, что ассирийцы спят, обратив лицо к восходящему солнцу?

– Нет. Мне пришлось ему объяснять. Он отвел царевичу другие покои, но ассирийцы уже разобиделись. Ничего подобного не случилось бы, согласись только Пасер стать визирем.

– Наставник Пасер?

– Мой отец уже дважды ему предлагал. Он стал бы самым молодым визирем Египта… но притом самым умным.

– И он два раза отказывался?

Рамсес кивнул.

– Не могу его понять. – Он посмотрел на свитки у меня в руках. – А это что? – У Рамсеса даже глаза заблестели – наверное, ему уже надоело говорить о свадьбе и политике. – Мне бы тут хватило работы на несколько дней, – заметил он и схватил один. – Ты что, пропускала уроки?!

– Отдай! – крикнула я. – Я болела.

– Хочешь забрать – попробуй отними!

И он стал носиться по двору, а я пыталась догнать его с кучей свитков в руках.

На камни вдруг легла чья-то тень, и Рамсес остановился.

– Что ты делаешь? – сурово осведомилась Хенуттауи.

Вокруг ее ног взметнулся подол красного платья. Она выхватила у Рамсеса свиток и протянула мне.

– Ты – царь Египта! – резко напомнила она, и ее племянник вспыхнул. – Ты бросил Исет совсем одну, и ей самой пришлось выбирать музыкантов для участия в празднестве.

Исет стояла в другом конце двора. Мне она вовсе не показалась такой уж одинокой. Она о чем-то шепталась с толпой подружек. Рамсес замялся: ему не хотелось вызывать недовольство сестры фараона.

– Нужно пойти помочь Исет, – смущенно сказал мне Рамсес.

– Твой отец ждет тебя в тронном зале.

Хенуттауи проводила взглядом Рамсеса до самого дворца, повернулась ко мне и неожиданно отвесила мне такой шлепок, что я еле устояла на ногах.

Свитки Пасера рассыпались по мощеному полу.

– Время, когда твоя семья хозяйничала в Малькате, давно миновало. Нечего гоняться за Рамсесом по всему двору, словно зверь. Он – царь Египта, а ты – всего лишь сирота, которую терпят здесь из милости.

Хенуттауи развернулась и устремилась к белым шатрам.

Я стала собирать свитки, и несколько слуг бросились мне помочь.

– Тебе нехорошо, госпожа? – спросил кто-то. Все видели, что произошло. – Позволь тебе помочь.

Один из поваров опустился на колени и потянулся к папирусам.

Я покачала головой.

– Не нужно, я сама.

Однако повар собрал и вложил мне в руки горку свитков. У входа во дворец кто-то взял меня за плечо. Я приготовилась к новой вспышке ярости со стороны Хенуттауи, но это оказалась ее младшая сестра Уосерит.

– Возьмите эти свитки и отнесите в покои царевны, – велела она стражникам. Потом повернулась ко мне. – Идем.

Я шла, глядя, как колышется подол бирюзового одеяния над покрытыми глазурью плитами пола. Мы вошли в приемную, где сановники обычно дожидаются фараона. Здесь никого не было; Уосерит закрыла за нами тяжелую дверь.

– Чем ты так рассердила Хенуттауи?

Я едва сдерживала слезы.

– Ничем.

– Она хочет, чтобы ты держалась подальше от Рамсеса. – Уосерит помолчала, потом продолжила: – Как ты думаешь, почему Хенуттауи так волнует будущее Исет?

Я смотрела ей в глаза.

– Н-не знаю…

– Тебе не приходило в голову, что Хенуттауи пообещала Исет сделать ее царицей не просто так?

Я нервно прижала к губам два пальца – эту привычку я переняла у Мерит.

– Не знаю. Что такое есть у Исет, чего нет у твоей сестры?

– Сейчас – ничего. Тебе Хенуттауи предложить нечего – ни положения при дворе, ни царского имени. Зато она может много чего предложить Исет. Без Хенуттауи Исет никогда бы не выбрали Рамсесу в жены.

Я все еще не понимала, почему Уосерит о них заговорила.

– Рамсес мог выбрать любую хорошенькую девушку, – продолжила она. – Он назвал Исет, потому что так предложил его отец, а предложил он ее по настоянию Хенуттауи. Почему же моя сестра так настойчива? Что надеется получить?

По-видимому, сама Уосерит отлично знала, чего хочет Хенуттауи; я вдруг почувствовала себя совершенно разбитой.

– Так ты не задумывалась? – не унималась Уосерит. – Этот двор, Нефертари, хочет предать тебя забвению, и если ты этого не поймешь, то скоро канешь в неизвестность вслед за своей семьей.

– Что же мне делать?

– Выбери свой путь. Ты – царская дочь, но Исет скоро станет царской женой, и если она сделается главной супругой, ты при дворе не останешься. Моя сестра вместе с Исет выживут тебя из дворца, и ты будешь влачить жалкое существование в гареме Ми-Вер.

Даже тогда я понимала, что для женщины, выросшей во дворце, нет худшей участи, чем кончить дни в гареме Ми-Вер, окруженном западной пустыней. Многие девушки думают, что быть женой фараона – значит наслаждаться жизнью в дворцовых садах, сплетничать в банях, выбирать, какие сандалии надеть: украшенные лазуритом или кораллами, – но на деле все не так! Конечно, некоторые женщины – самые умные или самые красивые, вроде бабки Исет, – живут в гареме, что рядом с дворцом фараона. Но гарем Малькаты невелик, и большинство женщин вынуждено жить в дальних дворцах; там ради пропитания им приходится прясть. Покои Ми-Вера полны старух, одиноких и злых.

– Только один человек может сделать так, чтобы Исет никогда не стала главной женой и не смогла выгнать тебя из дворца, – продолжала Уосерит. – Только один человек достаточно близок к Рамсесу – ты. Только ты сможешь убедить его в том, что Исет должна быть всего лишь одной из жен. Разумеется, если главной женой станешь ты.

До сих пор я слушала, затаив дыхание, но тут вдруг начала задыхаться. Я села в кресло и вцепилась в деревянные подлокотники.

– Бросить вызов Исет? – Я представила себе, что пойду против Хенуттауи, и мне стало плохо. – Я не смогу. Не смогу, даже если бы и хотела. Мне только тринадцать лет.

– Тебе не всегда будет тринадцать. Но веди себя, как положено царевне Египта. Прекрати бегать по дворцу, словно девчонка из гарема.

– Я – племянница Отступницы, – прошептала я. – Сановники никогда меня не примут. Рахотеп…

– Рахотепа можно обойти.

– Я хотела обучаться в эддубе и стать посланником…

– А кто назначает посланников?

– Фараон.

– Представь, что моего брата не станет. Не забывай: фараон Сети на двадцать лет старше меня. Когда его призовет Осирис, кто будет назначать посланников?

– Рамсес.

– А если он отправится на войну?

– Визири? – гадала я. – Или верховный жрец Амона. Или…

– Главная супруга фараона?

Я уставилась на мозаику на стене, изображавшую реку. По ярко выкрашенным плитам прыгали рыбы, а рыболовы праздно лежали на берегах. Какая у них спокойная жизнь! Никаких сомнений. Сыну рыболова не нужно заботиться о том, кем он станет, когда ему исполнится пятнадцать. Судьба его решена богами и предопределена сменой времен года. Ему не нужно бродить в лабиринте выбора.

– Я не могу начать борьбу с Исет и Хенуттауи, – решила я.

– Начинать тебе и не придется, – возразила жрица. – Борьбу уже начала моя сестра. Ты хочешь быть посланником, но как тебе это удастся, если в Фивах будут править Исет и Хенуттауи?

– Я не справлюсь с Хенуттауи, – твердо сказала я.

– Ты не одна. Я могу тебе помочь. Не только тебе придется плохо, если главной женой станет Исет. Хенуттауи будет рада изгнать меня в какой-нибудь храм в Файюме.

Я хотела спросить почему, но в тоне Уосерит было что-то такое, что я не посмела. Я вдруг вспомнила, что она никогда не разговаривает с сестрой в Большом зале, хотя и сидит с ней за одним столом.

– У нее ничего не получится, – продолжала Уосерит. – Я восстану против ее плана и помешаю ей. Много раз я приходила на пиры к своему брату, затем только, чтобы не дать ей опорочить мое доброе имя.

– Не хочу принимать участие в дворцовых интригах.

Уосерит изучала мое лицо, стараясь понять, всерьез ли я говорю.

– Скоро все сильно изменится. И ты, возможно, передумаешь и захочешь бросить вызов Исет. Если это произойдет, ты знаешь, где меня найти.

Она протянула мне руку и медленно подвела меня к дверям. Снаружи по-прежнему суетились слуги, расставляя подсвечники и кресла для свадебного пира. Уже десять дней во дворце только и разговоров было, что про Исет. Неужели так будет всегда и вся эта суета из-за невесты и, возможно, будущего наследника означает, что Рамсес потерян для меня навсегда? Фигурка Уосерит двигалась через зал, а слуги, натиравшие плиты пальмовым маслом, поспешно вскакивали, кланялись верховной жрице и тут же снова начинали судачить про грядущее празднество. Сквозь их болтовню до меня донесся голос моей няни:

– Госпожа!

Я повернулась и увидела Мерит, которая несла в корзине мои лучшие наряды.

– Госпожа моя, где же ты была? – воскликнула она. – Я уже посылала слуг в эддубу! Тебя переселяют в другие покои!

Она взяла меня за руку, как это только что сделала Уосерит, и торопливо засеменила по лабиринту коридоров; я едва за ней поспевала.

– В твоих покоях поселится госпожа Исет. По велению царицы Туйи Исет больше не будет жить в гареме.

– Но во дворце полно комнат! – возмутилась я. – Есть и пустые.

– Исет считает, что твои больше всего подходят для супруги фараона. Теперь она станет самой важной госпожой в Малькате и требует для себя твои покои.

Я остановилась под изображением богини Маат [29]29
  Пару —считалось, что после смерти душа человека приходит в загробный мир – Дуат, и его сердце взвешивается на весах богини Маат, весах истины. Если сердце весит не больше перышка, душе человека позволяют идти в поля иару – небесные поля где-то на востоке.


[Закрыть], держащей в руках весы истины.

– И царица не стала возражать?

– Нет, моя госпожа. – Мерит отвела взгляд. – Исет сейчас переселяется, и я забираю, что могу. Она желает спать там уже сегодня.

Я уставилась на няню.

– И куда я теперь денусь? Я там живу с самого рождения. С тех пор, как моя мать…

Глаза мои наполнились слезами.

– О госпожа, не плачь. Не плачь.

– Я не плачу, – возразила я, хотя по щекам у меня катились горячие слезы.

– Тебе нашли другие покои, тоже удобные. И тоже в царском дворце. – Мерит поставила корзину и обняла меня. – Госпожа, я по-прежнему буду с тобой. И Тефер.

Я подавила рыдания и с горечью сказала:

– Пойдем скорее, а то еще Исет захочет забрать мои ларцы черного дерева.

Мерит выпрямилась.

– Ничего у тебя не пропадет! – пообещала она. – Я велела слугам глаз не спускать: знаешь, как она смотрит на украшения твоей матери и на зеркало в раме из лазурита!

– Неферт!

С другого конца зала к нам устремился Рамсес. Мерит схватила краешек полотна и быстро вытерла мои слезы, но Рамсес все равно понял, что я плакала.

– Что случилось, Неферт?

– Госпожа Исет переселяется из гарема в покои царевны, – объяснила Мерит. – Моя госпожа всегда жила только в этих комнатах – стены там расписаны изображениями ее матери, и Нефертари, само собой, расстроилась.

Рамсес снова посмотрел на меня, и лицо у него покраснело от гнева.

– Кто же позволил?!

– Думаю, сама царица, государь.

Рамсес уставился на Мерит, потом резко повернулся и приказал:

– Ждите меня здесь!

Я посмотрела на няню.

– Он что, хочет уговорить царицу?

– Конечно! Ведь Исет может занять любые комнаты! Почему ей понадобилось выбрать именно твои?

– Они ближе всего к покоям Рамсеса.

– А с какой стати ее покои должны быть ближе всего к покоям Рамсеса? Она ведь не главная жена!

– Пока нет, – робко ответила я.

Наконец Рамсес вернулся. Я посмотрела на него, схватила Мерит за руку и прошептала:

– Она не согласилась.

Рамсес старался не смотреть мне в глаза.

– Моя мать сказала, что все улажено и говорить больше не о чем – она не может взять свое слово назад.

Я встретила его взгляд и поняла, как сильно он расстроился.

– Мне очень жаль, Неферт.

Я кивнула.

– Мать ждет меня в тронном зале. Если тебе что-то понадобится… – Рамсес запнулся. – Все слуги в твоем распоряжении.

Я покачала головой.

– У меня есть Мерит.

– Моя мать обещала, что ты останешься во дворце. Я на этом настоял.

Я слегка улыбнулась.

– Спасибо.

Рамсес, похоже, не хотел уходить первым. Я подняла корзину и бесстрастно сказала:

– Нам пора. Нужно собирать вещи.

Он смотрел нам вслед, потом повернулся и удалился. Когда шаги его затихли, я закрыла глаза.

В моих комнатах царил беспорядок. Благовония и украшения, которые тринадцать лет хранились в ларцах из черного дерева, свалили как попало в корзины, не позаботившись даже завернуть их, чтобы ничего не разбилось и не сломалось. Доску для игры в сенет уже унесли, но слуги выронили фигурки, и они валялись на каменных плитах.

– Это еще что такое?! – воскликнула няня.

Служанки Исет содрогнулись и замерли, не выпуская ларцов. Даже дворцовые слуги воззрились на Мерит с изумлением и страхом.

– Кто это натворил? – спросила она, но никто не ответил. Няня протолкалась через завалы из корзин и сундуков и подбоченилась. – Придется вам все собрать! Никто не смеет так обращаться с вещами царевны Нефертари!

Слуги бросились собирать рассыпанные фигурки.

Еще в дверях я увидела, что вещи Исет разложены на новом столике. Тут был и веер из слоновой кости и страусовых перьев, и наряд из нитей с нанизанными фаянсовыми бусинами. «Кто-то ей все это подарил, – догадалась я. – Наверное, свадебный подарок Рамсеса. В гареме никто не может позволить себе такую роскошь». У стены, где раньше стояла моя кровать, уже поставили золоченое ложе и к столбам прикрепили длинный серебристый полог. Ночью его будут опускать, чтобы на Исет не падал свет луны, который льется на стены, выложенные синими плитками. На мои стены.

– Ты, конечно, маленькая, но перешагивать через тебя все равно неудобно.

Исет скользнула мимо меня, неся в руках охапку нарядов.

Неожиданно мне на глаза попался наос моей матери. Чтобы его передвинуть, из него вынули фигурку богини Мут. У меня перехватило дыхание: статуя раскололась надвое!

– Это ты разбила? – закричала я, и все, кто находился в комнате, снова замерли.

Я согнулась над изображением богини-покровительницы своей матери, по-детски шепча молитву, и попыталась сложить статую. Кошачья голова богини отломилась от туловища, а мне казалось, что мне самой оторвали голову.

– Я не разбивала, – быстро проговорила Исет. – Даже не прикасалась.

– Тогда кто?! – закричала я.

– Может быть, слуги. Или Уосерит. Она сюда заходила.

Исет оглянулась: лица служанок исказил страх.

– Я хочу знать, кто это сделал, – сказала Мерит с мягкой угрозой в голосе, и Исет, испуганная, отступила назад. – Уосерит никогда бы не прикоснулась к святыне моей госпожи. Это ты разбила изображение богини?

Исет взяла себя в руки.

– Ты понимаешь, с кем говоришь?

– Я прекрасно понимаю, с кем говорю, – заявила моя няня, содрогаясь от ярости. – Я говорю с внучкой одной из жен фараона, с девушкой из гарема.

Лицо у Исет налилось кровью.

Мерит отвернулась.

– Пойдем, – резко сказала она.

В зале няня взяла у меня из рук разбитую фигурку богини.

– Ничего хорошего эта скорпиониха не дождется. Не беспокойся, госпожа. Я снесу фигурку к дворцовому скульптору, он склеит.

Но я, конечно, не могла не переживать. Не только из-за святыни моей матери, но еще из-за предупреждения Уосерит. Слова ее звучали у меня в голове, как песнопения, что исполняют в храме Амона… Моя жизнь уже начала меняться, и не к лучшему. Я шла за сердито топочущей Мерит в новые покои, расположенные в другой части дворца. Няня рывком распахнула тяжелые деревянные двери и удовлетворенно прокашлялась.

– Вот твое новое жилище.

Из высоких окон – от пола до потолка – открывался вид на холмы, лежащие к западу от Фив. Тефер уже развалился на балконе с видом гордым и независимым, точно леопард. Все здесь было великолепно – от выложенного плиткой балкона до мозаики из слоновой кости и серебра, изображавшей богиню Хатор. Пораженная, я повернулась к няне.