Текст книги "В полдень на лестнице Монмартр (СИ)"
Автор книги: Мира Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 11
Это были эмоции.
Чистый, необъяснимый порыв такой силы, что Дэниэл не смог противиться ему.
Когда Катрина распалялась все сильнее из-за простого вопроса, он вдруг почувствовал, насколько сильно не безразличен ей. А еще – насколько она завораживает его своей необычной красотой… Ей безумно шло сердиться на него. Сейчас она была настоящая: живая, энергичная, страстная и сексуальная.
Когда она ушла, наговорив кучу глупостей и хлопнув входной дверью, он остался почти в полной тишине и только теперь осознал – он больше ее не увидит. Не увидит ее редкого оттенка зеленых глаз, увеличенных из-за диоптрий нелепых очков, не увидит, как перекидывает она волосы с плеча на плечо, не увидит чуть задумчивую улыбку, так изящно трогающую ее губы, не услышит приятный и сбивчивый голос, рассказывающий что-то…
Он и сам не понял, как набрал в легкие побольше воздуху и открыл дверь.
Катрина еще не поднялась в квартиру, замерев в беззащитной позе у стены в парадной. И вот тут его накрыло. В два шага он оказался рядом и, запустив пальцы в чуть вьющиеся волосы, склонился над ней. Дэниэл видел, как распахнулись от удивления ее глаза, как она прикусила губу, втянув воздух… В этот самый момент он потерял рассудок окончательно.
Их поцелуй был мучительно-терпким, неспешным и настолько трепетным, что внутри у молодого человека все сжималось. Забытое, но в то же время совсем новое, наполненное пульсирующими оттенками чувство бурлило, сводя с ума. Податливая, теплая и хрупкая девушка на эти мгновения стала средоточием всего в этом мире.
Когда они, наконец, отстранились друг от друга, прошло уже много времени.
Он отступил на полшага, изучая взволнованное лицо Катрины с припухшими от долгого поцелуя губами. Какое-то время она приходила в себя, а потом выскользнула из его объятий и убежала вверх по лестнице. Дэниэл слышал звук ее быстро удаляющихся шагов и никак не мог успокоить колотящееся сердце. Кажется, он от первого поцелуя так не возбудился, как сейчас.
– Черт… Что это за ерунда?.. – прошептал он и вышел на улицу.
Низкое и темное небо сыпало мелким дождем. Молодой человек накинул пиджак и почувствовал тонкий запах женской туалетной воды. Ему вспомнилась Катрина, спускающаяся вниз по улице, чтобы поймать такси, изгиб ее хрупких плеч под тканью его пиджака и запах ее волос…
Дэниэл поднял воротник и, втянув голову в плечи, поспешил в сторону ближайшей стоянки такси. Он испытывал непривычное смятение, а губы, хотя он и не понимал этого, улыбались. Не хотелось рефлексировать и думать, что будет завтра, – хотелось как можно дольше оставаться в этом моменте – взволнованным и до глупости счастливым, словно ему снова шестнадцать.
Катрина замерла перед дверью в квартиру Элен, чтобы привести свои мысли и неровное дыхание в порядок. Что случилось сейчас там, внизу, с ними обоими? Гормональный взрыв? Помутнение рассудка? Сбой в матрице?
Она дотронулась до губ, но тут же отдернула руку. Внутри снова стало жарко. За что он так с ней? Разве она сегодня сможет уснуть⁈ Разве теперь сможет так просто отпустить его из своей жизни?
Дверь резко открылась, и появившаяся на пороге Элен окинула ее многозначительным взглядом с ног до головы.
– И почему я не удивлена, что ты прячешься здесь? – приподнимая бровь с явной долей насмешки заметила мадам Роббер.
– Я не… не прячусь, – нахмурившись, Катрина попыталась проскользнуть внутрь, но Элен прямо перед ее носом, перегородив проход, уперла руку в косяк.
– Поговорим?
– Я устала, – стараясь не смотреть на слишком уж сегодня включенную в ее личную жизнь тетю, ответила она.
Та, наоборот, внимательно смотрела на Катрину, все еще преграждая ей вход в квартиру.
– Между вами ведь ничего нет, так? – скорее констатировала факт, чем спросила мадам Роббер.
Катрина вздохнула и облокотилась на стену.
– Нет…
– Купила свидание в обмен на встречу со мной?.. – в голосе женщины мелькнуло разочарование, и девушка почувствовала привкус стыда.
От Элен ничего не утаить. Наивно было полагать, что они с Дэниэлом смогут убедительно изобразить пару. Она молча кивнула.
– Хм-м-м-м… Понятно. Я так и подумала, когда вы выбежали из квартиры. Не унывай, Кэт, у меня для тебя есть хорошая новость! – мадам Роббер улыбнулась. – Сначала я думала, что он амбициозный слепой дурак, раз не понимает, какая девушка оказалась рядом с ним, но увидев его сегодня поняла, что не такой уж он и дурак…
– В смысле?
– В смысле – ты ему интересна.
Катрина округлила глаза:
– Что за глупости, мадам Роббер?
Казалось, женщина оскорбилась:
– Глупости? Ты бы это тоже заметила, если бы не старалась весь вечер делать вид, что его нет. Кроме того… – она уставилась на губы девушки. – Судя по всему ваш вечер закончился весьма интимно…
– Элен! – вспыхнув так, словно она подросток, и мама застукала ее в подъезде с мальчиком, воскликнула Катрина и протаранив перегораживающую ей дорогу руку тети, рванула в свою комнату.
– Ну и как с ним целоваться? – едва сдерживая улыбку, кинула ей в спину мадам Роббер. Не дождавшись ответа девушки, она прищурилась и едва слышно добавила:
– Наша девочка бесспорно влюблена, а вот красавчик Дэн… – она допила оставшееся на дне бокала вино и улыбнулась. – И отчего так волнительно, будто мне снова двадцать?
Как и предвещала Катрина – уснуть она не смогла. После полутора часов кручения и верчения на постели, казавшейся сегодня жутко неудобной, она сдалась и, закутавшись в плед, подошла к окну.
По крыше мерно стучали капли дождя. Париж плакал, размазывая краски на темно-синем холсте неба. Девушка вздохнула и села на широкий подоконник. Ну и влипла она!.. Всего несколько дней оставалось – и уехала бы в свой Питер со спокойной душой и пустым этюдником, отучилась бы на каких-нибудь курсах дизайнера интерьера или иллюстратора, сидела бы в своей комнате и… Ее передернуло: то ли от холода, то ли от ярко визуализировавшейся перспективы.
Встреча с Дэниэлом спутала все планы. Ей бы хотелось запомнить ее как короткое романтическое приключение, случившееся с ней в последние дни лета в Париже, но слишком много было странных слов и нелогичных поступков, чтобы можно было воспринимать все в романтическом ключе…
Девушка сильнее закуталась в плед. Несмотря на то, что она хорошо понимала – Дэниэл Этвуд не «герой ее романа», сейчас ей до дрожи хотелось увидеть его… Или хотя бы позвонить, услышать мягкий, с хрипотцой голос… Как хорошо, что у нее не осталось его контактов, иначе она бы уже набрала его номер или отправилась по знакомому адресу.
Катрина, Катрина… Любовь всегда была ее слабым местом. Если она пускала человека в свое сердце, то теряла всякую гордость и способность думать головой. Вот, оказывается, как глубоко попал этот парень… Это все из-за поцелуя, не иначе! Но зачем он сделал это? Ведь уже все выяснили, она дала ему даже больше, чем следовало… Так почему он вернулся в парадную, почему…
Все, все, все! Хватит! Ни до чего хорошего такие размышления не доведут. Зато навыдумывать лишнего – всегда помогут!
Катрина попыталась рассуждать логично: что у них общего? Ничего! Он – состоявшийся архитектор, живет в Англии. Она – бросившая художественный институт студентка из России… День и ночь, север и юг, черное и белое. Они как две параллельные прямые, которые на короткий миг заставил пересечься поднявшийся ветер, который пролил ее кофе на проект Дэниэла. Это она навыдумывала себе, поверив в то, что случайности не случайны. Вот же ж глупости! Еще как случайны!
Девушка громко выдохнула и снова улеглась в постель.
Она слышала, как тикают часы, и как стучит по крыше дождь…
Какая длинная выдалась ночь.
Она снова встала, включила свет, открыла блокнот и начала рисовать. Как легко сегодня скользил по бумаге карандаш, оставляя на ней мужской силуэт под большим зонтом на площади Тертр. Набросок получался объемным и живым: шел дождь, мужчина едва улыбался, и в этой улыбке читалась радость и обещание светлого и искреннего чувства…
Так получилось. Потому что, утонув в воспоминаниях, Катрина словно вновь оказалась там, до всего, что произошло позже, и встретилась с удивительного цвета глазами понравившегося ей молодого человека…
Глава 12
– О, господи, Кэт!
Катрина приоткрыла глаза, пытаясь понять, что произошло, и почему мадам Роббер с утра так громко кричит.
– Эта девчонка, верно, с ума сошла… Катрина!!!
Дверь в ее комнату распахнулась, и на пороге появилась подбоченившаяся Элен с горящим взглядом.
– Что случилось? – хриплым со сна голосом ответила она, усаживаясь на постели.
– Что случилось? – с явной издевкой повторила Элен. – Случилось то, что я в полном возмущении, дорогая моя! Это твое? – откуда-то из-за спины женщина извлекла сильно помятые листы для рисования.
Катрина кивнула и потерла глаза:
– Не могла уснуть сегодня ночью, вот и…
– Ты не в своем уме! Как ты могла их выкинуть⁈ – в интонации мадам Роббер было столько возмущения и негодования, словно девушка отправила в мусорное ведро не свои вчерашние терапевтические наброски, а оригиналы работ Фламинии Карлони. Она все еще никак не могла взять в толк, что за муха с утра пораньше укусила Элен.
Надев очки, она посмотрела на тетю:
– Что не так с выкинутыми набросками?
Та присела рядом и протянула рисунки.
У Катрины защемило внутри от увиденного: экспрессивные, эмоциональные, чувственные, пробудившие вновь еще такие свежие воспоминания…
Она шумно выдохнула.
– Вот! А я о чем говорю! – беззлобно потрепала ее по волосам Элен. – Понимаешь теперь, что им место не в мусорном ведре, а на мольберте для доработки, а потом на стенах картинных галерей?
Катрина отрицательно помотала головой:
– Просто вы в курсе моих душевных переживаний, поэтому и почувствовали то, чего в этих рисунках нет, – откладывая их в сторону, сказала она.
– Ты не права… – Элен разглядывала наброски, не в силах оторваться. – Это чистое искусство.
– Не думаю. Вы лучше других знаете, что за год с лишним я едва ли нарисовала пару более-менее стоящих работ. Я потеряла свои задатки художника в горе и обидах…
– Да очнись же ты уже! – Элен сильно повысила голос. – То, что случилось в Петербурге, там и осталось. Жизнь идет дальше, и только ты заблудилась в воспоминаниях. А это… – она потрясла перед Катриной рисунками, – … это твое настоящее.
– Мы вчера расстались, – сказала девушка негромко, подтягивая колени к груди. Она и сама не заметила, как с рисунков перешла на личное.
– Конечно… А на прощание он долго целовал тебя и вернул интерес к живописи!
Катрина жалобно посмотрела на тетю:
– Мы, и правда, вчера расстались…
– Значит, верни его. Найди и скажи, что… господи, да наври что-нибудь, но продли ваш прощальный роман! Ты же видишь, как он вдохновляет тебя! Вот что, дорогая, творческие люди такими вдохновителями не разбрасываются!
Катрина отрицательно потрясла головой и сильнее прижала колени к груди.
– Невозможно. Вчера все закончилось. Я даже не знаю, где он живет. И номера телефона его не знаю.
Элен замерла, пытаясь прийти в себя от услышанного.
– Теперь мне ваши отношения кажутся еще более странными… – наконец пробормотала она, собирая рисунки в стопку. – Что ж… Как думаешь поступить дальше?
– Как и планировала: через неделю возвращаюсь в Россию… Мама писала, что соскучилась, да и здесь мне уже делать особо нечего. Экзамены в Школе искусств я завалила, поэтому…
Элен вдруг потянулась к девушке и сильно прижала ее к себе:
– Хочешь, я поговорю с твоей мамой? Оставайся еще на два семестра, я договорюсь с деканом Фреем, он восстановит тебя и…
– Спасибо, мадам Роббер, – выбираясь из ее объятий, тихо ответила Катрина. – Я благодарна вам за все, но дальше я должна идти сама…
Элен посмотрела на особенно хрупкую сейчас и такую юную Катрину. Вспомнилась ее молодость – мечты и планы, надежды и ожидания… Сердце болезненно сжалось. Потому что очень хотелось помочь этой светлой, доброй и не по двадцать первому веку наивной девушке. Но… Что она могла? Изменить мироустройство, чтобы люди начали наконец ценить истинный талант и доброту, чтобы мужчины не предавали любящих их женщин, чтобы при первой встрече пытались увидеть душу, а не бросались лишь на эталонных красавиц, чтобы искренность ценилась больше наглости и деловитости?..
– Ты же знаешь, что, если вдруг… – она погладила мягкие волосы Катрины.
– Знаю, – улыбнулась та в ответ. – Спасибо, мадам Роббер!
– Раз ты уже все решила… – Элен встала и оправила зеленую шелковую юбку. – Мой тебе совет: не теряй времени даром и проведи последние дни в Париже так, чтобы потом было о чем питерским подружкам рассказать!
Цокая высокими каблуками, она вышла из комнаты, а Катрина упала на подушку и еще долго разглядывала за полтора года ставший знакомым до последней трещинки потолок.
Было уже за полдень, когда она наконец-то встала и начала собираться в Школу искусств, надо было получить приказ об отчислении и забрать документы.
После долгого и тягучего дождя накануне, асфальт парил, а воздух был влажным и душным. Казалось, каждая клеточка тела молила о пощаде. Из-за внезапной жары вчерашний пасмурный день и дождливый вечер казался Катрине далеким и ненастоящим. Даже образ Дэниэла больше был похож на понравившегося персонажа из книги, чем на реально существующего мужчину.
Перед входом в Школу Кэт собрала волосы в высокий пучок, отчего шее стало гораздо легче, да и вообще – настроение сразу улучшилось.
Во внутреннем сквере, в тени большого дерева сидела светловолосая, как ангел, Адель Маре – хорошая знакомая Катрины и бесспорно талантливая абстракционистка. Узнав ее, девушка встала со скамейки и пошла навстречу.
– Кэт, как давно я тебя не видела! Как поживаешь?
– Все в порядке, – как можно более жизнерадостно улыбнулась Катрина в ответ.
– Что привело тебя сюда, каникулы же… – начала Адель и осеклась.
– Меня мучает тот же вопрос о тебе.
– О… Мой двоюродный брат поступает на факультет истории искусств, я пришла с ним в качестве группы поддержки, – махнув в сторону корпуса администрации, ответила девушка, неумело пряча смущение.
– Понятно. А я… пришла, чтобы забрать документы.
Адель с сочувствием посмотрела на бывшую однокурсницу. Почти все факультеты обсуждали провал подающей надежды русской студентки на итоговом экзамене. Никто не ожидал, что Катрина, успешно справляющаяся с текущими заданиями, завалится на главном.
– Не грусти! – попыталась подбодрить ее Адель. – Лучше приходи сегодня вечером ко мне в гости. Родители отдыхают в Нью-Йорке, и я устраиваю арт-вечеринку для знакомых. Кроме карандашей, кисточек, красок и пастели будет много выпивки, вкусные закуски и неимоверное число красивых парней! Смазливое личико – обязательное условие для всех особ мужского пола! – девушка звонко засмеялась, и Катрина согласно кивнула. А почему бы и нет? Красивые молодые люди? М-м-м-м… Кто ж откажется от такого пира для глаз? Глядишь, встретит кого-нибудь посимпатичнее, чем…
– Начало в восемь, не опаздывай! – Адель чмокнула Катрину в щеку и убежала к высокому темноволосому парню, вышедшему во двор.
Поглощенная мыслями о предстоящей вечеринке у Адель (которые, кстати, всегда удавались ее подруге), Катрина постучала в кабинет мсье Фрея и, не дождавшись ответа, толкнула тяжелую старинную дверь. Она неожиданно легко подалась и с громким скрипом распахнулась, отчего девушка ввалилась внутрь, растерянно осматриваясь по сторонам.
Недовольный и высокомерный взгляд хозяина кабинета придавил ее бетонной плитой. Едва дыша, Катрина посмотрела на мужчину, беседу с которым она так бесцеремонно прервала и оцепенела, наткнувшись на удивленный взгляд знакомых голубых глаз.
Глава 13
Выпрямившись и поправив короткую футболку, Катрина вежливо поклонилась декану Фрею, изо всех сил стараясь не замечать присутствие Дэниэла Этвуда. Зато он, напротив, игнорировать ее столь громкое появление не собирался. Картинно приподняв красивую бровь, он самым наглым образом разглядывал девушку, даже не пытаясь спрятать улыбку.
– Мадмуазель Минц, – жесткий и явно недовольный голос декана быстро вернул девушку в реальность. – Потрудитесь объяснить свое столь стремительное появление в моем кабинете!
– Да, мсье Фрей… Простите, мсье Фрей, – краснея самым ужасным образом и, вероятно, доставляя тем самым наглецу Этвуду неимоверное удовольствие, Катрина пыталась хоть как-то объяснить декану причину столь неуместного способа войти в кабинет. Но чем больше она говорила, тем хуже становилось.
– Мадмуазель Минц! – прервал ее мсье Фрей. – Я не выставлю вас за дверь сию же секунду только потому, что вы и так уже с позором отчислены из Школы… Как говорится: дальше упасть уже некуда…
Катрина готова была провалиться сквозь землю. Это было бы гораздо «дальше» и вполне ее сейчас устроило.
Взгляд Дэниэла с насмешливого стал внимательным.
– Простите, мсье Фрей, – едва слышно произнесла она. Горло сжало неприятным спазмом – недобрый знак подкатывающих слез. Не хватало еще расплакаться перед деканом и… и… перед Ним!
– Мадмуазель Минц, раз уж мы видимся с вами в последний раз, позвольте сказать… За вас просили столько известных и именитых художников и скульпторов, что я решился и принял вас на курс живописи посреди учебного года. Но ваши… успехи… – он сделал многозначительную паузу, и Катрина до боли прикусила губу, чтобы не всхлипнуть в голос. – Как вам не стыдно? Могли бы быть прилежнее, хотя бы ради памяти вашего отца…
Катрина обмерла. Острая боль пронзила под лопаткой слева. Слезы все-таки выступили у нее на глазах.
– Господин Фрей, – голос Дэниэла прозвучал довольно громко, отражаясь эхом в полупустом кабинете. – Думаю, мадмуазель Минц все осознала и сильно раскаивается. Не так ли?
Оба мужчины посмотрели на Катрину, которая ненавидела их в этот момент примерно одинаково и мечтала испепелить своим взглядом. И хоть на самом краешке ее языка крутилось язвительное: «Нет, не так», она слегка наклонилась и тихо ответила:
– Все верно. Именно поэтому я не смею больше задерживать вас и вашего гостя, прошу лишь дать мне согласие на отчисление.
Декан Фрей с высокомерной жалостью имеющего здесь бесспорное влияние человека посмотрел на девушку и, покопавшись в толстой папке на журнальном столике, подал ей уже подписанный приказ.
– Благодарю, – быстро приняла она бумагу и, не глядя в сторону Дэниэла, вышла из кабинета.
Ее щеки пылали, а сердце колотилось как сумасшедшее. Она свернула в дамскую комнату в конце коридора и, закрывшись в маленькой кабинке, дала волю эмоциям и слезам.
До такой степени стыдно ей еще не было никогда! Стыдно за свое нелепое появление и плохо скрытое удивление при виде парня, с которым она вчера целовалась, за все слова декана и за то, что они были правдивы, оттого и резали больно, словно бритвы… За то, что Дэниэл вступился за нее… Видимо, она выглядела настолько жалко, что иначе он не мог поступить!
Жалкая и бесталанная… Именно такой она сейчас и увидела себя в его глазах. В слишком коротких шортах и слишком широкой футболке, с растрепанными, вьющимися от жары и влаги волосами, собранными в небрежный пучок, в огромных очках с устаревшей оправой, униженная и не имеющая сил постоять за себя… Жалкая, смешная, некрасивая!
Катрина схватила себя за голову и, сев на пол, уткнулась в колени, громко всхлипывая.
Ей понадобилось довольно много времени, чтобы собрать себя в одно целое: остановить слезы, привести лицо и волосы в порядок и перестать вздрагивать при малейшей мысли о только что пережитом унижении.
Она приоткрыла дверь, убедилась, что в коридоре пусто и поспешила в архив за документами. Ее мучило непреодолимое желание прямо сейчас уйти из Школы, но вернуться сюда еще раз она уже не сможет. Поэтому…
Пожилая секретарь мадам Пети встретила ее радушно: налила вкусного лимонада и угостила печеньем, пока она ходила в архив и готовила документы к выдаче. Здесь, в уютном помещении, пахнущем историей и старинными книгами, Катрина потихоньку начала успокаиваться.
– Вот твои документы, дорогая, – мадам Пети, присаживаясь рядом с девушкой, протянула ей толстый бумажный конверт. – Как жаль, что у тебя не сложилось со Школой… И все же – ты молодец. Ты старалась.
– Декан Фрей так не считает, – пробормотала Катрина, убирая пакет в рюкзак.
– Декан Фрей потерял хватку, – заговорщически прошептала пожилая женщина и подмигнула Катрине. – Он забыл, что здесь учатся творцы и гении, и стал относиться ко всем как к обычным студентам. Но если у студента-физика успеваемость зависит от его усидчивости, то у художника или архитектора – от состояния души и сердца…
Услышав об архитекторе, Катрина вздрогнула и резко встала, напугав пожилую секретаршу. Надо было скорее уйти отсюда, чтобы не встретить где-нибудь Дэниэла.
– Спасибо за все, мадам Пети! Будьте здоровы и живите долго…
– Постараюсь, дорогая! И ты береги себя. Будешь в Париже, заходи в гости.
Они улыбнулись друг другу и попрощались.
Выскользнув из архива, Катрина закинула за плечи потяжелевший рюкзак и поспешила к выходу. Поворот, еще поворот – пусто. Лестница, длинный коридор и выход во внутренний двор…
– Какое очевидное и досадное бегство… – Катрина вжала голову в плечи, словно это могло ее хоть как-то спрятать и позволить не встречаться с обладателем этого низкого голоса с хрипотцой. Раз уже терять ей было нечего и падать дальше некуда, она решила не оборачиваться и ускорила шаг. Но в то же мгновение почувствовала, что рюкзак стал совсем невесомым, а она не может сдвинуться с места, пойманная за широкую лямку.
– Отпусти сейчас же! – она вложила в эту фразу всю свою злость и досаду.
– И ты сразу же убежишь! – Дэниэл напротив, был в отличном расположении духа и просто забавлялся. – Так не пойдет!
Катрина перестала вырываться и повернулась к нему:
– Что тебе надо? – ее голос прозвучал спокойно и устало, молодой человек опустил руку, возвращая ей свободу.
Этот простой вопрос поставил его в тупик… У него не было никакой конкретной цели. Он удивился и обрадовался, когда увидел сегодня ее – неуклюже ввалившуюся в кабинет декана. Подумал: это судьба, раз его пригласили на деловую встречу с мсье Фреем именно в то время, когда в Школу пришла и она. Потом эта дикая грубость со стороны старика-декана и практически бегство Катрины… Он просто хотел увидеть ее. Вот и все.
– Ты как? – спросил он единственное, что интересовало его сейчас.
Она долго смотрела ему в глаза сквозь нелепые линзы своих очков, а потом усмехнулась:
– Я отлично! Просто замечательно! Не заметно?.. – голос снова подвел Катрину – дрогнул, выдавая волнение и слабость.
Дэниэл поморщился и сделал шаг к ней. Еще мгновение – и прижмет к себе, обнимет сильными руками, поймает в плен сводящего с ума запаха… Она отшатнулась и отвела взгляд:
– Не надо меня жалеть! Просто иди своей дорогой, будто мы и не встречались никогда…
– Катрина… – от его тембра мурашки пробежались по спине, но девушка нашла в себе силы снова посмотреть ему в глаза.
– Вы мне ничего больше не должны, господин Этвуд, – нарочито отстраненно произнесла она. – Поиграли – и хватит…
Он хотел что-то еще сказать, но она резко повернулась и побежала прочь. Подальше от сводящего с ума запаха и невероятного оттенка глаз, и голоса, и…
Ей нужно было увеличить между ними дистанцию до состояния невозврата, потому что вопреки всем доводам здравого смысла единственное, чего ей сейчас хотелось – прижаться к нему так сильно, чтобы смочь раствориться до последней капли…
