Текст книги "Индейцы без томагавков"

Автор книги: Милослав Стингл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

СЛИШКОМ МНОГО ПИРАМИД

Одним из самых красноречивых свидетельств зрелости культуры является архитектура. И необыкновенную зрелость культуры майя мы можем продемонстрировать как раз на примере их архитектуры. Да, это область Америки, где даже слишком много великолепных городов, слишком много дворцов, слишком много пирамид.

Мы уже несколько раз говорили об архитектуре высоких культур доколумбовой Америки. Характерно, что древнеамериканская архитектура в отличие от архитектуры Евразии не знала замкового свода. Разумеется, архитектуры отдельных высоких индейских культур доколумбовой Америки имели свои особенности. Если для западной части Южной Америки типичны хорошо обработанные гигантские каменные блоки, соединенные сухой кладкой, и гладкие, ничем не украшенные фасады, то в Месоамерике строили из грубо обработанного камня, уложенного в известковый раствор, или возводили монолитные постройки из известкового бетона, лишь облицованного камнем, богато украшая фасад каменным рельефом.

Жителей Месоамерики отличало также развитое чувство пропорций; могучую монументальность своих построек они умели подчеркнуть обилием свободного пространства вокруг них, расположением подъездных дорог и площадей. Вместе с тем существовали некоторые общие принципы, объединявшие архитектуру и урбанистику практически всех высоких культур доколумбовой Америки. Например, индейцы Месоамерики, так же как индейцы андской области, располагали улицы под прямым углом друг к другу (Тикаль, Теотиуакан, Теночтитлан, Инкауаси, Ольянтайтамбо). Но с широким размахом были решены только обрядовые центры, построенные из камня, окраинные же кварталы для простонародья, по всей вероятности, не многим отличались от нынешних поселений индейцев, от тех домишек, которые имеют лишь одно жилое помещение и которые строят из необожженных кирпичей адобе или из прутьев и кроют соломой.

Дома побольше своей планировкой напоминали дома древних римлян – вокруг патио располагались отдельные жилые строения. Обращает на себя внимание интересный момент в планировке индейских домов и дворцов. Вход в отдельные залы и комнаты был только снаружи, а сами они не соединялись между собой. Лишь в архитектурных комплексах, состоящих из нескольких примыкающих друг к другу построек, во внутренние покои нужно было проходить через помещения, расположенные по периметру.

Индейским строениям Месоамерики свойственна строгая простота, что, очевидно, объясняется ограниченными техническими возможностями и недостатком навыков. У индейцев не было тягловых животных, они не знали колеса, весь строительный материал доставлялся вручную, и камень обрабатывался опять-таки камнем, поскольку с металлами они были почти незнакомы. Нам до сих пор не известно, как они возводили свои постройки. В период вторжения испанцы не встретили ни одного начатого строительства (по крайней мере никаких упоминаний об этом не сохранилось). Мы не знаем, как индейцы проводили параллельные прямые, очерчивали треугольник, квадрат и круг в своей архитектуре.

Архитектура майя превосходила архитектуру инков, ацтеков, тольтеков, чиму и представителей других высоких культур доколумбовой Америки прежде всего многообразием архитектурных и градостроительных форм. Кроме того, майя умели возводить своды, правда, только ступенчатые (иначе называемые «ложными»), и употребляли строительный раствор из извести. Известен им был и метод изготовления негашеной извести. В своих городах майя строили не только пирамиды и дворцы, но и астрономические обсерватории, площадки для ритуальной игры в мяч, колоннады, монументальные лестницы, триумфальные арки и т. д. С разнообразными видами архитектурных построек мы встречаемся не в одном или нескольких, а во многих, очень многих городах по всей майяской территории.

Благодаря ряду популярных книг, особенно с легкой руки широко известного Керама, распространилось ошибочное представление, будто руины этих удивительных городов только в 1837 году впервые увидели Джон Ллойд Стивенс и его друг художник Казервуд или что в лучшем случае первым, кто их узрел, был Вальдек, вдохновивший Стивенса и Казэрвуда на поиски. На самом деле это вовсе не так. Уже первые испанцы, проплывавшие мимо Юкатана, отмечают, что видели на берегу большой благоустроенный город, «не менее прекрасный, чем Севилья». А для истинного испанца Севилья была образцом всего самого прекрасного. Затем здесь появился Кортес и посетил, в частности, столько раз упоминавшийся нами островной город Тайясаль. После 1541 года испанцы побывали в одном из наиболее значительных майяских центров – в хорошо известной нам Чичен-Ице, о которой рассказывает в своей хронике Диего де Ланда. Задолго до Стивенса европейцы познакомились и с большинством других крупных майяских городов.

Так, уже в 1576 году Диего Гарсиа де Паласио (а вслед за ним и другие) посетил и описал великолепный майяский культурный центр Копан в западном Гондурасе. Испанцы знали в ту пору и развалины города Тонина (в мексиканском штате Чиапас) и т. п. Но каждый из майяских городов открывался по-разному. Например, прекрасное Паленке случайно нашел воинский патруль, заблудившийся в чиапасских джунглях. Солдаты обнаружили в лесу деревушку Санто-Доминго-Паленке, о существовании которой колониальные власти даже не подозревали, и одновременно развалины великолепного майяского храмового центра. Но только в 1784 году, через двадцать пять лет после этого, колониальная администрация послала для изучения необыкновенного города первую экспедицию, давшую блестящие результаты.

Известны были также Ушмаль (его описал Лопес Когольюдо) и весьма значительный по размерам Тикаль (в 1699 году его посетил священник Андрес де Авенданьо)…

Многие – и даже довольно известные – люди посетили майяские города, сообщили об этом и, наконец, опубликовали их описания. Но мир точно ничего не слышал и не видел. И лишь значительно позднее Мексика, Гондурас и весь свет вдруг словно прозрели и с изумлением обнаружили для себя это чудо. Так были заново открыты города, по своей красоте, благоустройству и благородству архитектурных форм ни в чем не уступавшие шумерским, вавилонским и египетским. Но чтобы мир познакомился с этой жемчужиной, должны были появиться энтузиасты, способные извлечь ее и очистить. И они появились. Один из них – американец по имени Джон Ллойд Стивенс, другой, чьи заслуги обычно недооцениваются, – английский художник Фредерик Казэрвуд.

ОСтивенсе стоило бы написать роман. Безукоризненно положительного героя из него бы не вышло, но, во всяком случае, он был бы интереснейшим персонажем. Юрист, как и многие из тех, кому принадлежат выдающиеся заслуги в изучении индейцев и их культуры, он значительно больше, чем судебными актами, интересовался книгами по археологии. В ту пору считалось, что в Америке археологу нечего делать. Поэтому Стивенс отправляется «совершать великие открытия» далеко за океан. Туда, куда в те времена ездили все американские археологи, – в Египет, Палестину, Турцию, а затем в Грецию. Но открыть там ему ничего не удалось. Впрочем, это не совсем верно, ибо именно там он открыл в себе литературный талант. О двух своих путешествиях он написал увлекательнейшие книги, от которых читатели в Америке буквально не могли оторваться. А сам Стивенс в то время, когда вышла его вторая книжка, не мог оторваться от чтения путевых заметок… некоего гватемальского офицера Галиндо, который открыл в центральноамериканских джунглях руины больших индейских городов. Возможно, Стивенсу были также известны работы художника и любителя приключений Фредерика де Вальдека, родившегося, как утверждают, в Праге и проведшего 1832-1835 годы в майяском городе Паленке. Вальдек ежемесячно посылал в Париж замечательные акварели. На них были изображены стелы и пирамиды, каких тогдашний цивилизованный мир еще никогда не видывал. Кстати, художник Вальдек был не менее интересной личностью, чем Стивенс. Он участвовал в англо-бурской войне, сражался в Индии, испытал немало удивительнейших перипетий и дожил до фантастического возраста – 109 лет. Вы думаете, он умер от старости? Ничего подобного! Его задавила повозка. (И еще один любопытнейший факт: Вальдек первым пытался расшифровать найденные им иероглифические надписи.) Но хотя о майяских городах было уже множество сообщений, Стивенс отправлялся в свое путешествие, по сути дела, совершенно вслепую. К тому же оно оказалось небезопасным.

ВЦентральной Америке тогда много стреляли. Против Франсиско Морасана, для своего времени чрезвычайно прогрессивного президента Мексиканской республики, подняли мятеж реакционные клерикальные группы. Они создавали местные и «центральные» противоморасановские правительства. В это смутное время умирает посол США при правительстве Мексиканской федерации (трудно только сказать, при каком). И Стивенс, знакомый с Ван Бюреном, будущим президентом, просит назначить его на освободившееся место. Очутиться в клокочущей, охваченной гражданской войной стране никто не жаждал. Поэтому в государственном департаменте все с облегчением вздохнули, когда нашелся добровольный «самоубийца», пожелавший ехать в Центральную Америку. Правительство Унии снабдило Стивенса письмом, которое он должен был вручить президенту Мексиканской республики (но опять же – которому, ведь прогрессивный Морасан, законный президент Мексики, не пользовался в США особыми симпатиями), снабдило дипломатическим мундиром, солидной пачкой долларов и… пожелало счастливого пути.

Однако наш герой не собирался посвящать себя дипломатической карьере. Вместо того чтобы ехать к президенту Морасану или его сопернику, Стивенс со своим другом Казэрвудом отправляется на поиски городов майя. Оба приятеля пережили немало волнующих минут. В одной центральноамериканской общине они даже угодили в тюрьму.

Но в конце концов маленькая экспедиция добралась до области майяских городов. Она направилась в джунгли, к реке Рио-Копан, туда, где некогда, еще в конце XVI века, побывал Диего Гарсиа де Паласио, где за несколько лет до Стивенса был Хуан Галиндо, единственный из центральноамериканских офицеров, сделавший кое-что для науки и даже попавший в учебники. Итак, руководствуясь сообщениями Галиндо и неточными картами Рио-Копан, Стивенс нашел наконец деревушку, от которой, по сообщению Галиндо, можно было добраться до Копана. (Этот город чрезвычайно привлекал Стивенса: ведь, согласно одному американскому сообщению, там, в джунглях, между двумя пирамидами натянут гигантский каменный гамак, в котором лежат фигуры мужчины и женщины. И подобные мотивы могут иной раз «способствовать» археологическим открытиям.)

Однако в деревушке Стивенс не нашел никого, кто бы отвел их к развалинам города. Пришлось отправиться в джунгли без провожатых.

Можно себе представить, какое чувство они испытали, когда, прорубая путь в зарослях, вдруг наткнулись на каменную стелу, украшенную удивительным, замысловатым орнаментом. Да ведь это надписи! Потом они нашли вторую стелу, третью и, наконец, среди стройных деревьев в сумраке леса наткнулись на пирамиды. Пирамиды, от которых у Стивенса, прекрасно знавшего Египет, захватило дух. Значит, Галиндо не лгал!

Сощущением одержанной победы вернулись они в деревню, намереваясь на другой же день приступить к более тщательному обследованию окрестностей. Казэрвуд собирался зарисовывать особо интересные стелы и здания, а Стивенс хотел углубиться в джунгли и продолжить поиски Копана.

Но тут на сцену неожиданно выступает еще одно действующее лицо. Человек этот, хотя и был неграмотен, тоже в некотором роде вписал свое имя в историю открытия майяских городов. Он пришел к Стивенсу и объявил: «Я дон Хосе Мариа, и этот город в джунглях принадлежит мне!» Стивенс не мог припомнить, чтобы кто-либо, к примеру в Каире, заявлял, будто ему принадлежит пирамида Хеопса, но… что поделаешь: иной край – иные нравы. Да и находился он в джунглях, в стране, охваченной пламенем войны. Поэтому нельзя было просто-напросто выставить дона Хосе Мариа за дверь. Тем более что «владелец пирамид» имел даже какие-то документы, подтверждавшие его притязания. Но прежде чем Стивенс успел сообразить, что без долларов с доном Хосе не договориться, тот, почувствовав себя оскорбленным, вознамерился уйти. Тут-то Стивенс вспомнил, что он ведь «полномочный представитель Соединенных Штатов». Он вдруг полез в свой саквояж, вынул дипломатические бумаги во множестве конвертов и с множеством солидных печатей и предложил неграмотному дону ознакомиться с ними. А для довершения эффекта облачился в свой дипломатический мундир. Это было великолепно и умопомрачительно. Точно архангел Гавриил вспомнил про одинокую деревушку и спустился с небес. Золотой мундир и золотые доллары подействовали мгновенно.

Однако Стивенс не имел ни малейшего представления, сколько стоит пирамида или стела. А тем более целый город. Никогда до этого ему не приходилось покупать пирамид. И посему за город со всем, что в нем есть, он предложил Хосе Мариа 50 долларов. Если до той поры Стивенс считал дона Хосе Мариа сумасшедшим, то теперь Хосе Мариа счел помешанным его. Дон поспешил согласиться, и они ударили по рукам. Итак, Стивенс вошел в историю американистики не только своими открытиями, но и тем, что оказался единственным человеком, который купил целый майяский город. Община, разумеется, считала, что за неимоверно высокую цену. А поскольку всем хотелось погреться в лучах славы, то «его превосходительство чрезвычайный и полномочный посол Соединенных Штатов Америки Джон Ллойд Стивенс» организовал первый и последний за всю свою центральноамериканскую дипломатическую деятельность официальный банкет. После этого никто не мешал Стивенсу очищать Копан от лесных зарослей, а Фредерику Казэрвуду создавать свои совершенные, до сих пор не утратившие ценности зарисовки майяских пирамид и стел.

Позже оба они перебрались на Юкатан, где увидели еще ряд значительных майяских центров: Майяпан, Ошкинток, Кабах, Сайиль, Лабну, Нохкабаб, Чунхуху, Тулум, Цибильнокак и другие. А затем Стивенс вернулся в США, Казэрвуд – в Англию.

Вскоре по возвращении Стивенс издает книгу «Эпизоды из путешествия в Центральную Америку, Чиапас и Юкатан», которая стала первым американским «научным бестселлером». То, что Стивенс описывал в ней, Казэрвуд нарисовал, вызвав своими рисунками такую сенсацию, что их показывали во время ярмарок и церковных праздников.

На этом мы закончим рассказ о двух людях, «заново открывших» майя и их великолепное искусство.

Дальнейшему изучению майяских городов воспрепятствовали сами майя. Майя современные.

В1847 году на Юкатане вспыхнуло восстание индейцев, одно из самых крупных и успешных за весь послеколумбов период американской истории.

Врезультате этого восстания полуостров (главным образом его восточная часть) был очищен от белых плантаторов. И два поколения майя сами распоряжались своей судьбой. Изучение культуры майя продолжалось лишь на территории, не охваченной восстанием, в основном в гватемальском Петене.

Именно здесь в середине века губернатор петенского департамента Амбросио Тут заново открыл огромный культурный центр майя – Тикаль. Из исследователей мы назовем англичанина Альфреда Персиваля Моудсли, в общей сложности семь раз побывавшего в майяских городах и, естественно, добившегося в археологическом изучении их более значительных успехов, чем известные нам Стивенс и Казэрвуд. Чтобы запечатлеть майяские города, Моудсли первый использовал фотографию – в то время еще новинку.

За Моудсли следуют десятки ученых. Но Юкатан, Гватемала, Гондурас, Чиапас словно неисчерпаемы. Кажется, не было года, чтобы кто-нибудь не открыл новый майяский город и в нем десятки пирамид, храмов, площадок для игры в мяч, колоннад и стел. Особо нужно упомянуть имя американского консула в Мериде (административный центр Юкатана) Эдварда Томпсона, который провел на Юкатане двадцать лет и чрезвычайно обогатил своими исследованиями наши представления о майя.

Помимо городов, уже открытых американистами, и множества тех, что до сих пор ждут своих счастливых первооткрывателей в зеленых чащах юкатанских лесов, майяские строители, как уже говорилось, оставили нам и настоящие шоссе – «белые дороги», по-майяски сакбе (они выложены белыми плитами из юкатанского известняка).

Благодаря исследованиям мексиканского американиста Альфонсо Вильи мы лучше всего информированы о дороге, которая соединяла город Коба с городом Йашуна, расположенным южнее Чичен-Ицы. Ее длина 93,5 километра, ширина примерно 10 метров, и, как все белые дороги майя, она на 0,5-2,5 метра поднимается над местностью, по которой проложена. Интересна эта дорога еще одной особенностью. Если не считать небольшого участка, она представляет собой прямую линию.

Ученые также обнаружили здесь каменный четырехметровый каток весом пять тонн. В нем есть отверстие для оси. Это совершенно неожиданное открытие заставляет американистов призадуматься. Ведь от такого катка до изобретения колеса всего один шаг! Почему же майя не сделали его? Вероятно, для этого не существовало «экономического стимула». Доставка грузов носильщиками была, по-видимому, для своего времени достаточно продуктивной.

Белыми дорогами были соединены Тихоо (нынешняя Мерида) и религиозный центр Ицамаль, Ицамаль и город Поль, лежащий на пути к другим местам паломничества – острову Косумель и др. Майяские дороги, как можно убедиться, в гораздо большей степени служили религиозным целям, нежели торговым и тем более военным.

Однако вернемся в города майя. Их архитектура не только в качественном отношении, но и по числу памятников превосходит зодчество всех остальных доколумбовых высоких культур. Майяская каменная архитектура, безусловно, развилась на основе самобытной майяской деревянной архитектуры и во многом ее повторяет. Древнейший памятник каменной архитектуры – небольшая каменная пирамида, относящаяся примерно ко II столетию, обнаружена в Вашактуне. Строительным материалом майя служил преимущественно известняк.

Немало споров велось по поводу характера майяских городов. Раньше некоторые американисты предполагали, что майяские города были лишь культовыми центрами и сколько-нибудь значительные группы населения в них не жили. Однако многие авторитетные исследователи давно уже опровергли этот взгляд. Знаменитый Поль Риве, например, утверждает, что это были настоящие города, и делает лишь оговорку: многочисленные «низшие люди» обитали не в городском центре, а в предместьях. В самом городе размещались дворцы, «монастыри», обсерватории, площадки для «баскетбола», своего рода «залы» для ритуальных танцев, широкие лестницы, великолепные дороги для паломников и прежде всего храмы, возведенные на высоких пирамидах. А на окраине этих городов, иногда в буквальном смысле «за городскими стенами», в маленьких домах, скорее даже лачугах, окруженных садами или заборами, ютился «простой люд». Число обитателей майяских городов было необычайно высоким. По предположению Сильвануса Гризволда Морли, майяские города «второй категории» (американисты делят майяские города по количеству сохранившихся архитектурных памятников на 4 категории) насчитывали примерно по 50 тысяч жителей. (К таким городам «второй категории» американисты относят 19 майяских центров, в том числе Вашактун, Коба, Калакмуль, Накум, Паленке, Наачтун, Йашчилан, Эцна, Киригуа и пр.)

Население майяского города «первой категории», то есть Копана, Тикаля, Ушмаля и особенно крупнейшего из них – Чичен-Ицы, по мнению современных майяологов, равнялось приблизительно 200 тысячам человек. Итак, майяские города отнюдь не были малолюдны. А самые большие из них по численности и плотности населения в первой половине нашего тысячелетия значительно превосходили крупнейшие европейские города того времени – Париж, Венецию, Лиссабон и, разумеется, Прагу.

Посетим хотя бы главные майяские метрополии – города «первой категории». Две из больших майяских столиц относятся к эпохе Древнего царства. Это города Копан и Тикаль. Копан (расположенный в нынешнем Гондурасе) в работах известных майяологов заслужил множество самых лестных эпитетов. Именно рассказом о Копане открывает Риве свое описание значительнейших майяских городов. Морли называет Копан Александрией древних майя, а Томпсон – даже Афинами Нового Света. Все эти почетные сравнения вполне оправданны. В Древний период прекрасный Копан был основным центром развития майяской науки, и прежде всего астрономии. Найденные в Копане астрономические таблицы своей точностью превосходят все другие майяские вычисления подобного рода. Расцвету наук в Копане способствовало то обстоятельство, что он просуществовал дольше других майяских городов (древнейшая дата истории Копана – 460 год, последняя – 801 год). Город состоял из центральной монументальной части и 16 окраинных «кварталов», один из которых удален от центра на целых 11 километров. Центральную часть Копана образуют так называемый Копанский акрополь и пять больших надворий. Акрополь – это комплекс пирамид, террас и храмов, занимавших площадь в несколько гектаров. Особенной красотой отличается пирамида № 26 (построенная в 756 году). Другой достопримечательностью Копана является Лестница иероглифов, на 62 каменных ступенях которой вытесана гигантская иероглифическая надпись (свыше 2 тысяч знаков). Длинные иероглифические надписи мы находим, как подсказывает само название, и в Храме надписей.

Крупнейшим из ныне известных городов майя (работа по обследованию таинственного Цибильчальтуна до сих пор еще не завершена), бесспорно, является петенский Тикаль. Тикаль находится примерно в 50 километрах от старейшего майяского города Вашактуна с которым его соединяет белая дорога. Давно уже обезлюдевший Тикаль сейчас окружен непроходимыми тропическими джунглями, в которых растет краснодревная свитения и водятся ягуары и тапиры. Центр города, расположенный на известняковой площадке, с двух сторон охраняют глубокие овраги. Пять больших архитектурных комплексов Тикаля связаны между собой «проспектами». В четвертом комплексе возвышается самая большая майяская пирамида (высотой более 70 метров). Исполинский город славится множеством стел (83) и алтарей (54). Здесь были найдены и первые значительные работы майяских резчиков по дереву – 12 великолепных резных притолок из саподиллового дерева.

Если верить корреляционным таблицам, служащим для сравнения майяских календарных дат с нашими, тикальские надписи указывают, что город был основан в 416 году и оставлен около 869 года. Правда, не исключено, что в XV веке он снова на непродолжительное время был заселен ицами, покинувшими Чичен-Ицу. Тикаль – крупнейший из городов Древнего периода – первым удостоился реставрации. Так же как некогда Эванс реставрировал критский дворец в Кноссе, так теперь (начиная с 1956 года) на средства Пенсильванского университета американисты пытаются вернуть первоначальный вид Тикалю.

Ушмаль, возникновение которого относится ко времени «майяского ренессанса», был главным центром обширной области Юкатана, которую мы называем майяским именем Пуук. Известняковые холмы здесь перемежаются широкими равнинами. Пористый известняк пропускает воду, и потому жители Ушмаля вынуждены были сооружать большие подземные цистерны, которые, по расчетам американистов, в случае надобности в течение целого года могли снабжать водой 6 тысяч человек. Резиденцией правящей династии Шиу в Ушмале было самое красивое из всех майяских зданий, Дворец губернаторов, с фронтоном длиной 98 метров. В этом великолепном дворце и поселились в ноябре 1841 года Стивенс и Казэрвуд. Здесь Казэрвуд сделал свои лучшие зарисовки. Ушмальский дворец типичен для майяской архитектуры. Общий план его чрезвычайно прост, зато фасад чрезмерно украшен рельефом. В здании этом 24 помещения. Перед дворцом находился алтарь, где стояла скульптура двуглавого ягуара, а у главного входа высился гигантский каменный фаллос (из «этических соображений» его не реставрировали). Вокруг этого дворца Шиу выстроили затем множество других дворцов и пирамид: овальную Пирамиду волшебника, внутри которой помещалось пять малых «святилищ», так называемый Женский монастырь, просторную площадку для игр в мяч и какие-то большие здания неясного назначения. Главные залы и ворота одного из этих строений украшены стилизованными изображениями черепах, поэтому оно получило название Дворца черепах.

Инаконец, важнейшим, великолепнейшим и, несомненно, наиболее населенным из городов майя была Чичен-Ица. Этот город – известное исключение среди недолговечных майяских городов. Чичен-Ица была основана в Древний период (вероятно, в 455 году) и спустя два столетия (в 692 году) оставлена ицами. Однако в 987 году город вновь был заселен тем же племенем, вернувшимся на Юкатан во главе со своими новыми мексикано-тольтекскими вождями. В течение трех столетий Чичен-Ица являлась значительнейшим городом всего изолированного майяского мира. И одновременно важнейшим центром паломничества. В 1441 году Чичен-Ица снова, уже во второй раз, была оставлена жителями.

Чичен-Ица была расположена на абсолютно ровной местности и представляла собой почти правильный прямоугольник длиной три и шириной один километр. Этому городу следует уделить несколько больше внимания. В доколумбовой Америке он играл такую же роль, какую в свою пору играли Кносс на Крите или Ур и некоторые другие важные месопотамские города. Чичен-Ица – это Париж и Лурд майяского мира. Сердцем Чичен-Ицы был священный ступенчатый водоем, или сенот, по которому город и получил свое название. К этому «колодцу» со всего Юкатана тянулись процессии паломников. От священного сенота начинались белые дороги, соединявшие Чичен-Ицу с другими главными центрами паломничества. Расцвет Чичен-Ицы целиком связан с приходом на Юкатан мексикано-тольтекских переселенцев, и поэтому здесь более заметны следы тольтекского влияния, чем в каком бы то ни было ином майяском центре. Главная пирамида Чичен-Ицы посвящена Кукулькану. Эта пирамида (обычно называемая теперь по-испански el Castillo – кремль) чрезвычайно похожа на пирамиду в тольтекской Туле. Каменные колонны тольтекской метрополии напоминают и высокие каменные колонны Чичен-Ицы, изображающие покрытых оперением змеев. Наконец, тольтеки принесли в Чичен-Ицу и того лежащего божка, которого мы называем по-майяски Чак-Мооль и которого впервые встретили именно в Туле – Толлане.

Ступенчатая пирамида Кукулькана, как и многие другие месоамериканские пирамиды, представляет собой нечто вроде луковицы. Если снять верхний покров, внутри обнаружишь еще одну, точно такую же пирамиду, только меньших размеров. Ибо календарь повелевал: воздвигни по прошествии определенного срока над уже стоящей пирамидой еще одну! Но не строй ее рядом, а надень на ту, что стоит здесь с прошлого цикла!

«Раздевание» пирамид – увлекательнейшее занятие для ученого-майяолога. В пирамиде скрыто к тому же несколько помещений, например Зал ягуара, охраняемый статуей красного ягуара. Другую гордость Чичен-Ицы составляет так называемый комплекс Храма воинов. Разумеется, это опять же пирамида, и напоминает она толланский Храм утренней звезды. Несколько дальше находятся Храм орлов, Храм ягуаров со знаменитыми фресками и площадка для игры в «баскетбол», который, без сомнения, также изобрели майя. Игра велась на продолговатом поле литыми каучуковыми мячами, чрезвычайно твердыми и тяжелыми, и носила ритуальный характер. Игрокам не разрешалось дотрагиваться до мяча ладонью, играть можно было только локтями, плечами и боками. Побеждала команда, которая первой забрасывала мяч в круглое отверстие, проделанное в каменной стене. К числу достопримечательностей Чичен-Ицы относились и так называемый Женский монастырь, Акаб Циб – Дом черного письма и Красный дом (помост для исполнения обрядовых танцев, который мы называем теперь Храмом Венеры).

Иеще несколько слов о главном естественном водоеме Чичен-Ицы. Человек, сколько-нибудь знакомый с природными условиями Юкатана, с полным основанием возразит: откуда здесь взялась вода? Ведь тут в отличие от лесистого майяского юга нет ни реки, ни даже ручейка. И все же здесь имеются водоемы – так называемые сеноты. Майяское слово «цонот» мы теперь неправильно пишем как «сенот». Что же представляют собой эти майяские сеноты? Известняк, покрывающий всю территорию полуострова, чрезвычайно порист, и потому на всем майяском Юкатане не существует водных потоков. Но дождевая вода, в тысячах мест проникая сквозь известняковую кору, сливалась с подземными реками, и по всему Юкатану образовались природные водохранилища – сеноты. Сеноты представляют для нас большой интерес, и прежде всего потому, что во многих майяских городах их почитали как священные места. Ведь от воды полностью зависело хозяйство майяских земледельцев. Бог воды и четыре бога дождя (Чаки) пользовались особым уважением. И сеноты – единственные водоемы в этой засушливой стране – почитались наравне с богами. Сенот Чичен-Ицы был местом священных жертвоприношений и паломничества. В числе даров, преподносимых Чакам, были и человеческие жертвы: в сенот бросали избранных девственниц. В книге Диего де Ланда есть замечание о том, что если где-нибудь на Юкатане существуют клады, то только в священных колодцах. Фразу эту не оставили без внимания археологи. Один из них, уже известный нам консул Томпсон, частично откачав воду из сенота Чичен-Ицы, глубина которого достигает 58 метров, вместе с шестью греческими водолазами спустился на дно. И в самом деле обнаружил клад. Десятки золотых и нефритовых украшений и десятки девичьих скелетов. Боги дождя, очевидно, не спускались в священный сенот за своими девственницами.

Помимо четырех майяских метрополий «первой категории» – Копана, Тикаля, Ушмаля и Чичен-Ицы, – постепенно было отрыто более ста тридцати других майяских городов, и мы, естественно, не имеем возможности говорить о каждом. Однако два или три из них выделяются на общем фоне и заслуживают внимания. В первую очередь это Паленке в мексиканском штате Чиапас (основан, вероятно, в 642 году). Паленке – современное название города (по-испански оно означает «палисады» и происходит от современного наименования деревеньки, находящейся неподалеку от развалин города). Паленке изучается уже свыше 200 лет, но только в 1951 году выдающийся мексиканский американист Альберто Рус сделал волнующее открытие, о котором мы собираемся рассказать: Рус занимался тогда реставрацией одной из самых значительных пирамид города – так называемого Храма надписей, расположенного в непосредственном соседстве с паленкским «дворцом». Исследуя внутреннюю часть пирамиды, ученый случайно обратил внимание на одну из каменных плит, несколько выступавшую над уровнем пола. Он засунул в щель кирку, и, когда удалось приподнять плиту, его удивленному взору открылась узкая лестница, засыпанная камнями. Потайная лестница, сделав несколько оборотов, уперлась на глубине 18 метров в большую каменную плиту. Обнаруженные за нею двери стерегли скелеты шести мужчин, очевидно заживо погребенных в этом странном помещении.