Текст книги "Ты мне снишься (СИ)"

Автор книги: Milana Koroleva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 38 страниц)

– Я не…я не вру. – мямлю я.

Чувствую себя сейчас измотанной и выжатой, как лимон.

На физическом уровне ощущаю свою моральную слабость перед любым другим человеком, и, тем более, перед Хардином.

Я устала. Правда устала.

– Генри сказал, что ты ничего не ешь, практически не спишь. Ты вообще смотрела на себя в зеркало? – он отчитывает меня, как маленького ребёнка.

– Генри? – непонимающе переспрашиваю я.

– Ну этот…тип, который занимается лечением Хиро.

– Мистер Хоггарт?

– Да, вроде он. Какая к черту разница? Я имя то с трудом запомнил его, не то что фамилию.

– Он рассказал тебе, что я здесь?

Зачем он это сделал?

– Так, не переводи тему. У тебя огромные синяки под глазами, серая кожа, бледные губы. Тебя тут как будто пытают, Ребекка.

– Ты пришёл пооскорблять меня? Забавно. – усмешка слетает с моих губ.

– Конечно нет, твою мать. Я просто хочу, чтобы ты поела. – Хардин срывается на крик. – Они не могут заставить тебя поесть, зато я могу.

– У меня нет аппетита.

– Я заметил, когда ты блаженно прикрыла глаза, унюхав содержимое.

– Хардин, какая тебе разница, ем я или нет. – устало произношу я, потирая лоб кончиками пальцев.

– Почему ты не можешь хоть раз согласиться и сделать то, что я прошу? Ладно, поставлю вопрос иначе. – он проходит своей рукой по татуировке на шее. – Либо ты ешь, либо я сделаю так, что ты больше не сможешь войти в эту палату. Так тебе больше нравится, Ребекка?

Хардин сказал все это с толикой злобы, явно сдерживая себя, чтобы не накричать.

И я понимаю, почему он злиться. Он же хотел, как лучше, принёс мне еды, но получилось, в итоге, как всегда.

– Прости меня. – виновато произношу я. – Ты прав, мне надо поесть.

– И ты меня прости. Я не хотел…не хотел повышать на тебя голос. Просто я волнуюсь за тебя. – безумно тихо прошептал он, и, кажется, эти слова дались ему с огромным трудом.

Хардин мгновенно отвёл взгляд в сторону, устремив его в экран, будто ему очень интересно то, что происходит в фильме.

Я поочередно достала содержимое пакета, поставив на тумбочку. При виде синнабона, пряного тыквенного латте и кусочков ананаса, в отдельно лежащей коробочке, мой желудок болезненно завыл на всю палату, точно разъяренный зверь.

Скотт выпустил смешок и искоса взглянул на меня.

Как только кусочек булочки попал в мой рот, приступ тошноты одолел меня, но, через силу, я все же проглотила, обильно запив лакомство уже остывшим кофе.

Меня хватило ещё буквально на пару укусов, и я отложила десерт в сторону.

– Не хочешь? – я предложила Хардину кусочки фрукта.

– Я не голоден. – он отрицательно покачал головой. – Ешь сама.

Ананас был действительно вкусный и очень сочный, но больше пары долек я не осилила.

Допив латте до конца, я поставила пустой стаканчик на поверхность тумбы и промокнула губы салфеткой.

– Хотя бы что-то. – он хмыкнул, посмотрев на остатки еды.

– Ты приехал только ради этого?

– Почему в Рождество ты сидишь тут? – он поворачивается на меня, проигнорировав мой вопрос. – Одна.

– Я не одна. – поглаживаю Хиро по руке, потому что только это меня успокаивает. – А почему ты тут, а не со своей семьей?

Хардин поджимает свои губы.

– Сегодня выходной, мама целый день дома. – хрипит он. – Не могу смотреть на то, как она каждый день плачет, перебирает фотографии в альбомах и смотрит наши детские видео.

– Ей сложно.

– Всем сложно, но слезами ничего не решить. Если так будет продолжаться, я просто съеду к отцу.

– И оставишь ее одну? Так нельзя, Хардин. Твоей маме сейчас нужна поддержка и забота.

– Нет, ей нужно только то, чтобы Хиро пришёл в себя. Я устал от того, что она называет меня его именем каждый божий день, я устал слышать ее всхлипы каждую ночь. Я устал, Ребекка.

– Ты разобьешь ей сердце, если переедешь к папе, бросив ее в самый трудный момент. – я пытаюсь вразумить его.

Понимаю, что, скорее всего, Хардин это говорит сейчас просто на эмоциях, ибо ему свойственно такое поведение. Я не верю, что он на самом деле сможет так поступить. Возможно, для него настала точка кипения или нервы сдают.

– Если хочешь, я могу выйти, и ты побудешь с Хиро наедине.

– Нет. – резко отрезает он.

После этого мы продолжаем сидеть молча, а звуки из телевизора разбавляют нашу тишину.

Я чувствую, как мои веки и голова начинают тяжелеть, и тело медленно, но верно, погружается в сон. Хотя после кофе я никогда не могу уснуть. Это так странно.

Пытаюсь держать глаза открытыми, но не выходит.

Перед глазами все темнеет и я отключаюсь.

***

Я содрогаюсь от дуновения ветра и машинально укутываюсь сильнее в одеяло.

Лежу ещё около минутки, а затем мучительно и нехотя поднимаю свои веки.

Моргнув пару раз, я более менее прихожу в себя, начав всматриваться в окружающее меня пространство с бело-черно-серым интерьером, которое я нахожу довольно знакомым.

Подушка и соседнее место возле меня приливно помяты, что может значить только две вещи: либо я очень сильно вертелась во сне, либо я спала не одна.

Устремляю взгляд на приоткрытое окно, которое впускает в комнату потоки свежего, но такого холодного зимнего ветерка, что мурашки проходятся роем вдоль позвоночника.

Потягиваюсь и встаю с кровати, откинув одеяло в сторону, и, первым делом, закрывая окно, вдохнув ещё разочек полной грудью морозного воздуха.

Натыкаюсь на зеркало в полный рост, увидев свое отражение в нем. Я стою в чёрной футболке, которая доходит мне до середины бедра, волосы растрёпанны, а ноги полностью голые. Подношу кусочек ткани к носу, и в ноздри ударяет яркий аромат перечной мяты, и я сразу понимаю, кому она принадлежит.

Аккуратно, практически бесшумно, выхожу из комнаты, ступая на носочках по тёмному паркету.

В доме очень тихо, такое ощущение, что я тут одна.

Может, это очередной сон?

В таком случае, все выглядит слишком реально.

Я спускаюсь по лестнице, повернув направо.

Оказавшись на кухне, вижу Хардина, который повернут ко мне спиной, и что-то нарезает на разделочной доске, слушая одну из своих любимых песен, которая льётся из динамиков телефона, лежащего на барной стойке.

Он стоит с оголенной спиной в своих темно-синих джинсах, которые очень редко надевает. Они опоясаны коричневым ремнём и слегка спущены, из-за чего резинка от боксеров заметно выпирает наружу.

Я нажимаю на экран его телефона, чтобы приостановить музыку, отчего мышцы на спине брюнета немного напрягаются, став более выразительным, и он тут же поворачивается на меня всем телом.

– Выспалась? – довольно тихо спрашивает он, окинув меня оценивающим взглядом.

– Что происходит? Почему я здесь?

– Спать в мягкой кровати куда удобнее, чем на жёстком кресле в больнице, ты так не считаешь? – он вздергивает левую бровь вверх, ухмыльнувшись.

– Ты не ответил на вопрос. – хрипло говорю я, до конца не оправившись ото сна.

Хардин делает пару шагов вперёд, отложив нож в сторону, и опирается двумя руками о барную стойку, нагнувшись ко мне.

– Ты заснула в палате, я привёз тебя сюда, чтобы ты нормально поспала. Ещё вопросы?

– Как я могла так крепко уснуть, если я там просыпалась от каждого шороха?! – вслух произношу я, задумавшись. – Ты…ты мне что-то подмешал в еду? Поэтому так настаивал, чтобы я ее съела?

Он молчит, приняв каменное выражение лица.

– Хардин! – выкрикиваю я.

– Это была не моя идея. – хрипит тот, сжав свою челюсть.

– Не твоя? А чья? – я нервозно заправляю волосы за уши, потому что они начали лезть в лицо.

– Генри…

– Мистер Хоггарт? – перебиваю его я, удивлённо вытаращив глаза на Скотта.

– Да, этот Мистер Хрен не хотел, чтобы ты опять слегла под капельницу, потому что ты ничего не ешь и практически не спишь, поэтому он обратился ко мне.

– И ты?… – я вопросительно смотрю на него, требуя продолжения.

– И я ничего умнее не придумал, чем положить тебе немного снотворного в ту булку. – он вздыхает. – Пожалуйста, вперёд, можешь наорать на меня, как обычно разозлиться, сказать, что я самый ужасный на свете и все в таком духе, но это было только ради тебя, я лишь хотел, как лучше.

Хардин говорит это с ноткой обиды в голосе, будто уже нарисовал последующую картину действий в своей голове и заранее обиделся на меня.

– Все…все нормально, Хардин. Ты прав, мне действительно нужно было немного поспать. – я действительно чувствую себя куда лучше, чем раньше.

Он вскидывает брови вверх, явно не ожидав такого ответа.

– Сколько я спала? – я пытаюсь выдавить из себя улыбку, но получается нечто кривое.

– Двое суток.

– С-сколько? – я чуть было не давлюсь воздухом.

Моя жизнь стала похожа на какие-то смутные обрывки, когда я либо не сплю днями и ночами, либо вырубаюсь на несколько дней под действием препаратов.

– Это ты меня переодел?

– Да, кто же еще. – он пожимает плечами.

– Я могла бы поспать и в своей одежде.

– Да ладно тебе, Бека, чего я там не видел?! – Хардин всматривается в мои глаза.

– Проехали. Где мои вещи?

– Мама закинула их в стирку сегодня утром, они ещё мокрые. Ты можешь взять что-нибудь из моего, или… – он останавливается и сглатывает, тормозя на полуслове. – Или у Хиро. Его чемодан стоит не распакованный в гардеробной на втором этаже. Следующая дверь после моей комнаты.

– Ты не против, если я приму душ?

– Конечно не против, если пообещаешь, что после него ты нормально поужинаешь со мной, а то я зря готовлю эту гребаную лазанью уже два часа по рецептам из ютуба.

– Обещаю. – смешок слетает с моих губ и Хардин мягко улыбается в ответ, кивнув напоследок головой, перед тем, как я покидаю кухню и возвращаюсь обратно на второй этаж, чтобы взять все необходимое.

Я захожу во вторую по счету дверь, как и сказал зеленоглазый, оказавшись в общей гардеробной двух братьев.

Одна половина комнаты увешана чёрными вещами, с редкими вкраплениями чего-то белого и серого, а вторая же часть довольствуется лишь пустыми вешалками и одним большим чемоданом сбоку.

Подхожу к кожаному коричневому чемодану, перевернув его на пол. Расстёгиваю молнию и откидываю крышку назад. В верхней боковой части лежат несколько пар кроссовок. Сверху тёплые свитера и рубашки.

Я начинаю поочерёдно доставать каждую вещь, внимательно разглядывая их. На самом деле, одежда очень многое может сказать о человеке. Если у Хардина в приоритете цвета, то у Хиро удобство, потому что я вытаскиваю уже шестые по счету спортивные штаны, а количеству толстовок и кепок может позавидовать каждый.

Аккуратно раскладываю вещи по полочкам, а рубашки вешаю на вешалки.

Некоторые футболки так сильно пахнут парфюмом, дымом сигарет, цитрусами и самим Хиро, что слёзы непроизвольно начинают скапливаться в уголках глаз, когда я обнимаю несчастный кусочек ткани.

Кажется, теперь я понимаю, почему одежда Хиро находились в таком состоянии так много дней.

Разбирать их слишком сложно. Морально сложно и тяжело.

Я сразу вспоминаю его, как некоторые вещи идеально сидели на его теле, вспоминаю мягкую улыбку, самые милые ямочки на свете, его заливистый смех с хрипотцой, горячую бархатистую кожу, и самые мягкие и вкусные губы из всех, что я пробовала.

Если я останусь тут ещё хотя бы на минуту, то точно сойду с ума.

Поэтому я хватаю первые попавшиеся треники и кофту, захватив перед выходом полотенце и новые боксеры с биркой из комода Хардина, надеюсь, он не будет злиться из-за этого, и удаляюсь оттуда, так до конца и не сумев разобрать его вещи.

Я верю в то, что он сможет это сделать сам, когда вернётся домой. Иначе и быть не может.

Зайдя в ванную, в мою голову сразу отрывками врывается то, что произошло тут около четырёх месяцев назад.

Хиро пытался привести меня в чувства, после того, как они подрались с Хардином.

До этого, я была в этом доме всего раз. Один несчастный раз, но тем не менее, все вокруг напоминает о нем.

А что будет в моей комнате?

Я просто свихнусь.

А если придётся вернуться в пансионат, то по его окончанию, я поеду не университет, а в дурку на принудительное лечение.

Стягиваю с себя футболку и трусики, заходя в кабинку. Нажимаю на кнопки, настраивая температуру и встаю под горячие струи воды, которые мгновенно расслабляют мое тело.

В больнице тоже был душ, но не такой комфортный, как здесь.

Там было очень тесно и чаще всего лилась холодная вода, но спасибо на том, что он вообще был.

Умывшись где-то минут за двадцать, я выхожу из душевое, замотавшись в полотенце. Подхожу к запотевшему зеркалу и провожу по нему рукой.

Синяки уже не так заметны, а кожа приобрела здоровый цвет и румянец.

Я рассматриваю баночки, которые стоят на полке, в поисках хоть какого-нибудь увлажняющего средства, ибо мне кажется, что ещё недельку такого же образа жизни, и кожа с моей физиономии отвалится.

Останавливаю свой выбор на эмульсии, капнув из пипетки пару капель на ладонь, и начинаю распределять полупрозрачную субстанцию по массажным линиям лица.

Выдавив небольшую горошину мятной пасты на кончик пальца, распределяю ее по зубам, ибо другого способа почистить зубы, я сейчас не нахожу.

Расчесываю свои влажные волосы и начинаю одеваться. Натягиваю на себя боксеры, отрывая пластмассовый язычок этикетки зубами, и, сбросив полотенце с уже высохшего тела, я заныриваю в огромной свитер в черно-белую полоску с красной надписью, который даже на Хиро смотрелся объемно, а на ноги одеваю чёрные спортивные штаны с лампасами.

Грязные вещи я кладу в корзину для белья, и, осмотревшись по сторонам, выхожу из ванной.

Спускаюсь вниз, по дороге заглянув в гардеробную, чтобы взять пару носок, ибо мои ступни жутко замёрзли после душа.

Хардин сидит на стуле, тыкая что-то в своём телефоне, но, увидев меня, почти сразу встаёт и идёт к духовке, открывая дверцу.

Он достаёт противень с готовым блюдом и нарезает на порции, положив себе и мне в тарелки по внушительному куску.

– Сок, кофе, чай или воды? – он спрашивает у меня, когда ставит передо мной тарелку. – Могу налить вина, если хочешь.

– Спасибо, воды, если можно. – он кивает и достаёт из холодильника бутылку, налив жидкости в стакан.

– Приятного аппетита.

– И тебе, Хардин.

– Надеюсь, мы не отравимся. Я смотрел с английскими субтитрами, потому что видео было на итальянском.

Я издаю легкий смешок, отрезав себе небольшой кусочек лазаньи, накалов ее на вилку. Запах действительно чудесный, а сыр между слоями тянется так сильно, словно это блюдо только что доставили из лучшего ресторана.

Оно оказалось на вкус таким же приятным, как и на вид, и я буквально за пять минут смела все до последнего кусочка фарша.

Первый раз за неделю я нормально поела.

– Добавки?

– Я бы с радостью, но мой живот не выдержит столько еды разом. – я искренне улыбаюсь ему, обнажая ряд ровных зубов. – Ты очень хорошо готовишь.

– Это не я, а Джованни Моро. – Хардин смеётся, накладывая себе вторую порцию.

– Надо же, ты даже умудрился запомнить его имя.

– Я послал его к черту раз тридцать за два часа готовки, а посылать я предпочитаю по имени.

Мы беседовали так непринуждённо, словно между нами не было тонны ссор, обид и разочарований.

Мне даже удалось отвлечься и забыть обо всем, по-настоящему посмеяться и поговорить о чем-то постороннем, но это продлилось недолго.

– Бекс… – слетает с губ Хардина, когда он хочет у меня что-то спросить.

Кажется, прошла целая вечность с того момента, когда он последний раз так меня называл.

– Да?

– Ты…ты останешься тут, со мной, или мне лучше отвезти тебя домой?

– Я бы хотела поехать обратно в больницу.

– Серьезно? – он хмурит брови, а былое расслабленное выражение его лица, сменяется твёрдыми чертами и острыми скулами, вдобавок к поджатым губам.

– Серьезно.

– Ты себя наказываешь таким образом, да? – внезапно спрашивает он.

– Что? В каком смысле?

– Отказываешься от еды, не спишь, сутками сидишь возле Хиро. Дай угадаю, ты наверное и телик впервые за все дни врубила на Рождество, в честь праздника, я прав? – он проводит ладонью по контуру своей челюсти. – Я прав, Ребекка?

– Ты несёшь какой-то бред… – Хардин перебивает меня на полуслове, не дав договорить.

– Бред? – он усмехается, покачав головой. – Я же знаю тебя, как никто другой. Ты и сама себе этого признать не можешь. Как же ты так будешь продолжать жить дальше, когда Хиро лежит там, как ты можешь есть что-то вкусное, когда он без сознания, как ты можешь спать здоровым крепким сном, когда он в коме, как ты можешь смеяться, когда он на грани жизни и смерти. Может ты этого сама ещё не поняла, но мне что стороны все прекрасно видно.

– Ты не имеешь права осуждать меня за это, прошло всего пару дней.

– Неделя, Ребекка, прошла уже целая неделя. Он так может пролежать год, два, десять лет. Ты и дальше так будешь сутками сидеть возле него? Я читал про кому, если он пролежит так год, то вероятность того, что он очнётся, равна практически нулю. – кричит Хардин, кидая вилку на стол, которая со звоном бьется о тарелку, откалывая кусочек с краю керамической посуды.

– Не говори так. – я лихорадочно мотаю головой из стороны в сторону и прикрываю уши ладонями, отгораживаясь от его слов. – Хиро скоро поправится.

– Откуда тебе знать? – зло плюет он.

– А тебе откуда знать?

– Я пытаюсь мыслить трезво. Доктор сказал, что шансы меньше одного процента. Никаких сдвигов нет.

– Есть сдвиги. Он сжал мою руку, ясно.

– Что? – рот Хардина открывается от шока.

– Да, но Мистер Хоггарт сказал, что на мониторах все стабильно, не восприняв мои слова всерьёз.

– Ты не спала несколько дней тогда, тебе могло померещиться. – он складывает руки на груди.

– Не надо делать из меня сумасшедшую, Хардин. Я в здравом уме и трезвом рассудке, видела и чувствовала все это, но вы мне не верите.

– Ладно.

– Ладно что?

– Я отвезу тебя. Но так больше продолжаться не может. Приходи к Хиро хоть каждый день, хорошо, но нельзя там торчать сутками, ты не делаешь никому лучше, ты делаешь плохо только себе. – он проходит в прихожую, а я иду вслед за ним. – Тебе надо научиться отвыкать от него.

– Я не хочу.

– Я не спрашиваю, что ты хочешь, а что нет. Я говорю, как надо.

Ничего не отвечаю, начав обувать кроссовки.

У меня нет ни сил, ни желания, спорить с ним в данный момент.

***

Хардин довез меня до больницы довольно быстро. Мы всю дорогу молчали, каждый думал о своём. И только когда мы заехали на парковку, зеленоглазый начал говорить.

– В том подвале, когда…когда Хиро извинялся передо мной, я не хотел говорить все то, что сказал. Я…Я растерялся. Мой защитный инстинкт – сделать больно словами.

– Тебе не передо мной объясняться надо.

– Перед ним я не смогу. – Хардин закусывает кольцо на губе.

– Все в твоих руках.

Я отстёгиваю ремень безопасности, и уже было тянусь к ручке, чтобы выйти из машины, но Хардин опускает ладонь на мое плечо, развернув меня и крепко прижимает к себе.

– Я не могу спать с мыслью о том, что это последние слова, которые он услышал от меня. Вдруг он так и не придёт в себя. – подрагивающим голосом Хардин шепчет мне в шею, обдавая кожу горячим дыханием.

– Все будет хорошо. – я глажу его по затылку.

– Не оставляй меня, пожалуйста. – он сильнее прижимается ко мне, крепче сжимая талию в своей хватке. – Я смог спокойно уснуть только с тобой.

– Ты можешь пойти со мной.

– Нет, нет, нет. – он хрипло шепчет. – Чем дольше я нахожусь там, тем мне становится хуже, особенно, когда я вижу его.

– Прости, но я должна идти.

– Прошу тебя, останься со мной. – Хардин зарывается носом в моих волосах, а я кладу руки ему на грудь в попытках отстраниться.

Мое сердце буквально разрывается от тона его голоса.

– Умоляю, не заставляй меня выбирать.

Мои слова будто кипятком обожгли его и он тут же отстранился, сверкнув взглядом. Его глаза блестели так сильно, что казалось еще пару секунд, и слёзы покатятся по его щекам.

– Как я могу тебя заставить, если ты уже выбрала его. – он проводит рукой по своей шевелюре. – И всегда будешь выбирать его.

– Хардин…

– Иди. – резко выпаливает он. – Вперёд. Хиро в коме ты куда нужнее, чем мне. Давай.

Я поджимаю свои губы и выхожу из машины, захлопнув дверцу.

Хардин что-то выкраивает и ударяет по рулю, а затем опускает голову на него.

Внутри что-то трескается при виде этого, а низ живота начинает болезненно ныть. Мне больно за него, но я ничего не могу поделать. Не могу разорваться на две части.

Через пару десятков секунд он стремительно трогается с визгом колес, оставив чёрные следы от шин на асфальте.

Я вхожу в больницу и иду к служебному лифту, поднявшись на самый последний этаж.

Какое-то непонятное волнение нарастает во мне по мере приближения к палате, а ладошки предательски потеют и дрожат.

Не знаю, то ли это из-за Хардина и вины перед ним, что оставила, ведь я вижу, как ему плохо, то ли от того, что я так долго не видела Хиро, и у меня дебильное, ничем не оправданное ощущение, что многое могло измениться.

Немного мнусь около двери, будто впервые войду туда, но преодолев минутную панику, вхожу в палату к Хиро и застываю на месте.

Кровать, на которой он лежал, совершенно пустая. В палате абсолютно никого нет.

========== Эпилог ==========

Я массирую виски круговыми движениями, ибо не могу успокоиться.

Хиро перевели на другой этаж, пока меня не было, так как мониторы от оборудования поддерживающего его жизнь, которыми он был истыкан, показали изменения в его пульсе, а дыхательная система начала функционировать без аппарата поддержания жизни.

Около часа я сижу в зале ожидания, истрепав себе всевозможные нервы. Мне не говорят, что с ним делают, и не пускают туда, я даже не знаю, как давно его перевели.

Без понятия, сообщил ли Мистер Хоггарт о изменениях родителям Хиро и Хардину, ведь рядом со мной сейчас никого нет.

Наверное, он не успел этого сделать, так как все время проводит с ним, а своего мобильника, чтобы позвонить, у меня, к сожалению, нет.

Спустя какое-то время доктор выходит из-за угла и неоднозначно смотрит на меня.

Я моментально подскакиваю с пола, на котором сидела все это время, поджав ноги под себя, как только замечаю его.

– Как все прошло? – находу спрашиваю я, пока мужчина идёт ко мне навстречу. – Что с ним?

– Ребекка, все…довольно сложно.

– Вы можете сказать прямо, а не ходить вокруг да около?

– Он пришёл в себя еще вчера, но мы не могли сообщить сразу родителям, так как есть одно но… – Хоггарт снимает с себя маску, чтобы продолжить разговор, но я мигом срываюсь с места, готовая снести все на своём пути.

Хиро очнулся.

– Ребекка, постой, ты сперва должна выслушать… – кричит мне вслед врач, но из-за этого я начинаю бежать лишь быстрее, и, слава богу, на этот раз я хотя бы знаю, где он лежит.

Меня сносит на крутых поворотах, что я чуть ли не врезаюсь стены, но сейчас мне настолько плевать.

Главное – это побыстрее увидеть его.

Я залетаю в палату, не успев отдышаться, и мое сердце до боли сжимается. Мне хочется закричать во все горло. От счастья. От эмоций, что мне разрывают.

Хиро лежит без каких-либо трубок и дыхательных штук, он смотрит в окно и медленно моргает глазами.

Коленки начинают дрожать вместе с ладонями, по телу разливается некий прилив эйфории. Мне даже не верится, что все может быть так хорошо.

Не верится, что это конец. И чёрная полоса в жизни закончилась.

Брюнет лениво поворачивается, как-то слишком равнодушно оглядев меня с ног до головы.

– Привет. – шепчу я и улыбаюсь до боли в мышцах лица, а по щекам начинают крупными бусинами скатываться слёзы, и это слёзы счастья.

Смотрю ему в серые глаза, а все внутренности начинает до рези скручивать.

Хиро лежит и смотрит на меня.

– Мы знакомы? – хрипит он, облизывая свои губы.

– Ч-что? – истеричный смешок слетает с моих губ. – Ты сейчас шутишь?

Мое сердце начинает бешено стучать, будто вот-вот проломит рёбра и выпрыгнет наружу.

– А, нет, погоди. – он немного улыбается, обнажив белоснежные зубы. – Точно. Просто ты очень изменилась, сразу тебя не признал. В школе ты выглядишь иначе.

Я облегченно выдыхаю, поняв, что зря себя накрутила всего за пару секунд. Хиро только сутки назад отошёл от комы и вполне нормально, что он не сразу все понял.

Но…Неужели я выгляжу так хреново, как описал пару дней назад Хардин, что даже Хиро меня не признал?!

– Только что ты тут делаешь, ты же всего лишь подружка моего брата, верно? И почему ты одна?

Видимо, я рано расслабилась. Мыслит он довольно ясно, вот только несёт какой-то бред.

Может, он решил так «пошутить» надо мной? Как бы сильно я его не любила, с юмором у него иногда бывают проблемы.

– Хиро, это не смешно, заканчивай. – умоляющим тоном шепчу я, глотая слёзы, а Хиро смотрит на меня так, словно я местная сумасшедшая.

– Где брат, родители?

– Они скоро придут, я думаю, доктор уже сообщил о том, что ты очнулся.

Я жду, что он скажет или спросит дальше, надеюсь, что это не то, о чем я подумала.

Пожалуйста, пусть это все окажется дерьмовой шуткой.

– Слушай, ты случайно не знаешь, где Эшли?

– К-кто? – как в тумане произношу я.

– Ну Эшли, моя девушка, ты сто процентов общаешься с ней, мы же из одной компании. Я спрашивал про неё у врача, но он сказал, что таких тут не было. Получается, она ни разу ко мне не пришла? Не знаешь почему? Может, ее не пускают?

Я отшатываюсь назад, а внутри что-то ломается пополам. Он говорит все без какой-либо иронии, без усмешек. Хиро только что искренне поинтересовался у меня, где его девушка. Его девушка.

– Я не знаю ничего про Эшли.

– Ты тут вместе с Хардином?

– Д-да, с ним. – задыхаясь, отвечаю я и выхожу за дверь.

Делаю пару шагов вдоль коридора и останавливаюсь, скатившись вниз по стене.

Что это только что было?

Кто-то берет меня за подмышки и с силой тянет вверх.

– Я же говорил тебе, что надо меня дослушать. – отчитывающим тоном произносит Хоггарт.

– Почему он меня не помнит? – захлебываясь собственными слезами, спрашиваю я. – Почему?

Я начинаю кричать и вырываться из крепкой хватки.

Мне слишком больно.

– Ребекка, мне жаль. Но у Хиро провалы в памяти, мы пока точно не знаем, чем это вызвано, но он приблизительно не помнит около года своей жизни.

– Этого не может быть. – я мотаю головой до хруста в шее.

– Мы пока склоняемся к тому, что это было вызвано остановкой сердца и клинической смертью, тогда постепенно его провалы в памяти смогут восстановиться. Но если это из-за антидота, который ему ввели, то неизвестно, что будет дальше.

– В остальном все в порядке?

– На анализах все идеально. Через пару недель он окончательно поправится, но вот его память…Я начал рассказывать ему про вашего директора и выстрел, также к нему приходила полиция, так как это в интересах следствия, чтобы они первые с ним поговорили, но когда Хиро рассказывали какие-то факты из его биографии и он пытался их вспомнить, его пульс учащался на столько, что не всякий организм выдержит, особенно при недавней остановке сердца. Поэтому мы пришли к выводу, что на первое время ему не стоит ничего рассказывать, он должен все вспомнить сам, постепенно, если сможет, конечно.

Меня успокоило то, что Хиро кроме, так называемой амнезии, больше ничего не беспокоит, ведь это единственное, что я искренне для него хотела и желала.

– Пожалуйста, отпустите меня, я хочу побыть одна. – давясь слезами, хриплю я.

Мне надо будет слишком много времени, чтобы переводить всю полученную информацию и понять, что делать дальше.

Хоггарт уходит, а я на пошатывающихся ногах пытаюсь дойти до лифта.

Кое-как доехав до первого этажа, я выхожу из железной коробки, держать за стену, чтобы не рухнуть замертво прямо на кафельную плитку.

Все голоса размыты, вокруг стоит какой-то фоновый шум. Я попросту не понимаю, что происходит и куда все так спешат, мельтеша перед глазами. Единственное, что я сейчас чувствую – это пустоту внутри себя, которая с каждой секундой растёт, словно чёрная дыра.

В лёгких жжёт, когда я прокручиваю то, что мне сказал Хиро.

– Бека. – в уши врывается мое имя. – Ребекка.

Женщина немного потряхивает меня за плечи.

– Милая, что с тобой? – она приобнимает меня. – Мистер Хоггарт позвонил посреди ночи и сказал приехать. Что-то случилось с Хиро? – встревожено спрашивает она.

Я несколько раз моргаю, вытирая слёзы под глазами, чтобы не так мутно видеть все перед собой.

– Прошу, не молчи.

– С Хиро все прекрасно. – выдавливаю из себя улыбку, слизывая соленые слёзы. – Он вас очень ждёт.

– Ждёт? Что значит ждёт?

– Хиро очнулся.

Миссис Скотт незамедлительно разворачивается и уходит, чуть ли не побежав, чтобы поскорее увидеть своего сына.

Оказалось, что позади неё все это время стоял Хардин, смотря на меня исподлобья.

– Почему ты выглядишь разбитой? – шепчет он, подойдя максимально близко. – Что не так?

– Я просто слишком рада, что Хиро пришёл в себя. – я криво улыбаюсь, всхлипывая от рыданий на каждом слове.

– Не ври.

– Он очень хочет увидеть тебя, не стой здесь, иди.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Хардин хватает меня за руку, притянув к себе.

– Бека, что произошло? – шипит он.

– Прощай, Хардин. – я провожу кончиками пальцев по его щеке, и он застывает не месте, будучи обескураженным моим действием, ибо это было слишком неожиданно для него.

И пока он находится в неком шоке, я поспешно ухожу от него, вырываясь из стен больницы на морозный ночной воздух, ровно так же, как из меня вырывается истошный крик, наполненной болью и полнейшим отчаянием.

Хиро не помнит меня. Сейчас я для него пустое место, подружка его брата, как он и сказал. Он смотрел на меня, как на девушку, которая для него ничего не значит.

Человек, являющийся для меня самым прекрасным, что случилось в моей жизни, только что вычеркнул меня из своей.

Продолжение следует…