Текст книги "Цып, цып, цып, хвостатенький! (СИ)"

Автор книги: Мила Тарнавская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

После праздников лето вступило в полную силу – наступили по-настоящему теплые дни. Начался сенокос, огороды и поля требовали внимания, поэтому о каких-либо «прожектах» пришлось забыть. Крестьяне еще долго обсуждали появление второго дракона, но искать его никто и не собирался – не до того было. Тем более, «их» агрессор вскоре сам начал наведываться на луг, на свое любимое место. Пересердившись на людей, он вновь вспомнил олакомствах, которыми его здесь угощали.

В первый свой прилет ящер выбрал крайне неудачное время – аккурат перед непогодой. Из-за окружавших их деревню лесов крестьянам было плохо видно, что творится в небе. Но порывы поднявшегося ветра приносили такой свежий запах дождя, а сумерки сгущались так быстро, что сомнений не оставалось – наступает гроза.Когда отблески молний стали заметными и отсюда, в деревне уже вовсю возили сено, спеша спрятать его под крышу. На «спасение укоса» выбежали все, способные держать в руках грабли.

Вначале Фелька во всеобщей «сенной лихорадке» участия не принимал – был на пастбище с коровами. Но потом, из-за наступавшей непогоды, они с дядькой Евулом решили загнать стадо раньше. Случись буря – и трусливая скотина не захочет идти домой, предпочтет перестоять где-нибудь в перелеске. А вместе с ней и пастухам придется мокнуть под дождем, любуясь молниями да слушая раскаты грома.

Раздача коров затянулась: во многих усадьбах никого не было, приходилось самим следить, чтобы корова зашла в свой сарай. В крайнем случае следовало хотя бы загнать ее во двор и закрыть калитку, чтобы не ушла бродить по улицам. Смотреть на небо было некогда.

Чтобы не терять времени зря, Фелька, не особо оглядываясь по сторонам, рванул домой напрямик, через пастбище. Надо было помочь родителям управиться с сеном до дождя. Внимательно глядя под ноги – здесь вам не дорога, во что угодно вляпаться можно – он обогнул Сакуний огород и выскочил на открытое пространство. Поднял голову… и замер, чувствуя, как бешено колотится сердце, норовя выпрыгнуть из груди.

Совсем недалеко от учительской лавочки, буквально за несколько десятков шагов, к нему спиной стоял ящер, что-то старательно вынюхивавший на земле. Судя по запаху, прилетел он сюда не «пустой», а с подношением, которое уже успел оставить на утоптанной площадке.

– Дра-а-а-ко-о-он! – закричал перепуганный пастушок.

Агрессор даже хвостом не пошевелил в ответ.

– Чего ты орешь?! Чего ты его пугаешь?! – донесся откуда-то со двора едва слышный голос Сакунихи. Наверное, на сеновале была, не иначе. – Он давно уже тут. Пусть один погуляет, не до него нам сейчас!

– Так он же… – растерянно забормотал пастушок. – А вдруг съест кого?!!

– Не съест, он бочку из-под соленых огурцов вылизывает. Рассол уже весь выхлебал, пьянчуга!

Только сейчас Фелька заметил, что дракон принюхивался не просто так: перед ним стояла пузатая бочка, которую он для удобства затащил в кусты, чтобы не каталась по всему лугу.

– Чего стоишь? Чего смотришь? – возмутилась Сакуниха. – Беги родителям помогать, дождь вон какой находит. Дракон и без тебя справится!

– Но этого же мало…

– Не мало! Старостиха ему мешок битой птицы вынесла – у них гуси чем-то потравились. Иди уже отсюда, не дразни дракона, пока палкой тебя не достала!

Как Сакуниха собралась доставать его с сеновала, Фелька решил не спрашивать. Если и старостиха знает, что дракон здесь, беспокоиться не стоит. Женщины и сами, без него, разберутся. Слегка изменив направление, парнишка что было духу припустил через луг – может, успеет до дождя родителям помочь.

Уже из своего двора, с чердака, на который складывали сено, он увидел, как дракон летел к себе домой. В своей пасти тот что-то держал.

«Бесформенное какое-то, ни ног, ни головы. Наверное, мешок старостихи, – подумал пастушок. – Странно, а ведь раньше ящер все здесь, на месте, съедал».

– Чего зеваешь? Сено принимай! – донесся сердитый окрик матери, и Фелька мгновенно забыл о драконе.

В следующий раз агрессор явился в воскресенье, среди белого дня. Крестьяне заметили его издалека и начали дружно сбегаться к пастбищу.

– Чего с пустыми руками бежите? – орала на всю улицу старостиха. – Понравилось навоз на дармовщинку получать?! Несите, у кого что есть, не только нам одним его прикармливать!

Люди ее слушались, несли из дому все, что под руку попалось.

Дракон тем временем неторопливо приземлился на облюбованный участок и деловито прошелся по нему, старательно оставляя свои метки. Он уже не стеснялся при всех метить территорию, наоборот, будто гордился собой.

– Хороший дракоша! Хороший! – подбадривала его Сакуниха. – Давай еще, нам все пригодится!

Но к дракону она и не думала приближаться – предусмотрительно любовалась им издалека, из-за сеновала.

– Да хватит уже! – ворчала где-то рядом с ней младшая Сакунька. – Пожалей его, сколько можно?

– Пусть старается! Хороший дракоша, хоро-о-о-оший!

– Эй, бабы! Припасы куда складывать? – проорал какой-то мужик. – Я в пасть к нему не понесу.

– Там и бросай! Он сейчас закончит свое дело и по всему лугу искать пойдет. Что и не для него прятали – все найдет, он не ленивый. Хороший драко-о-оша! Молодец, что снова начал прилетать, некогда нам за тобой бегать!

Дракон будто понимал, что ему говорят: ходил, будто красуясь, даже хвостом довольно повиливал. Он заметно изменился за последние дни – выглядел очень довольным, да и вел себя на редкость миролюбиво.

Когда ящер закончил свое дело, он предупреждающе рыкнул, полоснув огнем по придорожной крапиве, и начал осторожно подбираться к сваленным у дороги подаркам. Увидев, куда он направляется, бабы и дети с дикими визгами бросились врассыпную. Мужики, в отличие от них, отступали под прикрытие сараев спокойно, «солидно».

Приблизившись к подношениям, дракон принюхался.

– Бражку ищет, – прокомментировал дед Ковыль. – Не до бражки нам сейчас, ближе к осени прилетай!

– Ты уж совсем его в пропойцы запиши! – возмутилась Сакуниха. – Ты его когда последний раз пьяным видел? То-то же! То он весной баловался, а сейчас остепенился. Хоро-о-оший дракоша!

Тем временем «хороший дракоша», закончив обнюхивать дары, повел себя самым странным образом. Подзакусив первыми попавшимися снопами какой-то кормовой зелени, он начал отбирать особо вкусные (с точки зрения дракона, конечно) лакомства и складывать их в одну кучу. Отобрав пару небольших и лишь слегка подтухших тушек, он добавил к ним полмешка свежей требухи, принесенной лично колбасником, после чего задумался. Выбрав снопик молодой сладкой зеленой кукурузы, ящер осторожно водрузил его сверху. Полюбовавшись получившейся горкой, он развернулся и начал методично уничтожать остальное.

– А то почему не ест? – удивился кто-то. – Аль побрезговал?

– Оставляет! На сладкое, – обозвался дед Ковыль.

– На десерт! – подтвердил Сопат Ваныч откуда-то из-за его спины.

Действительно, расправившись с подарками, дракон довольно икнул (лишь угол сарая слегка опалил, а так – без последствий) и вновь посмотрел на ранее отобранную кучу. Походив вокруг, он разинул пасть и начал аккуратно примеряться к ней.

– Да прям так сверху и кусай! Чего думать-то? – донесся веселый бабий голос.

– Подожди ты! – шикнул на нее староста. – Он, похоже, с собой хочет это унести.

– Так что же он нас-то не предупредил? Мы бы ему тормозок заранее собрали! И увязали бы, чтобы нести ловчее было.

Ящер не обращал никакого внимания на крики людей. Как ковшом подцепил снизу зубами горку еды, мотнул слегка головой, перехватывая ее поудобнее, и пошел на взлет.

– Интересно, кому это он подарочек-то понес? Не иначе, второму… – задумчиво пробормотал дед Ковыль.

– Или второй… – уточнил учитель.

«Драконий подарочек», похоже, пришелся по вкусу, поскольку в следующий раз ящеры прилетели уже вдвоем. Время выбрали скрытное – вечернее, почти ночное, но Ваныч их все равно заметил. Боясь упустить такое диво, в свою избу он с радостной вестью не заскакивал, лишь в окошко потарабанил тревожно и сразу же побежал назад – любоваться парочкой.

Перепуганные бабы, уже ложившиеся спать, выскочили к нему на огород в одних сорочках. Но на учителя не сердились, наоборот, похвалили. Странное дело, они будто и не отлучались никуда, а скоро уже все знали эту новость – полдеревни сбежалось на пастбище. Люди, взбудораженные известием, сами хотели посмотреть на второго ящера. Близко подходить боялись, чтобы не спугнуть, останавливались в окрестных кустах.

– Такое событие, такие гости нагрянули, а нам и угостить их нечем! – волновалась Сакуниха.

– Та погодь ты! Он ее только на разведку привел, разве не видишь? – успокаивал бабку дед Ковыль.

– А чего же не по-людски пришли? Среди ночи!

– Потому что драконы! Днем бы к ним люди сбежались всей деревней, перепугали бы молодую! А ей и так все непривычно!

– Так угостили бы, она бы враз и привыкла, – не унималась баба. – А так она понять не может, чего он сюда летает. И ничего нет наготовленного, как назло!

Внезапно кусты, в которых они сидели, тревожно зашуршали – кто-то пробирался поближе к ним.

– Тише там! Спугнешь! – цыцнул на неизвестного дед Ковыль.

– Я к вам по делу, посоветоваться. Как вы думаете, им горох можно? – раздался мужской хрипловатый голос. – У меня там стожок стоит: корове молодого накосил, а она захворала, побоялся сразу давать. А теперь и подавно не хочу – трава-то постояла уже сложенная, привявшая да взопревшая, не годится скотине.

– Давай! – согласился дед Ковыль. – Ничего им не будет с того стожка, огнедышащим.

– Так указать им надо! Пока сами по огородам не пошли в поисках ужина.

– Давайте, я укажу! – раздался звонкий голос откуда-то из ближайших зарослей бодяка.

– Это кто там у нас такой храбрый? Ты, что ль, Фелька?

– Я, дедушка.

– Ну, попробуй. Только близко не подходи к ним, не дразни зря. Дракон-то наш нынче – жених, за невесту и обидеть может.

Но Фелька и не собирался подходить к ящерам. Аккуратно обогнув их по дуге, он приблизился к стожку и старательно поворошил палкой слежавшийся горох. Изнутри дохнуло теплом как из печки – не высушенные толстые стебли начинали уже подпревать.

– Мра-а-ау… – раздался приглушенный рык дракона.

Пастушок поспешно отскочил в огороды: вытянув вперед морду, ящер шел прямо на стожок, привлеченный заманчивым запахом. Его подруга старалась не отставать.

– Какая она холеная все-таки, – заметила баба Сакуниха, наблюдая из своей засады, как драконы с жадностью поедают горох.

– Наверное, и навозу не мало производит… – поддержал ее староста из соседних зарослей.

Глава 8

При свете дня дракониху удалось рассмотреть не скоро. Стеснительная, похоже, попалась. Хотя прилетать агрессоры стали часто, время они норовили выбрать скрытное, темное. Сообразительные твари быстро разобрались с тем, где искать приготовленную для них еду. Причем, новенькая оказалась даже смышленее. Вдвоем с ней дракон чувствовал себя вольготнее в «своем» углу, который практически сразу окрестили «драконьим выгоном». После того, как молодая подпустила к себе Фельку, принесшего лично ей охапку свеженакошенного зеленого овса, ящер тоже перестал побаиваться людей.

А вот сами крестьяне близко подходить к драконам опасались. Все-таки тварь дикая, мощная. При этом неразумная, от большой любви огнем полыхает точно так же, как и по злобе. Пастушку крепко досталось за ту выходку от родителей – и за храбрость безрассудную, и за переведенный овес.

Припасы для дорогих гостей обычно готовили заранее. Сносили в одно место, не очень далеко от учительской лавочки. Собирали постепенно, за несколько дней, потому ящерам и не важно было, когда являться, днем или ночью.

Как ни странно, тяга драконов к подпорченной еде оказалась весьма кстати. Если раньше, например, могла возникнуть проблема, куда деть коварно издохшего от неизвестной болячки поросенка, то сейчас его смело несли к Сакуньему огороду, не тратя драгоценное время на тайный вынос в лес и прикапывание бренных останков.

Вот люди и приносили – и днем, и вечером. А некоторые вообще повадились по ночам подбрасывать. Особенно те, кому было жизненно необходимо миновать бдительную таможню в лице Сакунихи и старостихи.

Ох, и накричались же обе подруги, командуя подвозом провианта! А ругательств сколько новых придумали! Соседям ведь только дай волю, навезут такого негодного, что и ящеры побрезгуют. Живо в помойку выделенный закуток превратят. Кто там будет разбираться, драконьи это харчи или нет? Уже подванивает так, что даже не самые капризные поросята пятачки воротят? Значит, пора нести на корм агрессорам!

Поняв, что бабка со старостихой не всегда справляются с нарушителями, Сакунья внучка решила взять командование на себя. И дело сразу пошло на лад. Всего лишь раза три, не больше, пришлось Сопат Ванычу ночью в засаде посидеть, чтобы порядок навести. (Ему же все равно за небесными светилами следить надобно, вот он и за драконьей кучей заодно присмотрел. А что при этом не на лавочке сидел, так даже лучше – из кустов-то звезды ярче кажутся).

Нет-нет, учитель ни за кем с вилами не гонялся и даже в разговоры с тайными подвозчиками не вступал. Не его это дело! Молодая жена сама, с утреца, набеги делала. Пораньше, пока замеченные в непотребных делах не проснулись и не уехали в поле.

Застигнутые врасплох, сонные после ночной вылазки, нерадивые хозяева обычно долго не сопротивлялись. Тем более, что улики – еще пованивающие отходами телеги и тачки – никто из них и не собирался прятать, оставляли прямо во дворе, проветриться и подсохнуть. Потому они могли сразу же, не откладывая, в обратный путь к Сакуньему огороду отправляться, чтобы забрать домой сгруженное ночью непотребство.

Нескольких таких поездок вполне хватило для устрашения односельчан. Баба Сакуниха так кричала, встречая нарушителей, что вся деревня была в курсе, кто и что подбросил в драконью кучу этой ночью.

Как-то само собой получилось, что Сакуниха и старостиха стали главными по драконам. Хотя нельзя сказать, что соседство с драконьим выгоном оказалось таким уж удобным.

Конечно, удобрение – дело прибыльное, староста спит и видит, как ящеры ему новых производителей наплодят. Но уж больно ядреный дух у заработка – если не навозом, то подбродившими кормами с луга тянет. Как на регулярное довольствие агрессоров поставили, днем, в жару, Сакунихе на огород хоть не показывайся – прямо газовая атака какая-то! А когда ветер сильный, то и во дворе душок стоит. И это у известной на все село чистюли!

Баба Сакуниха долго терпела неудобное соседство, не хотела зря скандал поднимать. Оно и понятно, такие вопросы должен староста решать, а он над драконами аж трясется. Старостиха – ее закадычная подружка – конечно, сторону мужа примет. Не хотелось бы и с ней горшки побить из-за каких-то там агрессоров!

Последней каплей стал волик Сакунихи, вернее, его прожорливость. Спокойный и неторопливый, раньше он никогда не доставлял особых хлопот своей хозяйке. Мог целыми днями лежать на пастбище, привязанный хлипенькой веревкой, в ожидании вечера. Знал, что нет смысла грызть жалкие остатки вытоптанной скотом травы, – на ночь все равно накормят вкусненьким. Бабка его не обижала, кормила вволю своего трудягу.

Сейчас же вола будто подменили. Учуяв дурманящий запах очередной кучи зеленой падалицы, вывезенной для драконов, он легко рвал любую привязь. Далеко не убегал, всегда останавливался у горки припасов.

Как же ругалась баба Сакуниха, в очередной раз отогняя своего любимца на место! Со временем, разбаловавшись на драконьих харчах, вол чуть ли не каждый день стал проверять содержимое «дарственной кучи». Дважды объедался так, что пришлось его спасать.

Дед Ковыль по просьбе Сакунихи сплел даже не двойную – тройную – веревку, способную удержать двух таких воликов. Хватило ее ровно на полдня. За это время волик сообразил, как можно выдернуть из земли металлический ломик, к которому он был привязан. Так, с волочащимся за ним ломиком, и побрел к драконьей куче. Провез его по всем колючкам, по всем лепешкам навоза – свежим и не очень. Драконий выгон-то все любили – и птица, и скотина. Уж очень вкусная здесь трава росла, на драконьем удобрении!

Ох, и голосила же младшая Сакунька, оттирая злосчастный ломик и выбирая колючки из привязи! Чего только не нажелала разбалованному бабкиному волу! А сама Сакуниха лишь яростно драила своего любимца, по самую шею умурзанного в чьей-то перекисшей березовице. Не иначе, с головой в бочку нырял, ненасытный!

Решив, что наконец появился повод для «сурьёзного разговора», Сакуниха начала караулить старосту. С ним нужно было говорить только наедине, чтобы никто не вмешивался со своими советами.

Бабка подловила его в очень удачный момент – староста, оставив свои штаны на камне, как раз полез в пруд, в прибрежное болото. Думал заготовить матерьял для плетения луковых кос. Понятное дело, без порток любой мужик чувствует себя не совсем уверенно, а потому куда сговорчивее, чем в них.

Увы, задумка Сакунихи не сработала. Рогоз в этом году уродился на славу, поэтому старосте ничего не стоило спрятаться в особо густых зарослях, откуда он и вещал своим густым басом. Просьбу о переносе драконьего выгона он отверг сразу. Мол, раз драконам так нравится гулять возле ее огорода, пусть туда и ходят. Неизвестно, удастся ли их переманить на новое место, а отвадить от деревни можно легко.

Расстроенная бабка собралась было уже уходить, даже спиной к старосте повернулась, когда тот ее остановил:

– Слышь, Сакуниха, нам на деревню дали еще одну лисензию. Пивную. Только пиво должно быть не пьяным.

– Это как? – удивленная бабка даже обернулась.

– У нас же в деревне есть уже одна, алкогольная…

– Ты случайно не про ту сейчас вспомнил, которую ваша семья получила?!

Баба Сакуниха даже руки в боки уперла, так взволновал ее этот вопрос. Лишь благодаря лисензии деревенская корчма оказалась такой прибыльной.

– Про ту, – не смутился староста. Его вообще мало что могло смутить, даже в такой, бесштанной, ситуации. – Потому вторую такую и дали, которая для непьющих.

– А мне что с того?

– А то, что бражка у тебя вкусная всегда выходит. Вот я и подумал…

– Знамо, что вкусная… – фыркнула Сакуниха. – Рази ж с ней кто так возится, как я? И Ваныч пару хитростей, в книгах вычитанных, подсказал. Только мне некогда с тобой время зря терять, вола стеречь надо да за кучей приглядывать. Вновь нанесли всего, а драконов давненько не было.

Бабка демонстративно обернулась к старосте спиной.

– Так я ж о драконах поговорить и хотел, – бросил он ей вслед. – Это сейчас их кормят с радостью – излишки все равно куда-то девать надо. А зимой ты чем их баловать будешь, когда корма на строгом учете? Они ж к тебе под двор просить придут.

– И придут!!! Век бы их не видеть! – взвилась Сакуниха. – Приманили на мою голову, а сами – в кусты. А мне теперь разбирайся с ними! Видишь ли, место им удобное только возле меня!

– Ну чего ты? Чего ты? – миролюбиво забубнил староста. – Вы тоже не в накладе остаетесь, с навоза хорошую прибыль имеете. А я тебе предлагаю еще больше.

– С чего больше? С «не пьяной» лисензии? И что мне с ней делать? На гвоздик в уборной повесить? Или ты хочешь сказать, что за сладенькую грушевую или яблочную водичку мне кто-то деньги платить будет? Жди! Разбегутся! Или ты мне свой документ хочешь отдать, а этот себе взять?!

– Ну ты не кипятись, не кипятись…

Но разошедшуюся Сакуниху теперь и дракон бы не остановил.

– Я не кипятюсь!!! Как обмен устроим, вообще шелковая стану, слова худого ты от меня не услышишь. Только портки не забудь надеть, как за своей лисензией побежишь. А то еще забудешь… на радостях.

– Ну до чего же вы вредные все! Одно слово – Сакуньи бабы!!! – не сдержался староста. – Я тебе серьезное дело предлагаю! Ты дослушай, а потом орать будешь.

– А с вами, ежели не покричишь, толку не будет! Никто не посмотрит…

– Молчи! А то Ковылихе отдам! – рявкнул староста.

– … что мы несчастные, одинокие… – продолжала возмущаться Сакуниха. Но тут до нее дошло, о чем говорит староста. – Какой Ковылихе?! Этой молоденькой соплячке? У нее даже внуков еще нет, Котька усы совсем недавно отрастил. Рази можно ей такое дело поручать?!

– Зато она без крику разговаривает, – устало проговорил староста. – Есть заказ для тебя. На сладкую водичку. Для корчмы.

– Ась? – переспросила баба, подозрительно прищурившись.

– Тогдась! Вечером ко мне приходи, поговорим.

– Угусь! – радостно кивнула Сакуниха и, развернувшись, поспешила прочь.

Передышка в разговоре оказалась для нее очень кстати – предложения о странной лисензии баба никак не ожидала. До вечера она как раз успеет собраться с мыслями, да и Ваныча не мешало бы порасспрашивать, что за «не пьяное пиво» имел в виду староста.