355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Микаел Рамадан » Тень Саддама Хусейна » Текст книги (страница 16)
Тень Саддама Хусейна
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:06

Текст книги "Тень Саддама Хусейна"


Автор книги: Микаел Рамадан


Жанр:

   

Прочая проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Теперь, когда Хашим вместе со мной был замешан в тайную деятельность, я решил рассказать ему о возобновившихся угрозах Удая, и он согласился, что у меня есть все основания остерегаться этого человека. За последние пять лет непредсказуемое поведение Удая, творимые им безобразия и жестокие расправы стали грозить ему привлечением к ответственности, и поэтому родные постарались переместить его туда, где он может причинить наименьший вред: в дирекцию Международного олимпийского комитета. Также он возглавил международную футбольную команду и иракскую молодежную газету.

Зная, что Кусай тайно надеется унаследовать отцовский трон, Удай решил сам получить то, что ему положено по наследству, и стал снова частым посетителем кабинета отца во дворце. К сожалению это все привело к новым столкновениям со мной. Хашим заметил это раньше меня.

– Когда он впервые проявил враждебность к тебе? – спросил он меня, когда в полдень мы сидели в моем саду. Скамья в саду стала самым укромным местечком для наших откровенных бесед. Даже Хашим не знал, есть ли подслушивающие устройства в моем доме, и старался не рисковать.

– С нашей первой встречи, – ответил я. – Когда ему было пятнадцать лет. Он сказал, что у меня глаза труса.

– Он когда-нибудь был с тобой приветлив?

– Нет, только саркастичен.

– Тогда это не личное, – совершенно серьезно сказал Хашим.

– Не личное? – иронически рассмеялся я. – Он грозился убить меня, а это ты не считаешь личным? Ты меня успокоил, спасибо.

– Ты неправильно меня понял. Вся проблема в том, что ты напоминаешь Удаю его отца. Как он ни груб с Саддамом, отец для него идол. В этом нет сомнений. А в тебе он видит угрозу.

– Мне трудно в это поверить.

– Но ты действительно опасен. Ты сам говорил мне, что после дворцового переворота можешь выдать связи Саддама, сыграть его роль.

– Но Удай не знает об этом, надеюсь.

– Он не дурак. Он чувствует опасность, когда видит, как люди смотрят на тебя, так похожего на Саддама, и понимает, что ты занимаешь привилегированное положение в окружении отца. К тому же ты сам дал Удаю повод подозревать тебя все эти годы. Как бы мы ни были справедливы в наших претензиях к Удаю, он прав, когда говорит, что ты представляешь серьезную опасность президентскому режиму. Тебе повезло, что словам Удая никто во дворце не придает значения. Я же рядом с тобой вот уже десять лет и никогда тебя в этом не заподозрил бы.

Я, поразмышляв над тем, что сказал мне Хашим об Удае, вынужден был согласиться с ним. Как бы моя неприязнь к нему ни была велика, у старшего сына президента есть причины для подозрений. Саддам совершал ошибку, доверяя мне.

– Мне придется уехать из Ирака, – заключил я.

– Да, тебе надо сделать это, – согласился Хашим. – Но как, вот вопрос.

– Границы Ирака теряются в пустыне. Если пересечь Сирийскую пустыню, можно попасть в Сирию, Иорданию или Саудовскую Аравию.

– Возможно, ну а дальше что? – спросил Хашим. – Как отнесутся правители этих стран к тому, что в один прекрасный день их границы пересечет человек, похожий на Саддама как две капли воды, но категорически отрицающий это? Во-первых, тебя могут просто убить, а то, что арестуют, тут сомнений нет. Думаешь тебе предоставят политическое убежище? Возвратят обратно в Ирак? А что, если им придет в голову, что ты настоящий Саддам, а в Багдаде правит двойник? Что бы ты им ни говорил, правду или ложь, тебе все равно не поверят.

Мне нечего было противопоставить таким разумным и правдоподобным предположениям моего друга Хашима.

– А что предлагаешь ты? – наконец спросил я.

– Находясь по эту сторону границы, хорошенько все взвесить и подумать, прежде чем перебираться на чужую сторону.

– Как же это сделать?

– Понятия не имею, – ответил Хашим и пожал плечами.

Мы ещё какое-то время поговорили об этом и решения так и не нашли. Хашим не выразил желания присоединиться ко мне.

– Для тебя это все иначе, Микаелеф, – сказал он, горестно вздохнув. Твое исчезновение осложнит мою жизнь. Какое-то время будут подозревать, что я помогал тебе, но через это ещё можно пройти. А если я раскроюсь, присоединившись к тебе, Саддам найдет способ наказать меня. У меня здесь большая семья. У тебя же никого нет.

Больше нет. Во всяком случае сейчас, с горечью подумал я.

Все последующие недели я обдумывал план бегства из страны. Необходимость этого я ощущал каждый раз, когда случайно сталкивался с Удаем. У него появилась улыбка маньяка, когда мы встречались взглядами, и обычно за этим следовал красноречивый жест – он проводил пальцем по горлу, как бы перерезая его. Я по-настоящему стал опасаться, что мои дни сочтены.

Лишенный всякой надежды я смирился и положился на судьбу, как вдруг в ноябре прибыла делегация ООН. Несмотря на то что в Ираке оказалось больше химического оружия, чем предполагалось, представители ООН заявили, что верят, будто часть его уже уничтожена. Когда в августе США отказались снять санкции, Саддам был сильно раздражен. А в ноябре он ещё больше пришел в ярость оттого, что ООН не отменила запрет на использование двух воздушных зон. Совершенно ясно, говорил Саддам, они никогда не согласятся на отмену санкций, на какие бы уступки Ирак не шел.

Но эта делегация прибыла в Багдад с миролюбивыми намерениями, чтобы снять напряженность, однако Саддам, как и предполагали в Багдаде, отказался от встречи. Многие надеялись, что он сделает на этот раз исключение. Но о его настоящем решении я узнал, когда ко мне зашел Тарик.

Он сообщил мне, что Саддам не собирается ни с кем встречаться, но велел мне появиться перед ними вместо него – политический жест вежливости! Тарик велел мне ехать с ним в его офис и ждать в комнате рядом с той, где будут вестись переговоры. Меня позовут, когда будет нужно. Моя задача ничего не говорить и только кивать, когда Тарик даст мне знак. Такое сдержанное поведение вполне характерно для Саддама в настоящих обстоятельствах.

Я приехал с Тариком и, нервничая, ожидал, возможно, самого трудного выступления в роли Саддама, какое мне когда-либо предстояло.

Пока я прислушивался к уличному шуму за окнами, мне пришла в голову мысль: а что, если я переговорю с кем-нибудь из членов делегации, расскажу о своем желании покинуть Ирак? Я, конечно, надеялся, что кто-то из членов делегации возьмет меня под защиту, но если бы даже такой нашелся, все здание начинено микрофонами. Нервничая, я все ждал, когда меня вызовут, как вдруг открылась дверь и вошел Акрам с охапкой пальто. Я не удержался от язвительного замечания:

– Я вижу, ты выполняешь очень ответственную работу, Акрам. Ты стал гардеробщиком?

– Очень остроумно, Микаелеф, – мрачно сказал он. – Сейчас я возвращаюсь в конференц-зал, где буду заседать вместе с Тариком.

– Да, конечно, ты должен быть поблизости, если нашим гостям понадобятся прохладительные напитки.

Акрам бросил тяжелую охапку одежду, видимо принадлежащей делегатам, прямо на стол передо мной и раздраженный ушел. Меня вдруг осенило. Я порылся в ящиках стола, нашел ручку и бумагу и быстро написал записку. Я мог писать только на арабском, но надеялся, что у делегатов должны быть переводчики.

В записке я писал: "Человек, которого вы видели перед собой, не Саддам Хусейн. Я служу у него двойником с 1979 года. Моей жизни грозит опасность, и мне необходимо уехать из Ирака. Я буду на вокзале у башни с часами сегодня вечером в 9 часов и буду приходить на это место два следующих вечера, если это необходимо. Прошу, пусть кто-нибудь из вас, знающий арабский, встретится со мной. К нему подойдет человек с бородой, который скажет: "Багдад уже не тот город, каким был прежде". Ваш человек должен последовать за бородатым мужчиной". Записку я подписал одним словом "Кактус".

Я лихорадочно порылся в груде пальто, но не мог определить, кому какое принадлежит. Они все были одинаковы, с маркой одной фирмы, название которой было написано латинскими буквами. Выбрав первое попавшееся пальто, я сунул записку по внутренний карман. Я был уверен, что его владелец обнаружит записку если не сегодня, то хотя бы в два ближайших дня.

Прошел час, а меня все ещё не вызывали. Когда открылась дверь, то снова зашел Акрам, а за ним Тарик. Акрам взял пальто и удалился, а Тарик стал извиняться передо мной.

– Прости, Микаелеф. Твое присутствие не понадобилось. Я распоряжусь, чтобы тебя немедленно отвезли во дворец.

Первое, что я почувствовал, было сильное разочарование. То, что я не появился перед делегатами, свело на нет первую часть моего плана. Но я надеялся, что любопытство, возможно, побудит призадуматься того, кто найдет записку, и он отнесется к ней серьезно. Мне же оставалось надеяться и ждать.

В этот вечер Хашим высадил меня у башни с часами. Он был хорошо замаскирован – борода, очки и куфия из легкой ткани на голове. Припарковав неподалеку машину, он наблюдал за мной. Двое мужчин, оба по виду европейцы, стояли у подножия башни, увешанные фотокамерами и с туристическими картами в руках. Один из них высокий, атлетического сложения, лет тридцати; другой – пониже ростом, плотного сложения и намного старше. Оба были в строгих консервативных костюмах. Они старались вести себя свободно и не привлекать внимание, но даже мой ненаметанный глаз узнал в них агентов спецслужб.

Когда я подошел к ним, они заметно насторожились. Видимо, боялись ловушки. Это навело меня на мысль, что, может быть, за нами уже наблюдают ещё какие-то люди. Если это так, то я молил судьбу об одном: чтобы это были не офицеры госбезопасности.

– Багдад уже не тот город, каким был прежде, – приветствовал я их, как мне казалось, с дружеской улыбкой, не очень похожей на улыбку Саддама. Никто мне не ответил, но тот, что постарше, кивнул мне, а я, повернувшись, пошел по направлению к парку. Подойдя к невысокой стене, я сел, они сели по бокам, так что я оказался между ними. Я решил, что это какая-то специальная позиция, но она явно показалась бы прохожим странной. Хашим шел за нами и теперь, подойдя, словно бы удивился, увидев меня.

– Добрый вечер, Микаелеф, – сказал он весело. – Как поживаешь?

Когда мы обнялись, он шепнул мне на ухо:

– За вами шли два человека. Я покидаю тебя. Сделай все поскорее. Это безумный риск.

Как только Хашим ушел, я повернулся к старшему, сидевшему от меня слева, и сказал по-арабски:

– За нами следят двое мужчин. Они с вами?

– Да, – ответил мне мужчина тоже по-арабски. – Хотя вы их не видели, но за нами следят четверо. – Он говорил на сносном арабском и, судя по акценту, изучал его в Египте.

– Я потрясен, – ответил я оглядываясь, но не заметил, чтобы кто-то интересовался нами.

– Откуда вы?

– Из Лондона, – ответил старший на хорошем английском.

– Британская разведка?

– Можно и так сказать. Это вы написали записку?

– Да. Вы можете мне помочь?

– Чего вы хотите? – впервые подал голос молодой.

– Хотя под этой бородой не видно, но я очень похож на Саддама Хусейна. Я работаю его двойником уже более десяти лет.

Молодой мужчина кивнул головой и посмотрел куда-то в сторону.

– Мы знаем, что Хусейн пользуется двойниками, – сказал он, используя фамилию вместо имени, как это делают все европейцы.

– Я готов дать вам информацию, – сказал я, – и это поможет вам убить Саддама и членов его правительства. Но у меня есть условия.

Мужчины переглянулись, на их лицах не было ни скептицизма, ни заинтересованности.

– Что за условия? – спросил старший.

– Его сыновья Удай и Кусай должны быть убиты тоже. Если к кому-то из них в результате перейдет власть после смерти Саддама, Ираку от этого не станет легче. Вы считаете, что Ирак опасное место? Это сад Эдема по сравнению с тем, что будет со страной, если президентом станет Удай.

– Что еще?

– Я хочу уехать из Ирака при первой же возможности и получить финансовую помощь, чтобы начать новую жизнь, предпочтительно где-нибудь за пределами Среднего Востока.

– Вы должны понять, – сказал старший из них, – у нас нет полномочий соглашаться на ваши условия. Завтра мы опять будем здесь и сообщим вам ответ.

С этими словами они встали и ушли. Я чувствовал себя опустошенным. Я ожидал, что они с огромным интересом отнесутся к возможности получить такого свидетеля на суде над Саддамом Хусейном.

В следующий вечер я встретился только с одним из них. Пришел старший. Он уже сидел на низкой стене парка, хотя я пришел на четверть часа раньше.

– Мы не можем помочь вам, – сказал мужчина, как только я уселся рядом.

– Почему не можете? – Я был поражен тем, что они отказываются от такой возможности. – Все, что я сказал вам, чистая правда. Я представляю для вас бесценную находку.

– Мы не сомневаемся в этом. Но я уполномочен передать вам, что мы не можем воспользоваться вашими предложениями. Попробуйте предложить американцам.

Он пообещал, что передаст мое предложение американцам, и посоветовал приходить на назначенное место до тех пор, пока кто-то не откликнется. И начать с завтрашнего вечера. Мне ничего не оставалось делать, как принять его сожаления и совет.

Два дня спустя Хашим снова высадил меня на этом месте и велел быть ещё более осторожным с американцами – если они придут.

– Им следует доверять ещё меньше, чем англичанам, – сказал он мрачно.

Я пытался завязать шнурки на ботинке, когда рядом со мной сел человек лет тридцати. Его светлые волосы были коротко острижены. Лицо загорелое, но, скорее, славянского типа или даже европейского, но не американского. Из-за этого я немедленно насторожился.

– Багдад уже не тот город, каким был прежде, – сказал он небрежно на арабском, растянувшись на стене и вынув сигарету с фильтром. Его акцент несколько успокоил меня – настоящее американское произношение.

– Вы из ЦРУ? – спросил я напрямую.

– Неважно, откуда я, – он мотнул головой в сторону озера. – Давайте поговорим.

Мы пошли по направлению к памятнику неизвестному солдату, похожему на летающее блюдце, в юго-восточном углу парка.

– Вы знаете, что я хочу вам предложить? – после короткой паузы сказал я.

– Да, меня проинформировали.

– Вы знаете, что мне нужно?

– Нам об этом сказали, – снова повторил он голосом робота.

– И что же?

Ответ был не совсем такой, какого я ожидал.

– Никаких проблем с вашими условиями, дело во времени, – ответил американец. – Нам не нужно убийство Саддама. Вы заслужите свой отъезд из Ирака несколько другим способом.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Мы считаем, что убийство Саддама приведет к гражданской войне. Кто захватит власть? Возможно, шииты, может, курды или же сыновья Саддама. Вы очень убедительно описали нашим британским друзьям, что будет, если Удай Хусейн станет президентом.

– Удай Саддам, – поправил его я.

Американец, нахмурив лоб, посмотрел на меня.

– Его зовут Удай Саддам, – упорствовал я. – У нас, арабов, фамилией сына становится имя отца. Отца Саддама звали Хусейн. Отсюда – Саддам Хусейн. Отец Удая – Саддам. Значит он Удай Саддам.

Меня удивляло, что американцы никак не могли усвоить структуру арабской генеалогии.

– Ладно, – сказал американец, пожав плечами, и продолжил: – Может получиться, что контроль над страной не возьмет никто. Мусульмане в центре Ирака, шииты на юге, а курды на севере. Кто знает, что будет? Но такой ход вещей совсем не нужен правительству Соединенных Штатов.

– Что же в таком случае вы хотите от меня?

– Ничего. Оставайтесь там, где вы есть.

Все, что он мне сказал, напоминало мне то, в чем меня все время убеждал Хашим. Американцы обеспокоены тем, что курды, усилив свои позиции, захотят создать национальное государство. А поскольку их земли пересекают границы Сирии, Турции, Ирана и Азербайджана и включают в себя самые богатые в мире месторождения нефти, укрепление курдов – это та искра, из которой может разгореться пламя новой войны. Если же власть достанется шиитам, возникнет серьезная опасность их союза с Ираном и осуществления заветной мечты Хомейни о создании Шиитской исламской империи. США тоже не потерпят такой ситуации.

Постоянные утверждения, что США не допустят ни в какой форме установления справедливого мира на Среднем Востоке, приводили меня в уныние. Но не очень удивляли, ибо я всегда знал, что США интересует лишь определенный баланс власти и его влияние на экспортные возможности и цены на нефть.

– Вы использовали имя "Кактус", – сказал американец, улыбаясь. – Мы согласны. Меня зовут Луис Волф. Можете использовать первое или второе.

– Я предпочитаю Луис.

– Отлично. Но мы должны знать ваше настоящее имя.

– Микаелеф.

– Полное имя.

Мне не хотелось называть ему свое полное имя, но я уже слишком увяз, чтобы что-то недоговаривать или утаивать.

– Микаелеф Рамадан Абу Салих аль-Кадхими, – ответил я.

– Черт побери! – воскликнул он на английском и рассмеялся, а затем опять перешел на арабский: – Может, вы напишете его?

Луис сказал мне, что его безымянный начальник в восторге от того, что у них будет шпион в президентском дворце, поскольку им до сих пор не удавалось проникнуть в святая святых Саддама. Мое появление превзошло все их ожидания и мечты. Луис не дал мне никаких указаний. Все, что я услышу относительно планов Саддама, его мнений, настроений и связей, – все это для них представляет потенциальный интерес.

– Черт! – выругался Луис. – Нам даже интересно, в какое время дня Саддам ходит в туалет по-большому!

Он сказал мне, что, если я готов сотрудничать, они примут все мои условия и в свое время вывезут меня из этой страны.

– Что значит "в свое время"? – насторожившись, спросил я.

– Возможно, через год.

– Так долго? Я не доживу до конца года.

– Таково наше предложение. Вам решать. Вы не нужны нам за стенами дворца.

Я сказал, что мне нужно двое суток, чтобы обдумать все, но на самом деле я уже знал, что в моем положении я не смогу отвергнуть их предложение. Американцы хотят, чтобы я остался в Ираке и шпионил для них. Перспектива весьма опасная. С другой стороны, если я откажусь сотрудничать с ними, то мне все равно придется оставаться в Ираке.

Когда спустя два дня мы снова встретились с Луисом, я сказал, что готов принять его предложение при условии, что они помогут мне регулярно переписываться с Софи. Через неделю я получил письмо, написанное рукой Софи. Я был рад узнать, что она финансово обеспечена и получает медицинскую и психологическую помощь.

Вместе с письмом Луис вручил мне 5 тысяч долларов наличными.

– Я не нуждаюсь в деньгах, – резко возразил я, несколько оскорбленный тем, что он может подумать, будто я заварил всю эту кашу ради наживы.

– Никто не хотел оскорбить ваше достоинство, – заверил меня Луис. Но деньги в нашем деле бывают бесценным средством выхода, когда попадаешь в опасные ситуации. Возьмите их.

Он был прав, разумеется. На черной бирже Ирака доллар ценится гораздо выше нашего динара. В чрезвычайных случаях доллары могут оказать мне в трудную минуту любую помощь.

Необходимость в моих услугах, как двойника Саддама, возникала все реже, хотя я не придавал этому особого значения. Когда шла война с Ираном, я был очень занят, что вполне логично, а теперь бывал нужен лишь изредка, при появлениях на публичных собраниях в Багдаде или ещё реже, на других мероприятиях. Иногда по два-три месяца я находился без работы. В такие перерывы я сидел и читал или беседовал с Хашимом. Оба мы были осторожны и не касались опасных тем. Мои обязанности стали необременительными. Кроме Удая, который время от времени появлялся, чтобы повторить свои угрозы, моим врагом была только скука.

Однажды утром нас напугали выстрелы, доносившиеся с другого берега реки. Пошли слухи, что была совершена попытка нападения на президентский конвой, когда он приближался к мосту Джумхурия. Президент возвращался из Киркука, где встречался со старшими офицерами 1-й армии. Автомобиль, в котором должен был находиться президент, был взорван и все четыре пассажира убиты. Саддам предпочел лететь самолетом и в настоящее время спокойно сидел в своем кабинете. Он вернулся в Багдад больше чем за два часа до покушения. "Еще одно подтверждение того, что Аллах оберегает его", – писали газеты и вещали органы пропаганды сразу же после покушения.

Несколько дней спустя, Луис сказал мне, что это было дело рук фанатиков-шиитов, один из которых умер от ран. Трое других были захвачены, и, как сказал мне Хашим, их в тот же день пытали и убили.

Удай поздравил меня с удивительным везением, когда мы столкнулись с ним в коридоре. Я как раз покинул кабинет Саддама.

– Почему покушения не происходят, когда ты подменяешь отца? – съязвил он. – В следующий раз я позабочусь, чтобы тебя не предупреждали, когда ты будешь нужен отцу. Посмотрим, как долго тебе будет везти.

Вскоре после этой угрозы, я понял, что мой телефон прослушивается. Уже много лет мои телефонные разговоры записываются, и я, естественно, очень осторожен, когда пользуюсь телефоном. После ареста Латифа Абдулла никаких поручений не выполнял, а звонил, только чтобы справиться о здоровье. После одного такого разговора с Абдуллой, я тут же позвонил Хашиму, чтобы попросить его заехать за мной на следующий день чуть пораньше обычного. Мне хотелось побывать на могиле Амны и детей – Надии и Салиха. Несколько щелчков на линии и десятисекундная тишина перед тем, как прозвучал гудок, убедили меня, что мой телефон прослушивается. Это для меня было нечто новое, но я не сомневался, что это означает. Я мог только гадать, кто распорядился сделать это, но то, что за этим стоял Удай и он был идейным вдохновителем, мне было ясно.

Не только неприятности с Удаем сделали мое пребывание во дворце невыносимым. В последнее время во дворце царила постоянная напряженная атмосфера, в основном из-за отношений между Удаем и его зятем Хуссейном Камилем. Оба они разбогатели на контрабанде и все чаще ходили слухи, что теперь они наступают друг другу на пятки. У Камиля была серьезная причина для беспокойства. Он подозревал, что Удай замышляет его убийство и уничтожение всей его семьи.

Я не удивился бы, если бы однажды услышал, что Хуссейн Камиль вдруг таинственно исчез или убит, но я не ожидал той новости, которую услышал от Хашима, когда августовским утром он, как обычно, заехал за мной на машине.

– Братья аль-Мажиды исчезли, – объявил он мне, как только я сел в машину.

– Что ты хочешь сказать этим своим "исчезли"? – спросил я.

– Сбежали.

Я остолбенел.

– Куда?

– Иордания. Они взяли с собой жен и детей. Захватили и своего зятя Иззедина тоже.

– Саддам им этого не простит, – сказал я, думая о страшных последствиях этого побега. Саддам будет в ярости и негодовании из-за того, что дочери его предали. – Он мало кому так доверял, как своему зятю Хуссейну Камилю.

– Да, но дело ещё хуже. Говорят, что они забрали с собой 85 миллионов долларов.

Я ахнул.

– Да хранит нас Аллах! Удай с ума сойдет от злости. Он вот уже несколько месяцев обвинял Хуссейна в воровстве. И, кажется, был прав. Это подтвердило, что у Удая особый нюх на предателей.

Помимо своего собственного немалого богатства, Хуссейн Камиль, как глава органов безопасности и директор военной промышленности, держал в своих руках все бюджетные средства Ирака, выделенные на создание ядерного, биологического и химического оружия. Количество вкладов в заокеанских банках, к которым у него был свободный доступ, не поддавался исчислению. Для Удая кража денег была личным оскорблением, но Саддаму Камиль, возможно, нанес самый большой удар в его жизни. Кроме боли от потери дочерей и внуков и их явного предательства, говорили, что он страдал ещё и от того, что доверял Хуссейну Камилю больше, чем кому-либо, кроме разве своих сыновей.

– Я помню разговор с покойным Мухаммедом несколько лет назад, сказал я Хашиму. – Это было, когда посадили под домашний арест Барзана Ибрагима. Мухаммед тогда предупредил Саддама, что он горько пожалеет о том дне, когда доверился Хуссейну Камилю. Я не согласился с ним, но Мухаммед, как оказалось, был прав.

Во дворце только и говорили об этом событии. Вскоре всем стало ясно, что Саддам поставил своей главной целью вернуть сбежавшие семьи и увезенные деньги.

Собирать информацию весь рабочий день не слишком мне нравилось, даже если я получал её в процессе работы. Я не был подготовлен к нелегальным действиям в стенах дворца и не мог заставить себя читать оставленные на столе бумаги или фотографировать их в те редкие моменты, когда в кабинете Саддама никого не было.

Раз или два в месяц я встречался с Луисом и рассказывал ему о том, что говорил или делал Саддам в эти недели. Записывать все это было очень опасно, поэтому я надеялся на свою память, которая меня иногда, к сожалению, подводила. Но я старался, несмотря на то, что в основном моя информация была ерундовая, чаще всякая мелочь, но иногда попадались и ценные сведения.

Такой самородок попал мне в руки в пятницу в конце января, когда меня вызвали к Саддаму. В тот момент, когда я постучал в дверь и получил позволение войти, я услышал слово "антракс". Естественно, когда я вошел, лицо мое, как всегда, оставалось бесстрастным. Саддам был не один, у него сидел Али-Хасан, и именно он произнес это слово – название самого смертоносного вируса. Когда я входил в кабинет, гость уже собирался уходить.

– Пока, – заканчивая разговор, сказал ему Саддам, выходя из комнаты вместе с ним, – мы его оставим в Канане. Сообщите мне, как будут развиваться события.

Канан был небольшой поселок в пятидесяти километрах, возле города Бакуба. В свое время при нашей встрече я рассказал Луису о том, что услышал, а две недели спустя инспекторы из ООН потребовали доступа к "подозрительным" запасам антракса в районе Канана. Саддам был потрясен такой оперативностью разведки врагов.

Это становилось опасным для Саддама, ибо в ООН приходили к выводу, что инспекторам известны не все места захоронения иракского химического и биологического оружия. Недоверие возросло после случая с антраксом, и в мае переговоры между двумя сторонами были полностью прекращены.

Пытаясь возобновить переговорный процесс, ООН приняла специальную резолюцию, позволившую увеличить количество нефти на экспорт для приобретения гражданских грузов. Доходы от продажи нефти увеличивались до 2 миллионов долларов ежегодно. Нефть была подготовлена для экспорта, но переговоры снова зашли в тупик.

В тот день, когда представители ООН выдвинули свои новые требования, Хашим, заглянув ко мне вечером, рассказал, какими словами утром поминал делегацию Саддам.

– Я никогда не видел его в таком гневе. Он потребовал от Али список всех, кто знал об этом хранилище, но ускорить проверку едва ли удастся. Список не ограничивается теми шестьюдесятью офицерами, биологами, электронщиками и администраторами, которые туда входили. Он слишком обширный, в нем около ста фамилий. Но Саддам утверждает, что доберется до каждого и найдет информатора, который завелся среди нас.

– Мое имя есть в списке? – спросил я, стараясь не показывать свое волнение.

Хашим покачал головой, но сразу же понял, почему я задал этот вопрос.

– Нет, а почему ты думаешь, что можешь там быть? У тебя слишком мало возможностей. Такая информация до тебя не доходит.

– Да, конечно, нет никаких оснований включить меня в такой список, согласился я, пытаясь скрыть от Хашима неловкость и чувство вины. – Я просто становлюсь параноиком.

Мое объяснение его убедило, и мы закрыли эту тему.

Заниматься шпионажем против одной из самых коррумпированных и жестоких династий – непосильное для меня дело, и порой мне казалось, что я вот-вот сломаюсь. Меня все больше мучили головные боли, угнетало вечное состояние депрессии. Иногда Хашим замечал мою мрачность, но объяснял это тем, что я одержим мыслью покинуть Ирак и все время думаю об Удае.

Я рассказал Луису о своих проблемах. Он в какой-то степени успокоил меня.

– Вам, должно быть, кажется, что мы лишь используем вас в своих целях, – сказал он мне, – что мы, мол, не собираемся вытащить вас из этой страны. Это не так, уверяю вас. Если вас раскроют, то мы не только потеряем ценный источник информации, но и доверие людей, мыслящих так. Успокойтесь, Микаелеф, вы поедете в Штаты в ближайшее же время и соединитесь с вашей Софи. Разумеется, вас будут расспрашивать, вам придется написать отчет, но это произойдет тогда, когда вы захотите. Я обещаю, что мы вытянем вас отсюда.

Однажды в феврале, сидя в Черном кабинете вместе с Хашимом, я ждал задания, когда вдруг раздался телефонный звонок. Звонил коллега Хашима из госбезопасности, офицер из Салман Пака. По разговору я понял, что случилось что-то важное.

Хашим положил трубку на рычаг.

– Ты не поверишь, Микаелеф. Это просто невероятно.

– Что случилось? – спросил я, гадая, кого на сей раз убили.

– Хуссейн Камиль и его брат вернулись в Багдад!

Если они вернулись по доброй воле, то это действительно невероятное событие.

– Работа разведки? – спросил я. – Их выкрали из Аммана?

– Не думаю. Дело в том, что они заключили сделку с Саддамом. Если они вернут Саддаму дочерей, внуков и деньги, он прощает их.

– Что? И они поверили ему? Стоит им только ступить на землю Ирака, как он сейчас же арестует их. Я знаю Саддама. Когда они возвращаются?

– Кажется, сегодня.

– За этим что-то ещё кроется, – заметил я. – Эти братья не настолько наивны, чтобы поверить, что Саддам простит их.

– Очевидно, они поверили. Хотя Иззедин, их зять, человек, кажется, осмотрительный. Мне сказали, что он остался в Иордании.

Хуссейн Камиль, будучи в Иордании, встретился со многими оппозиционерами в изгнании. Встреча с ними лишь усугубила его положение. Хотя не было никаких формальных заявлений, западные средства связи сообщали о том, что он намерен создать собственную антисаддамовскую организацию. Саддам знал об этом, как знал и то, что Камиль встречался в Аммане с Рольфом Экьюсом и высказал предположение, что в комитете ООН есть иракский агент. Им оказался сирийский переводчик. Раскрытие агента и последующее его изгнание окончательно вывели Саддама из себя.

То, что оба брата при таких обстоятельствах решили покаяться в содеянном и позволили уговорить себя вернуться в Ирак, было выше его понимания.

От Хашима я также узнал, что все иракцы за рубежом подвергли братьев остракизму. Курды и шииты-мусульмане презирали их как бывших приверженцев Саддама и не воспринимали как борцов против режима. Хашим предположил, что их возвращение в Ирак стало единственной возможностью восстановить свой прежний статус. Мне это казалось странным. Зачем статус мертвецу? В Багдаде у них отец и сестра. Возможно, их шантажировали, грозились убить, если братья не вернутся.

Существовала и другая версия, вполне правдоподобная, что их погубили высокомерие и надменность. Они строили планы поселиться в Сирии, и король Иордании Хуссейн дал им понять, что братья вольны уехать в Сирию, но он не может разрешить им взять с собой дочерей и внуков Саддама. Не найдя места, куда бы они могли уехать, братья решили вернуться в Ирак. Они надеялись, что, как зятья Саддама, они гарантированы от всяких неприятностей. Говорили, что оба брата вообще впали в полную депрессию. Может, они просто верили в честность и справедливость Саддама.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю