Текст книги "Тень Саддама Хусейна"

Автор книги: Микаел Рамадан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Внезапно я с удивлением услышал два выстрела. Этот звук ни с чем нельзя было спутать. Через пару секунд послышалось ещё несколько выстрелов. Я не умел водить и в эти мгновения, думая, что всех моих друзей застрелили, боролся с искушением выскочить из машины и спасаться бегством. Не успел я сдвинуться с места, как парадная дверь распахнулась, и на улицу выбежали Латиф и Рафик. Я моментально открыл боковые дверцы. Латиф плюхнулся на водительское сиденье и немедленно запустил двигатель, в то время, как Рафик сел сзади. Машина рванула на бешеной скорости.

– Что случилось? – крикнул я в панике. – Где Абдулла и Салем?

– Они мертвы! – бросил Латиф через плечо. На щеках его были слезы.

Я был ошеломлен.

Всхлипывая, Латиф резко поворачивал так, что машина чуть не перевернулась. Удивленные пешеходы шарахнулись в разные стороны, когда мы выскочили на оживленную улицу. Я оглянулся и увидел, что Рафик стоит на коленях на заднем сиденье с пистолетом в руке, нервно глядя в заднее окно.

– Хвоста нет, Латиф, – заорал он, – поезжай медленнее! Ты привлекаешь внимание.

Латиф снял ногу с акселератора и на более умеренной скорости мы начали пробираться через лабиринт боковых улочек к центру города. Всхлипывая, Латиф рассказывал, что произошло.

Как и ожидалось, двое охранников Удая патрулировали коридор перед квартирой. Латиф и Рафик притворились пьяными, в надежде что охранники примут их за жильцов дома. Действительно, они не возбудили никаких подозрений у охранников, и пока те посмеивались над ними, Латиф, делая вид, что пожимает руку одному из них, воткнул свободной рукой нож ему в живот. Почти одновременно Рафик расправился с другим охранником.

Абдулла и Салем, ждавшие на лестнице, вошли и выбили дверь. После этого план начал рассыпаться. В квартире оказался ещё один охранник с оружием в руках. Только Аллаху известно, откуда он взялся, но его насторожил шум снаружи. Он выстрелил Абдулле в голову, как только тот переступил порог. Следующий выстрел был в Салема. Салем выстрелил в ответ, охранник закричал, видимо, он был ранен, но снова выстрелил и этот выстрел был смертельным. Салем упал у двери. Латиф, не целясь, стрелял в квартиру, прикрывая Рафика, вытаскивавшего раненного товарища в коридор. Но спасти его уже было нельзя. Когда Латиф опустошил свой магазин, он услышал крики Удая откуда-то из квартиры. Однако они решили, что действовать дальше было бы равносильно самоубийству. Единственной возможностью был побег.

В этот момент мы уже приблизились к окраинам старого города и остановились у площади Хулафа.

– Выходи, Микаелеф, – торопливо сказал Латиф, – тебя не должны видеть с нами.

Я открыл дверь и начал вылезать, но обернулся к Латифу.

– Мне не говорили о третьем охраннике, – сказал я, чувствуя вину за то, что из-за неточных данных наш план так трагически сорвался.

– В другой раз, – уже более хладнокровно сказал он. – Будь осторожен. Я свяжусь с тобой.

Машина двинулась прочь и вскоре исчезла в вечернем потоке автомобилей.

Я был довольно далеко от дома, но решил пройти пешком, чтобы немного освежить голову. Пока я шел, мне пришло в голову, что Удай уже позвонил в полицейский участок или, что того хуже, приказал устроить мне засаду. Вина не давала мне покоя, хоть я и напоминал себе, что Латиф наблюдал за домом почти всю неделю и Удая всегда сопровождали лишь два охранника. Загадка появления третьего охранника осталась неразгаданной.

Вблизи моста Ахра я поймал такси и поехал домой. Только я закрыл дверь в передней, как зазвонил телефон. Это был Удай.

– А, Микаелеф, – сказал он будничным голосом, будто ничего необычного не произошло с ним этим вечером, – рад, что застал тебя.

– Где же я ещё могу быть так поздно, Удай, – сказал я, молясь, чтобы это оказался его первый звонок.

– Ну я не знаю, – исключительно дружелюбно спросил он, – а ты куда-то уходил? Двадцать минут назад тебя не было. Я тебе звонил.

К счастью, Удай не мог видеть волнение на моем лице, когда я старался успокоился. Сердце мое билось бешено.

– Прошу прощения, Удай, но сейчас по вечерам я немного выпиваю. Я, наверное, заснул и не слышал звонка. Что ты хотел?

– Ничего, – ответил он. По его голосу было понятно, что он не особо поверил моей болтовне. – Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра. Тогда и увидимся.

На следующий день в Черном кабинете меня встретил заметно сникший Хашим. Он нервно отвечал на мои попытки завязать разговор, но было ясно, что он ничего не знает о событиях прошлого вечера. Через несколько минут вошел Саддам в сопровождении Удая. Последний самодовольно улыбался, не оставляя сомнений в том, что у меня скоро начнутся проблемы.

– Пожалуйста сядь, Микаелеф, – спокойно сказал Саддам, – нам нужно обсудить одно важное дело.

Он махнул рукой Хашиму, который не сказав не слова, немедленно вышел из комнаты.

– Прошлой ночью, – продолжал Саддам, когда за Хашимом закрылась дверь, – было совершено покушение на жизнь Удая. Двое предполагаемых убийц были застрелены. Один из убитых – твой шурин, Абдулла Паша аль-Рабака. Мы полагаем, что двое убежавших – это его братья Латиф и Рафик.

Говоря это, Саддам близко придвинулся ко мне, возможно стараясь уловить мою реакцию.

– Понятно, – сказал я. Мои мыслительные способности были парализованы страхом, и я смог произнести только одно слово.

– Похоже, ты не удивлен, – заметил Саддам.

– Прости, Саддам, – ответил я, стараясь найти более подходящий ответ. – Для меня это сильный шок. Ты уверен, что погибший – Абдулла?

Удай выступил вперед, его лицо горело:

– Конечно, мы уверены, придурок! Мы уверены и в том, что его братья скоро будут мертвы. Где они?

Я посмотрел на него так, будто он удивил меня, ожидая ответа на вопрос.

– Почему я должен знать, где они? – спросил я, изобразив полное равнодушие. – Если их нет дома, то у меня нет предположений, где они.

– Я расспросил кое-кого, – зашипел Удай, – и знаю, что ты интересовался моими визитами в эту квартиру. Ты думаешь, я так глуп, что решу, будто попытка твоего шурина убить меня там – это совпадение?

Я не ответил. Он злобно отвернулся от меня.

– Арестуй его, отец. Это самый быстрый путь разобраться.

Саддам пристально взглянул на меня, но обратился к Удаю:

– Оставь нас, Удай, Я хочу поговорить с Микаелефом наедине.

Удай попытался возразить, но отец жестко взглянул на него, и тот понял, что спорить бесполезно. Он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– Ну, Микаэлеф, – как мне быть?

Я посмотрел Саддаму в глаза со всей кротостью.

– О чем ты, Саддам?

Он устало улыбнулся:

– Я не думаю, что был так снисходителен к кому-либо, как к тебе. Любой на твоем месте уже давно был бы в тюрьме. Тебя, похоже, окружают заговорщики.

– Я не могу отвечать за семью моей покойной жены. Если все, что сказано, – правда, то я все равно ничего не знаю об этом.

Саддам кивнул, и к моему удивлению заявил:

– Я тебе верю.

Он встал и подошел к окну, глядя на город за рекой.

– К сожалению, этого не достаточно. В Багдаде не так много людей, которым я могу доверять, и, хотя ты долго был одним из них, я не могу игнорировать твои связи с некоторыми очень опасными людьми. Я должен убедить себя и остальных, что ты можешь продолжать работать у меня.

Я сохранял молчание, зная, что ступил на опасную почву.

– Мне нужна демонстрация верности, Микаелеф. Ты должен кое-что сделать, что отбросит прочь все подозрения о твоем предательстве, – он повернулся ко мне. – Что ты можешь сделать?

– Не знаю, – с подобострастием ответил я, – кроме как поддерживать вас, как я всегда и поступал.

– Этого мало, – покачал головой Саддам, отходя от окна. – Может быть, достаточно для меня, но не для Удая.

Некоторое время он молча обдумывал, какую задачу мне поставить. Затем улыбнулся.

– Скоро двух беглецов найдут. Их, конечно же, приговорят к смерти, он пристально посмотрел на меня, прежде, чем продолжить. – Я хочу, чтобы ты принял участие в их казни.

Я застыл от ужаса при этой мысли.

– Это невозможно, – выпалил я. – Они братья моей жены. Они... я никогда в жизни не стрелял. Я не могу убить человека.

Хоть это и не было правдой – я принимал участие в казни убийцы моей семьи Калида Фахера, я не стал объяснять этого Саддаму. Наоборот я напомнил ему мою реакцию на казнь Муллы.

– У меня не хватит выдержки сделать это. Вы знаете, как это действует на меня. Я не могу.

Саддам сел в одно из кресел и предложил сделать мне то же самое.

– С тех пор как я решил посвятить свою жизнь моей стране много лет назад, – сказал он, – мне приходилось делать многие вещи, на которые, как я раньше думал, мне не хватит выдержки. Но у меня не было выбора. Во время войны многие иракцы должны были делать то, что, как им казалось, они не могут делать, но у них также не было выбора. Теперь, Микаелеф, если ты хочешь сохранить мое доверие, и у тебя нет выбора.

Деваться было некуда. Я медленно кивнул. Саддам поднялся:

– Вот и хорошо.

Он оставил меня наедине с моими страхами и сомнениями. Все, что мне оставалось, – это молиться Аллаху, чтобы Латифа и Рафика не нашли.

Удай был доволен решением назначить меня палачом, и мои худшие опасения подтвердились, когда он с видом победителя позже ворвался в Черный кабинет:

– Рафик Паша арестован!

Сердце у меня упало. Казнь Рафика состоялась бы вне зависимости от того, смогу я нажать на курок или нет, но я сомневался, что смогу спасти свою шкуру, участвуя в казни. Я мучительно размышлял об этом все последующие дни, но меня волновала ещё одна вещь. Во время допроса Рафика могли подвергнуть жестоким пыткам и он мог назвать меня. Конечно, так думать эгоистично, но инстинкт самосохранения – великая сила.

Конечно, допросы должны были быть жестокими, поскольку Рафика содержали в тюрьме почти две недели. К счастью для меня, он молчал не так уж долго и назвал имена только тех членов организации, которые были мертвы или хорошо известны в госбезопасности.

Я ожидал вызова в тюрьму на казнь каждый раз, когда открывалась дверь Черного кабинета, пока однажды на пороге не появился разъяренный Саддам.

– Рафик мертв, – заявил он, с трудом сдерживая злобу.

Смешанные эмоции – горя и облегчения нахлынули на меня. С одной стороны мне было очень грустно из-за смерти Рафика, но я ощутил огромное облегчение от того, что это не моих рук дело. Я попытался сдержать свои чувства.

– Что случилось? – спросил я.

– Твоего шурина допрашивали. Похоже, тот, кто вел допрос, применил к нему испытанный прием – целился в него из незаряженного пистолета, а потом нажал курок. Пистолет оказался заряжен. Рафика Пашу застрелили прямо в затылок.

Прошло несколько недель. Латиф был на свободе, но у меня не было возможности обмениваться с ним сообщениями. Я начал думать, что он мертв, пока однажды утром, почти через два месяца после неудачного покушения на Удая, не произошел странный телефонный разговор.

– Привет, это Сара, – сказал женский голос.

– Кто? – переспросил я, не уверенный, что правильно расслышал имя.

– Сара! – снова несколько раздраженно ответил голос. – С-А-Р-А! произнесла она по буквам.

– Прошу прощения, – ответил я, думая о том, как странно она произносит это имя, – вы ошиблись номером. Я не знаю никого с таким именем.

– Да-да, – упорствовал голос, – Сара из аль-Мавсила.

– Думаю, вы... – начал я, но звонившая повесила трубку.

Некоторое время я обдумывал услышанное, но вскоре забыл, а вечером, когда я уже лежал в кровати, я вдруг понял возможный смысл этих слов. Сара. С-А-Р-А. Салем, Амна, Рафик, Абдулла. Может, звонивший пытался передать сообщение от Латифа, используя инициалы его друзей и родственников. Упоминание об аль-Мавсиле могло означать, что Латиф сейчас скрывался там.

В мае пришло сообщение о том, что шурин Саддама, Аднан Хайралла, погиб в авиакатастрофе. Официально причиной катастрофы была объявлена песчаная буря, но вряд ли кто-нибудь поверил этому. По слухам, машина было взорвана в небе по распоряжению Саддама, который все чаще использовал этот метод для устранения армейских командиров, которые урывали у него куски военной славы. Иногда казалось, что при подобных загадочных обстоятельствах мы теряли больше вертолетов, чем во время боев с иранскими ВВС.

Да, Аднан осмелился критиковать президента за оскорбление Саджиды, но даже нападки на Саддама не могли оправдать такого убийства. На самом деле все было гораздо проще. В первую неделю года Саддам отменил ежегодный смотр войск, так как был раскрыт заговор с целью покушения. Мишенью заговорщиков должна была стать трибуна, где находились бы Саддам и его семья. Аднана, который в тот день случайно оказался в другом месте, сочли виновным. Такое решение было вполне в духе Саддама. И, конечно же, из этого следовало, что Аднан уже был в сговоре с американской разведкой.

Саддам распорядился доставить обломки вертолета во дворец и пообещал, что лучшие эксперты страны по авиакатастрофам обнаружат причины "происшествия". Эти обломки и по сей день, наверное, ржавеют в подвалах дворца, никакие расследования так и не были проведены.

Демонстрация моей преданности Саддаму временно была отложена. Вскоре после решения Кусая, младшего сына президента, развестись со своей женой Ламией, жестокость старшего сына вновь напомнила о себе. Через несколько дней после их развода я услышал о происшествии, в которое поверил с трудом. Ходили слухи, что Ламия, тяжело переживала разрыв и нашла утешение, познакомившись с одним юношей. Отношения между ними были платоническими, но когда об этом узнал Удай, он увидел в этом надругательство над честью брата и решил действовать. Парня вытащили из дома родителей, и четверо мордоворотов Удая его избили. Считая, что этого будет недостаточно, Удай приказал одному из своих людей содрать у парня кожу с гениталий. Изобретательный малый отрезал пенис несчастного мальчика и совершил такие жуткие вещи с его яичками, что я даже не могу заставить себя описать это. А юноша был все ещё жив. Его оставили лежать в луже собственной крови и рвоте. Парень умер бы, если бы перепуганные родители не бросились его искать. Хотя Ламия и была разведена с братом Удая, послание было ясным: женщины семьи президента, бывшие или настоящие, были запретны.

В июне мы узнали из газет, что в Польше прошли первые свободные выборы за пятьдесят лет, и правящая коммунистическая партия потерпела поражение. Режимы Венгрии, Восточной Германии, Чехословакии, Болгарии и Румынии постигла та же судьба. Начались разговоры об объединении Германии. С распадом восточноевропейского блока угроза ядерной войны отступала и был виден конец "холодной войны". Большинство людей на Западе радовались этому, но в США это вызвало смешанные чувства. Чем могли Соединенные Штаты оправдывать наращивание своей военной мощи, если главная угроза – от СССР отступила? Огромная система производства вооружений грозила обанкротиться, а роль всемирного защитника "демократии" уже никому не была нужна. Как единственной теперь супердержаве, Америке была нужна новая роль и новый враг. Ирак, возглавляемый Саддамом Хусейном, быстро вошел в список потенциальных кандидатов на это место.

Пока народы говорили о всеобщем мире, дела на Ближнем Востоке шли как обычно. Вероятность новой арабо-израильской войны оставалась по-прежнему высокой. Между Израилем и Ираком всегда были напряженные отношения, усугублявшиеся желанием Саддама царить во всем регионе. Победа над Ираном сделала Ирак в глазах арабов олицетворением их стремления к военному превосходству, и Тель-Авив опасался Ирака больше всего, а США не могли мириться с мыслью, что главные запасы нефти во всем мире будут в руках одного человека. Раз Саддам придерживался прежней политики, новая конфронтация была неизбежна.

В конце концов, то, как это произошло, удивило почти всех.

В начале нового года Латиф снова объявился. Это произошло утром, в пятницу в начале января. И телефон вновь прозвонил ровно в 11 часов. Когда я снял трубку, никто не ответил. Я всем сердцем надеялся, что это Латиф, а не кто-то другой использует код от его имени.

Наша встреча была точным повторением той, что была более года назад, когда Латиф прошагал мимо меня на вокзальной площади, устремился к тому же месту возле стены и проследовал дальше, а я за ним. И вновь мы не заговаривали друг с другом, пока сообщник Латифа не прошел мимо нас и не дал знать, что все в порядке.

– Приятно видеть тебя снова, Макаелеф, – сказал Латиф с большой теплотой. – Я боялся, что этого уже не произойдет.

– Я также очень рад видеть тебя, Латиф. Где ты был?

– В аль-Мавсиле, – ответил он. – Я пытался послать тебе весточку, но...

– Да, – ответил я. – Я получил послание, но оно было столь неопределенным, что я не уверен, что правильно его понял.

Он кивнул.

– Не было другого способа. Твой телефон определенно прослушивается Он рассказал мне, как ему пришлось покинуть Багдад в багажнике машины, которую вел сочувствующий компартии сотрудник правительства. Их останавливали дважды, но, благодаря высокому статусу водителя, пропускали, не обыскивая машину. Без сомнения, Саддам был бы в ярости, узнав, как Латиф избежал ареста с помощью одного из его собственных сотрудников.

– Ты знаешь, что случилось с Рафиком? – спросил я, надеясь, что он в курсе. Мне не хотелось рассказывать ему об этом.

– Да. – Гримаса боли исказила его лицо. – Я знаю о том, как он страдал, и о том, как ему пришлось умереть. Та же судьба ждет и нас, если мы не будем предельно осторожны. Об этом мне и нужно с тобой поговорить.

Чувствовалось, что Латиф живет в огромном напряжении, однако его страстность и сила остались неизменными. Он казался более решительным и уверенным, чем когда я видел его последний раз, в ту ночь, когда убили его братьев.

– Моя сестра и двое братьев погибли от руки Саддама, – продолжал он, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели. – В моей жизни есть только одна цель – отомстить за них. Мне все равно, что произойдет со мной, но с радостью пожертвую своей жизнью, если при этом смогу устранить Саддама и его сыновей. Я не надеюсь, что ты присоединишься ко мне.

– Ты забыл, – резко сказал я, – что моя жена и дети тоже были убиты, и я так же, как ты, мечтаю отомстить.

Сильно сказано для бывшего школьного учителя! На Латифа это произвело впечатление, так же, как и на меня самого.

– Я не забыл, – сказал он, улыбнувшись, – но слышать, как ты говоришь об этом, – музыка для моих ушей.

Он моментально прикусил язык, когда мимо нас прошла молодая парочка, а затем рассказал мне о своих действиях после возвращения в столицу.

– Мне потребовалось новое имя – Рад Мохаммед, я сформировал новую активную группу ИКП; партии в Ираке сейчас практически не существует. Я единственный человек, которого ты знаешь в этой группе, и для всех будет лучше, если так это и останется. Мне нужна твоя помощь в серьезном деле, Микаелеф. Сейчас ИКП – часть коалиции. Если нам удастся устранить Саддама, сможешь ли ты его замещать, пока мы не начнем контролировать ситуацию?

Однажды Амна уже задавала мне такой вопрос, и я посмеялся над этим. Но теперь я согласился без колебаний.

– Хорошо. Нам нужно обсудить ещё кое-что. Я должен быть уверен, что любое покушение на жизнь Саддама не произойдет тогда, когда ты будешь на его месте. Поставь кактус на окно своей спальни. Тогда, когда ты будешь замещать Саддама, убери кактус. Если ты по каким-то причинам не смог этого сделать и перед тобой – убийцы, которые полагают, что ты – это Саддам, крикни: "Кактус!" Тогда мои люди будут знать, что покушение не состоялось. – Латиф посмотрел на меня и засмеялся. – Разумеется, если это будет другая организация, нападающие подумают, что ты сошел с ума!

– Однако, я думаю, они все-таки выполнят свою задачу, – заметил я несколько иронично.

– Да, ты идешь на риск, – согласился Латиф.

Также он решил, что теперь нам пора изменить способ связи.

– Теперь я буду оставлять около твоей парадной двери кактус. Если ты заберешь его, я буду знать, что ты в Багдаде и получил мое сообщение. На следующий день приходи сюда же, в полдень.

– Только не устраивай таким образом встречи часто, Латиф, – сказал я, – мне будет трудно объяснить гостям, почему мой дом заполнен растениями из пустыни!

Латиф, снова засмеявшись, встал.

– Хорошо, что ты все ещё способен шутить, дружище. – Он крепко обнял меня. – Мы можем и не встретиться больше, Абу Салих, – нежно сказал он, используя арабское уважительное обращение, которое я редко слышал, применительно к себе. Пройдя через столь многое вместе, мы расставались с болью в сердце.

Я беспокоился за Латифа. После жестокого убийства Амны и детей, потеряв также двух братьев и близкого друга, он казался просто фанатиком в своем желании избавить страну от Саддама и подобных ему. Я тоже изменился, стал злее и крепче, хотя до Латифа мне было, конечно, далеко. Меня, правда, смущало, что его состояние может помешать ему рассуждать трезво.

Сорвиголовам в Ираке было не место.

К этому времени США развернули настоящую политическую и информационную кампанию против Саддама, и после двух инцидентов в начале года стала видна двойственность отношения к Ираку.

В марте иранский журналист Фарзад Барзофт, работавший на Великобританию, был казнен в Багдаде за шпионаж, и западная общественность осудила Саддама за это. Все уверения в его невиновности Саддамом отвергались. К чести президента, было достаточно доказательств, что этот человек, которого арестовали в прошлом году, когда он собирался покинуть страну, действительно работал на разведку, и у Саддама не было ни малейших сомнений в том, что он схватил иностранного агента.

Примерно в то же время в Брюсселе был убит канадский ученый Джеральд Булль. Несколько лет он работал на Ирак, и, когда известие об его смерти достигло президентского дворца, Саддам был в ярости. Булль был одним из лучших в мире экспертов по созданию "супероружия" дальнего действия, и когда правительства Америки и Канады отказались в конце семидесятых от его услуг, он решил продать свои услуги за более высокую цену.

Явных мотивов для его убийства не было. Его не ограбили, хотя при нем, по слухам, нашли более двадцати тысяч долларов. Он погиб от пяти выстрелов в голову и тело; было очевидно, что это убийство совершили агенты "Массад". Конечно же, Саддам обвинил Израиль и публично обрушился на правительства западных стран – их демократия отстаивала права обличенного шпиона, но молчала, когда на европейской улице застрелили ученого, сотрудничавшего с Ираком.

Во время выступления по телевидению Саддам жестко предупредил Израиль о том, чего следует ожидать, если они будут продолжать действия против Ирака. Он заявил, что Израиль хочет развязать ядерную войну.

– Израиль угрожает нам ядерным оружием! – гремел он. – Клянусь Аллахом, если это произойдет, – мы отомстим. У нас достаточно оружия для того, чтобы начать войну, от которой половина Израиля исчезнет в ядовитом облаке! – Саддам имел в виду новое бинарное оружие – нервно-паралитический газ.

На Западе в основном показывали ту часть его выступления, где Саддам говорил о химическом оружии, "в ядовитом облаке которого исчезнет половина Израиля". То, в каком контексте было это сказано, игнорировалось.

Через несколько месяцев внимание в регионе переключилось с проблем Ирака и Израиля на ухудшение отношений с Кувейтом. Эта проблема уходит своими корнями в прошлый век, когда Британия впервые попыталась отделить Кувейт от Оттоманской империи. Когда империя распалась в 1918 году, Ирак стал новым образованием, под управлением Британии, которая сразу объявила Кувейт отдельным субъектом. Однако границы его никогда не признавались ни одним правительством Ирака. Сам Ирак был поделен на три административных региона: аль-Мавсил, Багдад и аль-Басру, и далее разбит на восемнадцать провинций. Кувейт был провинцией в регионе аль-Басра, задолго до появления самого Ирака как государства, и поэтому Саддам называл Кувейт "девятнадцатой провинцией".

Однако сейчас на ирако-кувейтские отношения в основном влияли экономические вопросы, а не территориальные и переговоры между двумя странами крутились вокруг четырех основных позиций.

С момента окончания войны против Ирана Саддам отчаянно поднимал разрушенную экономику. Это происходило преимущественно из-за искусственно сниженной цены на нефть, – единственно важной статьи экспорта и источника дохода Ирака. Кувейт, имевший существенные квоты на повышение производства нефти в результате соглашений ОПЕК, имел большие инвестиции в связи с нефтеперерабатывающими производствами в других странах и таким образом мог компенсировать недостаток статей экспорта коммерческой выгодой: цена на нефть могла быть ниже. Однако, снижая цены на нефть, Кувейт подрывал программу по восстановлению экономики Ирака, и Саддам настаивал, чтобы цена на нефть не понижалась, при необходимости удерживаясь насильно.

Во-вторых, во время войны Кувейт выделил Ираку помощь в размере четырнадцати миллиардов долларов. Это была огромная сумма, но в свете уязвимости страны для иранского вторжения, это были вполне реальные деньги. Разумеется, некоторые иронично называли это "защитными деньгами". В январе Саддам потребовал ещё десять миллиардов и был взбешен, когда Кувейт ответил повышением военных займов. Саддам заявил, что если Иран не будет побежден, такая страна, как Кувейт, прекратит свое существование. Он требовал списать долги.

В-третьих, Саддам обвинил Кувейт в похищении нефти более чем на два миллиарда долларов во время войны с Румалийского нефтяного поля, часть которого, как всем было ясно, находилась на иракской стороне границы. Кувейт сделал это, просверлив угловые скважины со своей территории. Это особенно уязвляло Саддама – оказывается, Кувейт использовал иракскую нефть для подрыва иракской же экономики.

Наконец, Саддам давно требовал разрешения построить на островах, принадлежащих Кувейту, военные базы. Кувейт решительно отказывался от этого даже в разгар войны с Ираном, не сомневаясь, что Ирак, построив эти базы, так и останется на этих островах. Также Саддам планировал соорудить порт, прорыв каналы вокруг островов. Глубоководный порт в Заливе дал бы Саддаму прямой и удобный доступ в открытое море для его нефтяных танкеров и позволил бы ему перевести флот, стоявший на якоре у берегов Иордании, в родные воды.

Несмотря на такие категоричные заявления, ответ руководителей Кувейта на запросы Саддама был достаточно мягким. Они были готовы отсрочить платеж или действительно списать его при условии, что Ирак определит границы между двумя странами. Они предложили ещё один заем, в пятьсот миллионов долларов, и были готовы согласовывать с ОПЕК квоты на нефть так долго, как это понадобится. Также у них не было возражений против небольшого повышения цен на нефть. Большинству арабов казалось, что соглашение не за горами. Увы, в последующие месяцы ситуация ухудшилась.

Похоже, кувейтцы не собирались идти в своих действиях дальше разговоров, и к концу июля терпение Саддама кончилось. На встрече в Рийяде он, через своего вице-президента Иззата Ибрагима, объявил, что время для слов кончилось, и приказал, чтобы Кувейт немедленно удовлетворил его претензии. Кувейт вновь никак не отреагировал, и Саддам подумал, что его дурачат и оскорбляют. Потеря лица для араба, какое бы положение он ни занимал, неприемлема. Саддам этого простить не мог.

Заявив, что Кувейт идет на поводу у Соединенных Штатов, Саддам обвинил эмира Кувейта в беззастенчивом использовании экономической слабости Ирака. Кувейтский посол в Ираке пытался использовать все дипломатические ухищрения и извинения, но Саддам был неумолим. Он не имел не малейшего желания сотрудничать или искать компромисс.

Когда Иззат Ибрагим вернулся в Багдад с пустыми руками, Саддам начал готовиться к вторжению. Изначально он хотел захватить только кувейтскую часть Румалийского нефтяного поля и острова аль-Варба и аль-Бубиян. Однако он был в ярости из-за неуступчивости эмира Кувейта. В гневе он решил захватить весь Кувейт. Он полагал, что, сделав это, он одним махом решит все экономические проблемы Ирака. За неделю Саддам подвел восемь дивизий, состоявших примерно из ста тысяч человек, к кувейтской границе. Мир полагал, что Саддам блефует. Всем предстояло убедиться, что это не так.

В два часа утра второго августа Саддам приказал своим войскам, которые находились около аль-Басры, войти в Кувейт. Не было даже никаких намеков на сопротивление, и через три часа столица была взята. Население Ирака ликовало. Позже, в этот же самый день, мы с Хашимом и кузеном Саддама Али-Хасаном аль-Мажидом, который был теперь новым правителем "девятнадцатой провинции" Ирака, ехали по дороге в Кувейт. На мне уже были мои темные очки и одна из пышных фальшивых бород, используемых для подобных случаев.

Во время нашего путешествия Али заинтриговал меня, сказав, что наша "победа" будет отмечаться не только в Багдаде, но и в Тегеране. Заметив, что я в недоумении, Хашим объяснил:

– Али имеет в виду решение Саддама репатриировать иранских военнопленных.

– Война закончилась два года назад, – сказал я, не понимая, что имеется в виду. – Их, наверное, совсем немного.

Али улыбнулся:

– Ну да, немного, не больше семидесяти тысяч.

Я чуть не упал, но Хашим взглядом предостерег меня от развития этой темы. Меня пугало присутствие Али. Я не сомневался, что Саддам приказал ему оказывать кувейтцам то же "уважение", какое он демонстрировал курдам.

Мое прибытие не афишировалось. Саддаму нужно было, чтобы я подменил его, но поскольку лидеры большинства арабских государств беседовали с ним часами по телефону, то его настоящее местоположение было хорошо известно, и мне было приказано просто наблюдать за обстановкой.

Кувейтский эмир проводил уик-энд вместе с семьей на прибрежном курорте возле аль-Ахмади, когда иракские танки въехали в страну. Как только он получил известие о вторжении, он устремился в Рас аль-Хафи, что в тридцати километрах от границы с Саудовской Аравией, перед тем, как отправиться в аль-Таиф около Джидды, на побережье Красного моря.

Множество кувейтцев воспользовалось транспортом королевской семьи. Ходили слухи об огромных суммах, в панике переведенных в европейские банки. Саддам получил разведданные, что почти десять миллиардов долларов было переведено из района Залива в первую неделю вторжения. По-видимому, Европа была настолько перегружена кувейтскими динарами, что банки отказывались принимать их, и многие состоятельные арабы временно оказались почти бедняками, поскольку их кредитные карты стали неплатежеспособны. Даже в Египте динар скакнул вниз чуть ли не в двадцать пять раз по сравнению с довоенным уровнем.