Текст книги "Миколка-паровоз (сборник)"

Автор книги: Михась Лыньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Тогда ребята переменили тактику.

– Бегите к Гришке-Лисапеду! – шепотом распорядился Янка, не сводя настороженного взгляда с бабушки. – И возьмите у него мышеловку, ту самую…

В мгновение ока обернулась бесшумная команда. Мышеловка – тут как тут. В ней, среди прутиков, снует обыкновенная серенькая мышка. Взад-вперед, словно беду чует.

Поставили мышеловку к самому дивану и опять давай звать-приглашать Ваську, уговаривать лодыря: «кис-кис… кис-кис…»

Неохотно раскрыл кот круглое свое око, любопытство начало овладевать им: с чего бы это вдруг сорванцам-мальчишкам будить его. Раскрыл око, насторожился. И второй глаз таращит. Уставился на ловушку. В ловушке-то не кто другой – серая мышь. Самая настоящая живая мышка! Куда девались Васькина солидность и выдержка! Да и то сказать: какой же кот потерпит, чтобы рядом вертелась длиннохвостая мышка?

Навострил уши Васька, выгнул шею и – птицей взвился, стрелой вылетел из-под дивана. Пушистый хвост у него выделывает что-то невероятное, словно пропеллер крутится. И выхаживает он гоголем вокруг мышеловки, входы и выходы изучает, цапнуть добычу ловчится. Выпустит острые когти и спрячет, выпустит и спрячет, а сам облизывается, усами поводит.

Только того и ждала наша славная компания. Подхватили мальчишки клетку с мышью и к дверям ее перенесли. Васька ни на шаг не отстает.

Бочком, бочком – и друг за дружкой выскользнули ребята из квартиры на лестницу. Гурьбой кверху понеслись. И Васька туда же. Через три ступеньки перепрыгивает, торопится.

С этажа на этаж – под самую крышу забрались наши авиаторы. Только на шестом этаже дух перевели. А Васька и опомниться не успел, как был схвачен сноровистыми руками, связан крепко-накрепко и сунут головой в старую шапку-треух. Задыхается кот в пропахшем нафталином мехе, а голоса его и не услышать. Горькая досада берет Ваську: надо ж этак опростоволоситься! И чувствует он, что стягивают у него вокруг живота тугие нити, завязывают в несколько узлов какие-то шнурки.

«Ох, видно, придется мне хлебнуть горюшка, – думает кот Васька, – пришла моя погибель, быть мне великомучеником, о которых так часто твердит в своих молитвах бабка Арина…»

И преисполнилось Васькино сердце жалостью к самому себе. Да и покровительницу тоже ему жалко – спохватится бабка Арина, а ее любимца и в помине нет. Нет его, и не увидит он больше теплое солнышко с подоконника, и не развалится на привычном месте, откуда весь двор просматривается, и не распушит всем на загляденье свой пушистый белый хвост, и не погоняет больше забияк-воробьев, не пофыркает на быстрокрылых ласточек…

Глухо чихая в душный треух, думал свои горькие думы Васька: «А сколько мышей не переловил! А сколько сметаны не перелизал! Кому ж теперь все это достанется?..»

Умел бы он плакать, залил бы кот горючими слезами и шапку-треух, и морду свою, и усы. Да не из плаксивого он роду-племени! Потому и держался героем: и слезинки не обронил, хотя и готовился к худшему, что могло его ждать.

А мальчишки пыхтели, сопели, ворчали – все ладили что-то да мастерили. Вот, наверно, и кончили дело – раздались над шапкой суматошливые голоса:

– Готово! В самый раз теперь! Выдержит! А бабка Арина? Да спит она – ничего не заметит! Спускаем первого, а там очередь за Васькой… Да проверьте, не больно затянули живот ему, а то заворот кишок получится. Не получится! Начали!

Сдернули с Васьки шапку, вынесли на балкон, через перила перекинули и напоследок давай утешать:

– Будь умницей, мурлыка! Помни, мурлыка: дисциплина – залог успеха! Счастливого полета, Васенька!..

И каких только страхов не натерпелся бабкин славный кот! Никогда и в голову ему не приходило, что выпадет на его долю такое, что столь жестоко нарушится его безмятежная жизнь! Никому никогда не узнать, какие муки терзали Васькино сердце!

А бабушка Арина тем временем проснулась. И покамест мальчишки готовили ее любимца к необычному путешествию, вскипятила себе чай, налила в старинную чашку и вышла на балкон почаевничать на чистом воздухе. Уж больно нравилось ей потягивать ароматный чаек с вареньем. Но в тот день варенья у нее не было, а была у бабушки Арины тарелка свежей лесной земляники. Пахучие ягоды стояли перед нею на столике, на балконе, и сами в рот так и просились. Вытянет бабушка Арина губы, подует на блюдечко, отправит за щеку ягоду и кусочек сахара и даже глаза зажмурит от удовольствия. Родинка на морщинистой шее бабушки Арины так и подпрыгивает.

Пот прошибает бабушку Арину, а она знай себе подливает в блюдечко да потягивает чай. И захотелось ей получше небо разглядеть, какую погоду оно предвещает на завтра, – и остолбенела бабка в тот же миг. С голубого неба опускалась самая настоящая серая мышка. Хвостиком так и сяк вертит, лапками перебирает, – на балкон норовит попасть. А над мышкой раскачивается плавно самодельный парашют. Вот наполнило его ветром и понесло вместе с мышкой прямо на балкон, на столик с земляникой-ягодой.

Бабушка Арина, сказать по секрету, побаивалась серых мышей и рот раскрыла, чтобы закричать: «Спасите, люди добрые!», как вдруг новое чудо заставило ее перекреститься по старой памяти. На большом парашюте спускался с неба кот Васька. И так жалостливо мяукал, что бабка едва не заплакала сама. Всякий страх пропал перед такой противной зверюшкой, как серая мышь. А мышка изловчилась да и выскользнула из ниток и шнурков: земляника рассыпалась по столу, парашютик на перилах повис, а мышка в мгновение ока юркнула в первую попавшуюся щель.

Медленно парил в воздухе кот Васька. Глядя на бабушку Арину круглыми от ужаса глазами, проплыл мимо балкона. Издал свое истошное «мяу!»– и дальше, вниз. Не может глаз оторвать от любимца бабушка Арина, вцепилась руками в перила балкона и изо всех сил старается подсказать, посоветовать коту, что надо делать:

– Котик мой родной, левее бери, левей! А то зацепишься за провода… Вот так! А теперь правей, Васенька, правее…

А там, на высоте шестого этажа, затаили дыхание мастера парашютного спорта. Никак не ожидали они, что проснется бабушка Арина в самый разгар полетов, что вздумает чаи распивать на балконе и увидит своего любимца подвешенным за парашютные стропы. Однако непредвиденное произошло.

– Вот вам и теория парашютного дела! – ворчал конопатый Женька из 17-й квартиры. – Вот вам и практика! Достанется на орехи, запомним на всю жизнь! Прятаться надо, пока не поздно…

Гляди, какой догадливый Женька! Что прятаться надо, об этом все сразу подумали. И Янка – первый.

А кот едва коснулся лапами земли – как бросится со всех четырех, во избежание новых парашютных полетов, да как махнет прямо на стену. Никто бы не мог сказать, каким чудом взлетел он на спасительный бабкин балкон. И через минуту он уже лежал на коленях бабушки Арины и обрадованно мурлыкал, чувствуя, как заботливые пальцы распутывают нитки и развязывают узлы у него на животе.

А эти самые нитки-шнурки и петли-узлы напомнили бабушке Арине про виновников всей истории с мышью и котом, вдруг

очутившимися в воздухе между небом и землею. Расправила она купол Васькиного парашюта и сразу все поняла.

– А я-то с ног сбилась, день-деньской ищу свой фартук! Весь дом перерыла – нет! И совсем новехонький еще! Ну ладно, Янка-Яночка, подожди, узнаешь ты у меня, как из бабушкиных фартуков парашюты для котов мастерить, ох узнаешь!..

Угроза эта была бы еще опасна, если б Янка попал под горячую бабкину руку. Да не зря ведь знал он, что такое тактика. Впрочем, может, и не тактика никакая, а просто опасение получить затрещину подсказало Янке, что лучше пока переждать, пусть малость поостынет бабкин гнев. До позднего вечера просидел он за сараем. Потом за дровяником прятался. В подъезде торчал. Ночь надвигалась. Куда тут деваться? Высунулся Янка, видит – свет на кухне, бабушка Арина с чайником к плите идет. Пойду, решил, может, и обойдется как-нибудь. И предстал наш славный парашютист пред не очень ясные от старости очи бабушки Арины. Знал, что чай все-таки делает ее ласковее. И впрямь – поглядела она на Янку, покачала головою да и говорит:

– Ишь ты, нашелся авиатор! А фартук мой где? Фартук, спрашиваю, куда задевал?.. Да садись ты за стол, пока чай не остыл. А вернется отец из командировки, все ему будет доложено, так и знай!..

Отхлебнул Янка чаю, откусил хлеба с маслом, давай уговаривать бабушку Арину: мол, ничего такого особенного и не случилось, дескать, коты с крыши падать привычные и без всякого парашюта, и с ними ничего не делается. И вообще, должна бабка понять, что причина тут одна – теория.

– Ты мне зубы не заговаривай. Ешь лучше да спать! Вот приедет отец из Гомеля, такую тебе теорию пропишет – вовек не забудешь. Ишь ты, теория ему нужна, так он за фартук, за Ваську – и был таков!..

Спорить с бабушкой Ариной бесполезно. Невдомек ей, старенькой, что без теории в наше время не проживешь, не то что не полетишь!

* * *

Стояли прозрачной синевы дни ранней осени. Небо было чистое, светлое, – хоть ныряй да купайся в его бездонье. Тянулись по воздуху длинные и лохматые пряди паутины, и солнце золотило серебряную белизну их, – над лесом, над лугом, над полем.

Приближалась пора идти в школу. И чтобы не терять время попусту, начала наша парашютная команда бегать на аэродром. А он близенько, сразу за городской окраиной, в поле. И Днепр – прямо за аэродромом.

Гул стоит в небе, пыль вихрится на земле, – летный день в разгаре. И стоит тебе задрать голову и увидеть самолет, сверкающий алюминием под лучами солнца, ты уж и глаз не отведешь. Будешь силиться разглядеть летчика в кабине и махать ему руками.

А самолет поднимается все выше и выше, все дальше и дальше…

Самыми праздничными днями для мальчишек с нашего двора были дни парашютных прыжков. В горле замирал у них крик восторга, когда замечали они, как на недосягаемой высоте соскакивал с крыла человечек, падал вниз и потом вдруг вспыхивал над ним купол парашюта. И он, раскачиваясь, медленно приближался к земле. И становился все больше, больше…

Когда ветер относил парашютиста в открытое поле, мальчишки гурьбой спешили туда, запыхавшись от бега, помогали гасить купол, распутывать стропы, расстегивать ремни. А потом, высунув от прилежания языки, укладывали парашют в специальный чехол. И, уложенный так, парашют был похож на большой ранец. Пожалуй, нет ничего почетнее, чем помогать парашютисту нести ранец через все поле.

Неотступной гурьбой преследовали мальчишки людей, только что спустившихся из поднебесья на землю, расспрашивали:

– А не страшно, дяденька, с самолета прыгать? А вы затяжные прыжки тоже умеете? А до сколька вы считаете, пока кольцо не рванете? А холодно в небе?..

И стараются наши юные авиаторы шагать в ногу с настоящим парашютистом. И несут его ранец до самого аэродрома.

Когда полетов не было, ребята с нашего двора мастерили воздушных змеев и запускали их под самые облака. Каких только конструкций змеи не перебывали в небе! Из газет и из пергаментной бумаги, с трещотками и с колокольчиками – уходит змей в высоту и голос подает: лечу, дескать, штурмую небеса. Добрались наши конструкторы и до самых сложных систем, понадобилась для воздушных змеев ткань – и пошло в ход старое белье. Уж как ни старались аэронавты не обижать бабушку Арину, но и она трех простыней не досчиталась.

И вот наконец был сооружен змей – всем змеям змей! Два дня подряд в дровяном сарайчике втайне строгали лучину, отмеряли, прикидывали, а потом склеивали. А склеили, сами удивились – до того величественный получился воздушный корабль, что одному его и не поднять, пожалуй.

В погожий ветреный денек ребята с нашего двора, собрав в доме все нитки, шпагат, все клубки шерсти, торжественно прошествовали в поле со своим невиданным летательным аппаратом. Запустить его было не так легко: большой воздушный змей не сразу оторвался от земли.

Но зато как плавно стремил он свой полет в воздухе, как спокойно приближался к белым облакам, и сколько было ликования на зеленом поле!

Змей был похож на большой шкаф. И нужно было пристально следить, чтобы трос, сплетенный из ниток, не оборвался.

В одиночку было просто невозможно удержать змей. И когда порывы ветра усилились, трос закрепили на специальном якоре – рогатине, воткнутой в землю.

Змей то спускался низко-низко, то плавно парил в высоте, – и тогда кепки и тюбетейки падали с голов наших авиаторов, не выпускавших свой корабль из поля зрения. Натянутый трос гудел, как струна. Хвост змея реял на ветру, как флаг. Трещотка, ловко пристроенная на борту корабля, сухо потрескивала, приводя в трепет пролетавших неподалеку галок и ворон.

В немом восторге следила за полетом змея наша команда. И у каждого были свои мысли. И все они были одинаковыми.

– Эх, кабы мне взлететь так высоко! – не выдержал и воскликнул Гришка-Лисапед.

– Так в чем дело: хоть сейчас! – отозвался Янка. – Привяжем тебя покрепче и лети себе хоть на луну…

– Ну-у! – то ли испугался, то ли удивился Гришка. – Если б с парашютом, то попробовал бы, а так – не буду.

– А мы тебя с парашютом отправим!

И начался тут такой серьезный разговор насчет полета Гришки-Лисапеда на воздушном змее, что сам Гришка-Лисапед предпочел удалиться в сторонку, догадавшись, какая опасность поджидает его.

– Эй ты! Что – трусишь? – крикнул ему конопатый Женька из квартиры № 17.

– Так уж и «трусишь»! – храбрился Гришка. – Дайте мне взаправдашний парашют, тогда увидите… Хоть сердце у меня слабое. Мама говорит – от крику, я в детстве кричал сильно… Да и ростом, сами говорите, не вышел я покамест…

– Ага! Струсил!

Всем было ясно, что затея с Гришкой-Лисапедом не получится. И сам он никакой охоты подниматься в воздух не проявлял. Раздумали мальчишки. Оно правда, что Гришка-Лисапед хороший бегун, но ведь это по земле. Под облаками не разбегаешься! Змей оторвется, что тогда от Гришки-Лисапеда останется, и подумать жутко.

И тут возникла одна заманчивая идея. Подал ее не кто иной, как сам Гришка-Лисапед, которому не хотелось оставаться заподозренным в трусости. И он предложил вместо себя кандидатуру для полета в воздушном пространстве.

– Коту Ваське можно слетать. Ни отца у него, ни мамки. Никто ругаться не станет, если что и случится. И опыт у него есть: летал Васька с парашютом. И удачно все обошлось…

Последний довод убедил всех. И Янку тоже. Ведь и правда: кот Васька вполне выдержал испытание, спрыгнув с парашютом с шестого этажа нашего дома.

Через полчаса кот был выкраден и доставлен в поле. Опыт подсказывал Ваське, что ничего хорошего эта компания ему не сулит. И сидя в тесной ловушке-клетке, которой Гришка ловит своих мышей, кот жалобно мяукал. А клетку крепко-накрепко привязали к тросу, проверили, выдержит ли трос, и вскоре Васька уже раскачивался между небом и землей, косясь на яркое солнце, которое надвигалось на него все ближе и ближе. Глянул кот вниз – закружилась у него голова: едва разглядишь с такой высоты наших славных авиаторов.

Под Васькой летали разные юркие птахи. Солидно прохлопали крыльями вороны. Черная стая даже сделала круг, разглядывая кота в клетке и оглушительно каркая при этом, – то ли подсмеиваясь злорадно, то ли угрожая Ваське. Настырная ворона с нахальными глазенками даже хотела было крылом ударить по клетке. Кот высунул лапку, да вспомнил, что не на крыше он теперь, а высоко в небе, и стало ему до слез обидно. Замяукал Васька на все лады – была тут и досада, и жалоба, и злость. Да все попусту. Никто Ваську не слышал.

А воздушный змей поднимался выше. Облака налетали, и казалось Ваське, что клетка сама собой держится в воздухе. Прилег он на дно и закрыл глаза, чтобы ничего этого не видеть, – лежит, дохнуть как следует боится.

И произошла тут непредвиденная катастрофа. То ли мальчишки натянули трос неосторожно, то ли ветер рванул сильный, но только в руках у ребят остался обрывок сплетенных ниток и шпагата, а змей рванулся ввысь, потом закружился на одном месте, раскачиваясь из стороны в сторону вместе с мяукающей под облаками клеткой. Змей явно готовился идти на приземление. И это из-под самых облаков! Вместе со славным воздухоплавателем Васькой… с любимцем бабушки Арины…

Остолбенели мальчишки с нашего двора. Уставились в землю, чтобы не видеть Васькиной гибели.

Новый порыв ветра подхватил воздушный змей и понес все дальше и дальше. И если ему суждено было упасть, то теперь он мог свалиться прямо в Днепр.

– Разобьется Васька, – вздохнул Гришка-Лисапед. – А не разобьется, так утонет…

И никто не отозвался на голос Гришки-Лисапеда, все провожали тоскливым взором трагический полет воздушного корабля.

По солнечной глади днепровских вод издалека плыл пароход. Его самого было почти не видно, только лохматый черный дым тянулся вдоль по реке. И вот там, вдалеке, вдруг промелькнул белой точкой воздушный змей и исчез в пароходном дыму – так далеко отнесло летательный аппарат.

Поникли веселые головы у мальчишек, побрела наша команда домой. А впереди всех помчался, как велосипед, Гришка. Словно одержимый, несется и орет:

– Кот Васька пропал! Нет кота Васьки, больше!

Во дворе окружили все Гришку-Лисапеда, давай расспрашивать, что случилось с любимцем бабушки Арины. А Гришке приятно, что это он в центре внимания всего двора, самым первым обо всем рассказывает.

– Полетел бабушкин кот в синее небо, поднялся он под самые облака, а парашюта у него не было, и упал он на землю, и разбился вдребезги. Только и отыщутся разве что пушистый хвост да белые лапки…

Услышала бабушка Арина про пушистый хвост да про белые Васькины лапки, зовет к себе Гришку-Лисапеда:

– А ну, голубчик, подойди ко мне поближе да расскажи подробней про хвост и про лапки…

Глянул на нее Гришка-Лисапед, сообразил, что не сдобровать ему, пустился наутек.

А бабушка Арина все поняла, как только дошло до ее слуха слово «парашют». И едва Янка переступил порог дома, как началось! Не говорила бабка, а рыдала слезами горькими, крупными, по горошине каждая. Падают слезы на бабкин клеенчатый передник, и щелчки по всему дому слышны.

– Какая несчастная судьба выпала Ваське! Красавец, умница, ласковый – и на тебе: загоняют его в небо, а оттуда он падает и разбивается… Васенька, соколик ясный!..

– Если б он соколиком был, то полетел бы – и все! – не выдержал Янка и вставил свое словцо в бабкину речь. И добавил масла в огонь, и взъелась бабушка Арина пуще прежнего, вспыхнула, загорелась вся. Откуда у нее те слова брались!

– Он еще огрызается! Он еще насмешки строит! Загубил кота, палач ты этакий, и не чешешься! Ладно, дай срок – ответишь ты за все свои злодеяния…

Молчит Янка, думает, как бы ускользнуть ему с глаз бабкиных, – да не только бабкиных, соседки собрались, сочувствие свое выражают, успокаивают бабушку Арину.

Но больше парашютную команду на все лады честят:

– До чего дошло: простыню не вывесишь! Отвернешься – и нет простыни, на парашюты изрезана!.. А юбка тети Моти! А парусиновые брюки дворника!.. Ну и летчики у нас объявились!..

А бабушке Арине про кота не забыть никак, слезы смахивает да свое приговаривает:

– Я его лелеяла-растила… От такусенького слепого несмышленыша до вот такого пышного красавца-кота! И умница Вася: сметану поставь на столе – ус не замочит! Послушный, не чета этим сорванцам!.. Поверите ли, вот стакан сметаны на подоконнике весь день стоял, так ведь даже не притронулся…

И вдруг за дверью слышится тихое-тихое:

– Мя-у… м-мя-у… мя-у…

Если б гром прогремел с чистого неба, меньше удивились бы жители нашего двора, чем этому робкому и жалостливому мяуканью. Я уж не говорю про бабушку Арину.

Та застыла на месте с широко разведенными руками и недоверчиво поводила головой: не ослышалась ли… Уши могли подвести старушку, но глаза – глаза ведь видят прямо перед собой белого кота Ваську. Проскользнул он в двери и, прихрамывая на переднюю лапу, важно зашагал по полу. Хвостом пушистым туда-сюда повел. К подоконнику приблизился, – прыжок – и принялся Васька за сметану.

А тишина стояла торжественная. Только и слышно, как лакает кот сметану.

В другой раз отведал бы кот бабушкиных подзатыльников, но в такой день бабка не нашла ничего другого, как сказать собравшимся соседкам:

– Видите! А что я вам говорила? Умница он у нас. И проголодался, бедненький. Ешь, ешь вдоволь… Но откуда же ты взялся, котик?

Бабушка Арина глядела на Ваську и глаза вытирала. И Янка тоже ничего не понимал. В последний раз он видел кота летящим над Днепром в клетке. А Гришка-Лисапед, который не утерпел и протиснулся в квартиру дружка, чтобы посмотреть, чем же все это кончится, хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Да ведь это Васька!

Вылакал кот стакан сметаны, облизнул свои гордые усы и, как ни в чем не бывало, стал ластиться возле бабкиных ног. Мурлычет, довольный такой, а на Янку даже не смотрит.

Тут вошел в переднюю Янкин отец. С чемоданчиком. Слегка усталый.

– Что за митинг у нас? – весело спросил он с порога. – Какое такое важное решение принимается?

– Да вот Васька наш вернулся, – чуть не прослезилась бабка Арина.

– А! Васька! Васька у нас молодчина, летное дело постигает вовсю! – И рассказал Янкин отец всем собравшимся, как встретил он кота, как опустился тот на палубу парохода живым и здоровым.

И тут Янка все понял. Стало ясно ему, каким образом была спасена жизнь бабкиного любимца. Простое дело: воздушный змей, лишившись управления с земли, превратился в своеобразный парашют, на котором и планировал кот Васька в клетке. И когда ребята готовы были горько оплакивать погибшего в бурных и глубоких волнах Днепра мурлыку, он преспокойно снизился на палубу пассажирского парохода. Правда, кое-кто на пароходе был напуган: представляете, посреди Днепра прямо с неба падает что-то такое, мяукающее истошным голосом. Больше всех негодовал капитан парохода:

– Ничего себе порядочки! А если каждый пассажир вздумает вот так прыгать без билета на пароход прямо с неба!..

Поскольку Янкин отец был в форме летчика, ему уступили дорогу к внезапному пассажиру, и все услышали обрадованное «м-мя-у!» Открыл Янкин отец ловушку-клетку и выпустил кота на палубу.

– Янкиных рук работа, – догадался он сразу. – Надо будет что-нибудь предпринять, иначе они и бабку Арину в небо запустят! Кружок какой-нибудь организовать, что ли…

С тем и вернулся он из командировки. А кот Васька опередил его, со всех ног кинувшись домой, к бабушке Арине.

Посоветовался Янкин отец с комсомольцами, и решено было устроить при аэродроме детскую станцию по изучению авиации.

И вскоре наши авиаторы стали непременными участниками всех соревнований по моделизму. Модели самолетов всех марок и систем, сделанные Янкой и его боевыми товарищами, были самыми надежными, самыми быстрыми, поднимались выше всех и летали дальше всех. И парашютным делом овладевали ребята нашего двора.

И двор вздохнул с облегчением. Простыни и юбки теперь спокойно сушились после стирок, им не угрожала больше воздушная стихия. Стихия теперь была организованной.

Описанные нами события стали для Янки всего лишь приятными воспоминаниями. Исполнилось Янке шестнадцать лет, и может он считать себя настоящим парашютистом. Не с каким-нибудь там бабкиным зонтиком, а с самым взаправдашним парашютом прыгал он с самого настоящего самолета.

Правда, прыжок был не совсем удачный. И могло это кончиться весьма плачевно для нашего Янки. Ему даже запретили прыгать с парашютом до тех пор, пока не достигнет он полного совершеннолетия. Но это не беда: до того полного совершеннолетия не так уж много остается.

Все чаще бывал Янка на аэродроме. И уже не, один раз летал на самолетах. И нисколечко ему не бывало страшно, даже на самых крутых виражах. И голова у него не кружилась ничуточки.

Куда больше интересовало Янку другое – манило его парашютное дело. Целыми часами мог он простаивать на летном поле и следить за тем, как садятся в самолет отряды парашютистов, как набирает самолет высоту, как распахиваются в нем люки и двери и оттуда друг за другом выпрыгивают отважные люди. И вдруг гирлянды парашютов расцветают сказочными цветами в голубом просторе неба. И раскачиваются понемножку парашюты, и плавно опускаются к земле. И смотрит на них Янка, и сладко замирает у него сердце, и хочется петь ему песню. А потом он бежит туда, где приземляются парашютисты, и помогает им складывать легкий и прочный шелк купола.

Есть на аэродроме особый ангар, в котором не «стоят самолеты. Тут расположены склад и укладочная, где готовят парашюты к прыжкам, проверяют их исправность, укладывают под строгим наблюдением инструкторов. Как выходной день, так сюда и спешит Янка. Он уже в совершенстве знает парашют. Завяжите глаза Янке, дайте купол со стропами, и он уложит парашют так, что даже самый взыскательный инструктор не придерется.

Укладка парашюта укладкой и останется. На этом Янка не останавливался. Не пропустил ни одного занятия по теории. И знал, как надо вести себя в воздухе при любом происшествии во время прыжка, как совершаются прыжки из «мертвой петли», из «штопора» и других фигур высшего пилотажа. И частенько парашютисты в ответ на чей-нибудь вопрос советовали обратиться к Янке, и Янка подробно инструктировал новичка.

Шутки в сторону: Янка и впрямь стал знатоком парашютного дела. И одного только недоставало ему – самостоятельного прыжка с парашютом с борта самолета. И как ни просил, ни уговаривал Янка начальника парашютной школы разрешить ему прыгнуть, ничего не получалось. Всегда повторялся один и тот же ответ:

– Мал ты еще, потерпи годика два, а там прыгай, сколько твоей душе угодно…

– Я ведь сотню парашютов уложил, а те, кто прыгает, и десятка не укладывали.

– Они взрослые. Вот уложишь тысячу парашютов, тогда и прыгай! – не то в шутку, не то всерьез говорил начальник.

Вот с того дня и потерял Янка покой: надо было ему уложить ровно тысячу парашютов. С год старался Янка, занося каждый парашют в свою записную книжечку, и докладывал чуть ли не каждый день отцу:

– Сегодня, папа, на восьмую сотню перевалило.

Отец посмеивался над Янкиным пристрастием к парашютам. Но, пошучивая, не забывал задать и вполне серьезный вопрос, проверял Янкины знания. Янка отвечал четко и уверенно.

И вот наступил долгожданный день, когда был уложен последний десяток из тех заветных парашютов. И появилась в Янкиной записной книжке выведенная красным карандашом цифра «1000».

– Теперь-то уж я прыгну! – воскликнул Янка и помчался к начальнику школы, а тому и неловко отменять свое обещание.

– Сперва будешь прыгать с вышки! – сказал он, выслушав рапорт Янки.

И долго еще пришлось ждать разрешения на самостоятельный прыжок. Прыгал Янка с парашютной вышки, побывал в специальных подготовительных облетах на самолете, и только потом начальник школы, посоветовавшись с Янкиным отцом, сказал:

– Что ж с тобой делать! Теперь, братец, можно тебе и прыгнуть. Завтра летная погода, назначаю день твоего первого прыжка. Ложись спать нынче пораньше, чтобы утром перед прыжком чувствовать себя бодрым и здоровым!

Надо ли говорить, что Янка в тот день был самым счастливым человеком на свете! Даже спать он лег без всяких уговоров, и бабушке Арине пришлось только руками развести:

– Что с тобой, внучек, случилось? Уж не заболел ли?

И не удержался тут Янка, не мог он не похвастаться:

– Да ведь я завтра прыгаю с самолета! На парашюте!..

Дрогнули руки у бабушки Арины, упала на пол тарелка с вишнями, ягоды по всей комнате рассыпались. Опустилась бабушка Арина на край постели.

– Да ты, Янка, в своем уме? Рехнулся, что ли? Это ж тебе не кота Ваську с шестого этажа скинуть… Ваське лапку переднюю отбил, теперь сам носом в землю хочешь нырнуть? Ты меня не пугай, пожалуйста! Плохие это шутки…

– А я не шучу, бабушка! Полечу, как ласточка…

– Ты у меня камнем полетишь, разбойник! Я тебе так полечу, что ты своих не узнаешь!..

И в самом деле, не на шутку разволновалась бабушка Арина. Расхаживает по комнатам и ворчит что-то себе под нос, ждет, пока Янкин отец с работы придет. А когда тот подтвердил, что действительно Янке предстоит прыгать не с какого-то там сарайчика, а с самого что ни есть настоящего самолета, поднялась в доме буря.

– Я вам полетаю! Пускай Янка еще без ума-разума, так хоть ты-то, взрослый, не сходи с ума! Я пойду да все самолеты переломаю, чтоб вам и от земли не оторваться…

– А мы новые построим! – смеется Янка из-под одеяла.

– Ты долго еще будешь издеваться надо мной?! – вспыхнула бабка и решительно зашагала к Янкиной кровати. Тогда покорно закрыл Янка глаза и сделал вид, будто спит богатырским сном.

А утром, когда отец с Янкой стали собираться на аэродром, бабушка Арина чуть драку не затеяла. Накинулась на сына:

– Не забывай, что Янка сын тебе, а не просто летчик из твоей эскадрильи… А мне он внук родной – вот кто!

И пришлось на несколько дней отложить Янкин полет. Пришлось агитировать бабушку Арину, рассказывать ей про достижения современной авиации, про надежную технику. Янкин отец сказал, что в наши дни прыгнуть с парашютом – это все равно, что ей, бабушке Арине, выпить чашку чая с любимым вареньем.

– Любимое варенье – и любимый внук! Да разве можно так говорить, – грустно покачивала головой бабушка Арина, но видно было, что она готова сдаться.

Однажды утром отец с Янкой, как ни в чем не бывало, ушли из дому. Вроде бы и не на аэродром вовсе, а так прогуляться.

Было свежее утро. На плоскостях самолетов серебрилась роса. И когда начинали реветь моторы, роса, вздрагивая, сползала, скатывалась с фюзеляжей и крыльев. А пропеллеры отливали золотом на солнце. И трава под самолетами, казалось, плескала зеленые волны вдогонку ветру. И самолеты выглядели трепетными сказочными птицами, готовыми вот-вот взмыть в небо, к самому солнцу.

Среди самолетов был и учебный, на котором предстояло лететь Янке. Люди, которые прежде шутили с Янкой, теперь были серьезны и строго давали последние инструкции. Подогнали по росту подвесные ремни парашюта, проверили каждую застежку.

– Теперь можно садиться в самолет!

Шагнул Янка к машине, чувствует, тяжело стало передвигаться: парашюты на спине и на груди к земле прижимают. В самолет его подсадили, нырнул он в полумрак, сел. Пристегнул ремни. Легче сидеть с парашютами, чем ходить. Вот и вздохнул Янка с облегчением. Тут отец дотянулся до Янки, поцеловал на прощание и руку пожал, как взрослому товарищу:

– Смотри ж, сынок, не подкачай!

– Команда – на взлет!

– От винта-а!

Раздались привычные команды. Где-то впереди мелькнул флажок. Мотор взревел на полную мощность. Заметил Янка, что у отца из рук даже газету вырвало. И вот уж побежали вспять от самолета ангары, промелькнули дома, вот уж где-то внизу торчат фабричные трубы, сверкнула лента Днепра, мост через него. Дома казались спичечными коробками. По ровной, как струна, дороге полз пассажирский поезд, и до того был он маленьким, до того смешным, так забавно пыхтел белыми клубами дыма, что казалось, будто его можно накрыть ладонью и поезд прекратит свой бег. С высоты все на земле выглядело крошечным, не говоря уж про людей, – те просто как мурашки.