355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Зуев » Народная Библиотека Владимира Высоцкого » Текст книги (страница 23)
Народная Библиотека Владимира Высоцкого
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 19:33

Текст книги "Народная Библиотека Владимира Высоцкого"


Автор книги: Михаил Зуев


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

1979 Я верю в нашу общую звездуї

Я верю в нашу общую звезду, Хотя давно за нею не следим мы: Наш поезд с рельс сходил на всем ходу Мы все же оставались невредимы. Бил самосвал машину нашу в лоб, Но знали мы, что ищем и обрящем, И мы ни разу не сходили в гроб, Где нет надежды всем в него сходящим. Катастрофы, паденья, – но между Мы взлетали туда, где тепло... Просто ты не теряла надежду, Мне же – с верою очень везло. Да и теперь, когда вдвоем летим, Пускай на ненадежных самолетах, Нам гасят свет и создают интим, Нам и мотор поет на низких нотах. Бывали "ТУ" и "ИЛы", "ЯКи", "АН"... Я верил, что в Париже, Барнауле Мы сядем, – если ж рухнем в океан, Двоих не съесть и голубой акуле! Все мы смертны – и люди смеются: Не дождутся и нас города! Я же знал: все кругом разобьются, Мы ж с тобой – ни за что никогда. Мне кажется такое по плечу Что смертным не под силу столько прыти! Что налету тебя я подхвачу, И вместе мы спланируем в Таити.

И если заболеет кто из нас Какой-нибудь болезнею смертельной, Она уйдет, – хоть искрами из глаз, Хоть стонами и рвотою похмельной. Пусть в районе Мэзона-Лаффита Упадет злополучный "Скайлаб" И судьба всех обманет – финита, Нас она обмануть не смогла б! # 009

1979 Через десять лет

Еще бы – не бояться мне полетов, Когда начальник мой Е. Б. Изотов, Жалея вроде, колет как игла. "Эх, – говорит, – бедняга! У них и то в Чикаго Три дня назад авария была!.." Хотя бы сплюнул, все же люди – братья, И мы вдвоем и не под кумачом, Но знает, черт, и так для предприятья Я – хоть куда, хоть как и хоть на чем! Мне не страшно, я навеселе, Чтоб по трапу пройти не моргнув, Тренируюсь уже на земле Туго-натуго пояс стянув. Но, слава богу, я не вылетаю В аэропорте время коротаю Еще с одним таким же – побратим, Мы пьем седьмую за день За то, что все мы сядем, И может быть – туда, куда летим. Пусть в ресторане не дают на вынос, Там радио молчит – там благодать, Вбежит швейцар и рявкнет: "Кто на Вильнюс!.. Спокойно продолжайте выпивать!" Мне лететь – острый нож и петля: Ни поесть, ни распить, ни курнуть, И еще – безопасности для Должен я сам себя пристегнуть! У автомата – в нем ума палата Стою я, улыбаюсь глуповато: Такое мне ответил автомат!.. Невероятно, – в Ейске Почти по-европейски: Свобода слова, – если это мат. Мой умный друг к полудню стал ломаться Уже наряд милиции зовут: Он гнул винты у "ИЛа-18" И требовал немедля парашют. Я приятеля стал вразумлять: "Паша, Пашенька, Паша, Пашут. Если нам по чуть-чуть добавлять, То на кой тебе шут парашют!.." Он пояснил – такие врать не станут: Летел он раз, ремнями не затянут, Вдруг – взрыв! Но он был к этому готов: И тут нашел лазейку Расправил телогрейку И приземлился в клумбу от цветов... Мы от его рассказа обалдели! А здесь все переносят – и не зря Все рейсы за последние недели На завтра – тридцать третье декабря. Я напрасно верчусь на пупе, Я напрасно волнуюсь вообще: Если в воздухе будет ЧП Приземлюсь на китайском плаще! Но, смутно беспокойство ощущая, Припоминаю: вышел без плаща я, Ну что ж ты натворила, Кать, а, Кать! Вот только две соседки С едой всучили сетки, А сетки воздух будут пропускать... Мой вылет объявили, что ли? Я бы Не встал – теперь меня не поднимай! Я слышу: "Пассажиры на ноябрь! Ваш вылет переносится на май!" Зря я дергаюсь: Ейск не Бейрут, Пассажиры спокойней ягнят, Террористов на рейс не берут, Неполадки к весне устранят. Считайте меня полным идиотом, Но я б и там летел Аэрофлотом: У них – гуд бай – и в небо, хошь не хошь. А здесь – сиди и грейся: Всегда задержка рейса, Хоть день, а все же лишний проживешь! Мы взяли пунш и кожу индюка – бр-р! Снуем теперь до ветра в темноту: Удобства – во дворе, хотя – декабрь, И Новый год – летит себе на "ТУ". Друг мой честью клянется спьяна, Что он всех, если надо, сместит. "Как же так, – говорит, – вся страна Никогда никуда не летит!.." ...А в это время гдей-то в Красноярске, На кафеле рассевшись по-татарски, О промедленье вовсе не скорбя, Проводи сутки третьи С шампанским в туалете Сам Новый год – и пьет сам за себя! Но в Хабаровске рейс отменен Там надежно засел самолет, Потому-то и новых времен В нашем городе не настает! # 010

1979 Я спокоен – он мне все поведалї

Я спокоен – Он мне все поведал. "Не таись!" – велел. И я скажу Кто меня обидел или предал, Покарает Тот, кому служу. Не знаю, как: ножом ли под ребро, Или сгорит их дом и все добро, Или сместят, сомнут, лишат свободы... Когда? Опять не знаю, – через годы Или теперь. А может быть – уже... Судьбу не обойти на вираже И на кривой на вашей не объехать, Напропалую тоже не протечь. А я? Я – что! Спокоен я, по мне – хоть Побей вас камни, град или картечь. # 011

1979 Мы бдительны – мы тайн не разболтаемї

Мы бдительны – мы тайн не разболтаем, Они в надежных жилистых руках. К тому же этих тайн мы знать не знаем Мы умникам секреты доверяем, А мы, даст бог, походим в дураках. Успехи взвесить – нету разновесов, Успехи есть, а разновесов нет. Они весомы и крутых замесов, А мы стоим на страже интересов, Границ, успехов, мира и планет. Вчера отметив запуск агрегата, Сегодня мы героев похмелим: Еще возьмем по полкило на брата, Свой интерес мы побоку, ребята, На кой нам свой, и что нам делать с ним? Мы телевизоров понакупали, В шесть – по второй – глядели про хоккей, А в семь – по всем – Нью-Йорк передавали Я не видал, мы Якова купали. Но там у них, наверное – о'кей! Хотя волнуюсь, в голове вопросы: Как негры там? – А тут детей купай! Как там с Ливаном? Что там у Сомосы? Ясир здоров ли? Каковы прогнозы? Как с Картером? На месте ли Китай? "Какие ордена еще бывают?" Послал письмо в программу "Время" я. Еще полно... Так что ж их не вручают? Мои детишки просто обожают, Когда вручают, плачет вся семья. # 012

1979 Из детства (Посвящено Аркаше)

Ах, черная икорочка Да едкая махорочка!.. А помнишь – кепка, челочка Да кабаки до трех?.. А черенькая Норочка С подъезда пять – айсорочка, Глядишь – всего пятерочка, А – вдоль и поперек... А вся братва одесская... Два тридцать – время детское. Куда, ребята, деться, а? К цыганам в "поплавок"! Пойдемте с нами, Верочка!.. Цыганская венгерочка! Пригладь виски, Валерочка, Да чуть примни сапог!.. А помнишь – вечериночки У Солиной Мариночки, Две бывших балериночки В гостях у пацанов?.. Сплошная безотцовщина: Война, да и ежовщина, А значит – поножовщина, И годы – без обнов... На всех клифты казенные И флотские, и зонные, И братья заблатненные Имеются у всех. Потом отцы появятся, Да очень не понравятся, Кой с кем, конечно, справятся, И то – от сих до сех... Дворы полны – ну надо же! Танго хватает за души, Хоть этому, да рады же, Да вот еще – нагул. С Малюшенки – богатые, Там – "шпанцири" подснятые, Там и червонцы мятые, Там Клещ меня пырнул... А у Толяна Рваного Братан пришел с "Желанного" И жить задумал наново, А был хитер и смел, Да хоть и в этом возрасте, А были позанозистей, Помыкался он в гордости И снова загремел... А все же брали "соточку" И бацали чечеточку, А ночью взял обмоточку И чтой-то завернул... У матери – бессонница, Все сутки книзу клонится. Спи! Вдруг чего обломится, Небось – не Барнаул... # 013

1979 Куда все делось и откуда что беретсяї

Куда все делось и откуда что берется? Одновременно два вопроса не решить. Абрашка Фукс у Ривочки пасется: Одна осталась – и пригрела поца, Он на себя ее заставил шить. Ах, времена – и эти, как их? – нравы! На древнем римском это – "темпера о морес"... Брильянты вынуты из их оправы, По всей Одессе тут и там канавы: Для русских – цимес, для еврейских – цорес. Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!" И душу Господу подарит, вспоминая Тот изумительный момент, когда На Дерибасовской открылася пивная? Забыть нельзя, а если вспомнить – это мука! Я на привозе встретил Мишу... Что за тон! Я предложил: "Поговорим за Дюка!" "Поговорим, – ответил мне, гадюка, Но за того, который Эллингтон". Ну что с того, что он одет весь в норке, Что скоро едет, что последний сдал анализ, Что он одной ногой уже в Нью-Йорке? Ведь было время, мы у Каца Борьки Почти что с Мишком этим не кивались. {Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!" И душу Господу подарит, вспоминая Тот изумительный момент, когда На Дерибасовской открылася пивная?} # 014

1979 Стареем, брат, ты говоришьї

Стареем, брат, ты говоришь? Вон кончен – он недлинный Старинный рейс Москва-Париж... Теперь уже – старинный. И наменяли стюардесс И там и здесь, и там и здесь И у французов, и у нас! Но козырь – черва и сейчас. Стареют все – и ловелас, И Дон Жуан, и Греи. И не садятся в первый класс Сбежавшие евреи. Стюардов больше не берут, А отбирают. И в Бейрут Теперь никто не полетит Что там? Бог знает и простит. Стареем, брат, седеем, брат. Дела идут, как в Польше. Уже из Токио летят Одиннадцать, не больше. Уже в Париже неуют, Уже и там витрины бьют, Уже и там давно не рай, А как везде – передний край. Стареем, брат. А старикам Здоровье – кто устроит? А с элеронами рукам Работать и не стоит. И отправляют [нас], седых, На отдых, то есть – бьют под дых. И все же этот фюзеляж Пока что наш, пока что наш... # 015

1979 {К 15-летию Театра на Таганке}

Пятнадцать лет – не дата, так Огрызок, недоедок. Полтиник – да! И четвертак. А то – ни так – ни эдак. Мы выжили пятнадцать лет. Вы думали слабо, да? А так как срока выше нет Слобода, брат, слобода! Пятнадцать – это срок, хоть не на нарах, Кто был безус – тот стал при бороде. Мы уцелели при больших пожарах, При Когане, при взрывах и т.д. Пятнадцать лет назад такое было!.. Кто всплыл, об утонувших не жалей! Сегодня мы – и те, кто у кормила, Могли б совместно справить юбилей. Сочится жизнь – коричневая жижа... Забудут нас, как вымершую чудь, В тринадцать дали нам глоток Парижа, Чтобы запоя не было – чуть-чуть. Мы вновь готовы к творческим альянсам, Когда же это станут понимать? Необходимо ехать к итальянцам, Заслать им вслед за Папой – нашу "Мать". "Везет – играй!" – кричим наперебой мы. Есть для себя патрон, когда тупик. Но кто-то вытряс пулю из обоймы И из колоды вынул даму пик. Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке, На вас ушаты вылиты воды. Прохладно вам, промокшие до нитки? Обсохните – и снова за труды. Достойным уже розданы медали, По всем статьям – амнистия окрест. Нам по статье в "Литературке" дали, Не орден – чуть не ордер на арест. Тут одного из наших поманили Туда, куда не ходят поезда, Но вновь статью большую применили И он теперь не едет никуда. Директоров мы стали экономить, Беречь и содержать под колпаком, Хоть Коган был неполный Коганович, Но он не стал неполным Дупаком. Сперва сменили шило мы на мыло, Но мыло омрачило нам чело, Тогда Таганка шило возвратила И все теперь идет, куда ни шло. Даешь, Таганка, сразу: "Или – или!" С ножом пристали к горлу – как не дать. Считают, что невинности лишили... Пусть думают – зачем разубеждать? А знать бы все наверняка и сразу б, Заранее предчувствовать беду! Но все же, сколь ни пробовали на зуб, Мы целы на пятнадцатом году. Талантов – тьма! Созвездие, соцветье... И многие оправились от ран. В шестнадцать будет совершеннолетье, Дадут нам паспорт, может быть, загран. Все полосами, все должно меняться Окажемся и в белой полосе! Нам очень скоро будет восемнадцать Получим право голоса, как все. Мы в двадцать пять – дай Бог – сочтем потери, Напишут дату на кокарде нам, А дальше можно только к высшей мере, А если нет – то к высшим орденам. Придут другие – в драме и в балете, И в опере опять поставят "Мать"... Но в пятьдесят – в другом тысячелетьи Мы будем про пятнадцать вспоминать! У нас сегодня для желудков встряска! Долой сегодня лишний интеллект! Так разговляйтесь, потому что Пасха, И пейте за пятнадцать наших лет! Пятнадцать лет – не дата, так Огрызок, недоедок. Полтинник – да! И четвертак. А то – ни так – ни эдак. А мы живем и не горим, Хотя в огне нет брода, Чего хотим, то говорим, Слобода, брат, слобода! # 016

1979 {Станиславу Яковлевичу Долецкому в день 50-летия}

С.Я.Долецкому посвящается Поздравляю вовсю – наповал! Без опаски и без принужденья, Ради шутки, за счет вдохновенья Сел писать я – перо пожевал... Вышло так: человек Возрожденья На Садовом кольце проживал. Ихним Медгосдумум С их доверием детским Знамо все, что у нас бестолково, Но исправлен бедлам Станиславом Долецким И больницею им. Русакова. Интересов, приятелей круг Так далек еще от завершенья! Каждый день – за прошеньем прошенье. Утром Вы – непременный хирург Операции на воскрешенье Новорожденных, с болью старух. Шесть часов погодя Вы скрипите зубами... Да! Доносчик сработал на славу! Недалецким людям Не сработаться с Вами, Что делить с ними Вам – Станиславу? Я из Вашей души и из уст Слышал разное, неоднократно, С вечной присказкой: "Это понятно?!" Мне – понятно: про косточек хруст, И про то, "до чего аккуратно Сбил Прокрустово ложе Прокруст". Как от этих детей Утром смерть отсекая, Приходилось поругивать Вам Взрослых разных мастей: "Ах, ты дрянь ты такая! Этим скальпелем – руки бы вам!" Что-то я все "про ТО", да "про ТО" Я же должен совсем про другое, Вы ведь ляпнете вдруг: "Пудру Гойя Никогда не снимал. А пальто В Вашем фильме не то, А нагое Мне приятней на ощупь, а что?!" Вам не столько годков, Вы уж мне не вертите! Бог с ней, с жизнею, старой каргой! Видел сон я – во сне Вам дала Нефертити... Так старейте назад, дорогой! # 017

1980 Гимн бузовиков из телефильма "Наше призвание"

Из класса в класс мы вверх пойдем как по ступеням, И самым главным будет здесь рабочий класс. И первым долгом мы, естественно, отменим Эксплуатацию учителями нас. Да здравствует новая школа! Учитель уронит, а ты подними! Здесь дети обоего пола Огромными станут людьми. Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко. Мы все разрушим изнутри и оживим, Мы серость выбелим и выскоблим до блеска, Все теневое мы прикроем световым. Так взрасти же нам школу, строитель! Для душ наших детских теплицу, парник. Где учатся – все, где учитель Сам в чем-то еще ученик. # 001

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон" 1. {Песня Сашки Червня}

Под деньгами на кону Как взгляну – слюну сглотну! Жизнь моя, и не смекну. Для чего играю, Просто ставить по рублю Надоело – не люблю: Проиграю – пропылю На коне по раю. Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому – ангельскому – стану Пред очами удивленного Христа Предстану. Воля в глотку льется Сладко натощак Хорошо живется Тому, кто весельчак, А веселее пьется На тугой карман Хорошо живется Тому, кто атаман! В кровь ли губы окуну Или вдруг шагну к окну, Из окна в асфальт нырну Ангел крылья сложит, Пожалеет на лету Прыг со мною в темноту, Клумбу мягкую в цвету Под меня подложит... Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому – ангельскому – стану Пред очами удивленного Христа Предстану. Воля в глотку льется Сладко натощак Хорошо живется Тому, кто весельчак, А веселее пьется На тугой карман Хорошо живется Тому, кто атаман! Кубок полон, по вину Крови пятна – ну и ну! Не идут они ко дну Струсишь или выпьешь! Только-только пригубил, Вмиг все те, кого сгубил, Подняли, что было сил, Шухер или хипеш. Проскачу в канун Великого поста Не по вражескому – ангельскому – стану Пред очами удивленного Христа Предстану. Воля в глотку льется Сладко натощак Хорошо живется Тому, кто весельчак, А веселее пьется На тугой карман Хорошо живется Тому, кто атаман! # 002

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон" 2. {Песня инвалида}

Проскакали всю страну, Да пристали кони, буде! Я во синем во Дону Намочил ладони, люди. Кровушка спеклася В сапоге от ран, Разрезай, Настасья, Да бросай в бурьян! Во какой вояка, И "Георгий" вот, Но опять, однако, Атаман зовет. Хватит брюхо набивать! Бают, да и сам я бачу, Что спешит из рвани рать Волю забирать казачью. Снова кровь прольется? Вот такая суть: Воли из колодца Им не зачерпнуть. Плачут бабы звонко... Ну! Чего ревем?! Волюшка, Настенка, Это ты да дом. Вновь скакали по степу, Разом все под атаманом, То конями на толпу, То – веревкой, то – наганом. Сколь крови не льется Пресный все лиман. Нет! Хочу с колодца, Слышь-ка, атаман. А ведерко бьется Вольно – вкривь и вкось... Хлопцы, хлопцы, хлопцы, Выудил, небось! Есть у атамана зуй, Ну а под зуем – кобыла... Нет уж, Настенька, разуй, Да часок чтоб тихо было. Где, где речь геройска Против басурман? Как тебе без войска Худо, атаман! Справная обновка, Век ее постыль: Это не винтовка, Это мой костыль. # 003

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон" 3. {Одесские куплеты}

Где девочки? Маруся, Рая, Роза? Их с кондачка пришлепнула ЧеКа, А я – живой, я – только что с Привоза, Вот прям сейчас с воскресного толчка! Так что, ребята! Ноты позабыты, Зачеркнуто ли прежнее житье? Пустились в одиссею одесситы В лихое путешествие свое. А помните вы Жорика-маркера И Толика – напарника его? Ему хватило гонора, напора, Но я ответил тоже делово. Он, вроде, не признал меня, гадюка, И с понтом взял высокий резкий тон: "Хотите, будут речь вести за Дюка? Но за того, который Эллингтон"... # 004

1980 Мог бы быть я при теще, при тестеї

Мог бы быть я при теще, при тесте, Только их и в живых уже нет. А Париж? Что Париж! Он на месте. Он уже восхвален и воспет. Он стоит, как стоял, он и будет стоять, Если только опять не начнут шутковать, Ибо шутка в себе ох как много таит. А пока что Париж как стоял, так стоит. # 005

1980 Однако, втягивать животї

Однако, втягивать живот Полезно, только больно. Ну! Вот и все! Вот так-то вот! И этого довольно. А ну! Сомкнуть ряды и рты! А ну, втяните животы! А у кого они пусты Ремни к последней дырке! Ну как такое описать Или еще отдать в печать? Но, даже если разорвать, Осталось на копирке: Однако, втягивать живот Полезно, только больно. Ну! Вот и все! Вот так-то вот! И этого довольно. Вообще такие времена Не попадают в письмена, Но в этот век печать вольна Льет воду из колодца. Товарищ мой (он чей-то зять) Такое мог порассказать Для дела... Жгут в печи печать, Но слово остается: Однако, втягивать живот Полезно, только больно. Ну! Вот и все! Вот так-то вот! И этого довольно. # 006

1980 В стае диких гусей был второйї

В стае диких гусей был второй, Он всегда вырывался вперед, Гуси дико орали: "Встань в строй!" И опять продолжали полет. А однажды за Красной Горой, Где тепло и уютно от тел, Понял вдруг этот самый второй, Что вторым больше быть не хотел:

Все равно – там и тут Непременно убьют, Потому что вторых узнают. А кругом гоготали: "Герой! Всех нас выстрелы ждут вдалеке. Да пойми ты, что каждый второй Обречен в косяке!"

Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым. Дробь оставшихся не достает. Каждый первый над каждым вторым Непременные слезы прольет. Мечут дробью стволы, как икрой, Поубавилось сторожевых, Пал вожак, только каждый второй В этом деле остался в живых. Это он, е-мое, Стал на место свое, Стал вперед, во главу, в острие. Если счетом считать – сто на сто! И крои не крои – тот же крой: "Каждый первый" не скажет никто, Только – "каждый второй". ...Все мощнее машу: взмах – и крик Начался и застыл в кадыке! Там, внизу, всех нас – первых, вторых Злые псы подбирали в реке. Может быть, оттого, пес побрал, Я нарочно дразнил остальных Что во "первых" я с жизнью играл, И летать не хотел во "вторых"... Впрочем, я – о гусях: Гусь истек и иссяк Тот, который сбивал весь косяк. И кого из себя ты не строй На спасение шансы малы: Хоть он первый, хоть двадцать второй Попадет под стволы. # 007

1980 Общаюсь с тишиной яї

Общаюсь с тишиной я, Боюсь глаза поднять, Про самое смешное Стараюсь вспоминать, Врачи чуть-чуть поахали: "Как? Залпом? Восемьсот?" От смеха ли, от страха ли Всего меня трясет. Теперь я – капля в море, Я – кадр в немом кино, И двери – на запоре, А все-таки смешно. Воспоминанья кружатся Как комариный рой, А мне смешно до ужаса, Но ужас мой – смешной. Виденья все теснее, Страшат величиной: То – с нею я, то – с нею... Смешно! Иначе – ной. Не сплю – здоровье бычее, Витаю там и тут, Смеюсь до неприличия И жду – сейчас войдут. Халат закончил опись И взвился – бел, крылат... "Да что же вы смеетесь?" Спросил меня халат. Но ухмыляюсь грязно я И – с маху на кровать: "Природа смеха – разная, Мою – вам не понять. Жизнь – алфавит, я где-то Уже в "це", "че", "ша", "ще". Уйду я в это лето В малиновом плаще. Попридержусь рукою я Чуть-чуть за букву "я", В конце побеспокою я," Сжимаю руку я. Со мной смеются складки В малиновом плаще. "С покойных взятки гладки", Смеялся я вообще. Смешно мне в голом виде лить На голого ушат, А если вы обиделись, То я не виноват. Палата – не помеха, Похмелье – ерунда! И было мне до смеха Везде, на все, всегда. Часы тихонько тикали, Сюсюкали: сю-сю... Вы – втихаря хихикали, А я – давно во всю. # 008

1980 Жан, Жак, Гийом, Густав – нормальные французыї

Жан, Жак, Гийом, Густав Нормальные французы, Немного подлатав Расползшиеся узы, Бесцветные, как моль, Разинув рты без кляпа, Орут: "Виват, Жан Поль, Наш драгоценный папа!" Настороже, как лось, Наш папа, уши – чутки. Откуда что взялось Флажки, плакаты, дудки? Страшась гореть в аду, Поют на верхней ноте. "А ну-ка, ниспаду Я к вам на вертолете!" "Есть риск – предупредил Пилот там, на экране, Ведь шлепнулся один Не вовремя в Иране". "Смелее! В облака, Брат мой, ведь я в сутане, А смерть – она пока Еще в Афганистане!" И он разгладил шелк Там, где помялась лента, И вскоре снизошел До нас, до президента. Есть папа, но была Когда-то божья мама. Впервые весела Химера Нотр-Дама. Людским химер не мерь Висит язык, как жало. Внутри ж ее теперь Чего-то дребезжало. Ей был смешон и вид Толпы – плащи да блузки... Ан, папа говорит Прекрасно по-французски. Поедет в Лувр, "Куполь" И, может быть, в Сорбонну, Ведь папа наш, Жан Поль, Сегодня рад любому. Но начеку был зав Отделом протокола: Химере не сказав Ни слова никакого, Он вышел. Я не дам Гроша теперь за папу. Химеры Нотр-Дам, Опять сосите лапу! # 009

1980 Две просьбы М. Шемякину – другу и брату – посвящен сей полуэкспромт.

I. Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я Гоню их прочь, стеная и браня, Но вместо них я вижу виночерпия, Он шепчет: "Выход есть – к исходу дня Вина! И прекратится толкотня, Виденья схлынут, сердце и предсердия Отпустят, и расплавится броня!" Я – снова – я, и вы теперь мне верьте, я Немного попрошу взамен бессмертия, Широкий тракт, холст, друга, да коня, Прошу покорно, голову склоня: Побойтесь Бога, если не меня, Не плачьте вслед, во имя Милосердия!

II. Чту Фауста ли, Дориана Грея ли, Но чтобы душу дьяволу – ни-ни! Зачем цыганки мне гадать затеяли? День смерти уточнили мне они... Ты эту дату, Боже, сохрани, Не отмечай в своем календаре или В последний миг возьми и измени, Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли И чтобы агнцы жалобно не блеяли, Чтоб люди не хихикали в тени. От них от всех, о, Боже, охрани, Скорее, ибо душу мне они Сомненьями и страхами засеяли! # 010

1980 Неужто здесь сошелся клином светї

Неужто здесь сошелся клином свет, Верней, клинком ошибочных возмездий... И было мне неполных двадцать лет, Когда меня зарезали в подъезде. Он скалился открыто – не хитро, Он делал вид, что не намерен драться, И вдруг – ножом под нижнее ребро, И вон – не вынув, чтоб не замараться. Да будет выть-то! Ты не виновата Обманут я улыбкой и добром. Метнулся в подворотню луч заката И спрятался за мусорным ведром... Еще спасибо, что стою не в луже, И лезвие продвинулось чуть глубже, И стукнула о кафель рукоять, Но падаю – уже не устоять. # 011

1980 По речке жизни плавал честный Грекаї

По речке жизни плавал честный Грека И утонул, иль рак его настиг. При Греке заложили человек, А Грека – "заложил за воротник". В нем добрая заложена основа, Он оттого и начал поддавать. "Закладывать" – совсем простое слово А в то же время значит: "предавать". Или еще пример такого рода: Из-за происхождения взлетел, Он вышел из глубинки, из народа, И возвращаться очень не хотел. Глотал упреки и зевал от скуки, Что оторвался от народа – знал, Но "оторвался" – это по науке, На самом деле – просто убежал. # 012

1980 Михаилу Шемякину – чьим другом посчастливилось быть мне!

Как зайдешь в бистро-столовку, По пивку ударишь, Вспоминай всегда про Вовку Где, мол, друг-товарищ?! И в лицо трехстопным матом Можешь хоть до драки! Про себя же помни – братом Вовчик был Шемяке. Баба, как наседка квохчет (Не было печали!) Вспоминай!!! Быть может, Вовчик "Поминай как звали!" M.Chemiakin – всегда, везде Шемякин. А по сему французский не учи!.. Как хороши, как свежи были маки, Из коих смерть схимичили врачи! Мишка! Милый! Брат мой Мишка! Разрази нас гром! Поживем еще, братишка, По-жи-вь-ем! Po-gi-viom. # 013

1980 И снизу лед, и сверху – маюсь междуї

И снизу лед, и сверху – маюсь между: Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду! А там – за дело в ожиданьи виз. Лед надо мною – надломись и тресни! Я весь в поту, хоть я не от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Все помня, даже старые стихи. Мне меньше полувека – сорок с лишним, Я жив, тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне будет чем ответить перед Ним. # 014

1980 Грусть моя, тоска моя (Вариации на цыганские темы)

Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, Чувствую – дышу и хорошею... Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска, Изловчась, мне прыгнула на шею. Я ее и знать не знал, меняя города, А она мне шепчет: "Как ждала я!.." Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда? Сам связался с нею, не желая. Одному идти – куда ни шло, еще могу, Сам себе судья, хозяин-барин. Впрягся сам я вместо коренного под дугу, С виду прост, а изнутри – коварен. Я не клевещу, подобно вредному клещу, Впился сам в себя, трясу за плечи, Сам себя бичую я и сам себя хлещу, Так что – никаких противоречий. Одари судьба, или за деньги отоварь! Буду дань платить тебе до гроба. Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, До чего ж живучая хвороба! Поутру не пикнет – как бичами не бичуй, Ночью – бац! – со мной на боковую: С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй, Гадом буду, я не приревную! # 015

1980 Я не спел вам в кино, хоть хотелї {Глеб Жеглов}

Я не спел вам в кино, хоть хотел, Даже братья меня поддержали: Там, по книге, мой Глеб где-то пел, И весь МУР все пять дней протерпел, Но в Одессе Жеглова зажали. А теперь запылает моя щека, А душа – дак замлеет. Я спою, как из черного ящика, Что всегда уцелеет. Генеалоги Вайнеров бьются в тщете Древо рода никто не обхватит. Кто из них приписал на Царьградском щите: "Юбилеями правят пока еще те, Чей он есть, юбилей, и кто платит"? Первой встрече я был очень рад, Но держался не за панибрата. Младший брат был небрит и не брат Выражался как древний пират, Да и старший похож на пирата.

Я пил кофе – еще на цикории, Не вставляя ни слова, Ну а вайнеры-братики спорили Про характер Жеглова. В Лувре я – будь я проклят! – попробуй, налей! А у вас – перепало б и мне там. Возле этой безрукой – не хошь, а лелей, Жрать охота, братья, а у вас – юбилей И наверно... конечно, с банкетом. Братья! Кто же вас сможет сломить? Пусть вы даже не ели от пуза... Здоровы, а плетете тончайшую нить. Все читали вас, все, – хорошо б опросить Членов... нет, – экипажи "Союза". Я сегодня по "ихнему" радио Не расслышал за воем Что-то... "в честь юбилея Аркадия Привезли под конвоем..." Все так буднично, ровно они, бытово. Мы же все у приемников млеем. Я ж скажу вам, что ежели это того... Пусть меня под конвоем везут в ВТО С юбилеем, так уж с юбилеем. Так о чем же я, бишь, или вишь? Извини – я иду по Аркаде: МУР и "зря ты душою кривишь" Кончен ты! В этом месте, малыш, В сорок пятом работал Аркадий. Пусть среди экспонатов окажутся Эти кресла, подобные стулу. Если наши музеи откажутся Увезу в Гонолулу. Не сочтите за лесть предложенье мое, Не сочтите его и капризом, Что скупиться, ведь тут юбилей, е-мое! Все, братьями моими содеянное Предлагаю назвать "вайнеризмом"! # 016

1980 Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лениї {История фильма "Место встречи изменить нельзя"}

Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени Некому: жена – в Париже, все дружки – сидят. Даже Глеб Жеглов – хоть ботал чуть по новой фене Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд. Хорошо, что в зале нет Не наших всех сортов, Здесь – кто хочет на банкет Без всяких паспортов. Расскажу про братиков Писателей, соратников, Про людей такой души, Что не сыщешь ватников. Наше телевидение требовало резко: Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент", Поменять на мыло шило, шило – на стамеску. А ворье переиначить в "чуждый элемент". Но сказали брат и брат: "Не! Мы усе спасем. Мы и сквозь редакторат Все это пронесем". Так, в ответ подельники, Скиданув халатики, Надевали тельники, А поверх – бушлатики. Про братьев-разбойников у Шиллера читали, Про Лаутензаков написал уже Лион, Про Серапионовых листали Коли, Вали... Где ж роман про Вайнеров? Их – два на миллион! Проявив усердие, Сказали кореша: ""Эру милосердия" Можно даже в США". С них художник Шкатников Написал бы латников. Мы же в их лице теряем Классных медвежатников. # 017

1980 Письмо торговца ташкентскими фруктами с Центрального рынка

Жора и Аркадий Вайнер! Вам салям алейкум, пусть Мы знакомы с вами втайне, Кодекс знаем наизусть. Пишут вам семь аксакалов Гиндукушенской земли, Потому что семь журналов Вас на нас перевели. А во время сбора хлопка (Кстати, хлопок нынче – шелк) Наш журнал "Звезда Востока" Семь страниц для вас нашел. Всю Москву изъездил в "ЗИМе" Самый главный аксакал Ни в едином магазине Ваши книги не сыскал. Вырвали два старших брата Все волосья в бороде Нету, хоть и много блата В "Книжной лавке" – и везде. Я за "Милосердья эру" Вот за что спасибо вам! Дал две дыни офицеру И гранатов килограмм. А в конце телевиденья Клятва волосом седым! Будем дать за продолженье Каждый серий восемь дань. Чтобы не было заминок (Любите кюфта-бюзбаш?) Шлите жен Центральный рынок Полглавы – барашка ваш. Может это слишком плотски, Но за песни про тюрьмы (Пусть споет артист Высоцкий) Два раз больше платим мы. Не отыщешь ваши гранки И в Париже, говорят... Впрочем, что купить на франки? Тот же самый виноград. Мы сегодня вас читаем, Как абзац – кидает в пот. Братья, мы вас за – считаем Удивительный народ. Наш праправнук на главбазе Там, где деньги – дребедень. Есть хотите? В этом разе Приходите каждый день. А хотелось, чтоб в инъязе... Я готовил крупный куш. Но... Если был бы жив Ниязи... Ну а так – какие связи? Связи есть Европ и Азий, Только эти связи чушь. Вы ведь были на КАМАЗе: Фрукты нет. А в этом разе Приезжайте Гиндукуш! # 018

713-Й ПРОСИТ ПОСАДКУ Год создания фильма: 1962 Режисcер[ы] фильма: Григорий Никулин В фильме снимались: Владимир Честноков,Отар Коберидзе, Лев Круглый, Владимир Высоцкий, Людмила Шагалова, Александр Барушной, Ефим Копелян,Сергей Голованов, Зинаида Занони, Ээве Киви, Рэм Лебедев, Владимир Высоцкий, Нина Агапова, Константин Худяков, Алик Францев Жанр фильма: Триллер Сценарист[ы]: Алексей Леонтьев, Андрей Донатов Оператор[ы]: Вениамин Левитин Художник[и]: Игорь Вускович, Марксэн Гаухман-Свердлов Композитор[ы]: Геннадий Портнов Звукорежисcер[ы]: Григорий Эльберт Киностудия: ЛЕНФИЛЬМ Страна: СССР (Россия) Продолжительность фильма: 78 (73-тв) мин Аннотация к фильму: Экипаж самолета,совершающего трансатлантический перелет, таинственным образом усыплен, и неуправляемому самолету с пассажирами на борту стала угрожать опасность. Но мужество и спокойствие некоторых пассажиров делают возможной связь с аэродромом, а затем и посадку самолета. Прокат (1962, 13 место) – 27.9 млн. зрителей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю