Текст книги "Народная Библиотека Владимира Высоцкого"

Автор книги: Михаил Зуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

1971 Песня автомобилиста

Отбросив прочь свой деревянный посох, Упав на снег и полежав ничком, Я встал – и сел в "погибель на колесах", Презрев передвижение пешком. Я не предполагал играть с судьбою, Не собирался спирт в огонь подлить, Я просто этой быстрою ездою Намеревался жизнь себе продлить. Подошвами своих спортивных "чешек" Топтал я прежде тропы и полы И был неуязвим я для насмешек, И был недосягаем для хулы. Но я в другие перешел разряды Меня не примут в общую кадриль, Я еду, я ловлю косые взгляды И на меня, и на автомобиль. Прервав общенье и рукопожатья, Отворотилась прочь моя среда, Но кончилось глухое неприятье И началась открытая вражда. Я в мир вкатился, чуждый нам по духу, Все правила движения поправ, Орудовцы мне робко жали руку, Вручая две квитанции на штраф. Я во вражду включился постепенно, Я утром зрел плоды ночных атак: Морским узлом завязана антенна... То был намек: с тобою будет так! Прокравшись огородами, полями, Вонзали шила в шины, как кинжал, Я ж отбивался целый день рублями И не сдавался, и в боях мужал. Безлунными ночами я нередко Противника в засаде поджидал, Но у него поставлена разведка И он в засаду мне не попадал. И вот – как "языка" – бесшумно сняли Передний мост и унесли во тьму. Передний мост!.. Казалось бы – детали, Но без него и задний ни к чему. Я доставал рули, мосты, колеса, Не за глаза красивые – за мзду. И понял я: не одолеть колосса, Назад – пока машина на ходу! Назад, к моим нетленным пешеходам! Пусти назад, о, отворись, сезам! Назад в метро, к подземным пешеходам! Разгон, руль влево и – по тормозам! ...Восстану я из праха, вновь обыден, И улыбнусь, выплевывая пыль: Теперь народом я не ненавидим За то, что у меня автомобиль! # 046

1971 {Валентину и Светлане Савич}

У меня друзья очень странные, С точки зрения остальных, И я слышу речи пространные, Что я с ними пью на троих. Но позвольте самому Решать: кого любить, идти к кому... Но право, все же лучше самому. Валентин у меня есть со Светою, Что владеет всем царствием касс. На предостережения не сетую И опять не пеняю на вас. Но позвольте мне тогда Решать: куда идти, когда Право, лучше самому навсегда! # 047

1972 Мажорный светофор, трехцветье, триої

Мажорный светофор, трехцветье, трио, Палитро-палитура цвето-нот. Но где же он, мой "голубой период"? Мой "голубой период" не придет! Представьте, черный цвет невидим глазу, Все то, что мы считаем черным, – серо. Мы черноты не видели ни разу Лишь серость пробивает атмосферу. И ультрафиолет, и инфракрасный Ну, словом, все, что "чересчур", – не видно, Они, как правосудье, беспристрастны, В них – все равны, прозрачны, стекловидны. И только красный, желтый цвет – бесспорны, Зеленый – тоже: зелень в хлорофилле. Поэтому трехцветны светофоры Чтоб проезжали и переходили. Три этих цвета – в каждом организме, В любом мозгу, как яркий отпечаток. Есть, правда, отклоненье в дальтонизме, Но дальтонизм – порок и недостаток. Трехцветны музы, но, как будто серы, А "инфра", "ультра" – как всегда, в загоне, Гуляют на свободе полумеры, И "псевдо" ходят как воры в законе. Все в трех цветах нашло отображенье, Лишь изредка меняется порядок. Три цвета избавляют от броженья Незыблемы, как три ряда трехрядок. # 001

1972 И сегодня, и намедниї

И сегодня, и намедни Только бредни, только бредни, И третьего тоже дни Снова бредни – все они. # 002

1972 Поздно говорить и смешної

Поздно говорить и смешно Не хотела, но Что теперь скрывать – все равно Дело сделано... Все надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, А свою весну Вечную, одну Ах, прозевала я. Весна!.. Не дури Ни за что не пей вина на пари, Никогда не вешай ключ на двери, Ставни затвори, Цветы – не бери, Не бери да и сама не дари, Если даже без ума – не смотри, Затаись, замри! Холода всю зиму подряд Невозможные, Зимняя любовь, говорят, Понадежнее. Но надежды вдруг Выпали из рук, Как цветы запоздалые, И свою весну Первую, одну Знать, прозевала я. Ах, черт побери, Если хочешь – пей вино на пари, Если хочешь – вешай ключ на двери И в глаза смотри, Не то в январи Подкрадутся вновь сугробы к двери, Вновь увидишь из окна пустыри, Двери отвори! И пой до зари, И цветы – когда от сердца – бери, Если хочешь подарить – подари, Подожгут – гори! # 003

1972 Снег удлинил в два раза все столбыї

Снег удлинил в два раза все столбы, А ветер сбросил мощь свою о счетов И не сметает снежные грибы, Высокие, как шапки звездочетов, Ни с указателей верст, Ни с труб, ни с низеньких кочек, Как будто насмерть замерз И шевельнуться не хочет. # 004

1972 В лабиринте

Миф этот в детстве каждый прочел Черт побери! Парень один к счастью пришел Сквозь лабиринт. Кто-то хотел парня убить Видно, со зла, Но царская дочь путеводную нить Парню дала. С древним сюжетом Знаком не один ты: В городе этом Сплошь лабиринты, Трудно дышать, Не отыскать Воздух и свет. И у меня дело неладно Я потерял нить Ариадны... Словно в час пик Всюду тупик, Выхода нет! Древний герой ниточку ту Крепко держал, И слепоту, и немоту Все испытал, И духоту, и черноту Жадно глотал. И долго руками одну пустоту Парень хватал. Сколько их бьется, Людей одиноких, Словно в колодцах Улиц глубоких! Я тороплюсь, В горло вцеплюсь Вырву ответ! Слышится смех: "Зря вы спешите: Поздно! У всех – порваны нити!" Хаос, возня И у меня Выхода нет! Злобный король в этой стране Повелевал, Бык Минотавр ждал в тишине И убивал. Лишь одному это дано Смерть миновать: Только одно, только одно Нить не порвать! Кончилось лето, Зима на подходе, Люди одеты Не по погоде Видно подолгу Ищут без толку Слабый просвет. Холодно – пусть! Все заберите. Я задохнусь: здесь, в лабиринте Наверняка Из тупика Выхода нет! Древним затея не удалась! Ну и дела! Нитка любви не порвалась, Не подвела. Свет впереди! Именно там На холодок Вышел герой, а Минотавр С голода сдох! Здесь, в лабиринте, Мечутся люди Рядом, смотрите, Жертвы и судьи: Здесь, в темноте, Эти и те Чувствуют ночь. Крики и вопли – все без вниманья, Я не желаю в эту компанью. Кто меня ждет Знаю, придет, Выведет прочь! Только пришла бы, Только нашла бы! И поняла бы Нитка ослабла! Да! Так и есть: Ты уже здесь Будет и свет. Руки сцепились до миллиметра, Все! Мы уходим к свету и ветру, Прямо сквозь тьму, Где одному Выхода нет! # 005

1972 Проделав брешь в затишьиї

Проделав брешь в затишьи, Весна идет в штыки, И высунули крыши Из снега языки. Голодная до драки, Оскалилась весна, Как с языка собаки, Стекает с крыш слюна. Весенние армии жаждут успеха, Все ясно, и стрелы на карте прямы, И воины в легких небесных доспехах Врубаются в белые рати зимы. Но рано веселиться! Сам зимний генерал Никак своих позиций Без боя не сдавал. Тайком под белым флагом Он собирал войска, И вдруг ударил с фланга Мороз исподтишка. И битва идет с переменным успехом: Где – свет и ручьи, где – поземка и мгла. И воины в легких небесных доспехах С потерями вышли назад из котла. Морозу удирать бы, А он впадает в раж: Играет с вьюгой свадьбу, Не свадьбу, а шабаш. Окно скрипит фрамугой То ветер перебрал. Но он напрасно с вьюгой Победу пировал. А в зимнем тылу говорят об успехах, И наглые сводки приходят из тьмы, Но воины в легких небесных доспехах Врубаются клиньями в царство зимы. Откуда что берется, Сжимается без слов Рука тепла и солнца На горле холодов. Не совершиться чуду Снег виден лишь в тылах. Войска зимы повсюду Бросают белый флаг. И дальше на север идет наступленье, Запела вода, пробуждаясь от сна. Весна неизбежна – ну, как обновленье, И необходима, как просто весна. Кто славно жил в морозы Тот ждет и точит зуб, И проливает слезы Из водосточных труб. Но только грош им, нищим, В базарный день цена На эту землю свыше Ниспослана весна. Два слова войскам – несмотря на успехи Не прячьте в чулан или старый комод Небесные легкие ваши доспехи Они пригодятся еще через год. # 006

1972 Сорняков, когда созреютї

Сорняков, когда созреют, Всякий опасается. Дураков никто не сеет Сами нарождаются. # 007

1972 Я загадочен, как марсианинї

Я загадочен, как марсианин, Я пугливый: чуть что – и дрожу. Но фигу, что держу в кармане, Не покажу! # 008

1972 Белое безмолвие

Все года, и века, и эпохи подряд Все стремится к теплу от морозов и вьюг, Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено – только на юг? Слава им не нужна – и величие, Вот под крыльями кончится лед И найдут они счастие птичее, Как награду за дерзкий полет! Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, Это редко бывает – сиянья в цене! Тишина... Только чайки – как молнии, Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук! Как давно снятся нам только белые сны Все другие оттенки снега занесли, Мы ослепли – темно от такой белизны, Но прозреем от черной полоски земли. Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день! Север, воля, надежда – страна без границ, Снег без грязи – как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц Потому, что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь! # 009

1972 Кони привередливые

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю... Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою Хоть мгновенье еще постою на краю... Сгину я – меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть! Но что-то кони мне попались привередливые И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою Хоть мгновенье еще постою на краю... Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, Так, что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне попались привередливые... Коль дожить не успел, так хотя бы – допеть! Я коней напою, я куплет допою Хоть мгновенье еще постою на краю... # 010

1972 Песня про белого слона

Жили-были в Индии с древней старины Дикие огромные серые слоны Слоны слонялись в джунглях без маршрута, Один из них был белый почему-то. Добрым глазом, тихим нравом отличался он, И умом, и мастью благородной, Средь своих собратьев серых – белый слон Был, конечно, белою вороной. И владыка Индии – были времена Мне из уважения подарил слона. "Зачем мне слон?" – Спросил я иноверца, А он сказал: "В слоне – большое сердце..." Слон мне делал реверанс, а я ему – поклон, Речь моя была незлой и тихой, Потому что этот самый – белый слон Был к тому же белою слонихой. Я прекрасно выглядел, сидя на слоне, Ездил я по Индии – сказочной стране, Ах, где мы только вместе не скитались! И в тесноте отлично уживались. И бывало, шли мы петь под чей-нибудь балкон, Дамы так и прыгали из спален... Надо вам сказать, что этот белый слон Был необычайно музыкален. Карту мира видели вы наверняка Знаете, что в Индии тоже есть река, Мой слон и я питались соком манго, И как-то потерялись в дебрях Ганга. Я метался по реке, забыв покой и сон, Безвозвратно подорвал здоровье... А потом сказали мне: "Твой белый слон Встретил стадо белое слоновье..." Долго был в обиде я, только – вот те на! Мне владыка Индии вновь прислал слона: В виде украшения на трости Белый слон, но из слоновой кости. Говорят, что семь слонов иметь – хороший тон, На шкафу, как средство от напастей... Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон Пусть он лучше не приносит счастья! # 011

1972 Честь шахматной короны

I.Подготовка Я кричал: "Вы что там, обалдели? Уронили шахматный престиж!" Мне сказали в нашем спортотделе: "Ага, прекрасно – ты и защитишь! Но учти, что Фишер очень ярок, Даже спит с доскою – сила в ем, Он играет чисто, без помарок..." Ничего, я тоже не подарок, У меня в запасе – ход конем. Ох вы мускулы стальные, Пальцы цепкие мои! Эх, резные, расписные Деревянные ладьи! Друг мой, футболист, учил: "Не бойся, Он к таким партнерам не привык. За тылы и центр не беспокойся, А играй по краю – напрямик!.." Я налег на бег, на стометровки, В бане вес согнал, отлично сплю, Были по хоккею тренировки... В общем, после этой подготовки Я его без мата задавлю! Ох, вы сильные ладони, Мышцы крепкие спины! Эх вы кони мои, кони, Ох вы милые слоны! "Не спеши и, главное, не горбись, Так боксер беседовал со мной, В ближний бой не лезь, работай в корпус, Помни, что коронный твой – прямой". Честь короны шахматной – на карте, Он от пораженья не уйдет: Мы сыграли с Талем десять партий В преферанс, в очко и на биллиарде, Таль сказал: "Такой не подведет!" Ох, рельеф мускулатуры! Дельтовидные – сильны! Что мне его легкие фигуры, Эти кони да слоны! И в буфете, для других закрытом, Повар успокоил: "Не робей! Ты с таким прекрасным аппетитом Враз проглотишь всех его коней! Ты присядь перед дорогой дальней И бери с питанием рюкзак. На двоих готовь пирог пасхальный: Этот Шифер – хоть и гениальный, А небось покушать не дурак!" Ох мы – крепкие орешки! Мы корону – привезем! Спать ложусь я – вроде пешки, Просыпаюся – ферзем! II. Игра Только прилетели – сразу сели. Фишки все заранее стоят. Фоторепортеры налетели И слепят, и с толку сбить хотят. Но меня и дома – кто положит? Репортерам с ног меня не сбить!.. Мне же неумение поможет: Этот Шифер ни за что не сможет Угадать, чем буду я ходить. Выпало ходить ему, задире, Говорят, он белыми мастак! Сделал ход с е2 на е4... Что-то мне знакомое... Так-так! Ход за мной – что делать!? Надо, Сева, Наугад, как ночью по тайге... Помню – всех главнее королева: Ходит взад-вперед и вправо-влево, Ну а кони вроде – только буквой "Г". Эх, спасибо заводскому другу Научил, как ходят, как сдают... Выяснилось позже – я с испугу Разыграл классический дебют! Все следил, чтоб не было промашки, Вспоминал все повара в тоске. Эх, сменить бы пешки на рюмашки Живо б прояснилось на доске! Вижу, он нацеливает вилку Хочет съесть, – и я бы съел ферзя... Под такой бы закусь – да бутылку! Но во время матча пить нельзя. Я голодный, посудите сами: Здесь у них лишь кофе да омлет, Клетки – как круги перед глазами, Королей я путаю с тузами И с дебютом путаю дуплет. Есть примета – вот я и рискую: В первый раз должно мне повезти. Да я его замучу, зашахую Мне бы только дамку провести! Не мычу не телюсь, весь – как вата. Надо что-то бить – уже пора! Чем же бить? Ладьею – страшновато, Справа в челюсть – вроде рановато, Неудобно – первая игра. ...Он мою защиту разрушает Старую индийскую – в момент, Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент. Только зря он шутит с нашим братом, У меня есть мера, даже две: Если он меня прикончит матом, Так я его – через бедро с захватом, Или – ход конем – по голове! Я еще чуток добавил прыти Все не так уж сумрачно вблизи: В мире шахмат пешка может выйти Если тренируется – в ферзи! Шифер стал на хитрости пускаться: Встанет, пробежится и – назад; Предложил турами поменяться, Ну, еще б ему меня не опасаться Я же лежа жму сто пятьдесят! Я его фигурку смерил оком, И когда он объявил мне шах Обнажил я бицепс ненароком, Даже снял для верности пиджак. И мгновенно в зале стало тише, Он заметил, что я привстаю... Видно, ему стало не до фишек И хваленый пресловутый Фишер Тут же согласился на ничью. # 012

1972 Так случилось – мужчины ушлиї

Так случилось – мужчины ушли, Побросали посевы до срока, Вот их больше не видно из окон Растворились в дорожной пыли. Вытекают из колоса зерна Это слезы несжатых полей, И холодные ветры проворно Потекли из щелей. Мы вас ждем – торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Мы в высоких живем теремах Входа нет никому в эти зданья: Одиночество и ожиданье Вместо вас поселилось в домах. Потеряла и свежесть и прелесть Белизна ненадетых рубах. Да и старые песни приелись И навязли в зубах. Мы вас ждем – торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Все единою болью болит, И звучит с каждым днем непрестанней Вековечный надрыв причитаний Отголоском старинных молитв. Мы вас встретим и пеших, и конных, Утомленных, нецелых – любых, Только б не пустота похоронных, Не предчувствие их! Мы вас ждем – торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины... А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. # 013

1972 Когда я спотыкаюсь на стихахї

Когда я спотыкаюсь на стихах, Когда ни до размеров, ни до рифм, Тогда друзьям пою о моряках, До белых пальцев стискивая гриф. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Любая тварь по морю знай плывет, Под винт попасть не каждый норовит, А здесь, на суше, каждый пешеход Наступит, оттолкнет – и убежит. Всем делам моим на суше вопреки И назло моим заботам на земле Вы возьмите меня в море, моряки, Я все вахты отстою на корабле! Известно вам – мир не на трех китах, А нам известно – он не на троих. Вам вольничать нельзя в чужих портах А я забыл, как вольничать в своих. Так всем делам моим на суше вопреки, Так назло моим заботам на земле Вы за мной пришлите шлюпку, моряки, Поднесите рюмку водки на весле! # 014

1972 Не гуди без меры, без причиныї

Не гуди без меры, без причины, Милиционеры из машины Врут аж до хрипоты. Подлецам сигнальте не сигнальте Пол-лица впечаталось в асфальте, Тут не до красоты. По пути – обильные проулки... Все автомобильные прогулки Вплоть надо запретить. Ну а на моем на мотоцикле Тесно вчетвером, но мы привыкли, Хоть трудно тормозить. Крошка-мотороллер так прекрасен! Пешеход доволен, но опасен МАЗ или "пылесос". Я на пешеходов не в обиде, Но враги народа в пьяном виде Раз! и под колесо. Мотороллер – что ж, он на излете Очень был похож на вертолетик, Ух, и фасон с кого! Побежать и запатентовать бы, Но бежать нельзя – лежать до свадьбы У Склифосовского. # 015

1972 Баллада о гипсе (В. Абдулову)ї

Нет острых ощущений – все старье, гнилье и хлам, Того гляди, с тоски сыграю в ящик. Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус – пополам, Вот это боле-мене подходяще! Повезло! Наконец повезло! Видит бог, что дошел я до точки! Самосвал в тридцать тысяч кило Мне скелет раздробил на кусочки! Вот лежу я на спине Загипсованный, Каждый член у мене Расфасованный По отдельности До исправности, Все будет в целости И в сохранности! Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов, Скорблю о вас – как мало вы успели! Ах, это просто прелесть – сотрясение мозгов, Ах, это наслажденье – гипс на теле! Как броня – на груди у меня, На руках моих – крепкие латы, Так и хочется крикнуть: "Коня мне, коня!" И верхом ускакать из палаты! Но лежу я на спине Загипсованный, Каждый член у мене Расфасованный По отдельности До исправности, Все будет в целости И в сохранности! Задавлены все чувства – лишь для боли нет преград, Ну что ж, мы сами часто чувства губим, Зато я, как ребенок, – весь спеленутый до пят И окруженный человеколюбием! Под влияньем сестрички ночной Я любовию к людям проникся И, клянусь, до доски гробовой Я б остался невольником гипса! Вот лежу я на спине Загипсованный, Каждый член у мене Расфасованный По отдельности До исправности, Все будет в целости И в сохранности! Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов: Они – как острый нож для инвалида, Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков, Мне снятся свечи, рифмы и коррида... Ах, надежна ты, гипса броня, От того, кто намерен кусаться! Но одно угнетает меня: Что никак не могу почесаться, Что лежу я на спине Загипсованный, Каждый член у мене Расфасованный По отдельности До исправности, Все будет в целости И в сохранности! Так, я давно здоров, но не намерен гипс снимать: Пусть руки стали чем-то вроде бивней, Пусть ноги опухают – мне на это наплевать, Зато кажусь значительней, массивней! Я под гипсом хожу ходуном, Наступаю на пятки прохожим, Мне удобней казаться слоном И себя ощущать толстокожим! И по жизни я иду, Загипсованный, Каждый член – на виду, Расфасованный По отдельности До исправности, Все будет в целости И в сохранности! # 016

1972 Мой Гамлет

Я только малость объясню в стихе, На все я не имею полномочий... Я был зачат, как нужно, во грехе, В поту и нервах первой брачной ночи. Я знал, что отрываясь от земли, Чем выше мы, тем жестче и суровей. Я шел спокойно прямо в короли И вел себя наследным принцем крови. Я знал – все будет так, как я хочу. Я не бывал внакладе и в уроне. Мои друзья по школе и мечу Служили мне, как их отцы – короне. Не думал я над тем, что говорю, И с легкостью слова бросал на ветер Мне верили и так, как главарю, Все высокопоставленные дети. Пугались нас ночные сторожа, Как оспою, болело время нами. Я спал на кожах, мясо ел с ножа И злую лошадь мучил стременами. Я знал, мне будет сказано: "Царуй!" Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег, И я пьянел среди чеканных сбруй. Был терпелив к насилью слов и книжек. Я улыбаться мог одним лишь ртом, А тайный взгляд, когда он зол и горек, Умел скрывать, воспитанный шутом. Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга! Йорик! Но отказался я от дележа Наград, добычи, славы, привилегий. Вдруг стало жаль мне мертвого пажа... Я объезжал зеленые побеги. Я позабыл охотничий азарт, Возненавидел и борзых, и гончих, Я от подранка гнал коня назад И плетью бил загонщиков и ловчих. Я видел – наши игры с каждым днем Все больше походили на бесчинства. В проточных водах по ночам, тайком Я отмывался от дневного свинства. Я прозревал, глупея с каждым днем, Я прозевал домашние интриги. Не нравился мне век и люди в нем Не нравились. И я зарылся в книги. Мой мозг, до знаний жадный как паук, Все постигал: недвижность и движенье. Но толка нет от мыслей и наук, Когда повсюду им опроверженье. С друзьями детства перетерлась нить, Нить Ариадны оказалась схемой. Я бился над вопросом "быть, не быть", Как над неразрешимою дилеммой. Но вечно, вечно плещет море бед. В него мы стрелы мечем – в сито просо, Отсеивая призрачный ответ От вычурного этого вопроса. Зов предков слыша сквозь затихший гул, Пошел на зов, – сомненья крались с тылу, Груз тяжких дум наверх меня тянул, А крылья плоти вниз влекли, в могилу. В непрочный сплав меня спаяли дни Едва застыв, он начал расползаться. Я пролил кровь, как все, и – как они, Я не сумел от мести отказаться. А мой подъем пред смертью – есть провал. Офелия! Я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял С тем, с кем я лег в одну и ту же землю. Я, Гамлет, я насилье презирал, Я наплевал на Датскую корону. Но в их глазах – за трон я глотку рвал И убивал соперника по трону. Но гениальный всплеск похож на бред, В рожденьи смерть проглядывает косо. А мы все ставим каверзный ответ И не находим нужного вопроса. # 017

1972 Проложите, проложите хоть туннель по дну рекиї

Проложите, проложите Хоть туннель по дну реки И без страха приходите На вино и шашлыки. И гитару приносите, Подтянув на ней колки, Но не забудьте – затупите Ваши острые клыки. А когда сообразите Все пути приводят в Рим, Вот тогда и приходите, Вот тогда поговорим. Нож забросьте, камень выньте Из-за пазухи своей И перебросьте, перекиньте Вы хоть жердь через ручей. За посев ли, за покос ли Надо взяться, поспешать, А прохлопав, сами после Локти будете кусать. Сами будете не рады, Утром вставши, – вот те раз! Все мосты через преграды Переброшены без нас. Так проложите, проложите Хоть туннель по дну реки! Но не забудьте – затупите Ваши острые клыки! # 018

1972 Наши помехи – эпохе под статьї

Наши помехи – эпохе под стать, Все наши страхи – причинны. Очень собаки нам стали мешать, Эти бездомные псины. Бред, говоришь? Но – судить потерпи, Не обойдешься без бредней. Что говорить – на надежной цепи Пес несравненно безвредней. Право, с ума посходили не все Это не бредни, не басни: Если хороший ошейник на псе Это и псу безопасней. Едешь хозяином ты вдоль земли Скажем, в Великие Луки, А под колеса снуют кобели И попадаются суки. Их на дороге, размазавши в слизь, Что вы за чушь создадите? Вы поощряете сюрреализм, Милый товарищ водитель! Дрожь проберет от такого пятна! Дворников следом когорты Будут весь день соскребать с полотна Мрачные те натюрморты. Пса без намордника чуть раздразни, Он только челюстью лязгни! Вот и кончай свои грешные дни В приступе водобоязни! Не напасутся и тоненьких свеч За упокой – наши дьяки... Все же намордник прекрасная вещь, Ежели он на собаке. Мы и собаки – легли на весы, Всем нам спокойствия нету, Если бездомные шалые псы Бродят свободно по свету. И кругозор крайне узок у вас, Если вас цирк не пленяет: Пляшут собачки под музыку вальс Прямо слеза прошибает! Гордо ступают, вселяя испуг, Страшные пасти раззявив, Будто у них даже больше заслуг, Нежели чем у хозяев. Этих собак не заманишь во двор Им отдохнуть бы, поспать бы... Стыд просто им и семейный позор Эти собачие свадьбы! Или на выставке псы, например, Даже хватают медали. Пусть не за доблесть, а за экстерьер, Но награждают – беда ли? Эти хозяева славно живут, Не получая получку, Слышал, огромные деньги гребут За... извините – за случку. Значит, к чему это я говорю, Что мне, седому, неймется? Очень я, граждане, благодарю Всех, кто решили бороться. Вон, притаившись в ночные часы, Из подворотен укромных Лают в свое удовольствие псы Не приручить их, никчемных. Надо с бездомностью этой кончать, С неприрученностью – тоже. Слава же собаководам, качать!.. Боже! Прости меня, Боже! Некуда деться бездомному псу? Места не хватит собакам? Это – при том, что мы строим вовсю, С невероятным размахом?! # 019

1972 Набат

Вот в набат забили: Или праздник, или Надвигается, как встарь, чума. Заглушая лиру, Звон идет по миру, Может быть, сошел звонарь с ума? Следом за тем погребальным набатом Страх овладеет сестрою и братом. Съежимся мы под ногами чумы, Путь уступая гробам и солдатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Нет, звонарь не болен! Видно с колоколен, Как печатает шаги судьба, И чернеют угли Там, где были джунгли, Там, где топчут сапоги хлеба. Выход один беднякам и богатым Смерть. Это самый бесстрастный анатом. Все мы равны перед ликом войны, Может, привычней чуть-чуть – азиатам. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! Не во сне все это, Это близко где-то Запах тленья, черный дым и гарь. А когда остыла Голая пустыня, Стал от ужаса седым звонарь. Всех нас зовут зазывалы из пекла Выпить на празднике пыли и пепла, Потанцевать с одноглазым циклопом, Понаблюдать за Всемирным Потопом. Бей же, звонарь, разбуди полусонных, Предупреди беззаботных влюбленных, Что хорошо будет в мире сожженном Лишь мертвецам и еще нерожденным! # 020

1972 Все с себя снимаю – слишком душної

Все с себя снимаю – слишком душно, За погодой следую послушно, Но... все долой – нельзя ж! Значит, за погодой не угнаться Дальше невозможно раздеваться! Да! Это же не пляж! Что-то с нашей модой стало ныне: Потеснили "макси" – снова "мини", Вновь, вновь переворот! Право, мне за модой не угнаться Дальше невозможно раздеваться, Но и наоборот! Скучно каждый вечер слушать речи. У меня – за вечер по две встречи! Тот и другой не прост: Значит, мне приходится стараться... Но нельзя ж все время раздеваться Вот, вот ведь в чем вопрос! # 021

1972 Товарищи ученые

Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях. Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь И корни извлекаете по десять раз на дню, Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню! Автобусом до Сходни доезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, Когда с сольцой ее намять. Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль С лопатами проявите здесь свой патриотизм, А то вы всем кагалом там набросились на опухоль, Собак ножами режете, а это – бандитизм! Товарищи ученые, кончайте поножовщину, Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, А гамма-излучение денек повременит. Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, Когда с сальцой ее намять. К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми Мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, Земле – ей все едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, – рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, А тут места отличные – воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль, что у вас не ладится, – ну, там, не тот аффект, Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем – и выправим дефект! # 022

1972 Жертва телевидения

Есть телевизор – подайте трибуну, Так проору – разнесется на мили! Он – не окно, я в окно и не плюну, Мне будто дверь в целый мир прорубили. Все на дому – самый полный обзор: Отдых в Крыму, ураган и Кобзон, Фильм, часть седьмая – тут можно поесть: Я не видал предыдущие шесть. Врубаю первую – а там ныряют, Ну, это так себе, а с двадцати "А ну-ка, девушки!" – что вытворяют! И все – в передничках, – с ума сойти! Есть телевизор – мне дом не квартира, Я всею скорбью скорблю мировою, Грудью дышу я всем воздухом мира, Никсона вижу с его госпожою. Вот тебе раз! Иностранный глава Прямо глаз в глаз, к голове голова, Чуть пододвинул ногой табурет И оказался с главой тет-на-тет. Потом – ударники в хлебопекарне, Дают про выпечку до десяти. И вот любимая – "А ну-ка, парни!" Стреляют, прыгают, – с ума сойти! Если не смотришь – ну пусть не болван ты, Но уж, по крайности, богом убитый: Ты же не знаешь, что ищут таланты, Ты же не ведаешь, кто даровитый! Как убедить мне упрямую Настю?! Настя желает в кино – как суббота, Настя твердит, что проникся я страстью К глупому ящику для идиота. Да, я проникся – в квартиру зайду, Глядь – дома и Никсон и Жорж Помпиду! Вот хорошо – я бутылочку взял, Жорж – посошок, Ричард, правда, не стал. Ну а действительность еще кошмарней, Врубил четвертую – и на балкон: "А ну-ка, девушки!" "А ну-ка, парням!" Вручают премию в О-О-ООН! ...Ну а потом, на Канатчиковой даче, Где, к сожаленью, навязчивый сервис, Я и в бреду все смотрел передачи, Все заступался за Анджелу Дэвис. Слышу: не плачь – все в порядке в тайге, Выигран матч СССР – ФРГ, Сто негодяев захвачены в плен, И Магомаев поет в КВН. Ну а действительность еще шикарней Два телевизора – крути-верти: "А ну-ка, девушки!" – "А ну-ка, парни!", За них не боязно с ума сойти! # 023