Текст книги "Народная Библиотека Владимира Высоцкого"
Автор книги: Михаил Зуев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
1976 История болезни III. История болезни
Вдруг словно канули во мрак Портреты и врачи, Жар от меня струился как От доменной печи. Я злую ловкость ощутил Пошел как на таран, И фельдшер еле защитил Рентгеновский экран. И – горлом кровь, и не уймешь Залью хоть всю Россию, И – крик: "На стол его, под нож! Наркоз! Анестезию!" Мне обложили шею льдом Спешат, рубаху рвут, Я ухмыляюсь красным ртом, Как на манеже шут. Я сам себе кричу: "Трави! И напрягаю грудь. В твоей запекшейся крови Увязнет кто-нибудь!" Я б мог, когда б не глаз да глаз, Всю землю окровавить, Жаль, что успели медный таз Не вовремя подставить! Уже я свой не слышу крик, Не узнаю сестру, Вот сладкий газ в меня проник, Как водка поутру. Цветастый саван скрыл и зал И лица докторов, Но я им все же доказал, Что умственно здоров! Слабею, дергаюсь и вновь Травлю, – но иглы вводят И льют искусственную кровь Та горлом не выходит. "Хирург, пока не взял наркоз, Ты голову нагни, Я важных слов не произнес Послушай, вот они. Взрезайте с богом, помолясь, Тем более бойчей, Что эти строки не про вас, А про других врачей!.. Я лег на сгибе бытия, На полдороге к бездне, И вся история моя История болезни. Я был здоров – здоров как бык, Как целых два быка, Любому встречному в час пик Я мог намять бока. Идешь, бывало, и поешь, Общаешься с людьми, И вдруг – на стол его, под нож, Допелся, черт возьми!.." "Не огорчайтесь, милый друг, Врач стал чуть-чуть любезней, Почти у всех людей вокруг Истории болезней". Все человечество давно Хронически больно Со дня творения оно Болеть обречено. Сам первый человек хандрил Он только это скрыл, Да и создатель болен был, Когда наш мир творил. Вы огорчаться не должны Для вас покой полезней, Ведь вся история страны История болезни. У человечества всего То колики, то рези, И вся история его История болезни. Живет больное все бодрей, Все злей и бесполезней И наслаждается своей Историей болезни. # 004
1976 Есть всегда и стол, и кровї
Есть всегда и стол, и кров В этом лучшем из миров, Слишком много топоров В этом лучшем из миров, Предостаточно шнуров В этом лучшем из миров... Не хватает доноров и докторов. # 005
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 1. Живучий парень
Живет живучий парень Барри, Не вылезая из седла, По горло он богат долгами, Но если спросишь: "Как дела?" Поглаживая пистолет, Сквозь зубы процедит небрежно: "Пока еще законов нет, То только на него надежда!" Он кручен-верчен, бит о камни, Но все в порядке с головой, Ведь он живучий парень – Барри: Глоток воды – и вновь живой! Он, если нападут на след, Коня по гриве треплет нежно: "Погоня, брат, законов нет И только на тебя надежда!" Ваш дом горит, черно от гари И тщетны вопли к небесам. При чем тут Бог – зовите Барри, Который счеты сводит сам. Сухим выходит он из бед, Хоть не всегда суха одежда. Пока в законах проку нет У всех лишь на него надежда. Да, на руку он скор с врагами, А другу – верный талисман. Таков живучий парень Барри: Полна душа и пуст карман. Он вовремя найдет ответ, Коль свару заведет невежда. Пока в стране законов нет, То только на себя надежда. # 006
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 2. Расскажи, дорогой
Расскажи, дорогой, Что случилось с тобой, Расскажи, дорогой, не таясь! Может, все потерял, Проиграл, прошвырял? Может, ангел-хранитель не спас? Или просто устал, Или поздно стрелял? Или спутал, бедняга, где верх, а где низ? В рай хотел? Это верх. Ах, чудак-человек, Что поделать теперь? Улыбнись! Сколько славных парней, загоняя коней, Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи! Неужели, чудак, ты собрался туда? Что с тобой, дорогой, расскажи. Может быть, дорогой, Ты скакал за судьбой, Умолял: "Подожди, оглянись!" Оглянулась она И стара, и страшна. Наплевать на нее, улыбнись! А беду, черт возьми, Ты запей, задыми И попробуй, еще раз садись на коня. Хоть на миг, на чуть-чуть Ты ее позабудь, Обними, если хочешь, меня. Сколько славных парней, загоняя коней, Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи! Неужели, чудак, ты собрался туда? Что с тобой, дорогой, расскажи. Притомился – приляг, Вся земля – для бродяг! Целый век у тебя впереди. А прервется твой век Там, в земле, человек Потеснится: давай, заходи! Отдохни, не спеши, Сбрось всю тяжесть с души, За удачею лучше идти налегке! Все богатство души Нынче стоит гроши Меньше глины и грязи в реке! Сколько славных парней, загоняя коней, Рвутся в мир, где ни злобы, ни лжи, – лишь покой. Если, милый чудак, доберешься туда, Не забудь обо мне, дорогой. # 007
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 3. Не грусти!
Не грусти! Забудь за дверью грусть. Заплати, А я развлечь берусь. Потерпи – уйду ненадолго, Допою и сразу вернусь. Попробуйте забыться, Не думать о дурном! Оставьте злые лица Направо за углом. Оставьте боли и заботы Своему врагу, Я в этом охотно Помогу! Когда вы слишком чинны, Мы вянем от тоски Усталые мужчины Плохие... шутники! Не выпьют лишнего ни йоты, Мало куражу, Пока я им что-то Не скажу. Пей вино! Ах, ты не пьешь вина?! Все равно... Я за двоих пьяна. Так и быть – я завтра забуду, Что была в тебя влюблена. Забыли вы морщины Разгладить на лице... Они на вас, мужчины, Как фрак на мертвеце! Про наши нежные расчеты Дома – ни гу-гу. Я вам охотно Помогу. Грешны вы иль невинны Какие пустяки. Усталые мужчины Такие... чудаки! Не выпьют лишнего ни йоты, Мало куражу, Пока я им что-то Не скажу. Ах, жара, Какая здесь жара! Все игра, Вся наша жизнь – игра! Но в игре бывает удача И счастливые номера. Нет золотой долины Все проигрыш и прах, А выигрыш, мужчины, В отдельных номерах! Играйте, но не для наживы, А на весь кураж, И номер счастливый Будет ваш! На нас не пелерины, Мы – бабочки в пыльце. Порхаем, а мужчины Меняются в лице. Порхайте с нами беззаботно, Словно на лугу, А я вам охотно Помогу. # 008
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 4. Вооружен и очень опасен
Запоминайте: Приметы – это суета, Стреляйте в черного кота, Но плюнуть трижды никогда Не забывайте! И не дрожите! Молясь, вы можете всегда Уйти от Страшного суда, А вот от пули, господа, Не убежите! Кто там крадется вдоль стены, Всегда в тени и со спины? Его шаги едва слышны, Остерегитесь! Он врал, что истина в вине. Кто доверял ему вполне Уже упал с ножом в спине. Поберегитесь! За маской не узнать лица, В глазах – по девять грамм свинца, Расчет его точен и ясен. Он не полезет на рожон, Он до зубов вооружен И очень, очень опасен! Не доверяйте Ему ни тайн своих, ни снов, Не говорите лишних слов, Под пули зря своих голов Не подставляйте! Гниль и болото Произвели его на свет. Неважно – прав ты или нет Он в ход пускает пистолет С пол-оборота. Он жаден, зол, хитер, труслив, Когда он пьет, тогда слезлив, Циничен он и не брезглив Когда и сколько? Сегодня – я, а завтра – ты, Нас уберут без суеты. Зрачки его черны, пусты, Как дула кольта. За маской не узнать лица, В глазах – по девять грамм свинца, Расчет его точен и ясен. Он не полезет на рожон, Он до зубов вооружен И очень, очень опасен! # 009
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 5. {Без названия}
Живу я в лучшем из миров Не нужно хижины мне: Земля – постель, а небо – кров, Мне стены – лес, могила – ров... Мурашки по спине. Но мне хорошо, Мне славно жить в стране, Во рву, на самом дне, В приятной тишине. Лучи палят – не надо дров, Любой ко мне заходи. Вот только жаль, не чинят кров, А в этом лучшем из миров Бывают и дожди. Но мне хорошо, Не веришь – заходи, Садись и не зуди, Гляди, не разбуди. И все прекрасно – все по мне, Хвала богам от меня! Еще есть дырка на ремне. Я мог бы ездить на коне, Да только нет коня. Но мне хорошо, Я, струнами звеня, Пою подряд три дня. Послушайте меня. # 010
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 6. {Без названия}
Черны все кошки, если ночь, А я – я черен и днем. Такому горю не помочь Что воду в ступе зря толочь Воде не стать вином! Не все ли равно, Не станет мул конем И великаном гном. Хоть с пальмовым вином. Мой черный цвет, как не кляни, Хорош хотя бы в одном, Что мало виден я в тени. Быть белым – боже сохрани! Как на глазу бельмом. И все-таки я Мечтаю об одном: Чтоб быть светлее днем. Хоть с пальмовым вином. Поет душа в моей груди, Хоть в горле горечи ком, Меня попробуй, разгляди, В меня попробуй попади, Мне ночь – надежный дом. М все-таки я И с радостью знаком, Я счастлив даже днем. Но... с пальмовым вином. # 011
1976 Песни из кинофильма "Вооружен и очень опасен" 7. {Без названия}
Это вовсе не френч-канкан, не френч! Вас решили в волшебный фонтан увлечь. Все течет, изменяется, бьет не плачь! Кто в фонтане купается, тот богач. Что, приятель, в таком раздрыге Отупел, с нищетой смирясь?! Окунайся в черные брызги, Окунайся в черную грязь! Копошатся в ней, копошатся... Наплевать, что мокрей мокриц! Все надеются оказаться В золотом, как сказочный принц! Не для всяких открыт фонтан, о нет! А для всяких сегодня канкан балет. Куплен этот фонтан с потрохами весь, Ну а брызги летят между вами здесь. А ворота у входа в фонтан как пасть, Осторожнее, можно в капкан попасть! Если дыры в кармане – какой расчет? Ты утонешь в фонтане, другой всплывет. # 012
1976 Песня о Судьбе
Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену, За мною пес – Судьба моя, беспомощна, больна, Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену Глядит, глаза навыкате, и с языка – слюна. Морока мне с нею Я оком грустнею, Я ликом тускнею И чревом урчу, Нутром коченею, А горлом немею, И жить не умею, И петь не хочу! Должно быть, старею, Пойду к палачу... Пусть вздернет на рею, А я заплачу. Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну, Но жаль ее, голодную, – ласкается, дрожит, Я стал тогда из жалости подкармливать Фортуну Она, когда насытится, всегда подолгу спит. Тогда я гуляю, Петляю, вихляю, И ваньку валяю И небо копчу. Но пса охраняю, Сам вою, сам лаю О чем пожелаю, Когда захочу. Нет, не постарею Пойду к палачу, Пусть вздернет скорее, А я приплачу. Бывают дни, когда я голову в такое пекло всуну, Что и судьба попятится, испуганна, бледна, Я как-то влил стакан вина для храбрости в Фортуну С тех пор ни дня без стакана, еще ворчит она: Закуски – ни корки! Мол, я бы в Нью-Йорке Ходила бы в норке, Носила б парчу!.. Я ноги – в опорки, Судьбу – на закорки, И в гору и с горки Пьянчугу влачу. Когда постарею, Пойду к палачу, Пусть вздернет на рею, А я заплачу. Однажды пере-перелил Судьбе я ненароком Пошла, родимая, вразнос и изменила лик, Хамила, безобразила и обернулась Роком, И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык. Мне тяжко под нею, Гляди – я синею, Уже сатанею, Кричу на бегу: "Не надо за шею! Не надо за шею! Не над за шею, Я петь не смогу!" Судьбу, коль сумею, Снесу к палачу Пусть вздернет на рею, А я заплачу! # 013
1976 Этот день будет первым всегда и вездеї
Этот день будет первым всегда и везде Пробил час, долгожданный серебряный час: Мы ушли по весенней высокой воде, Обещанием помнить и ждать заручась. По горячим следам мореходов живых и экранных, Что пробили нам курс через рифы, туманы и льды, Мы под парусом белым идем с океаном на равных Лишь в упряжке ветров, не терзая винтами воды. Впереди – чудеса неземные! А земле, чтобы ждать веселей, Будем вечно мы слать позывные Эту вечную дань кораблей. Говорят, будто парусам реквием спет, Черный бриг за пиратство в музей заточен, Бросил якорь в историю стройный корвет, Многотрубные увальни вышли в почет. Но весь род моряков – сколько есть – до седьмого колена Будет помнить о тех, кто ходил на накале страстей. И текла за кормой добела раскаленная пена, И щадила судьба непутевых своих сыновей. Впереди – чудеса неземные! А земле, чтобы ждать веселей, Будем честно мы слать позывные Эту вечную дань кораблей. Материк безымянный не встретим вдали, Островам не присвоим названьев своих Все открытые земли давно нарекли Именами великих людей и святых. Расхватали открытья – мы ложных иллюзий не строим, Но стекает вода с якорей, как живая вода. Повезет – и тогда мы в себе эти земли откроем, И на берег сойдем – и останемся там навсегда. Не смыкайте же век, рулевые, Вдруг расщедрится серая мгла На "Летучем Голландце" впервые Запалят ради нас факела! Впереди – чудеса неземные! А земле, чтобы ждать веселей, Будем честно мы слать позывные Эту вечную дань кораблей! # 014
1976 Одна научная загадка или Почему аборигены съели Кука
Не хватайтесь за чужие талии, Вырвавшись из рук своих подруг! Вспомните, как к берегам Австралии Подплывал покойный ныне Кук, Как, в кружок усевшись под азали, Поедом – с восхода до зари Ели в этой солнечной Австралии Друга дружку злые дикари. Но почему аборигены съели Кука? За что – неясно, молчит наука. Мне представляется совсем простая штука: Хотели кушать – и съели Кука! Есть вариант, что ихний вождь – Большая Бука Сказал, что – очень вкусный кок на судне Кука... Ошибка вышла – вот о чем молчит наука: Хотели – кока, а съели – Кука! И вовсе не было подвоха или трюка Вошли без стука, почти без звука, Пустили в действие дубинку из бамбука Тюк! прямо в темя – и нету Кука! Но есть, однако же, еще предположенье, Что Кука съели из большого уваженья, Что всех науськивал колдун – хитрец и злюка: "Ату, ребята, хватайте Кука! Кто уплетет его без соли и без лука, Тот сильным, смелым, добрым будет – вроде Кука!" Кому-то под руку попался каменюка Метнул, гадюка, – и нету Кука! А дикари теперь заламывают руки, Ломают копья, ломают луки, Сожгли и бросили дубинки из бамбука Переживают, что съели Кука! # 015
1976 Вы в огне да и в море вовеки не сыщете бродаї
Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода, Вы не ждали его – не за легкой добычей пошли. Провожая закат, мы живем ожиданьем восхода И, влюбленные в море, живем ожиданьем земли. Помнишь детские сны о походах Великой Армады, Абордажи, бои, паруса – и под ложечкой ком?.. Все сбылось: "Становись! Становись!" – раздаются команды, Это требует море – скорей становись моряком! Наверху, впереди – злее ветры, багровее зори, Правда, сверху видней, впереди же – исход и земля. Вы матросские робы, кровавые ваши мозоли Не забудьте, ребята, когда-то надев кителя! По сигналу "Пошел!" оживают продрогшие реи, Горизонт опрокинулся, мачты упали ничком. Становись, становись, становись человеком скорее! Это значит на море – скорей становись моряком! Поднимаемся в небо по вантам, как будто по вехам, Там и ветер живой – он кричит, а не шепчет тайком: Становись, становись, становись, становись человеком! Это значит на море – скорей становись моряком! Чтоб отсутствием долгим вас близкие не попрекали, Не грубейте душой и не будьте покорны судьбе, Оставайтесь, ребята, людьми, становясь моряками; Становясь капитаном – храните матроса в себе! # 016
1976 Мореплаватель-одиночка
Вот послал господь родителям сыночка: Люльку в лодку переделать велел, Мореплаватель родился одиночка Сам укачивал себя, сам болел... Не по году он мужал – по денечку, И уже из колыбели дерзал: К мореплаванью годился в одиночку, Из пеленок паруса вырезал. ...Прямо по носу – глядите! – то ли бочка, То ли яхта, то ли плот, то ли – нет: Мореплаватель, простите, одиночка Посылает вам мудреный привет!
Ой, ребята, не к добру проволочка! Сплюньте трижды все, кто на корабле: Мореплаватель на море одиночка Вроде черного кота на земле! "Вы откуда – отвечайте нам, и точка, Не могли же вы свалиться с небес?! Мы читали, что какой-то одиночка В треугольнике Бермудском исчез..." "Это утка, это бред – все до строчки! И простите, если резок и груб, Я там плавал, извините, в одиночку: Он совсем не треугольник, а – куб! Были бедствия – посуда на кусочки! Била Бетси – ураган – все подряд, Мореплаватели нынче – одиночки Из летающих тарелок едят!.." Вот добавил он в планктон кипяточку... Как орудует: хоть мал, да удал! Глядь – и ест деликатесы в одиночку, А из нас – таких никто не едал. И поведал он, что пьет он по глоточку, Чтоб ни капли не пропасть в бороде, Мореплаватель, простите, в одиночку Философию развел на воде. "Не искусственную ли оболочку Вы вокруг себя, мой друг, возвели? Мореплаванью, простите, в одиночку Наше общество предпочли?" Он ответил: "Вы попали прямо в точку! Жаль, на суше не пожать вам руки: В море плавая подолгу в одиночку, Я по вас затосковал, моряки!" Мы, услыша что-нибудь, сразу – в строчку, Мы, завидя что-нибудь, – в негатив! Мореплавателя сняли, одиночку, В фотографию его превратив. Ах, побольше б нам немного юморочку! Поскучнели, отрешась от земли, Мореплавателя – брата – одиночку Мы хотя бы как смогли развлекли! Так поменьше им преград и отсрочек, И задорин на пути, и сучков! Жаль, что редко их встретишь – одиночек, Славных малых и таких чудаков! # 017
1976 Шторм
Мы говорим не "штормы", а "шторма" Слова выходят коротки и смачны: "Ветра" – не "ветры" – сводят нас с ума, Из палуб выкорчевывая мачты. Мы на приметы наложили вето Мы чтим чутье компасов и носов. Упругие тугие мышцы ветра Натягивают кожу парусов. На чаше звездных – подлинных – Весов Седой Нептун судьбу решает нашу, И стая псов, голодных Гончих псов, Надсадно воя, гонит нас на Чашу. Мы – призрак легендарного корвета, Качаемся в созвездии Весов. И словно заострились струи ветра И вспарывают кожу парусов. По курсу – тень другого корабля, Он шел – и в штормы хода не снижая. Глядите – вон болтается петля На рее, по повешенным скучая! С ним Провиденье поступило круто: Лишь вечный штиль – и прерван ход часов, Попутный ветер словно бес попутал Он больше не находит парусов. Нам кажется, мы слышим чей-то зов Таинственные четкие сигналы... Не жажда славы, гонок и призов Бросает нас на гребни и на скалы. Изведать то, чего не ведал сроду, Глазами, ртом и кожей пить простор!.. Кто в океане видит только воду Тот на земле не замечает гор. Пой, ураган, нам злые песни в уши, Под череп проникай и в мысли лезь, Лей звездный дождь, вселяя в наши души Землей и морем вечную болезнь! # 018
1976 Гимн морю и горам
Заказана погода нам Удачею самой, Довольно футов нам под киль обещано, И небо поделилось с океаном синевой Две синевы у горизонта скрещены. Не правда ли, морской хмельной невиданный простор Сродни горам в безумье, буйстве, кротости: Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор, И впадины меж ними – словно пропасти! Служение стихиям не терпит суеты, К двум полюсам ведет меридиан. Благословенны вечные хребты, Благословен Великий океан. Нам сам Великий случай – брат, Везение – сестра, Хотя – на всякий случай – мы встревожены. На суше пожелали нам ни пуха ни пера, Созвездья к нам прекрасно расположены. Мы все – впередсмотрящие, все начали с азов, И если у кого-то невезение Меняем курс, идем на SOS, как там, в горах, – на зов, На помощь, прерывая восхождение. Служение стихиям не терпит суеты, К двум полюсам ведет меридиан. Благословенны вечные хребты, Благословен Великий океан. Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза, Не сединой, а солью убеленные, Скупая океанская огромная слеза Умоет наши лица просветленные... Взята вершина – клотики вонзились в небеса! С небес на землю – только на мгновение: Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса И снова начинаем восхождение. Служение стихиям не терпит суеты, К двум полюсам ведет меридиан. Благословенны вечные хребты, Благословен Великий океан. # 019
1976 Позвольте, значит, доложитьї
Позвольте, значит, доложить, господин генерал: Тот, кто должен был нас кормить сукин сын, черт побрал! Потери наши велики, господин генерал, Казармы наши далеки, господин генерал. Солдаты – мамины сынки, их на штурм не поднять. Так что, выходит не с руки отступать-наступать. # 020
1976 Растревожили в логове старое злої
Растревожили в логове старое зло, Близоруко взглянуло оно на восток. Вот поднялся шатун и пошел тяжело Как положено зверю – свиреп и жесток. Так подняли вас в новый крестовый поход, И крестов намалевано вдоволь. Что вам надо в стране, где никто вас не ждет, Что ответите будущим вдовам? Так послушай, солдат! Не ходи убивать Будешь кровью богат, будешь локти кусать! За развалины школ, за сиротский приют Вам осиновый кол меж лопаток вобьют. Будет в школах пять лет недобор, старина, Ты отсутствовал долго, прибавил смертей, А твоя, в те года молодая, жена Не рожала детей. Неизвестно, получишь ли рыцарский крест, Но другой – на могилу под Волгой – готов. Бог не выдаст? Свинья же, быть может, не съест, Раз крестовый поход – значит, много крестов. Только ваши – подобье раздвоенных жал, Все вранье – вы пришли без эмоций! Гроб Господен не здесь – он лежит, где лежал, И креста на вас нет, крестоносцы. Но, хотя миновало немало веков, Видно, не убывало у вас дураков! Вас прогонят, пленят, ну а если убьют Неуютным, солдат, будет вечный приют. Будет в школах пять лет недобор, старина, Ты отсутствовал долго, прибавил смертей, А твоя, в те года молодая, жена Не рожала детей. Зря колосья и травы вы топчите тут, Скоро кто-то из вас станет чахлым кустом, Ваши сбитые наспех кресты прорастут И настанет покой, только слишком потом. Вы ушли от друзей, от семей, от невест Не за пищей птенцам желторотым. И не нужен железный оплавленный крест Будет будущим вашим сиротам. Возвращайся назад, чей-то сын и отец! Убиенный солдат – это только мертвец. Если выживешь – тысячам свежих могил Как потом объяснишь, для чего приходил? Будет в школах пять лет недобор, старина, Ты отсутствовал долго, прибавил смертей, А твоя, в те года молодая, жена Не рожала детей. # 021
1976 У профессиональных игроковї
У профессиональных игроков Любая масть ложится перед червой. Так век двадцатый – лучший из веков Как шлюха упадет под двадцать первый. Я думаю, ученые наврали, Прокол у них в теории, порез: Развитие идет не по спирали, А вкривь и вкось, вразнос, наперерез. # 022
1976 Я вам расскажу про то, что будетї
Я вам расскажу про то, что будет, Вам такие приоткрою дали!.. Пусть меня историки осудят За непонимание спирали. Возвратятся на свои на круги Ураганы поздно или рано, И, как сыромятные подпруги, Льды затянут брюхо океану. Черные, лиловые, цветные Сны придут и тяжко смежат веки, Вот тогда вы, добрые и злые, Станете счастливыми навеки. Это будет так или иначе, Не скажу когда, но знаю – будет. Если плачут северные люди, Значит, скоро южные заплачут. И тогда не орды чингисханов, И не сабель звон, не конский топот, Миллиарды выпитых стаканов Эту землю грешную затопят. # 023
1976 Ах, откуда у меня грубые замашкиї
Ах, откуда у меня грубые замашки? Походи с мое, поди даже не пешком... Меня мама родила в сахарной рубашке, Подпоясала меня красным кушаком. Дак откуда у меня хмурое надбровье? От каких таких причин белые вихры? Мне папаша подарил бычее здоровье И в головушку вложил не "хухры-мухры". Начинал мытье мое с Сандуновских бань я, Вместе с потом выгонял злое недобро. Годен – в смысле чистоты и образованья, Тут и голос должен быть – чисто серебро. Пел бы ясно я тогда, пел бы я про дали, Пел бы я про самое главное для всех, Все б со мной здоровкались, все бы мне прощали, Но не дал Бог голоса, – нету, как на грех! Но воспеть-то хочется, да хотя бы шали, Да хотя бы самое главное и ТО! И кричал со всхрипом я – люди не дышали, И никто не морщился, право же, никто! От ко{го} же сон такой, да вранье да хаянье! Я всегда имел в виду мужиков, не дам. Вы же слушали меня, затаив дыхание, И теперь ханыжите – только я не дам. Был раб Божий, нес свой крест, были у раба вши. Отрубили голову – испугались вшей. Да поплакав, разошлись, солоно хлебавши, И детишек не забыв вытолкать взашей. # 024
1976 Напрасно я лицо свое разбилї
Напрасно я лицо свое разбил Кругом молчат – и все, и взятки гладки, Один ору – еще так много сил, Хоть по утрам не делаю зарядки. Да я осилить мог бы тонны груза! Но, видимо, не стоило таскать Мою страну, как тот дырявый кузов, Везет шофер, которому плевать. # 025
1977 Две судьбы
Жил я славно в первой трети Двадцать лет на белом свете по учению, Жил безбедно и при деле, Плыл, куда глаза глядели, по течению. Заскрипит ли в повороте, Затрещит в водовороте я не слушаю, То разуюсь, то обуюсь, На себя в воде любуюсь, брагу кушаю. И пока я наслаждался, Пал туман и оказался в гиблом месте я, И огромная старуха Хохотнула прямо в ухо, злая бестия. Я кричу, – не слышу крика, Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я, На ветру меня качает... "Кто здесь?" Слышу – отвечает: "Я, Нелегкая! Брось креститься, причитая, Не спасет тебя святая Богородица: Кто рули и весла бросит, Тех Нелегкая заносит так уж водится!" И с одышкой, ожиреньем Ломит, тварь, по пням, кореньям тяжкой поступью, Я впотьмах ищу дорогу, Но уж брагу понемногу только по сто пью. Вдруг навстречу мне – живая Колченогая Кривая морда хитрая. "Не горюй, – кричит, – болезный, Горемыка мой нетрезвый, слезы вытру я!" Взвыл я, ворот разрывая: "Вывози меня, Кривая, я на привязи! Мне плевать, что кривобока, Криворука, кривоока, только вывези!" Влез на горб к ней с перепугу, Но Кривая шла по кругу ноги разные. Падал я и полз на брюхе И хихикали старухи безобразные. Не до жиру – быть бы живым, Много горя над обрывом, а в обрыве – зла. "Слышь, Кривая, четверть ставлю Кривизну твою исправлю, раз не вывезла! Ты, Нелегкая, маманя! Хочешь истины в стакане на лечение? Тяжело же столько весить, А хлебнешь стаканов десять облегчение!" И припали две старухи Ко бутыли медовухи пьянь с ханыгою, Я пока за кочки прячусь, К бережку тихонько пячусь с кручи прыгаю. Огляделся – лодка рядом, А за мною по корягам, дико охая, Припустились, подвывая, Две судьбы мои – Кривая да Нелегкая. Греб до умопомраченья, Правил против ли теченья, на стремнину ли, А Нелегкая с Кривою От досады, с перепою там и сгинули! # 001
1977 Письмо в редакцию телевизионной передачи "Очевидное невероятное" из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи
Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача, Вся Канатчикова дача К телевизору рвалась, Вместо чтоб поесть, помыться Уколоться и забыться, Вся безумная больница У экрана собралась. Говорил, ломая руки, Краснобай и баламут Про бессилие науки Перед тайною Бермуд, Все мозги разбил на части, Все извилины заплел И канатчиковы власти Колят нам второй укол. Уважаемый редактор! Может, лучше – про реактор? Про любимый лунный трактор?! Ведь нельзя же! – год подряд: То тарелками пугают Дескать, подлые, летают; То у вас собаки лают, То руины – говорят! Мы кое в чем поднаторели: Мы тарелки бьем весь год Мы на них собаку съели, Если повар нам не врет. А медикаментов груды В унитаз, кто не дурак. Это жизнь! И вдруг – Бермуды! Вот те раз! Нельзя же так! Мы не сделали скандала Нам вождя недоставало: Настоящих буйных мало Вот и нету вожаков. Но на происки и бредни Сети есть у нас и бредни Не испортят нам обедни Злые происки врагов! Это их худые черти Бермутят воду во пруду, Это все придумал Черчилль В восемнадцатом году! Мы про взрывы, про пожары Сочиняли ноту ТАСС... Тут примчались санитары Зафиксировали нас. Тех, кто был особо боек, Прикрутили к спинкам коек Бился в пене параноик Как ведьмак на шабаше: "Развяжите полотенцы, Иноверы, изуверцы! Нам бермуторно на сердце И бермутно на душе!" Сорок душ посменно воют Раскалились добела, Во как сильно беспокоят Треугольные дела! Все почти с ума свихнулись Даже кто безумен был, И тогда главврач Маргулис Телевизор запретил. Вон он, змей, в окне маячит За спиною штепсель прячет, Подал знак кому-то – значит, Фельдшер вырвет провода. Нам осталось уколоться И упасть на дно колодца, И пропасть на дне колодца, Как в Бермудах, навсегда. Ну а завтра спросят дети, Навещая нас с утра: "Папы, что сказали эти Кандидаты в доктора?" Мы откроем нашим чадам Правду – им не все равно: "Удивительное рядом Но оно запрещено!" Вон дантист-надомник Рудик У него приемник "грюндиг", Он его ночами крутит Ловит, контра, ФРГ. Он там был купцом по шмуткам И подвинулся рассудком, К нам попал в волненье жутком С номерочком на ноге. Прибежал, взволнован крайне, Сообщеньем нас потряс, Будто – наш научный лайнер В треугольнике погряз; Сгинул, топливо истратив, Весь распался на куски, Двух безумных наших братьев Подобрали рыбаки. Те, кто выжил в катаклизме, Пребывают в пессимизме, Их вчера в стеклянной призме К нам в больницу привезли И один из них, механик, Рассказал, сбежав от нянек, Что Бермудский многогранник Незакрытый пуп Земли. "Что там было? Как ты спасся?" Каждый лез и приставал, Но механик только трясся И чинарики стрелял. Он то плакал, то смеялся, То щетинился как еж, Он над нами издевался, Сумасшедший – что возьмешь! Взвился бывший алкоголик, Матерщинник и крамольник: "Надо выпить треугольник! На троих его! Даешь!" Разошелся – так и сыпет: "Треугольник будет выпит! Будь он параллелепипед, Будь он круг, едрена вошь!" Больно бьют по нашим душам "Голоса" за тыщи миль, Зря "Америку" не глушим, Зря не давим "Израиль": Всей своей враждебной сутью Подрывают и вредят Кормят, поят нас бермутью Про таинственный квадрат! Лектора из передачи! Те, кто так или иначе Говорят про неудачи И нервируют народ! Нас берите, обреченных, Треугольник вас, ученых, Превратит в умалишенных, Ну а нас – наоборот. Пусть – безумная идея, Не решайте сгоряча. Отвечайте нам скорее Через доку главврача! С уваженьем... Дата. Подпись. Отвечайте нам – а то, Если вы не отзоветесь Мы напишем... в "Спортлото"! # 002
1977 Палач
Когда я об стену разбил лицо и члены И все, что только было можно, произнес, Вдруг сзади тихое шептанье раздалось: "Я умоляю вас, пока не трожьте вены. При ваших нервах и при вашей худобе Не лучше ль чаю? Или огненный напиток? Чем учинять членовредительство себе, Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток. Он сказал мне, – приляг, Успокойся, не плачь, Он сказал, – я не враг, Я – твой верный палач. Уж не за полночь – за три, Давай отдохнем. Нам ведь все-таки завтра Работать вдвоем". "Чем черт не шутит, что ж, – хлебну, пожалуй, чаю, Раз дело приняло приятный оборот, Но ненавижу я весь ваш палачий род Я в рот не брал вина за вас – и не желаю!" Он попросил: "Не трожьте грязное белье. Я сам к палачеству пристрастья не питаю. Но вы войдите в положение мое Я здесь на службе состою, я здесь пытаю, Молчаливо, прости, Счет веду головам. Ваш удел – не ахти, Но завидую вам. Право, я не шучу, Я смотр делово: Говори, что хочу, Обзывай хоть кого. Он был обсыпан белой перхотью, как содой, Он говорил, сморкаясь в старое пальто, Приговоренный обладает, как никто, Свободой слова, то есть подлинной свободой". И я избавился от острой неприязни И посочувствовал дурной его судьбе. Спросил он: "Как ведете вы себя на казни?" И я ответил: "Вероятно, так себе... Ах, прощенья прошу, Важно знать палачу, Что, когда я вишу, Я ногами сучу. Да у плахи сперва Хорошо б подмели, Чтоб, упавши, глава Не валялась в пыли". Чай закипел, положен сахар по две ложки. "Спасибо!" – "Что вы? Не извольте возражать! Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать, А грязи нет – у нас ковровые дорожки". Ах, да неужто ли подобное возможно! От умиленья я всплакнул и лег ничком. Потрогав шею мне легко и осторожно, Он одобрительно поцокал языком. Он шепнул: "Ни гугу! Здесь кругом стукачи. Чем смогу – помогу, Только ты не молчи. Стану ноги пилить Можешь ересь болтать, Чтобы казнь отдалить, Буду дольше пытать". Не ночь пред казнью, а души отдохновенье! А я – уже дождаться утра не могу, Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу, Я крикну весело: остановись, мгновенье! "...И можно музыку заказывать при этом, Чтоб стоны с воплями остались на губах". Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам, Но есть в коллекции у них и Оффенбах. "Будет больно – поплачь, Если невмоготу". Намекнул мне палач. Хорошо, я учту. Подбодрил меня он, Правда, сам загрустил Помнят тех, кто казнен, А не тех, кто казнил. Развлек меня про гильотину анекдотом, Назвав ее карикатурой на топор: "Как много миру дал голов французский двор!.." И посочувствовал наивным гугенотам. Жалел о том, что кол в России упразднен, Был оживлен и сыпал датами привычно, Он знал доподлинно – кто, где и как казнен, И горевал о тех, над кем работал лично. "Раньше, – он говорил, Я дровишки рубил, Я и стриг, я и брил, И с ружьишком ходил. Тратил пыл в пустоту И губил свой талант, А на этом посту Повернулось на лад". Некстати вспомнил дату смерти Пугачева, Рубил – должно быть, для наглядности, – рукой. А в то же время знать не знал, кто он такой, Невелико образованье палачево. Парок над чаем тонкой змейкой извивался, Он дул на воду, грея руки о стекло. Об инквизиции с почтеньем отозвался И об опричниках – особенно тепло. Мы гоняли чаи Вдруг палач зарыдал Дескать, жертвы мои Все идут на скандал. "Ах, вы тяжкие дни, Палачева стерня. Ну за что же они Ненавидят меня?" Он мне поведал назначенье инструментов. Все так не страшно – и палач как добрый врач. "Но на работе до поры все это прячь, Чтоб понапрасну не нервировать клиентов. Бывает, только его в чувство приведешь, Водой окатишь и поставишь Оффенбаха, А он примерится, когда ты подойдешь, Возьмет и плюнет – и испорчена рубаха". Накричали речей Мы за клан палачей. Мы за всех палачей Пили чай – чай ничей. Я совсем обалдел, Чуть не лопнул, крича. Я орал: "Кто посмел Обижать палача!.." Смежила веки мне предсмертная усталость. Уже светало, наше время истекло. Но мне хотя бы перед смертью повезло Такую ночь провел, не каждому досталось! Он пожелал мне доброй ночи на прощанье, Согнал назойливую муху мне с плеча... Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье И образ доброго чудного палача. # 003