Текст книги "Приключения Торпа и Турпа"

Автор книги: Михаил Юдовский

Соавторы: М. Валигура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава двенадцатая

Стена, темнее мрака, окружающего ее, уходила наверх, к, казалось, самым облакам.

– Хм, – сказал Хамяк угрюмо. – Вот мы и на месте. Теперь осталась самая малость – внутрь попасть.

– За мной следовать надлежит, – пробормотал призрак, – ибо вход в чертоги зла – со стороны моря.

Они медленно пошли вдоль стены, на ходу счищая болотную грязь с одежды. Один лишь Турп не мог этого сделать, так как жижа просочилась под доспехи, и стряхнуть ее было невозможно. Раздосадованный, Турп чертыхался себе под нос.

Процессия огибала черную башню, внимательно вслушиваясь в ночные шорохи. Все, как будто, было спокойно. Не доходя до ворот, призрак остановил отряд и велел затаиться, а сам отправился на разведку. Через несколько минут он вернулся и обеспокоенно поведал, что у ворот стоят два стражника, и еще несколько стражников бдят внутри, в коридорах. Раньше такого не было, – объяснил призрак. Раньше Картар жил один, в затворничестве. Видимо, почуял недоброе, раз нанял побольше охраны.

Торп и Турп поинтересовались, какое оружие есть у стражников, и призрак объяснил, что охрана вооружена арбалетами и короткими мечами, удобными для близкого боя. Огнестрельного оружия у них нет. Видимо, Картар нанял себе телохранителей из диких, горских племен, незнакомых с пистолетами и винтовками.

Друзья выработали план действий и пошли вперед.

Вот и ворота. И два стражника, выскочив из темноты, наставили на них арбалеты и что-то закричали на гортанном, непонятном языке.

– А ну! – недовольно заворчал Хамяк, поплевывая на левую, ударную лапу. – А ну, потише! Ишь, раскудахтались, шибзики!

Горцы вскинули оружие, целясь Хамяку прямо в нос.

– Ох, ох! Испугался я, испугался, – притворно завопил зверь, поднимая лапы вверх. Но тут вперед вышел Турп и уверенно двинулся прямиком к воротам.

Стражники не стали долго раздумывать и спустили стрелы почти одновременно. Тренькула тетева, стрелы ударили в невидимые доспехи и, высекая фонтан искр, скользнули по прозрачному металлу в разные стороны так, что стрела первого стражника наповал убила второго, а стрела второго убила первого. Турп и сам не ожидал такого чудодейственного эффекта. Он остановился и, моргая глазами, произнес:

– Вот так штука!

– Сила в доспехах моих таится дивная, – начал было призрак. – Разящая врага и победу несущая сила…

Но времени на хвастовство не было.

Вошли в ворота. Внутри замка, на стенах, красовались причудливые светильники в форме драконов, изрыгающих пламя.

– Вот, смотри, Сопер, – назидательно произнес Джон Кишо. – Эй, Сопер?! Где ты?

– Опять сбежал, – с презрением процедил Хамяк. – Трус. Я с этим ящуром отныне не разговариваю. Все!

Он покрепче сжал палку и уверенно зашагал по коридору. Впереди показалась лестница, а за ней друзей встречал еще один отряд горцев.

На этот раз события развернулись несколько иначе. Турп вновь бесстрашно ринулся вперед, восклицая: «Бей врага!». Горцы выстрелили, но стрелы никого не поразили. Одна чиркнула по стене, а другая вонзилась в доспехи и застряла там. Со стороны казалось, что она висит в воздухе в сантиметре от Турповой груди. Стражники выхватили еще по одной стреле, но перезарядить арбалеты не успели, поскольку Хамяк подскочил к ним и, взмахнув два раза палкой, раскидал противников по углам, разбив арбалеты в щепки.

Тут неожиданно сзади на друзей напали еще три охранника. Эти стрелять не стали, а сразу выхватили мечи и бросились в атаку. Тогда в свалку – вмешался Торп. Спокойно глядя, как нападающий стражник бежит на него, выпучив глаза, он выставил вперед невидимый меч, и горец со всего разбега сам напоролся на него.

Хамяку пришлось похуже. Противник все зажимал и зажимал его в угол, а Хамяк все защищался и защищался своей палкой. Но меч с легкостью обрубал древесину, враг чувствовал близкую победу, злобно орал и заносил меч все выше.

Увидев это, Торп поспешил на помощь и, подбежав сзади, огрел стражника по голове рукояткой своего меча. Тот упал, заливаясь кровью из разбитого лба, а Хамяк, переломив его клинок о колено, бросился на помощь Турпу.

Тому, правда, видимо не нужна была ничья помощь. Он, хоть и был безоружным, но в невидимых доспехах чувствовал себя прекрасно. Противник бегал вокруг Турпа, нанося удары до тех пор, пока не свалился от усталости. Турп лишь улыбнулся тихо, и они с Хамяком принялись связывать поверженных врагов.

Обезвреженных стражников сложили в угол и продолжили восхождение по лестнице.

– Э-э, – обеспокоился неожиданно Торп. – А где же Джон Кишо?

И вправду, Джона Кишо с ними не было. Участия в драке он тоже не принимал.

– Что за шутки! – разозлился Хамяк. – Ну, не дай Бог, с его головы упадет хоть один волос!!!

Таким разгневанным Хамяка еще никто и никогда не видел. Усы его топорщились, обнажая ужасные желтые резцы, каждый из которых был толщиной в ножку от стула. Хамяк зарычал, как лев, и бросился на поиски друга.

Что же в действительности произошло с Джоном Кишо? А вот что. Он шел позади отряда, и неожиданно заметил, как в стене приоткрылась маленькая потайная дверь. За дверью оказалась темнота, а в темноте этой горела яркая красная точка. Джон хотел было предупредить друзей, но почему-то не стал делать этого. Поэт завороженно глядел в черный проем, не в силах оторвать взгляд от огонька. Казалось, он притягивает, как магнит. Джон Кишо повернулся и вошел в потайную дверь, которая неожиданно затворилась.

Это была еще одна хитрость Картара. Он решил применить магический жезл. Жезл этот был из чистого золота, а на вершине его красовался знаменитый алмаз «Глаз Ягуара».

Если бы камни умели говорить, то «Глаз Ягуара» рассказал бы множество страшных историй о своих бывших владельцах. Он был так обильно омыт кровью, что приобрел легкий красноватый оттенок, и казалось, что камень подсвечивается изнутри. А сейчас, когда планета Марс подошла так близко к Земле, «Глаз Ягуара» и вовсе светился ярким вишневым светом.

Была у него и еще одна особенность – алмаз притягивал людской взор, вводил людей в состояние сонного оцепенения, сродни гипнотическому сну, и полностью подчинял их воле владельца жезла.

Вот эту хитрость и использовал Картар для того, чтобы завладеть Джоном Кишо. Когда дверь за поэтом захлопнулась, Картар приказал Джону следовать за ним и устремился вперед по потайному ходу, чтобы расставить ловушки для остальных наших путешественников.

А те, конечно, ничего не подозревали. Они искали пропавшего поэта и поднимались все выше и выше по лестнице, осматривая этаж за этажом.

– Ох, – горячился Хамяк, – ох, как поймаю Картара, ох, голову ему оторву. Как врежу ему промеж глаз кулаком…

– Так что сначала? – заинтересовался Турп. – Голову оторвешь, а потом будешь кулаком промеж глаз?

– Помолчи, – оборвал его Хамяк грубо. – Не твоего цыплячьего ума дело!

Турп хмыкнул, но примолк. Тут вновь появился призрак, который рыскал в поисках Джона Кишо по всем этажам со скоростью пули.

– Открылось мне, – возбужденно заговорил он, – таинство похищения. И видел я нашего сказителя на этаже шастнадцатом, и сидит он на стуле связанный, сон вкушая.

– Ага! – завопил Хамяк, подпрыгивая метра на два. – Вперед! За мной, ребята!

– Но Картар злобный, – продолжал призрак на лету. – Затаился, как тать в ночи. И коварственные думы в голове его…

Однако друзьям было уже все нипочем. Они преодолели столько опасностей, что не намерены были останавливаться и перед «коварственностями» Картара. Примчавшись на шестнадцатый этаж и ворвавшись в зал, где томился поэт, друзья увидели злодея, стоящего прямо перед ними и держащего в обеих руках жезл, на вершине которого мерцал «Глаз Ягуара».

– Хашум-дыш, – распевно начал Картар. – Берук-сарбо!

– Чего? – зарычал было Хамяк, но красный луч – отблеск алмаза – уже упал ему на глаза и он застыл, обмякнув, как мешок с овсом. Вслед за этим луч скользнул на Турпа, который попросту грохнулся в обморок, сбив с ног и Торпа.

– Турп! – закричал Торп. – Запомни: подобную штуку ты уже второй раз вытворяешь. Я тебе обещал…

Что именно он обещал, Торп не успел напомнить. Глаза его остекленели, и отважный сыщик, как и все остальные, впал в гипнотическое оцепенение.

– Так! – закричал Картар, злобно усмехаясь. – Действует! Значит, Марс уже достаточно силен, и я смогу, наконец, осуществить свои планы! Все-все планы!!!

– Велико коварство твое, но никто за тобой не пойдет и ратью не станет! – завыл призрак. Единственный, на кого не подействовало волшебство жезла. – Я же тенью твоей буду, и не будет покоя тебе ни днем, ни ночью от плача моего, стенания и скрежета зубовного!

– Молчи, Палубник, – отмахнулся бандит. – Я тебя один раз убил – и второй убью. Есть в моей книге средство от надоедливых привидений. А с этой падалью я расправлюсь прямо на твоих глазах!

С этими словами он подошел к Турпу и со всей силы двинул его ногой по ребрам. Бедняга, как в свое время Торп, не знал, что на Турпе одеты невидимые доспехи. Его стало немного жаль; с таким же успехом он мог стукнуть ногой по каменной стене.

– А-а-а! – заорал Картар, хватаясь за разбитую ногу и прыгая на месте. Жезл выпал у него из рук, и в тот же момент чудодейство рассеялось, поскольку «Глаз Ягуара» силен до тех пор, пока находится в руках хозяина.

Друзья разом повскакивали на ноги. Только Турп не смог подняться без посторонней помощи. Хамяк вмиг оценил ситуацию и схватил Картара за горло с криком:

– Убью!

Злодей, еще не отошедший от пинка по Турповым латам, только заверещал от страха.

Торп тем временем помог Турпу встать на ноги и сказал:

– Хамяк, отпусти этого мерзавца. Его нужно отвезти в Город и судить по закону.

– По морде его надо судить, – заявил Хамяк. – Ох, морда у него хитрая! А что он сделал с Джоном Кишо?

– Ничего не сделал, – ответил за его спиной Джон Кишо, который тоже пришел в себя. – Однако, почему я привязан к этому стулу? Что все это значит? Я что, проспал самое интересное?

– Выходит, что так, – сказал Торп, разрубая мечом путы. – Ну, Хамяк, отпусти же Картара. Он уже весь синий. А отсюда все равно никуда не деться: дверь заперта.

Хамяк нехотя отпустил злодея и пробасил:

– Подумаешь, синий стал! Он у меня еще зеленым будет.

Хамяк поднял с пола золотой жезл и хотел было его переломить на две части, но призрак остановил зверя:

– Посох сей есть скшавль магичный, и беречь его должно, ако себя самого. И беда, коли тот стик в руки сил темных помещен будет.

– Ну, правильно! – обрадовался Хамяк. – Я щас его сломаю, и он ни в какие руки больше не попадет.

– Не можно! – заволновался призрак и забормотал что-то уж совсем непонятное.

Тем временем Картар, никем не замеченный, отошел к стене, где у него был потайной ход, и нажал какую-то деталь орнамента. Затем открыл маленькую, неприметную дверь…

– Стой, держи! – завопил Турп, бросаясь в погоню. Все остальные кинулись за ним.

– Говорил я! – причитал на бегу Хамяк. – Эту жабу из рук нельзя выпускать!

Они поднимались все выше и выше узким лазом, проложенным между стен коварного замка.

– У него же воздушный шар на крыше! – вспомнил Торп, ужаснувшись собственной догадке. – Уйдет! Как пить дать, уйдет!

– Быстрее!

Они бежали из последних сил, но надежд задержать Картара становилось все меньше и меньше. Наконец, преследователи выскочили на крышу.

От утреннего солнца, заливавшего лучами окрестности, стало больно глазам. Все непроизвольно зажмурились, а когда глаза привыкли к яркому свету, взорам наших друзей предстала следующая картина.

На краю крыши стоял мрачный, злой и обиженный Картар, а над ним, метрах в шести, парил Сопер, держа в зубах веревку, не дающую воздушному шару улететь.

Увидев друзей, он яростно замахал крыльями и подтащил шар к ним.

– Сопер! – растроганно произнес Хамяк, заключая дракона в объятия. – Вот уж не ожидал… Вот уж, дружище…

Он замолк от недостатка слов и крепко пожал Соперу лапу.

А дело в том, что, когда все пошли в ворота замка, Сопер неожиданно вспомнил о шаре и решил слетать поглядеть, там ли он. И он полетел, причем безо всякой задней мысли.

Шар оказался наверху, но был привязан веревкой к перилам, а возле него стоял охранник. Увидев Сопера, тот вскинул арбалет и выстрелил. К счастью для дракона, он не сумел так быстро прицелиться, и стрела просвистела мимо. А Сопер стремительно спикировал и, подлетая к горцу, неожиданно для себя выпустил из пасти великолепный фонтан огня с искрами фиолетового цвета.

Стражник от испуга вскрикнул, откинулся назад и, не удержавшись, полетел с крыши прямо в болото. Сопер же, ошалевший от собственной ловкости, попробовал пыхнуть огнем еще раз. И снова получилось! Тогда он, довольный собой, перекусил веревку от воздушного шара, взял ее в рот и стал ждать, кто появится первым.

Первым появился Картар, и Сопер еле-еле успел взлететь, увлекая последнюю надежду злодея за собой.

А потом подоспели друзья. Преступника связали, сели рядышком и стали делиться впечатлениями.

– Я бы все на свете отдал за хороший кочан капусты, – мечтательно произнес Хамяк, почесывая за ухом. – Или за пригоршню фисташек… Как давно я не ел фисташек!

– Подумать только, – сказал Турп. – Мы всего неделю путешествуем, а сколько приключений успели пережить!

– А домой-то как хочется! – сказал Сопер.

Только Джон Кишо ничего не говорил, потому что дописывал новое стихотворение. А закончив, встал и громко прочел его вслух:

 
Река плелась среди корней,
На лодке плыли мы по ней,
И путь был тих, и плавал пух,
И плеск волны ласкал наш слух.
И лес хранил нас, словно дом,
Где осень говорит о том,
Что время застилать постель
Багряным сохнущим листом.
 

Джон Кишо замолк и поклонился.

– Как, это все? – удивился Торп. – А где же упоминание о Джоне Кишо?

– Что? – всполошился Джон. – А-а-а! Вот ведь штука! Совсем позабыл!..

И он мгновенно дописал две строки:

 
… А вслед за лодкой стлался лед,
Но Джон Кишо смотрел вперед!
 

После прослушивания стихотворения, друзья засобирались в обратный путь. Добираться решили на Картаровом воздушном шаре, раз уж подвернулась такая возможность!

– Но прежде, – сказал Торп, – надо заставить негодяя изготовить раствор, который делал бы алюминий видимым!

– Вот еще, – огрызнулся Картар. – Стану я утруждаться!

– А ну, – пробасил Хамяк, – дайте его мне. Я из него живо душонку вытрясу!

Картар побледнел и пробормотал:

– Не давайте меня ему. Лучше отвезите назад в Город!

– Нет, дайте, – куражился Хамяк. – И немедля! Щас он узнает, как с Хамяком шутить!

– Нет! – закричал Картар. – Давайте, я вам приготовлю эликсир!

– А ну, идем в таком случае, – сказал Торп. – Где тут у тебя лаборатория?

Глава тринадцатая

А в это время в городе, из которого наши друзья отправились в свое необыкновенное путешествие, происходили очень странные вещи. Что-то непонятное случилось со всеми его жителями. Из прежних, славных веселых горожан они враз превратились в мрачных, озлобленных людишек. Даже весельчак Шампаки ходил угрюмый, как наводнение, и смотрел на всех волком.

Раньше, помнится, он обожал угощать своих друзей ликером, вином, яблочным сидром. А вот на днях отказался дать в долг бутылочку дешевого вина табачнику Спичу.

– Но, Шампаки, – сказал удивленный Спич, – я просто забыл дома свой кошелек. Я верну тебе все деньги завтра.

– Вот завтра и приходи за вином! – прорычал в ответ Шампаки. – Много вас тут шляется. Что, я всех задарма поить должен? Вот, гляди сюда, – он достал из-под прилавка газету и сунул ее Спичу под нос. – Читай, что здесь написано: «Во время большой грозы, пронесшейся недавно над нашей местностью в районе Фермы-за-Рекой, побило градом значительную часть урожая яблок, слив, абрикоса и винограда…» Вот! Понял? И винограда! Из чего я теперь вино стану делать? Особенно, ежели такие, как ты, будут все время приходить и клянчить задарма. По миру пустить меня хотите? Голодом уморить?

Спич и раньше-то не отличался приятностью в общении, но сейчас он был вовсе даже не человек, а какой-то мешок желчи. Правда, очень тощий мешок. С презрительной усмешкой оглядев толстяка-виноторговца, он заметил:

– Тебя, Шампаки, пожалуй уморишь голодом! Ты, поди, собственным жиром еще десять лет питаться сможешь.

– А вот это ты видел, Спич? – угрожающе двинулся на табачника Шампаки, сунув ему под нос свой здоровенный волосатый кулак. – Знаешь, что это такое? Хочешь получить этим по уху?

Спич еще раз презрительно усмехнулся, но, будучи человеком не очень сильным, решил не связываться со здоровяком Шампаки и неторопливо направился к двери. В дверях он повернулся и сказал:

– Заруби на своем толстом носу, Шампаки, что больше я у тебя вообще ни бутылки не куплю!

– А я не стану покупать твоих вонючих сигар! – закричал Шампаки. – От них у всех в городе кашель никогда не проходит!

– А ты, Шампаки, спаиваешь весь город своим дрянным вином. Это из-за тебя повсюду столько пьяниц!

Тут Шампаки подскочил к Спичу, вытолкал его за порог, а дверь запер.

– Бурдюк вина, – обзывался за дверью Спич. – Бочонок из-под эля!

– Табачная душонка, – не уступал ему Шампаки. – Спичка обгоревшая.

Вот так, мило поговорив, бывшие друзья расстались. Шампаки остался дома рычать на семью, а Спич отправился к булочнику Круху. Рассказать тому, какая этот Шампаки свинья.

Крух, выслушав его, согласился, что Шампаки и вправду свинья, но все же добавил, что тот правильно сделал, не дав ему, Спичу, вина в долг.

– Это почему же? – возмутился Спич.

– А вот представь себе, – с удовольствием начал пояснять Крух, – что ты приходишь ко мне и говоришь: «Дай мне, Крушенька, в долг буханку хлеба». Я, дурак эдакий, даю, а накануне ты, допустим, совершил какое-то преступление, и завтра тебя уличат, поймают и посадят в тюрьму. И что же тогда, плакали мои денежки? Нет, брат – шалишь. Ищи кого поглупее!

Спич после этих слов как-то неестественно выпрямился и торжественно провозгласил:

– Вот что, Крух! Если Шампаки свинья, то ты, Крух – тоже нехороший человек. И если у Шампаки я больше не куплю ни бутылки вина, то у тебя, Крух, я больше не куплю ни крухи… то есть, я хотел сказать – ни крохи хлеба. Прощай, негодяй, – и Спич гордо ушел.

Но это было еще только начало. Все торговцы города обвиняли друг друга в жульничестве и крохоборстве и ничего не желали друг у друга покупать. Товары залеживались в чуланах и амбарах, а семьи многих лавочников голодали.

– Папа, мы хотим кушать, – кричали торговцу скобяными изделиями Судакоффу его дети.

– Цыц, баструки, – отвечал им Судакофф, чувствуя, как у него самого кишки слипаются от голода.

– Но, дорогой мой, – вмешалась его жена. – Должны же мы покупать хотя бы еду. И не можем же мы, в самом деле, питаться ведрами и тазами!

– А почему бы и нет? – возразил Судакофф и, подойдя к железному ведру, попытался откусить от него кусок, но сломал себе два передних зуба.

– А-а, анафемы! – завопил Судакофф, после чего начал так ругаться, что его жене пришлось увести детей в другую комнату.

Кстати, не только у торговцев, но и в самом городском магистрате дела шли из рук вон прескверно. После того, как бургомистр был помещен в Скворечник, члены магистрата ежедневно собирались на Большой Совет, чтобы избрать нового бургомистра. Заседания вел казначей, который был совершенно уверен, что изберут именно его, поскольку у него в руках находятся все финансы города. Но казначей здорово просчитался – бургомистром его не избрали. И вообще никого не избрали, потому что ни один член магистрата не хотел голосовать за другого, а голосовали только сами за себя. Наконец, на шестом подряд заседании у казначея лопнуло терпение.

– Если вы меня не изберете, – заявил он, – я ни одному из вас не выплачу денег из казны.

После такого дерзкого шантажа в зале поднялась настоящая буря возмущения.

– А если меня не выберут, – кричал судья, – я всех засужу на пожизненный срок!

– А я всех арестую! – крикнул начальник полиции.

– А я, – пригрозил начальник тюрьмы, – посажу всех в тюрьму. Причем, НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО!

Все уже чуть было не подрались, но тут раздался голос Судокоффа, который, хоть и был человеком незначительным, тоже являлся членом магистрата как представитель торговой части населения города.

– А я, если меня не выберут, – заявил Судакофф, – никому из вас не продам ни одного ведра.

Тут прочие члены магистрата принялись хохотать, и хохотали минут шестнадцать, если не больше.

– Ох, не могу! – стонал судья. – Он не продаст нам НИ ОДНОГО ВЕДРА! Ох, держите меня!..

– Даже… даже… даже детского ведерочка не продашь? – захлебываясь от смеха, спросил начальник полиции.

– Не продам, – угрюмо подтвердил Судакофф.

– Ах… ах! А как же мы будем играть в пе… сочек? – с трудом проговорил прокурор, и все повалились на пол от хохота.

Насмеявшись вволю, члены магистрата приосанились. Они вдруг почувствовали себя как-то значительнее, что ли. Все-таки все они, за исключением этого клоуна Судакоффа, довольно важные персоны. Отцы города, а не какая-нибудь сошка. И каждый из них вправе стать бургомистром. Каждый, а в особенности…

– Ну что, – предложил казначей, вытерев слезы, – может, проведем еще одни выборы?

– Отчего ж не провести? Проведем, – откликнулись остальные.

Все взяли по листику бумаги с изображением герба города, написали на нем имя кандидата и бросили в большую стеклянную вазу. Результаты выборов оказались такими: каждый снова проголосовал сам за себя.

– Так, – проговорил казначей среди всеобщего гробового молчания. – Значит, вот как? Ну ладно! Не хотите по-плохому – по-хорошему хуже будет.

После этой непонятной угрозы казначея все угрюмо разошлись по домам.

Но и на следующий день, и на последующий, и на после-после-последующий избрать бургомистра не удалось. Городом, по сути дела, никто не управлял. Члены магистрата перессорились, торговцы перессорились, и, наконец, все жители города тоже перессорились между собой.

Что же все-таки случилось с нашим славным городом, в котором всегда было так хорошо и уютно? Вот он, вроде, стоит, как прежде. Только дома в нем без крыш. Точнее, с крышами, но невидимыми.

Вот-вот! В том-то все и дело. Не зря призрак говорил тогда Турпу про Марс. Негодяй Картар был все-таки неплохим ученым. Он точно рассчитал, когда Земля будет находиться под знаком Марса, и именно в это время сделал все крыши в городе невидимыми. Невидимые крыши не могли остановить лучи Марса – планеты войн и зла – и люди, открытые этим злым лучам, стали злыми сами.

Единственным, на кого Марс никак не повлиял, оказался бывший бургомистр, поскольку он был сумасшедшим, а на ум сумасшедшего не могло повлиять ничто. Бургомистр целыми днями шлялся по Скворечнику, придумывая какие-то новые шутки, которые доводили следивших за ним санитаров до бешенства. Любимой же его выходкой была игра в птичку. Бургомистр влезал на подоконник и принимался махать руками и кричать:

– Я маленькая птичка. Мое гнездышко за речкой. Там сидят мои маленькие птенчики и ждут свою маму с червячком в клювике. Сейчас, мои хорошие, сейчас я к вам прилечу – и бургомистр делал вид, что хочет вылететь из окна.

Тогда санитары кидались к нему, стаскивали с подоконника, давали тумака, связывали рукава смирительной рубашки за спиной, после чего шутник на время успокаивался. Но не надолго. В запасе у него еще оставались стишки, которые он сочинял и тут же читал санитарам вслух:

 
Какое положеньице смешное —
Связали птичке крылья за спиною.
Она теперь не может улететь,
А может только, только, только петь!
 

И бургомистр принимался горланить арию из «Травиаты». А пел он ее до того отвратительно, что, слушая его, недолго было и самому сойти с ума.

Бургомистр был единственным обитателем Скворечника. Даже поэт Липос больше не появлялся там, чтобы в затворничестве и уединении сочинять новый сборник стихов.

– Мне там больше делать нечего, – говорил Липос с нескрываемой иронией. – Кажется, в Скворечнике уже имеется один поэт.

На самом же деле Липос просто не писал больше стихов. Он занимался тем, что подсчитывал, сколько денег он получит, если издаст сборник, скажем, из ста стихов, по странице на стих в среднем.

Впрочем, был, кроме бургомистра, еще один человек в городе, не поддавшийся влиянию Марса. Но этот человек так редко появлялся на людях, что и мы о нем позабыли. Это был городской архивариус – маленький, сухонький старичок в очках, внешне смахивающий на крота. А не повлиял на него Марс потому, что все дни архивариус проводил в своем подвале, роясь в старинных рукописях и документах. Настоящее мало интересовало сего почтенного гражданина, ибо прошлое целиком занимало его ум.

– Да разве может в наше время, – рассуждал он, – произойти что-нибудь удивительное и величественное? В то время как эти, покрытые пылью веков бумаги, – он любовно поглаживал свои архивы, – хранят свидетельства о событиях воистину невероятных.

Вот, хотя бы, эта рукопись, – и архивариус развернул пожелтевший от времени пергамент, исписанный старинными готическими буквами, погрузившись в чтение.

«Было сие в века давние. Нам же везомо о том со слов предшественников наших. И процветал наш Город, и всего было в нем в достатке, и были жители его довольны и сыты. Но свирепый жук колорадский принялся опустошать поля наши картофельные, и голод воцарился в Городе, и царил много дней и ночей. И тогда рыцарь славный собрал свое войско, и с мечом в руке повел его на жука. И битва рыла свирепая, и дрогнул жук, и в бегство обратился, и ушел из наших мест навсегда. И минул голод, и снова были жители сыты и довольны. А с тех пор Герб Города таков есть: имеет он форму щита, а на щите том – алюминиевый рыцарь в доспехах, и в правой руке его меч, и мечом тем жука колорадского он пронзает. Левая же рука его победоносно вверх вскинута. И все сие на червонном поле, кое червленной наискось лентой пополам из верхнего угла, что справа, делится, а на ленте той – треугольники алюминиевые. Сиречь крыши – главное достояние Города нашего».

– Вот какие раньше дела творились, – говорил сам себе архивариус, потирая озябшие от холода руки. – А штиль-то, штиль! До чего знатно и важно писано! Кто сейчас уже так пишет? Никто…

И архивариус, повздыхав, надевал шляпу и плащ и поднимался наверх, в город, куда выходил раз в месяц.

В городе он узнал следующее: крыши на всех домах стали невидимыми, бургомистр в сумасшедшем доме, городом никто не управляет, и все жители в нем перессорились.

«Боже мой! – думал архивариус, торопливо спускаясь обратно к себе в подвал. – Неужели свершилось?»

Оказавшись в подвале, он тут же бросился к одной из полок и схватил стоявшую на ней толстую старинную книгу.

Это были труды его любимого Абракадабруса – городского астролога, жившего много-много веков назад. Архивариус лихорадочно листал страницы, пока не нашел нужное место. Наконец, он остановился.

«И наступит время, – писал Абракадабрас, – когда узрите вы небо над вашими головами. И посулит вам это небо силу злую. И опустеет трон. И ад наступит кромешный. И черный ворон спустится на трон и будет сидеть на нем. И просидит он, пока белый гусь не сойдет с неба и не сядет рядом. А был тот гусь ранее убит вороном, нынче же сам ворона изгонит. И вновь узрите вы свод над головами своими, и души ваши миром наполнятся».

– Многое мне здесь понятно, – размышлял архивариус, – но многое кажется совершенным бредом. Что за ворон? Что за гусь такой? И почему ворон сначала убил гуся, а гусь потом изгнал ворона? Как такое может быть?..

Все эти «как» и «почему» до того утомили почтенного архивариуса, что он уснул прямо над книгой, даже не погасив свечку. Та погорела еще минут десять, пока не погасла сама, а подвал не наполнился мраком, в котором, время от времени, раздавалось беспокойное храпение архивариуса.