Текст книги "Приключения Торпа и Турпа"

Автор книги: Михаил Юдовский

Соавторы: М. Валигура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Сквозь густые переплетения ветвей изредка пробивались солнечные лучи. Они падали на теплую воду канала и поблескивали, как алмазы.

Лодка продвигалась никем не замеченная.

Наконец, «Ивовая дорожка» закончилась. Путешественники выплывали в тихое, слегка заболоченное и подернутое ряской озерцо, тесно окруженное со всех сторон плотной стеной тростника.

– Ну вот, – с облегчением вздохнул дворник. – Первую трудобину мы проскочили.

– Как, только лишь первую? – возопил было Сопер, но Хамяк заткнул ему пасть тяжелой лапой и прошипел на ухо:

– Молчи, ящурка, если зубы дороги!

– Еще две трудобинки нам осталось, – заметив это, весело молвил дворник. Он привстал и огляделся. – Нет, напрямик не пройти – лодки на озере. Через топь пойдем, – и он развернул шлюп.

– Как же, через топь, – заволновался Торп. – Завязнем же?

– Ничего, авось не завязнем, – отвечал старик, правя прямо на берег.

Несколько секунд казалось, что лодка вот-вот врежется в землю, поросшую чахлой травой с желтыми цветочками, но вышло так, что земли там вовсе не было. Травяной покров подмялся, провалился под лодкой, но не прорвался совсем, а выдержал вес. Лодка продолжала скользить вперед, правда, не так быстро, как по воде, а коряво, натужно.

– А что же под этой травкой? – поинтересовался любознательный Торп у дворника.

– А ничего. Жижа черная, всякая грязь. Слякоть и пакость, одним словом. Землица здесь давно перегнила и превратилась в Топь-Трясину. Если провалишься – ни за что назад не выбраться. Очень обманчивая трудобина. А на лодочке, если знать как, то можно, – объяснил старик, умело отталкиваясь шестом от кочек.

Один раз он уперся в кочку, а та оказалась жабой, большой, как табурет. Жаба скакнула в сторону и обиженно заквакала, раздувая морщинистые щеки.

– У-у, гадина, – пробормотал старик. – Это она такая трусливая потому, что одна. А как соберется стая таких мерзопакостей, то тут держи ухо востро: сцапают и сожрут, как миленького.

Тут показалась опушка леса.

– Видите ту сосенку, хилую да кособокую? – спросил дворник. – На нее правлю. Там до вечера отсидимся.

В этот момент его шест с треском переломился пополам.

– Беда! – заволновался дед. – Ох, беда! В трясине останавливаться нельзя – затянет, как пить дать!

Торп хотел было спросить, как же это так их затянет, у них ведь лодка, в конце-концов, но тут увидел, как травяной ковер за бортом треснул, разошелся по швам, а из-под него брызнула отвратительная коричнево-черная жижа.

– Караул! – завопил Сопер и тут же взлетел (из соображений безопасности).

– Возьмите весло вместо шеста, – взволнованно воскликнул Джон Кишо.

– Куда… – махнул рукой дворник. – Коротковато весло будет. Вот мачту бы! Да тяжела она, не осилить!

– Почему же не осилить? – спокойно возразил Хамяк, хватая мачту, как тростиночку. – Нам, Хамякам, это раз плюнуть. Показывай, отец, куда двигаем, – и Хамяк, поднатужившись, уперся в кочку.

И вовремя! Болотная гадость уже подступала к краю лодки, но под суровым напором Хамячьих лап злобно зачавкала и неохотно отпустила добычу. Вырвавшись из зловонной пасти трясины, лодка подпрыгнула и резво помчалась к одинокой сосенке, что служила ориентиром.

– Вырвались-таки, – сказал дворник, хлопнув Хамяка по спине. – Молодец, зверь! Дело знаешь. А местечко гиблое было! Туда щепку сухую плавучую брось – сожрет, и не подавится. Ну, считай, вторую трудобину минули счастливо, – и он суеверно постучал по дереву.

Тут подъехали к сосенке. За ней – вновь открытая вода, но темная, неприветливая. Сопер при виде ее опасливо поежился и спросил, что это такое.

– Не бойся, – ответил дворник, закуривая самокрутку, – это уже не опасно. Просто мертвая вода. Ни рыба здесь не ходит, ни птица не пролетит. И лес стоит мертвый.

Действительно, прямо из черной воды торчали гладкие белые стволы мертвых деревьев без коры. Жуткая тишь царила в этом месте.

– Для человека страха здесь нету, – объяснил дед. – А деревья, конечно, жалко. Но стоят, не сдаются. Силы в них много.

Он пыхнул самокруткой и добавил:

– Дождемся сумерек тут. А там дернем к третьей трудобине.

Так и поступили….

Когда начало темнеть, старик велел достать прочный канат, отмерил около ста локтей и привязал один конец к металлическому кольцу на корме лодке. После этого тронулись в путь.

Мертвый лес преодолели часа за два. К этому времени совсем стемнело. Перед выходом на главное русло дворник самолично привязал второй конец каната к прочному дереву и осмотрелся по сторонам.

На реке стояли две гвардейские лодки, и в каждой лодке сидели по два солдата. Они беседовали.

– Говорят, – произнес один, – что сегодня весь день вдоль реки металось жуткое привидение. Всех пугало, искало своих друзей.

– Враки, – авторитетно заявил другой. – Какие еще друзья?

– Вот и я думаю, – продолжал первый. – Уж не те ли, которых мы здесь караулим?

«Пора», – решил дворник и громко скомандовал:

– Вперед!

Они выплыли из укрытия и устремились вниз по течению.

Гвардейцы сразу обнаружили «Полундер» и принялись палить из винтовок, однако никакой пользы это не принесло, поскольку было достаточно темно и, кроме того, все наши герои легли на дно лодки. Тогда гвардейцы бросились в погоню. Лодочки у них были узенькие, быстроходные, и они быстро нагоняли беглецов. Но впереди уже слышался недовольный гул. Это шумел водопад Тамарк. Увлеченные погоней и разгоряченные желанием поймать «шпионов», за головы которых была обещана приличная награда, гвардейцы совсем позабыли о нем.

Дворник же рассчитал все точно… Когда до водопада осталось метров десять, веревка, связывающая «Полундер» с дубом на берегу, натянулась, и шлюп остановился. А лодки преследователей, влекомые быстрым течением, пронеслись мимо. Гвардейцы уже ничего не могли сделать: сила воды цепко ухватила их и швырнула вниз, в белую от пены заводь.

В тот момент, когда лодка мчалась к водопаду, Сопер хотел по привычке взлететь, но Хамяк цепко ухватил его за хвост:

– Сидеть, рептилия! Чуть что, так в кусты, да? Вот гад!

Сопер ничего не ответил, лишь забился под лавку, шмыгая носом, и чуть не расплакался. Он же не виноват, что он не такой бесстрашный, как Торп с Турпом, Хамяк и Джон Кишо. Конечно, если бы он мог, он бы сдержался, но внутри него сидит страх, который так и тянет скрыться куда-то, убежать.

«Пожалуй, – подумал Сопер, – мне лучше было остаться дома, с привидением».

Тем временем Хамяк ухватился за веревку и начал подтягивать лодку к берегу. Для него это была пустяковая работка. Снизу, от подножья водопада доносились крики гвардейцев, которые сожалели о разбитых лодках и обвиняли друг друга в случившемся.

Под этот аккомпанемент «Полундер» достиг берега. Дворник отвязал веревку и встал у воды, опираясь рукой о дерево.

– Ну вот. Прошли и третью трудобинку. Тут последний гвардейский пост был, а дальше вам путь открыт. Все плыть и плыть по левой протоке до конца, да и прибудете на место. А я с вами не ходок: тут мой лес кончается, и начинается Картаров лес. В тех местах я нечасто бываю и подсобить вам не смогу. Да и пора мне в Город-на-Воде – уборку наводить. Здесь расстанемся.

– Как же вы до города доберетесь без лодки, – удивился Джон Кишо.

– А так. Прыг-скок, с кочки – на колдобину, с бережка – на бережок. Обо мне тут не тужите, о себе вспомните.

С этими словами он махнул на прощание шапкой и исчез среди деревьев, словно его и не было. А «Полундер» свернул в левую протоку и поплыл по ней, скрытый густой мглой.

Глава одиннадцатая

Луна, выглянувшая из-за туч, освещала своими лучами идеально прямую гладкую протоку, словно нарочно созданную для того, чтобы по ней плыть. Хамяку, настроенному, как всегда, пессимистически, это ужасно не понравилось.

– Уж больно ровная, – проворчал он, – эта дорожка. Того и жди какой-нибудь гадости.

– Брось, друже, – успокоил его Джон Кишо. – Мы и так столько натерпелись, что вполне заслужили простой и не слишком трудной дороги. Без приключений.

– Ну-ну, – недоверчиво буркнул Хамяк.

«Полундер» мягко скользил по воде, которая ласково, словно черный котенок, терлась о его борта. Протока тем временем заметно расширилась, и вода принялась плести под шлюпом неторопливые петли. Они двигались все быстрее и быстрее и, наконец, превратились в стремительные круги, которые понесли лодку за собой. Убаюканные мерным журчанием за бортом, путешественники слишком поздно поняли, что произошло.

– Водоворот! – закричал вдруг Турп. – Мы попали в водоворот!

На лицах друзей появился ужас. Шлюп с неумолимой силой несло прямо в огромную воронку, напоминающую раскрытую пасть хищного зверя, брызжущую пеной.

Сопер смотрел в эту жуткую бездну, и его глуповатые глаза наполнялись страхом, а за спиной уже невольно расправились перепончатые крылышки. Дракон привычно взмахнул ими и… не взлетел. Он даже сам не понял, почему. Просто ему подумалось, что если сейчас он спасется, а его друзья потонут в этом водовороте, он до конца жизни будет самому себе противен. И что он так никогда и не научится пускать огонь, и что все, кому не лень, будут звать его ящуркой. Причем с полным на то основанием.

С этой мыслью Сопер сложил крылья и обвел глазами остальных, желая убедиться, что те заметили, какую храбрую штуку он выкинул. Но им было не до мелкого драконового героизма. Лодка неумолимо приближалась к воронке, и друзья ничего не могли поделать.

Внезапно послышался треск. Это «Полундер», не выдержав страшного напряжения, раскололся на две части. Путешественники оказались в воде, и тут же огромная волна приподняла их над разбушевавшейся стихией, пронесла по воздуху и вышвырнула на берег. Следующая волна выбросила рядом обломки «Полундера».

Минут десять все лежали, не шевелясь. Первым пришел в себя Хамяк. Он огляделся по сторонам и тут же взвыл, горько и яростно причитая:

– Бедный мой «Полундер»! Эх-эх… А-а-а! Я эту гадину Картара убью! Я его задушу!.. Нет, я его загрызу!

От этого рева пришли в себя остальные. Они поглядели, как убивается Хамяк, и Джон Кишо, исполненный сострадания к другу, примялся его утешать.

– Хамяк, друже… Ну не надо так, ей-Богу! Конечно, превосходная была лодка, что и говорить, но ведь главное то, что мы живы!

– Молчи, Джон, – зарычал Хамяк. – Знаешь, чем был для меня «Полундер»? Он мне, как брат родной был. Вот так!

Честно говоря, Хамяк пользовался своим «Полундером» крайне редко, потому что был ужасно ленивым зверем. Но сейчас все посчитали бестактным напоминать ему об этом.

Нагоревавшись, Хамяк начал вытаскивать уцелевшие вещи из-под обломков лодки. Торп и Турп принялись ему помогать, и тут уж настала их очередь причитать и ругаться. Во-первых, разбились все бутылки с апельсиновым ликером, а небольшая его порция была бы сейчас весьма и весьма кстати. Во-вторых, намокли коробки с сигарами и спичками, а это уже было настоящей катастрофой для наших сыщиков: ни тебе покурить, ни костер развести. Бедняги так опечалились этим событием, что намокшие хлеб, колбаса, чай и утонувшие овощи и консервы их ни капельки не расстроили. Зато Сопера и Джона Кишо именно это взволновало куда сильнее.

– Неприятная история, – сказал Джон Кишо раздосадованно.

– Ой, как же мы будем без еды? – воскликнул Сопер.

– Без сигар? – хором добавили Торп и Турп.

– И без «Полундера»! – поставил точку Хамяк. – Вот влипли, так влипли.

Друзья принялись совещаться, как быть дальше. Решено было не терять больше времени на всякие сетования и жалобы, а немедленно отправляться в путь.

– Ох, – заныл Сопер, – а может, лучше на берегу заночуем, а утречком пойдем себе потихоньку? Ночью в лесу темно и страшно, – добавил он, понизив голос и округлив глаза.

– Не боись, Соперка, – подбодрил его Хамяк. – С Хамяком не пропадешь.

Это было так неожиданно, что Сопер, не веря своим ушам, без единого слова зашагал вместе со всеми.

Лес и вправду выглядел жутковато. Высоченные сосны с огромными сухими ветвями навевали мысли о неведомых опасностях, подстерегающих беспечного путника: ведьмах, леших, разбойниках, кровожадных хищных зверях, которых в этом лесу, кстати, водилось немало. Ученые Города-на-Воде, по рассказам охотников, даже сумели дать научные описания трех совершенно новых зверей, обитающих здесь: крокотера, душелапа и муравьедоеда. Самым безопасным из них для наших путешественников был бы, случись такая встреча, муравьедоед, потому что ничем, кроме муравьедов, не питался. Куда страшнее были крокотер и душелап.

Первый не имел ничего общего с крокодилом, как можно подумать, судя по его названию, но был похож на огромную черную пантеру с небольшими пятнами лунного цвета. Благодаря такой раскраске, он мог отлично охотиться ночью, оставаясь практически невидимым. А КРОКОтером его назвали потому, что, прикончив свою жертву, он тут же начинал безутешно рыдать над ней крокодильими слезами, и даже сосны, казалось, приходили в ужас от этих страшных звуков.

Душелап походил на большой мохнатый шар с двумя огромными лапами, каждой из которых он мог бы дважды охватить самого себя. Передвигался сей зверь катаясь по земле, но самым странным было то, что лапы его при этом не катились вместе с ним, а всегда оставались на одном и том же месте, точно существовали отдельно от всего остального тела. Душелап всегда подкатывался к своей жертве сзади и начинал душить ее. Самое свинское во всем этом было то, что жертвы своей душелап не съедал никогда, поскольку у него не было даже пасти. А убивал он просто ради собственного удовольствия и еще, пожалуй, из подлости.

Вот в какой страшный лес вступили наши путешественники.

Чтоб отвлечь товарищей от мрачных мыслей, Джон Кишо принялся рассказывать о своем детстве и юности в далекой родной Шотландии.

– У отца моего, – говорил он, – был большой старинный замок всего в нескольких милях от Эдинбурга. К западу от него возвышались серые скалы над седым от пены морем, а к востоку простирались вересковые пустоши. Помню, мальчишкой я все бегал по этим пустошам да проказничал…

Тут Турп представил себе, как маленький Джон Кишо, в пледе, с цилиндром на голове и моноклем в глазу, бегает и проказничает и, не выдержав, прыснул со смеху.

Джон Кишо посмотрел на Турпа с укоризной и строго заметил:

– Турп, я не вижу здесь ничего смешного. Решительно, ничего смешного.

– Нет-нет, Джон, не обращай внимания, – поспешил успокоить его Турп. – Просто я тоже вспомнил свое детство. И как я бегал по вересковым пустошам да проказничал.

– По каким еще вересковым пустошам? – еще больше рассердился Джон Кишо. – Где это ты нашел здесь вересковые пустоши? Или ты тоже провел свое детство в Шотландии?

– Прошу тебя, Джон, не сердись так. Я хотел сказать – по нескошенным лугам.

Джон Кишо окинул Турпа уничижительным взглядом, но все же продолжил свое ностальгическое повествование.

– А еще любил я бродить среди папоротника и дрока. Бывало, отодвинешь кустик, а за ним… Сопер, ты чего не слушаешь? – спросил он раздраженно.

Сопер от неожиданности вздрогнул.

– А? – растерянно сказал он. – Я? Я это… Я… я стих сочинил!

Джон Кишо удивленно приподнял бровь над свободным от монокля глазом, пожал плечами и ничего не ответил. Зато оживился Хамяк.

– Чего-чего? – переспросил он. – Стих? Ты глянь, и Сопер туда же! А про что стих?

– Про Хамяка, – робко ответил Сопер.

Хамяка аж перекосило от удивления.

– Про меня? Ого! А ну-ка, прочитай.

Сопер откашлялся и с неподдельным страхом принялся завывать:

 
Луна, прорвавши туч завесу
Меня ведет сквозь нощный мрак.
Но я один бегу по лесу —
Меня преследует Хамяк.
Несясь гигантскими прыжками,
Хамяк в обнимку с Хамяками
Зловредно щерит желтый зуб…
 

– Но-но, ты, я щурка, – вдруг оборвал его Хамяк. – С какими еще такими «Хамяками»? Меня что, одного не хватит с тобой расправиться? Ишь, поэт тут нашелся. Цыц! – и он (прямо как у Сопера) ощерил желтый зуб.

Обескураженный такой критикой, Сопер замолк. А поскольку Джон Кишо также не желал больше ни за какие коврижки рассказывать про свое шотландское детство, дальше друзья шли молча.

Лес становился все гуще и гуще. Сосны росли тут так тесно, что ветви их сплетались, и Хамяку то и дело приходилось обламывать их, прокладывая путь. Обломанные ветки издавали скрипучий треск, и Сопер, слыша его, всякий раз вздрагивал. Бедняге все время мерещились какие-то ужасы. Да и не ему одному, честно говоря. Торп и Турп тоже поминутно оглядывались назад, желая убедиться, что за ними никто не крадется, а Джон Кишо, хоть и считал ниже своего достоинства опасливо озираться, все же не переставал вслушиваться в звуки леса.

И тут неожиданно раздался вопль, который не на шутку всполошил всех. Вопль принадлежал Соперу.

– Ты чего орешь, ящурка? – зашипел на него Хамяк. – Чего орешь?!

– Шишка, – всхлипнул несчастный дракончик. – На голову, мне… свалилась шишка.

– Если ты от каждой шишки будешь истерики устраивать, – сказал Хамяк грозно, – долго не протянешь. Вон их как много! – и он задрал Соперову голову вверх. – А ну, сосчитай!

Тут Сопер завопил еще сильней.

– Чего ты орешь?! – рыкнул опять Хамяк. – Чего ты…

Все при этом подняли головы вверх и увидели вдруг какое-то зеленое мерцание, опускавшееся прямо на них.

Сопер вопил, не переставая, а Торп, Турп и Джон Кишо невольно прижались к Хамяку. Но мерцание вдруг окликнуло их сверху знакомым голосом:

– Сколь отрадно мне, други мои, зреть вас вновь в добром здравии.

Раздался дружный вздох облегчения, а вслед за ним рев Хамяка:

– Отрадно ему! Ах ты, торшер летающий! Ты хоть и привидение, а совесть имей!

Призрак был ошарашен таким нерадушным приемом. Затем оскорбился:

– Ты чего разорался? – крикнул он. – Я к ним, понимаешь, лечу с чертовых куличек, чтоб провести через этот проклятый лес, а они на меня с криком! Вот сейчас брошу вас тут, и полечу назад на кулички!

Когда призрак разговаривал по-человечески, на него трудно было сердиться. Тем более теперь, когда страх у друзей прошел, и в компании призрака им было даже как-то спокойней. В самом деле – не глупо ли болтать вот так, запросто, с представителем загробного мира, и бояться при этом какого-то там зверя или разбойника. Друзья продолжали свой путь, уже не оглядываясь и не прислушиваясь.

– Слышь, старик, – сказал Торп. – А куда это ты подевался тогда, у протоки?

– Ветром свирепым унесло меня, – произнес призрак заученную фразу. – Не твердил ли я вам, что подвержен внушению его в силу родства природы нашей?

И пронес меня ветер сей многие версты над лесом темным, над холмом одиноким и над градом скорбным. И многое видел я, и многое постиг, не видя. Но сие предстоит вам постичь самим, и скорбью наполнятся сердца ваши.

– Не каркай, дед Палубник, – перебил его Турп. – Что будет, то будет. А не хочешь говорить, так и намекать нечего.

Призрак хотел было снова оскорбиться, но Торп поспешил его успокоить:

– Но-но, не сердись, брат-призрак. Расскажи-ка ты нам лучше, как ты княжил в своем замке.

И тут случилась удивительная штука. Оказывается, на призрака можно было действовать не только зля его, но и доставляя ему большое удовольствие. В восторге от того, что его впервые за все время назвали призраком, старик засветился вместо зеленого света розовым и затараторил. Но если от злости он начинал говорить по-человечески, то от удовольствия, напротив, принялся изъясняться на каком-то совершенно тарабарском наречии:

– Чи то не пеньктно нам, бяше, – воскликнул он, – заслухачь сагур про шветнего Палубника? И сагур тэн в ензыках жие, и в руках жие, и в люджях пшадар! И…

– Хватит, хватит! – закричали хором друзья, но призрак уже никого и ничего не слушал.

– И быв тэн Палубник кунэгэм моцнэм, и лыцажем нездоланэм, и помоц дужа для жружев своих, и смерчь гружна для вружев своих, – пел он, покачиваясь в такт словам.

Беднягам-путешественникам пришлось смиренно идти под речитатив разошедшегося призрака. Они прошагали часа два, а тот все никак не мог перейти к изложению основных событий, застряв на деталях описания:

– И быв у него вавель шветни, и вояцы хорубжи, и коньство поспешне…

А друзья все шли. Идти стало немного полегче, поскольку сосны стояли уже не так близко друг к дружке, и меж их кронами можно было даже разглядеть клочки неба. Призрак тем временем продолжал тарабанить:

– И об яд нешли му на шребле, а коляцию на злоче. И вин вшиських быво задуже, и фриток, и флячек, и бризолей, и парувок с кжимняками, и канапок, и…

Если б проголодавшиеся путешественники понимали хоть слово из речи призрака, они бы его пристукнули. Ведь у них уже почти сутки росинки маковой во рту не было, а тот битых полчаса описывал княжий стол. Торп и Турп мечтали о яичнице с ветчиной и чашке ароматного кофе. Сопер с тоской думал о сосисках, которые они жарили на костре в страшную ночь битвы с волками. Джон Кишо вспоминал о далеком шотландском детстве, когда он маленьким сидел за дубовым столом в столовой их родового замка и не хотел есть овсянку, а добрая мама его уговаривала:

– Ну, пожалуйста, милый Джон Кишо, съешь хоть немного!

Практичный Хамяк ни о чем не мечтал, не думал и не вспоминал. Он попросту оторвал здоровенный кусок сосновой коры и принялся его жевать, но тут же выплюнул.

«Какая гадость! – подумал он. – Хуже мяса»…

А призрак все не унимался. Теперь он рассказывал о страшной битве, в которой, по его словам, почти все его войско «впадло с коньства». Путешественникам грозило легкое помешательство, но, к счастью для них, лес в это время кончился, и началось болото.

– А ну, хватит, дед, – окрикнул призрака Турп. – Вишь, в болото забрели.

Призрак, остановившийся на моменте, когда его пронзило каленой вражеской стрелой, запнулся и удивленно глянул вниз.

– Что ты сказал? – спросил он.

– Он сказал, что началось болото, – ответил за друга Торп.

– Ты знаешь, что за этим болотом?

– Сие ведомо мне, – ответил призрак. И все, кажется впервые, обрадовались его привычной старомодной речи.

– За болотом сим море лежит. Посреди болота – остров. А на острове том – замок, а в замке том…

– Сундук с яйцом? – догадался Сопер, который очень любил сказки.

– Не перебивай меня, змий, – раздраженно сказал призрак. – В замке том – цель скитаний ваших, Картар злобный.

– А путь через болото тебе ведом? – спросил Джон Кишо, который старался говорить с призраком на его языке, считая, что тот так лучше поймет.

– Ведом, – важно отвечал призрак.

– И ты готов нам быть нитью путеводной и перстом указующим? – продолжал выяснять Джон Кишо.

– Указателем дорожным, – отвечал старик, хитро щурясь.

– Хамяк, не очень-то доверяющий призраку, сломал небольшую сосенку и сделал из нее себе шест.

– Не торопись, Хамяк, – сказал Джон Кишо. – Отдохнем часок-другой, а как стемнеет – отправимся дальше. Верно я говорю? – обратился он к призраку.

– Темнота – союзник наш есть, – подтвердил тот. – Дайте ж отдохновение членам вашим и вкусите сон. А в час урочный разбужу я вас окликом моим.

– Только звони погромче, будильник, – сказал Хамяк. – А то у меня сон – богатырский.

И в подтверждение своих слов он немедленно захрапел, как небольшой Ниагарский водопад.

Остальные последовали его примеру. Торпу и Турпу снилось, что они сидят в лавке весельчака Шампаки, и тот угощает их апельсиновым ликером. Соперу снилось, что он – большой дракон, и лучше всех в мире умеет пускать огонь. Джону Кишо, наоборот, снилось, что он маленький, и бегает по вересковым пустошам с миской овсянки и криками «Гоп-ля!»

Хамяку снилось, что он гуляет с Надюшей Хамяк по фисташковому полю. Хамяк держался этом сне необычайно галантно. Он придерживал Надюшу за лапку и ворковал в ее маленькое ушко: «Здесь, душенька, растут самые вкусные фисташки в мире. Не желаете ли откушать?» Надюша Хамяк кокетливо потупляла глазки и говорила, что желает, но самую чуточку, потому что вовсе не голодна. Тогда Хамяк срывал целую горсть фисташек и уж хотел было начать класть их по одной в Надюшин ротик, как тут над полем взвилась сигнальная ракета и дурным голосом завопила: «Час урочный настал! Настал час урочный! Откройте сомкнуты негой взоры!»

– Простите, душенька, – с досадой произнес Хамяк, – но я вынужден покинуть вас ненадолго.

И Хамяк… проснулся.

– Чего ты разорался, старый репродуктор? – зло крикнул он призраку. – Не видишь, что ли, – Хамяк проснулся. И вы вставайте! Нечего тут разлеживаться, – живо растормошил он всех остальных.

Заспанные путешественники, позевывая и ежась от ночной прохлады, отправились в путь. Каждый вспоминал прерванный сон и вздыхал.

Призрак, очевидно, действительно неплохо знал дорогу. Путешественники перепрыгивали с кочки на кочку, ползли в некоторых местах по-пластунски, но ни разу не увязли. Исключение составил только Турп. Самый легкий из всех, кроме, разве, Сопера, он то и дело проваливался в болото, и Хамяку приходилось вытаскивать его оттуда своим шестом.

– Ты что, издеваешься? – не выдержал, наконец, он, вытаскивая Турпа в пятый раз. – Я, такой Хамяк-здоровяк, не проваливаюсь, а ты, кожа да кости, разнырялся, понимаешь, как оляпка.

– Это я-то кожа да кости? – возмутился Турп. – Да на мне, если хочешь знать, целые доспехи, плюс меч впридачу.

– Какие еще доспехи? – подозрительно спросил Торп, начавший кое-что понимать. – Ты что, балбесина, нацепил-таки Палубников скафандр?

– Ну, – потупился проболтавшийся Турп.

– Вот дурак, так дурак! – сказал Торп. – Лезть в болото с головы до ног в железяках! Какого лешего, спрашивается?

– А вдруг на нас нападут, – нашелся Турп. – Тут-то эта штуковина и пригодится. А ты, чем ругаться, помог бы лучше, и взял у меня меч.

– Да уж давай сюда, – сказал Торп. – А то еще напорешься на него. У тебя, я вижу, ума хватит.

Он забрал у Турпа меч, и путешественники отправились дальше.

Вопреки опасениям предусмотрительного Турпа, никто на них не напал, и единственной их задержкой в пути был сам Турп, которого пришлось еще раз шесть выуживать шестом из болота.

– Славную ты мне работенку придумал, – ворчал Хамяк. – Не будь я таким безнадежным добряком, лежал бы ты в своей жестянке на дне, как консерва.

Было уже далеко за полночь, когда путешественники ступили, наконец, на твердую почву.

– Может, передохнем немножко, – предложил Турп. – Что-то я устал в своих доспехах.

– В крематории отдохнешь, – оборвал его Хамяк. – В следующий раз умнее будешь. Ну, пошли!

Все направились вглубь острова. Призрак летел впереди, мерцая зеленоватым огнем. Друзья прошли шагов триста, когда он вдруг остановил их.

– Вот! – произнес призрак дрожащим шепотом, вытянув вперед тощую руку. – Вот он, замок Картара!