355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Черненок » Жестокое счастье » Текст книги (страница 3)
Жестокое счастье
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 23:34

Текст книги "Жестокое счастье"


Автор книги: Михаил Черненок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

6. По горячим следам

Художественный руководитель районного Дома культуры Михаил Карпович Шпоров от природы был одаренным артистом, но к пятидесяти годам завоевал репутацию человека не от мира сего и стал искать утешения в книгах о выдающихся людях русской сцены.

В этот день Шпорову особенно повезло. Он раздобыл наконец трехтомник воспоминаний о Шаляпине. Михаил Карпович принес первый том на работу и сразу уткнулся в книгу. От приятного занятия оторвала директор Дома культуры. Она вошла в заваленный реквизитом кабинет, поставила перед Шпоровым на стол дамскую туфлю и попросила:

– Михаил Карпович, выслушайте меня внимательно…

– Я весь внимание, – торопливо ответил Шпоров.

– Мне нужно съездить в Новосибирск. Возможно, в мое отсутствие за этой туфелькой кто-то придет. Запомните: без ведома оперуполномоченного угрозыска Голубева туфлю не отдавайте никому! Хорошо меня поняли?

– Прекрасно понял. Простите, а кто должен за ней прийти: мужчина или женщина?

– Пока неизвестно. Может, вообще никто не придет. Кстати, вы Голубева знаете?

– Из милиции?.. Безусловно, знаю. Вячеслав… э-э-э…

– Дмитриевич, – подсказала директор Дома культуры.

– Да, Вячеслав Дмитриевич. Хотя его Славой все зовут…

– Так вот, Михаил Карпович, если у вас спросят туфлю, постарайтесь сразу позвонить Голубеву.

– Сказать, что за туфелькой пришли?

– Нет. Скажите: «Мы очень ждем вас на репетицию».

– Разве у нас сегодня состоится репетиция?

Директор Дома культуры поморщилась:

– Так мы с Голубевым условились. Вы, Михаил Карпович, поняли меня?

Шпоров обиделся:

– Чего ж не понять сущего пустяка? Как только попросят туфельку, немедленно приглашу товарища Голубева на вымышленную репетицию.

– Только сделайте, пожалуйста, это очень осторожно, чтобы тот, кто придет за туфлей, не заметил, что его водят за нос.

– Не беспокойтесь. Уж такую пустяковую роль постараюсь сыграть отменно.

Шпоров предусмотрительно спрятал туфлю в стол, попрощался с директором и как ни в чем не бывало опять уткнулся в книгу. Сколько прошло времени, он потом вспомнить не мог. Во всяком случае, немного, так как Михаил Карпович успел прочитать всего лишь пять-шесть страниц. В дверь постучали. Вошел молодой высокий парень атлетического сложения, одетый в синюю модную рубашку с короткими рукавами и в джинсы.

– Где можно увидеть директора Дома культуры? – спросил он.

– Директор уехала в Новосибирск, – ответил Шпоров. – Простите, вы по какому вопросу?

– Вопрос пустяковый… – Парень замешкался, переступил с ноги на ногу. – Вчера в конце танцев несколько раз объявляли по микрофону о найденной туфле.

– Вчера объявляли?.. Ах, о туфельке! Да, да, объявляли! Сейчас отдам… – Шпоров засуетился. – Только, простите, мне очень срочно надо пригласить на репетицию одного человека. – Достав телефонный справочник, Михаил Карпович раскрыл его на странице, где перечислялись телефоны милиции, и, не зная, по какому номеру звонить, дрогнувшим пальцем набрал 02. – Дежурный? Будьте любезны, пригласите товарища Голубева… На оперативном совещании у начальника? А когда освободится? Не скоро?..

Парень спокойно сел на стул возле стола, посмотрел на встревоженного Шпорова и обаятельно улыбнулся:

– Голубев разрешил мне взять туфлю, а на репетицию он вряд ли придет – совещанию конца не видно.

– Простите… – вконец опешил Михаил Карпович. – То есть каким образом разрешил, как?..

– Ну, как разрешают… – Парень иронично усмехнулся. – Голубев сказал: «Зайди к директрисе Дома культуры и возьми».

– Какие подтверждения у вас на этот счет имеются?

– Моей сестры эта туфля. Она коричневая, фирмы «Олимпия», с левой ноги, размер тридцать шестой… Еще что?.. Каблук длинный, тонкий…

Шпоров неуверенно достал из стола туфлю и стал ее рассматривать, словно впервые увидел необычный сувенир. Приметы, названные парнем, совпадали. Стараясь выиграть время для размышлений, Михаил Карпович поинтересовался:

– Как же ваша сестрица потеряла туфельку?

Парень насупился:

– Пьет она у нас. – И, указав пальцем на лежащую перед Шпоровым книгу, спросил: – О Федоре Ивановиче читаете? Вот человечище был!

– Да, да! Величайший певец, природная одаренность. В наше время…

– Техника в наше время выручает, – перебил парень. – Если бы Шаляпину дать микрофон… Собственно, Шаляпин и без микрофона заставлял люстры дрожать. Надо отметить, что раньше не только певцы, но и вообще все артисты талантливее были. А возьмите режиссеров: Станиславский, Мейерхольд, Немирович-Данченко… О Немировиче есть прекрасная книга из серии «Жизнь в искусстве». Читали?..

Глаза Шпорова загорелись:

– К сожалению, не читал. Теперь нелегко купить интересную книгу.

– Хотите – подарю.

– То есть как… Я могу заплатить…

– Деньги – ерунда, – махнул рукой парень и мгновенно сменил тему разговора. – Не отдадите, значит, туфлю?

Шпорова осенило:

– Вы расписочку напишите, что забрали туфельку с разрешения товарища Голубева.

Парень вытащил из нагрудного кармана фломастер.

– Бумаги не найдется?

Шпоров переложил на столе скопившиеся за последние дни газеты. Обнаружив под ними несколько чистых листков, протянул парню:

– Пожалуйста. Укажите фамилию, имя, отчество, где живете. И обязательно распишитесь.

Парень понятливо кивнул. Он быстро настрочил текст и передал листок Михаилу Карповичу. Тот начал было читать, но парень, бесцеремонно взяв со стола газету, отвлек его:

– Можно туфлю завернуть?

– Да-да, пожалуйста…

Пообещав к вечеру занести книгу о Немировиче-Данченко, парень попрощался. Шпоров снова увлекся чтением, но не успел осилить и полстраницы, как в кабинет заглянул Слава Голубев:

– Привет, Михаил Карпыч! Где начальница?

– В Новосибирске… – рассеянно ответил худрук. – Простите, вам, наверное, дежурный передал?..

– Какой дежурный? Что передал? – не понял Слава. – Мне у директрисы туфлю одну надо забрать.

Шпоров с испугом уставился на заклеенную пластырем скулу Голубева.

– Простите, Вячеслав… э-э-э… Дмитриевич, я только что отдал туфельку брату.

Голубев ошарашенно сел на стул.

– Какому брату?

– Которому вы разрешили. Вот расписочка…

Слава торопливо прочитал:

«Мной, Цветковым Василием Анатольевичем, временно проживающим в г. Новосибирске, по разрешению тов. Голубева получена в районном Доме культуры дамская туфля с левой ноги, принадлежащая моей сестре».

Ниже стояла незамысловатая ученическая роспись.

– Как он выглядит, этот братишка? – быстро спросил Слава.

– Приятный юноша, в летней рубашке и джинсах.

– Детали, Михаил Карпович!..

Худрук не понял, что дал маху, и заволновался:

– Рубашка… э-э-э… синяя, с планочкой, два кармашка. На левом – этикетка «Вранглер»…

– Может, «Рэнглер»? – уточнил Слава.

– Правильно, «Рэнглер». Э-э-это молодежь ее «Вранглером» называет, поскольку английское написание…

– Лицо запомнили?

– Лицо выразительное, волевое и в то же время мягкое… Чем-то похожее на лицо Грега Бонама. Знаете, конечно, английского певца…

– Нет, конечно, не знаю, – раздраженно сказал Слава. – У вас есть фотография этого Грега?

– Она всюду на конвертах с дисками его записей. Фирма «Мелодия» недавно выпустила… В любом киоске…

Из Дома культуры Голубев ушел с таким чувством, которое образно выражается пословицей: близок локоть, да не укусишь. Ведь стоило минутой раньше забежать к худруку, и сейчас уже состоялась бы беседа с парнем, шутя облапошившим доверчивого Шпорова. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что произошел один из неприятнейших в розыскной работе ляпсусов, когда минутное опоздание приводит к многодневному изнурительному труду по раскрытию преступления.

От досады Голубев, казалось, перестал соображать. Он направился было в прокуратуру, но вовремя спохватился, что без туфли там совершенно нечего делать. Слава пощупал ноющую под лейкопластырем скулу, резко повернулся и зашагал к танцплощадке.

Днем на берегу реки было тихо. Слава нашел то место, где вчерашним вечером по нелепой беспечности заработал себе фонарь под глазом, и старательно стал обследовать измятую траву. Дотошно осмотрел каждый сантиметр небольшой полянки среди кустов. Результатом явились два коротких окурка «Мальборо» и едва надкуренная сигарета «Космос», придавленная, похоже, подошвой ботинка или туфли. Слава пристально обследовал петляющую в кустах узкую тропу, но и там, кроме нескольких вмятин от дамского каблучка, ничего примечательного не оказалось.

Голубев поднялся на примостовую насыпь. За насыпью сияло озеро, из прибрежных кувшинок которого утром подняли труп. Слава посмотрел на ветхий пожарный настил, где, судя по всему, ночью разыгралась таинственная пока трагедия. Затем прошел к мосту, облокотился на широкие деревянные перила и тоскливо стал рассматривать светлое здание железнодорожного вокзала, расположенного неподалеку от моста на противоположном берегу реки.

Коротко гуднув сиреной, в сторону Новосибирска покатила электричка. Голубев вдруг подумал, что в одном из вагонов спокойненько посиживает парень, так блистательно унесший у него из-под носа туфельку. На душе стало еще муторнее. «Надо было после Дома культуры сразу на вокзал топать, а не окурки на берегу разыскивать, – мысленно ругнул себя Слава. – Сейчас бы уже мог перехватить «Грега Бонама» и познакомиться с ним». Внезапно вспомнилось, что на вокзале есть киоск Союзпечати, где продаются грампластинки. И тотчас до зарезу захотелось увидеть портрет английского певца, о существовании которого час назад даже не подозревал.

На пустующем перроне полнолицая чернявая мороженщица скучала у своего лотка. Слава на всякий случай поинтересовался, не видела ли она молодого парня в синей импортной рубахе с короткими рукавами и в джинсах. Мороженщица равнодушно зевнула:

– Нет, золотце, не видела.

Голубев вошел в зал ожидания. Лысый киоскер-пенсионер Союзпечати от безделья читал газету. Слава остановился у витрины с разноцветными конвертами грампластинок. На одном из них выделялась крупная желтая надпись «Грег Бонам». С небольшой цветной фотографии улыбался симпатичный молодой человек в расстегнутой кофте. Из-под кофты выступал отложной ворот рубахи. В продолговатом смуглом лице не было ничего вызывающе броского. Даже волосы – в отличие от большинства молодежных кумиров – не свисали на плечи сосульками, а пушисто кудрявились.

– Дедусь, – обратился к киоскеру Голубев, – продайте один экземплярчик… Грега Бонама.

Старичок отложил газету, вытащил из-под прилавка конверт с пластинкой и поднял глаза на Голубева. Увидев под глазом у Славы расплывшийся синячище, он словно обрадовался. Лукаво прищурясь, щелкнул себя по горлу:

– Винболом или боксом увлекаетесь?

– Стойку на бровях отрабатываю, – с самым серьезным видом сказал Слава и ткнул пальцем в портрет английского певца. – Дедусь, этот артист сегодня не был здесь, на вокзале?

Киоскер весело подмигнул:

– Утречком на перроне с Аллой Пугачевой целовался.

– Я, дедушка, в уголовном розыске работаю. – Голубев показал удостоверение. – Ищу похожего на этого артиста парня. Посмотрите внимательно: не появлялся ли он сегодня здесь?

Старичок долго приглядывался к портрету Грега Бонама и наконец вспомнил, что примерно полчаса назад у киоска вроде бы маячил похожий парень. Только годами помоложе и не в кофте, а, кажется, в синей рубахе.

– Что-нибудь купил у вас? – спросил Слава.

– Нет, просто постоял, поглазел и ушел.

– Не в электричке ли он уехал?

– Мог и уехать. Пассажиров немножко было, и, честно сказать, больше этого паренька я не видел.

Настроение у Голубева окончательно упало. С купленной пластинкой Грега Бонама он поплелся к райотделу.

В дежурной части новостей не было. Антон Бирюков отсутствовал. Слава открыл свой кабинет, уселся за стол. Не зная от расстройства, чем заняться, вытащил из стола ножницы и стал вырезать из плотного конверта фотографию английского певца. Вырезав, подровнял края, порассматривал, вздохнул и сунул в записную книжку. Долго сидеть без дела, да еще в одиночестве, Слава не мог, решил заглянуть к эксперту-криминалисту Семенову.

Обычно мрачноватый криминалист на сей раз бодренько насвистывал незатейливый мотивчик. Причиной его приподнятого настроения, как узнал Голубев, явились пригодные для идентификации отпечатки двух больших пальцев, снятые на дактилопленку с лицевой стороны разорванной фотографии «Дикой кошки». Семенов даже продемонстрировал Голубеву на небольшом квадратике бумаги, каким образом была разорвана фотография. Слава поздравил эксперта с успехом и стал рассказывать ему о своей неудаче.

Разговор перебил телефонный звонок. Семенов ответил и сразу сказал Голубеву:

– Беги в дежурную часть, Бирюков тебя разыскивает.

В дежурке Слава схватил лежащую на столе трубку и начал было жаловаться Бирюкову на невезение, однако тот не дал договорить:

– Туфля у меня. Кроме того, отыскался мотоцикл, на котором совершена кража из зареченского магазина…

– Как у тебя?! Где отыскался?!

– Звоню из дома хозяйки этого мотоцикла. Фамилия ее Тюменцева. Она сейчас во дворе разговаривает с понятыми. – Бирюков, похоже, сильно спешил. – Слушай, Слава, пока я здесь завершаю формальности, срочно созвонись с больницей и всеми здравпунктами в райцентре. Сторож, оказывается, все-таки выстрелил по мотоциклистам и, вероятно, всыпал заднему в спину. Срочно предупреди всех медиков! Хозяйка идет в дом – работай, Слава…

Обзвонить медицинские учреждения, куда предположительно мог обратиться за помощью раненый преступник, было пустяковым делом. Застрял Слава лишь на железнодорожной амбулатории, единственный телефон которой упорно показывал «занято». Раз за разом набирая один и тот же номер. Голубев нетерпеливо поглядывал на часы.

Через четверть часа терпение лопнуло. Прикинув, что быстрее, пожалуй, съездить в амбулаторию, чем неизвестно сколько крутить телефонный диск, Слава выскочил к автобусной остановке. Здесь опять началось невезение. Пассажирские автобусы курсировали в райцентре, можно сказать, по наитию, и Голубеву пришлось проторчать на остановке больше двадцати минут. Затем столько же времени автобус простоял перед полосатым, подмигивающим красным глазом шлагбаумом у железнодорожного переезда, пока проходили встречные электровозы с длинными-предлинными составами грузовых вагонов.

Пахнущий лекарствами вестибюль амбулатории, когда Голубев наконец заявился туда, пустовал. Слава прежде всего поискал взглядом кабинет главного врача, где, по справочнику, находился телефон. Из приоткрытой двери с табличкой «Перевязочная» слышались возбужденные женские голоса. Голубев почувствовал внезапную тревогу и зашел в перевязочную.

…Слушая сбивчивый рассказ молоденькой медсестры, у которой от пережитого заметно дрожали руки, Слава проклинал в душе невезучий сегодняшний день. Буквально час назад главный врач амбулатории уехал на вызов к больному, а медсестра стала прибирать в его кабинете. Неожиданно в кабинет вошел невысокий парень в черной рубахе навыпуск, улыбнулся и попросил «посмотреть спину». Не подозревая подвоха, медсестра предложила снять рубаху, а когда увидела три ранки с большими пятнами воспалительных покраснений, испугалась. Она хотела вызвать по телефону «Скорую помощь», чтобы отправить пациента в хирургическое отделение районной больницы, но парень выхватил из кармана пистолет и угрожающе приказал: «Сейчас же положь трубку на стол!» После этого закрыл на защелку английского замка дверь, усмехнулся: «Ну-ка, сестричка, выколупни мне дробины из спины». Медсестра робко заикнулась, что для такой операции надо, мол, сделать обезболивающий укол, а у нее нет шприца и необходимого лекарства. Парень снова погрозил пистолетом, опять усмехнулся: «Колупай так – я терпеливый». И правда, пока медсестра скальпелем и пинцетом удаляла из-под кожи свинцовые дробины, он ни разу не вскрикнул, только скрежетал зубами. Потом осушил одним глотком из мензурки оставшийся спирт, которым медсестра обрабатывала ранки, собрал извлеченные из спины дробины, еще раз погрозил пистолетом и спокойно ушел из амбулатории…

Голубев попытался выяснить у медсестры характерные приметы столь необычного пациента, но та с испугу запомнила лишь на правом предплечье парня расхожую среди уголовников татуировку «Года идут, а счастья нет».

Вот с такими довольно скромными сведениями Слава вернулся в райотдел.

В кабинете эксперта-криминалиста Антон Бирюков и следователь Лимакин рассматривали надпись на разорванной фотографии «Дикой кошки». Едва Голубев появился в дверях, оба вопросительно уставились на него.

– Полдня, как ищейка, по горячим следам пробегал, – обреченным голосом сказал Слава. Он опустился на стул и принялся рассказывать о своем невезении. Когда закончил невеселое повествование, передал Бирюкову расписку Василия Анатольевича Цветкова, временно проживающего в Новосибирске, о получении в районном Доме культуры дамской туфли с левой ноги. Тяжело вздохнул: – Вот, единственный «документ» выбегал. По-моему, этот Цветков вполне мог назваться Иваном Сидоровичем Петровым, постоянно проживающим в Рио-де-Жанейро…

Бирюков прочитал «расписку», передал ее следователю и спросил:

– Не тот ли это Васек, которому «Дикая кошка» подарила свое фото?

– Может, под «Васька» кто-то сработал, – высказал предположение следователь.

Голубев пробежал взглядом надпись на фотографии, повернулся к Бирюкову:

– Игнатьич, вчера я узнал такую штуку… Говорят, на Заводскую, к какой-то тете Марусе Данильчуковой приехал племянник-студент. Зовут Васьком. Не поинтересоваться ли нам этим племянничком, а?..

– На Заводскую? – переспросил Антон и сразу посмотрел на следователя. – Слушай, Петя, похоже, к этой улице все концы ведут…

– Точно! – подхватил Лимакин. – Мотоцикл у Тюменцевой угнали, Крыловецкая у нее жила, туфельку, унесенную из Дома культуры, Галине Петровне на крылечко подложили…

– Какой мотоцикл? Какая Крыловецкая? – не понял Голубев.

Бирюков коротко рассказал о сути дела и заключил:

– Срочно, Слава, займись тети Марусиным племянником, а я тем временем повстречаюсь с бывшим мужем Тюменцевой. Он на гормолзаводе шофером работает.


7. Друзья по несчастью

На просторную асфальтированную территорию гормолзавода один за другим въезжали тяжелые молоковозы. Опростав у приемного цеха свои вместительные утробы, машины сразу отправлялись в новые рейсы.

Антон Бирюков улучил удобную минуту, пока очередной молоковоз пристраивался под разгрузку, подошел к молоденькой приемщице в белом халате и спросил о шофере Тюменцеве. Девушка прежде, чем ответить, посмотрела на миниатюрные часики с новым лакированным ремешком:

– Тюменцев будет в ночную смену.

– Домашний адрес его не знаете?

– Не знаю. – Девушка опять полюбовалась часами, и Антон догадался, что в них вложена первая самостоятельная зарплата. – Через десять минут подъедет напарник Тюменцева. Он наверняка скажет адрес Сергея.

Бирюков улыбнулся:

– У вас такая точность, до минут?

– У нас график – закон, – с очень серьезным видом ответила приемщица.

Напарник Тюменцева опередил «закон» почти наполовину. Из распахнувшейся дверцы молоковоза высунулся коренастый парень и задним ходом стал устанавливать машину к приемному патрубку. Антон пригляделся. Вначале вспомнил, что видел этого парня у озера, когда поднимали труп, а затем уже память подсказала, что это как раз и есть тот Павел Мохов, привет от которого передавал шофер Исаков, хлопотавший за своего соседа Суржикова насчет водительских прав. Бирюков подождал, пока Мохов соединил сливной шланг молоковоза с приемным патрубком, подошел к нему и поздоровался.

– З-здравствуйте, – вроде бы растерялся Павел, но тут же досадливо махнул рукой. – Вот дурная привычка! Столько лет пролетело, а при встрече с угрозыском сердце екает.

– Не забыл еще?

– Такое не забывается.

– Лет шесть, кажется, чудил?

Мохов помял в руках белую ветошь, которой обтирал фланец шланга перед присоединением к патрубку, усмехнулся:

– Шесть с половиной отсидел в два приема, а дурью маялся больше семи. Будь она проклята, шальная жизнь.

Вакуумная установка быстро проглотила содержимое молоковоза, угрожающе засипела. Юная приемщица мигом выключила рубильник и генеральским тоном приказала:

– Павел! Отъезжай!

– Один момент, – извинился перед Бирюковым Мохов. Уступив место очередной машине, он отъехал в сторону, распахнул дверцу кабины и стал закуривать. Когда Бирюков подошел к нему, спросил: – Наверное, по поводу Суржикова?..

Антон чуть помолчал:

– Не только.

– Да?.. – Мохов глубоко затянулся сигаретой. – Что касается других поводов, не знаю, но Суржиков не виноват в наезде на дом Исакова. Потому и я посоветовал к вам обратиться. Тут в общем… Филиппенко на Виктора Андреича ополчился. Физиономия ему показалась подозрительной, а у Суржикова лицо всегда красное, будто свеклой натертое.

– Тебе, вероятно, известно, что работники ГАИ не только по цвету лица трезвость определяют…

– Ну, запашок у Андреича, скрывать нечего, имелся. Тут никуда не попрешь. Но ведь надо по-человечески разбираться. Разве шофер с двадцатилетним стажем, если нормально держится на ногах, в угол дома заедет?

– Тебе откуда известно, что Суржиков нормально держался на ногах? – спросил Антон.

– Видел всю комедию, когда инспектора ГАИ разбираться приехали. Со смены как раз домой шел.

– В какое время это случилось?

– В двенадцатом часу ночи. В одиннадцать я Сергею Тюменцеву молоковоз передал. Минут двадцать автобуса на остановке дожидался, потом примерно столько же ехал. Вот, считайте сами…

– Кто же, по-твоему, это сделал?

– Недоростки малолетние. – Мохов стряхнул с сигареты пепел. – У меня у самого на днях чуть не случилось подобное. Остановился в сумерках у дома, чтобы перекусить. Минут через пятнадцать выхожу – пацан с соседней улицы в замке зажигания проволокой ковыряет. Надрал ему уши – на том дело кончилось. А если бы я по оплошности ключ в замке зажигания оставил? Тоже бы сопляк в первый же угол въехал.

– Чей подросток?

– С соседней улицы, говорю, с Заводской. Борька Муранкин. Мать его на вокзале мороженое продает, крикливая женщина.

– Ты на Садовой, что ли, живешь?

– Ну… В мамашином доме пока обитаю.

– Не женился?

– Не-е… С кем попало не хочу судьбу связывать, а порядочные от меня шарахаются после колонии. Теперь мне долго придется авторитет зарабатывать.

– Тюменцева адрес знаешь?

– Угу. К родителям Серега от Галки перебрался. Наверное, по поводу угона мотоцикла им заинтересовались?

– Ты догадлив.

– Опыт общения с угрозыском подсказывает. – Мохов покосился на сиденье рядом с собой. – Садитесь, подвезу до Сергея. Мне все равно в ту сторону ехать.

Бирюков поднялся в кабину. Молоковоз рыкнул мотором, миновал заводские ворота и покатил по райцентру. Мохов выбросил в открытое окно сигаретный окурок. Недолго помолчав, заговорил:

– Про угон мотоцикла у Галки Тюменцевой мне Исаков рассказывал сегодня у озера, когда там доставали труп фартовой молодки…

– Не знаешь ее?

– Не-е, не знаю. Сергей Тюменцев, железно скажу, не виноват в угоне Галкиного мотоцикла. Это малолетки развлекаются. Схватят, дураки, срок – слезы лить будут…

– Первое наказание ты, кажется, за угоны мотоциклов отбывал? – вспоминая прошлые грешки Мохова, спросил Бирюков.

– По совокупности. Вдобавок к угонам детали откручивал. Хотел «Урал» по частям собрать. Фару да карбюратор только и успел в заначке припрятать.

– Любопытна логика несовершеннолетних угонщиков… – начал Антон, но Мохов не дал ему договорить:

– На арапа все делается, без логики. Помню первый свой угон. Сидели ночью на лавочке. Десятый раз старые анекдоты пересказали, а спать не хочется – днем выспались. Кто-то из пацанов вякнул: «На мото бы покататься?» – «В чем дело?.. – говорю. – Кругом гаражи, хозяева дрыхнут». – «Слабо, Пашк!» – «Бутылку ставишь?» – «Ставлю!» Ударили по рукам и… на соседском мотоцикле весь бензин, что в бачке был, прокатали. А выигранная по спору бутылка водки в ту пору мне была нужна как собаке пятая нога. От одной рюмки целый день тошнило…

Бирюкову не хотелось касаться прошлого Мохова, но Павел сам начал. Видно, сидела в нем боль за некогда совершенное преступление, и некому было ее излить. А Бирюков все знал, и это побуждало Павла к откровенности.

– Многое, конечно, от подстрекателя зависит, – продолжал Мохов. – В мое время табунил Пшендя – мелкий щипач, выдававший себя за урку. У таких, как Пшендя, подлый закон: сам замаран – другого замарай. Потом тверди недоростку, пугай его: назад дороги нет – заметут, жить хочешь – держись за меня, сопляк, одна у нас теперь дорожка… Ну и лопухи, конечно, верят гадам, пятки им лижут…

Еще и потому, может быть, вспомнил Павел Мохов свое безрассудное и горькое прошлое, что теперь-то мог гордиться собой. Бирюков не перебивал, чувствовал – надо человеку выговориться. Не столь часто, к сожалению, приходится работникам милиции вот так – уже на равных – беседовать с бывшими их подопечными. Лишь после того, как Мохов, тяжело вздохнув, замолчал, Антон спросил:

– А куда подевался этот Пшендя?

– Водкой, паразит, захлебнулся.

Такой вопрос Антон задал не случайно. Павел натолкнул: довольно часто на первое преступление сбивает подростков опытный уголовник. Поэтому и «вдохновителем» угона мотоцикла у Тюменцевой мог быть кто-то постарше. Бирюков попробовал выяснить взаимоотношения Сергея Тюменцева с бывшей женой, но Мохов демонстративно уклонился от ответа:

– В семейном деле Серега пусть сам исповедуется. – И затормозил у домика с расписными наличниками. – Вот как раз его резиденция…

Бирюков открыл скрипнувшую калитку и вошел в просторную ограду, похожую на оранжерейный цветник. На скрип калитки из-за угла небольшой веранды выбежала лохматая болонка, залилась звонким беззлобным лаем. В ту же минуту показался обнаженный по пояс загорелый парень в спортивных брюках.

– Чапа, не пустозвонь! – прикрикнул он.

Собачка послушно умолкла. Бирюков назвал свою должность и спросил:

– Вы Сергей Тюменцев?

– Да, – спокойно ответил парень. На его лице при этом не появилось ни малейшего оттенка удивления, как будто он давно ждал сотрудника уголовного розыска. – Проходите в тень, там прохладней. – И, пошаркивая спадающими шлепанцами, направился за веранду.

В тени навеса стояла старая тахта. На ней обложкой кверху лежал развернутый учебник физики за десятый класс, а рядом – школьная тетрадка с заложенным в нее карандашом.

– Садитесь, – показывая на тахту, предложил Тюменцев и сам пристроился на краешек.

Бирюков сел. Стараясь исподволь подойти к интересующей его теме, показал на книгу:

– Занимаетесь?

– Нынче хочу в автодорожный институт на заочное поступить. Надо учиться, пока годы молодые да память свежая.

Тюменцев ладонью поправил волнистые русые волосы. Он производил впечатление уравновешенного человека, чуточку ироничного. В отличие от некоторых «обиженных» мужей не стремился поливать свою бывшую жену грязью. Напротив, даже в чем-то сочувствовал ей, старался основную вину в неудавшейся семейной жизни взять на себя. А жизнь эта, по словам Тюменцева, и не могла состояться.

За месяц до призыва в армию Сергей познакомился на танцах с Галиной, и сразу – заявление в загс. Кое-как дождались регистрации, отгуляли свадьбу, и он уехал на два года служить. Когда вернулся со службы, не узнал Галину – так она изменилась. Каждую субботу к ней приходили подруги из общепита с мужьями. Играли допоздна в карты. Ну а где карты, там и выпивка. Сам Тюменцев в этих развлечениях не участвовал: и презирал такой отдых, и работа не позволяла – с похмельной головой до аварии один шаг…

– Обычно при разводах какая-то причина бывает, – с намеком сказал Бирюков.

– С Галиной рано или поздно мы все равно бы разошлись. Между нами ничего общего нет: ее к роскоши тянет, а мне роскошь – до лампочки. Загорелось ей «Жигули» купить. Спрашиваю: «Зачем нам машина? Хватит мотоцикла». – «На мотоцикле ездить уже не престижно», – отвечает. «Да разве в этом престиж заключается?» – «А в чем? Надо мной подруги хихикают за то, что машины нет». – «Да кто они, твои подруги? Обывательницы районного пошиба». – «Дурак идейный!»… Вот поговорили, называется…

– После этого вы и ушли?

– Нет… Ушел, можно сказать, по своей вине: невпопад обидное Галине ляпнул. На прошлой неделе, значит, прихожу домой после ночной смены уставший, как черт. Смотрю, на диван-кровати в зале парочка спит. Тихонько спрашиваю Галину: «Кто такие?» – «Подруга, которая мне импортные вещи достает, из Новосибирска приехала отдохнуть с мужем». Сразу-то я поверил, но, когда пригляделся, вижу, что этому «муженьку» – и «подруге» тоже – лет семнадцать… Злость меня взяла, говорю: «Ты что, дом свиданий организовала?» Ну тут Галина и спустила на меня всех собак, аж «муж с женой» проснулись. Попробовал скандал на тормоза перевести – еще сильнее по кочкам понесла, бельишко мое из шифоньера вышвырнула. Собрал я вгорячах, что под руки подвернулось, сунул в солдатский рюкзак, и прощай, золотая рыбка.

– Что за гости у Галины ночевали? – спросил Бирюков.

– Кто их знает. Парня того больше не видел.

– А женщину?

– Да какая там женщина. – Тюменцев небрежно махнул рукой. – Размалеванная косметикой девица. Как Пашка Мохов о ней сказал: «Молодка, ловящая фарт».

Антон, стараясь не показать вида, сосредоточился:

– Значит, вы с Моховым вчера были у Галины?

– Был, с Пашкой… Когда вещички собирал, ключ от гаража в кармане остался. Ну а зачем он мне? Решил отнести. Мохова за компанию позвал, чтобы соседки языки не чесали, дескать, похаживает Сергей к бывшей женушке…

Бирюков посмотрел Тюменцеву в глаза:

– Так вот, Сергей, Галина говорит, что ключ от гаража вы ей не отдавали.

– Почему не отдавал? – удивился Тюменцев. – При Мохове и при той размалеванной девице лично в руки Галине отдал. Правда, Галина была заметно выпивши, может, забыла. – И сразу спросил: – Вы насчет угона мотоцикла?

– Хочу выяснить…

– Позапрошлую ночь ключ у меня был, – с прежней непосредственностью сказал Тюменцев.

– А не у вашего друга?

– У какого?

– Скажем, у Мохова.

– Зачем Пашке ключ? Пашка в ту ночь работал. Утром его сменил Исаков, а последнюю ночную смену крутил баранку я. Вот отоспался немного да за физику сел… – На лице Тюменцева появилось такое выражение, словно его осенила внезапная догадка. – Думаете, Мохов опять за старое взялся? Нет! Пашка теперь совсем другим стал. Честное слово!

– Давно с ним знакомы?

– Мы – друзья по несчастью. Когда Пашку первый раз судили, я тоже чуть было за компанию не загремел. На угнанном мотоцикле разок прокатился. – Тюменцев смущенно опустил глаза и вдруг стал оправдываться: – Нет, честное комсомольское, ключ Галине при свидетелях отдавал!

– Куда она его положила? – быстро спросил Антон.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю