Текст книги "Порочный круг. Сиреневый туман"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 14

Иван Данилович Манаев с тяжелым вздохом опустился на предложенный стул и сокрушенно сказал:

– Вот, шут побери, заварилась у нас каша. Не успели одного зарыть – другой гроб строгать надо.

– Да, подобранные вами кадры оказались с сомнительным прошлым, – проговорил Бирюков.

Манаев моргнул заплывшими глазками:

– Пока я возглавлял колхоз, они работали добросовестно. Не пойму, какая вожжа им под хвост попала. Видать, к новым условиям не приспособились…

Антон заговорил об Аксеновой. Иван Данилович без утайки рассказал, что накануне дня похорон Водорьяпова поздно вечером она приходила к нему, чтобы поговорить о Леониде Николаевиче. За ужином попросила чего-нибудь выпить. Манаев достал бутылку водки, привезенную днем из райцентра, и вдвоем незаметно «уговорили» ее.

Изольда сказала, что кто-то из старых врагов свел с Леонидом Николаевичем счеты. Потом она призналась, что сама во многом виновата. Мол, проболталась подругам в новосибирском ресторане о своем нынешнем адресе. А подруги дали адрес бывшему мужу, который недавно привез ей повестку в суд для расторжения брака. Вот муженек по злобе, наверно, передал адрес врагам Леонида Николаевича.

– «Враги» из таксистов? – спросил Бирюков.

– Изольда конкретно ничего не говорила. Про таксиста мне Анна Ивановна Клепикова рассказала, как ехала с черным усатиком от агропрома на вокзал. Из таких двух рассказов я и сделал вывод относительно таксистов, – быстро ответил Манаев и, встретившись со взглядом Антона, смутился: – Не верите в мое предположение?

– Может, и поверил бы, Иван Данилович, да убили-то Водорьяпова… из немецкой винтовки.

– Разве не из револьвера?

– Нет. Что любопытно, самодельная свинцовая пуля отлита из охотничьей дроби… – сказал Антон и опять умышленно сделал паузу.

Манаев всплеснул пухлыми руками:

– Гляди, как хитро замаскировались, разбойники! Где это они выкопали иностранную винтовку?

– Не у вас?.. – в упор спросил Бирюков.

И без того узкие глаза Манаева совсем стали щелками, словно он хотел зажмуриться от внезапно охватившего его страха:

– Вы чего такое говорите?! Я никогда не имел запрещенного оружия. Можете проверить… Скрывать не стану, есть у меня разрешение милиции на владение двуствольным дробовиком, с которым охотился много лет подряд. К слову сказать, как с председательством неприятности начались, всю охоту забросил. Зачем мне в придачу к хорошему ружью поганая винтовка?

– И винтовочных немецких гильз у вас не было?

– Нет, нет! Никогда не было.

– А вот Слабуха нам рассказывал, как по вашей просьбе растачивал на токарном станке у гильз для немецкой винтовки капсюльное отверстие.

– Ничего не знаю! – решительно отказался Манаев. – Это чекист небылицу наплел на меня. Ей-богу, наплел!

– Зря, Иван Данилович, все категорически отрицаете. Это было в январе шестьдесят первого года. В благодарность за выполненную работу вы со Слабухой распили в мастерской бутылку водки, купленную за два рубля двенадцать копеек новыми деньгами. И еще пошутили, будто водка подешевела…

– Вот память у Тимофея! – смущенно воскликнул Манаев. – Надо же так крепко запомнить, а?.. У меня совсем тот случай из головы вылетел.

– Что это за гильзы были? – спросил Антон.

– Кто их знает… припоминаю, вроде Вениамин Юрьевич Шурыгин из областного управления сельского хозяйства просил меня довести до ума несколько патронов, в которые наши охотничьи капсюли не входили.

– Форму для отливки пули тоже он просил выточить?

– Ясно дело! Коли товарищ Шурыгин патроны приспосабливал, так и пули ему нужны были.

Бирюков повернулся к молчаливо сидящему Голубеву:

– В каком году Вениамин Юрьевич стал работать в областном управлении?

– Минуточку… – Голубев торопливо вытащил из кармана записную книжку. – Шурыгин появился в облсельхозуправлении с июня семьдесят второго года. До этого был директором совхоза в Томской области.

– Неувязка получается, Иван Данилович…

– Вот, шут побери, кто же об этом меня просил?.. Кто-то из новосибирцев или из райцентра… Нет, не могу вспомнить.

– Если не вспомните, придется вам самому отвечать, – сухо сказал Антон.

– А как докажете? Я возьму и напрочь откажусь…

Бирюков посмотрел в настороженно прищуренные глаза Манаева:

– Иван Данилович, вы не ребенок и прекрасно понимаете, что убийство человека – не пустяк, который можно списать на хозяйственные убытки. Следствие продлится до тех пор, пока не выяснится истина.

– Хотите записать меня в убийцы?

– Записывать еще рано, но подумайте сами: если у вас были немецкие гильзы, значит, была и винтовка. Или не так?..

Манаев опустил голову. Словно астматик, тяжело задышал.

– Так, товарищ прокурор, так… – с трудом проговорил он. – Была у меня винтовочка, да… сплыла.

– Давайте по порядку. Где ее раздобыли?

Кое-как отдышавшись, Иван Данилович стал рассказывать. Родился он в селе Караульном. В сорок первом году, когда началась Отечественная война, закончил второй класс сельской школы. В райцентре проживал его двоюродный брат-одногодка. Каждое лето Гаврик, так звали брата, приезжал в Караульное, где в военную годину жилось трудновато, но картошки хватало вдоволь.

Году в сорок пятом или сорок шестом Гаврик прикатил в Караульное на велосипеде. Привез в мешке немецкую винтовку и две солдатские каски, доверху набитые патронами. Нашел он все это в железнодорожном вагоне с трофеями. Винтовка оказалась отличной. Манаев со ста метров запросто сбивал из нее глухаря первым же выстрелом. Зимой планировали добывать лосей, но в азарте расстреляли за месяц все патроны. Остались пустые гильзы. Хотели зарядить их охотничьим порохом с самодельными пулями, да капсюли наши не подошли. Спрятали винтовку под крышей сеновала и забыли про нее.

После семилетки Манаев закончил курсы ветеринарных фельдшеров и стал трудиться в родном колхозе. Был молодой, энергичный, спиртным не увлекался. В середине пятидесятых годов, когда в сельском хозяйстве начались реформы, двадцатипятилетнего ветеринара по рекомендации районных властей единогласно избрали председателем колхоза. Дипломов о высшем образовании тогда не требовалось. Главное внимание обращали на то, умеет ли человек руководить.

Когда Манаев возглавил колхоз, к нему потянулись разные начальники от районных до областных. В основном ехали в «Верный путь» любители поохотиться. Отстрел лосей к тому времени уже ограничили лицензиями. Но высокопоставленных товарищей эти ограничения не касались. Сопровождая гостей по окрестным лесам, Манаев сам пристрастился к охоте. И тут, спустя много лет, Иван Данилович вспомнил о немецкой винтовке. Заминка вышла с патронами. Раздобыть их оказалось не под силу самым влиятельным друзьям. Выручил колхозный токарь Тимофей Слабуха, взявшийся расточить сохранившиеся у Ивана Даниловича гильзы…

– Где же теперь эта винтовка? – спросил Антон.

– В конце семидесятых годов отдал Вениамину Юрьевичу.

– Иван Данилыч! – воскликнул Слава Голубев. – Я о Шурыгине все разузнал. Вениамин Юрьевич был пьяница, взяточник, но охотой никогда в жизни не увлекался.

– Не могу с вами согласиться. Шурыгин часто выезжал за компанию на лосей и пострелял из той самой винтовки изрядно. Честно сказать, стрелок был никудышный. Лично ни одного лося не завалил, только подранков делал. Беда в том, что любил перед охотой рюмочку пропустить, а с пьяных глаз, известно, хорошо не прицелишься.

– Может, по пьянке он действительно охотился «за компанию», но оружия у него никогда никакого не было, – настойчиво сказал Слава. – Так что сочиняйте о ком угодно, только не о Вениамине Юрьевиче.

– Вот, пень старый, опять промашку дал. Совсем никудышная память стала, особенно когда волнуюсь.

– Говорите правду, и волноваться не надо будет, – посоветовал Антон.

– Без волнения такое не расскажешь.

– Что «такое»?

– Ну, как же… Незаконно хранил винтовку, из которой, по вашим словам, убийство совершено, а ее, стыдно признаться, у меня украли…

Это был уже иной, более сложный для следствия поворот, и Антон Бирюков стал выяснять, насколько Иван Данилович искренен в своем новом «признании». Тот опять ударился в прошлое и принялся рассказывать, как в семьдесят девятом году переселялся из пришедшей в негодность хатенки в новый двухэтажный особняк. Помогали ему перевозить вещи колхозники, но кто конкретно – теперь уже вспомнить трудно. Винтовка вместе с патронами в холщовом мешочке из-под дроби была упрятана в брезентовый чехол. Ружье же с боеприпасом хранилось в специальном металлическом шкафчике, под замком. Примерно через полмесяца после новоселья хватился – ружье на месте, а чехла с винтовкой нет. Выяснять у помогавших колхозников побоялся, так как чувствовал ответственность за незаконное хранение нарезного оружия и не захотел рисковать. Таким образом винтовка канула в неизвестность.

– Неужели ни одного из помощников не запомнили? – недоверчиво спросил Антон.

– Кроме Тимофея Слабухи да Гоши Клепикова, считай, никого не помню. Выпивши был, – Манаев тяжело вздохнул. – Положа руку на сердце, подозревал тогда, что Слабуха тайком уволок винтовку. Между нами говоря, чекист втихомолку постреливал тогда лосей, а ружьишко имел неважнецкое…

– А Клепиков не мог унести?

– Нет, не мог.

– Почему?

– Во-первых, Гоша сильно меня уважал. Во-вторых, трусил из винтовки стрелять. Он, кроме собственного дробовика, никакого оружия не признает.

– Что о нем можете сказать как о человеке?

– Да что про Гошу скажешь… Недоразвитый, но по исполнительности – лучшего бригадира не сыскать. С новым председателем Гоше, ясно дело, не сработаться. Ему любое пустяковое задание надо разжевать и в рот положить.

– А в охотничьих делах как?..

– Только в компании и только по подсказке. Гоша у нас в основном загонщиком был да туши убитых лосей разделывал. Грузчик опять же незаменимый. Силой бог его не обидел.

– Стреляет хорошо?

– Почти никогда не стрелял. Надеялся, что другие зверя завалят. По стрельбе Изольда Аксенова мастерица была. Из дробовика, на спор с Вениамином Юрьевичем, с пятидесяти метров подброшенную пустую поллитровку вдребезги разносила.

– Она тоже с вами охотилась?

– Непременно, когда Вениамин Юрьевич приезжал. Девка в таежном краю выросла.

– Из винтовки Аксенова стреляла? – внезапно спросил Антон.

Иван Данилович растерянно заморгал:

– К тому времени, когда Изольда здесь появилась, винтовку у меня уже украли.

К концу разговора Бирюков твердо убедился в одном: сейчас винтовки у Манаева нет. Антон попросил Лимакина предъявить Ивану Даниловичу подшивку нарядов, обнаруженных в квартире Аксеновой. Манаев, слюнявя палец, равнодушно полистал переплетенный фолиант и пожал плечами.

– За бухгалтерские документы в прошлом году отвечала Анна Ивановна Клепикова. С нее и спрашивайте, как она прошляпила деловые бумаги.

– Ваше какое мнение на этот счет? – спросил Бирюков.

– От моего мнения теперь ничего не зависит. Затеял ту противозаконную акцию небезызвестный вам товарищ Кролов. За что и поплатился. Не зря в народе говорят: не рой яму другому – сам в нее угодишь.

– Вы знали об исчезновении этих документов?

– Я знал, что Кролов полностью изъял прошлогодний бухгалтерский архив. После Анна Ивановна жаловалась, будто милиция вернула не все документы. Разбираться я не стал. Зачем влезать в чужие заботы?.. Теперь моя забота – стеречь склад.

– Кто же все-таки утащил у вас винтовку? – внезапно вернулся к прежней теме Антон.

Манаев торопливо развел руками:

– Не знаю. Но я хочу сказать, ведь таких винтовок немцы не один миллион изготовили. Может быть, что моя винтовочка, хотя она и украдена, с этим убийством не связана.

– Конечно, немецких винтовок много, – согласился Антон. – Однако, Иван Данилович, скажу вам любопытную деталь: точно такую самодельную пулю, какой убит Водорьяпов, десять лет назад обнаружили в лосе, застреленном охотоведом нашего района. Экспертиза показала, что обе пули – из одного и того же винтовочного ствола. Если учесть, что выезжавший с вами на охоту Вениамин Юрьевич, как вы говорите, «делал» лосей-подранков, то вывод напрашивается сам собой…

Манаев уставился на Бирюкова. Какое-то время он словно лишился дара речи. Потом, приходя в себя, виновато хихикнул:

– Скажи, какое совпадение, а?.. Тут, ясно дело, на меня шишки валются. Ох, Вениамин Юрьевич – бедовая голова!.. Изольду мне подсуропил, через нее Водорьяпов в колхоз проник. В придачу еще и сам, охотник липовый, в подраненных лосях пули оставил. Зачем я с ним связался? Теперь кусаю локти, да поздно. Не знаю, как перед вами оправдаться…

– Где вы находились в ночь убийства? – спросил Бирюков.

– По ночам я стерегу склад горюче-смазочных материалов. Там и находился.

– Не отлучались со склада?

– Куда мне отлучаться?.. Из озорного возраста я уже выжил. Да и в молодости распутством не грешил. Так что сторожевую службу несу исправно, чтобы без пенсии не оказаться.

– Не спали той ночью?

– Как можно на посту спать?! – будто удивился Манаев. – Нет, я добросовестно отношусь к своим обязанностям. Слово себе дал, дотянуть служебную лямку без дальнейшего позора.

– В селе подозрительного в ту ночь не заметили?

– Вроде ничего не видел. Ночь была светлая. Вот, припоминаю, где-то возле полуночи Виталий Ложников на «Волге» со стороны райцентра прикатил домой.

– А Баранов в какое время приехал в Караульное?

– Разве Эдуард куда-то ездил?..

– Ездил.

– Значит, опять тайком от жены по любовным делам шустрил. Красный «Запорожец» Баранова я знаю, но в ту ночь он мне на глаза не попадался.

– И верхом на лошади никого не видели?

– Верховых у нас часто можно встретить… – Иван Данилович улыбнулся. – К примеру сказать, я сам тем вечером, перед дежурством, по селу гарцевал в седле. На пасеку к Гоше Клепикову ездил. Трехлитровый бидончик меду привез. Там два моих улея присоседились, чтобы медком иногда побаловаться. Вернулся засветло. Супруга даже удивилась, мол, очень уж быстро прискакал. Ну а чего долго валандаться, если Гоша по договоренности заранее из моего улея мед откачал.

– Клепиков на пасеке был?

– Да, с Анной Ивановной в «Ниве» раньше меня туда приехал.

– А когда они домой вернулись?

– Вот этого не видел.

Глава 15

От разговора с Манаевым у Антона Бирюкова остался тяжелый осадок. Создавалось впечатление, что Иван Данилович что-то утаивал, недоговаривал до конца. Это же заметили и Слава Голубев со следователем. Укладывая протокол допроса в «дипломат», Лимакин задумчиво сказал:

– Изольда, оказывается, метко стрелять умела… – И с упреком посмотрел на участкового: – Видишь, какие дела на твоем участке творились…

Сидевший словно в воду опущенный Ягодин виновато дернул плечами:

– Я здесь участковым всего три года.

– А до этого двадцать с лишним лет в Караульном прожил и о винтовке у Манаева не знал.

– Иван Данилович мужик хитрый, насобачился из любых положений выкручиваться. Его запросто не расколешь.

– Вот что, друзья, – сказал Бирюков. – Надо кому-то из нас побеседовать в домашней обстановке со стариком Широниным, который был понятым. Он после операции по ночам «супчик хлебает», авось за трапезой что-нибудь видел из окна.

Лимакин крутнул головой.

– Ничего Кузьма Трофимович не скажет. При осмотре места происшествия в Выселках я на эту тему заговаривал с ним. От всего старик отказывается.

– Знаешь, тогда была необычная ситуация. Не каждый же день в селе убийства случаются. – Антон посмотрел на Ягодина: – Ты не против поговорить с Широниным?

Участковый смущенно потупился:

– У нас с ним напряженные отношения. Кузьма в обиде на меня за антиалкогольную профилактику.

Антон повернулся к Голубеву.

– Придется, Слава, тебе сходить к старику и побеседовать, что называется, по душам. А ты, Андрюша, постарайся выяснить алиби Тимофея Григорьевича Слабухи. С ним-то в каких отношениях?

– Слабуха побаивается меня, но жена его, баба Варя, уважает за то, что сдерживаю Тимофея от выпивки.

– Вот с бабой Варей и поговори. Не отлучался ли старик из дома в ту печальную ночь?

Голубев кивнул участковому:

– Пошли, покажешь, где живет Широнин.

Оставшись вдвоем с Лимакиным, Бирюков вернул следователю лежавшую на столе подшивку бухгалтерских документов.

– Надо тщательно проштудировать этот талмуд. По-моему, в нем что-то не чисто…

– Вчера мельком уже полистал наряды. На первый взгляд ничего особенного. Обычные хозяйственные работы, с обычной тарифной оплатой. Вернемся домой – изучу досконально. Чтобы разобраться в этой цифири, нужно основательно попотеть, – ответил Лимакин и усмехнулся: – Смотри, как вывернулся Манаев с винтовкой! Украли, мол, и концов нету…

Антон встал из-за стола, подошел к окну:

– Хорошо, что Иван Данилович не сказал, будто утопил винтовку в пруду. Пришлось бы понырять. А он, кажется, близок к такому ответу был, да, видимо, испугался, что мы заставим осушить пруд.

– У меня насчет пруда тоже мысль зашевелилась, когда Данилыч изворачиваться начал. Соврал он, конечно, о краже, но попробуй теперь уличи.

– Да.

– Что-то об Изольде я задумался. Как тебе понравилась ее меткая стрельба по пустым бутылкам?

– Таежница…

– Не избавилась ли она от подельника по мошенничеству с автомобилями?

– Все может быть. Посмотри, Петя. Вроде бы Эдуард Баранов на всех парусах катит…

Из остановившегося у конторы «Запорожца» действительно вылез главный зоотехник колхоза. Ладонями стряхнув пыль с защитного цвета рабочей куртки-штормовки, он сунул в карман цепочку с автомобильным ключом зажигания и решительно вошел в контору. Через несколько секунд, громко поздоровавшись в приемной с Людой-секретаршей, Баранов без стука заглянул в председательский кабинет и растерялся:

– Извините, Сергея Игнатьевича нет?

– Проходите, пожалуйста, садитесь, – сказал Антон. – Это по нашей просьбе председатель оторвал вас от работы.

Зоотехник осторожно прикрыл за собой дверь, уселся возле стола и принялся нервно чесать искусанные комарами руки. Бирюков подал ему подшивку бухгалтерских документов:

– Посмотрите внимательно. Вам знакомы эти бумаги?

Баранов полистал бланки нарядов и, возвращая Бирюкову, с недоумением проговорил:

– Обычные наряды на выполненные работы из прошлогоднего архива.

– Раньше доводилось держать их в руках?

– Где? Может, в бухгалтерии только…

– А в своем кабинете?..

– У себя я бухгалтерского архива не держу.

Антон напомнил Баранову о прошлогоднем визите в «Верный путь» сотрудников милиции и о том, как к нему в кабинет входила Анна Ивановна с подшивкой документов, а вышла без них. Баранов подтвердил, что такой милицейский «визит» на самом деле был, но когда и с чем заходила к нему Клепикова, он не помнил.

– Давайте вспоминать вместе, – предложил Антон. – Сразу после ухода Анны Ивановны у вас в кабинете побывал Водорьяпов. Зачем Леонид Николаевич заходил и какой разговор с ним состоялся?

Внезапно на сосредоточенном лице Баранова мелькнула радость:

– Вон что!.. Ну, вспомнил. Правильно, заходил Водорьяпов. Только мы с ним ни о чем не говорили. Он забрал оставленные Клепиковой документы и тут же вышел.

– Постарайтесь вспомнить подробности.

Зоотехник задумался.

– Собственно, что касается подробностей, то я не в курсе дела… – заговорил он. – Утром, едва вошел в кабинет, вижу, милицейская машина к конторе подъехала. Удивился: чего ради?.. Не успел отойти от окна и сесть за стол – заходит Анна Ивановна Клепикова. Быстро подает документы и говорит: «Эдуард Федорович, сунь подальше в стол». Сразу ушла. Только я в нижний ящик стола положил бумаги – на пороге Водорьяпов. Раскрывает черный портфель: «Клади сюда!» – «Чего тебе?» – спрашиваю. Он: «Документы, которые Аннушка оставила». Я ничего не могу понять, а Водорьяпов шепотом: «Быстро шевелись, пока менты за глотку не взяли». Ну, честное слово, я, даже не поняв, что за документы оставила Клепикова, отдал их Водорьяпову. Тот захлопнул портфель, приложил палец к губам – молчи, дескать, и спокойно вышел из кабинета… Если это, на ваш взгляд, не подробности, то больше мне сказать нечего.

– После ни Клепикова, ни Водорьяпов по поводу этих документов к вам не обращались? – спросил Антон.

– Анна Ивановна обращалась, но я так и не понял, чего она хотела… – Баранов снова зачесал руки. – Когда милиция уехала, Клепикова опять зашла ко мне и попросила папку. Я ответил, что отдал Водорьяпову. Она глаза на меня вытаращила: «С ума сошел?! Я об этом тебя просила?!» Пришлось рассказать подробно, как вам сейчас рассказывал. Анна Ивановна в сердцах нахамила мне, мол, дурак ты, Эдуард Федорович, и дверью хлопнула. На следующий день встретил Водорьяпова, стал ему выговаривать, дескать, ну, друг, подвел ты меня так, что Клепикова дураком обозвала. Он расхохотался чуть не до слез: «Не расстраивайся зря. Мы с Аннушкой уже разобрались. Это она с испугу диагноз дурака тебе поставила». И правда, Клепикова будто забыла о документах, ни разу не заикнулась о них.

Антон взглядом указал на подшивку:

– Эти документы были или не эти?

– Товарищ прокурор, – словно взмолился Баранов, – ну, честное благородное, я тогда не разглядел их. Переплет похожий, так ведь у нас весь колхозный архив в одинаковом переплете…

Бирюков задал ему еще несколько вопросов. Потом спросил:

– А в котором часу вы вернулись в Караульное той ночью, когда был убит Водорьяпов?

Баранов повторил прежние свои показания:

– Приехал поздно, наверное, в первом или во втором часу ночи.

– Однако Манаев, охранявший склад, почему-то в ту ночь не видел красного «Запорожца», возвращавшегося в село.

– Когда я приехал, Манаева на складе не было, – заявил Баранов и запальчиво стал объяснять: – Понимаете, у меня бензин был на нуле! Думал, не дотяну до дома. А на складе есть бензоколонка для заправки частных автомашин. Подрулил попутно, хотел заправиться. В сторожке – темнота. Постучал в окно – Манаев не отозвался. Глянул на дверь, там замок висит!..

– Куда же сторож исчез? – спросил Антон.

– Будто я знаю, да?.. – обидчиво проговорил зоотехник. – Наверно, опохмеляться домой бегал. Пусть не выкручивается, алкаш, и не плетет на меня что попало!

Ситуация менялась прямо на глазах.

Только Баранов подписал протокол допроса, в кабинет ворвался рассерженный Сергей. Увидев главного зоотехника, хмуро бросил:

– Привет, Эдуард Федорович.

– Привет, – с вызовом ответил Баранов, поднимаясь со стула.

– Ну как там телята на выпасах? – спросил председатель.

– По первому разу всех обработали, – пробурчал зоотехник. – Через неделю будут чистыми.

– Давно бы следовало этим заняться.

– Так ведь чемерицы не было.

– Надо было мчаться в район, кулаком стучать, а не на телефоне висеть.

– Надоело по каждому пустяку глотку драть.

– А как ты хотел?.. Сложить ручки и ждать манны небесной? Нет, Федорович, так у нас с тобой дело не пойдет!

– Это еще посмотрим…

– Чего смотреть! И без того все видно, словно на ладошке. Или надеешься сам в председатели проскочить?

Баранов ухмыльнулся:

– Нужен мне такой хомут, как собаке пятая нога.

– Нужен, Федорович, нужен! Ты спишь и во сне его видишь. Пупынину о каждом моем шаге сплетничаешь! Дояркам мозги заправляешь: вот, мол, нагрел вас новый председатель с зарплатой, я никогда такого бы не сделал, я бы вам платил по-королевски. А за какие шиши, спрашивается, им платить, если они запустили коровенок и ни черта не надаивают?.. Еще хуже, вчера опять три тонны молока проквасили!

– У них же с горячей водой плохо, – хмуро возразил Баранов. – Молочные фляги кое-как моют.

– Выходит, председатель колхоза должен воду кипятить?

– Почему председатель… Гоше Клепикову надо хоть маленько думать, он же бригадир, не пешка.

– А главный зоотехник чем думает?

– У меня других забот хватает.

– Ну, делово-о-ой… Не выкручивайся! Ты же знал, что на ферме кавардак, но ни разу на планерках об этом не обмолвился. Слушай, как мы с тобой дальше будем работать?

– Не нравлюсь – пиши приказ. Без работы не останусь.

– Останешься! Вот только фермерство укрепится да рынок в стране заработает, все управленческие тунеядцы из колхозов по миру пойдут!.. – Сергей внезапно сник. – Ладно, Эдуард, катись на выпаса, долечивай телят.

Баранов, не попрощавшись, быстро вышел из кабинета. Антон Бирюков с упреком посмотрел на брата:

– Чего расходился, как самовар?

– А-а-а, зла не хватает… – Сергей выдернул из кармана джинсов измятый номер районной газеты и сердито швырнул ее на стол перед Антоном. – Прочитай на четвертой странице, как «Верный путь» шагнул в пропасть…

Антон расправил газету. В глаза сразу бросилась рубрика «Тревожный сигнал» и чуть пониже – заголовок заметки «Что же у нас происходит?..» Начиналась заметка своеобразно:

«Передовой наш колхоз в прошлом году оказался на краю экономической пропасти. С избранием председателем правления С. И. Бирюкова хозяйство сделало крупный шаг вперед, а именно: значительно снижена финансовая задолженность перед государством, получена большая экономия от сокращения управленческого аппарата, уменьшился расход горюче-смазочных материалов…»

Перечислив еще несколько достижений, не указавшие под заметкой своих фамилий доярки обрушились критикой на нового председателя за то, что «срезал» им заработки с трехсот рублей до ста восьмидесяти. Заканчивали письмо в редакцию они так:

«Несправедливость творится у нас потому, что С. И. Бирюков по специальности является механиком, а хозяйство наше в основном животноводческое. Естественно, специалисту-механику трудно разобраться в тонкостях животноводства. Между тем в „Верном пути“ более десяти лет добросовестно трудится главным зоотехником Э. Ф. Баранов – человек всеми уважаемый. Почему бы товарищу Баранову не возглавить хозяйство? Мы думаем, руководство района обратит внимание на наше предложение и сделает соответствующие выводы, пока не поздно».

Антон передал газету следователю.

– Понял что-нибудь? – сразу заговорил Сергей. – Передовой колхоз докатился до края пропасти. Пришел новый председатель, сделал крупный шаг вперед и… закувыркались в пропасть!

– Не придирайся, – сказал Антон. – Публикация, по существу, анонимная.

– В том-то и дело! Когда я на ферме устроил громкую читку, доярки обалдели. Ни одна из них не писала этого бреда, хотя на понижение зарплаты жалуются все. Однако никто из доярок не мечтает, чтобы во главе колхоза стал «всеми уважаемый» Баранов! Уж кто-кто, а доярки знают главного зоотехника как облупленного.

– Кто же, по-твоему, написал?

– Я не гадалка. Вот если бы рукопись посмотреть… – Сергей мельком глянул на телефон. – Пупынин без меня не звонил?

– Нет.

– Странно, почему молчит Михаил Михалыч?..

– Меня вот что интересует, – сказал Антон. – Баранов утверждает, что ночью, когда убили Водорьяпова, Манаев куда-то отлучался со сторожевого поста. У вас на складе есть бензоколонка для частников?

– Есть.

– Баранов, возвращаясь из райцентра, хотел заправить свой «Запорожец» и не смог. Вечером Иван Данилович ездил верхом на лошади к Клепикову на пасеку за медом. Надо бы как-то узнать, в какое время он оттуда вернулся?

– Этот ребус проще простого! – Сергей снял телефонную трубку, резко накрутил цифры и, кое-как дождавшись ответа, нетерпеливо выпалил: – Шура, седлай кобылу и – галопом ко мне!

Вскоре в кабинет вошел синеглазый с рыжеватыми усиками крепыш, судя по солдатским брюкам и рубашке, недавно вернувшийся с армейской службы. Остановившись у порога, громко поздоровался:

– Здравия желаю!

– Здорово, Шура, – ответил Сергей и представил парня: – Наш главный и единственный конюх. Внук Тимофея Григорьевича Слабухи, зовут Александром.

Парень белозубо улыбнулся:

– Шурой, а то и вообще Шуркой меня с детства называют.

По сравнению с мрачно замкнутым дедом внук оказался жизнерадостным бойким парнем. На вопросы он отвечал без запинки. Шура вспомнил, как накануне той ночи, когда в Выселках убили Водорьяпова, Иван Данилович Манаев около шести вечера пришел на конный двор и попросил лошадку, чтобы съездить на пасеку. С разрешения Шуры оседлал бывшего своего выездного мерина по кличке Мощный. Пригнал же его обратно только на следующий день утром, около восьми часов.

– Для чего он всю ночь продержал коня у себя? – спросил Антон.

– Сказал, что вечером торопился на дежурство. Бросил Мощному охапку сена, и тот простоял у него во дворе до утра.

– Это на самом деле было так?

– Не знаю. Я у деда живу, рядом с манаевской усадьбой. В тот вечер мы ужинали в восемь часов. Из окон нашей кухни двор Манаевых виден, как на ладони. Мощного там не было. Потом мы с дедом возле сарая пилили дрова до самой темноты. В двенадцатом часу дед стал укладываться спать, а я пошел на конный двор. Всегда там ночую, чтобы за лошадьми присматривать.

– Коня у Манаева в это время не видели?

– Откровенно сказать, не обратил внимания.

Антон посмотрел на Сергея:

– Какой распорядок дежурства у Ивана Даниловича?

– Летом – с одиннадцати вечера до семи утра.

«Ребус», казавшийся Сергею проще простого, оказался не разгаданным. Воспользовавшись случаем, Антон поинтересовался у Шуры, не уходил ли куда из дома в ту ночь его дед.

– Куда ему было уходить!.. – сказал Шура. – Мы так уработались, что бабушка утром говорила, мол, вот старый умотался, даже «соску» ночью ни разу не почмокал. Это она про курево.

Показания Шуры вскоре после его ухода подтвердил вернувшийся участковый. По словам бабы Вари, с которой Ягодин проговорил около часа, Тимофей Слабуха действительно в ту ночь из дома не выходил. После пилки дров он так заспался, что утром не успел побриться, когда приехал на машине председатель колхоза и забрал его в понятые. Сама баба Заря встала рано, в шесть часов ее разбудил Виталий Ложников, возвративший давно взятую в долг бутылку водки, которую старуха тут же запрятала подальше от глаз Тимофея Григорьевича.

Из понятых Тимофей Григорьевич заявился домой к обеду. Был мрачным. На вопрос бабы Вари – чего там в Выселках? – пробурчал, мол, застрелили Водорьяпова, и стал настойчиво требовать поллитровку. Видимо, узнал о ней от Виталия. Дело чуть не дошло до скандала. Баба Варя плюнула и отдала бутылку старику. Только было тот уселся за стол – Манаев принес большую миску карасей. Иван Данилович и раньше изредка угощал соседей свежей рыбешкой. Пришлось Тимофею Григорьевичу пригласить соседа к столу. Манаев, понятно, не отказался. После первой же рюмки он принялся «пытать» Слабуху о том, что случилось в Выселках. Баба Варя не стала слушать болтовню выпивших мужиков и ушла в огород полоть грядки.

Участковый не упустил случая, чтобы порасспрашивать бабу Варю о Манаеве, и узнал от нее более конкретное, чем рассказал внук Шура. Оказывается, когда Слабуха с внуком пилили дрова, находившаяся в кухне баба Варя видела через окно, как Иван Данилович с желтеньким бидончиком входил в свою ограду. Однако лошади возле его, дома в это время не было. Утром же на следующий день, после дежурства, Манаев у крыльца оседлал коня, кое-как взобрался на него и поехал вроде бы в сторону конного двора. Откуда этот конь взялся в ограде Манаева, баба Варя не знала.