Текст книги "Порочный круг. Сиреневый туман"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Жена Антона Бирюкова Марина работала главным экономистом районного агропромышленного объединения. Жили Бирюковы дружно. Часто разговаривали на житейские темы, но обсуждать служебные дела друг друга и жаловаться на необъективность начальства в их семье не было принято. Но однажды вечером Марина сказала мужу:

– Сегодня Пупынин сделал мне серьезное внушение…

Антон отложил газету:

– За что?

– За твое неуважение к нему.

– Наверное, обиделся, что не доложил подробности происшествия в «Верном пути»?

– Не обиделся – возмутился! Как ты мог так вызывающе отнестись к человеку, у которого в подчинении твоя жена?

– Прости, но почему я должен перед ним отчитываться? Он же не докладывает мне о своих секретах.

Марина лукаво подмигнула:

– Но и его жена не работает под твоим мудрым руководством.

– Это имеет значение?

– Для Пупынина – очень важное. Он теперь меня съест.

Антон пошутил:

– Такое кушанье подпадает под статью: убийство при отягчающих обстоятельствах. Там потолок – крайняя мера. Предупреди Михаила Михайловича. Или мне с ним поговорить?

– За меня, товарищ прокурор, не беспокойся. – Марина посерьезнела. – Сергею надо каким-то образом помочь. Из Караульного потоком идут на него анонимки, и, представляешь, Пупынин дал указание: ни одной не выбрасывать. Все передавать лично ему.

Антон удивился:

– Есть специальный указ насчет анонимок. Теперь они не имеют той магической силы, какую имели раньше.

– Тем не менее Михаил Михайлович их коллекционирует. Так вот… на твоем брате он может крупно отыграться. Пупынин ненавидит Сергея за прошлогодний ералаш на отчетно-выборном собрании.

– Знаешь, Марина, лично мне многое в Сергее не нравится. Ведет он себя с какой-то мальчишеской бравадой. Ты в курсе того, что творится в «Верном пути»?

– Разумеется.

– Скажи, Смутьян не пустит колхоз по миру?

– Ну, что ты!.. Сергей за семь месяцев сократил задолженность колхоза на полмиллиона. Ввел чековые расчеты между службами, определил единый счетный день. Распродал лишнюю технику, которая без толку стояла на хоздворе. Сократил штат бухгалтерии и второстепенных специалистов. Словом, все делает в духе времени и экономически грамотно. Правда, иногда его заносит.

– В чем?

– Взять, например, последний случай. Наотрез отказался перечислять восемьдесят тысяч на содержание аппарата районного агропрома.

– Почему?

– Потому что Пупынин приказал Госбанку снять деньги со счета «Верного пути» без согласования с правлением колхоза, а это запрещено законом.

– Выходит, Сергей прав?

Марина печально вздохнула:

– К сожалению, у нас еще действует система: не тот прав, кто прав, а тот – у кого больше прав. Так вот, «Верный путь» теперь не получит триста тысяч дотации на молоко. Представляешь?.. Сэкономив восемьдесят, колхоз потеряет двести двадцать тысяч!

– Это же нечестно!

– В нашем сельском ведомстве со времен коллективизации честь забыта.

– Что-то ты сегодня в ударе.

– Очень беспокоюсь за Сергея. Пупынин уже подбирает на его место кандидатуру.

– И кого Михаил Михайлович присмотрел?

– Вроде бы в том же «Верном пути» облюбовал главного зоотехника.

– Эдуарда Баранова?

– Да.

– Он же откровенный лентяй.

– Зато в отличие от Сергея готов Пупынину пятки лизать.

– А если Баранов доведет колхоз до ручки?

– Это Пупынина не тревожит. Он со дня на день ждет персональную пенсию, а там – хоть потоп. Михаил Михайлович будет даже доволен, если после его ухода в отставку колхозы начнут разваливаться.

Антон нахмурился:

– Проще было бы помочь чужому человеку. Стать грудью за собственного брата – труднее. Скажут, родственника защищаю.

– При чем здесь родственность? Ты ведь прокурор. Твоя обязанность – защищать правого и обвинять виновного. Сергей прав! Разве этого недостаточно, чтобы заступиться за него?

– Надо еще доказать, кто прав, кто виноват.

– Вот и докажи, пока не поздно… – Марина помолчала. – В агропроме уже разную чушь начинают нести.

– Что именно?

– Например, будто Сергей неспроста поддерживает арендаторов. Вроде бы Ложников за уцененную «Волгу» заплатил в колхозную кассу пять тысяч и еще столько же Сергею отвалил.

– И тот безропотно взял?

– Само собой…

– Эх, дает дрозда братишка! – Антон засмеялся.

– Тебе смешно, а люди на полном серьезе шепчутся, – вздохнула Марина. – Вообще последнее время в нашей конторе словно с ума посходили. Стоит по работе самую малость за кого-то заступиться, кому-то оказать содействие, сразу начинаются ехидные намеки на корысть. Элементарная порядочность отвергается напрочь. Дескать, сейчас не принято бескорыстно заботиться о пользе дела. От такой уродливой морали прямо руки опускаются.

Антон посерьезнел:

– Опускать руки нельзя. Интересно, кто это на Сергея бочку катит?

– Пупынинские подпевалы, а Михаил Михайлович им потворствует. Вчера с ухмылочкой мне бросил: «Влип твой прогрессивный деверек с арендаторами. Теперь прогремит на весь район». – «Отчего ему греметь? – спрашиваю. – В тюрьму загремит убийца». Пупынин опять усмехнулся: «Конечно, свой брат прокурор из кожи вылезет, чтобы честь фамилии спасти». Ничего себе намек, да?..

– Не знал я, что Михаил Михайлович такой обидчивый.

– Не так обидчивый, как мстительный. Сергея же просто ненавидит. Он и против аренды восстал в основном из-за того, что арендаторов поддерживает Сергей. Помню, перед заключением арендного договора Водорьяпов приезжал в агропром посоветоваться. Едва услышав, что тот из «Верного пути», Михаил Михайлович разъяренным медведем поднялся. Чуть было на корню не зарубил все дело.

– Однако не зарубил же?..

– Водорьяпов его осадил. Перед волевыми людьми Пупынин пасует.

– Значит, Водорьяпов был волевым?

– Я всего часа полтора с ним об аренде проговорила. Но и за это время поняла, что мужик напористый, неглупый и с чувством собственного достоинства.

– Не хапуга?

– Скорее сообразительный предприниматель. В сельском хозяйстве разбирался плохо, о пустяках расспрашивал самым дотошным образом. Зато в трудовом законодательстве – любую статью наизусть чеканил.

Антон задумался:

– А что это Пупынин так трогательно о здоровье Клепикова печется?

Марина пожала плечами:

– Наверное, чтобы досадить Сергею. Пусть, мол, в разгар сенокоса председатель без бригадира попотеет. Да и Анна Ивановна, словно наскипидаренная, перед Михаилом Михайловичем мечется. На Виталия Ложникова взъелась. Видимо, не может простить, что в прошлом году тот за выращенных на подворье бычков получил заработанное сполна, а не мизер, как она хотела.

– Да, заварилась каша… – с досадой сказал Антон.

– Еще какая! – поддержала Марина.

Глава 11

Всегда пунктуальный Лимакин утром появился на работе с опозданием. Войдя в прокурорский кабинет, он поздоровался с Бирюковым и мрачно сказал:

– Отвозил сына в детсад. Пришлось из-за сорванца задержаться. Не знаю, что из парня вырастет.

– То же, что и из нас с тобой выросло, – сказал Бирюков.

Лимакин помолчал и заговорил о деле:

– В Караульном сегодня похороны Водорьяпова. Не съездить ли мне туда, присмотреться?..

– По-моему, ничего там не увидишь. На всякий случай поручи это участковому Ягодину. Скоро из Новосибирска приедут Лена Тимохина и Слава Голубев. Сразу обсудим заключение баллистической экспертизы да информацию Голубева. Авось какая-то ясность появится. Сейчас мы, по существу, гадаем на кофейной гуще: ни прошлого Водорьяпова не знаем, ни из какого оружия застрелили…

– Да, вид оружия может подкинуть мыслишку. – Лимакин поднялся. – Ладно, пойду звонить в Караульное…

Тимохина с Голубевым приехали перед концом рабочего дня и привезли такую информацию, от которой, по словам Лимакина, у него голова пошла кругом. Из главного информцентра поступил ответ на запрос следователя с просьбой срочно идентифицировать отпечатки пальцев, снятые у мертвого Водорьяпова. По дактилоскопической формуле удалось установить, что эти отпечатки принадлежат Леониду Николаевичу Водопьянову, по кличке «Кидала». Он со своей напарницей Изольдой Алексеевной Лумпокольской, проживавшей в Москве около года без прописки и определенных занятий, занимался мошенничеством у комиссионных автомагазинов. Специализировался Водопьянов на «покупке» автомашин модели «Волга». В одних случаях потерпевший получал от Водопьянова вместо денег «куклу» – пачку бумажек, обложенных сторублевками. Иногда «Кидала» просто выкидывал хозяина из машины и утонял «Волгу». Но чаще всего так называемую «верхушку» – деньги, которые даются сверх оценочной стоимости, отнимал. Действовал нагло, так как желающие подзаработать на перепродаже машин всю правду не рассказывали – боялись ответственности за спекуляцию. Девять лет назад Водопьянов был задержан милицией и находился под стражей за перестрелку с вымогателями «налога» за нетрудовые доходы. При задержании сумел избавиться от оружия, в результате чего следствию не удалось доказать его виновность в стрельбе. Через день после освобождения из-под стражи Водопьянов скрылся из Москвы и затерялся. Изольда Лумпокольская исчезла раньше. Нынешнее место ее пребывания тоже неизвестно.

Антон Бирюков, ознакомившись со справкой информцентра, прихлопнул ладонью по столу:

– Не случайно фамилия Водорьяпов казалась мне какой-то искусственной. Это же подделка!

– Так точно, Игнатьич, – подтвердил Голубев. – В горотделе отыскали по моей просьбе старый паспорт Водопьянова. Исправления сделаны мастерски, специалистом. На глаз совершенно не заметны. Только с помощью техники выявили подделку. Так гражданин Водопьянов, получив паспорт нового образца, стал Водорьяповым. Изольда сменила фамилию, выйдя замуж за Аксенова, и мошенники как бы порвали связь с прошлым.

В разговор вступил Лимакин:

– Теперь понятно, откуда у Водопьянова-Водорьяпова семьдесят пять тысяч на сберкнижках и почему он их прятал. Как же нам отыскать тех вымогателей, с которыми «Кидала» стрелялся в Москве?

– Не перебрались ли они в Новосибирск?.. – высказал предположение Бирюков и посмотрел на Голубева. – Бывшего мужа Изольды нашел?

– Так точно, – Слава подробно пересказал содержание разговора с Анатолием Аксеновым.

Лимакин досадливо поморщился:

– Значит, Анна Ивановна видела Анатолия в Караульном. Какого же черта она наплела мне про новосибирского таксиста?

– Надо это выяснить у Анны Ивановны, – сказал Антон и обратился к молчаливо сидевшей Тимохиной: – Что, Леночка, показала экспертиза пули?

Тимохина достала из кофра упакованную в целлофан пулю и заключение экспертизы. По ее сообщению, стреляли из многозарядной маузеровской винтовки с расстояния не далее двух метров. Свинцовая самодельная пуля изготовлена из переплавленной охотничьей дроби. Патрон был заряжен бездымным порохом «Барс», имеющим повышенную убойную силу.

– Только импортного оружия нам и не хватало, – недовольно сказал следователь Лимакин.

– Рост стрелявшего определили? – спросил Бирюков.

Тимохина чуть замялась:

– Получается что-то странное. При стрельбе из винтовки с двухметрового расстояния человек должен быть ростом не ниже двухсот сорока пяти сантиметров. Это, конечно, абсурд. Криминалист Дымокуров предполагает, что стреляли сидя из кузова грузовой машины.

– Возле избушки и вообще в Выселках нет даже намека на след грузовика… – задумавшись, сказал Бирюков и вдруг спросил: – Лена, а если стрелявший сидел в седле, на лошади?..

– Да, Антон Игнатьевич, такое вполне возможно.

– Не Ложников ли?.. – глянув на Бирюкова, встрепенулся следователь. – Говорят, Виталий с коня не слазит…

– В колхозе – табун лошадей, и ездить верхом умеет почти каждый колхозник, – ответил Антон. – Давай, Петя, подумаем: откуда в нашем районе могла появиться немецкая винтовка?..

– Могу дать дополнительную информацию, – сказала Тимохина и достала из кофра другую целлофановую упаковку. – Вот еще одна пуля из той же винтовки, из которой совершено убийство. Она пролежала в сейфе около десяти лет. Это, Антон Игнатьевич, было, когда вы работали в областном управлении. Подполковник Гладышев купил зимой в магазине райпо лосиное мясо. Стал готовить фарш для пельменей и обнаружил в лосятине самодельную пулю. Мы посылали ее на исследование Дымокурову. Он тогда тоже дал заключение, что пуля из немецкой винтовки. Вчера провели идентификацию. Вывод: обе пули имеют характерные особенности одного и того же винтовочного ствола, а структурный состав их одинаков…

– Игнатьич, – сказал Слава Голубев, – по заданию Гладышева я пытался тот раз разобраться с пулькой. В общем, лицензионный отстрел лосей для заготовительной конторы райпо в ту зиму проводил районный охотовед. Стрелял боевыми патронами из карабина. Всего в разных урочищах, в том числе и в карауленском, добыл восемнадцать быков. Эту самодельную пульку, видимо, таскал в себе какой-то лось-подранок. А вот в каком урочище охотовед завалил того подранка, выяснить не удалось, потому что заготовленные туши пустили в продажу оптом.

– Винтовку не пробовали искать? – спросил Бирюков.

– Где ее найдешь, не имея ни малейшего ориентира. Появиться же в нашем районе она могла, по мнению Гладышева, только из трофеев. Подполковник рассказывал, что сразу после Отечественной войны через райцентр на Кузбасс ежедневно проходили десятки железнодорожных составов с военным металлоломом для переплавки в мартенах. Когда такие поезда останавливались на станции, мальчишки растаскивали и солдатские каски, и винтовки, и автоматы. Милиция не успевала отбирать у сорванцов боевое оружие. А эта винтовочка, видимо, у кого-то тайно сохранилась…

– Может, в Караульном?..

– Караульное я проверял. Там заядло охотились председатель Манаев, бригадир Клепиков и Тимофей Слабуха, работавший в ту пору токарем в колхозной мехмастерской.

– Какое у них оружие было?

– У первых двух – зарегистрированные новенькие двустволки двенадцатого калибра, а у Слабухи – перевязанная проволокой одностволка образца тысяча девятьсот затертого года. Но Тимофей Григорьевич хвалился, что никогда из нее не мажет. Долго мы с ним о житье-бытье говорили. В ружьях разбирается. Даже ремонтирует чужие, а свое содержит как попало.

– Кто из них лосей стрелял?

– Манаев с Клепиковым и друзья, приезжавшие к нему из райцентра и из Новосибирска.

– А Слабуха?..

– Нет, жаловался, что ни разу в жизни не добился лицензии на отстрел лося. Поэтому охотится только на зайцев, уток да на боровую дичь. Свежей зайчатиной меня угощал. Сильно постарел Тимофей Григорьич за последние годы. Признаться, совсем не узнал его в понятых. Да и он меня – тоже.

– О немецкой винтовке разговаривал с ним? – спросил Бирюков.

– Как же! Из такой винтовочки Слабуха стрелял на войне. Рассказывал, когда прорывались из окружения, в основном на трофейном оружии и выезжали. Говорил, дескать, прикладистая винтовка у немцев была, точная в стрельбе. Но наша отечественная трехлинейка надежнее.

Следователь усмехнулся:

– Патриот. Наши микрокалькуляторы – самые большие в мире.

– Не подначивай, Петя. Рассказываю, как было… – Голубев помолчал. – Манаев с Клепиковым по возрасту в войне не участвовали и о немецком оружии представления не имеют.

Бирюков посмотрел на Лимакина:

– Как в Караульном прошли похороны Водорьяпова… или Водопьянова? Не поймешь, какой фамилией его теперь называть.

– Звонил мне после обеда участковый, – ответил следователь. – Приезжих на похоронах не было. Народу собралось мало – люди заняты покосом. Манаев явился подвыпивши, всплакнул. Он теперь часто плачет. Мужики, копавшие могилу, в числе которых был и Тимофей Слабуха, посокрушались между собой, что, мол, традиционные поминки в колхозной столовой пройдут «на сухую». Изольда, кинув в могилу горсточку земли, сразу ушла с кладбища, не дожидаясь конца церемонии. Виталий Ложников вообще не был на похоронах, хотя в селе его сегодня видели.

– Что ж он не проводил напарника в последний путь?

– Сам об этом думаю…

Разговор затянулся. Наступил уже восьмой час вечера, когда на столе Бирюкова зазвонил телефон. Антон говорил недолго, точнее – больше слушал. Пообещав вскоре приехать, резко бросил телефонную трубку на аппарат:

– Изольда Аксенова повесилась…

Глава 12

Возле Дома культуры участковый Ягодин в окружении пожилых женщин беседовал с подростками, сидевшими у входа на широкой скамейке. Подкатил оперативный УАЗ, и участники следственно-оперативной группы во главе с Антоном Бирюковым выбрались из машины. Участковый тревожно стал рассказывать.

…Около семи вечера сельские подростки, игравшие в оркестре, пришли в Дом культуры на очередную репетицию. Ключи от комнаты, где обычно репетировали, находились у директорши. Ребята постучали в ее дверь. Ответа не дождались, хотя и видели, как Изольда, одетая в длинное черное платье и с черной косынкой на голове, входила в Дом культуры. Послонявшись по пустующему зданию, вновь начали стучать в комнату Аксеновой – опять никакого ответа. Заглянули в замочную скважину – там изнутри торчал ключ. Тогда решили посмотреть с улицы в прикрытое шторой окно, и через небольшую щелку им показалось, будто директорша сидит на полу в какой-то неестественной позе. Посоветовавшись, пошли к участковому. Ягодин в присутствии понятых ломиком открыл дверь комнаты и увидел, что Аксенова повесилась на длинном шелковом поясе, укрепленном под потолком за крюк, на котором держится люстра. Сразу побежал в колхозную контору и стал дозваниваться до районной прокуратуры.

– Пригласи понятых и пойдем разбираться, – выслушав участкового, сказал Бирюков.

Вместе с женщинами-понятыми оперативники, войдя в Дом культуры, миновали просторный вестибюль, затем небольшой коридорчик и остановились у приоткрытой двери. Шедший впереди всех Антон заглянул в комнату. Свисающие с оконного карниза плотные голубые шторы создавали полумрак. Бирюков подошел к окну и осторожно раздвинул шторы. Комната озарилась светом предзакатного солнца. Первое, что бросилось Антону в глаза – перехваченная петлей тонкая шея Аксеновой. Показалось, будто Изольда стоит на коленях. Только приглядевшись, Антон заметил, что колени не достают до пола всего два-три сантиметра.

«Не имитация ли?..» – мелькнула мысль, но когда он оглядел стоявший у окна стол, сразу подумалось, что Аксенова покончила с собой в состоянии опьянения. На столе стояли граненый стакан и две коньячные бутылки; одна – совершенно пустая, другая – опорожненная наполовину. Тут же валялись разорванная пачка из-под сигарет «Столичные», окурки, обгоревшие спички и раздавленный спичечный коробок. На углу стола белел небольшой листок бумаги с лежащей поверх него авторучкой. Жирной красной пастой, словно кровью, на листке была коряво нацарапана есенинская строчка: «Лучше уж от водки умереть, чем от скуки». Бирюков заглянул на обратную сторону листка. Это была повестка, приглашающая Аксенову в народный суд Центрального района Новосибирска по бракоразводному процессу, назначенному на сегодняшний день.

Следователь принялся отвязывать от укрепленного в потолке крюка шелковый пояс, использованный Изольдой для петли.

В комнату вбежал запыхавшийся Сергей. Не поздоровавшись, он сердитым взглядом окинул лежащий на полу труп, затем удивленно посмотрел на замусоренный окурками стол с коньячными бутылками и, встретившись глазами с Антоном, кивнул в сторону двери – выйдем, мол. Они вышли на улицу и присели на скамейку. Сергей растерянно сказал:

– Повело село на пропасть. Что ни день, то чудо… Я сейчас с Выселков. Сказал Виталию Ложникову, чтобы запер бычков в загон и немедленно скакал сюда.

– Зачем?

– Он кое-что знает об Изольде… Не могу, братан, понять, какая чехарда тут творится. При живом Водорьяпове Изольда делала вид, будто они хорошие друзья и только. Щебетала, веселилась. Даже смерть Леонида Николаевича вроде бы ее сильно не расстроила. Помнишь, как она явилась на допрос?.. Весь день тот как ни в чем не бывало на берегу пруда провалялась. Сегодня полдня гроб с телом Водорьяпова стоял в конторе – не пришла, чтобы минуту посидеть возле него. На кладбище заявилась в декольтированном вечернем платье, кстати, в том самом, в котором повесилась. Глянула в лицо мертвого друга, словно хотела убедиться, его ли хоронят, кое-как дождалась, когда опустили гроб в могилу, и улизнула. Ну, честное слово, никогда бы не подумал, что всего через несколько часов столь беззаботная особа сунется в петлю…

– За последние два дня она ни в чем не изменилась? – спросил Антон.

– Эти дни старалась на люди не показываться. Всего один раз, позавчера поздним вечером, когда шел из конторы, встретил ее возле дома Манаева. Была немножко навеселе. Наверно, по старой памяти заглянула к бывшему шефу, чтобы остограммиться. У Ивана Данилыча всегда поллитровка найдется. Он без этого уже не может.

– А Изольда могла?..

– О ее «возможностях» при Манаеве ты уже знаешь. Но с осени прошлого года, как я стал председателем, ни разу пьяной не видел. У нас с ней на эту тему длинный разговор состоялся, так сказать, с последним серьезным предупреждением.

Антон стал рассказывать о заключении экспертов насчет винтовки, из которой совершено убийство. Сергей внимательно выслушал его и пожал плечами:

– Никогда не слышал, что у кого-то из карауленцев есть или была немецкая винтовка. Вот цейсовский бинокль у Манаева видел. Однажды Иван Данилыч из окна председательского кабинета тайком разглядывал Изольду, загоравшую в символическом купальнике на берегу пруда.

– Откуда он у Манаева?

– Сказал, что у Тимофея Слабухи купил. А Тимофей Григорьич вроде бы с Отечественной привез в качестве трофея.

Узнав от Антона, что настоящая фамилия Водорьяпова – Водопьянов и о том, какими делами на пару с Изольдой тот занимался в Москве, Сергей «вообще отказался понимать что-либо».

– Ну Иван Данилыч!.. – досадливо махнул он рукой. – Завербовал в колхоз на мою голову столичных гангстеров! Представляю, какой разгон завтра устроит мне Пупынин, как только узнает еще об одной смерти в Караульном.

– К нему косяком идут анонимки на тебя, – сказал Антон.

– Это обиженные в доносы ударились. Всех бездельников в колхозе заставил заниматься общественно-полезным трудом. Баранов и тот вчера все-таки раздобыл чемерицу. Сегодня с утра вместе с ветеринаром лечит телят. Даже похороны пропустил.

– Смотри, как бы он не стал вместо тебя председателем, – намекнул Антон.

– Кто? Баранов?.. – удивился Сергей. – У Эдика для председательства в голове никогда не рассветало.

– Однако Пупынину он нравится.

– Это я знаю. У Михаила Михалыча удивительная способность – подбирать кадры не по деловым качествам. Очковтирателей любит до безумия. Удобно с ними о победах рапортовать. Тут, конечно, я не конкурент Баранову. Эдуард Федорович умеет врать не краснея.

– Кто же на тебя анонимки строчит?

– Знаешь, братан, ни один добросовестный работник на меня не пожалуется. За добросовестных стою горой. А лентяев буду крушить безжалостно. – Сергей глянул на часы. – Что-то Ложникова долго нет. Не винтовку ли в Выселках прячет? – И усмехнулся: – Шучу, товарищ прокурор…

Из дверей Дома культуры выглянул Слава Голубев:

– Игнатьич, следователь интересные документы нашел. Тебя с председателем колхоза на помощь зовет.

Братья Бирюковы разом поднялись со скамейки. Когда они следом за Голубевым вошли в комнату Аксеновой, Лимакин листал толстую подшивку каких-то бумаг, переплетенных в серую картонную обложку.

– Что такое? – с недоумением спросил Сергей.

– Оплаченные наряды на вспомогательные работы колхоза «Верный путь» за прошлый год, – ответил следователь.

– Как они к Изольде попали?

– Мне, председатель, тоже хотелось бы узнать, почему финансовые документы вместо бухгалтерии хранятся под кроватью у директрисы Дома культуры, – сказал Лимакин и указал взглядом на стоявший возле кровати черный портфель со взломанным замком: – Вот в нем лежали…

– Водорьяповский портфель!.. Кто замок сломал?

– На этот вопрос, видимо, могла ответить хозяйка квартиры.

Сергей попросил у Ломакина документы, быстро полистал их. Взглянув на корешок обложки, где синим фломастером была выведена крупная цифра 15, указывающая порядковый номер тома, он с удивлением проговорил:

– Это ж те самые наряды, которые милиция не вернула в бухгалтерию. Анна Ивановна Клепикова в истерике из себя выходила, а обэхээсник только руками разводил, дескать, пятнадцатого тома в глаза не видел.

– Как такая несуразица могла случиться? – недоверчиво спросил Лимакин. – При выемке служебных документов обычно составляется протокол с подробной описью.

Сергей нахмурился:

– О несуразице спроси бывшего начальника милиции Кролова. Под его личным руководством та «выемка» осуществлялась.

В разговор вмешался Голубев:

– Это правда, Игнатьич. Руководил операцией сам Кролов, но свою вину свалил на начальника ОБХСС, которому ни за что ни про что вкатили выговор.

Антон взял у Сергея подшивку и стал перелистывать наряды на столярные и плотничные работы, очистку навоза, изготовление каких-то ворот и дверей, ремонт крыши на ферме, перегрузку минеральных удобрений, подвозку и укладку щебня на дорогу к механической мастерской и многое-многое другое. Передав документы следователю, он сказал:

– Не забудь, как Кролов, включить в протокол выемки.

– Постараюсь не забыть, – невесело ответил Лимакин.

– Еще что интересное нашли?

– Паспорт, диплом с отличием об окончании Кемеровского института культуры, трудовую книжку, сберегательную – с суммой две с половиной тысячи, профсоюзный билет и вот это… – Лимакин протянул Бирюкову старый почтовый конверт, адресованный Изольде Аксеновой в Караульное.

Штемпели на конверте были трехлетней давности. Антон достал из конверта сложенный вчетверо тетрадный лист, исписанный с одной стороны убористым мужским почерком, и стал читать.

«Подруга! Есть срочная просьба. Перетолкуй с „Рюкзаком“, не найдется ли в его колхозе руководящей должности для делового человека, способного достать черта рогатого из-под земли? Крупные бабки не требуются. Этого мусора, сама знаешь, у меня хватает. Работу желательно не пыльную. На худой конец согласен временно пошоферить. Если сумеешь провернуть такое дело, озолочу. Тут вроде старый друг на хвост цепляется… Надо срочно слинять из Новосибирска. Конечно, можно бы дружка и замочить, но мокрые дела не отмываются. А за „сухие“ надо отмыться поскорее, чтобы кейфовать, как кейфуют белые люди. Уже закинул удочку в благословенный Крым. Железно наклевывается кирпичная хата с богатым садом под Феодосией, в Судаке. Там – море Черное, песок и пляж. И жизнь привольная чарует нас… Поняла, подруга?.. Выручай! С ответом не волокить. Могу кинуть… А пока – твой».

Обратного адреса на конверте не было. Только почтовый штемпель подсказывал, что отправлено письмо из Новосибирска.

– Кажется, Водопьянов? – спросил следователь.

– Надо найти образец его почерка, чтобы провести экспертизу.

Сергей, прочитавший письмо, загорячился:

– Даю стопроцентную гарантию, что не кто иной, как этот деляга писал!

– Твоей гарантии нам мало, – сказал Антон. – Найдется в конторе что-нибудь, написанное рукой Водопьянова?

– Арендный договор он лично писал, – Сергей вдруг глянул в окно. – Виталий Ложников наконец-то прискакал!

Бирюков посмотрел на следователя:

– Заканчивайте здесь, а мы с председателем побеседуем с Ложниковым на свежем воздухе…

Следователь понятливо кивнул.

За несколько суток, прошедших после убийства, Ложников так сильно осунулся, что, казалось, будто серьезно заболел. Одет Виталий был, как и прошлый раз, по-солдатски. На вопрос Сергея – почему долго не приезжал? – тихо ответил:

– Бычки привыкли пастись допоздна. Комолый – заводила ни в какую не идет в загон раньше времени. За ним все стадо на сторону воротит. Кое-как загнал.

– Уговорил я Тимофея Слабуху к тебе в арендную компанию, – сказал Сергей. – С завтрашнего дня старик готов включиться в работу. Но в Выселках ночевать не согласен. Боится.

– Переночевать – не проблема. Я сам переночую.

– Не боишься там после того, что случилось?

– Чего бояться… Топчан переставил – из окна уже не достанут. И внутренний замок на двери крепкий сделал.

– Значит, берешь Тимку-чекиста?

– Договор надо переделывать…

– Переделаем. Ты давай мне согласие, пока окончательно не дошел. Посмотри, на тебе лица уже нет.

– Аренда – это не забава. Потянет Слабуха на подряде?

– Потянет. Тимофей еще крепкий старик.

Ложников поправил на голове берет:

– Ну пусть с завтрашнего дня выходит пасти, а я покосом займусь. Без сена нельзя в зиму бычков оставлять. Привесов не будет.

По предложению Сергея сели на скамейку, и Ложников стал рассказывать. Вчера вечером, когда он приехал с Выселков домой на ужин, приходила к нему Изольда и забрала спиртное, купленное ко дню рождения Леонида Николаевича. Сказала, будто хочет на поминках налить тем из мужиков, кто копал могилу.

– Сколько и чего вы ей отдали? – спросил Антон.

Ложников покосился на Сергея:

– Я уже говорил председателю: две бутылки шампанского и две коньяка. Еще пятьдесят рублей, оставшиеся от водорьяповской сотни, тоже отдал. Мне чужие деньги не нужны.

– Долго Изольда у вас пробыла?

– Нет. Хотела открыть одну бутылку, чтобы вместе помянуть Леонида Николаевича. Я отказался. И без того голова болит. Она уговаривать не стала. Закурила сигарету и завела разговор о портфеле Водорьяпова. Хотя Леонид Николаевич и наказывал мне беречь тот портфель пуще глаза, я подумал: если хозяина нет в живых, то зачем мне чужие вещи?.. В общем, отдал…

Антон, стараясь не выдать повышенного интереса, попросил Ложникова рассказать об этом подробнее.

Что находилось в портфеле, Виталий не знал, так как замок был закрыт, а ключа к нему Водорьяпов не оставил. Принес Леонид Николаевич этот портфель Ложникову в конце прошлого года, когда окончательно договорились о совместной аренде, и сказал: «Витя, здесь наша с тобой сила. У меня, сам знаешь, колхозная квартира. Спрятать негде. У тебя – собственная усадьба, темных углов много. Запрячь портфель так надежно, чтобы самые пронырливые сыщики не нашли. И никому – ни звука! Поверь, польза от этого нам с тобой будет великая». – «А меня за такое хранение не посадят?» – пошутил Ложников. «Ни в коем разе, – ответил Водорьяпов. – Если дело дойдет до посадки, то закукуют многие, только не мы». Ложников молча провел Водорьяпова в кладовку, и тот сам спрятал портфель на дно фанерного ящика со старой обувью. После несколько раз спрашивал: «Как там, мыши не слопали портфельчик?». Раза три или четыре даже приходил проверять.

– Неужели, Виталий, ты не поинтересовался, что там было, в портфеле? – недоверчиво спросил Сергей.

– Однажды пробовал узнать, но Леонид Николаевич обиделся: мол, не лезь не в свои заботы. Твое дело – нагуливать бычков, мое – коммерция. Если не будем мешать друг другу, станем богатыми.