Текст книги "Фартовые бабочки"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 11

Едва Бирюков, Лимакин и Голубев обменялись только что полученной информацией, секретарь-машинистка доложила, что из Новосибирска приехал отец Майи Шелковниковой. Бирюков тут же принял его.

Примерно пятидесятилетний Степан Олегович Шелковников был среднего роста. Худощавый, со впалыми щеками. Редкие русые волосы на висках заметно тронула седина. Лицо бледное, с печатью безысходного горя в уставших синих глазах. Одет скромно, по случаю траура, во все черное. О случившемся ему сообщила по телефону Мерцалова, с которой Шелковниковы очень хорошо знакомы около пяти лет.

– Как вы с ней познакомились? – спросил Бирюков.

– Через Майю, когда она работала проводницей в «Сибиряке», – Степан Олегович глухо кашлянул в кулак. – Жанна Александровна относилась к Майе, как к родной младшей сестренке. И нам с матерью проявляла всяческое внимание. Если бы не она, мы до сих пор ютились бы втроем в однокомнатной малогабаритной квартирке. А с помощью Жанны Александровны в прошлом году нам удалось через горисполком получить трехкомнатную хорошую квартиру в том же доме и даже в том же подъезде, только этажом ниже, где она сама живет. Я по специальности строитель-монтажник. Почти полгода проработал на восстановлении Чернобыльской АЭС, когда там беда случилась. Нахватался радиации больше, чем надо. Был поставлен на учет по улучшению жилищных условий, но пока Жанна Александровна не вмешалась, со мной ни один чиновник в горисполкоме разговаривать не хотел.

– У Мерцаловой собственная квартира в Новосибирске?

– Трехкомнатная, как у нас. В доме по улице Мичурина, сразу за Оперным театром.

– Часто она там бывает?

– Почти каждую неделю проведывает, но ночует редко. На минутку забежит и тут же умчится по своим делам.

– Майя единственная ваша дочь?

– Да, она была единственной нашей опорой и надеждой. В школе училась хорошо. Правда, в институт поступать не захотела. Устроилась проводницей на железной дороге. Хотелось ей по стране поездить, другие города посмотреть. Стала неплохо зарабатывать. Почти все деньги отдавала в семейный бюджет. Наших-то с матерью заработков хватало от получки до получки. С помощью Майи мы и обстановку нормальную в квартире завели, и одежонкой запаслись. Ну, а когда Майя стала работать у Жанны Александровны, тут уж, несмотря на нынешнее безумное время, семья наша, можно сказать, полностью из нужды вырвалась.

– Сомнительных знакомств у Майи не было?

– Нет, с парнями она вообще не дружила. Школьные подруги раньше часто к ней забегали, пока сюда, в райцентр, не уехала. Они тоже почти все по коммерческим структурам устроились. Вначале нам с женой это не нравилось. Старались их убедить, мол, вернется прежняя власть, прихлопнет ваши торговые лавочки и останетесь без высшего образования на бобах. Они беззлобно над нами подтрунивали, называли осколками социализма. Дескать, привыкли жить под колпаком шарлатанской идеологии. Чуть какие трудности свалятся, сразу подтягиваете пояса и ждете с открытыми ртами милостыньку от государства, вместо того, чтобы засучить рукава и зарабатывать себе на хороший кусок с маслом.

– Среди этих подруг Риты Календиной не было? – снова спросил Бирюков.

Шелковников опять кашлянул в кулак:

– В одном классе они учились. Кстати, это Майя посоветовала Жанне Александровне взять Риту к себе на работу. Хорошая девушка. Решительная, боевая. Однажды я стал их с Майей запугивать, словно в воду глядел, мол, пришибут вас рэкетиры. Майя насторожилась, а Рита как ни в чем ни бывала: «Степан Олегович, охрана от рэкета – не наша проблема. Мы продавцы и дух наш молод. А с рэкетирами справятся те, кто за это деньги получает». Одним словом, оптимистка. Только вот на деле Ритин оптимизм оказался дутым…

– Родителей ее не знаете?

– Отца у нее нет. Мать сердечница, постоянна недомогает. Работала техничкой на железнодорожном вокзале. Рита уговорила ее уволиться и теперь полностью обеспечивает.

– До Мерцаловой Рита чем занималась?

– Кажется, была замужем за каким-то состоятельным бизнесменом. Но фамилия у нее девичья. Вероятно, в загсе не регистрировались. Теперь ведь молодые сходятся и расходятся, как в море корабли.

– А Майя замуж не собиралась?

– И слышать об этом не хотела. У нее первостепенная цель была – прочно укрепиться в жизни.

– Домой часто приезжала?

– Два, иногда три раза в месяц. Продуктами нас снабжала, планы на будущее строила.

– Ни на что не жаловалась?

– В смысле здоровья, после простуды ей полипы досаждали. Это наследственное от матери. И зрение в детстве подпортила. Читала очень много. Я советовал выписать очки, но Майя стеснялась их носить. Буду, мол, в очках, как старуха. А на жизненные условия от Майи никогда никаких жалоб не слышал. Она как-то легко, без закомплексованности, воспринимала окружающее. С людьми умела ладить, даже с теми, которые ей не нравились.

– Много таких было?

– В последнее время нет. А когда работала проводницей, после каждой поездки возмущалась грубостью и наглым рвачеством начальника поезда. Но в конфликт с ним не вступала. У Майи на редкость был миролюбивый характер. В этом отношении Жанна Александровна восхищалась ею. Теперь сильно переживает. Первый раз вижу ее такой расстроенной. Не преувеличиваю, буквально со слезами на глазах клянет себя за то, что не смогла уберечь Майю. Обещает полностью оплатить похороны, нас с матерью не оставить в беде, ну и все такое…

– Предположений насчет налетчиков не высказывала?

– Нет, говорит, что пока ничего не знает, но с помощью прокуратуры надеется во всем разобраться, – Шелковников натужно откашлялся. – Я ведь почему к вам зашел без приглашения: может, хоть что-то расскажете? Поверьте, трудно терять единственного ребенка…

Бирюков опустил глаза:

– К сожалению, Степан Олегович, пока и нам очень мало об этой трагедии известно. Преступление сложное, судя по всему, заранее подготовленное. Разобраться в нем будет нелегко, но разберемся.

– Какое страшное время… – Шелковников болезненно поморщился. – Люди будто с ума посходили. Даже не верится, что совсем недавно жили мы спокойно, в мире и согласии. Не было ни жестоких убийств, ни жутких катастроф. Что случилось со страной? Как понять, что происходит с обезумевшим народом?..

– Все у нас, Степан Олегович, было, – невесело проговорил Бирюков. – И жестокие убийства, и жуткие катастрофы были, но о них не трезвонили во все колокола, как теперь. Слишком долго жили мы по принципу шито-крыто. А понять сейчас очень важно то, что старая жизнь кончилась и наступает новая. Причем не лучшая или худшая, а – другая, в которой кому-то будет порой лучше, кому-то временами хуже.

– Полностью с вами согласен. Однако на душе все равно тяжело… – Шелковников помолчал. – Нам не будут чинить препятствий в похоронах Майи?

– Разумеется.

– Мы хотим в церкви совершить обряд отпевания.

– Ради Бога. Делайте все, что считаете нужным.

– Когда ее можно забрать из морга?

– В любое время.

Извинившись за отнятое время, Шелковников тяжело поднялся со стула, попрощался и вышел. В прокурорском кабинете наступила затяжная молчаливая пауза. Внезапно зазвонил телефон. Бирюков ответил. Нахмуренно выслушав звонившего, коротко сказал:

– Вези их немедленно ко мне. – И, положив трубку, посмотрел на Лимакина с Голубевым. – Участковый Кухнин нашел связку документов, похищенных из «Марианны».

– Где?! – удивленно выпалил Голубев.

– Говорит, в придорожном кювете новосибирской трассы, примерно в километре от райцентра. Где он обычно кроликам траву косит.

– Антон Игнатьич! – Слава хлопнул ладонью по коленке. – Этот «кроликовод» меня начинает беспокоить не на шутку…

– Придержи эмоции. Сейчас Кухнин явится сюда. Посмотрим, что он привезет, и послушаем, что расскажет.

– Да он может наговорить семь бочек арестантов!

– А мы из них выберем одного, – вроде бы шуткой ответил Бирюков. Только ты при разговоре с ним наперед прокурора не лезь в пекло…

Участковый не заставил долго ждать себя. Одетый в поношенный рабочий комбинезон, он с вместительным промокшим рюкзаком в руке торопливо словно ввалился в прокурорский кабинет. Нерешительно остановившись у порога, опустил рюкзак на пол и, не поздоровавшись, смущенно проговорил:

– Собрал все до единой бумажки, – после этого достал из кармана вчетверо сложенный листок и, подойдя к столу, протянул его Бирюкову. – Вот, Антон Игнатьевич, составленный с понятыми протокол обнаружения.

Бирюков внимательно прочитал заполненный размашистым неровным почерком стандартный бланк. Посмотрев на Кухнина, сказал:

– Показывай, что там насобирал.

Участковый нервно развязал рюкзак и вытряхнул из него бесформенную груду мокрых листков, выпирающих из коричневой оберточной бумаги с разорванной шпагатной обвязкой. Все с интересом принялись рассматривать неожиданную находку. Это были товарные фактуры, накладные, платежные поручения, приходно-расходные кассовые ордера, ведомости по зарплате и другие финансовые документы магазина «Марианна».

Следователь Лимакин глянул на Кухнина:

– Из реки, что ли, их вытащил?

– В кювете, наполовину заполненном вчерашним ливнем, этот тюк валялся.

– Сам увидал или кто-то подсказал? – спросил Бирюков.

Участковый смущенно опустил глаза:

– Поехал на «Муравье» веников на зиму заготовить для бани. Тарахчу по кромке трассы потихоньку. Вижу, в кювете бумажный тюк лежит и возле него листки какие-то плавают. Остановился, достал один листок – это фирменный бланк «Марианны». Сразу в голову стукнуло, что вчерашние грабители вместо денег по ошибке макулатуру у Жанны хапнули. Остановил два грузовика, едущих по трассе в райцентр, и привлек шоферов в качестве понятых.

– Вчера, когда после грозы с травой возвращался, этот «тюк» не видел?

– Вчера ведь я ехал домой, по противоположной стороне трассы. А сегодня из райцентра тарахтел. Тут-то он мне на глаза и попался. Наверно, рэкетиры, когда улепетывали с дела, уже в машине разобрались, что туфту урвали, и выкинули.

– Мерцаловой об этом сказал?

– Да вы что, Антон Игнатьевич! – словно удивился Кухнин. – С помощью шоферов собрал бумажки в кузов «Муравья», дома затолкал их в рюкзак и, как был в робе, после телефонного звонка на своем драндулете сразу – к вам, – будто спохватившись, торопливо добавил: – Перед этим, правда, еще с шоферами дома протокол заполнил.

– Ну, а в «Марианну» сегодня утром заглядывал?

– «Марианна» теперь на замке… – Кухнин нерешительно замялся. – Пашу Таловского видел.

– О чем говорили?

– Об ограблении, о чем больше… ЧП для моего участка неслыханное. И так тошно, а… – Кухнин покосился на Голубева. – Вячеслав Дмитриевич говорит, что с налетчиками был милицейский, на меня похожий. Конечно, я не ангел, но в таком гадком деле, ей-богу, не грешен. Если бы связался с «мокрухой», разве привез бы вам эти документы?..

– Вот что, Анатолий, – сказал Бирюков, – ты перед нами не оправдывайся и в голову себе не вбивай, кто там на тебя похож или не похож. Следствие покажет, кто есть кто. От тебя сейчас требуется одно: сбор оперативной информации. Собственно, ты не первый год участковым, и не мне тебя учить.

– Ну, а зачем меня подозревать? – вроде бы со злобой буркнул Кухнин.

– Подозрение еще не обвинение. Или на воре шапка горит?..

– Да вы что, Антон Игнатьевич! Просто обидно.

– Не красна девица, чтобы обижаться.

– Но я во что бы то ни стало докажу свою невиновность!

– Это будем доказывать мы. Тебе же следует заниматься своим делом. Не капризничай.

Кухнин разом сник:

– Можно быть свободным?

– Иди работай.

Едва участковый вышел из кабинета, Голубев сразу обратился к Бирюкову:

– Заметил, Игнатьич, как он глаза прячет? Да еще и нервничает. Ни с того, ни с сего в бутылку полез! Нет, чтобы ты не говорил, а совесть у Кухнина нечиста. Что-то немыслимо тонкое и точное Анатолий спланировал.

Бирюков чуть подумал:

– Слава, есть мудрый принцип «бритвы Оккама», отсекающий лишнее. Смысл его прост: не ищи более сложного объяснения там, где есть более простое. Вот ты пытаешься объяснить поведение участкового немыслимо тонким и точным планом, а по-моему, его «нервозность» вызвана простым разгильдяйством. Вчера в рабочее время он траву кроликам косил, сегодня поехал веники на зиму заготавливать. Ситуация щекотливая. И не признаться в этом нельзя – будет неубедительно, и признаться стыдно. Второй день подряд личными делами занимается, а на участке – ограбление с убийством…

– Но ведь Майя сказала Насте Весниной: «Это Толя Кухнин с парнями»…

– Во-первых, так тебе сказала Настя, а что ей на самом деле говорила Шелковникова, неизвестно. Во-вторых, Майю могла подвести «подпорченное» зрение. В предгрозовых сумерках она могла сориентироваться на Кухнина по милицейской форме.

– Значит, ты полностью Кухнину доверяешь?

– Я всегда придерживаюсь золотого правила: доверяй, но проверяй.

– А вообще, что думаешь в связи с последней информацией? Как, например, расцениваешь поведение Мерцаловой? Почему она упорно не хочет назвать продавца автомобилей, с которым договаривалась насчет «Ситроен-Ксантии»?

– Жанна Александровна или что-то умалчивает, или желаемое выдает за действительное. Опасаюсь, как бы Жанночка еще больше дровишек нам не наломала.

В разговор вмешался следователь:

– Тебе, Антон Игнатьевич, не показалось, что Жанна очень самоуверенна?

– Показалось, – ответил Бирюков. – Это наводит на мысль, что ей далеко не все известно. Понимаешь, чем меньше человек знает, тем он категоричнее. И главное, тогда он ищет, кто виноват, а исходит из того, что он-то уж, конечно, прав…

– Но ведь Мерцалова – неглупая женщина.

– Очень неглупая. И страшно энергичная.

– Не ведет ли она двойную игру?

– Играть ей сейчас вроде бы не с кем и не к чему. Скорее напрашивается предположение, что Жанна, благодаря своей природной интуиции, «переиграла» замысел преступников. Предчувствуя недоброе, вместо миллионов загрузила в сейф связку документов.

– Но откуда у налетчиков ключ от сейфа? – спросил Голубев.

Бирюков посмотрел на него:

– Если бы у нас был ответ на твой вопрос, мы очень быстро бы раскрыли это преступление.

– Я почти уверен, что Рита Календина, находясь в Новосибирске, передала ключик напрокат.

– И преступники, оказавшись с носом, вернули его Рите с благодарностью?.. Свежо предание, но верится с трудом.

– Может, она вообще незамкнутым сейф оставила…

– Как теперь это узнать?

– Ну, елки-палки… – Голубев досадливо царапнул затылок. – Вот головоломка! Хоть в дураки записывайся. Им жить легче. Тут маешься от недовольства собой, а дурак думает: меня ли не любить?.. Красота!

Бирюков помолчал:

– По поводу дураков еще Карамзин писал: «Что хорошо для дурачков, не дурно и для воришек, а нам-то, князь, что?..»

– Нам, Игнатьич, хочешь – не хочешь, придется разматывать этот клубок. Думаю, надо выходить на прошлые связи, как говорит ветеран Купчик, «фартовых бабочек». Иначе будем топтаться на месте до бесконечности.

– Правильно думаешь. Поэтому поезжай завтра утром с первой электричкой в Новосибирск. Ты Костю Веселкина из бывшего ОБХСС знаешь?

– Знаю. Теперь он, кажется, в недавно созданном управлении по борьбе с организованной преступностью.

– Да. Сегодня позвоню ему, чтобы к твоему приезду подобрал сведения о новосибирских торговцах иномарками. Попутно поинтересуйся у него и персонально «бабочками». Прежде Веселкин курировал жриц древнейшей профессии. Может быть, кто-то из нынешних сотрудниц «Марианны» попадал в круг его деятельности. Дальше смотри по обстоятельствам.

– Понятно, Игнатьич.

Предварительно постучав, в кабинет лукаво заглянул судмедэксперт Медников:

– Можно войти, сыщики?

– Заходи, Боря, – ответил Бирюков.

Медников неторопливо сел рядом со следователем. Обратившись к нему, попросил:

– Дай закурить, Петя. Интересное расскажу.

– Новый анекдот?

– Нет, по делу.

Лимакин достал пачку «Астры». Судмедэксперт вытащил сигарету, помял ее в пальцах и опять попросил следователя:

– И спички давай. У меня, кроме губ, ничего курительного нету.

Лимакин с улыбкой подал коробок спичек:

– Не томи душу, рассказывай;

– Подожди, дай покейфовать… – Медников с наслаждением сделал несколько затяжек и посмотрел на Бирюкова. – Может, моя информация покажется вам, сыщики, неинтересной, но, на всякий случай, послушайте. Сейчас заходил в районный узел связи платить за междугородные разговоры с домашнего телефона. Там на переговорных заказах сидит моя соседка по квартире. Народу никого не было. Вот она, значит, начала интересоваться у меня, что такое в «Марианне» случилось? Слух, дескать, страшный слышала. Я, понятно, успокоил, мол, ничего страшного. Бродячая кошка забралась в подсобку, сожрала вместе с упаковкой полпуда финской «салями» и откинула лапки на месте преступления. А соседка шепчет: «Не шутите, Борис. Жанна Мерцалова уже три раза звонила, чтобы помогли ей вызвать Новосибирск. По автомату не может дозвониться. Мы тоже так и не дозвонились. Не отвечает в Новосибирске телефон, хоть разбейся». На всякий пожарный случай я у соседки номерок «глухонемого» телефона записал, – Медников показал Бирюкову ладонь с синими цифрами, накарябанными шариковой авторучкой. – Хочешь, перепиши…

Бирюков на перекидном настольном календаре быстро записал шестизначное число. Вырвав листок, протянул Голубеву:

– В Новосибирске узнаешь, что за телефон. – И посмотрел на Медникова. – Спасибо, Борис, за помощь.

Судмедэксперт иронично улыбнулся:

– Из «спасибо» шубу не сошьешь. Заплати хоть тысчонку нештатному сексоту.

– Секретные осведомители у нас сметой не предусмотрены, – поддерживая шутливый тон, ответил Бирюков.

– Ну тогда составь липовый наряд на пару тысяч, будто я в прокуратуре канализацию чистил.

– Как это, доктор…

– Как при советской власти делалось, тысячу – мне, тысячу – тебе, – не дал договорить Медников. – Ты что, прокурор, с луны свалился?.. Рынок есть рынок. Зачем пустые разговоры вести. Надо говорить «да» или «нет» и спрашивать, сколько заплатят. Дело стремительно идет к тому, что даже медицина скоро будет платной.

– Боря, а ты можешь доступным языком объяснить, чем она будет отличаться от бесплатной? – с хитринкой спросил Слава Голубев.

– Могу. При бесплатной – ты, скажем, приходишь ко мне на прием. Для порядка послушаю, рецепт напишу и – гуляй, мальчик, выздоравливай, если хочешь, сам. При платной – по-другому. Приходит, допустим, пациентка и говорит: «Доктор, я не могу дышать носом». – «Дышите ртом», – с полным знанием дела рекомендую ей. «Спасибо, доктор. Сколько с меня?» – «Три тысячи». Понял, сыщик, разницу?..

Все, кроме Медникова, засмеялись. Медников только чуть-чуть усмехнулся:

– Значит, не заплатите за информацию?

– Считай, что сигаретой с тобой расплатились, – сказал следователь. – «Астра», Боренька, теперь – двести рублей пачечка.

Судмедэксперт поморщился:

– Эх, как продешевил я! Надо было срядиться на «Мальборо». Там полсотни рубликов штучечка…

Глава 12

В Новосибирск Голубев приехал рано утром. К началу рабочего дня он уже был в управлений по борьбе с организованной преступностью. Веселкин – спортивного вида парень с кудрявой шевелюрой и лукавыми глазами, чуть увеличенными стеклами очков, встретил приветливо. Оторвавшись от компьютера, за которым что-то «колдовал», Костя пожал Славе руку и показал на стул у своего стола:

– Садись, деревенский детектив, рассказывай, как живешь, чем маешься…

– Живем – играем, с преступниками воюем, – в тон ему ответил Слава.

– Звонил мне вчера Бирюков. Могу вас огорчить. «Ситроен-Ксантии», которую собиралась покупать Мерцалова, в Новосибирске ни одной не было, нет и в ближайшее время не предвидится. Машина эта новая, на российском рынке пока не появилась.

– Еще одна загадка, – хмуро сказал Голубев. – Надо мне, Костя, автомобильного продавца найти, навесившего Мерцаловой лапши на уши. Много в Новосибирске торговцев иномарками?

– Спекулянтов-перегонщиков много. Берут за границей по бросовым ценам подержанные лимузины, своим ходом гонят их сюда и здесь сбывают за миллионы. Представителей же фирм, торгующих новыми иномарками, совсем мало. А вчера на одного стало меньше.

– Как?..

– Около трех часов дня из проезжавшей легковой машины застрелили представителя московской фирмы Виктора Яновича Капелюшного, когда тот, выйдя из офиса, садился в собственный «Мерседес».

– Что о нем знаешь?

– Бывший партаппаратчик из комсомольских активистов, вовремя переквалифицировавшийся в бизнесмены. Возраст сорок пять лет. Высокий, элегантно-представительный, со жгуче-черными волосами и с вальяжными манерами избалованного вниманием аристократа. Имел красавицу жену на двадцать лет моложе и очаровательную девятнадцатилетнюю любовницу.

– Чего это он столь любвеобильным был к молодкам?

– У нынешних бизнесменов такое в моде. Что-то вроде хорошего тона и символа материального благосостояния. После трудов праведных стресс снимают.

– Об убийце что-нибудь известно?

– Почти ничего. Офис расположен на задворках Вокзальной магистрали. Свидетелей было мало. Достоверно известно одно: машина, из которой выстрелили, была красного цвета и вроде бы иностранной марки.

– В ограблении «Марианны» фигурирует красная «Вольво». Не она ли?.. – спросил Голубев.

– Среди свидетелей нет ни одного автолюбителя. Поэтому ни на модель машины, ни на номерной знак никто не обратил внимания. По заключению экспертов, стреляли из ружейного обреза шестнадцатого калибра стандартным заводским патроном, заряженным дробью третьего номера. Выстрел был произведен в упор, даже пыжи вдавило в рану.

– Причина убийства какая?

– Следственная бригада работает вплотную, но о выводах, разумеется, пока говорить рано.

– А репутация этого… Капелюшного как?

– Безупречная, если не считать увлечения молодыми девочками, – Костя лукаво улыбнулся. – Видимо, комсомольская привычка общаться с молодежью сказывалась.

Голубев достал листок с номером новосибирского телефона, по которому Мерцалова вчера на могла дозвониться. Показав его Веселкину, спросил:

– Как бы хозяина этого телефончика узнать?

– Сейчас попытаем электронную память…

Веселкин быстро пробежал пальцами по клавишам компьютера. Тот тихонько зашелестел. Через несколько секунд на светящемся экране появился номер интересующего Славу телефона и бегущей строкой засветилась зеленая надпись: «Офис представителя «Мосавтосервиса» Капелюшного В. Я.»

– Что и требовалось доказать, – удивленно проговорил Слава. – Вот, оказывается, с кем рвалась переговорить Жанна. Но почему ей никто не ответил?

– Когда она звонила? – спросил Костя.

– Вчера около шестнадцати часов.

– В это время Капелюшного уже увезли в морг, а офис после убийства сразу опечатали.

– Понятно. Ну чудо-техника! – Голубев, восхищенно гладя на экран компьютера, достал из кармана пачку небольших листков плотной бумаги и, развернув их веером, словно игральные карты, усмехнулся: – А моя память вот в этих бумажках. Каждый листок – информация по конкретному уголовному делу. Тридцать шесть картей, тридцать шесть мастей…

– По старинке работаешь, – с улыбкой сказал Костя и сразу посерьезнел: – Если Мерцалова настойчиво хотела выйти на связь с Капелюшным, можно предполагать, что это он Жанне «навешал на уши лапши».

– А может, Жанна хотела с ним посоветоваться, – возразил Слава.

– Может быть и такое, – согласился Веселкин. – Тем более, что когда-то Жанна Александровна водила дружбу с Капелюшным.

– Ты знаешь Мерцалову?

– Ну как же можно не знать ее. Жанна в горисполкоме была заметной дамой. Капелюшный тогда работал в обкоме партии. Одно время их дуэт привлекал внимание.

– Какие номера они исполняли?

– Партаппаратчики любили холить здоровье в финских баньках. Жанна Александровна тоже обожала сауну в компании с партийными джигитами.

– Выходит, грешили областные вожди?

– Они ведь не были кастратами, а жизнь дается только раз… Не за одни же красивые глаза Мерцалова получила полногабаритную трехкомнатную квартиру в центре города. Представляешь, молодая дама-одиночка занимает роскошные апартаменты, а тысячи многодетных семей ютятся в хрущобах. За такое излишество одними глазками не расплатишься. Надо было отрабатывать, как говорится, натурой. Хотя нам и запрещалось в аппаратные игры нос совать, но шила в мешке не утаишь. Была в то время Жанна Александровна постоянной участницей банкетов по случаю приезда высоких столоначальников. Этакой, как их называют, «феей из бара».

– Элитной проституткой, что ли? – уточнил Слава.

Веселкин улыбнулся:

– Грубовато, но смысл точный. «Феи» не участвуют в эротических «массажах» по объявлению и не обслуживают кого попало ни за какие деньги. Они утешают любовью сильных мира сего, способных вершить людские судьбы. Те, естественно, не остаются в долгу. Платят, конечно, не из своего кармана. Знаешь, откуда у Мерцаловой первоначальный капитал?.. Еще до либерализации цен Жанна по высокой протекции получила в Госбанке два миллиона беспроцентного кредита и положила их в коммерческий банк под сто пятьдесят процентов годовых. Через год вернула Госбанку кредит, а «наварившийся» миллион рублей заложила под солидные проценты уже как свои собственные денежки. Спустя год, когда деньги так, как теперь, еще не обесценились, Жанна Александровна, став миллионершей по существу за счет государства, круто вошла в бизнес.

– Рисковая бабочка. При нынешней неразберихе коммерческий банк мог на первом же году с треском лопнуть. Чем бы тогда высокопоставленная протеже расплатилась с государством за улетевшие миллионы?

– Без риска в бизнесе делать нечего.

– Не пойму, зачем Жанна у нас поселилась? В Новосибирске поле деятельности для торговли куда обширней, чем в райцентре. Или здесь взятки приходится больше давать?

– В нашей державе везде торговый процесс без взяток – что птица без крыльев. Дело не во взятках. Хрустальная мечта любой «феи» – вовремя, пока не состарилась, покинуть сомнительное поприще, завести свое приличное дело, создать нормальную семью, вырастить здоровых умных детей и никогда не вспоминать о прошлом.

– Для этого Мерцаловой следовало бы подальше от Новосибирска укатить.

– Время, Слава, сейчас очень сложное. Нет никакой гарантии, что на новом месте не придется начинать все заново. А здесь под боком Новосибирск, и старые связи крепко выручают, и прошлые грехи с годами плотной тенью прикрываются. Жанна умная женщина. У нее на сто ходов вперед просчитано.

– Неужели ее высокие покровители до сих пор у власти?

– Они ловко перекинулись в руководство акционерными объединениями и коммерческими банками. Власть ведь теперь у тех, у кого деньги.

– Не «разобралась» ли Жанна с Капелюшным? Насколько мне известно, у Мерцаловой в здешних торговых точках есть очень «крутые» мальчики…

Веселкин, задумавшись, помолчал:

– Почти стопроцентно уверен, что Мерцалова на такую крайность не пойдет. Деньги ее сохранились, документы, по словам Бирюкова, как я понял, у вас там нашлись, погибшую продавщицу уже ничем не вернуть. Ради чего «разбираться», если даже, допустим, Капелюшный на самом деле подставил Жанну рэкетирам?

– Чтобы другие не рыпались.

– Нет, – Костя покрутил головой. – Жанна умница. Она строго чтит Уголовный кодекс.

– Может, Паша Таловский без Жанниного согласия проявил инициативу?

– Это кто такой?

– Тридцатилетний гигант. Лицо круглое, яркое, как герб Советского Союза. У Жанны вроде личного телохранителя и начальника охраны.

– Бывший чемпион-каратист?

– Точно.

– Вспомнил. Паша Таловский около года служил в нашем ОМОНе. Толковый омоновец был, но встретился с землячкой и закуролесил… – Веселкин опять задумался. – Нет, Паша без указания Мерцаловой лишнего шага не сделает. Когда его выгнали из ОМОНа, Жанна уже занималась коммерцией и пригрела загулявшего каратиста. Они, оказывается, тоже земляки.

– В одном классе школы-интерната учились, – сказал Голубев. – А что за землячка, с которой Таловский загулял?

– Пухлая кнопочка с обалденной грудью. Фамилия то ли Весенина, то ли Весенькина, не помню.

– Так это же Настя Веснина! – воскликнул Слава. – У нее грудь, как два футбольных мяча под кофтой.

– Правильно, Веснина, – согласился Костя. – Отчаянная девчонка.

– Чем она в Новосибирске занималась?

– Любовь продавала. Напротив Центрального универмага на строительстве жилых домов тогда работали осужденные. С вечера, когда зэков увозили со стройки и снимали охрану, местные «путанки» разными путями пробирались на стройку и терпеливо ждали утреннего прихода контингента. Охрана, разумеется, проверить все помещения была не в силах – там же множество разных закутков, где прятались девицы. А заключенным тайники были известны. И прямо во время рабочего дня начинали функционировать бордели. При этом «марухи» оказывали осужденным не только интимные услуги, но и обеспечивали их спиртными напитками, чаем, наркотиками, табаком, делая на этом солидные «бабки».

– Паша Таловский знал о таком бизнесе Весниной?

– Не только знал, последний раз даже выручил ее. Конвой задержал Настю, что называется, на месте преступления. В этой операции по зачистке помещения от «марух» участвовали омоновцы, среди которых был и Паша. При сопровождении задержанных в РОВД Таловский отпустил свою землячку. С той поры Веснина из поля зрения милиции исчезла.

– Константин Георгиевич, ты мне даешь бесценную информацию! – воодушевился Голубев. – Если Веснина общалась с заключенными, то ее услугами наверняка пользовались, главным образом, матерые уголовники. Значит, у Насти могла возникнуть с ними не только половая связь, а?..

– Конечно. Но о таких связях Весниной мне не известно.

– И в памятливой машине на этот счет ничего нет?

Веселкин с улыбкой развел руками:

– К сожалению. Она запрограммирована на коммерсантов, банкиров и торгово-посреднические фирмы.

– Досадно, что у такого умного ящика узковатый кругозор, – Голубев недолго подумал. – Скажи, Костя, ты ведь в ОБХСС курировал «ночных бабочек», да?..

– Я и теперь ими занимаюсь, поскольку секс-бизнес ныне стал очень даже организованной преступной структурой.

– Слышал, у вас здесь были почти легальные притоны «Тихий дом», «В гостях у Леонида». Как-то в молодежной газете читал объявление примерно такого содержания: «Очаровательные девочки окажут интимные услуги состоятельным джентльменам».

– Милиция основательно потрепала эти «дома». Легальное существование они прекратили, но дело их живет и процветает нелегально.

– «Бабочки» с «крутыми» парнями крепко связаны?

– Железно. Система их работы элементарно проста. В «фирме» есть диспетчер – обычно домохозяйка, имеющая квартирный телефон. Тоскующий от скуки толстосум по этому телефону заказывает «очаровательную девчонку» и сообщает адрес, куда ее доставить. Охранник из «крутых» привозит «заказ», забирает оплату, а после оплаченного времени приезжает за отработавшей свое «очаровашкой».