Текст книги "Крушение империи"

Автор книги: Михаил Родзянко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Вместо Поливанова был назначен генерал Шуваев, честный хороший человек, но недостаточно подготовленный для такого поста и в такое исключительное время. Его председательство в Особом Совещании делало заседания путаными и утомительными. После ухода Поливанова в. к. Сергей Михайлович повел агитацию против Особого Совещания и убеждал государя вовсе его упразднить. С Шуваевым на заседаниях происходили постоянные столкновения и, казалось, будто он нарочно вызывал резкости, чтобы иметь причины для ликвидации Совещания.

Беспорядки в тылу принимали угрожающий характер. В Петрограде уже чувствовали недостаток мясных продуктов. Между тем, проезжая по городу, можно было встретить вереницы подвод, нагруженных испорченными мясными тушами, которые везли на мыловаренный завод. Подводы эти попадались прохожим среди белого дня и приводили жителей столицы в негодование: на рынке нет мяса, а на глазах у всех везут чуть не на свалку испорченные туши.

Члены Особого Совещания ездили осматривать городские холодильники за Балтийским вокзалом. Холодильники были в полном порядке, мясо в них не портилось, но зато кругом были навалены горы гниющих туш. Оказалось, что это мясо, предназначавшееся для отправки в армию. Его, видите ли, негде было хранить. Когда поставщики обращались за разрешением построить новые холодильники, им не давали ни средств, ни разрешения. По обыкновению, министерства не могли между собой сговориться: интендантство заказывало, железные дороги привозили, а сохранять было негде, на рынок же выпускать не разрешалось. Это было так же нелепо, как и многое другое: точно, сговорившись, все делали во вред России.

Члены Особого Совещания доложили обо всем виденном на заседании, я написал письмо Алексееву, и только после этого заинтересовались мясным вопросом. Тысячи пудов мяса, конечно, погибли. То же самое происходило и с доставкой мяса из Сибири: от недостатка и неорганизованности транспорта гибли уже не тысячи, а сотни тысяч пудов. Виновников, конечно, не нашлось, так как один сваливал на другого, а все вместе на общую бесхозяйственность.

Поливанов говорил, что мясную историю он считает не случайностью и даже не следствием разрухи, а планомерным выполнением немецкой программы.

В половине апреля вернулся из Кисловодска генерал Рузский, – ездил в Ставку, прося назначения на фронт, но ничего определенного не получил и томился в Петрограде без дела. Между тем, на северном фронте, где появился Куропаткин[176]176
  Куропаткин, А. Н. – генерал-от-инфантерии, военный министр. В 1904 г. был назначен команд. Манчжурской армии, затем и главнокоманд. всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, действовавшими против Японии. 3/III 1905 г. смещен с этой должности и назначен команд. I Манчжурской армии. Принимал участие в империалистической войне 1914–1917 гг.; одно время был главнокомандующим армиями Северного фронта. После революции 1917 г. учительствовал в деревне. (См. «Дневник А. Н. Куропаткина», изд. Нижполиграф с предисловием М. Н. Покровского, 1923 г.)


[Закрыть], дела были хуже, и под Ригой мы понесли ненужные большие потери.

В Особом Совещании был поднят вопрос об усилении производства ручных гранат и орудий для разрушения проволочных заграждений. Во французской армии эти орудия были в большом употреблении, и генерал Жоффр[177]177
  Жоффр (р. в 1852 г.) – генерал, сын мелкого торговка вином. Офицером принимал участие в Франко-Прусской войне 1870–1871 гг. С 1885 г. служил в колониях. В 1901 г. был военным губернатором крепости Лиль, директором инженерного отдела военного министра. В 1910 г. был назначен членом высшего военного совета, а в 1911 г. нач. ген. штаба. В начале войны 1914 г. Ж. был назначен главнокомандующим армиями Севера и Северо-Востока. Его имя стало особенно популярным после боев на Марне. Однако, отход немцев не был вызван умелым командованием Ж., а слабостью немцев для защиты своих позиций на Марне. Позднее, с переходом к позиционной войне и особенно с неудачами верденской операции, Ж. перестал пользоваться авторитетом и после стычки с правительством и парламентом получил отставку. На его место был назначен ген. Нивелль, а он получил должность технического военного советника правительства и маршальский жезл. Весной 1917 г. Ж. был командирован в Америку для инструктирования армии Соед. Штатов. В 1918 г. был избран членом Французской Академии.


[Закрыть], узнав, что их у нас нет, прислал специалиста, с помощью которого был приспособлен для этой цели один завод. На фронте от этих новых орудий были в восторге. Мне самому пришлось быть во время их испытания на северном фронте, и они действовали прекрасно.

Между тем в. к. Сергей Михайлович распорядился прекратить выделку этих орудий. Об этом мне сообщил французский военный агент маркиз Лягиш[178]178
  Лягиш, маркиз, – французский военный атташе в России; во время войны состоял при Ставке верховного главнокомандующего.


[Закрыть]. Начальник артиллерийского управления генерал Маниковский подтвердил слова Лягиша. Снова пришлось говорить об этом в Особом Совещании, снова объяснять то, что, казалось бы, должно было быть для всех очевидным, и снова вступать в борьбу с безответственными влияниями.

В газетах появилась короткая заметка о том, что какой-то чиновник назначается делопроизводителем при особом совещании пяти министров под председательством Трепова. Об этом совещании никто не имел представления. Какие пять министров и о чем они совещаются, и какое это учреждение, созданное помимо Думы? Я запросил Штюрмера, что представляет из себя это совещание и на основании какого закона оно действует. Ответа не последовало. Только через несколько дней на банкете в честь французских министров Штюрмер отвел меня в сторону и сказал, что он не мог ответить на письмо, так как это совещание было учреждено секретно по желанию государя.

Подробности этого дела следующие. При создании Особого совещания из общественных деятелей власть военного министра, как председателя Совещания, простиралась до известной степени на все ведомства в тех случаях, когда вопрос касался военной необходимости. Совещание решало, военный министр утверждал и ведомства должны были исполнять. Совет министров оставался в стороне. Такой порядок, несмотря на блестящие результаты, не мог нравиться чиновникам и некоторым министрам, и они убедили государя создать какой-то комитет из пяти министров. Пока был Поливанов, на это не решались, потому что он стоял на почве закона и пользы дела: поэтому-то его и уволили.

Создание министерского совещания, недоверие и негласный контроль над Совещанием общественных деятелей глубоко оскорбили и возмутили его участников. Они поручили мне передать Штюрмеру, что если совещание пяти не будет упразднено, то все члены Особого совещания по обороне подадут мотивированную отставку, а это будет чревато последствиями. Штюрмер поспешил заявить, что он тоже находит существование совещания пяти незаконным и доложит об этом государю.

В первых числах мая приехали представители французского правительства: Вивиани и Тома[179]179
  Вивиани и Тома, – В начале 1916 г., в связи с возобновившимися операциями германцев в районе Вердена, французское военное командование стало настойчивее требовать от русского правительства присылки войск, хлеба и пр. Французское правительство решило путем личного воздействия на царя и нач. штаба армии добиться выполнения необходимых Франции мероприятий. С этой целью и были командированы в Россию Тома и Вивиани.
  Вивиани, Рене Рафаэль (род. в 1863 г.) – в 1893 г. избран в палату депутатов и вступил в соц. партию. Сторонник Мильерана, отстаивавшего право вхождения соц. в буржуазное правительство. В 1906 г. В. стал м-ром труда, выбыл из соц. партии и вошел в организацию независимых социалистов. В 1909–1911 гг. м-р юстиции. Во время войны снова был м-ром юстиции и зам. председателя Совета Министров.
  Тома, Альбер (р. в 1878 г.) – историк, социалист-реформист, б. ученик вождя французской соц. партии Ж. Геда. В 1910 г. избран в палату депутатов, а во время войны был м-ром вооружений. Один из видных руководителей социал-предательского II Интернационала. С 1920 г. является директором Международного Бюро труда при Лиге наций. Написал ряд книг по истории профдвижения.


[Закрыть]. Дума устроила им торжественный банкет. Говорились речи о взаимной братской дружбе и Совместной борьбе до конца.

На другой день Тома пожелал иметь продолжительный разговор о снабжении армии, провел у меня целый вечер и поразил присутствовавшего при разговоре члена Особого совещания С. И. Тимашева[180]180
  Тимашев, С. И. (1858–1920) – служил в мин. финансов (1884–86 гг.); нач. отд. департамента торговли и мануфактур (1886–1892 гг.); при мин. фин. Вышнеградским – директор особен, канц. кредита, части (1892–1893 гг.). При Витте – тов. упр. Гос. банком (1893–1903 гг.); упр. Гос. банком (1903–1909 гг.). С 1909 по 1915 г. министр торг. и промышл. С 1911 г. – член Гос. Совета.


[Закрыть] своей осведомленностью о положении наших дел. Говоря о недостатках снабжения, он перечислил все наши больные стороны и закончил остроумной, многозначительной фразой:

– La Russie doit être bien riche et sûre de ses forces pour se permettre le luxe d’un gouvernement comme le votre, car le premier ministre – c’est un dCsastre et le ministre de la guerre – une catastrophe.[181]181
  Россия должна быть очень богатой и уверенной в своих силах, чтобы позволить себе роскошь иметь такое правительство, как ваше, в котором премьер-министр – бедствие, а военный министр – катастрофа.


[Закрыть]

Когда через день французы уезжали и я их провожал, я спросил одного из них:

– Dites moi, monsieur, sincèrement votre opinion qu’est ce que vous manque en Russie[182]182
  Скажите мне откровенно ваше мнение, чего недостает России.


[Закрыть].

Француз ответил:

– Ce qui nous manque? C’est l’autocratie de votre gouvernement car si j’ose vous dire encore, M. le president, la Russie doit être bien forte. Moralement pour supporter pendant le temps serieux que nous passons, cet état de douce anarchie, qui règne dans votre pays et jette aux yeux.[183]183
  Чего недостает?.. Это твердой власти в правительстве я позволю себе снова повторить вам, г. председатель, что Россия должна быть морально очень крепка, чтобы переносить в такое тяжелое время, как мы переживаем, состояние тихой анархии, которая царит в пашей стране и бросается в глаза.


[Закрыть]

12 мая Штюрмер давал обед, на который были приглашены все министры, несколько членов Г. Совета, кое-кто из правых Думы. Я принял приглашение и пошел, чтобы в интимной обстановке высказать все, что наболело и волновало. После обеда, когда подали кофе и перешли в гостиную, я сказал собравшимся приблизительно следующее:

«Подумайте, что происходит… В великую годину, когда проявляется во всей красоте народный подъем, доблесть армии, когда льются реки крови, – правительство не сумело стать во главе движения, не сумело уловить настроение и, мелко плавая, не шло дальше надзора над общественными организациями. Вы, представители правительства, ничего не поняли, ничего не учли и, цепляясь за свою власть и преимущества, оставались безучастными зрителями, когда перед вами церемониальным маршем демонстрировали патриотический подъем всей страны, без различия партий, положения и национальностей. Вы оказались в обозе второго разряда, и когда все жаждали работы для победы, просили разумной твердой власти, правительство занялось поисками несуществующей революции. Вы устраивали монархические съезды, травили общественные организации, вы создавали те бесконечные междуведомственные трения и интриги, от которых парализовались дела управления и государство попало в руки мародеров тыла. Лихоимство, взятки, грабежи растут изо дня в день, и с этим не борются. Лица, заслуживающие виселицы, продолжают играть роль, и всем двигает не патриотизм, а протекция и личная выгода»…

Я им напомнил Маклакова с историей поставки сапог на армию и Горемыкина, который во время отступления пятнадцатого года повторял, что война его не касается.

«Вся страна слилась в одном лозунге: «все для войны», а правительство жило и продолжает жить своей чиновничьей жизнью вне великих событий. Теперь приближается ликвидация войны и после колоссальной перестройки всего здания государства – готовится ли правительство к разрешению тех колоссальных вопросов, которые будут за войной? Понимает ли оно международные, торговые, экономические и другие перспективы и озабочено ли оно поднятием сельского хозяйства? Решительно нет. На мое предложение созывать периодически смешанные совещания министров, промышленников и сведущих людей по разным отраслям, членов палат, профессоров, словом, делать то, что давно делается нашими союзниками, – мне отвечают все по очереди отказом, а Сазонов и Шаховской заявляют, что экономические вопросы их не интересуют и они в них не осведомлены. Дальше этого итти нельзя. И немудрено, что, когда в первый период войны правительство действовало без вмешательства общества, враг завладел двадцатью губерниями, а наши доблестные войска отступали без снарядов и ружей. Резкая перемена произошла с тех пор, как вмешались члены Думы, но правительство сразу начало им во всем мешать и создавало свои конспиративные совещания…, Вы должны понять, что страна вас не любит, не верит вам; вы доказали, что у вас нет ни системы, ни знания, ни организации. Все заменяется полицейскими мерами преследования. В бесплодных поисках мнимой революции вы уничтожаете живую душу народа и создаете глухое брожение и недовольство, которые могут, в конце концов, вылиться в действительную революцию. Не понимая величия минуты, вы роняете власть и развращаете народ тем, что не внушаете ему уважения к власти. Но придет время, и он потребует возмездия за все ваши ошибки».

Князь В. М. Волконский говорил мне потом, что мои слова обрушились на министров, как гром, которого они не ожидали.

Штюрмер после этого обеда ездил в Ставку, и совещание пяти министров было отменено (через несколько месяцев было, однако, вновь образовано подобное совещание, на этот раз из шести министров).

16 мая был опубликован указ о возобновлении занятий Думы. Так как 27 апреля было десятилетие со дня созыва первой Думы[184]184
  Первая Гос. Дума (27/IV – 9/VI 1906 г.) была созвана на основе избирательного закона 11 декабря 1905 г., расширившего круг избирателей по сравнению с законом 6/VIII того же года о выборах в «Булыгинскую» думу, сорванного всеобщей октябрьской забастовкой. В 1 Думе были представлены помещики, буржуазия, крестьяне и рабочие. В то время как по землевладельческой курии один выборщик приходился на 2000 душ (приблиз.) населения, по городской уже на 7000, по крестьянской – на 30 000, а по рабочей – только на 90 000. Отсюда понятно, почему депутатов, принадлежавших к партии к.-д. и сочувствовавших ей, оказалось 259 человек (57,7%). К трудовикам принадлежало 116 деп. (25,9%), к октябристам 28 (6,4%), к с.-д. 10 (2,2%), беспарт. было 45 (10 %). Классовый состав I Думы характеризуется тем, что кадеты были представителями крупной и средней буржуазии и буржуазной интеллигенции, трудовики – крестьянства и мелкой городской буржуазии, октябристы – крупного и среднего помещичьего землевладения и крупной буржуазии, с.-д. – представляли рабочих, которые шли за меньшевиками. Партия большевиков бойкотировала I Думу и призывала рабочий класс к усилению революционного напора на царское самодержавие. Буржуазная по своему составу Дума стремилась договориться с правительством о совместной работе, с этой целью и ответ на тронную речь и другие постановления Думы были составлены в очень осторожных выражениях. Но по основному – аграрному вопросу, обсуждавшемуся в Думе, буржуазное большинство разошлось с правительством, несмотря на все старания сглаживать острые углы, и за это было разогнано. Боясь революционного пролетариата и крестьянства больше всего, к.-д. Дума стремилась итти на соглашение с правительством, которое, не видя за к.-д. никакой реальной силы, распустило Думу.


[Закрыть], то мне пришлось отметить это событие во вступительной речи. Я упомянул, что, несмотря на ошибки первых двух Дум[185]185
  Вторая Гос. Дума (20 февраля – 3 июня 1907 г.) – заседала в период спада революционной волны, в условиях свирепой расправы царского правительства с пролетариатом и крестьянством. Однако, во II Думе были представлены все классы общества, в отличие от I Думы, где представлены были не все социальные слои. Партийный состав II Думы был следующий: к.-д. и примыкающих к ним – 98, трудовиков —116, с.-д. – 65, с.-р. – 37, октябристов и примыкающих к ним – 44, монархистов – 10, беспартийных – 50, националов: польское коло – 46, мусульмане – 30; казачья группа – 17. Во II Думе почти в три раза уменьшилось число депутатов, состоявших на государственной службе, на 1/3 уменьшилось – служивших по выборам и на 1/6 – число помещиков по сравнению с I Думой. (См. прим. 169.) Как и в I Думе, кадеты добивались совместной работы с правительством, но с еще большей энергией, так как поражение революции было явное. Трудовики по-прежнему колебались между политикой поддержки буржуазии и политикой союза с революционным пролетариатом. Рабочий класс хоть и был представлен в большинстве меньшевиками, однако общее число с.-д. фракции было довольно внушительным. Вообще состав II Думы характеризовался усилением крайних флангов; помещиков, с одной стороны, рабочих и крестьян – с другой. За 103 дня, которые просуществовала Дума, она в лице своего реакционного большинства по всем вопросам становилась на сторону правительства против требований соц. – демократов и трудовиков. Когда же по аграрному, крестьянскому, вопросу были произнесены решительные слова рабочими и крестьянскими депутатами, и правительство убедилось в том, что крестьяне не являются опорой трона, то Столыпин стал искать повода для разгона Думы. При помощи провокации правительство обвинило с.-д. фракцию в военном заговоре и под этим предлогом разогнало Думу, изменив одновременно избирательный закон.


[Закрыть], идея народного представительства укрепилась в сознании народа, как фактора, необходимого в государственном строе, и отметил заслугу императора Николая II, даровавшего России народное представительство. Правительство в полном составе отсутствовало: говорили, что оно ожидало каких-то резких выступлений.

В этой сессии занятия шли вяло, депутаты неисправно посещали заседания, часто не было кворума.

Правые делали резкие выходки, желая сорвать Думу, а в общем атмосфера была настолько неопределенной, что трудно было что-нибудь сделать. Постоянная борьба казалась бесплодной, правительство ничего не хотело слушать, неурядица росла, и страна шла к гибели. На Думу возлагали надежды, но она, к сожалению, была бессильна. Мы мучительно переживали это общее состояние упадка духа и энергии.

На кавказском фронте был новый успех, но и в то же время с кавказского фронта приходили известия, что войска терпят большие лишения, что, вообще, сил там мало и на просьбы прислать подкрепление в Ставке не обращали внимания.

По мнению генерала Поливанова следовало обратить главное внимание на кавказский фронт, продвигаться к Константинополю и взять его с помощью союзников, находившихся в Салониках. Об этом писали и французские газеты. В Ставке, однако, смотрели иначе, руководствуясь, главным образом, ревностью к в. к. Николаю Николаевичу. Стоило ему что-нибудь заявить, чтобы делали наоборот, и просьбы его вообще не исполнялись. Впрочем, недоброжелательство было обоюдное: когда в Ставке отстраняли кого-нибудь от должности, его брали на Кавказ.

Начались успехи Брусилова[186]186
  Успехи Брусилова. – Вследствие наступления в мае 1916 г. германской армии на Верден и на итальянском фронте, русский ген. штаб решил пстести наступление по всему фронту, особенно нажав на Западном фронте. Но в виду оттяжки наступления Западного фронта, Брусилов решил действовать своими армиями и в конце мая начал наступление против австрийцев. К 26 мая удалось прорвать австрийский фронт на протяжении 50 верст и взять в плен много офицеров и до ста тысяч солдат. Вплоть до августа шло наступление успешно, но, неподдержанный на других участках фронта, Брусилов, однако, вынужден был остановить его.


[Закрыть] на нашем западном фронте. За эту операцию брусиловские армии взяли 430 тысяч пленных. Успехи наши имели большое значение для союзников, так как мы снова откинули войска от Вердена, где в продолжение стольких месяцев немцы бесплодно истощали яростными атаками свои и французские силы. Италия тоже была спасена нашим наступлением и с ее фронта на наш были перевезены крупные австрийские части.

Офицеры, участники наступления, считали, что успеху операции помогло то обстоятельство, что Брусилов начал наступление на полтора суток раньше назначенного Ставкою срока: в армии ходили упорные слухи, что в Ставке существует шпионаж и что враг раньше нас осведомлен о всех наших передвижениях. К сожалению, многие факты подтверждали это подозрение.

В мае и июне наша парламентская делегация посетила союзные государства и везде была встречена с большим почетом и воодушевлением. Перед отъездом я предупредил Протопопова, старшего в делегации, что наши русские посольства могут быть недостаточно внимательны. К сожалению, так и оказалось: наш посол в Англии граф Бенкендорф[187]187
  Бенкендорф, А. Н. граф, – посол в Англии, гофмейстер, действ, ст. сов. Посол в Копенгагене с 1897 по 1902 г.; с 1902 по 1916 г. – в Лондоне.


[Закрыть] отсутствовал при встрече и не командировал ни одного из чиновников посольства. Делегацию это особенно поразило, потому что со стороны англичан встреча была обставлена весьма торжественно: король выслал за делегацией: вой поезд, и многие высшие чины были на вокзале. Когда Протопопов приехал в наше посольство, граф Бенкендорф был с ним почти невежлив и объяснил отсутствие посольства тем, что не обязан встречать делегацию, не получив по этому поводу инструкций из Петрограда. Между тем во всех союзных государствах, в речах и разговорах иностранцы особенно подчеркивали свое доверие к русскому народному представительству. Судя по докладу Протопопова и отзыву о нем Милюкова, он, как глава делегации, держал себя умно и тактично. Наши депутаты были поражены идеальной организацией тыла у союзников и их работой на оборону.

Единственной фальшивой нотой поездки было бестактное свидание Протопопова с представителем Германии в Стокгольме[188]188
  Свидание Протопопова с Варбургом в Стокгольме. По мнению В. П. Семенникова, это свидание является прямым продолжением переговоров о сепаратном мире, которые германское правительство пыталось вести через Васильчикову с русским правительством. Варбург доказывал, что в интересах России прекратить бойню, отойти от Англии, которая является единственной виновницей войны. Практических результатов это свидание не имело. Лично для Протопопова это событие сыграло крупную роль: он был назначен министром вн. дел.


[Закрыть] на обратном пути. Протопопов задержался и, когда остальные уехали, он не как председатель делегации, а как частное лицо имел свидание с Варбургом, подосланным германским послом Люциусом. Газеты подняли по этому поводу шум, и я вынужден был потребовать объяснения Протопопова в Думе в присутствии депутатов. Протопопов не отрицал своего свидания с первым секретарем германского посольства, которому он подчеркнул невозможность для России мира до полного поражения Германии. Когда Варбург пытался оправдать Германию и сваливал всю ответственность на Англию, Протопопов заявил, что он не может позволить в своем присутствии порочить наших союзников. Дума удовлетворилась его объяснениями, и я послал» газеты письмо с описанием стокгольмского инцидента.

На фронте не могли понять, почему наступление шло только на юго-западе у Брусилова и почему его не поддерживают. Между тем у Барановичей прорыв начался неудачно, и действия словно оборвались.

В противовес брусиловским успехам в Особом совещании по обороне дела все более запутывались, и борьба с председателем министром Шуваевым усиливалась. Он все более и более обнаруживал свою неспособность к ответственной роли, подпадал под влияние придворных сфер и слепо исполнял приказания, исходившие из Царского Села. Несмотря на свою порядочность и честность, он терялся среди всевозможных течений и не умел сглаживать разногласий. Когда, благодаря в. к. Сергею Михайловичу, началось из Ставки гонение на энергичного начальника артиллерийского управления Маниковского, Шуваев не сумел его поддержать, и Маниковского удалось отстоять только настойчивыми требованиями членов Думы и Совета.

24 июня я отправился в Ставку с докладом и до приема у государя навестил генерала Алексеева. В Петрограде ходили слухи, что Алексеев готовит доклад об учреждении диктатуры в тылу по вопросам внутреннего управления и снабжения армии и страны. Незадолго до моего отъезда я получил сведения от генерала Маниковского, что новый проект уже разработан и что генерал Алексеев подал об этом доклад государю. В подтверждение своих слов Маниковский передал мне копию доклада, сущность которого сводилась к созданию диктатуры для упорядочения тыла с правом приостанавливать распоряжения министров и Особого совещания. Легко представить, чем грозило создание такой диктатуры, если предложение это было внушено в. к. Сергеем Михайловичем с тем, чтобы самому занять этот важный и ответственный пост.

Я спросил Алексеева, правильно ли то, что мне сообщили о его проекте, или нет, и показал ему копию доклада.

Алексеев признался, что он действительно подал государю такой доклад, настойчиво добивался, кто мне передал секретную бумагу, и говорил, что он не может воевать с успехом, когда в управлении нет ни согласованности, ни системы и когда действия на фронте парализуются неурядицей тыла.

Я указал генералу Алексееву, что его сетования совершенно справедливы, но если дать настоящие полномочия председателю Совета министров, то можно обойтись без диктатуры. Назначение же на такой пост в. к. Сергея Михайловича было бы равносильно гибели всего дела снабжения армии. Вокруг него снова собрались бы прежние помощники и друзья, и, кроме вреда армии и стране, от этого ничего бы не последовало.

– Передайте от меня великому князю Сергею Михайловичу, – сказал я Алексееву, – что если он не прекратит своих интриг по части артиллерийского снабжения, го я, как председатель Думы, обличу его с думской трибуны: доказательств о его деятельности у меня больше чем достаточно.

В дальнейшем разговор коснулся общего положения на фронте, и я передал Алексееву о желании армии видеть Рузского снова командующим. В некоторых вопросах Алексеев вполне согласился, неодобрительно отзывался об Эверте[189]189
  Эверт, А. Е. (1857–1917) – ген.-адъют., ген. от инфантерии. Участвовал в русско-турецкой войне (1877–1878 гг.). Кончил академию ген. штаба. Участвовал в русско-японской войне. Командующ. войсками Иркутского военного округа (1912 г.). Во время империалистической войны командовал X армией, затем был главнокомандующим Западным фронтом. После Февральской революции отстранен от должности и жил в Смоленске.


[Закрыть] и Куропаткине, но про Рузского сказал, что назначения ему дать не может.

Это свидание с Алексеевым было у меня первым: до тех пор мы только переписывались. Алексеев производил впечатление умного и ученого военного, но нерешительного и лишенного широкого политического кругозора.

Прием у государя был по обыкновению любезный, и все сообщения о разных неприятностях тыла были выслушаны без противоречия и неудовольствия. Давая отчет о думской работе, я указал на желание правых создать конфликт по вопросу о борьбе с немецким засильем. Закон, внесенный правительством, не был принят, так как он не достигал цели: бороться с немецким засильем в тылу надо, но затрагивать при этом во время войны во всей широте земельный вопрос опасно. Здесь должна быть система, и отнимать у одних землю, чтобы раздать их солдатам, пострадавшим на войне, рискованно и может повести к аграрным беспорядкам.

На это государь заметил, что раздача земель солдатам была его мыслью.

– Тем не менее, ваше величество, позвольте с вами не согласиться и всеподданнейше просить пересмотреть этот законопроект.

Когда речь зашла о Польше, я напомнил, что положение Польши до сих пор не выяснено, что поляки волнуются за свою судьбу, видя, что правительство постепенно забывает о воззвании в. к. Николая Николаевича.

Перед отъездом в Ставку поляки мне рассказывали, что императрица в разговоре с графом Замойским[190]190
  Замойский, А. С., граф – офицер гвардии Уланского полка. Церемониймейстер двора. Во время империалистической войны поступил добровольцем в Ставку. Был ординарцем у Николая Николаевича, потом постоянно находился при Николае II. Чувствуя шаткость самодержавия еще в 1915 г., в разговоре с б. вел. кн. Андреем Владимировичем высказывал мнение, «что после войны безусловно будет революция, которая отберет землю у помещиков». Почему-то считал, что во главе этого аграрного движения станет Данилов-Черный (Г. Н. Данилов – ген. квартирмейстер штаба верх. главн.). В настоящее время З. является активным деятелем польской партии «реалистов».


[Закрыть] сказала:

«L’idée de l’autonomie de le Pologne est insensée on ne peut le faire sans donner les mêmes droits aux provinces baltiques».[191]191
  Идея об автономии Польши бессмысленна; она неосуществима без того, чтобы не дать тех же прав Прибалтийскому краю.


[Закрыть]

Переходя к вопросу о диктатуре, я сказал, что вынужден предостеречь государя от этого опасного шага, и к крайнему удивлению заметил, что государь, видимо, совсем забыл о проекте Алексеева и спросил:

– Какая диктатура?

Я подал копию доклада, государь посмотрел на нее равнодушно и сказал:

– Да, у меня в делах есть такая бумага.

Мое мнение сводилось к тому, что учреждение диктатуры не достигло бы цели и в то же время умаляло бы царскую власть. Государь слушал внимательно и спросил:

– Что же вы посоветуете сделать для упорядочения тыла?

– Ваше величество, я могу предложить вам один выход из создавшегося положения, и он тот же, который я вам предлагал и раньше: дайте ответственное министерство. Вы только расширите права, которые вы уже дали конституцией, но власть ваша останется незыблемой. Только ответственность будет лежать не на вас, а на правительстве, а вы по-прежнему будете утверждать законы, распускать законодательные учреждения и решать вопросы войны и мира.

Государь ответил:

– Хорошо, я подумаю, – добавил: – а кого бы вы порекомендовали в председатели Совета Министров?

– Вы будете удивлены, ваше величество, но я назову адмирала Григоровича. В своем ведомстве он сумел в короткое время наладить дело образцово.

– Да, это правда, но его область иная, а в председателях он будет не на месте.

– Поверьте, государь, что он будет лучше Штюрмера.

Когда разговор коснулся непорядков в министерствах путей сообщения и торговли, то государь снова спросил:

– А кто ваши кандидаты на эти посты?

Я назвал инженера Воскресенского[192]192
  Воскресенский, Б. Д. – инженер, б. нач. Южн. ж. д., потом упр. Моск.-Каз. жел. дорогой.


[Закрыть] и товарища председателя Думы Протопопова.

Царь не возражал, но, как и при других докладах, делал заметки в записной книжке.

Заканчивая доклад, я упомянул еще о двух вопросах: о защите министрами так называемого Кузнецкого предприятия, в котором был заинтересован брат министра Трепова и которому покровительствовали министры Трепов и кн. Шаховской, и о помощи увечным воинам. Предприниматели, участвовавшие в Кузнецких заводах, добивались получить огромные участки богатых казенных земель на Урале и для разработки просили беспроцентную ссуду в двадцать миллионов, которые обязались выплатить в течение пяти лет. Г. Дума отвергла это ассигнование на дело, казавшееся ей спекулятивным.

Вопрос… о правильном попечении увечных воинов до сих пор не был как следует разработан. Государь просил представить по этому поводу проект в готовом виде, чтобы он мог быть передан в законодательные палаты.

После приема я был приглашен к высочайшему столу, но, несмотря на милостивое внимание, мне было ясно, что доклад мой не произвел должного впечатления: не то усталость, не то равнодушие были заметны в отношении ко всему происходящему.

Когда в промежутке между приемом и обедом я рассказывал о впечатлении от своего доклада М. П. Кауфману[193]193
  Представитель Красного Креста в Ставке и член Г. Совета.


[Закрыть],[194]194
  Кауфман, М. П. (1857–1926) – главноуполномоченный Красного Креста при Ставке верховного главнокомандующего. За настояние перед царем об удалении Распутина от двора – был отставлен. К. входил в кружок Воейкова – Фредерикса и старался влиять на царя в интересах этой группы.


[Закрыть] тот сказал: «Я бы посоветовал вам явиться к императрице и постараться образумить ее и объяснить ей истинное положение вещей: может быть, вы там чего-нибудь и добьетесь».