Текст книги "Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в."

Автор книги: Михаил Шкаровский

Соавторы: Наталия Лебина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Н.Б. Лебина, М.В. Шкаровский
Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. – 40-е гг. XX в.

Источник http://statehistory.ru/books/N-B–Lebina–M-V–SHkarovskiy_Prostitutsiya-v-Peterburge/

Оглавление

Игорь Кон. Предисловие 2

Н. Б. Лебина. Проституция – объект исторического исследования 4

Н. Б. Лебина. В традициях античности 12

Петербургские диктерионы и их обитательницы 13

Свободные диктериады российской столицы 19

Гетеры, авлетриды и тайные проститутки 27

Н. Б. Лебина, М. В. Шкаровский. Проститутки новой России 38

В конфликте с законом 40

Профессия или образ жизни? 50

Константы и метаморфозы 55

Н. Б. Лебина. Милость к падшим 62

Контроль и потребление 63

Свобода и реабилитация 75

Н. Б. Лебина, М. В. Шкаровский. Кнутом или законом? 84

Сторона спроса 84

Надежды и крах советского милосердия 90

Без вины виноватые 105

Н. Б. Лебина. В отсутствие официальной проституции 113

Свободная любовь 114

Моногамия по-пролетарски 125

Н. Б. Лебина. Город и проституция (вместо заключения) 137

Фотографии 141

Игорь Кон. Предисловие

Мне очень приятно представить читателям книгу Н. Б. Лебиной и М. В. Шкаровского «Проституция в Петербурге». При Советской власти проституции и прочих отрицательных явлений в России, как известно, не было. Помню, в начале 1970-х гт. группа бразильских коммунистов, обучавшихся в Институте общественных наук при ЦК КПСС, побывав в Ленинграде, со смехом и недоумением рассказывала мне об одном забавном эпизоде во время встречи в горкоме партии. Когда гости спросили насчет проституции в городе, работники горкома с гордостью им ответили: «В Ленинграде она давно ликвидирована!» «Зачем они нам лгут? – недоумевали бразильцы. – Мы же все видим своими глазами, даже цены известны!»

Ленинградские социологи, конечно, тоже кое-что видели. Мой покойный коллега Анатолий Харчев еще в 1960-х гг. вынашивал идею изучения проституции методом включенного наблюдения. Правда, было неясно, следует ли социологам включаться в качестве клиентов или в качестве собственно «сексуальных работников», как сейчас принято называть тружеников древнейшей профессии. Но, разумеется, ничего из этого не вышло: ведь официально считалось, что с этим позорным явлением в нашей стране давно покончено. А потому нет необходимости обращаться к пережитку прошлого. Проблему, как и само явление, загнали в подполье.

Зато как только цензурные и иные репрессивные меры ослабели, проституция вышла из подполья и расцвела махрово-красным цветом, поставив в трудное положение общественность и правоохранительные органы. С другой стороны, наблюдается рост интереса к изучению проституции со стороны психологов, юристов, социологов (в частности, С. И. Голода, Я. И. Шлинского), а также попытки художественного осмысления этого феномена. И прежде всего там, где проституция имела давние традиции и «многолетний стаж». Не случайно именно в Ленинграде писателем Владимиром Куниным было выполнено первое художественное исследование валютной проституции (знаменитая повесть «Интердевочка» и не менее знаменитая одноименная экранизация). Это было именно исследование. На стене номера Дома творчества кинематографистов в Репине, где жил и работал Кунин, висел большой список консультантов, в котором одну колонку занимали фамилии офицеров милиции, а другую – клички известных «путан».

Сегодня социологи и юристы яростно спорят, что делать с быстро растущей и неуправляемой проституцией. Одни требуют более строгих карательных мер, другие доказывают их неэффективность, призывая не преследовать, а легализовать проституцию и даже обложить ее налогом. Некоторые ратуют за создание контролируемых государством публичных домов, которые в санитарном отношении были бы безопаснее. Правда, обобществление проституции как-то не гармонирует с тенденцией всеобщей приватизации. Да и самих тружениц секса это вряд ли устроит: если от сутенеров и мафии государство их все равно не оградит, то с какой стати еще платить ему налоги?

Однако современные наши проблемы не так уж новы и уникальны. Н. Б. Лебина и М. В. Шкаровский убедительно доказывают, что многие из них существовали как до, так и после Октябрьской революции. Еще в конце XIX—начале XX в. русское общественное мнение мучилось вопросом, запрещать или не запрещать. Хотя налог на водку считался вроде бы нормальным, облагать налогом продажный секс казалось безнравственным. Таким же неоднозначным было и отношение к полицейско-административному контролю за проституцией. С одной стороны, он был как бы полезен, а с другой – неэффективен и чреват злоупотреблениями. Кроме того, любой административный контроль вызывал у либеральной русской прогрессивной интеллигенции настороженное отношение.

Очень хорошо показано в книге разнообразие отношения к проституции в общественном мнении: от беспощадного осуждения до идеализации и умиления. Опираясь на архивные данные, авторы прослеживают эволюцию советской социальной политики в этом вопросе, переход от заботы и благотворительности к административным гонениям, а когда и это оказалось безуспешным – к замалчиванию и отрицанию самого явления как такового. Многие приводимые в книге факты вводятся в научный оборот впервые.

Рекомендуя читателю книгу, не могу, однако, не сказать и о некоторых ее недостатках. Несмотря на то что авторы оперируют многими интересным историческими фактами, их социологическая теоретическая база выглядит порой неопределенной и расплывчатой. В частности, теория девиантного поведения, на которую они ссылаются в начале книги, только обозначена, да и вряд ли она достаточна для объяснения такого явления, как коммерческий секс.

Не все гладко и с историей. «Классическими типами» проституции авторы почему-то считают древнегреческие. Но русская проституция и по своим корням, и по своей сути имела очень мало общего с античной. Суждения авторов о «российском гетеризме» выглядят малоубедительно. Было бы гораздо уместнее сравнивать российскую проституцию и соответствующую социальную политику с западноевропейскими образцами, на которые ориентировались русское общественное мнение и государственные структуры. К сожалению, такое, на мой взгляд, абсолютно необходимое сравнение в книге практически отсутствует, несмотря на наличие обширной и вполне доступной научной исторической и социологической литературы. Поэтому специфика именно российского и советского подхода к проблеме социального регулирования коммерческого секса в книге не раскрыта.

Недостаточное внимание уделили авторы и новейшей западной литературе, непосредственно относящейся к истории проституции в России, например работам Лоры Энгельстин и Шилы Фицпатрик. Между тем там немало интересного.

Однако при всей спорности и недоработанности отдельных положений книги она заполняет важный пробел в научной литературе и будет с интересом прочитана как специалистами, так и массовым читателем.

Н. Б. Лебина. Проституция – объект исторического исследования

Эта книга – отнюдь не путеводитель по злачным местам крупнейшего российского города. С определенной долей уверенности можно сказать, что желающие найти в ней лишь элемент некой исторической «клубнички» будут несколько разочарованы. Это произойдет не потому, что авторы займутся абстрактным морализированием и построением отвлеченных этических рассуждений. Напротив, живой фактический материал будет основным в книге.

Но читатель должен быть готов к тому, что главная цель авторов – провести научное исследование объекта, который до недавнего времени практически не привлекал к себе внимания ученых. Создавалось даже впечатление, что такого явления, как проституция, вообще не существовало в нашей стране. После 1985 г. ситуация резко изменилась. Ныне о путанах, «девочках для радостей», «ночных феях» пишут не только журналисты. Появляются и весьма серьезные исследования юристов, социологов, психологов[1]1
  См.: Габиани А. А., Мануильский М. А. Цена «любви» (Обследования проституток в Грузии)// «Социологические исследования», 1987, № 6; Голод С. И. Проституция в контексте изменений половой морали // «Социологические исследования», 1988, № 2; он же. Социально-психологические проблемы проституции. М., 1988; Проституция и преступность. Проблемы, дискуссии, предложения. М., 1991; Антонов Ю. М. Преступность среди женщин. М., 1992.


[Закрыть]. Однако историки по-прежнему не уделяют проблемам проституции должного внимания. А ведь чрезвычайно важен именно их вклад в рассмотрение данного вопроса.

Неизученность феномена проституции в историческом контексте порождает массу легенд и вымыслов. К их числу относятся искаженные представления об уровне моральных устоев населения России дореволюционной и времен сталинизма, а также о «небывалом росте» и размахе торговли любовью сегодня. Действительно, определенное время обыватель находился в шоке от потока информации о современной проституции и, не будучи знаком с историей вопроса, спешно переложил вину за оживление института продажной любви на молодую российскую демократию. Советские правоохранительные органы быстро отреагировали на появление на улицах городов бывшего СССР интердевочек и «ночных бабочек», карьера которых стала даже считаться престижной. Уже в мае 1987 г. был принят указ Президиума Верховного Совета РСФСР об административной ответственности за проституцию. Эта правовая норма предусматривала штраф за проституцию до 200 руб., что в конце 80-х гг. большинством валютных проституток воспринималось как смехотворно минимальная форма подоходного налога. Конечно, в условиях инфляционных процессов можно было бы индексировать размер штрафа. Однако подобные манипуляции с указами давно видоизменившихся правовых органов будут выглядеть довольно нелепыми. Приемлемого же способа взаимоотношений с институтом проституции пока не найдено, и очень возможно, что экскурс в историю окажется здесь полезным.

Хочется, однако, думать, что эта книга может быть интересной не только с практической, но и с научной точки зрения. Тема проституции, как лакмусовая бумажка, позволяет выявить многие закономерности социокультурного процесса, морально-нравственные представления населения, стереотипы сознания, характеризующие отношение к женщине, проблемам сексуальности и духовной свободы, понятиям «милосердие» и «терпимость» и т. д. И конечно, не следует рассчитывать, что на страницах книги читатель встретится лишь с описанием скандальных судебных процессов, фривольно-сентиментальными историями во вкусе Дюма-сына и пикантными подробностями из жизни как обывателей, так и высших слоев общества. Авторы преследуют цель в приемлемой для широкого читателя форме исторических очерков рассказать о многих серьезных проблемах, связанных с существованием института продажной любви. Можно смело сказать, что в нашей стране в течение последних шестидесяти лет такой задачи историки не ставили.

Трудностей, связанных с ее решением, немало. Прежде всего, это – преодоление стереотипов индивидуального и общественного сознания, сводившихся к созданию в советской исторической науке ряда запретных тем. К их числу, в частности, относится и проституция. Конечно, сегодня не существует преград идеологического характера. Однако в современной российской историографии нет и устоявшейся методики подхода к изучению института продажной любви. Ведь не секрет, что до недавнего времени российская история изучалась по некой схеме, умышленно не включавшей многие явления, в особенности касающиеся повседневной жизни общества. Большинство исследователей, подчиняясь идеологическому диктату, не видели за внешне обыденными сторонами повседневности глубоких социально-культурных процессов. Но, упорно не желая заниматься анализом «упрощенно-бытовых» проблем, ученые на самом деле оказывались в стороне и от «высокой» науки. Совершенно не исследовалась такая своеобразная сторона жизни общества, как «девиантность». Этот термин до сих пор составляет загадку для многих историков, несмотря на то что первые попытки введения его в практику советского обществоведения относятся к 60-м гг.

А. Коэн – один из ведущих западных социологов в области теории девиантного поведения – определил его как явление, идущее «… вразрез с институционализированными ожиданиями»[2]2
  См.: Коэн А. Исследования проблем социальной дезорганизации и отклоняющего поведения Ц Социология сегодня. М., 1965, с. 520.


[Закрыть]. Отклонения, естественно, могут носить как сугубо положительный, так и сугубо отрицательный характер. К числу положительных, позитивных девиаций можно отнести экономическую предприимчивость, политическую активность, художественную и научную одаренность. К числу же негативных отклонений, которые в свою очередь делится на интровертные и экстравертные, принадлежат преступность, пьянство, наркомания, самоубийства и т. д. Эти явления носит устойчивую отрицательную морально-этическую окраску в любом обществе, ориентированном на общечеловеческие ценности. Несколько по-иному обстояло, правда, дело в России после Октябрьского переворота 1917 г. Практически всем отклонениям в поведении отдельных людей или социальных групп придавался остро политизированный характер. Это нашло отражение и в исследовательской практике.

Даже в 60-е гг., во время второй после 20-х гг. «весны» советской социологии, Г. Л. Смирнов, впервые поставивший вопрос о возможности изучения типов антиобщественного поведения, уделил особое внимание их политическим характеристикам[3]3
  См.: Смирнов Г. Л. Советский человек. М., 1971, с. 278-293.


[Закрыть]. Абсолютизация этой стороны проблемы была, конечно же, неправомерной. Отклонение от нормы, аномальность, в данном случае оценивалось прежде всего с учетом политической конъюнктуры, продиктованной преимущественно классовым подходом. Подобная методика не позволяла понять и объяснить целый ряд явлений, которые были отражением не только социальных, но и психологических, а иногда и психических особенностей личности и общественной группы. Примерно до середины 80-х гг. советские обществоведы упорно избегали использования принятого в мировой социологической теории и практике понятия «девиантность». Ныне оно довольно широко употребляется российскими социологами, официально присоединившимися наконец к одному из ведущих направлений исследований Международной социологической ассоциации – теории и практике девиантного поведения и социального контроля[4]4
  См.: Гилинский И. Я. Социология девиантного поведения как специальная социологическая теория // «Социологические исследования», 1991, № 4, с.73.


[Закрыть]. Это, как представляется, позволяет рассмотреть и те формы повседневной жизни, которым необходимо давать не только социальную, но и психологическую оценку.

Все вышесказанное имеет самое непосредственное отношение к проституции – одной из наиболее устойчивых и традиционных форм отклоняющегося поведения. Ее история насчитывает не одно тысячелетие, хотя широко известное выражение «проституция – древнейшая профессия» не имеет под собой должной основы. Ведь трудовая специализация существовала – в отличие от торговли телом – еще до появления товарно-денежных отношений. Проституция же повсеместно считается порождением такого исторического этапа, когда эти отношения становятся определяющими у того или иного народа.

Ныне, учитывая современный уровень развития российского обществоведения, нет необходимости подробно излагать сюжеты, связанные с процессом становления института продажной любви в мире в целом. Читателю сегодня доступны не только работы отечественных социологов и юристов, в той или иной степени затрагивающие проблемы истории мировой проституции, но и репринты некоторых дореволюционных изданий. Следует лишь отметить, что, несмотря на глубокую древность, явление торговли любовью не имело и не имеет достаточно точного юридического определения ни у нас в стране, ни за ее пределами. Довольно часто к проституции относят безличные половые контакты, имевшие место у народов, особым образом толкующих понятие «гостеприимство». Кроме того, к числу продажных женщин древности причисляют жриц различных культов. Так, в процесс исполнения некоторых религиозных обрядов включалось совершение полового акта, что истолковывалось как жертвоприношение. В отдельных случаях за это взимались деньги, впоследствии употребляемые на нужды храмов. И все же эти явления, имеющие древнейшую историю, нельзя назвать проституцией в прямом смысле слова. Ее важнейший признак – продажность, вступление женщин в половые отношения за деньги, превращение ими своей привлекательности, и прежде всего своего тела, в некий товар, а данного занятия – в ремесло. Уровень развития товарно-денежных отношений в стране, таким образом, во многом влияет на размах торговли любовью.

Пожалуй, еще одной бесспорной характеристикой проституции является ее связь с моногамией. Продажная любовь в какой-то степени предохраняла моногамную семью от распада. Одновременно либерализация половой морали, распространение конкубината (длительных внебрачных союзов) отчасти ослабляют основы существования института публичных женщин. В связи с этим проблема проституции не может быть отделена не только от анализа экономического состояния общества, но и от развития представлений о морали и брачно-семейных отношениях.

Проституция как социальное явление тесно связана с другими формами девиантности и социальными болезнями: пьянством, наркоманией, преступностью, самоубийствами, венерическими заболеваниями. В какой-то мере она даже может быть их своеобразным катализатором. По мнению значительного числа юристов и социологов, проституция порождается теми же причинами, что и все негативные отклонения[5]5
  См.: Проституция и преступность. М., 1991, с. 105—107.


[Закрыть]. Еще в 1906 г. М. Н. Гернет утверждал, что относительно меньшее количество женщин среди преступников обусловлено во многом тем, что особы женского пола заняты проституцией[6]6
  См.: Гернет М. Н. Избр. соч. М., 1974, с. 140.


[Закрыть]. В целом принято считать, что социальное неравенство является источником девиантных проявлений как отрицательного, так и положительного характера. Таким образом, претворение в жизнь утопической идеи о полном равенстве лишило бы общество не только преступников, но и гениев. Но, к счастью, в ближайшее время этого не произойдет. И по-видимому, общество еще долго будет расплачиваться за своих выдающихся политиков, талантливых ученых, бизнесменов и просто благородных и бескорыстных людей убийцами, насильниками, проститутками.

Удивляет другое: почему одна и та же ситуация рождает противоположные отклонения. Социальная несправедливость одних делает революционерами, других – уголовными преступниками. Это наводит на мысль о том, что полностью отрицать психическую предрасположенность к тем или иным видам девиантности нельзя. Не случайно во многих исследованиях, посвященных проблемам проституции, рассматриваются такие проявления человеческой психики, как десоматизация – своеобразное отделение личности от тела на бессознательном уровне[7]7
  См.: Антонов Ю. М. Преступность среди женщин. М., 1992, с. 207-209.


[Закрыть]. Десоматизацию считают основой предрасположенности женщины к проституированию. В связи с этим при изучении института продажной любви с исторических позиций необходимо учитывать не только социально-политическую атмосферу, но и психофизические характеристики представительниц женского пола, занимающихся проституцией.

Обращение к современной теории отклоняющегося поведения, как представляется, позволяет предположить следующую схему исследования истории российской проституции: анализ ее форм, количественных и социальных характеристик на фоне описания морально-нравственного состояния общества, его отношения к институту продажной любви, особенностей развития брака и семьи, общего уровня развития девиантности населения.

Конечно, в сравнительно небольшой по объему книге невозможно отразить всю историю проституции в нашей стране. Именно поэтому авторы решили сосредоточить свое внимание в основном на Петербурге и избрать несколько непривычные на первый взгляд хронологические рамки своего исследования: вторая половина XIX в. – 40-е гг. XX в. В целом данное явление культуры, или, если угодно, антикультуры, точно датировать практически невозможно. Тем не менее определенный смысл в выборе именно этих границ исследования существует. В 40-е гг. XIX в. вопрос об отношении к проституции в юридической практике Российской империи обрел не только особую остроту, но и законодательное выражение. Образование в 1843 г. Врачебно-полицейского комитета означало переход к новой эпохе развития института продажной любви в России – эпохе контроля и регламентации, а по сути дела, официального признания и разрешения. Именно поэтому 40-е гг. XIX в. избраны как некая точка отсчета истории легальной проституции.

К 40-м гг. XX в., как до недавнего времени свидетельствовали, все советские энциклопедические издания, проституция в СССР, а соответственно и в Ленинграде, считалась полностью ликвидированной. Это утверждение, конечно же, далеко от истинного положения вещей. Скорее желаемое выдавалось за действительное. В предлагаемой вниманию читателей книге впервые предпринимается попытка показать истинную суть процесса утверждения в 40-х гг. XIX в., а затем якобы полного искоренения к 40-м гг. XX в. проституции как формы девиантного поведения жителей крупнейшего и весьма своеобразного города России, каким был и остается Петербург.

Настоящая книга, несмотря на активное использование ее авторами принципов социологического подхода к предмету изучения, носит все же жанр исторического исследования. Его традиции обязывают хотя бы коротко рассказать читателям об историографии вопроса. В целом российской дореволюционной науке плебейская стыдливость не была свойственна. Проституция активно изучалась специалистами самых различных направлений. К числу дореволюционных исследований историко-социального характера можно отнести прежде всего книгу С. С. Шашкова «Исторические судьбы женщин, детоубийство и проституция», где дан очерк развития проституции, начиная с эпохи Киевской Руси и до 60-х гг. XIX в.[8]8
  См.: Шашков С. С. Исторические судьбы женщин, детоубийство и проституция. СПб., 1873.


[Закрыть] Написанная очень живо и ярко, работа С. С. Шашкова тем не менее не отличается большой точностью в раскрытии всех сторон проституции и направлена прежде всего на возбуждение общественного осуждения как стороны спроса, так и стороны предложения.

Много работ, посвященных проституции, принадлежит перу видных российских медиков. И это вполне объяснимо. Рост торговли любовью ставил важные проблемы перед медициной. Легализация публичных домов потребовала организации соответствующего медицинского обслуживания, углубления знаний в области гинекологии, и прежде всего венерологии, налаживания производства и системы распространения контрацептивов и т. д. Выдающиеся российские врачи не стыдились лечить публичных женщин, считая это не только своим профессиональным, но и гражданским долгом. Одновременно они размышляли о судьбах проституции в мире, о цивилизованных путях борьбы с ней. По сути, многие врачи-венерологи явились и первыми социологами-практиками, наблюдавшими институт продажной любви. Основная масса наблюдений была сделана на базе старейшей в стране венерологической Калинкинской больницы. Она была образована в 1762 г. как лечебное и одновременно исправительное учреждение и именовалась «Калинкинский исправительный дом с госпиталем при нем». В дальнейшем учреждение называлось городской Калинкинской больницей, куда принимались женщины с венерическими и кожными заболеваниями, а также роженицы. Предъявления паспорта при приеме не требовали. Стажировку в Калинкинской больнице проходили русские венерологи нескольких поколений. В разное время здесь работали С. Ф. Вольский, Э. Ф. Шперк, С. Я. Кульнев и многие другие известные врачи. Полного единства взглядов на проблемы продажной любви в среде медиков не существовало. Ярым сторонником регламентации проституции являлся В. М. Тарновский – основоположник венерологии в России. С 1868 г. он трудился в стенах Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. В 1885 г. организовал первое в Европе сифилидологическое и дерматологическое общество. Все труды В. М. Тарновского направлены на утверждение и поддержку медико-административного контроля за проституцией[9]9
  См.: Тарновский В. М. Проституция и аболиционизм. СПб., 1888; он же. Потребители проституции. СПб., 1890.


[Закрыть]. К позиции В. М. Тарновского примыкали и служащие Врачебно-полицейского комитета медики А. И. Федоров и K.М. Штюрмер[10]10
  См.: Федоров А. И. Проституция в Петербурге и врачебно-полицейский надзор за ней // «Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины», 1892, № 1—3; он же. Очерк врачебно-полицейского надзора за проституцией в Петербурге. СПб., 1897; Штюрмер К. Л. Проституция в городах // Труды высочайше разрешенного съезда по обсуждению мер борьбы с сифилисом. СПб., 1897.


[Закрыть]. Российский аболиционизм нашел свое выражение в трудах М. И. Покровской, Е. С. Дрентельн, отчасти Б. И. Бентовина[11]11
  См.: Покровская М. И. Борьба с проституцией. СПб., 1902; она же. О жертвах общественного темперамента. СПб., 1902; она же. Врачебно-полицейский надзор за проституцией способствует вырождению народа. СПб., 1902; Дрентельн Е. С. О проституции с точки зрения динамики жизни. М., 1908; Бентовин Б. И. Торгующие телом // Русское богатство, 1904, № 11—12; он же. Торгующие телом. Очерки современной проституции. СПб., 1910.


[Закрыть]. Работы последнего особенно ценны для современных исследователей. Аболиционистских позиций придерживался и П. Е. Обозненко, доктор медицины, известный специалист в области венерологии. Ему принадлежит один из наиболее обстоятельных очерков по истории процесса социальной реабилитации падших женщин в Петербурге[12]12
  См.: Обозненко П. Е. Поднадзорная проституция Санкт-Петербурга по данным Врачебно-полицейского комитета и Калинккиской больницы. СПб., 1896; он же. Общественная инициатива Санкт-Петербурга в борьбе с проституцией // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины 1905, декабрь.


[Закрыть].

Активно занимались проблемами публичных женщин российские правоведы. Действительно, довольно сложно было ответить на вопросы о том, являлась ли проституция узаконенной формой ремесла в царской России, согласно действующим положениям об уголовных наказаниях. Кроме того, существовала необходимость и в разработке правовых гарантий, которые бы позволяли женщине, решившей порвать с прежним занятием, обрести нормальный социальный статус. Все это заставляло многих юристов серьезно заниматься изучением вопросов проституции, о чем свидетельствуют исследования М. М. Боровитинова, М. Н. Гернета, В. И. Дерюжинского, А. И. Елистратова, А. Ф. Кони, Н. П. Карабчевского, М. С. Маргулиса и др.[13]13
  См.: Боровитинов М. И. Правовое регулирование проституции в Российской империи // Труды Первого Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщинами. СПб., 1911,т. I; Дерюжинский В. И. Международный конгресс по борьбе с торгом женщинами. СПб., 1914; Елистратов А. И. О закреплении женщин и проституции. Казань, 1903; Кони А. Ф. О задачах российского Общества защиты женщин в борьбе с проституцией // «Право 1901, № 13; Маргулис М. С. Регламентация и свободная проституция. СПб., 1903.


[Закрыть] Конечно, и в рядах правоведов не было единства. Большинство из них, особенно представители молодого поколения русских юристов, приступивших к практической деятельности в период революционного подъема начала XX в., тяготели к аболиционизму. Противоположную позицию занимали правоведы-практики, непосредственно связанные с криминальной средой и проституцией, например А. Лихачев, прокурор петербургского окружного суда в 80—90-х гг. XIX в., А. Ф. Кошко, возглавлявший уголовный розыск царской империи в начале XX в., и др.[14]14
  См.: Лихачев А. Новые работы в области уголовной статистики и антропологии // «Гражданское и уголовное право», 1883, №3; Кошко А. Ф. Очерки уголовного мира царской России. М., 1992.


[Закрыть]

Но в целом следует отметить, что лучшие умы России без стеснения рассуждали о проблемах продажной любви и судьбах публичных женщин. В определенной степени эта традиция была на первых порах продолжена и в советское время. В 20-х гг. и ученые и практики активно занимались правовыми, этическими, медицинскими вопросами, связанными с проституцией. Для этих целей в Москве была создана Научно-исследовательская комиссия по изучению факторов и быта проституции. Вскоре она провела анкетированный опрос 642 женщин легкого поведения, а в октябре 1925 г. расширенная конференция Государственного института социальной гигиены Наркомздрава РСФСР постановила организовать Совещание по изучению проституции при Совете научных институтов. Занимались проблемами торговли женским телом – наряду с пьянством, нищенством, суицидом – также в секторе социальных аномалий при Центральном статистическом управлении СССР.

Многочисленны были и публикации, связанные с институтом проституции. При этом следует отметить, что после революции по данной теме писали не только большевистские лидеры типа A. М. Коллонтай, М. Н. Лядова, А. А. Сольца, Н. А. Семашко[15]15
  См.: Колонтай А. М. Проституция и борьба с ней. М., 1921; Лядов М. Н. Вопросы быта. М., 1925; Сольц А. А. О партийной
  этике. М., 1925; Семашко Н. А. Новый быт и половой вопрос. М., 1926, и др.


[Закрыть]. Продолжали свои научные изыскания и многие дореволюционные специалисты: В. М. Броннер, А. И. Елистратов, Л. М. Василевский, П. И. Люблинский и др.[16]16
  См.: Броннер В. М., Елистратов А. И. Проституция в России. М., 1927; Василевский Л. М. Проституция и рабочая молодежь. М., 1924; Люблинский П. И. Преступление в области половых отношений. М. – Л., 1925, и др.


[Закрыть] Однако с начала 1930-х гг. изучение проституции постепенно сворачивалось. Делалось это прежде всего в угоду сталинскому руководству, твердившему о том, что в СССР господствуют новые социальные отношения, социалистическая мораль и нравственность и, следовательно, полностью отсутствуют какие-либо девиантные проявления. Ряд специалистов, занимающихся вопросами асоциального поведения, в том числе и торговлей женским телом, были репрессированы. Среди них профессор B. М. Броннер – коммунист с дореволюционным стажем, директор Государственного венерологического института, человек, изучавший медицину в высших учебных заведениях Берлина и Парижа, один из организаторов

борьбы с венерическими заболеваниями в СССР. В дальнейшем о проституции писали лишь как о благополучно искорененном наследии царского режима. К такой точке зрения тяготели историки, занимавшиеся женским движением в СССР и проблемами советской семьи. Сегодня их легко обвинять в совершенных ошибках, но не следует забывать и то обстоятельство, что большинству ученых данные об истинном состоянии проституции в советском обществе были совершенно недоступны.

В этой связи представляется необходимым посвятить читателя в довольно специальный вопрос, предоставив краткую характеристику источников, на основе которых написана книга. Выявление корпуса документов, свидетельствующих о развитии проституции в дореволюционной России, не составило особых трудностей. Прежде всего это связано с наличием специального органа, занимавшегося контролем за институтом продажной любви, – Врачебно-полицейского комитета. В книге широко использованы документы этого органа, как опубликованные, так и извлеченные из фондов Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб.): отчеты, справки, донесения агентов, письма обывателей. Легальная проституция хорошо отражена в официальной статистике Российской империи, а также в материалах разнообразных периодических изданий типа «Вестника общественной гигиены, судебной и практической медицины», «Русского медицинского вестника», «Практического врача», «Русского журнала кожных и венерических болезней», «Гигиены и санитарии», «Вестника полиции» и т. д. Выявление особенностей проституции в Петербурге тесно связано с изучением благотворительности, деятельности различных объединений и обществ, специальных медико-правовых организаций, занимавшихся судьбами продажных женщин в столице царской империи. Ведь милость к падшим в России всегда считалась признаком высокого нравственного духа. Особую ценность представляют труды Первого Всероссийского женского съезда при русском женском обществе 1908 г. и Всероссийского съезда по борьбе с торгом женщинами 1910 г.

Весьма важный и оригинальный по форме материал для изучения контактов представителей стабильных слоев городского социума с институтом проституции дают источники нарративного характера, и прежде всего дневниковые записи А. А. Блока, К. И. Чуковского, М. В. Добужинского, воспоминания В. Ф. Ходасевича, Б. К. Лившица, Г. В. Иванова. Эти люди, принадлежавшие к цвету петербургского общества, часто обращались к образу продажной женщины. Помимо этого, воспоминания деятелей литературы и искусства доносят до нашего современника удивительные детали жизни дореволюционного Петербурга, без знания которых невозможно составить истинную картину развития проституции как вида городской девиантности. Использование же мемуаров девицы из кафешантана, собранных М. И. Покровской, и образцов писем, литературного творчества, дневниковых записей проституток, собранных Б. Ю. Бентовиным, делают исследование более психологически точным, а также оживляют изложение правовых документов и статистических данных. Необходимо отметить, что специфическую роль источника играют художественная литература и публицистика, произведения Н. А. Некрасова, Ф. М. Достоевского, Л. И. Куприна, И. И. Панаева, А. В. Амфитеатрова, А. Белого, А. М. Ремизова и др.

Значительно сложнее обстоит дело с материалами, касающимися периода 20—30-х гг. XX в. Лишь недавно стали полностью доступны хранившиеся в архивах Петербурга документы, свидетельствующие о размахе проституции в период НЭПа. До последнего времени большинство исследователей использовали в своих работах лишь опубликованные данные ряда социологических обследований, что явно обедняло общую картину. Сегодня открыт доступ к материалам правоохранительных органов, в ведение которых в советский период перешли вопросы борьбы с проституцией. Идет процесс постепенного рассекречивания и документов эпохи 1930-х гг., когда, согласно утверждениям советской науки, торговля любовью была полностью уничтожена. Авторам удалось использовать в книге до недавнего времени секретные данные ленинградской милиции, исполкома Ленинградского Совета депутатов трудящихся, обкома и горкома ВКП(б) и ряда медицинских организаций. Эти материалы извлечены из фондов Центрального Государственного архива Санкт-Петербурга и Центрального Государственного архива историко-политической документации (ЦГА ИПД СПб.). Правда, корпус источников, касающихся советского периода, специфичен – это в основном отчеты и справки различного рода инстанций, что в какой-то мере определяет и тональность глав, посвященных проституции в социалистическом Ленинграде. Часто документы отражают уровень юридической и общей культуры людей, которым в советском обществе было доверено решать весьма щепетильные проблемы. Форма изложения ряда материалов может шокировать читателей, однако авторы в большинстве случаев умышленно сохраняли стилистику цитируемых источников. Это, как представляется, позволяет лучше передать атмосферу правовой анархии, грубого вмешательства в интересы личности, стремление заменить общечеловеческие ценности социально-классовыми. Конечно, сводки и отчеты при всей «красочности» их стилистики не в состоянии восполнить отсутствие материалов нарративного характера. В воспоминаниях, посвященных Ленинграду 1920—30-х гг., изданных в советское время, практически невозможно обнаружить какие-либо сведения о существовании института проституции в городе. Отдельные зарисовки, касающиеся первых лет НЭПа, можно встретить в автобиографических заметках В. К. Кетлинской, а также в вышедших уже после 1985 г. записках В. В. Шульгина, но в целом количество источников личного происхождения явно недостаточно, и это в определенной мере обедняет картину исторического процесса.