Текст книги "Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь"

Автор книги: Михаил Шкаровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

В приказе Гейдриха также говорилось об особо осторожной позиции к Московской Патриархии, которая в документе называлась «Живой Церковью» (и таким образом, ошибочно смешивалась с обновленчеством), и указывалось на необходимость ареста «патриарха» (в тот период еще Патриаршего Местоблюстителя в сане митрополита) Сергия (Страгородского). Интересно, что в архивных материалах Совета по делам Русской Православной Церкви за военный период хранится краткий пересказ содержания этого документа, сделанный для советского руководства. Правда, он отнесен к 1 сентября 1941 г. и назван «О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза» [258]258
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 5, л. 23.


[Закрыть].

Таким образом, уже в августе 1941 г., через два месяца после начала войны с СССР, в соответствии с личными указаниями А. Гитлера была выработана основа направляющей линии в церковном вопросе на Востоке, которая все же продолжала в дальнейшем дорабатываться вплоть до лета 1942 г. Германские органы власти должны были лишь терпеть Русскую Церковь и при этом содействовать ее максимально возможному дроблению на отдельные течения, во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против рейха. Но также ставились задачи пропагандистского использования православия как духовной силы, преследуемой советской властью и потенциально враждебной большевизму, и применения церковных организаций для содействия германской администрации на оккупированных территориях.

Директивы Гитлера о запрете военнослужащим вермахта оказывать какое-либо содействие возрождению церковной жизни на Востоке последовали не случайно. Во второй половине 1941 г. отдельные офицеры и представители германской военной администрации помогали открытию храмов и даже приказывали это делать. Так, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З.В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15.XII по 22.XII.1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают – в с. Введенка Чугуевского района и в г. Харькове. В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви» [259]259
  РЦХИДНИ, ф. 17. оп. 125, д. 92, л. 30.


[Закрыть]. В том же фонде хранится справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8 октября 1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника – занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти. Энгельгард…» На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец» [260]260
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 63.


[Закрыть]и т. д.

Также и священнослужители вермахта, несмотря на августовский запрет, еще некоторое время продолжали совершать богослужения для местного населения. Например, в сообщении полиции безопасности и СД от 4 сентября 1941 г. из Белоруссии говорилось: «По различным наблюдениям к распоряжению о том, что богослужения вермахта должны проходить без участия гражданского населения, все еще относятся с недостаточным вниманием. К примеру, при походном евангелическом богослужении в Борисове присутствовало многочисленное гражданское население, и в конце богослужения священник даже благословил его. Подобное можно было наблюдать и в Смоленске, где многочисленные гражданские лица в качестве зрителей присутствовали на германском походном богослужении. Группа армий „Центр“ была об этом проинформирована. Было предложено, в интересах само собой понятной дистанции между немецкими солдатами и гражданским населением чужого народа, проводить походные богослужения только в закрытом кругу военнослужащих вермахта» [261]261
  ВА R58/216. Bl. 288–289.


[Закрыть].

В другом подобном сообщении от 21 сентября 1941 г. подчеркивалось, что директивами фюрера, выраженными в приказе шефа ОКВ от 6 августа 1941 г., создана ясность в вопросе о возобновлении церковной жизни для военных организаций, и отмечалось «Теперь наконец прекратятся попытки римско-католических священников вермахта проводить богослужения для гражданского населения (как, например, в Витебске, Смоленске)» [262]262
  Там же. R58/217. Bl. 224.


[Закрыть]. Кроме того, в первые недели оккупации военные власти еще разрешали одиночные миссионерские поездки русских священников-эмигрантов на Восток [263]263
  Dallin A.German Rule m Russia 1941–1945. London, 1957. P. 476–478.


[Закрыть].

Чтобы полностью прекратить подобные факты, одного указа оказалось недостаточно, и проявлявший по этому поводу заметное беспокойство Гитлер в сентябре выпустил новые дополнительные директивы. Они были изданы вместе с прежними 4 директивами 2 октября в виде приказов командующих тыловыми областями групп армий «Центр» и «Юг»: «Данные определения о поведении войск в религиозном вопросе по отношению к гражданскому населению на занятых восточных территориях касаются итальянских, словацких, венгерских войск или прочих добровольческих соединений только в тех местах, где имеются германские комендатуры. Германским местным комендатурам следить за тем, чтобы эти определения соблюдались иностранными войсками и добровольческими соединениями. Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русскому гражданскому населению» [264]264
  BA – MA, RH 22/7. Bl. 266.


[Закрыть].

Вскоре со стороны военного руководства в различных инструкциях последовали дополнительные указания, разъясняющие войскам позицию, которую следует занять по отношению к Православной Церкви. Так, в приложении к приказу ОКВ от 24 ноября 1941 г. «Направляющая линия для проведения пропаганды на занятых восточных территориях» говорилось: «Свобода религиозной деятельности предоставляет достаточно материала для пропаганды. Однако необходимо обратить внимание на то, что с германской стороны восстановление сильных местных православных церковных организаций нежелательно» [265]265
  Там же. RH 22/272а. Bl. 3.


[Закрыть]. А в приказе командующего тыловой областью группы армий «Юг» от 7 декабря 1941 г. «Направляющая линия образа действия в отношении украинского населения» сообщалось: «Украинскую автокефальную церковь, но также и другие конфессиональные объединения, допускать в случае, если они не занимаются политической деятельностью. Однако запрещено какие-нибудь прежние культовые места делать местами паломничества и таким образом центрами движения за автономию. Высылать с территорий, находящихся под германским управлением, церковных представителей других государств» [266]266
  ВА – МА. RH 22/171.


[Закрыть]. Постепенно, хотя и не сразу, эти приказы оказали свое действие, и всякая помощь Православной Церкви со стороны германских войск была прекращена.

В первые месяцы войны с СССР, воспользовавшись тем, что на оккупированной территории еще окончательно не сформировалась гражданская администрация, органы полиции безопасности и СД попытались оставить преобладающее влияние на религиозные организации. Это хорошо видно на примере Белоруссии. В упоминаемом сообщении с ее территории от 4 сентября 1941 г. говорилось: «В случае, если в будущем в определенной мере окажется разрешена деятельность Грекоправославной Церкви, целесообразно сохранить ведение дел, при условии необходимых организационных мероприятий, в распоряжении подвижных команд или стационарных организаций полиции безопасности… При будущем задании полиции безопасности о совместной работе с населением, например розыске коммунистических агентов или преступных элементов, такая работа с отдельными грекоправославными священниками, предполагая, что деятельность Грекоправославной Церкви вообще будет допущена, обещает безусловный успех. При этом должно быть уделено внимание тому, чтобы уже сейчас, независимо от создания будущего гражданского управления, сформировать у грекоправославного духовенства представление об отдельных организациях или в целом о полиции безопасности и СД как о руководящих органах» [267]267
  ВА. R58/216. Bl. 288.


[Закрыть].

Далее эти намерения получили практическое воплощение. В также упоминаемом бюллетене от 21 сентября 1941 г. начальник оперативной группы В сообщал: «Чтобы при возобновлении Грекоправославной Церкви приобрести ощутимое влияние полиции безопасности и СД на грекоправославных священников, я попросил начальника тыловых областей группы армий „Центр“ указать в своих распоряжениях походным и стационарным комендатурам о допуске духовенства всех конфессий к душепопечительной деятельности только после политической переэкзаменовки местными командами полиции безопасности и СД… Начальник тыловых областей, вероятно, пойдет навстречу моей просьбе. Это даст нам возможность поставить священников в сильную зависимость от наших служебных органов… Для церковных старост я также предложил переэкзаменовку в полиции безопасности, чтобы и здесь обеспечить влияние наших органов» [268]268
  ВА. R58/217. Bl. 225–226.


[Закрыть]. В последовавшем через месяц сообщении от 23 октября 1941 г. уже говорилось, что начальник тыловых областей дал свое личное согласие, но запросил разрешения ОКХ: «Между тем до прихода решения переэкзаменовка священников была уже начата, для чего последовали соответствующие указания командам оперативных групп. Метод переэкзаменовки даст возможность полностью исключить римско-католических священников, а грекоправославных поставить в сильную зависимость и принудить служить тайным полицейским и осведомительским целям» [269]269
  Там же. R58/218. Bl. 278.


[Закрыть]. Наконец, в бюллетене от 12 декабря указывалось, что ОКХ согласилось с переэкзаменовкой священников, и она будет быстро выполнена оперативными командами. Также отмечалось, что «грекоправославное духовенство может рассматриваться как средство замирения русского пространства» [270]270
  Там же. R58/219. Bl. 287, 289.


[Закрыть].

На Украине дело до устройства политических экзаменов для священников не доходило, но в плане утверждения своего преобладающего влияния на религиозные объединения органы полиции безопасности и СД действовали еще более решительно. 1 ноября 1941 г. шеф оперативной группы С в Киеве на основе оперативного приказа № 13 шефа полиции безопасности и СД от 15 октября 1941 г. издал указание командирам подчиненных ему особых и оперативных команд об отношении к духовным учебным заведениям: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать. Поскольку в качестве важного фактора оживления христианских Церквей следует рассматривать деятельность теологических факультетов или пастырских семинаров, просьба следить за тем, чтобы при открытии вновь университетов в занятых областях теологические факультеты в любом случае пока оставались закрытыми. В дальнейшем следует заботиться о том, чтобы подобным образом было предотвращено открытие пастырских семинаров и похожих учреждений, а недавно открывшиеся или продолжившие свою деятельность учреждения такого рода с подходящим обоснованием в ближайшее время были, соответственно, закрыты» [271]271
  РГВА, ф. 500, оп. 5, д. 3, л. 66.


[Закрыть]. Этот документ является первым и очень редким примером официального приказа, в котором говорится не просто о нейтральном отношении к оживлению религиозной жизни, а о необходимости препятствовать ему. Массовое стихийное возрождение Русской Церкви на оккупированных территориях СССР начало вызывать тревогу у части германского руководства. Правда, полностью запретить деятельность православных богословских учебных заведений не удалось. Так, уже в 1942 г. стала действовать духовная семинария в Вильно, а в 1944 г. – в Минске, Кременце и т. д.

В начале 1942 г. органы полиции безопасности и СД на Украине продолжили свои попытки играть главную роль в разрешении религиозного вопроса. 2 февраля командующий полицией безопасности и СД РКУ в Киеве издал указ подчиняющимся ему руководителям СС и полиции во всех генерал-бецирках рейхскомиссариата о линии религиозной политики. Он назывался «Церковь на Украине», состоял из 5 пунктов и отличался большой жесткостью. Об отношении к Православной Церкви говорилось в первом пункте: «Различным группам и Православной Церкви разрешать религиозную деятельность в чисто внутрицерковных рамках… Так как открыто оппозиционные политические группы уже стараются использовать церкви в целях маскировки своих враждебных рейху устремлений, следует всеми силами препятствовать образованию в качестве политического центра влияния Всеукраинской автокефальной Церкви или охватывающего значительную территорию объединения Православной Церкви под руководством Митрополита… Также заботиться о том, чтобы клир ни в коем случае не был подготовлен в качестве политического руководящего слоя. Поэтому, прежде всего, пресекать создание семинаров священников, высших теологических школ и т. п.» [272]272
  ВА, R6/177. Bl. 57.


[Закрыть]. Это привело к острому конфликту с РМО, которое занимало совсем другую позицию в отношении Украинской автокефальной Церкви. Разгневанный А. Розенберг 31 марта подготовил проект циркуляра рейхскомиссара Украины, в котором писал: «Я убежден, что согласно указу фюрера от 17 июля 1941 г. руководители полиции и СС ответственны лишь за полицейскую безопасность. Общее политическое руководство, а также вопросы церковной политики подлежат исключительно ведению рейхсминистра занятых восточных территорий и подведомственных ему рейхс-, генерал– и гебитскомиссаров. СС и полиция, таким образом, не правомочны издавать от себя какой-либо направляющей линии в церковной политике. Я аннулирую все существующие директивы СС и полиции. Рейхскомиссар должен в служебном порядке дать подчиненным ему руководителям СС и полиции указания получать директивную линию у него или у генерал-комиссаров, а не вмешиваться самим в церковную политику. Задача руководителей СС и полиции всех ступеней состоит в том, чтобы сообщать их соответствующему руководящему комиссару о полицейских мероприятиях и прочих установленных отношениях, а не выдавать от себя политическую направляющую линию» [273]273
  Там же. Bl. 117.


[Закрыть]. Правда, в окончательном варианте циркуляра, отправленного 16 апреля рейхскомиссаром в Ровно, концовка этого документа была несколько смягчена: «Уже изданную полицейскими органами церковно-политическую направляющую линию заменить на собственные указания. Окончательное урегулирование последует в указе рейхсминистра занятых восточных территорий» [274]274
  Там же. Bl. 132–133.


[Закрыть].

Этот конфликт не был единственным. Взгляды полиции безопасности и РМО совпадали далеко не во всем. Так, в РСХА начали разрабатываться более долгосрочные послевоенные планы религиозной политики на Востоке. Уже 31 октября 1941 г. была издана секретная директива за подписью Гейдриха: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть Церкви или Церквей, что особенно относится к старшему поколению… я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения, в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос: какую?.. То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданиями, открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь… может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей. Поэтому крайне необходимо <…> позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение „избранного богом народа“ в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной… задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния. Эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях Церквей, зараженных еврейскими догматами» [275]275
  РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 23–25.


[Закрыть]. Тотальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов.

РМО подобными планами не занималось. Оно решало более конкретные задачи: «замирение» оккупированных территорий, эксплуатация их хозяйственного потенциала в интересах Третьего рейха, обеспечение поддержки местным населением германской администрации и т. п. Поэтому большое значение придавалось пропагандистской деятельности, и в связи с этим очень заманчивым казалось использовать религиозные чувства населения. Именно РМО и ее отличавшиеся значительной самостоятельностью рейхскомиссары с конца 1941 г. в наибольшей степени определяли практическую церковную политику германских органов власти на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Сразу же после выхода августовских и сентябрьских директив Гитлера работники РМО занялись с их учетом дальнейшей выработкой детальной директивной линии в церковном вопросе. Возглавлявший группу религиозной политики К. Розенфельдер съездил в Ригу и Ковно, чтобы на месте познакомиться с ситуацией, и 7 октября 1941 г. представил свои «Предложения о церковной политике в Остланде»: «1) Осторожность по отношению к эмигрантской Церкви. 2) По возможности препятствовать Православной Церкви в России превратить Московский Патриархат в общецерковный центр на Востоке. Поддержка образования автокефальных Церквей в отдельных рейхскомиссариатах. 3) Насколько возможно быстро удалить из Остланда представителя Московской Церкви в Остланде экзарха Сергия, чтобы совершенно исключить влияние русского народа… 4) Пресечение на восточных территориях любой католической акции, преследующей цель католизации России… 5) Православной Церкви также может касаться точка зрения о необходимости органам власти рейха по возможности менее активно участвовать в церковной жизни. Следует по мере сил незаметно обеспечивать курс, доставляющий меньше трудностей рейху. 6) Необходимо как можно скорее создать ясную направляющую линию обращения с Православной Церковью… При сильном влиянии, которое Церковь на Востоке повсеместно оказывает или будет оказывать на народ, каждое ошибочное мероприятие и любые неединообразные действия различных ведомств имеют вредные последствия для рейха» [276]276
  ВА, R6/178. Bl. 109–110.


[Закрыть].

Здесь очевиден осторожный подход, без грубого силового вмешательства в церковную жизнь, которое было так характерно для органов полиции безопасности и СД. Предложения Розенфельдера легли в основу нескольких документов, разработанных в РМО.

В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: «…После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о „Свободе церкви“ в конце декабря 1941 г.» [277]277
  Регельсон Л.Трагедия Русской Церкви 1917–1945. М., 1996. С. 508.


[Закрыть]. Такой указ действительно был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана и лично А. Гитлера, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: «После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише» [278]278
  Алексеев В.И., Ставру Ф.Г.Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1981. № 13. С. 93.


[Закрыть].

Правда, это свидетельство также не совсем точное. Разработка в РМО основополагающего закона о религиозной свободе на занятых восточных территориях началась в октябре 1941 г. Подготовкой его занимались два главных отдела: центрального управления (I) и политики (II). Новый закон был рассчитан на большой пропагандистский эффект. Поэтому в первой же его статье намечалось торжественно провозгласить полную свободу религиозной веры для всех жителей, в противовес советской власти, которая до начала войны преследовала Церковь. Согласно служебной заметке II главного отдела 25 ноября 1941 г. с самого начала планировалось, что в законе речь будет идти только об общих формальных рамках регулирования религиозных занятий, а механизм этого регулирования найдет отражение в особых распоряжениях рейхскомиссаров [279]279
  ВА, R6/177. Bl. 15.


[Закрыть]. Первый проект закона был готов в конце октября – начале ноября 1941 г.

В дальнейшем он неоднократно перерабатывался в рамках РМО с учетом мнения различных отделов. Например, как говорилось в служебной заметке от 17 декабря 1941 г. руководитель общего отдела министериалдиректор Рунте в то время полагал, что религиозную свободу надо провозгласить не в самом тексте закона, а в специальном предисловии [280]280
  ВА, R6/177. Bl. 18.


[Закрыть]. Он безуспешно пытался убедить в этом и министра.

8 января 1941 г. после обсуждения текстов Розенбергом с Рунте были составлены не только очередной вариант закона, но и первый проект прилагаемых к нему разъяснительных распоряжений рейхскомиссаров. Их переслали во II главный отдел как основное подразделение, которому было поручено ведение дела для окончательной доработки. Оба документа министр хотел взять с собой 12 января для утверждения в ставке фюрера. Состоялось ли их обсуждение, не ясно, но новый доклад у Гитлера об этих проектах был намечен на 13 февраля.

27 января под председательством генерального консула Бройтигама прошли межведомственные переговоры о законе, на которых был выработан его точный текст, одобренный министром. После этого в текст, согласно служебной заметке от 10 февраля 1942 г., «в принципе не могли быть внесены изменения» [281]281
  Там же. Bl. 78.


[Закрыть]. «Окончательный» проект был значительно сокращен. Из закона убрали все, что говорило о регулировании религиозной жизни германскими властями и, таким образом, могло снизить пропагандистский эффект.

Оставшийся текст гласил: «1. На занятых восточных территориях всем жителям гарантирована свобода религиозной веры. 2. Лица одинаковой религиозной веры получают право объединяться в религиозные сообщества верующих. 3. Предписания по проведению [указа] будут изданы рейхсминистром занятых восточных территорий» [282]282
  Там же.


[Закрыть].

Относительно же разъяснительных распоряжений к закону от имени рейхскомиссаров даже внутри РМО существовали серьезные разногласия. Они получились очень обширными (21 параграф) и чрезмерно детальными, тщательно регулируя и регламентируя все виды деятельности религиозных организаций и само их существование. В своем отзыве по поводу распоряжений от 13 февраля Рунте писал, что они издаются слишком рано и позднее их придется изменить: «Представление, которое мы в настоящее время имеем о религиозных объединениях на занятых восточных территориях, еще очень неполное. Разъяснения еще содержат некоторые сомнительные моменты, которые станут ясными только после получения практического опыта… Нужно избежать того, чтобы пропагандистский эффект, который будет достигнут законом о свободе религиозной веры, не был уничтожен этими разъяснениями, на практике сильно ограничивающими сам закон многими обязательными условиями… Эту правовую ситуацию можно на несколько месяцев оставить в подвешенном состоянии. После получения сведений, которые будут собраны заданное время, можно издать разъяснения, относительно неуязвимые для критики» [283]283
  ВА, R6/177. Bl. 79.


[Закрыть].

Утверждение проектов документов фюрером в феврале 1942 г. вновь не состоялось. В дело активно вмешался руководитель Партийной канцелярии рейхслейтер Борман, занимавший резко выраженную антицерковную и антихристианскую позицию. Он критически отнесся к закону и прилагаемым разъяснениям и 1 марта отправил их проекты подчиненным ему службам для детальной проработки. Только через месяц – 3 апреля Борман прислал свои соображения и замечания Розенбергу, который между тем в конце марта вновь безуспешно пытался добиться утверждения фюрером своих документов и с этой целью 25 марта переслал проект закона шефу Рейхсканцелярии Ламмерсу [284]284
  Там же. R6/22. Bl. 30.


[Закрыть].

В своем письме Борман сообщал Розенбергу, что оба документа вызывают вопросы. В частности, по его мнению, предложенный вариант второго закона делает невозможным внесение новых положений в сам закон или разъяснения. И вообще редакция параграфов должна иметь сугубо прагматический характер, а не «производить впечатление либеральной государственной конституции и не инициировать дарование основных государственных прав личности». Также он предлагал убрать выражение «сообщество верующих» – из-за его «явного национал-социалистического значения» и слово «вера» – из-за не чисто конфессионального значения. Борман написал свою редакцию двух первых главных параграфов указа в прагматическом, а не либерально-пропагандистском духе. Особенно резкую критику рейхслейтера вызывали разъяснения к закону. Его критические рассуждения заняли 10 страниц (больше чем сам документ!). Суть их сводилась к установлению еще более полного, почти тотального контроля за всей деятельностью религиозных организаций. Так, Борман считал, что министр занятых восточных территорий лично должен принимать решения не только о допущении вновь образованных конфессиональных организаций, но и о разрешении существования уже имеющихся, «даже мельчайшего вида». В конце письма рейхсляйтер советовал учесть его аргументы при разработке новых проектов и после их создания предоставить ему возможность для дальнейшего высказывания мнения. При этом он ссылался на указ фюрера о должности руководителя Партийной канцелярии от 16 января 1942 г., что делало невозможным избежать его повторный контроль. Борман предлагал в ближайшее время провести переговоры для урегулирования спорных моментов с разработками этого дела в его ведомстве [285]285
  ВА, R6/177. Bl. 121–130.


[Закрыть].

Желая во что бы то ни стало добиться выхода закона, работники РМО, по существу, капитулировали. В ходе состоявшихся 22 апреля переговоров с представителями Партийной канцелярии они дословно приняли вариант, написанный Борманом. Сильные изменения претерпели разъяснительные распоряжения – из 21 параграфа в них осталось только 7. Исчезли все относительно либеральные пункты, как, например, параграф 17 – «Религиозные объединения могут получить от рейхсминистра разрешение на подготовку смены духовенства, то есть основывать и содержать образовательные учреждения» [286]286
  Там же, R6/178. Bl. 100.


[Закрыть]. Некоторые решения, которые согласно первоначальному проекту должны были принимать генерал-комиссары, теперь могли исходить только от рейхскомиссаров и т. д.

Но уступки, сделанные руководителю Партийной канцелярии, не помогли. Пик переговоров о законе пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России. Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых Церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, – говорил Гитлер, – соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы» [287]287
  Picker Н.Hitlers Tischgespraeche im Fuehrerhauptquartier 1941/42. Stuttgart – Degerloch. 1963. S. 271.


[Закрыть].

Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В.И. Алексеев и Ф.Г. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской Церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розенберга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают «сами собой» большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, а лишь поручить рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины» выпустить от своего имени указы о правовых отношениях религиозных организаций. Вероятно, свою роль сыграло и то, что на май – лето 1942 г. приходился период наибольших успехов вермахта на Восточном фронте. Нацистскому руководству казалось, что крушение советского государства и окончательная победа близки, и поэтому можно особенно не считаться с настроением населения на оккупированных территориях, тем более связывать себя какими-либо законами. Ведь еще в октябре 1941 г. начала замышляться полная ликвидация Православной Церкви в России и замена ее новой псевдорелигией, очищенной от «еврейских догматов». На переговорах 8 мая Гитлер прямо указал, «что после войны он предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить» [288]288
  Алексеев В.И., Ставру Ф.Г.Указ. соч. С. 94.


[Закрыть]. В итоге последний восемнадцатый проект закона о религиозной свободе был отвергнут.

Текст будущих указов вместе с разъяснением направляющей линии германской политики по отношению к религиозным обществам на занятых восточных территориях А. Розенберг выслал рейхскомиссарам 13 мая – через 5 дней после совещания в ставке Гитлера. Основные положения этого разъяснения сводились к 4 пунктам: 1. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой. 2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны были выходить за границы генерал-бецирка. 3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии национальную идею. Специально подчеркивалось: «Указ обеспечивает, с одной стороны, требуемую религиозную свободу совести, но имеет также цель препятствовать политически направленным религиозным обществам и, прежде всего, сделать невозможным влияние на занятых территориях Русской Православной Церкви как носительницы великорусской империалистической идеи» [289]289
  ВА, R6/22. Bl. 103–106.


[Закрыть].