Текст книги "У самого Черного моря. Книга II"

Автор книги: Михаил Авдеев

Реванш, обернувшийся провалом

Было очевидно, что «первую месть за Севастополь» гитлеровцы попытаются не оставить безнаказанной. Иначе бы мы просто плохо знали противника. В Геленджике готовились к отражению массированного налета.

«Ждите гостей!.. – посоветовали нам в штабе. – Так просто вам это дело не сойдет…»

Немцы не заставили себя долго ждать. Рано утром со стороны моря появились черные точки, стремительно приближавшиеся к бухте. Наблюдатели считали, сбились.

– Где-то между восемьюдесятью и ста, – доложили посты. – Типы самолетов – Хе-111, Ю-87, Ме-109. Высота – три-четыре тысячи метров. Держат курс на Геленджик.

Полк поднялся в воздух. Напряжение ожидания сработало: каждый нерв был, как пружина. Люди действовали с быстротой немыслимой, почти фантастической. Видимо, немцы ожидали встретить сопротивление, но не силами целого авиаполка. Эфир наполнился радиогвалтом.

– Ахтунг! Ахтунг! «Яки»!.. «Яки»!.. – предупреждает своих немецкая рация.

Чтобы уберечь базу от удара, рядом с подлинным Геленджиком был сооружен фальшивый городок. Уже не раз и не два вводил он в заблуждение фашистских летчиков. Вот и сейчас группа «хейнкелей» рвется к этому искусственному Геленджику. Нужно поддержать немцев в святом их неведении.

– За мной! Цель вижу! – в наушниках голос моего начальника штаба майора Лакинского.

Он выводит истребители наперехват вражеских машин. Расстояние между противниками сокращается. Немецкие эшелоны растянулись в глубину. Полк перестраивается. Передняя группа, ведомая майором Лакинским, выходит на дистанцию удара.

– Атака! – слышен голос ведущего.

Девятка «хейнкелей», идущая во главе колонны, не дотянув километров пятнадцать до цели, сбрасывает бомбы в море. Самолеты разворачиваются, рассыпаются, отходят. Преследовать их сейчас некогда: несколько групп Ю-87 рвутся к настоящему городу, к базе, к кораблям.

Группа Лакинского снова перестраивается, стремительно набирает высоту и сверху обрушивается на головную колонну бомбардировщиков.

Стараюсь охватить картину боя в целом: другие эскадрильи атакуют почти все растянувшиеся группы вражеских машин. Схватка разгорелась по всему фронту. Все смешалось. К происходившему сейчас в небе невозможно было подыскать сравнения. Сцепившиеся в каскаде немыслимых фигур самолеты, казалось, чудом не таранят друг друга. Разноцветные трассы превратили небо в лоскутный ковер, ежесекундно раздираемый молниями взрывов.

Я впервые в жизни видел такую картину: немцы отходили, яростно преследуемые, и по всему пути этого горестного для них отступления фонтанами вздымалась над морем вода. Это рвали волну рушившиеся с небес искореженные, горящие, изувеченные самолеты.

Бой шел почти до самой Анапы, куда уходил противник. Вышли навстречу «мессеры», и что-то нечеловечески-яростное было в этой воздушной битве. Наши летчики шли напролом, самолеты с изрешеченными фюзеляжами и крыльями вновь бросались в атаки, и ничто не могло остановить этого стремительного натиска.

И только когда к концу подошел боезапас и горючее, мы подумали, наконец, об окончании боя, возвращении домой.

Пятнадцать бомбардировщиков и один истребитель потеряли гитлеровцы в этом бою. Мы не досчитались одного друга, и это омрачило нашу победу. Но война есть война. На ней без потерь не бывает. Можно честно смотреть в глаза людям, если победа одержана с таким, хотя и омраченным горечью утраты, счетом.

Реванш обернулся для немцев полным, сокрушительным провалом.

Я не знаю, кто в гитлеровских штабах получил за эту акцию разнос, кто и какие приводил доводы «за» и «против», но столь массированные налеты вражеской авиации с этого дня резко сократились. Гитлеровцы предпочли действовать небольшими группами, надежно, как им казалось, прикрытыми истребителями.

Почему «им казалось…»? Они не учитывали опять же ставшей очевидной истины: кроме общепринятой военной арифметики, в воздухе действовала непонятная им арифметика – советская, не укладывавшаяся в цифровые выкладки и ломавшая все самым тщательным образом продуманные планы врага.

Гвардия флота

4 апреля 1943 года… Знаменательный для нас день. У капониров собрался весь полк. Ну что же, можно начинать. Поднимаю руку. Гул голосов смолкает. Вначале напомню им историю. Не все из молодых ее знают.

– Сегодня, – начал я, – наша часть отмечает славную годовщину со дня присвоения высокого гвардейского звания, завоеванного в жестоких сражениях с ненавистным врагом – немецко-фашистскими захватчиками.

В героической Одессе родилась боевая слава части. С прибытием в Одессу в тот же день летчики эскадрильи четырежды орденоносца Демченко штурмовали живую силу и технику противника.

Первые схватки с врагом показали готовность летчиков драться, не щадя ни крови, ни жизни своей. В одном из воздушных боев под Одессой комсомолец лейтенант Беришвили над линией фронта сбил два фашистских самолета. Возвращаясь на аэродром, он увидел, что группа немецких истребителей атакует самолет командира Демченко. У Беришвили уже не было боезапаса. Не задумываясь, сокол таранил самолет противника, спас командира, а сам погиб смертью героя. Храбро и мастерски дрались под Одессой летчики Матвеев, Томашевский, Шкудский и многие другие их боевые товарищи.

Тем временем две наши эскадрильи помогали нашим войскам отражать натиск фашистских орд под Перекопом. И здесь летчики показали себя беззаветными защитниками Советской земли. Незабываем подвиг сержанта Соколова. Его самолет при штурмовке был подбит зенитным огнем и загорелся над территорией, занятой противником. Отважный патриот Родины решил не прыгать с парашютом, предпочел геройскую смерть позорному плену и на пылающей машине врезался в автоколонну противника.

С особой страстью и мужеством летчики и весь личный состав части защищали город немеркнущей славы – Севастополь. В горячие дни декабрьского и июньского штурма наши летчики смело ввязывались в воздушные бои с превосходящими силами противника, не раз обращали в бегство хваленых немецких асов, один за другим сбивали фашистские самолеты.

За один только день 17 декабря 1941 года над городом было сбито 9 вражеских самолетов, а наши без потерь вернулись на аэродром.

В огне грандиозной битвы за Севастополь воспитывались и закалялись замечательные кадры летчиков-истребителей морской авиации. В один из июньских дней Герой Советского Союза Алексеев в паре с летчиком Данилко храбро вступил в неравный бой с шестью Ме-109. В этом бою черноморцы сбили двух хищников, а остальных заставили позорно удрать.

Восемь месяцев обороны Севастополя изобилуют подобными яркими примерами героической и мастерской боевой работы наших летчиков. Имена отважных пилотов – Алексеева, Москаленко, Гриба, Спирова, Кологривова, Протасова, Бондаренко, Сикова, Катрова, Кириленко, Богданова, Рыбалко, Силина и многих других – известны всем защитникам города-героя. В ожесточенных боях с лютым врагом они с честью несли почетное звание гвардейцев….

Затем перехожу к нашим будням.

– Ни на минуту не забывая о других городах наших, находящихся еще в руках врага, летчики части неустанно уничтожают немецких стервятников на Кавказском побережье Черного моря. Только за март этого года в воздушных боях сбито 36 самолетов противника. С каждым днем этот счет увеличивается.

Наши летчики показывают зрелость опытных воздушных бойцов, умение бить врага наверняка. На днях Герой Советского Союза Гриб с летчиком Лазутиным, вылетев на тренировку, повстречали в воздухе группу немецких бомбардировщиков в сопровождении «мессершмиттов». Черноморцы храбро вступили в неравный бой с четырьмя Ме-109; двух воздушных пиратов сбили, а вторую пару обратили в бегство. Тем временем поднялись в воздух Герой Советского Союза Москаленко, истребители-гвардейцы Зяблицев, Червонный, Костючков и Куфтин. Они атаковали бомбардировщиков и сбили четыре Ю-87.

Замечателен также один из последних боев, проведенный коммунистами Добровым, Румянцевым, Костючковым и Тарасовым против 27 «мессершмиттов» над Керченским проливом. Не смущаясь столь большим превосходством в силах врага, они дрались истинно по-гвардейски и победили: каждый сбил по одному Ме-109.

Не зная усталости, работает над подготовкой самолетов к боевым вылетам наш технический состав. Особенно следует отметить техников Кирина, Макренко, Бурлакова, Кулакова, Юдина, Глушкова, Зимина, Мельникова. Своим самоотверженным трудом на аэродроме они обеспечивают победу в воздухе.

Я старался не забыть никого: в боевой обстановке доброе слово поддержки значит слишком многое.

– В знаменательный день гвардейской годовщины личный состав части клянется советскому народу с каждым днем увеличивать боевой счет. Неустанно совершенствуя боевую выучку, овладевая новыми приемами воздушного боя, приложим все силы, чтобы с честью выполнить приказ Родины. В боях за разгром ненавистного врага по-прежнему будем свято беречь честь своего гвардейского знамени.

– Клянемся, – говорю я громко, и люди трижды повторяют за мной:

– Клянемся!

– Клянемся!

– Клянемся!

Мощный гул голосов прокатывается над летным полем.

Да, мы помним слова нашей гвардейской клятвы: «Для выполнения боевого приказа командования, для достижения полной победы над врагами нашей Родины, я не пощажу ни своей крови, ни самой жизни. Мой девиз – победа или смерть. Перед лицом советского народа и партии я клянусь ни одним поступком не опозорить почетное звание гвардейца и беречь гвардейское знамя части в бою, как высокую честь нашей великой матери-Родины!»

Я раскрываю блокнот и читаю:

«Уничтожено: танков – 19, бронемашин – 17, автомашин – 650, орудий ЗА – 118, солдат и офицеров – 32410, полевых орудий – 36, цистерн – 82, танкеток – 7, повозок – 467, минометов – 283, лошадей – 2391, складов боеприпасов – 22, складов с горючим – 46, кавалеристов – 100, пулеметных гнезд – 128.

Сбито самолетов в воздушных боях – 180.

Уничтожено самолетов на земле 53».

Это боевой счет полка. Он выглядит довольно внушительно. И нам есть, чем гордиться. Есть, о чем доложить матери-Родине. Я говорю:

– Так держать, товарищи гвардейцы!

Я не хочу здесь ни ухудшать, ни подправлять историю. Только после митинга один из летчиков встал и прочел стихи:

 
Становились бойцы на колени
После боя в торжественный час…
Нам тогда показалось, что
                                      Ленин
Называет гвардейцами нас.
 

 
Приутихли родимые дали,
Шумный лес напряженно молчал.
В ту минуту мы знали, что
                                      Сталин
Нам священное знамя вручал.
 

 
С командиром взволнованным вместе.
Принимая святыню свою.
Поклялись мы со славой и с честью
Пронести ее в новом бою
 

 
Кто находчив, вынослив,
                                    бесстрашен,
Победителем будет всегда.
В дни рождения армии
                                  Нашей
Мы, гвардейцы, берем города…
 

 
И – на запад, на запад,
                                 на запад, —
Ливнем стали, сметая чуму,
Все, что немец бессовестно сцапал,
Мы народу вернем своему.
 

 
Славу гвардии в битвах придется
Возвышать, умножать во сто крат.
Кто гвардейцем советским зовется,
Тот в геройский становится ряд.
 

Так звучали тогда эти строки, близкие сердцу каждого.

Расходились поздно. Меня окружила группа молодых летчиков.

– Первый сбитый стервятник – и вы тоже гвардеец! – сказал я Тарасову, недавно прибывшему в часть.

На другой день Тарасов вылетел на боевое задание…

Четверо черноморских соколов отчаянно дрались против 27 «мессеров». Четвертым был Тарасов. Он сбил Ме-109. После полета я поздравил его и вручил ему почетный знак гвардейца.

В утреннем выпуске Совинформбюро 1 апреля 1943 года среди других сообщений было и такое: «Летчики части, где командиром Герой Советского Союза тов. Авдеев… отражая налет авиации противника, сбили 11 и подбили 6 немецких самолетов».

«ЯКИ» ИДУТ НА ПЕРЕХВАТ

Крылатое братство

– В общем, ситуация, братцы, такая… – говорил Герой Советского Союза подполковник Губрий, развертывая карту. – Судя по всему, ждать наступления немцев под Новороссийском нужно со дня на день. По данным разведки все дороги и балки забиты войсками и техникой. Керчь забита катерами, лодками, фелюгами. Через Азовское море на Таманский полуостров противник беспрерывно переправляет солдат, боеприпасы, орудия.

Губрий циркулем измерил на карте расстояние.

– Задание будет не из легких. Наши боги погоды более мерзкой сводки придумать не могли: дождь, туман, волнение моря. Возможен шторм. Но, к сожалению, погода от них не зависит. Поэтому откладывать операцию не будем. Цель – Кучугур. Гитлеровцы выгружают там войска и технику. Остальное, надеюсь, ясно?..

– Так точно, товарищ командир!

– Тогда действуйте! Вылет в шесть ноль-ноль.

Капитан Косторный, которому предстояло идти ведущим, особенно волновался. Человек исключительного мужества – таким его знали в нашем полку – он только недавно сменил штурвал истребителя на штурвал грозного «Ильюшина». Во всяком случае, это была одна из первых его штурмовок.

– Капитан Попандопуло, – говорит Косторный, – пойдешь моим заместителем. Если что, возглавишь группу.

– Есть! Только зря ты… «Если что» быть не должно.

– Посмотрим… Борисенко! Идешь ведомым. Справа.

Долго еще сидели они под плоскостью штурмовика, укрывшись от мелкого, нудного дождя, затянувшего весь горизонт.

– Погодка, хоть святых выноси.

– Как знать. Возможно, в этом дождичке есть и определенный смысл. Более скрытно выйдем на цель…

Над северным краем аэродрома, недалеко от командного пункта, взвилась зеленая ракета. Летное поле ожило. Только что пустынное, оно наполнилось грохотом моторов. Из капониров и укрытий медленно выползали «летающие танки», так прозвали в народе грозные «илы».

– Пойдем на бреющем, – передал по рации Косторный.

Прижимаясь к земле, крались машины к цели. Сверху их прикрывали низко плывущие тучи. Определенный риск в таком полете, конечно, был. Но на него идти было нужно.

Вот уже почти и конец пути. Но здесь Косторный обнаруживает: облачность в районе цели приподнялась до 200–300 метров.

– Пойдем в облаках. Затем на цель со стороны моря, – передал ведущий.

Так и сделали. В нужный момент вышли из облаков. Цель – как на ладони. Уткнувшись носом в песок, стояли десантные баржи. Вокруг каждой из них – стайки катеров.

По трапам поднимались черные фигурки: шла погрузка десанта. Никому и в голову не пришло о возможности налета в такую сумасшедшую погоду. Наоборот, используя ее, немцы форсировали посадку людей на корабли. Штурмовики были замечены слишком поздно, когда, собственно, звено Косторного, поливая огнем, прошло над судами.

Свечой полыхнул катер. За ним – баржа… Фигурки людей мечутся по палубам, прыгают в море…

Второй заход – три баржи и два катера охвачены пламенем. Но немцы уже оправились от неожиданного удара. Берег начал отвечать огнем, все более плотным и ожесточенным.

Третья атака – уходят из-под плоскостей «эрэсы». И тут задымил самолет Борисенко.

– Срочно уходи домой! Приказываю! – хрипло кричал Косторный. – Уходи, пока нет «мессеров».

«Ильюшин» нырнул в облака.

– Мы вам сейчас покажем! – Косторный даже взмок от напряжения.

В грозном сверкании вспышек огня штурмовики прошли над врагом. Всего каких-нибудь десять-пятнадцать метров отделяли их от мечущихся по берегу фашистов.

Горохом – пули по фюзеляжам. Молодцы конструкторы. Надежно прикрыли броней летчиков.

Десятки трупов устилают прибрежный песок.

– Георгий! Уходим в облака. Справа – «мессеры».

Тройка фашистских истребителей показалась со стороны моря, пошла в атаку и тут же потеряла штурмовиков из виду.

Опыт истребителя сослужил Косторному добрую службу. Сложным маневром он уклонился от встречи с противником.

– Повторим?

– Надо бы…

«Мессеры» вроде бы тоже ушли в облака.

– Рискнем!

И снова по баржам и катерам ударяет шквал огня. На этот раз от «мессеров» уйти не удалось. Две очереди прошили машину Косторного. Самолет задрожал, почти перестал подчиняться рулям. Новый залп – зачихал мотор и смолк. Потом снова забрал.

Попандопуло ударил из пушки, отсек «мессеров» от ведущего.

Но «Илу» трудно сравниться с «Ме-109» и по маневренности, и по скорости. Не достают пушки Попандопуло до цели, «мессеры» вновь выходят в атаку.

И снова бьют пулеметы Попандопуло. Попадет – не попадет – не беда. Главное, не дать свалить Косторного.

Он, что называется, молил всех святых, чтобы гитлеровцы зашли в лобовую атаку. Тогда еще посмотрели бы кто кого? Но зачем было немцам идти на риск? Они отлично знали, чем кончаются для них атаки в лоб. И они предпочитали клевать Косторного в хвост. Все равно, полагали они, этому русскому от них уже не уйти.

Иначе размышлял Попандопуло. Вернее, он не размышлял – на это у него попросту не было времени. Потемневшими глазами следил он за каждым маневром врага, и едва «мессеры» выходили в атаку, снова огрызался огнем из пушек и пулеметов.

«Пожалуй, так долго не протянешь, – с грустью подумал Попандопуло, взглянув на часы. – Боезапас скоро кончится».

Но что это? «Мессеры», послав наугад в его сторону несколько очередей, повернули к облакам.

– Уходят! Держись, друг! Уходят! У них на исходе горючее! Держись!

Но Косторный уже не мог держаться: мотор работал с перебоями, едва тянул. Почти задевая землю, израненная машина тяжело шла к плавням Кубани.

«Нет, не дойти! – Косторный безуспешно поработал сектором газа. – Все! Скорости нет. Самолет проваливается…»

Штурмовик рухнул на берег, прочертив по песку длинную полосу. И сразу стало тихо. Только пронесся над головой верный Попандопуло. В который раз за эти мгновения у него похолодело сердце: к самолету Косторного бежали немцы.

Летчик бросил «Ильюшин» к земле, ударил из пулеметов. На минуту фашисты залегли. Потом перебежками двинулись к подбитой машине. Автоматчики не торопились: уйти русский летчик не мог. Укрыться ему тоже было негде: кругом степь, ни кустика, ни балки.

Косторный решил дорого продать свою жизнь.

– Рус, сдавайся! – крики неслись к нему уже и слева и справа.

– Подходите поближе, гады! – выругался летчик. – Сейчас я вам, господа хорошие, сдамся!

Попандопуло видел, как вдруг ожили пушки и пулеметы машины командира. Косторный бил по наступающим. Вот один гитлеровец споткнулся на бегу. Второй, третий, пятый…

С ревом носился над немцами штурмовик Попандопуло. Теперь он, экономя боезапас, бил только наверняка. В основном, как говорил он потом, «действовал на психологию». Видя пикирующий на них самолет, фашисты прижимались к земле.

«Нет, так долго ему не продержаться!» – Попандопуло видел это отчетливо: кольцо немцев сжималось. Черные фигурки подползали все ближе и ближе к самолету. И летчик решился. Главное сейчас – прижать их к земле. Атака. Вторая. Черт с ним, с боезапасом, – пулеметы «ила» словно взбесились.

Третья!.. Нет, это была уже не штурмовка. На глазах ошалевших гитлеровцев самолет Попандопуло сел и подрулил прямо к попавшей в беду машине.

И тут немцы все поняли. Поднявшись во весь рост, с криками, стреляя из автоматов, они ринулись к «илам».

– Скорее! Да торопись ты! – кричал Попандопуло Косторному.

– Сейчас. Одну минуту!

Косторный метнулся к бензобакам. Секунда – краны открыты. Еще секунда – выхвачена ракетница.

Уже на бегу к машине Попандопуло Косторный обернулся, прицелился и выстрелил ракетой в кабину своего самолета. Слепящий столб пламени поднялся к небу.

– Вот теперь, кажется, все! – командир уже на плоскости машины друга.

Наверное, в такие мгновения судьба бережет смелых: шквальный автоматный огонь не задел ни того, ни другого.

Попандопуло даже показалось, что на взлете он сбил колесами одного из автоматчиков.

Оба бледные, Косторный и Попандопуло посмотрели друг на друга и нервно рассмеялись.

– Кажется, сегодня у нас некоторая психологическая перегрузка, – Косторный вымученно улыбнулся.

На земле полыхнуло пламя: «Ильюшин» взорвался.

Главка, повествующая о подвиге Денисова и начале одного поэтического пути

Уже в послевоенные годы он напишет чудесные строки:

 
Нет, мы поблажек не просили,
Хоть был и крутоват подъем,
Под голубым шатром России
Мы с полной выкладкой идем.
 

 
И пусть в дороге приустали —
У сердца еще хватит сил.
И я свое плечо подставлю,
Чтоб ты свое переменил.
 

Могу засвидетельствовать: он и тогда готов был в трудную минуту подставить плечо, чтобы разделить тяжесть с товарищами.

Появлялся Василий обычно в полку с неизменной полевой сумкой, набитой газетами и… стихами.

Худой, с ввалившимися щеками, присаживался у капонира и, если находил свободных от дел слушателей, неизменно предлагал:

– Почитаем, а?!

Как правило, внимание ему было обеспечено: в полку Васю любили: наверное, грешен человек – кому было не приятно послать домой фронтовую газету, где о его делах говорилось не только «презренной» прозой, но подчас и стихами.

Наверное, мы не так уже плохо воевали. Открыв как-то краснофлотскую газету «Атака», я прочел лихие частушки:

 
Вокруг хребта Кавказского,
Высокого, высокого,
Вырастают асами
Молодые соколы.
Кто врагов сбивал в бою,
В небе их рассеивал, —
Знают все в родном краю
Героя Алексеева.
Не пройдут фашисты, нет,
Возле моря сизого.
Их отправит на тот свет
Очередь Денисова.
Среди русских златников
Ветерок развеевал…
Крепко бьет стервятников
«Ястребок» Матвеева…
 

Кстати, как теперь выяснилось, что автором этих частушек был работавший тогда в газете «Атака» молодой краснофлотец Василий Кулемин.

Василий вырос после войны в большого русского поэта, выпустил много замечательных книг.

А тогда… тогда он только начинал.

И одним из первых его опытов была маленькая корреспонденция в той же «Атаке».

Корреспонденция, имеющая прямое отношение к одному из моих друзей:

«Мягкая весенняя ночь спустилась над Кавказским побережьем. Высоко в небе, точно множество углей в темно-серой золе, рассыпались звезды. Совсем рядом шумело море, и мерный плеск волн доносился до нас.

Неожиданно небо прорезали белые лучи прожекторов. К городу подходил противник. Мгновенно все насторожились. Зенитчики приготовились достойно встретить фашистских пиратов. В воздух поднялся Герой Советского Союза гвардии майор Денисов.

Прогремели первые залпы зениток. Гул моторов наполнил весенний воздух. В ночном небе загрохотали взрывы зенитных снарядов, затрещали пулеметные очереди. Советский истребитель смело встретил врага.

Герой Советского Союза Денисов атаковал одного из „юнкерсов“. Немец попался опытный. Заметив погоню, он стал маневрировать, пытаясь скрыться. Но не тут то было! Константин Денисов искусно атаковывал пирата и бил наверняка.

Пользуясь темнотой, летчик-истребитель Денисов подошел к врагу на близкую дистанцию и бил его из всего вооружения. Вот замолк вражеский стрелок-радист. „Юнкерс“ кидался в разные стороны, пытаясь уйти. Но по-прежнему точен огонь советского истребителя. Меткой пулеметной очередью Денисов зажег пирата. Немец попытался сбить пламя, но было уже поздно. Последовала вторая, третья… очереди.

Вражеский бомбардировщик свалился в штопор и врезался в море. Еще один гад нашел свой бесславным конец от молодецких ударов советского истребителя».

Сегодня эта корреспонденция, как реликвия.

Позднее, после войны, судьба свела меня с Василием. Он работал тогда в «Комсомольской правде». Еще в 1943-м он написал стихи и обо мне, и мы встретились, как старые знакомые.

Вспоминали Крым, Кавказ, далекое, опаленное войной время.

Случилось так, что как раз в это время я получил письмо от Денисова, Героя Советского Союза, генерал-майора авиации.

Я начинал тогда работу над этой книгой, и мой друг вспоминал некоторые столь необходимые в точном документальном повествовании подробности.

«С началом 1943 года, – рассказывал Денисов, – части ВВС флота начали получать новые самолеты, и в связи с этим активность их боевых действий резко возросла. За короткое время летчики дивизии Токарева нанесли не один смелый удар по кораблям противника в море и непосредственно в Севастополе, а штурмовики полка Губрия уничтожали их в Керченском проливе и на рейде в Анапе. Над Новороссийском (особенно в районе Мысхако, куда был высажен морской десант) и даже над аэродромом Анапа, где базировались немецкие истребители, наши истребительные части вели успешные воздушные бои. С каждым днем становились все более и более ощутимыми для противника удары летчиков-черноморцев, чего он никак не ожидал, вероятно, думая, что с нами все кончено. Подтверждением большого мужества и стойкости наших летчиков в тот период является хотя бы такой пример, когда одного из черноморцев сбили в воздушном бою над Анапой, так он не сдался в плен, а принял бой на земле, отстреливаясь из пистолета. И когда он в неравном бою был убит, то, по рассказу местных жителей, его похоронили немцы со всеми почестями, продемонстрировав свою „гуманность“ к герою.

Для меня важным событием было то, что в одну из апрельских ночей, отражая со своими летчиками налет вражеской авиации на город и порт Поти, я лично сбил Ю-88. Немецкий самолет упал в море на траверзе Хоби. Три члена экипажа, выбросившиеся с парашютами из горящего самолета, на надувной резиновой лодке смогли за ночь пройти до Батуми, пытаясь переправиться в Турцию. Но наши войска, охранявшие побережье, заметили удиравших немцев (они боялись ночью оторваться от берега, чтобы не потерять ориентировку), и на рассвете 21 апреля были взяты в плен в районе устья реки Чорох. Об этом бое писала тогда районная газета и упоминает о нем в своей книге „Отправляем в поход корабли“ генерал-лейтенант Куманин М. Ф., командовавший тогда Потийской военно-морской базой. Он лично допрашивал доставленного к нему фашистского летчика и получил от него ценные данные, подтверждающие сосредоточение немецкой авиации на юге…»

– А ведь я писал об этом, – признался тогда Василий. – Не помню только, в какой газете.

И вот неожиданно, когда Кулемина уже не стало, ко мне в руки попала пожелтевшая наша фронтовая авиационная многотиражка. И в ней взволновавшая сердце подпись: «Вас. Кулемин».

С Кавказом его связывала и личная судьба. На Северном Кавказе Василий окончил десятилетку. В 1940 году призвался на флот. Войну он встретил простым матросом Черноморского флота. Работал во фронтовой печати. Писал стихи, очерки, листовки. В 1942 году на фронте вступил в партию.

В 1946 году в Крымском издательстве вышла его первая книга стихов – «Севастополь». Затем, в 1950 году, в «Советском писателе» вторая – «От сердца к сердцу». Потом появились «Русские вечера» в «Молодой гвардии», «Ожидание» – в «Советском писателе», «Облака» – опять же в «Молодой гвардии».

После его смерти мы прочли книги «Только о любви к тебе» и «Право на нежность».

Есть на кладбище Новодевичьего монастыря невдалеке от могил Островского и Луговского, Фадеева и Тренева холм из цветов. На мраморе вычеканено, что здесь лежит поэт-солдат Василий Лаврентьевич Кулемин…

Когда я прихожу сюда, мне всегда вспоминаются его строки:

 
Мне б жизнь прожить
И умереть горнистом.
И, в вечность
Ничего не взяв с собой,
Уйти путем
Встревоженным, гористым,
В последний раз
Войска подняв на бой…
 

Такой нашей, черноморской была его песня, и я рад, что могу добавить несколько строк к его биографии.

Подвиги черноморских летчиков-истребителей вдохновляли не одного Василия.

Мало кто знает, что замечательный советский поэт Василий Лебедев-Кумач написал специально для нас, морских летчиков Черноморья, песню. Она появилась на страницах нашего «Черноморского летчика» 1 сентября 1943 года. Привожу ее полностью.

 
Взвейтесь, соколы морские
Грозной стаей боевой
За Отчизну, за Россию,
За Кавказ любимый свой!
 

 
Пусть на Черном море нашем,
У цветущих берегов,
Крепче бьют по гнездам вражьим
Стаи храбрых «ястребков»!
 

 
Пусть сметет бомбардировщик
Немцев огненной метлой
Из зеленой нашей рощи,
С моря синего долой!
 

 
Пусть торпеды без пощады
Жгут и топят корабли,
Чтоб живыми вражьи гады
С Черноморья не ушли!
 

 
Будем бить врага жестоко
И по-русски отомстим
За любимый Севастополь,
За Одессу и за Крым!
 

 
Взвейтесь, соколы, орлами,
Дайте немцу смертный бой
Над родными берегами,
Над соленою волной.
 

 
Слава подвигов орлиных
Встанет выше, чем Казбек.
В звонких песнях и былинах —
Будет жить она вовек!
 

 
Наши внуки, вспоминая
Эти битвы за Кавказ,
Вражью свору проклиная,
Будут песни петь про вас!
 

Насколько я знаю, эти строки не вошли ни в один посмертный сборник поэта, затерялись на страницах фронтовой печати.

Но они – свидетельство не только поэтического, но и воинского подвига.