Текст книги "Дом, который построил Майк"

Автор книги: Михаил Уржаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Из России, её тогда еще СССР называли в широких кругах, корреспонденция в эту далекую дружественную страну в ту пору не доходили совсем навзничь по понятным причинам. Находилось множество людей, жаждущих прочитать любовные признания лидеру этой славной державы. Потом, видимо, забывали заклеивать вскрытые конверты. А может, просто ветром письма выдувало в открытые окна почтовых отделений или почтовых же вагонов дальнего следования.

Зная это, мы с Петюней решили послать письмо товарищу Ким Ир Сэну не ему лично, а через редакцию нашего горячо любимого журнала "Корея Сегодня". Был такой в нашу бытность. Достаточно раритетное издание, между прочим, кстати, о девочках.

Поступал в продажу журнал раз в месяц и распространялся через магазин "Политкнига", что напротив нашего родного Свердловского Архитектурного Института. И по соседству с парикмахерской "Парикмахерская", куда нас засылал болваниться под бобрик майор Жмаев с Военной Кафедры за 11 копеек из своего же собственного кармана. Еженедельно.

В "Политкниге" работала продавцом Немая На Четверых, большая любительница студентов архитекторов и выпить на халяву. Она то нам и оставляла (на свой страх и риск) два журнала с каждого выпуска.

ВАНУА-ЛЭВУ

Да было это все. Странно, но не врет. Я про Немую На Четверых. Даже при мне произошло, когда её так окрестили. Сначала-то у неё просто кликуха была Немая. Потому что молчала всегда, выбирала глазами жертву и шумно сопела до тех пор, пока не набиралась по самые зёнки и волокла студента в койку.

А тут мы сидели втроём Мишка, я и Пашка Матюхин в общаге на Июльской 22. Настроение, естественно как всегда плохое. Пить осталось полбутылки Эгдэма, вдруг стук в дверь и сразу же без разрешения вваливается Немая в сисю пьяная. Сразу уткнулась тяжелым взглядом в Пашку, засопела и молчит. Пашка такой поднимает указательный палец и говорит ей:

– Ирка (её настоящее имя Ирка), Ирка мы сегодня пьём на троих.

Она тяжело, как Вий, подняла свои красивые сиреневые веки, так же подняла указательный красивый палец в красивых сиреневых ногтях, покачала им красиво и тяжело выдавила из своего красивого сиреневого рта два слова:

– На четверых...

МГ.

СВЕРДЛОВСК

И так уж мы полюбили эту «Корею Сегодня» и эту далекую, теплую страну, что долгими зимними вечерами, за решением задач по Строительной Механике и выпиванием лёгкого недорогого вина, мечтали, как сядем в красивый голубой вагон СВ и поедем туда, где процветают идеи Чучхе.

А на вокзальной площади нас, путешественников, будут с цветами и добрыми улыбками на уверенных лицах встречать маленькие, симпатичные собой мальчики и девочки, пионеры, узкоглазо, но смело смотрящей вперёд державы, верные этим самым идеям Чучхе.

Потом нас, взяв крепко своими мужественными руками за архитектурные запястья, с песнями поведут вот к этому, как здесь на фотографии, дворцу с большим, красочным, но правдивым портретом вождя на фасаде.

Это не то, что нашего Лёню Брежнего расписывали.

Нет! Тут все правдиво будет!

Черновик нашего письма в журнал «Корея Сегодня» существенно усиливает своим патриотичным смыслом коллекцию моего внутринационального, семейного достояния.

Вот оно, это письмецо, один к одному на русском. А Сваниха послала их по своим журналистским каналам из Дании на русском, английском и корейском (сделал перевод какой-то южнокореец) для полной уверенности, что нас поймут.

26 марта 1988 года

Редакция журнала

"Корея Сегодня"

Пхеньян

Северная Корея

Михаил Уржаков

Пётр Малков

Либкнехта 23,

Свердловск, 620055

СССР

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Идеи Чучхе живут и побеждают!

Письмо Великому Вождю и Учителю, Дорогому и Любимому Товарищу Ким Ир Сэну.

Любимый наш товарищ, красноречивый соратник по Мировой борьбе, родной до нестерпимой боли, друг пострадавших детей всего Мира, любимый еще раз Ким Ир Сэн.

В эпоху тяжкой борьбы мирового пролетариата и мирового крестьянства и всех остальных людей тоже за равенство и братство между собой и народами свободолюбивого мира мы, простые, мирные, но готовые к борьбе за Вас студенты и последователи идей Чучхе из Свердловского Архитектурного Института Советского Союза говорим Вам, дорогой наш Друг и Учитель, здравствуйте!!!

Здравствуйте на долгие годы на радость нам и скрежещную злобу врагам тоже так же и как!

Зная неусыпную заботу Вашу о подрастающем племени молодых революционеров-борцов за осуществление идей Чучхе, и желая быть в первых рядах таких стремительных орлов, просим Вашего дружеского, учительского, революционного согласия на посещение нами (имена и фамилии указаны выше) Вашей неотделимой Родины Ким Ир Сэна.

Хотим на Великом деле, возвеличенным умом учиться методам славного учителя и просто дорогого человека при Ваших революционных домашних условиях.

Знаем, что не каждый горазд, как у нас в СССР шутят, попасть в кузовок ваших считанных свободных минут. Однако тешим себя гордой надеждой, что сможем оправдать Ваше доверие и пожать Вашу же чистую руку своими комсомольскими еще пока, студенческими, архитектурными тоже руками.

Ждем Вашего, красного от борьбы за лучшее, приглашения, как два готовых на все лишения соловья – пара.

p.s.

Наша студенческая стипендия, к большому социалистическому недоумению не позволяет нам почувствовать тепло Ваших рук. Так что небольшая помощь в покупке авиа или железнодорожного билета с суточным революционным пайком будет весьма признательно принята нами в наши юные последовательные идеям Чучхе, студенческие, заскорузлые борьбой руки.

С красным знаменательным приветом

Михаил Уржаков

Пётр Малков

Смерть врагам империализма!

Смерть врагам империализма!

И так 37 раз, дорогой наш любимый товарищ и учитель Ким! Если можно Вас так называть!

ТОРОНТО

Милан, козлёнок по имени Гав, кстати сказать, удивительной был судьбы человек. После того, как он откинулся под залог и подписку о невыезде из Торонтовского КПЗ через два дня на улице Куинсвэй 234, просидев там, как герой за хулиганство и причиненный вред полицейским, судьба наградила его выигрышем в лотерею 6 из 49 в размере не много ни мало, а 992 тысячами долларов. Могло быть и больше, но еще двоим везучкам попали такие же номера. Милан отдал югославской общине сполна 50 штук залога, которые за него были заплачены, и через Нью-Йорк, так как из Торонто его бы не выпустили, улетел на свою далекую европейскую родину с оружием в руках защищать свободу и независимость её же. Оружие у него было в руках только одно – ракета земля-воздух «Стингер», которую он приобрел в Румынии на часть своего выигрыша.

Вот тот большой, красивый, черный, недосягаемый самолет Американских ВВС "Стэлс", сбил в окрестностях родной маминой деревни, как вы уже догадались именно он. Позвонил мне в Торонто со своей мобилки. Похвастался этим.

Герой мой недобитый.

А что толку. Тремя днями позже погиб при бомбежке Белграда, спасая какую-то старушку из горящего дома.

Да и та старапердень оказалась всего на всего китаянкой из близлежащих руин Посольства Пиплс Репаблик оф Чайна.

Ну?

Хоть одна геройская и гордая собой смерть в моей коллекции.

Такие дела.

СВЕРДЛОВСК

Теперь о гордыне.

Приблизительно то, что я высказал отцу Алексею, перед тем, как ему оказаться "на динэ самива килубокага калоца". Когда батюшка мне твердил о гордости усмиренной и о том, что человек это терновый венец истории, попивая церковные запасы кагора, то я своим ответом легко подтолкнул его к могиле и встречей с Отцом небесным. Человек не может жить без чувства гордости, так как гордость – это не что иное, как самоутверждение самого ценного, что у тебя есть – своего собственного "я". Перед бесконечной вечностью и бесконечным временем, перед бесконечно убогими по отношению к этому людьми и Богом.

Одни люди гордятся собственными достоинствами, другие – достоинствами Господа. И наслаждаются при всем этом своей ничтожностью.

Совсем не нужно, Алеша, развиваться и "не позволять душе лениться, чтоб в ступе воду не толочь, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, и не жег позор за мелочное прошлое", достаточно наглядно продемонстрировать окружающим, как ты упиваешься и гордишься достоинствами нашего Отца небесного.

Что мы видим, Лешенька – гордость от собственного смирения. Стукнул ты меня по правому яйцу – вот тебе, гад, левое, я все стерплю, всю эту несправедливость, всю эту мерзость, потому, что я выше тебя, противный... Выше тебя, потому, что лучше исполняю заповеди, а значит и ближе к трону Божьему.

Гордость отсутствием гордости.

Потому как нельзя не гордиться вообще, если только ты не полный даун, как, скажем, Вадим Самойлов после очередного вкалывания. Гордиться можно чем угодно, если только сознаёшь себя личностью, пусть даже именуемой "рабом Господа нашего".

Господи, какой же я умный!

ОДА (ни к селу, ни в красную армию)

Ода Кошачьей Религии.

Кошка, ожидающая котят, в миллион раз важнее всех религий и направлений вместе взятых.

Больше того: она важнее всех поступков, устоев, традиций, мыслей и решений человечества.

Она – кошка!

Она ждёт котят и всё!

Вселенная копошится на брюшке самой её презренной, слепой блохи.

Где-то я уже это слышал. В упор не помню где, наверное в моей третьей.

ВАНУА-ЛЭВУ

Дурак ты плюшевый и электроникой не проверенный. Евангелие от Маяковского. Ну не лез бы ты со своим скудным умишком в дебри религии. Ты ведь даже и креститься то толком не умел. То справа на лево, то слева на право. Стыдно было смотреть на тебя, идиота, во время нашего венчания, а потом, годами позже, и крещения Стешки.

А как остаканишься, так прямо глаза на лоб лезут с идиотскими мыслями. Умник с тараканьими мозгами.

МГ.

Солдат

(быль)

Горел дом. И никто не мог в него войти, и, даже, как-то и не хотел особенно.

А солдат подошел и сказал:

– Я войду.

Ему сказали:

– Сгоришь.

Солдат сказал:

– Два раза не умирать, а раз не миновать...

И вбежал в дом...

Вообще-то, сам по себе юноша оригинальный. Их, славян, не поймешь.

Такие дела.

ЛОНДОН

Грязный, маленький барчик «Plugman» в районе Сохо приютил умного меня и умного Сашу Калужского в дождливый декабрьский вечер. Я поил его пивом, а он говорил, говорил и говорил не умолкая. Я так думаю, что, совершив большую ошибку назначив Сашу менеджером, Слава Бутусов его выгнал именно за то, что тот слишком много говорил.

Словами моего доброго друга Лао-Цзы из далекого Гонконга: – "Говорящий не знает, а знающий не говорит".

СВЕРДЛОВСК

Надо сказать Слава Бутусов говорил мало, и иногда, когда говорил, говорил монументальные вещи. Вот пример. Как-то раз мы оказывали непосильную помощь в употреблении портвейна и сдаче диплома Архитектурного Градостроителя жене Димы Умецкого, Капитолине. До сдачи проекта приемной комиссии оставались какие-то считанные часы, а начертить еще нужно было оооййй как много. Вдруг Слава обнаружил, что в запутанной развязке дорог, одна уходит куда-то под мост и, блин душа, не выходит из-под него. И тут возник спор между Димой и Славой. Первый говорил, что огнем все гори, главное чтобы проект выглядел выхлестнутым, получить этот диплом, скрутить его трубкой и забить себе в бэк. Слава все это спокойно выслушал и сказал сакраментальную фразу:

– Дима, дорога не может идти в никуда.

Типа того что, дескать, мол, всё окей должна вести к храму?

Я моментально влез своим пьяным и потным языком в этот липкий спор.

Почему?

В первую очередь потому, что в ту пору активно находился под сильным влиянием Святого Писания, Корана и Сай Бабы. Святое писание, переписанное от руки щительнее нельзя моей бабушкой Катей, Коран – найденный на чердаке заброшенной мечети в селе Большеустьикинское, а Сай-Баба просто прилетал ко мне в моих снах каждую трезвую, не похмельную ночь.

Перед смертью баба Катя много мне лекций-пророчеств наговорила по поводу того, куда этот мир безбожный катиться.

Действующий и активно назло врагам коммунизма, пионер Уржаков не многое что запомнил, но вот задним числом вонючий интеллигент и художник иммигрант Гейтс восстановил в памяти, что мир по Писанию, скоро будет опутан сетью, которая задушит все живое на Земле и всем грешникам, типа тебя, пионер, будет присвоено число Зверя страшного, которое вопрут им в их грешную плоть. И как только это произойдет, то мир провалиться в геенну огненную, типа того, что, дескать, мол, перестанет совсем существовать.

Попомни мои слова, внучёк-милой-сын.

Конечно, каким образом нас задушит паутина, и как нам выжгут знаки, все это бабушка объяснить не могла по бедности человеческого языка, отвердевшего в борьбе с нуждой колхозной коллективизации. Однако умно и тягостно покачивала перед моим сопливым пионерским носом-картошкой своим заскорузлым в нудной работе указательным пальцем.

Ну и что мы видим сейчас?

Паутиной, НЭТом, затянута уже добрая, продвинутая и просвещенная собой половина человечества. Вторая половина, не затянутая и не просвещенная, без сопротивления умирает, преспокойно расставаясь с нескучной жизнью.

А самая! продвинутая человечина в их японском лице уже вводит себе под кожу штрих со всей своей шестизначной информацией. Иногда даже без спроса, между прочим, родителей.

В Святом Коране так совсем понятно сказано -

Сума-46.7

... последней дорогой к Всемогущему Аллаху, что есть никуда и нигде идущая, так как недосягаемая высотой своей и чистотой...

... Аллах Акбар – Воистину Акбар

Сай-Баба, белый такой, бородатый старик-индус (я сначала думал, что это просто Смерть, но потом увидел его фотографию на стене в номере Гребня в Новотэле в Торонто), просто прилетает ко мне каждую Божию трезвую ночь и говорит, что уже давай, покупай билет, и полетели со мной в в в никудааааааа!!!

Я за ним лечу так, лечу, а он мне кричит, да кудаж-ты, ёбтать, летишь то, ты билет сначала купи, урод ты русский, православный. Вот и пойми его.

А утром просыпаюсь после таких с ним полетов – такой стояк на меня нападает, что сразу приходиться над собой в душевой кабине активно работать, даже никаких журналов с красивыми такими, голыми картинками не надобно.

Ну, так вот.

Так что говорится в бабушкином Писании и потом подтверждается в Святой Библии в Апокалипсисе от Фомы (Александрийская библиотека)?

Господи Иисусе гневный наш во всей Силе Своя пошлет народзы неверные Ему в путь страшный, в пучину черную, где возврата нету никому, и ведет тот путь в никуда неизвестно никому...

И тогда соблазнятся мнози, и друг друга предадят, и возненавидят друг друга...

А вот Фомы Неверующего писанина:

39, 5 – 876

чтение четвертое о Звере

...

и поведет он всех мучеников отрекшихся

в своих золотых обиятиях

в луче небывалой яркости

по дороге в никуда

ибо не будет больше пути иного

для грешников

...

Я это достаточно внятно, на портвейном языке Славе высказал.

Слава попросил меня свернуть нежно все это трубочкой и засунуть себе в бэк. А так же попросил эту дорогу, ведущую в никуда на Умецкой жены проекте, заштриховать почернее, чтоб дипломная комиссия не врубилась.

Понял, дурандас нетрезвый!

На этом спор о дорогах удачно завершился, потому как чувствовал я за собой вину страшную еще за прошлый год рабства.

А годом раньше, когда мы уже нашей отработанной бригадой помогали завершать дипломный проект Саше Коротичу, работавшему над градостроительством Комсомольского района в нашем таком горячо-сильно-так любимом Свердловске, по моей вине произошел казус, который повлиял на презентабельность нашего такого любимого этого города.

Как существующий ночной сторож Клуба Арха, готовящийся в ряды Вооруженных донельзя Сил, постоянно выпивал по ночам с совершенно левым народом. Чаще всего с дипломниками и музыкантами, так как в клубе было прописано множество молодежных музыкальных коллективов, несущих в своих песенках разумное, доброе, вечное.

В те февральские дни заглянули ко мне в подвал на огонек не кто иной, как Карнет и Терри, с их новым и дорогим обнималовом в лице поэта-песенника Юры Юлиановича Шевчука, тогда еще только начинающего подниматься в глазах прозревшей на путь истины молодёжи.

Пришли такие трое, уже навеселе, грят, давай мы у тебя бутылочку портвигана пропустим, и пойдем Короту помогать с его завалящим дипломом. Там уже Бутусняк с Умкой ждут.

Я грю, да чо давайте пейте, веселитесь, только если комендантша Хафиза Исмаиловна прибежит, эта мышь белая, надо будет бастренько бутылки под стол запихать, атоеть уволят меня, как пить дать без выходного пособия.

Портвигана Чашма оказалось не одна бутылка, а одна бутылка в каждую руку.

Ну, сели, пьём. Шевчук все навертывал рассказать о газе "Зарин", которым, как, оказывается, дышит вся Уфа в определенных количествах. Грит, что если бы не Зарин, то в Уфе одни бы ординарные люди только и жили, а сейчас большинство – неординарные. Я грю, да, я знаю, сам Уфич. Вот гляди на меня, у меня один глаз немного выше другого. Ну, мы потом тут о политике немного поговорили в его песенках, потом стали под третью бутылку уже об армии, ну, а на пятой бомбочке перешли, как положено на баб. Потом петь потянуло, хотя закон всем нормальным пацанам известен издавна: – "Воздерживайтесь от вина, женщин и песен. Преимущественно от песен".

Ну, тут мои прихожане потянулись за кисетами с сигами Прима и Стюардесса. Я грю, эээ нет, поколение вы моё потерянное, давайте-ка на февральскай марозец, типа того что, дескать, мол, трезветь, и дымите там. Сейчас Хафиза с первого этажа смог почует и к нам в подвал прибежит, вот тогда мне пиздец приключится. (Экскьюз май фрэнч)._ Коря с Терри сразу врубились, сиги попрятали, а Шевчуган сел такой в кресло, закурил свою Приму и давай дымить мне в лицо, сука.

Ну, я, молча так налил себе еще стакан, выпил, подхожу к нему, а он ведь крендель худооой, как глиста тогда был, в чем душа держалась. Всего себя на сцене вымотал.

(В Торонто он когда приезжал в 2001 году – репа у него, вооо какая стала. На телеге не объедешь).

Думаю, ну щас как я ему въеду по роже его наглой, пельмень душный, ох и завоешь же ты у меня, будешь знать, как курить у меня на рабочем месте!

Он, наверное, понял, чо к чему и как вставит мне своей худой ногой прямо не вставая по моим аичкам. Он как-то потом уже многими годками позже так же сильно на каком-то тусэ Бутусову под сраку пнул. Вот скандал то был. По пьяни, наверное.

Пинщик, блядь. Экскъюз май фрэнч.

Я то тут при чём.

При том, что умер на несколько мгновений своей ущербной жизни. Полетел в какую-то черную трубу, лечу так себе на яркий свет. Опять же Сай Баба появился откуда-то, говорит, давай уже возвращайся, билеты то опять не купил. Я грю, да какие же билеты-то, у меня и денег на билеты нету. Я вон даже до Сочи в прошлый раз из Свердловска на поезде зайцем добирался. А Сай Баба мне грит – билет-то тебе за баксы покупать придется.

Ну, тут уж я совсем одурел, аж отрыгнул криком, то есть портвейном немного из спертой душевной грудной клетки.

Отрыгнул, значит, и глаза так открываю, а меня наша мышь-белая-комендантша в засос целует, и рубаха у меня до пояса на груди расстегнута. Я так испугался и ей к-а-ак дал в глаз правый, прямо вот сюда, только цифры на табло засверкали! Она ведь совсем маленькой биксой была, отлетела к стене с музыкальными инструментами и благополучно катапультировала худой жопой на Умкин Фэндэр Джаз-Бас, у которого так же благополучно переломился гриф в двух местах. А фэндэрочком то этим в то время не много ни мало можно на Жигу-копейку обменяться не глядя.

Я встаю, такой весь полуголый, в блевонтине весь почему-то подозрительно не своём, "мышь" на полу стонет, за голову держится, волосы её распущенные говорят о распущенности, лоб нежно кровоточит. А трое молодцов моих Карнет, Терри и Шевчуган стоят и смотрят на меня, и лица у них подозрительно трезвые и белые.

Наверное, на мороз все же курить уходили ненадолго так, пока Хафиза ко мне приставала грязно. Я грю, – "Да ладно с этой гитарой, пришлет ему еще одну бабка его любимая из этой сраной фашистской Германии".

Они всё стоят и молчат. Я тоже молчу так. Потом Терри грит, – "Ты же умер тут у нас на глазах, козёл, чуть нас всех под статью не подвёл. Юрка тот вообще сознанием выключился, когда мы поняли, что у тебя мотор не стучит. Ну, мы с Корей-то знаем, как искусственное дыхание делать – не зря на военку ходим. Прямой массаж мышцы и прямое же вдувание воздуха тебе в ротовую полость, а затем в легкие. Массаж мы тебе правильно делали, но вот как дело дошло до вдувания, нас с Корей обоих стало на тебя рвать. Как только губ твоих посиневших коснемся – сразу тошнит портвейном. Мы так поняли, что нам, наверное, никак не смогётся полюбить тебя крепко. Поэтому мы дёрнули наверх, к твоей любимой "мышке".

Хафиза молодец, даже под конец рабочего дня не выпила ни грамма. Так что мы решили, что она будет тебе свой могучий воздух вдувать из плоской груди, а мы своими могучими руками значит, будем тебе на грудь в область сердца давить с периодичностью в четыре секунды.

Раз-два-три-четыре – вдох, раз-два-три-четыре – вдох!

Вот так ты и ожил, совсем как в кукольном спектакле "Иисус Христос Супер Звезда".

Давай уже застёгивайся, блевонтин смывай и пошли отсюда. Люди ждут. Мы этот портвейн не только для тебя несли".

Ну, короче, Хафизу мы откачали от моего удара, влили ей стакан портвишка, и пришлось мне её за моё спасение поцеловать взасос. И тут выяснилось, что она такие фертеля может языком делать, что мама-не-горюй. А язык то такой длинный, что сам Мик Джэггер позавидовал бы. Я чуть опять не задохнулся.

Вот как женщины проявляют себя творчески в экстремальных ситуациях!

Попросили её не рассказывать о Фэндэре, ато ей же хуже будет. Ну, сломалась и сломалась гитара – с кем не бывает.

Девушка дала согласие молчаливым кивком головы с изрядной блямбой под левым глазом.

Хафизу эту, с длинным языком, всё равно уволили. Умка настучал за свою сломанную гитару. А Хафиза меня не выдала, Зоя Космодемьянская такая.

После неё, кстати, директором клуба Свердловского Архитектурного Института стал Леша Могилевский, любитель орального сэкса. Как говориться, подсидел кресло.

Коротич-сотоварищи в лице Умецкого, Бутусова и Зиги сидели в институте и доводили дипломный проект до завтрашней сдачи в комнате под номером 301. В комнате под номером 301 находилась редакция институтской газеты "Архитектор", постоянный источник крамолы и эзоповой антисоветчины.

Мы вчетвером ввалились в маленькую комнату, её моментально наполнило кислое амбрэ от плохо почищенной от блевотины рубашки. Пришлось под гневные высказывания окружающих ее снять и замочить в раковине туалета, оставшись только в исподнем. Затем портвейн был щительно разлит по бумажным стаканам и работа закипела.

Три раза приходилось сбегать в Монопольку, винный магаз на улице комиссара Толмачева, за необходимой подпиткой. Часам к трем ночи проект подходил к своей завершающей ноте "фа", выходил на финишную прямую утренней девятичасовой сдачи.

И тут у меня в голове что-то замутилось, видимо после неудачной смерти, замутилось в глазах, в ногах, и я стал медленно оседать на пол, на котором были разложены восемь квадратных метров уработанных чертежей и красиво покрашенных фасадов домов в новостроящемся районе, под добрым, политкорректным именем – Комсомольский. Бумажный стакан, до краев полный сладко-терпкой жидкостью, как в замедленной съемке, вывалился из моей нежной, художественной руки и залил красно-коричневой кровью Христа все эти восемь метров драгосостояния.

Немой сцены после этого не последовало, не немые и были – наоборот, я получил в пятачину от маленького, пухлого Ильдара Зиганшина, (в простонародье Зиги) и моментально очухался. Зига в то время уже стал заниматься восточными единоборствами, особенно его заинтересовало искусство борьбы Сумо. Юрка тоже рвался мне морду начистить за утерянные безвозвратно граммы, но воспоминание о моей недавней смерти видимо остановило его. А проект оказался безвозвратно завален. Не было даже и мысли за оставшиеся шесть часов его переделать. Не представлялось даже возможности перенести его на следующие дни.

Все дело в том что, под ветром наступающих перемен, этот диплом находился в статусе "хозрасчетного".

На основе этого проекта Комсомольский район должны были строить наши доблестные строители, в частности красить панели домов в тот цвет, который будет предложен Сашей Коротичем. А срок сдачи этого хозрасчета как раз и приходился на завтра-то-бишь-сегодня.

Выход нашелся единственный и правильный. Оставшуюся бутылку портвейна Чашма, ноль-семьдесят-пять за три семьдесят, аккуратным ровным слоем, со слезами на пьяных глазах, раздули через аэрограф на все восемь квадратов. Поскольку все чертежи были сделаны китайской тушью, то ни одна линия не потекла. Бумага приняла очень интересный, античный оттенок, придала даже какой-то шарм всему этому борингу.

Однако фасады приобрели совершенно удручающий, грязно-кофейный цвет. Цветная китайская тушь вступила в жесткую, необратимую химическую реакцию со сложной формулой алкогольного изделия Свердловского винного завода.

Такие дела.

Гости города-героя Екатеринбурга, приезжая в столицу Урала из Аэропорта Кольцово, непременно обращают внимание на мрачные многоэтажные строения Комсомольского района, пролетающего в окнах их авто. Унылые дома с ужасным темно коричневым, грязным окрасом.

Бррр-р... Как после стопки Тобольской нефтяной водки натощак меня всего от этих воспоминаний передернуло.

Саня сдал проект на пятерку. Он всегда пятёрошник был и здесь не подкачал. Правда, запах в комнате приемной комиссии стоял такой, словно это туалет медвытрезвителя на улице Красноармейской 47, с кучей «синяков», присутулившихся высвободить свои пустые желудки.

Диплом Корот получил на руки крассссный! И ему даже насоветовали в институте остаться в качестве препода, только почему-то на кафедре дизайна. Все, наверное, за непревзойденное мастерство цветовой подачи.

После своей удачной сдачи дипломного проекта Коротич Александр, будущий выдвиженец Гусинского, ведущий дизайнер НТВ, написал в газету «Архитектор», в которой существовал как Главный редактор, «раскас» с явно ненормативной, как он сам и обозвал, лексикой, грамматикой и фонэтикой тоже.

"Раскас" мы в газете опубликовали, так как главный редактор уходил из института навсегда, сдав этот диплом, и ни о чем не рубился больше. Это случилась быть его "Сван сонг". После этого редакцию газеты "Архитектор" в полном составе упразднили, как порочащую облик Советского студенчества.

Экскъюз май фрэнч.

Сказка про хуйню

(Ненормативная сказка для больших)

Купил мужик на базаре хуйню.

Приволок её домой, ходил вокруг, ходил, глядел на неё, глядел – хуйня и есть!

"Вот, ведь, – думает мужик, – хуйня какая. Увидит жона, небось, заругает. Пошто, скажет, хуйню таку купил, деньги, мол, зазря извёл".

Загоревал мужик. А сам-то голову ломает как хуйню эту в хозяйстве сгодить. Пробовал в печку совать – не горит, поганая. Пробовал к поленице приладить – та же хуйня. Отгрыз с краю, жевал-жевал, плюнул – полная хуйня!

А туточки и жона (долго жить будет) не к ночи будь помянута.

"Ну, щас!" – сготовился мужик.

А жена-то глядит на всю хуйню эту, зарумянилась вся как-то, и ласково так спрашивает: мол, откуда в дому тако приобретение?

Мужик, не будь дурак, как бы невзначай ответствует: дескать, так, мол, и так, на заказ, и недорого...

Хотя сам не разумеет чево така хуйня жоне в радость.

Жона тем временем мужика с крыльца так тихохонько выталкивает: сходил-бы к соседу, давно просишься, да самогонки возьми, а я тут пока по хозяйству... А сама на хуйню глазом косит, трогает её, гладит всяко, прям, оторваться не может.

Кто ж от счастья отказывается?

Мужик хвать самогонку и к соседу!

Выпили самогонки, закусили. Тут мужик и скажи соседу про хуйню-то. Вот ведь, баба-дура, чаво доброго так век не надобно, а хуйню каку-то – пожалте!

А сосед ржёт, заливается! Это ты, мужик, дурак. Теперь ты жоне твоей без надобности. Хуйня есть-пить не просит, портов не носит, самогонку не пьёт, чесноком не воняет, а радости бабе – по самое прости господи. Так-то!

Растерялся мужик, помочи-совета у соседа просит.

А сосед подмаргнул, руку под лавку просунул и вытащил на свет пиздец. Ну, братцы, полный пиздец! Глаз не оторвать: кровь с молоком, да и только.

"Вот, – говорит сосед, – на заимке прошлой зимой подобрал. Гляжу, вроде ничейный. Отморозил ево, рубаночком так слегка прошелся – как с магазину! Ну, наутро бабу свою выгнал конешно, нашто она мне? Сам вишь..."

Мужик пиздец так щупает и щупает – нравится он ему.

"Дай, – говорит, – соседушка мне ево до Петрова дня, а я денег накоплю, свой пиздец куплю, бабу выгоню, да и заживу себе в радость".

"Не, – говорит сосед, – не дам. А то ты мой пиздец неловко испортишь, али вовсе потеряешь. Да и денег-то таких у тебя нету".

Вобщем спроводил сосед мужика из дому.

Сунулся тот к себе – заперто. Точно, не пущает его жона. Вот хуйня-то какая!

Тыкнулся назад, к соседу – и сосед не пущает.

Пиздец!

Сашу Коротича, пьяного от успехов в области дизайна телевизионных программ всея Руси, Земля, Солнечная Система, убил камнем по голове около его подъезда дома в Москве какой-то чёрт. Убил прямо в полдень и улетел. Многие этого чёрта видели улетающим, но никто не помнит, как он выглядел. Некоторые поговаривали, что это был сам Азазель.

Бомж или наркоман.

Еще один "висяк" в Московском Уголовном Розыске.

Такие дела.

СВЕРДЛОВСК

Спустя несколько месяцев, когда мы с Петюней и думать то уже забыли о нашем неофициальном запросе на высоком уровне к Вождю и Учителю, как вдруг! А если точно, то это случилось 22 апреля 1987 года, в день, когда мы ожесточенно, всем дружным коллективом группы 309 справляли именины и день рождения Ильича на уроке живописи. В дверь аудитории постучали, поманили меня белой рукой в тёмном костюме и этой же рукой повели по тёмному коридору второго этажа в не менее тёмную комнату спецотдела института.

В тёмной комнате, в самом тёмном углу стоял темный, тёмный стол. Около тёмного, тёмного стола стояло два, как вы догадываетесь, темных стула. На одном из них, темнее тучи, тяжело уставившись в свои заскорузлые от непомерной работы на непомерной кафедре Скульптуры тёмные ногти, (а точнее рукти) сидел Петюня. Петюню холёные, белые руки в тёмном костюме незадолго до моего появления привели по тому же тёмному коридору.

"Приводные руки" в костюме цвета нэйви принадлежали преподавателю Истории КПСС тов. Толмачёву В.В., активно совмещающему свою преподавательскую работу с работой куратора от Комитета Государственной Безопастности, что на улице Ленина 17.

Тов. Толмачёв В.В. белыми руками, с красным от праведного гнева лицом, начал махать перед нашими некрасивыми русскими картофельными носами пачкой документов с незнакомыми, пугающими своей незнакомой красотой, иероглифами, с большими красными печатями и жирными залихвацкими росписями.