сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
Имеется в виду, не выйти из этих стен живым. Если бы не его фатализм, если бы не постоянное заигрывание со смертью, возможно, и позволившее ему выжить во всех передрягах.., он бы уже давно был зарыт где-нибудь на нерусской земле. И он вновь отхлебывал красный холодный коктейль и старательно, толчками выдохов пытался изобразить кольца дыма. В принципе все и так ясно, размышлял он. Сегодня торжественный ужин завтра развлечения. За это время надо детально проработать план, как выйти из всей этой фантасмагории не просто живым, но и с прибылью.
Зазвонил телефон. Николай снял трубку. Вежливый голос попросил Николая Ивановича и сразу перешел к делу.
– Пожалуйста, назовите ваши данные.
От неожиданности Николай не сразу понял, что от него хотят. Первой мыслью было, что вот профукал инициативу и уже выясняют его весовую категорию, чтобы подобрать противника. Мысль, конечно, идиотская. Он представил себя, выходящего на ринг с медведем одного с собой веса, и фыркнул. Конечно, это Нина, ее распоряжение. Но все равно переспросил:
– Для чего?
– Распоряжение Нины Отариевны. Мы должны подобрать вам гардероб к ужину.
– Ага! Ну валяйте.
– Ваши данные. Рост, вес, размер обуви. Все, что помните.
– Рост – сто девяносто пять. Вес – сто пятнадцать.
Объем талии – девяносто пять, груди – сто тридцать, плеч – сто сорок пять. Что-нибудь еще? Да, размер обуви – сорок пять.
– Странно, – проговорил голос в трубке, – вы не портной случайно?
– Это почему же? – предположение рассмешило его, и он ухмыльнулся.
– Обычно, кроме роста и веса, никто о себе ничего не знает. Кроме женщин, конечно. Хотя у вас такие габариты… Вы, наверное, спортсмен?
– Что-то вроде этого.
– Ну хорошо. Через полчаса вас устроит?
– Вполне.
– Ждите, – сказал голос и спрятался за короткими гудками.
Николай рассматривал себя в зеркале, когда зашла Нина. Незадолго до этого принесли смокинг, причем вежливый голос звонил еще раз, прося извинить за задержку, поскольку возникла необходимость подогнать… Фигуры, знаете, не всегда стандартные, сейчас мало атлетически скроенных мужчин. Наконец пришли двое: пожилой мэтр с круглым брюшком и подмастерье из банка в зеленом галстуке и с чехлом в поднятой руке, где и находился заветный костюм. Когда Николай оделся, его огладили, сдули пылинку, отошли в сторону, вновь подошли, замерли в профессиональном экстазе и тихо удалились.
В зеркале же напротив громадный, косая сажень в плечах молодец, плавно поворачиваясь туда-сюда, пытливо, но с явным удовольствием на слегка покрасневшем от первого загара лице, придирчиво оглядывал себя. Костюмчик, даром что подгонка шла по телефону, сидел как влитой. И вообще, словно бы светился, озаряя мимоходом и владельца, то бишь самого Николая.
Такого, несколько нарциссированного Николая и застала Нина. Впрочем, он тут же забыл о собственной персоне, очарованный таинственным и прекрасным эльфом, радостно представшим перед ним. Она была в темно-сиреневом бархатном платье, плотно облегавшем ее высокую грудь, талию, а дальше свободными текучими складками низвергающемся до тонких сухих щиколоток. В черных волосах что-то ярко-жемчужно сверкало. Лебединую шею украшало жемчужное колье. Все эти подробности хоть и были отмечены им, но скорее профессионально, закоулками сознания. На самом деле, он ничего не видел, кроме самой Нины. И в очередной раз даже сильнее, чем недавно на пляже, Николая поразила ее красота. На пляже он был пьян другим. Теперь, когда предстоящее мероприятие словно бы возвело социальную границу между ними, он увидел: Нина не просто красива, она прекрасна. И это еще больше отдаляло ее. Не потому, что он побаивался таких совершенных женщин, отнюдь нет, просто считал, что все, имеющее налет божественности, должно находиться в эмпиреях. Его мгновенное остолбенение быстро прошло; сполна насладившись произведенным эффектом, Нина смотрела на часики.
– Уже двадцать пять минут восьмого. Пора идти.
По замыслу отца, я должна взять на себя роль хозяйки вечера. Хотя бы в начале. Так что какое-то время обойдись без меня.
Нина окинула его взглядом, что-то промелькнуло на ее личике.
– Тебе, наверное, и не дадут скучать…Такому…мужчине. Все, пошли, – решительно сказала она и взяла его под руку.
Уходя, он еще успел увидеть в зеркале, как их отражения тоже параллельно ускользают в совершенно похожем и совершенно недоступном мире.
Они вновь повторили вчерашний путь, и вновь, вступив на транспортер под неусыпным взором Качаури, Николай подивился чудовищным затратам, произведенным ради пустого эффекта. За эти деньги вполне можно было бы построить еще один лифт.
Вечер уже начался, судя по количеству людей, собравшихся здесь. Отовсюду несся равномерный, как в улье, шорох движения, фон голосов и приглушенная музыка. С прошлого раза здесь все изменилось. Что?
Да, убрали столики по всему залу. И еще что-то?.. Зал стал больше… Возможно, убрали стены между соседними залами. Может, так и было предусмотрено изначально? Вместо стен – огромные экраны, на которых негромко исполняли песни… Газманов, теперь вот Долина. Видимо, чтобы все это не превратилось в какофонию, звук был предельно приглушен. Нина, сжав его руку, ушла. Везде стеклянистые колонны, которых раньше не было, сквозь них головокружительно сновали разноцветные тени, расплывчато акварельные.
Народ все прибывал и прибывал. Почти у самой стены, занимая едва ли не третью часть огромного помещения, находилась возвышенность, двумя большими крылами охватывая весь зал. На этом, скорее, помосте, разделенные равными промежутками для прохода, были ступенчато расставлены столы; выше всех находились столы заднего ряда. Люди в зале медленно передвигались по залу, беседуя друг с другом. Было очень много молодых женщин, разодетых столь откровенно роскошно, что все это походило на ярмарку.
Может, здесь и была ярмарка. "Тщеславия, например", – подумал Николай.
Он не знал, куда смотреть. Перед ним стоял высокий мужчина, держа под руку женщину в багрянце с узором "павлиний глаз". Мужчина повернул голову, и Николай узнал в нем серого господина из гигантского "Крайслера". Теперь на нем был костюм из черной ткани с едва заметной мерцающей полосой и такого же неземного покроя. Он тоже узнал Николая, но, видимо, не мог вспомнить, где его видел. Кивнул, потом вдруг вспомнил и, нахмурившись, отвернулся. "Элита", – со злобой подумал Николай и отошел. Между тем певцы и певицы со стен куда-то исчезли, белодымчатые стекловидные плоскости озарились цветными вспышками. В глубине, на центральной части помоста, где находился самый большой из столов, началось какое-то особенно заметное шевеление. Высокий свод тоже зажегся быстрыми цветными зарницами. Вдруг тяжелый пурпурный отблеск, профильтрованный сквозь прозрачный материал свода и настенных экранов, озарил всех собравшихся. Казалось, в самом дальнем углу гигантского зала зажгли электрическую дугу, сродни сварочной, только цветную и огромную.
Разноцветье беспрерывно скачущих между экранами и по потолку лазерных огней потускнело; млечность параболических сводов и настенных экранов начала розоветь. Воздух загустел, стал быстро насыщаться запахами; Николай уловил хвойный, но тут же началась какофония тропических цветочных ароматов, и все присутствующие, видимо, бывшие здесь уже не раз, захлопали в ладоши. На экранах появились: чье-то огромное лицо, его быстро сменило изображение животных.., люди в римских латах, вероятно, гладиаторы, оскаленная морда тигра.., и вновь вспышка, уже зеленая, после которой повсеместно утвердился над залом огромный лик Качаури, величественно загремевший:
– Уважаемые господа! Рад приветствовать вас на открытии очередных ежемесячных игр, на этот раз пополнившихся новыми участниками, которые никого из нас не разочаруют.
Качаури переждал спонтанные выражения одобрения, новые рукоплескания, снисходительно повел огромными глазами с красными сосудами в белках и объявил:
– А теперь, господа, прошу занять столы. Вечерняя развлекательная программа начинается.
Новичков среди присутствующих Николай узнал сразу. Это было нетрудно. Люди вокруг между тем начали броуновское движение, быстро упорядочившееся. Новичков извлекали из толпы официанты и провожали на места. Кто-то взял Николая за локоть. Он оглянулся. Это была Нина.
– Пойдем, – сказала она, увлекая его за собой.
Николай уже ни минуты не сомневался, что Нина активно участвует во всем этом грандиозном действе, по крайней мере в роли управительницы, в чью задачу входит доставить бычка, то есть его, Николая, до места заклания. И странно, не было у него на нее злости. Видимо, потому, что с самого начала она представляла иную сторону, а возможная ее роль прямо вытекала из этого. Конечно, было неприятно: слишком естественно играла она свою роль. Ну да ладно, тем более руки у него развязаны, думал он, еще повоюет.
Нина вела его к центру возвышения. Они поднялись по ступенькам к большому столу, сервированному с внешней стороны, скорее всего для того, чтобы обзор любого из приглашенных не был ущемлен и экраны, а главное, все пустующее пространство зала было открыто. На крыльях помоста столы располагались рядами, каждый последующий выше, как ряды стульев в театре. А кроме того, – только сейчас заметил, – поверх потолка, оказавшегося искусственной лазерной иллюзией, шла галерея, где сидели гости рангом пониже, так или иначе, отметил он, все эти сотни приглашенных нуворишей были пристроены.
На настенных экранах вновь появился Качаури, во главе стола ждал, пока дочка Нина не подведет бычка.
Подвела.
– Уважаемые господа! Позвольте представить вам нашего нового гостя, Казанцева Николая Ивановича.
Тут вдруг Качаури исчез с экранов и на его месте возникла худощавая злобная физиономия. Его, Николая. Собственная. И он отвлеченно, в который раз, подивился, что в нем, таком неандертальном, находят женщины. Впрочем, ладно.
Он обвел глазами рукоплещущий зал и поднял кулак в жесте приветствия. Исполинский кулак с ороговевшими костяшками погрозил со всех стен. Народ почему-то зашелся в восторге.
Но вот сели. Качаури, слева Нина, потом он, Николай. Рядом с ним сидел страшно знакомый мужик: чей-то представитель, что ли? Плевать. Ему было немного смешно, но, в общем-то, пережил он всю эту комедию довольно неплохо. Поражала только исключительная наглость и уверенность в себе Качаури. Он даже не удосужился ввести его в курс дальнейших событий, полагая, что птичка (или бычок) все равно в клетке. Подумав о клетке, он вспомнил Коляна, где-то сидевшего в настоящей клетке.
– Я тебе все объясню. Потом, – шепнула ему Нина.
– Тебе что-нибудь положить? – галантно спросил он.
– Спасибо. Официанты на что?
И действительно, из-за спин вытягивались руки, наливая фужеры, рюмки, бокалы. Чтобы отвлечься, он занялся едой, в изобилии представленной на столе.
После первого приступа голода, который он утолил жареным мясом, приготовленным по изысканнейшему рецепту, чего, кстати, Николай не заметил, он хлопнул сто граммов водки и вновь принялся за мясо. Следящая за ним Нина пальчиком подозвала двух лакеев-официантов, те, следуя приказу волшебного перста, поставили перед Николаем сразу приглянувшегося ему поросенка и трех жареных, похожих на воробьев-переростков перепелок. Баловство в виде птичек попробовал, понравилось, еще выпил водки, съел кусок убиенного младенца свиной национальности и вдруг заметил поблизости красно-коричневого омара, которого, впрочем, уже кто-то начал разнимать на сегменты. Перенятым у Нины движением пальца стронул с места дюжего лакея, у которого под фраком наверняка прятался "узи", а в "бабочке" бодрствовала телекамера. Лакей понял его желание, проследив за направлением перста, бесцеремонно указывающего на чужой пир, вздрогнул, зыбко исчез. Николай добавил еще граммов сто, как вдруг перед ним материализовался личный омар, который вместе с пивом и занял его на некоторое время.
Нина же улыбалась очень довольная.
А внизу уже некоторое время, как чертики из шкатулки, наяву возникали газмановы, лещенки, Киркоровы, потом пожаловалась на судьбу Долина, Укупник не захотел жениться на женщине, все это обретало громадную ипостась на стенных экранах и время от времени там мелькал и его, Николая, насыщавшийся лик, после чего лица избранной публики обращались к нему, и приходилось, не вставая, делать величественный жест рукой, премного его веселивший.
Так пролетел час, в течение которого вокальная богема неутомимо пела. Вдруг, словно по взмаху дирижерской палочки, народ стал стекать вниз, и начались танцы.
К этому времени омар был съеден, запит пивом, чувствовал себя Николай великолепно, а необычность ситуации и, главное, его личная роль во всем этом – все возбуждало и пьянило. Он встал и помог встать Нине. Когда они спускались по ступенькам, на них смотрели. Из танцующих большинство мужчин были пожилого возраста, женщины же – молоденькие. Вероятно, власть приехала сюда преимущественно с секретаршами. Знакомых лиц действительно было много. Впрочем, узнавать знакомые по телевизору лица было почему-то так противно, что он предпочел просто танцевать, не глядя по сторонам.
– Ты что, же, весь год здесь обитаешь? – спросил он Нину.
Она обняла его за шею, прижалась всем телом, и маленькие ножки в сиреневых туфельках легко и мерно задвигались по скользкому паркету в такт музыки.
– Конечно, нет. Я учусь.
– Школьница?
Она улыбнулась, и через его плечо продолжала разглядывать зал; несмотря на то что все здесь ей были известны и волшебный блеск первых девичьих впечатлений уже потускнел, все же она была возбуждена. Власть, тем более когда сам пребываешь в центре всего, чарующе притягательна и дивно, прелестно пьянит.
– Я учусь в Англии. В колледже. А через год поступлю в Оксфорд. Или в Америку поеду, в Кембридж. Как папа решит. Он все за меня решает, мой папа.
Николай отметил изменение интонации, но не особенно обратил внимание. Другая мысль уже овладела им, он обдумывал…
– А ты не хочешь? – машинально продолжал ее расспрашивать.
– Что? Учиться? Люблю, – сказала она, тоже думая о чем-то своем.
В этот момент музыка прекратилась. Нина посмотрела на его лицо, близко склоненное к ней, и ему показалось странным после всего, что творилось тут с ними, найти этот взгляд, полный любви. Ах! Нежность, любовь, ненависть, предательство, смерть.., все вместе, что может быть ближе!.. И почему он об этом подумал, встретившись с ней взглядом?..
Они вернулись к столу, но не сели. Остановились с внешней стороны, подняли бокалы с вином (за полнотой бокалов следили бдительные официанты) и стояли, наблюдая за мельтешеньем черно-пестрых фигур внизу. Рядом пышно-важный папа Качаури потчевал известного демократа в рясе, кажется, прошлогоднего созыва, но успевшего зацепиться за власть коготками. А иначе, чего бы ему здесь делать?
– Вы, уважаемый Отари Карлович, не понимаете, как и все, впрочем, что бога, рая, мира в душе нельзя достичь мишурой. Посмотрите вниз, посмотрите на этих блестящих людей, цвет новой России, элиту. Если бы можно было сейчас заглянуть им всем в душу, в душу, я повторяю, не в мысли – для этого и усилий предпринимать не надо, да, в душу, вы бы увидели все круги ада, так красочно описанного Данте. Вы меня понимаете, уважаемый Отари Карлович?
– Вы пейте, батюшка, пейте.
– Рай и ад! – морщась, продолжал демократ-расстрига, целясь вилкой в маринованный огурец. – Никто здесь не понимает, нет. Все: сатана, бог, рай, ад – все в душе. Душа – космос, душа – вселенная.
Сатана – отец лжи. Если человек лжет – во благо ли другим, себе, – он в руках сатаны. У всех у нас в душе ад, как мы ни хорохоримся.
– Так вы, батюшка, ересиарх, – добродушно заявил Качаури, подмигивая Николаю. – А может, вы вообще атеист, признайтесь. Здесь все свои.
– Верую, верую, что когда будет рай в душе…
– Это вы уже говорили, батюшка, – прервал его Качаури. Видимо, ему доставляло удовольствие произносить это – "батюшка". – А как же после смерти?
Там есть рай?
– Сын мой! Рай – отсутствие сатаны. Сделай рай в душе, живи без сатаны, тогда и после смерти попадешь в рай.
– Вы, батюшка, софист. В любом раю, особенно доморощенном, всегда заводится свой змей, – обреченно покачал головой Качаури. И добавил:
– В раю тепло, там яблоки…
– Я ненадолго отлучусь, – сказал Николай Нине, поставил пустой бокал на стол.
Качаури тут же небрежно спросил:
– Вы нас надолго покидаете? Разве вам не весело?
– Как же здесь может быть не весело? – заметил Николай, кивая на пестрое, пронизываемое цветными вспышками шевеление внизу. – Никогда не был на подобной.., тусовке.
– Мне еще хотелось с вами поговорить.., детальнее, – многозначительно сказал Качаури.
– Я скоро вернусь, – пообещал Николай и стал спускаться вниз.
Внизу оглянулся: все – Барон, Нина, даже расстриженный демократ – смотрели ему вслед. С разными выражениями. Николай махнул им рукой, и улыбки вернулись на их лица.
Глава 24
КУНСТКАМЕРА
