Текст книги "Вечное Евангелие (СИ)"

Автор книги: Михаил Строганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 16. Скажи нам, когда это будет?

Перед великими потрясениями человечество как бы оказывается в оцепенении, в возмутительном нравственном бесчувствии, заполненном мелкими и мелочными страстями, в которых и жизнь со смертью становятся ничтожными и пустовесными.

Онемение продлится недолго: не успеют люди убедить себя в том, что наступили "мир и безопасность", как внезапно разразится буря. Поколение за поколением упрямо забывает, что затишье ей обязательно предшествует...

Это состояние – начало конца – лучше всех прочувствовал Иван Сергеевич Тургенев. Даже не прочувствовал, а описал пережитое во сне как наяву:

"Чудилось мне, что я нахожусь где-то в России, в глуши, в простом деревенском доме...

Я не один; человек десять со мною в комнате. Люди всё простые, просто одетые; они ходят вдоль и поперек, молча, словно крадучись. Они избегают друг друга – и, однако, беспрестанно меняются тревожными взорами...

Ах, как бы уйти отсюда! Как душно! Как томно! Как тяжело!.. Но уйти невозможно.

Это небо – точно саван. И ветра нет... Умер воздух, что ли?

Вдруг мальчик подскочил к окну и закричал тем же жалобным голосом:

– Гляньте! гляньте! земля провалилась!

– Как? провалилась?!

Мы все столпились у окон... Ужас леденит наши сердца.

– Вот оно... вот оно! – шепчет мой сосед.

И вот вдоль всей далекой земной грани зашевелилось что-то... Одна сплошная чудовищная волна обхватывает весь круг небосклона. Она летит, летит на нас! Морозным вихрем несется она, крутится тьмой кромешной. Всё задрожало вокруг – а там, в этой налетающей громаде, и треск, и гром, и тысячегортанный, железный лай...

Га! Какой рев и вой! Это земля завыла от страха...

Конец ей! Конец всему!

Мальчик пискнул еще раз... Я хотел было ухватиться за товарищей, но мы уже все раздавлены, погребены, потоплены, унесены той, как чернила черной, льдистой, грохочущей волной!

Темнота... темнота вечная!.."

Сон Тургенева – как отчётливо вычерченная схема, неизменно повторяющаяся перед каждой надвигающейся катастрофой: душно, томно, тяжело, невыносимо. Да и как иначе, когда день за днём разменяно по пустякам всё живое, плодотворное, благословенное? Нет ни выхода, ни надежды на избавление, потому что не имеют в сердцах своих люди веры в Бога, не запечатлён в умах образ Христа.

Задолго до Рождества древнегреческий мудрец Протагор заявил: "Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют". Тогда над его словами потешались... Современники не могли ни понять, ни принять их потому, что адресованы они были грядущим векам, сказаны "на вырост". Как иголка в стогу сена, так среди множества "соломенных утверждений" Протагора эти слова были прозрением человека о Сыне Человеческом...

Человек, отрекаясь от Христа, всему теряет меру, не может различать ни знамений времён, ни знаков собственной судьбы, обрекая себя бессрочно маяться в обезличенном "казённом доме". Без веры, надежды и любви. Без Спасителя – оттого никто и не спасёт...

Потому клевещущий на Сына Человеческого – на себя клевещет и от себя самого отрекается. Свидетельствует против своего бытия от мига зачатия и до последнего вздоха... Кем станет отрёкшийся от образа и подобия Божьего? В народе таковых называли "нелюдь": от рода человеческого отошедший, к звериному не приставший...

Тургенев, находящийся уже при дверях своей смерти, проснулся; но большинство не проснётся никогда. Не захочет, не сумеет и не посмеет. Потому что, очнувшись, надо посмотреть в глаза Христовы, а как посмотреть в Них, когда у самих душа выхолостилась, а глаза как пуговицы оловянными стали? Последовавший за сном писателя XX век будет тому подтверждением...

В ожидании, когда разверзнется земля и скроется небо, свившись как свиток, апостолы спросили Сына Человеческого: "Скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века?"

Иисус сказал им в ответ: "Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: "Я Христос", и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это – начало болезней.

Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец".

Глава 17. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе

Жизнь человеческая – что маков цвет: в одно мгновение поднимается от земли, красуется, полыхает, как негаснущая свеча на ветру. Но не успеешь оглянуться – и нет его, как не бывало прежде: взамен алого цвета на месте пылающих лепестков уныло возвышается серый могильный камень...

Правда жизни горька, реальность безжалостна, целесообразность природы вещей невыносимо жестока. Отчаиваешься ли, захлёбываешься ли от слёз, нисходишь ли в тень смертную – мир не то чтобы сжалится – и бровью не поведёт...

Под ногами и над головой – хоровод бессмысленной Вселенной, бесконечно кружащегося часового механизма, из ниоткуда возникшего, невесть зачем разросшегося и ожидающего часа, чтобы схлопнуться вновь...

На воздушном океане,

Без руля и без ветрил,

Тихо плавают в тумане

Хоры стройные светил...

Час разлуки, час свиданья

Им ни радость, ни печаль;

Им в грядущем нет желанья

И прошедшего не жаль...

Весь упорядоченный Космос от начала до конца подобен неведомо зачем раскинувшейся дороге, которая была всегда, а потом взяла и раскисла грязью прошлогоднего снега...

Мучительно размышляя о смысле земного пути, за год до своей смерти Василий Шукшин пишет рассказ "Жил человек". Впрочем, назвать исповедь совести рассказом – всё равно что псалмы определить поэзией, потому что на грани жизни и смерти душа не фантазирует, а разум не сочиняет:

"Я проснулся от торопливых шагов в коридоре, от тихих голосов многих людей... И почему-то сразу кольнуло в сердце: наверно, он. Выглянул из палаты в коридор – точно: стоит в коридоре такой телевизор, возле него люди в белых халатах, смотрят в телевизор, некоторые входят в палату, выходят, опять смотрят в телевизор. А там, в синем, как кусочек неба, квадрате прыгает светлая точка... Прыгает и оставляет за собой тусклый следок, который тут же и гаснет. А точечка-светлячок все прыгает, прыгает... То высоко прыгнет, а то чуть вздрагивает, а то опять подскочит и следок за собой вытянет. Прыгала-прыгала эта точечка и остановилась. Люди вошли в палату, где лежал... теперь уж труп; телевизор выключили. Человека не стало. Всю ночь я лежал потом с пустой душой, хотел сосредоточиться на одной какой-то главной мысли, хотел – не понять, нет, понять я и раньше пытался, не мог – почувствовать хоть на миг, хоть кратко, хоть как тот следок тусклый, – чуть-чуть бы хоть высветлилась в разуме ли, в душе ли: что же это такое было – жил человек... Этот и вовсе трудно жил. Значит, нужно, что ли, чтобы мы жили? Или как? Допустим, нужно, чтобы мы жили, то тогда зачем не отняли у нас этот проклятый дар – вечно мучительно и бесплодно пытаться понять: "А зачем всё?" Вон уж научились видеть, как сердце останавливается... А зачем всё, зачем! И никуда с этим не докричишься, никто не услышит..."

От дней Адамовых жаждет справедливости род человеческий, ищет смысла своего существования, а жизнь поколению за поколением доказывает, что она и несправедливая, и бессмысленная, и беспамятная... Так было, пока не пришел Сын Человеческий победить мир и отменить бесчеловечные законы его.

За кого же пошел Иисус Христос на крест, за кого испивал горькую чашу мира сего? За всех невинно убиенных, оклеветанных напрасно, замученных, преданных, обманутых, оставленных в нужде, покинутых в горе, преданных забвению... За всех униженных и оскорбленных этим миром от сотворения до конца дней, чтобы каждый имел право обращаться к своему Создателю и Отцу вместе с распятым на кресте Сыном Человеческим: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?"

Так святое Евангелие провозглашает окончательно и навсегда, что человек более не прах и не тлен, а восставший во славе Христовой образ и подобие Божие; и что смерть упразднится Его любовью и Его искуплением души многих облекутся в нетление; и что нет над нами иной силы, как власть кроткого Царя Небесного, который "трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит".

Вот тут бы и ухватиться людям за Евангелие, принять Христа как Спасителя, признать Его слова как высшую власть и прямое руководство к жизни... но куда проще жить по "лицемерию лжесловесников, сожженных в совести своей", пытающихся то отменить Христа, то приспособить к своим нуждам...

Как бы ни менялись времена и нравы, какие бы перемены ни сотрясали род человеческий, – Евангелие неизменно и вечно. Как неизменен и провозглашенный закон Христов, определяющий творившим добро – воскресение жизни, а делавшим зло – воскресение осуждения: "Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день".

Глава 18. Вы – соль земли

Нет в мире более бесчеловечной пытки, чем быть человеку одному. Не в одиночестве уединения, а одному совершенно: без книг, без обычного непритязательного вида из окна, без ненароком оброненных слов, без случайно выхваченного скользящего взгляда... Душа истаивает в одиночестве, разум поедают стены, само существо человеческое растворяется, отчего все составляющие черты личности меняются до неузнаваемости. Неслучайны свидетельства узников, которые после долгого одиночества с неописуемой радостью встречали своих бесчувственных надзирателей...

Одиночество духовное ничем не легче физического, только накрывает медленнее и проникает глубже. Обостряет чувства до отчаяния, доводит разум до исступления, заставляя разувериться не только в родных и близких, но и во всех людях.

Незаметно гложет одиночество, нерв за нервом перерезая душу, пока всё прежде дорогое, живое, светлое не обернётся никчёмными тенями. Не успеет оглянуться человек, а жить как бы и незачем, только и остаётся, что "убивать время" да "небо коптить".

Как бы старательно ни искал, ни спрашивал современный человек о смысле своей жизни, в ответ приходит один и тот же ироничный афоризм: "Бытие человека загадочно, и эта загадочность весьма похожа на бессмыслие".

Но душа, если она живая, не станет довольствоваться подброшенной жвачкой для чувств, не захочет жить в шорах для разума, не станет почитать вавилонскую башню за Дом Божий. Рано или поздно воззовёт к таким глубинам сознания, так перевернёт естество, что не отмахнёшься и не отшутишься.

Больше смерти боится душа одиночества – даже не физического, телесного. Не выносит она бессмыслицы онтологической, потому в каждом явлении будет находить знамения, в каждом событии видеть знаки своего неслучайного появления на свет, в каждом потрясении основ угадывать Промысел Божий.

Быть может, лучше всех это прочувствовал Иван Шмелёв – не как писатель, а как русский человек, потерявший Родину и сына, вдоволь испивший чашу изгнанника и скитальца: "Дни наши – черные. Народы на распутьи. Чувствуется тревога всюду – куда идем? Ждут перемен и потрясений. Падает сила права, бесстыдство уже не прячется под маской. Узнали мы много-много; повидали, можно сказать, историю: цену международной нравственности знаем, "братство народов" знаем... – чего только не знаем! Глушат нас шумы. Слышим ли еще в ушах этот внешумный возглас – Христос Воскресе? Жив ли в нас тонкий духовный слух, различим ли внешумный возглас? Отзовемся ли на него – Воистину!?..

В великом сонме Святых, кого своими нарек народ, вы признаете дух единый, родной и нам; и в Сергие Радонежском, и в Тихоне Задонском, и в Серафиме Саровском, для кого немолчно звучал животворящий возглас – Христос Воскресе! А теперь – разве они чужие? Наши они – всегда, навечно. А если наши, не затеряется в шумах возглас – Христос Воскресе! Святые наши – хранители Идеала нашего, Правды Божией. Это искание Правды, неутолимое русское стремление строить жизнь с Богом и по-Божьи, взыскание Града-Божия, Китеж-Града, сокрывшегося от Зла, – разве пропало в нас? Не вы ли его искатели, этого Града-Божия, потерявшие "гард родимый", ныне трудящиеся во имя Града? Самое бытие ваше здесь, на пути христианском, не продолжение ли пути заветного? И не вам ли звучит так ярко этот бесшумный возглас – Христос Воскресе?! Не с ним ли идете в мир? Не с ним ли работаете в шахтах, на фабриках, на полях, на виноградниках, на дорогах, свидетельствуя о Вечном Свете? Им освещайте жизнь, Им заглушайте шумы, Им пробуждайте человека, созданного по образу Господню. Это высокий подвиг, выпавший нам на долю, принятый нами Крест и благословение, иго и бремя...

Тяжкий камень лежит на жизни – на мировой жизни, не только на русской жизни. Работникам во Христе дается от Бога сила – отвалить этот камень от гроба – и жизнь воскреснет. Жизнь по Правде, по-Божьи, та жизнь, о какой искони мечтала душа народная, о какой и мы все тоскуем. И если мы все проникнемся нашим извечным долгом, которому вольно или невольно изменили отцы и мы, если мы будем будить друг в друге неутолимую жажду Христовой Правды, вести ее в жизнь неутолимо, – придет неведомый срок, когда победительно воспоют изведенные из земного ада: "Пасха нетленная – мира спасение!"

Эти написанные почти век назад слова звучат пронзительно точно, словно произнесены для нас. Сегодня, как может быть никогда во всей истории человеческой, князь мира сего стремится дискредитировать, ниспровергнуть Христа, а если не выходит – тогда украсть Его имя, приватизировать Евангелие, поставить себе на службу, отобрав Его у тех, кому Он возвестил благую весть даром...

Господь Иисус Христос – один для всех, для каждого на все времена. Своим последователям Он прямо говорит: "Вы – соль земли" и "Вы – свет мира". Так может ли человек быть одиноким перед лицом нищеты, болезней, предательства, обесценивания смыслов и даже смерти? Нет, если он со Христом. И неважно, насколько ты бесхитростен или опытен, умудрён прожитыми годами или только вступаешь на жизненный путь. Для того чтобы быть со Христом, достаточно только услышать Его голос в своей душе: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною".

Глава 19. Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем

Можно ли сегодня быть со Христом? Что значит поверить в Него? Какие слова сказать, чтобы Он услышал и принял?

Труден путь ко Христу и прост одновременно. Кажется совсем рядом, перед тобой, но только захочешь прикоснуться – вновь ощущаешь себя ребёнком, пытающимся дотянуться до звёзд...

Идти ко Христу – всё равно что читать Евангелие: сколько ни перечитывай, перед тобой будет новая книга. Всё в ней предельно ясно, но чуть заглянешь глубже – перед глазами открывается бесконечная Вселенная, в которой песчинка не ты сам, а вся бескрайняя солнечная система...

Из полёта души в беспредельность и рождается вера. В ней – подтверждение нашего родства с Богом, всеобъемлемость души, стремящейся раздвинуть и упразднить горизонты, изведать все тайны бытия. Потому вера никогда не остановится, не насытится, не перейдет. И если когда-нибудь род человеческий утратит веру – значит он исковеркает и предаст саму природу, перестанет быть собой.

Так можно ли жить без Сына Человеческого? Можно ли обойтись без Него? Не принимая Христа, человек не живёт, лишь носит имя, будто жив, но на самом деле мертв.

Вера в Сына Человеческого – это освобождение от рабской зависимости смерти и скотского состояния жизни, исправление несовершенства природы по Его слову: "Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный".

Вера в Иисуса Христа – это вознесение, устремлённое сквозь миры, с лёгкостью соединяющее неведомые измерения и пространства. Знаменитое зерно горчичное, сию секунду расцветающее в ладони Господа Эдемским садом. Чудо, возведённое в правило бытия.

Царствие Небесное открывается в нас внутренним светом, который переполняет душу как сосуд, а затем разливается через край живительной силой. Это хорошо известно каждому молитвеннику, да и просто человеку, размышляющему о Христе.

Потому многие, не понимая умом, сердцем исповедуют Иисуса Христа, томятся, как ветхозаветные праведники, оттого, что никак не могут встретиться с Ним. Именно об этом говорит в "Дневнике писателя" Фёдор Достоевский:

"Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно, так, но Христа он знает и носит Его в своем сердце искони. В этом нет никакого сомнения. Как возможно истинное представление Христа без учения о вере? Это другой вопрос. Но сердечное знание Христа и истинное представление о Нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей. Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания..."

Господь на Своей Тайной вечере каждому Сам омывает ноги: "Омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь". И, преломляя хлеб, отдает Свою плоть не человека, но Бога – колосящуюся золотыми нивами полей. И, наливая вино, причащает Своей кровью – душою Творца, изливающуюся щедростью земных плодов. Господнее достаётся верующим – верным по праву родства – в святое законное наследство.

Тому свидетельствует Христос, говоря: "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную".

Быть с Христом – легко, если твои "руки неповинны и сердце чисто", если ни за пазухой, ни на душе не лежит камень Каина. Не Сам ли Господь сказал об этом: "Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко".

Эти Евангельские, оттого уходящие в бесконечность слова более века назад прекрасно объяснил русский философ Владимир Соловьёв:

"Во всяком сомнительном случае, если только осталась возможность опомниться и подумать, вспомните о Христе, представьте Его себе живым, каков Он и есть, и возложите на Него всё бремя ваших сомнений".

Это самый короткий, прямой и верный путь от вашего сердца к прославленному Сыну Человеческому и Богу, прославленному в Нём.

Глава 20. Ибо всякий огнем осолится

Чашу судьбы человек пьёт один. Чашу отчаянья и скорби, возникшую из недоеденного Адамом и Евою запретного плода, век за веком наполняемою невинной кровью, жестокосердием, нечистотой, ложью, мерзостью души и ума...

В самый горький час ни поддержать, ни утешить, ни помочь некому; и зачастую случается так, что "враги человеку – домашние его". Самые близкие внесут свою долю, вольют желчи и яда в чашу беды, чтобы переполнилась она и выплеснулась из краёв. И брат восстанет на брата, и сын предаст отца, и в роковой миг испытания скажет жена, как некогда многострадальному Иову: "Ты все еще тверд в непорочности твоей! Похули Бога и умри".

Когда уже выплаканы глаза и для молитвы не осталось ни просьб, ни слов, захлебнётся твоё сердце в безнадёжности. Зайдется, растерзает само себя... Отчаяние иссушит ум и разъест волю, а после примется пожирать душу воспоминание за воспоминанием, да так, что и сам не заметишь, как от всего отступишь, от всего отречёшься, всё предашь:

"После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов и сказал: погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет!.. Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?.."

Ширину чаши судьбы не измерить, не найти её края, глубину не определить – нет у неё дна... Как же испить её до конца, осушить до последней капли? Кто посмеет решиться, да и в силах ли кто?

"И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты... И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю..."

Однажды Сын Человеческий сделал то, что прежде было никому невозможно. Чаша была выпита до дна за весь род людской, чтобы никогда никакая душа не сгинула в ней бесследно, не растворилась, не истаяла прахом. Что если и родился человек на страдание, так только затем, чтобы устремиться вверх, как искры...

Умирающий Гоголь смог прозреть то, что прежде силился и не мог высказать: "Одно только здесь ясно, что крест дан Тем, Кто дает одно благо, благо в разных видах, или в виде ясного, понятного нам счастия, или в виде тяжкого, непостижимого для нас страдания. В таком убеждении великая сила; но и эту силу мы получаем от Бога..."

Потому изнемогающий – знай, отрешившийся – услышь, разуверяющийся – пойми: самое темное время – перед рассветом. Как бы ни изломала жизнь, через какие жернова ни пропускал бы мир, каким бы бесчеловечным испытаниям ни подвергала судьба, ты всегда можешь обрети силу в Сыне Человеческом.

Князь мира сего потому и ненавидит Иисуса Христа, что с Ним ты можешь восстать из пепла, встать и иди, как посреди ада гражданской войны это сделал Иван Шмелёв: "Легко сказать... а вот, нести это иго и это бремя в таких условиях! Да, не легко. Это – голгофа наша, маленькая голгофа, но – голгофа. И все мы ее несем, за редчайшими исключениями "непомнящих". Так сложилась судьба России. Не можем мы отказаться от бремени и ига, на нас возложенных. Кем? Всем прошлым – праведными путями и грехами, исканьями и порывами прошлых лет. И – Злом, которое зрело в нас, и которое... отрезвляет души. Мы теперь его видим все. Видим – и познаем. И теперь еще ярче Свет, никогда в нас не погасавший, ныне нас оживляющий неумирающим возгласом – "Христос Воскресе!"

Сын Человеческий, испивший чашу судеб за нас, – наш Спаситель и поручитель. Когда поколеблются основания жизни, когда надломится дух, вместе с Ним удержимся и устоим над пастью адовой.

Страшно ли нам? Да, и зачастую настолько, что мы еле живы. Сомневаемся ли мы? Да, порой так, что до основ колеблется само естество наше. Предаемся ли мы отчаянию? Да, и скажу больше: порой безысходность охватывает наш дух, что мы готовы повторить слова пророка: "И ныне, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить..."

Но вот, посреди наших страхов, неверия и отчаяния раздается слово надежды. Святой апостол Павел говорит: "Я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем".