Текст книги "Большие расстояния"
Автор книги: Михаил Колесников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
БИЕНИЕ ТВОЕГО СЕРДЦА
Седой пепел падал и падал на воду, на прибрежные скалы, изрезанные промоинами. Вечерняя мгла уже опустилась на Северную бухту, но от мутно-багрового зарева, поднявшегося над Севастополем, было светло. Обгорелые фермы, скрюченные прутья и спутанные телеграфные провода – все это создавало непривычную для глаза картину. Было в ней нечто беспокойное, тревожное. И только море, в этот час белое, как молоко, мерно плескалось там, внизу, нашептывало что-то о солнечных странах, о вечной тишине и покое…
Но тишины не было. Вот уже двадцатый день над городом рвались снаряды, самолеты, непрерывно пикируя, сбрасывали свой смертоносный груз на наши передовые позиции. Говорили, что противник ввел в бой свежие силы и будто бы ему удалось выйти к Инкерману и Сапун-горе.
Пять матросов лежали на еще не остывших от дневного зноя камнях и вглядывались в колеблющийся красноватый сумрак. Самому старшему из них, Александру Чекаренко, совсем недавно исполнилось двадцать два. Темная прядь коротко подстриженных кудрей выбилась из-под бескозырки, у рта легла горькая, но упрямая складка. И как-то непривычно было видеть его, всегда веселого, даже иногда озорного, по-мальчишески чуть легкомысленного, озабоченным, словно постаревшим на несколько лет.
Те остальные четверо хорошо знают, что Чекаренко вовсе никакой не командир, а такой же матрос, как они; одно звание – матрос, а на самом деле – кладовщик в минном окладе. Одним словом, негероическая специальность. Но что-то есть во взгляде его больших серых глаз, что-то властное, требовательное, что заставляет подчиняться ему беспрекословно. И весь он, могучий, широкоплечий, точно вылитый из одного куска крепкого металла, кажется рожденным для моря, и только для моря. Есть в нем что-то от легендарного матроса Железняка.
Но, может быть, все это лишь кажется Алеше Синягину. Юнга Алеша Синягин часто мечтал о подвигах, но сейчас ему немного страшно. Если бы самолеты не завывали так!.. И чтобы заглушить этот страх, он заговаривает с Чекаренко. Чекаренко сильный, спокойный. С ним чувствуешь себя как-то уверенней. Рядом с ним вовсе не думаешь о смерти, хотя вокруг рвутся снаряды.
– Товарищ матрос, товарищ, матрос! – шепчет Алеша. – Как вы думаете, прорвутся они сюда? Слышал, у наших все снаряды вышли…
Чекаренко пытливо вглядывается в лицо юнги. Круглое личико, трогательно-нежная шея, и в глубине темных зрачков не то испуг, не то любопытство. У Александра дрогнули в улыбке губы, глаза потеплели. Но ответил он серьезно, даже чуть грустно:
– Все может быть, Алеша. Все может быть… Во всяком случае, будем стоять до последнего… Такой приказ. – И чтобы как-то подбодрить мальчика, заглушить в нем неприятное чувство страха, добавил: – Из таких, как ты, Алеша, вырастают настоящие люди, герои. Читал «Повесть о суровом друге»? Будь, как тот Васька: ничего не бойся. В тебя стреляют – а ты иди! Тебе больно – а ты не плачь!.. Мы с тобой еще к нам на Украину поедем… А там яблоки в кулак величиной… и вишни.
– Дядя Саша, дядя Саша, – снова шепчет Алеша. – А разве вы в моряках не останетесь после войны?
Чекаренко рассмеялся, потом нахмурил брови:
– Какой же я дядя? На семь лет старше тебя. А в моряках останусь или нет – еще неизвестно. Люблю я море, а вообще-то мечтаю стать взрывником. Знаешь, что это такое?
Алеша отрицательно покачал головой.
– То-то и оно. Взрывник, брат, это тебе тот же минер. Взрывник каждый день со смертью дело имеет. Скажем, закладываешь в гору несколько сот тонн взрывчатки. Включил рубильник, грохнуло – и нет горы! Массовый взрыв называется. А потом через ту выемку, образованную взрывом в горе, прокладывай железную или шоссейную дорогу. А то еще на открытых разработках… Руду или уголь добывают…
Противник усилил огонь. Снаряды поднимали вверх высокие рыжие столбы земли и пыли. От разрывов в ушах стоял сплошной гул. Теперь глаза Чекаренко вновь смотрели жестко и строго. Он приметил какое-то движение за дальними постройками. «Неужели они?» Кровь ударила в виски. «Обходят, сволочи! Неужели прорвутся к складу?.. Продержаться хотя бы еще немного. Только бы успели там, в складе, все подготовить…»
Мысль о том, что гитлеровцам удастся пробиться к минному складу, страшила. Это наиболее важный объект здесь, на Северной стороне. Сотни тонн взрывчатки…
Командование приказало подготовить склад к взрыву, работами руководил мичман Абросимов. Но что-то Абросимов медлит… Пора бы ему уже вернуться.
Смогут ли пять человек долго сдерживать натиск врага? Все поклялись драться до последней капли крови. И даже юнга Алеша Синягин. Хорошо бы отправить Алешу в тыл… Но где он сейчас, этот тыл? Правда, еще можно отойти к северному доку. Но, пока склад не подготовлен к взрыву, об этом нечего и думать. Склад должен взлететь на воздух! Таков приказ…
А серовато-зеленая цепочка солдат уже медленно выползала на пустырь. Да, теперь все ясно: они стремятся просочиться в Сухарную балку…
Появился мичман Абросимов. Он привел с собой матросов. Александр облегченно вздохнул: теперь-то можно стоять насмерть! Кроме того, командовать будет мичман, и тем самым огромная ответственность снимается с плеч Чекаренко. Это большое облегчение, когда отвечаешь только за себя…
– Значит, все в порядке, товарищ мичман?..
Абросимов зло усмехнулся в прокуренные усы, насупил выгоревшие клочковатые брови, бросил иронически:
– Дела как сажа бела. С учетом прежней обстановки часовой механизм взрывателя установили на девять часов. А сейчас, насколько я понимаю, половина девятого. Через тридцать минут будет фейерверк! Нам приказано отходить к переправе – и на тот берег. Катерок ждет. А обстановка, кажется, изменилась…
Чекаренко понял мичмана. Да, обстановка изменилась. Серо-зеленая лавина расползлась по балке. Склад почти окружен. Пожалуй, и к переправе уже не пробиться. Да и не это главное сейчас… Главное – продержаться еще полчаса, не дать врагу ворваться в оклад и обезвредить взрыватель. Вот что хотел сказать мичман Абросимов.
Над самым ухом Чекаренко взвизгнула пуля. Он инстинктивно вобрал голову в плечи. Потом ружейно-пулеметная стрельба участилась.
С этой высотки хорошо просматривалась не только вся Сухарная балка, но и виден был минный склад. Он был защищен от прямого попадания со стороны моря высокой каменной стеной. Вот он, склад, совсем близко…
Гитлеровцы подошли к высотке почти вплотную. Чекаренко не считал врагов: он нажимал и нажимал на спусковой крючок винтовки. И в то же время успевал бросить быстрый взгляд на Алешу Синягина. «Держится молодцом!..»
Это важно, очень важно, что Алеша держится хорошо. Мальчик до крови закусил губу, сдвинул брови.
И неожиданно он уронил голову, выпустил из рук винтовку.
– Алеша! Алеша… – Чекаренко подполз к юнге.
– Они уже у склада!.. – это крикнул матрос Зеленцов.
Да, теперь все увидели, что фашисты просочились к складу. Мичман Абросимов скрипнул зубами. Еще несколько минут – и враги ворвутся в склад… А тогда…
И тогда поднялся Александр Чекаренко. Он был страшен в своей решительности. Лицо перекосила ненависть. И в то же время оно было прекрасным, это смуглое молодое лицо.
– Я еще успею… А вы пробивайтесь к своим…
…Вот он врезался в гущу врагов. Швырнул гранату… вторую… Вот вход в штольню. Еще минута – и он захлопнул тяжелую бронированную дверь. Теперь Чекаренко был отрезан от всего мира.
Большая штольня терялась в полумраке. Синеватый свет аккумуляторной лампочки падал на штабеля взрывчатки. Равномерно, как-то по-домашнему спокойно тикал часовой механизм взрывателя. Чекаренко невольно прислушался к этому звуку.
– Как громко стучит! – оказал он вслух.
И неожиданно он почувствовал себя бесконечно одиноким. Мичман Абросимов… Алеша… друзья… Как они там?.. Удастся ли им пробиться к переправе?
Но почему так сильно и будто учащенно стучит часовой механизм?..
Потом он понял, что слышит биение собственного сердца. Томительно текли секунды, а стук сердца становился все громче и громче. На какое-то мгновение им овладела безумная жажда жизни. Жизнь, море, друзья, много друзей… – все, что он любит!
Только бы хватило выдержки… Главное – сжать волю в кулак, не распускать нервы… И еще – не колотилось бы так сердце… Как это? «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой…» И что такое подвиг? Это твой долг, выполненный до конца.
Тяжелые удары сотрясали бронированную дверь. Враги озверели. Они сделают все, чтобы пробиться в штольню.
Ты мечтал стать взрывником… Так вот, сейчас важнее всего на свете взорвать этот склад. Да, это важнее всего… Раздался глухой взрыв за дверью. Чекаренко судорожно глотнул воздух, почувствовал, как холодеют пальцы. А сердце на какую-то долю секунды замерло.
Да, пора… Дверь трещит…
Он последний раз услышал биение своего сердца, выпрямился, широко расставил ноги, рванул тельняшку. А потом сделал шаг, не вздрагивающими больше пальцами нащупал часовой механизм взрывателя…
О чем он думал в эту последнюю минуту своей жизни? Кто может сказать об этом? Может быть, перед его взором сверкнуло безграничное море, может быть, он увидел родные ковыльные степи. А может, услышал ласковый голос своей матери или увидел черные очи дивчины, что пела по вечерам такие печальные песни… Кто может оказать об этом?
Известно только то, что в эту последнюю минуту он увидел лица своих врагов у входа в штольню. Он увидел эти ненавистные, искаженные нечеловеческой злобой лица и сам, задохнувшись от презрения и ненависти к врагу, соединил контакты.
Дрогнула земля, и грянул взрыв невиданной силы. Багровое пламя осветило полнеба над Севастополем. И даже с мыса Фиолент виден был огненный столб, выросший над городом. Железную дверь, что прикрывала вход в штольню, силой взрыва перебросило через Северную бухту. А осколками и камнями было ранено несколько наших моряков на том берегу. Вспенилось море от рухнувших в воду скал.
Известно также, что в это время на палубе маленького катера, увозившего раненых на южный берег бухты, стоял пожилой мичман и прижимал к груди тяжело раненного матроса. Молодой матрос, совсем еще мальчик, метался в бреду и шептал запекшимися губами: «В тебя стреляют – а ты иди! Тебе больно – а ты не плачь!..»
Коктебель.
РУКА ДРУГА
Виктор Ус был веселым хлопцем. Обладая неистощимым юмором и волевым характером, он умел даже в, казалось бы, безвыходных положениях находить смешные стороны. Другие перед ответственным походом писали пространные письма, давали наказ остающимся товарищам, и только Виктор ходил как ни в чем не бывало, напевая шуточную песенку:
Раз пришел я Настю сватать…
– Помирать не собираюсь, завещать мне нечего, а потому завещание писать не буду, – неизменно говорил он перед опасным заданием. Он был со смертью, что называется, на «ты» и не боялся ее.
Рассказывали такой случай. Однажды нужно было доставить груз на правый берег Волги, в Сталинград. Ночная мгла окутывала воду. По реке шел лед. В призрачном свете ракет и разрывов возникали вдруг остовы разрушенных зданий, вздыбленные к небу каменные глыбы. Катер, за рулем которого стоял Ус, врубался форштевнем в стыки между льдинами, крошил лед, упорно продвигался к правому берегу. Но враг держал фарватер под прицельным огнем не только днем, но и ночью. Много выдержки и умения требовалось в такие ночи от рулевых.
Когда катер вошел в зону обстрела, вражеский снаряд пробил броню и угодил в боевую рубку. Осколок впился в ногу Виктора. Катер резко рыскнул влево. Рулевому казалось, что он вот-вот потеряет сознание от невыносимой боли. Но, прикусив губу до крови, он продолжал вести корабль сквозь огонь и лед. Через несколько минут его ранило вторично. Матросы перенесли Виктора в кубрик. У руля встал командир корабля. В это время в кубрик зашел солдат, который торопился на правый берег в свою часть. Солдат попался флегматичный. Он словно не замечал боя и все сокрушался, что не успеет к сроку попасть в часть.
– Что с тобой, браток? – обратился он к Виктору. – Говорят, командира корабля тяжело ранило. Вот и болтаемся без руля и ветрил…
Ус быстро оценил создавшуюся обстановку. Корабль без управления!.. Все наверху. Почему этот солдат спустился в кубрик? Может быть, струсил?.. И как добраться до рубки?.. Гнев заклокотал в груди Виктора, ему захотелось схватить солдата и вытолкнуть вон, на верхнюю палубу. Но он сдержался и, кривясь от боли, сказал:
– Понимаешь, какая история: в самый ответственный момент в боку закололо. А тут еще один салажонок наступил мне на любимую мозоль. Вот что, приятель, помоги мне добраться до рубки. Мигом на том берегу будешь…
Солдат чему-то улыбнулся и охотно подставил плечо.
– Я на лесосплаве до войны работал: бревна тягал, – сказал он.
– Ну, ты, полегче! Тоже сравнил…
Солдат и подоспевший матрос-пулеметчик довели еле живого Виктора до боевой рубки. Ус снова взялся за штурвал. В голове гудело, ноги подкашивались. Но солдат обнял его мертвой хваткой и не давал упасть. Страха в нем не было заметно. Он то и дело повторял:
– Ты уж, браток, постарайся. Совсем немного осталось. Век в долгу буду… Мне на тот берег позарез нужно. Без меня, может быть, наступление нашего полка сорвется… Медикаменты я везу и продовольствие. Так-то…
Ус привел катер к берегу. Прощаясь, солдат подмигнул Виктору и сказал:
– Бывай, покедова, браток. А в кубрик к тебе меня командир корабля послал. Я думал тебя уламывать придется. А ты – парень ничего, с понятием, с выдержкой. Так что не сумлевайтесь!..
Виктор даже зубами заскрежетал от уязвленного самолюбия. Как он смел сомневаться?! Пехота… Попадись ты мне в другой раз!.. Этот ничем не примечательный солдат проявил выдержку, тащил его, Виктора, под градом осколков, а потом, как заботливая нянюшка, оберегал все время. И ушел, помахивая рукой: «Бывай, покедова…» Попадись ты мне только, попадись… Уж я сумею тебя поддеть по-нашенски, по-морскому. Нос дулей, глаза зеленые, как у кота, рыжие патлы отпустил, а тоже мне: «Выдержка, не сумлевайтесь…»
Юмор покинул Виктора, и душа его была переполнена злостью к неизвестному солдату, который так ловко его «поддел».
В другое время Виктор Ус, обеспечивая связь бронекатеров с корректировочным пунктом, вынужден был семь раз переплыть Волгу. Четырнадцать раз восстанавливал он провода под минометным огнем. И кто бы мог предполагать: когда, переплывая реку в седьмой раз, он понял, что добраться до берега недостанет сил, и стал уже пускать пузыри, чья-то цепкая рука схватила его за волосы и выволокла на песок. Это был все тот же неизвестный солдат. Он стоял, широко расставив ноги, и выкручивал мокрые брюки.
– Мое – вам, покедова! – бросил он Виктору и, деловито положив мокрую одежду на плечо, зашагал прочь. Виктор не стерпел.
– Как ты здесь очутился, рыжий черт? – крикнул он.
– Для увязки действий нашего полка.
– А какой ваш полк?
– Сие есть военная тайна. Медаль за спасение утопающих мне не требуется.
И ушел. «Поддеть по-морскому» его не удалось. Последнее слово осталось за солдатиком.
Вспоминая эти два эпизода, Ус всегда смеялся. «А солдатик-то хваткий, с ухмылкой», – думал он. Повстречайся они еще раз, Виктор сделал бы все возможное, чтобы крепко подружиться с солдатом, Что-то было в характере этого парня сродни Виктору.
Но дороги войны увели Виктора далеко от Сталинграда. Теперь он очутился на Черном море, и новые впечатления постепенно вытеснили образ неизвестного солдата.
Готовилась крупная десантная операция. Весь экипаж бронекатера жил одной заботой: доставить как можно больше вооружения и боеприпасов на крымский берег, где наши войска вели ожесточенные бои.
Яростный ветер срывал с гребней волн седые клочья пены и бросал их вверх. Бронекатер, вздрагивая от напряжения всем корпусом, то зарывался острым форштевнем в воду, то глубоко оседал на корму. Волны с шумом ударялись в борт, сбивали корабль с нужного курса.
Труднее всего приходилось рулевому Виктору Усу. Широко расставив ноги, он стоял у штурвала, напряженно вглядываясь в мутную колеблющуюся пелену, за которой скрывался берег. То и дело на палубу обрушивались массы воды, окатывая рулевого с ног до головы; от озноба не попадал зуб на зуб. А именно сейчас требовалось быть особенно внимательным: небольшое отклонение от курса – и бронекатер может очутиться в расположении противника. Да только Виктор Ус был уверен в себе: он знал, что даже при такой шальной погоде безошибочно проведет бронекатер по заданному курсу. Не первый раз в шторм и непогоду вел он свой маленький корабль к гористым берегам. Крепкий, как орешек, бронекатер не страшился ни ветра, ни волн. Другое дело – повстречаться с вражескими кораблями или самолетами! Такая встреча не сулила ничего хорошего.
Десантники, должно быть, с нетерпением поджидают катер с боезапасом! Каждый приход бронекатера для них праздник. Придется остановиться в полутора милях от берега, так как подойти ближе невозможно из-за большого наката и незначительных глубин. Но с берега, как всегда, выйдут навстречу мотоботы: они-то и заберут боезапас. После этого можно с легким сердцем возвращаться в базу. Удастся ли на этот раз благополучно доставить груз, сохранить корабль?
Случилось то, чего так опасался Виктор Ус. Берег был уже совсем близко, когда на горизонте появились силуэты вражеских кораблей. Два миноносца, сторожевики, торпедные катера…
Враг заметил бронекатер и открыл по нему огонь.
Виктор крепче сжимает штурвал. Ему кажется, что корабль идет слишком медленно. Вот он, берег! Показались мотоботы. Их выслали десантники. Там, на берегу, ждут боеприпасы. С каждой минутой мотоботы все ближе и ближе. Только бы дотянуть до встречи с ними!.. Тогда, может быть, удастся погрузить ящики на мотоботы. Ведь случалось и до этого производить выгрузку под огнем противника. И все кончалось благополучно.
Над палубой с визгом проносились осколки, врезались в борта и надстройки. Вокруг бронекатера поднимались водяные столбы. Ус маневрировал, чтобы избежать накрытия, бросал бронекатер на всплески. Он слился со штурвалом, и корабль, послушный его воле, делал отчаянные скачки в сторону, неожиданные развороты. Комендоры и пулеметчики беспрерывно вели огонь по врагу.
Неожиданно корму корабля подбросило, все заволокло дымом. На мостик доложили о повреждениях в машинном отделении. Погас свет. Заклинило руль. Корабль потерял управление.
– Перейти на ручное управление! – раздался голос командира бронекатера. Но было уже поздно: корабль стал быстро погружаться в воду. Виктор Ус почувствовал, как палуба уходит из-под ног. Потом его обожгло холодной водой. Он разжал пальцы, сделал несколько сильных взмахов руками, стремясь как можно дальше уйти от тонущего бронекатера. Осмотрелся по сторонам. Рядом плавали матросы. Мотоботы устремились к ним на помощь. Противник продолжал вести огонь.
Вскоре бронекатер затонул. Погибли все труды… Рассудок не хотел с этим мириться. А там, на берегу, десантники ждут боеприпасы.
Виктор был хорошим пловцом. Он мог и без помощи мотоботов добраться до берега. Но сейчас он меньше всего заботился о спасении собственной жизни. Вернулся на то место, где совсем недавно покачивался на волнах подбитый бронекатер, набрал побольше воздуха в легкие и нырнул. Так и есть – здесь совсем неглубоко… Под водой он открыл глаза и увидел неясные зыбкие очертания бронекатера. На палубе горой были навалены ящики с боеприпасами. Ус ухватился за один из ящиков и вынырнул.
– Эй, на мотоботе! Принимай! – крикнул он хрипло.
Его услышали. Мотобот подошел. Ус передал матросам ящик.
– Я еще…
Он скрылся под водой и вскоре появился на поверхности с новым ящиком.
Вода пенилась и бурлила, ударяя о плечи Виктора, иногда лицо захлестывало волнами и из воды виднелись только руки… Вражеские снаряды падали где-то совсем рядом. Вот почти у самой головы взбила воду пулеметная очередь.
Но Виктор не замечал ничего. Немного отдышавшись, он снова скрывался под водой, а затем появлялся с тяжелым ящиком. С каждым разом нырять становилось труднее. Ноги сводила судорога. Отяжелевшая одежда тянула вниз. Он совсем выбился из сил и еле держался на воде. Двенадцать ящиков уже удалось ему поднять с затопленного бронекатера. Но там, под водой, еще оставалось много таких ящиков. Их нужно было отвоевать у моря. Нужно продержаться… как можно дольше продержаться. В воду бросились матросы с мотобота. Самоотверженность Виктора, его желание спасти во что бы то ни стало боеприпасы заразили их. Они также спускались на палубу затонувшего бронекатера и выносили наверх ящики. Подошли остальные мотоботы.
Виктор задыхался. Легкие устали от невероятного напряжения. Сейчас в нем жила только одна мысль: спасти как можно больше боеприпасов.
– Хватит, хватит! – кричали ему товарищи. – Утонешь…
– Нельзя… Много еще… там…
Сквозь наползающий бред он почувствовал, как чьи-то руки подхватили его под мышки. Что было дальше, он не помнил.
Пришел в себя только на берегу. Открыл глаза – и сразу же закрыл их: солнечный свет ослепил его. Заботливо укутанному телу было тепло и уютно. Где-то рядом разговаривали.
– Вот это моряк! – пробасил кто-то. – Поднял со дна моря сорок ящиков. Под артиллерийским огнем! Удивительно… А ты, солдат, тоже, видать, не лыком шит: здорово подсобил морячкам. И этого в последнюю минуту ловко на берег вытащил.
– А нам не впервой, – услышал Виктор удивительно знакомый голос. – Мы на лесосплаве… Ну, бывайте, покедова! Меня, видать, в полку уже заждались. Морячок-то в себя пришел…
Виктор широко раскрыл глаза и сел.
– Солдат, подойди сюда, – сказал он требовательно. – В боку что-то колет – подняться не могу. Дай руку…
Солдат подошел, усмехнулся и протянул руку. Виктор крепко пожал ее, эту шершавую руку, пропахшую дымом и ружейным маслом. Он не стал расспрашивать, каким образом солдат очутился здесь, в Крыму.
Коктебель.
