Текст книги "Древняя русская история до монгольского ига. Том 1"

Автор книги: Михаил Погодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

СОСТОЯНИЕ ОБЩЕСТВА

Общество во вновь образовавшемся государстве составляли: князь, дружина, воины, смерды.

Первой заботой норманнских князей было здесь, как и в прочих странах Европы, утвердить власть за собой, для чего, на удобных местах, строили они (Рюрик, Олег, Владимир, Ярослав) новые города и занимали важнейшие из прежних, расселяя в тех и других своих людей.

Став твердой ногой на всех важнейших точках, они принялись межевать землю по своему обычаю для определения даней. Веревка, упоминаемая в летописях Нормандии, употреблялась здесь, без сомнения, точно так же, и следы ее остаются долго в названии участков, на которые разделена была земля, верви, в глаголе тянуть, которым до сих пор означается принадлежность в старинных грамотах.

Подчиненные племена обложены были данью от дыма или от рала, от плуга, по белке, по кунице, медом, скорою и другими естественными произведениями, а некоторые платили по шлягу, вероятно, по какой-нибудь иностранной серебряной монете, арабской, греческой, норманнской, приобретенной торговлей. Количество дани составляло цену и значение волости.

Князь держал землю, охранял безопасность, налагал дань, раздавал волости, ходил на войну, заключал договоры, творил суд и правду, пользуясь за то известными податями.

Сидеть, держать, ходить, водить, рядить – вот какими словами можно определить некоторым образом круг княжеских действий, по крайней мере, домашних: сидеть – владеть, сажать – давать власть, держать – управлять, ходить – собирать дань, водить – назначать, рядить – распоряжаться.

За данью князь ходил сам или посылал своих мужей по известным определенным путям. Вместе с собираньем дани князь занимался и судом. Такие объезды получили впоследствии название полюдьев, а путь стал однозначным с данью.

Дружина составляла драгоценное сокровище князя, ходила с ним на войну, призывалась на совет, пировала вместе.

Находясь всегда при князе, обновляясь часто новыми пришельцами, вследствие убыли при беспрерывных походах, особенно со Святославом, Владимиром и Ярославом, дружина не могла пустить глубоко корней в земле, она не получила поземельной собственности, которой, по причине малозначительности, не дорожила, довольствуясь участием в добыче и дани.

Это преимущество движимого имущества перед недвижимым дало особый характер древней Русской Истории, а по ней и времени последующему.

Дружина разделялась на старшую и младшую, бояр и отроков или детских (упоминаются еще между ними гриди и гости).

Звания эти были наследственными.

Некоторые из них получали волости и города в управление и себе на содержание, где заменяли князя, посылались также собирать дань.

Бояре имели своих отроков («отроци Свенелжи»).

Остальные норманны расселились по городам и составили главную часть их населения, военное сословие. Они содержались за счет тянувших к ним судом и данью волостей, созываемые, ходили на войну и также получали долю в добыче. Дела свои решали они в общих собраниях или вечах, в которых принимали участие, разумеется, и туземные обитатели.

Город разделялся на внутренний и внешний, внешний – острог, внутренний – детинец (после кремль), получивший имя, вероятно, от детских, его занимавших.

В городах были посадники, собственно правители, тысяцкие – начальники над воинами, тиуны – над сборами. Под ними были сотские и десятские. При суде встречаются имена ябедника и метельника с неопределенными занятиями. Отроки были их помощниками.

Туземное словенское население называлось на языке господствовавшего племени смердами. Оно жило по волостям и городам, владело землей, производило по местам торговлю, тянуло данью к судам и городам, а во всех прочих делах управлялось само собой.

Поселяне шли, кажется, охотно по найму в закупы, преимущественно ролейные, обрабатывать землю и исправлять другие службы и распоряжения господина, за известное жалованье, надеясь жить спокойнее под его защитой и имея свободу переходить куда угодно.

Много искони было и холопов, добытых войной, на стороне и дома, вследствие вины и сопротивления, как древлян во время Ольги. Холопами или невольниками производилась даже значительная внешняя торговля.

Холопству подвергались и свободные, за известные провинности, за неплатеж долга, за женитьбу на рабе.

Торговлей занимались норманны и словене, все сословия без различия, и даже сами князья, по Днепру с Грецией, по Волге с Востоком, по Двине с Пермью, по Неве и Двине с Балтийским морем.

Серебро ценилось на вес: гривна (марка, литра), означала фунт. В гривне считалось 20 ногат, а в ногате две с половиной резани. Кун в гривне 25. Кунами назывались и вообще деньги, другое слово для денег – скот.

Язык слышался двоякий. Пришлое племя употребляло свой язык, северный, Nоrrеnа, следы которого мы встречаем в именах собственных: Рюрик, Трувор, Аскольд, Дир, Олег, Игорь, Свенельд, Руалд, Торберн, Ивар, Грим, Колскет, Фроде, Адун и проч.; в именах Днепровских порогов ессупи (еi-sоfа, не спи), ульворси (hоlmfоrs, островной порог), геландри (giаllаndi, звенящий), варуфорос (bаrufоrs, волнистый порог); в именах, относящихся к гражданскому устройству и управлению: бояре, тиуны, гридни, гости, смерды, люди, ябедники, верви, дума, губа, вира, ряд, скот, гривна, стяги.

В мужах княжих, отроках и детских, добрых людях, дружине, робичиче, слышится перевод.

Туземцы говорили своими словенскими наречиями (еще очень между собою близкими), в которых мало-помалу потерялся язык северных пришельцев.

Точно то же должно сказать и о вере. Норманнское учение видно по договорам с греками, – в их клятвах, знаменующих веру в бессмертие души; по сказаниям Нестора, в их жертвоприношениях и именах богов: Перуна и Волоса; по известиям арабским – в их обрядах.

Славянское учение должно быть восстановлено из языка, известных и уцелевших обычаев и обрядов, поверий и песен.

Стрибог и Дажбог, в числе кумиров, поставленных Владимиром, принадлежали, без сомнения, славянам.

Волхвам приписывалось знакомство с тайными силами природы и их употреблением.

Норманнские и славянские верования уступили святому учению Христову, первые семена которого принесены Аскольдом и Диром, почти одновременно с основанием государства в Новгороде; плоды его мы видим уже в дружине Игоревой, и, наконец, особенно в жизни Ольги и Владимира. Греческие священники, а за ними и болгарские, явились в Киев и завели живую связь с Византией, умственную и духовную.

Священное Писание, переведенное тогда же на близкое родственное славянское наречие, если не тождественное, понятное всему народу, разнесло повсеместно новые правила, взгляды, мысли. С принятием христианской веры Владимиром произошел переворот в избранных душах.

Способность, с которой было принято и понято многими святое учение, указывает на готовность и значительную степень житейского развития племен. Основались многие монастыри мужские и женские, где новые люди устремились искать спасения. Другие пустились на Восток в странствие ко святым местам. В дальних областях и глухих местах, впрочем, долго держалось язычество. Из Ростова многие жители выселились на Волгу, не желая принять христианской веры, и некоторые обряды его уцелели до нашего времени.

Вместе с христианской верой начинается у нас письменность и грамотность: кроме Священного Писания русские христиане получили книги, нужные для богослужения, кормчие, некоторых отцов церкви, хронографы, которые послужили образцами местным грамотеям: из числа их, в конце этого периода, мы имеем киевского митрополита Илариона, новгородского епископа Луку Жидяту, печерского игумена Феодосия, неизвестного киевского летописца, послужившего источником или основой для Нестора.

Народная норманнская поэзия жила в сагах, в которых воспевались удалые подвиги князей, удивительный поход Олегов «посуху, аки по морю», под Константинополь, гибель Игоря, месть Ольги убийцам ее мужа, путешествие в Грецию, чудеса храбрости Святослава, сватовство Владимира дядей Добрыней и совместные их походы. Песни о богатырях Владимировых поются до сих пор в Великой России.

«Начати же ся тъй песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню. Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеться мыслию по древу, серым волком по земли, сизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице.

Тогда пущашеть десять соколов на стадо лебедей: которой дотечаше, та преди песнь пояше: старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы Касожьскими… Боян же, братие, не десять соколов на стадо лебедей пущаше, но своя вещия персты на живыя струны воскладаше, они же сами князем славу рокотаху».

С христианством характер поэзии переменился, но цветом ее покрылось еще сказание о принятии веры, житие Владимира, житие Бориса и Глеба, сказание об основании церквей.

Народная поэзия словенская жила в песнях обрядовых, праздничных, плясовых, семейных, в которых воспевается преимущественно свободная, беззаботная жизнь девичья, горькая доля замужества от притеснений свекра и свекрови, измена полюбовника, несчастная судьба вдовья. Русская песня ожидает разработки, которой дополнится История.

Законы явствуют из договоров русских князей с греками. Первое оглашенное собрание, принадлежащее Ярославу, известно под именем Русской Правды. Ими определяется кровная месть за убийство, денежная пеня или вира за раны и повреждения, а также и за кражу, указываются средства для возвращения собственности. Двенадцать избранных судей, впоследствии целовальников, представляют нечто вроде суда присяжных.

В темных и сомнительных случаях производилось испытание железом, и дело решалось судебными поединками, которые назывались, по крайней мере вскоре, полем.

О частной, домашней жизни господствующего племени известно следующее.

Норманны любили пировать: «Руси есть веселие пити», сказал Владимир. На пирах пилось за здравие, как видно из ближайшего к этому времени известия о пире под 1063 г. На этих-то пирах и раздавались песни Боянов.

В походах образ жизни был другой, как видно из примера Святославова.

Охота и рыбная ловля были любимыми занятиями русских князей.

Из славянских обычаев, древнейшее известие есть о банях, которое приписывается Св. Апостолу Андрею: «Дивно видети Словеньскую землю, идучи ми семо, говорит, по преданию, Св. Апостол Андрей: видех бани древены, и пережьгуть е рамяно, совлокуться и будут нази, и облеются квасом уснияным, и возмут на ся прутье младое, бьються сами и того ся добьют, егда влезуть, ли живи, и обльются водою студеною, тако оживуть; и то творять по вся дни не мучими никимъже, но сами ся мучать, и то творять не мовенье собе, а мученье».

Сватовство норманнское видно из описания брака Владимирова. «И седе (Владимир) в Новегороде, и посла ко Рогъволоду Полотьску, глаголя: „хочу пояти дъчерь твою собе жену“. Он же рече дъчери своей: „хочеши ли за Владимира?“ Она же рече: „не хочю розути робичича, но Ярополка хочю“. И придоша отроци Владимирови, и поведаша ему всю речь Рогънедину. В сеже время хотяху Рогънедь вести за Ярополка».

Многоженство допускалось. Муж давал за жену выкуп, вено. Красота уважалась.

Дети отдавались на воспитание приближенным боярам, которые назывались кормильцами.

Молодые князья очень рано рассылались на княжение, как сыновья Владимира, и с самых молодых лет принимали участие в войнах: Святослав начал сражение, не имея еще силы пустить далеко копье.

Над покойниками насыпались курганы и совершались тризны.

Князь жил в тереме каменном, при котором был обширный двор. У князей были загородные дворы: у Владимира в Киеве сельцо Берестовое, у Ярослава в Новгороде Ракома.

Туземные слова для означения жилищ: хоромы, клети, истобки или истбы. Сенями называлась, кажется, верхняя часть дома. Одрины – горница, где стоял одр, постель; стол – седалище, стул; стрехи – навесы на дворе.

В поле употреблялись шатры или вежи.

Одежда называлась портами. Корзно – род епанчи. Луда – плащ шерстяной. Платки, убрусы, сапоги, лапти, ковры, поясы. Для езды: воза, кола, сани, седла, узды.

В пищу употреблялось мясо скота и зверей, в нужде и конское, рыба, овощи, мед, сыта, кисель, хлеб. Мясо варилось и пеклось. Были повара. Кадь, лукно, ведро, латки, лжицы, ножи – вот слова, встречающиеся в памятниках о мере и весе. Питье – мед, вино, квас, олуй.

Свойства народные видны в действиях. Война была любимым занятием норманнов. Оружие их: мечи, щиты, копья, сабли, стрелы, ножи, брони. Сражения выливались в рукопашные схватки. Войско выстраивалось, разделенное на крылья. Станы, или товары, укреплялись окопами, города осаждались, брались копьем. Употреблялись засады. Перед войском носились стяги или знамена.

На войне русские искали славы и корысти.

Гордость, жестокость, мстительность, к которой обязывались они и по закону, хитрость, сладострастие – их пороки. Добродетели открыло христианство, а в язычестве отличались они только доблестями, каковы храбрость, смелость, неустрашимость, терпение. Женщины не уступали мужчинам: примеры Ольги, Рогнеды, Ингигерды, достаточно свидетельствуют об этом.

Относительно телосложения отличались ростом и стройностью.

Письменные памятники норманнского периода: договор Олега 911 года; договор Игоря 944 года; договор Святослава 971 года – в летописи.

Эти договоры, сочиненные сначала, по всей вероятности, на греческом языке, были переведены болгарскими грамотеями, которые жили в Константинополе или Киеве, подобно двум переводчикам великой княгини Ольги, приезжавшим в Константинополь с ее свитой, по свидетельству императора Константина.

Церковный устав Владимира. Церковный устав Ярослава. Самый же примечательный для нас во всех отношениях памятник есть Русская Правда великого князя Ярослава, в которой сохранилось преимущественно местное наречие. То же должно сказать и об Уставе о мостовых великого князя Ярослава. Льготные грамоты Ярослава пропали.

Памятники норманнского периода вещественные: основание десятинной церкви, сооруженной Владимиром Святым, несколько букв из ее надписей. Храм Св. Софии в Киеве, основанный Ярославом, с современной мозаикой и живописью, 1031. Храм Св. Софии, основанный сыном его Владимиром в Новгороде в 1043 году. Основание церкви Св. Ирины. Развалины Золотых ворот Ярославовых 1037 года. Пещеры варяжские в Киеве. Пещеры Антониевы и Феодосиевы. Изображения Св. Ольги, Владимира, Бориса и Глеба на образах и житиях в лицах. Гробница Ярослава. Монеты Владимира и Ярослава.

Основание Русской Истории заключается в древнейшей летописи монаха киево-печерского Нестора, жившего во второй половине XI века.

СРАВНЕНИЕ РУССКОЙ ИСТОРИИ С ИСТОРИЕЙ ЗАПАДНЫХ ЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВ ОТНОСИТЕЛЬНО НАЧАЛА

Западные европейские государства обязаны происхождением своим завоеванию, которое определило и всю последующую их историю, даже до настоящего времени.

«Основание новых больших государств, говорит Тьери, один из представителей западной истории в наше время, было преимущественно действием силы; новые общества устроились из обломков обществ древних, разрушенных насильственно; и в этом процессе воссоздания многочисленные племена лишились, не без страданий, своей свободы и даже имени, замененного именем чуждым.

Сословия высшие и низшие, которые ныне наблюдают себя с недоверчивостью или борются за образ мыслей и правления, суть ничто иное во многих странах, как племена завоеванные и порабощенные прежних времен. Таким образом меч завоевания возобновил лице Европы, и, разместив ее жителей, оставил свою древнюю печать на каждом народе, составившемся из смеси многоразличных племен. Племя воинственных пришельцев сделалось классом привилегированным, перестав быть особливым племенем. Из него произошло воинское дворянство, которое, принимая в недра свои все, что было честолюбивого, буйного, бродяжного в низших сословиях, для того чтобы не перевестись, возобладало над населением трудолюбивым и мирным, в продолжение военного правительства, происшедшего от завоевания. Племя побежденное, лишенное поземельной собственности, власти и свободы, живя не оружием, но работой, обитая не в крепких замках, а в городах, образовало общество, как бы отдельное от военного союза завоевателей. Этот класс поднялся по мере того, как ослабевала феодальная организация дворянства, происшедшего от древних завоевателей, естественно или политически, – может быть потому, что сохранил в стенах своих остатки римской гражданственности, и с этой слабой помощью начал новую цивилизацию».

Вот что видят французы и англичане в истории своих земель, – и это очень верно.

Предлагаю вкратце историю западных государств.

К одному племени приходит другое (к галлам франки, к бриттам норманны, к испанцам вестготы, к итальянцам лонгобарды и проч.). Пришельцы побеждают туземцев и поселяются между ними. Предводитель делит землю между своими сподвижниками, которые (феодалы), в крепких замках, становятся господами, угнетают народ, отделяют его от государя, – и живут за счет племени побежденного. Возникает непримиримая ненависть между этими племенами, которая усиливается тем более, чем долее должна бывает таиться. Только в городах укрываются немногие жители, которые в течение веков, после многих тщетных усилий и жертв, мало-помалу, с величайшим трудом освобождаются от их влияния и успевают приобрести себе независимость, при помощи королей, которым феодалы были также тяжелы. В городах образуется среднее сословие, а при дворе аристократия, происходящая от феодалов, которые переходят туда из замков, присваивают себе все привилегии и начинают угнетать народ под другой формой. Среднее сословие после оборонительной войны предпринимает наступательную, стремясь уравниваться мало-помалу с привилегированной аристократией. Она не уступает, и борьба этих двух сословий оканчивается революцией, историю которой Наполеон выразил в четырех словах: галлы свергли иго франков.

В наше время низшие классы, вслед за средним, являются на сцену, и точно как в революции среднее сословие боролось с высшим, так теперь низшее готовится на Западе к борьбе со средним и высшим вместе. Предтечей этой борьбы мы уже видим: сенсимонисты, социалисты, коммунисты, соответствуют энциклопедистам, представившим пролог к Французской революции. Горе, если средние сословия не образумятся там заблаговременно и не сделают уступок. Им дается теперь на решение задача такого же рода, как нотаблям в 1789 году: те не поняли своего положения и навлекли на свое отечество тучу бедствий. Не понимают, кажется, и наши знаменитые современники, судя, например, по просьбам манчестерских фабрикантов и речам Грагама и Пиля, которые с таким ожесточением не хотят уступить одного часа из двенадцати в облегчение несчастных работников и вешают равнодушно на аптекарских весах капли их пота и крови, в гордой надежде распутать Гордиев узел, который лишь только затягивается крепче на Западе.

Все эти происшествия, прошедшие, настоящие и будущие, имеют тесную связь между собой, составляют одну цепь и ведут свой род, совершенно генеалогически, от завоевания, т. е. от начала западных государств.

Завоевание, разделение, феодализм, города со средним сословием, ненависть, борьба, освобождение городов, – это первая трагедия европейской трилогии.

Единодержавие, аристократия, борьба среднего сословия, революция, – это вторая.

Уложения, борьба низших классов… будущее в руце Божией.

Истории западных государств, повторю, представляют одни и те же явления, только с немногими отличиями, смотря по количеству, качеству, соразмерности и прочим отношениям ингредиентов начала. [6]6
  Древняя политическая история Европы, т. е. греческая и римская, представляют совершенное подобие с новыми в этом отношении. Вся История Рима от Ромула до Цезаря есть не что иное, как борьба патрициев с плебеями, которые уравнялись, увы, уже под военным диктаторством Цезаря. У греков те же отношения выразились в соперничестве Афин и Спарты, в войне Пелопоннесской, пока Филипп и Александр не положили им также конца; Цезарь и Александр совершенно соответствуют Наполеону, а история Французской революции есть кровавая миниатюра всех западных историй.


[Закрыть]

Обратимся теперь к Русской Истории и посмотрим, представляет ли она эти главные, характеристические явления Западных Историй.

С первого взгляда мы примечаем, что у нас, в начале ее, нет решительно, по крайней мере, в том виде: ни разделения, ни феодализма, ни убежищных городов, ни среднего сословия, ни рабства, ни ненависти, ни гордости, ни борьбы…

Отчего такое различие?

Западные явления, как мы видели, тесно связаны со своим началом, из которого они непосредственно проистекают: так точно и наши явления, наша История, должны быть связаны с нашим началом. Если следствия различны, то и начала различны.

Действительно, мы имеем положительное сказание летописи, что наше государство началось не вследствие завоевания, а вследствие призвания. Вот источник различий! Как на Западе все произошло от завоевания, так у нас происходит от призвания, беспрекословного занятия и полюбовной сделки.

Призвание и завоевание были в то грубое, дикое время, положим, очень близки, сходны между собою, разделялись очень тонкой чертой, – но разделялись!

Взгляните на два зерна: они почти одинаковы; разве вооруженным глазом можно подметить их тонкое различие? Но дайте время этим семенам развиться, вырасти, и вы увидите, что из одного возникнет дуб, а из другого пальма, или какое-нибудь нежное, благоуханное растение, и тонкое различие зерен обнаружится разительно в цветах и плодах.

Вот два шара, употреблю другое сравнение, совершенно равные. Положите их на одно место рядом, ударьте их с одинаковой силой, – но случись одной линии, какому-нибудь легкому, неприметному склонению, разделить толчок, – шары понеслись в разные стороны и через некоторое время вы видите их в беспредельном между собой расстоянии. Ничтожная разница в первом толчке, изменяя направление, решает их судьбу и переносит на противоположные точки.

Так и в истории государств: малейшее различие в начале производит огромное различие в последствиях.

Рассмотрим теперь политические явления, сопровождавшие наше начало, сравнительно с западными, генеалогия которых выше объяснена.

Составные части, элементы государства, в первый период его происхождения, суть: государь, народ, разделяющийся на сословия – высшее (дворянство), среднее (собственно, так называемое, промышленное, городовое), низшее (сельское), и земля.

Будем говорить о каждом элементе порознь.

Государь, сам по себе. Первый наш князь, Рюрик, призван был добровольно в Новгород, Олег принят в Киев без сопротивления. Тот и другой не имел, следовательно, и даже не мог иметь враждебных чувств победителя, завоевателя, какие питали западные государи; тот и другой не мог смотреть на свое владение, как на добычу, взятую с боя, приступом; не имел никаких внутренних врагов, ни внешних соперников, в своем, хотя и ничтожном, в сравнении с западными королевствами, владении. Наш государь был званым мирным гостем, желанным защитником, а западный государь был ненавистным пришельцем, главным врагом, от которого народ напрасно искал защиты.

И отношения его были совершенно другие, чем на Западе, – к боярам, городам, народу.

К боярам. На западе король был обязан своим сподвижникам (герцоги, графы), помогавшим ему покорить землю, а наш князь не имел никаких обязанностей к боярам, большей частью его родственникам, которые сопровождали его без всякой со стороны его нужды; не имели случая оказать ему никаких важных необходимых услуг – и только в случае неудовольствия могли оставить его.

К народу. С народом у нас князь имел дело лицом к лицу, как его защитник и судья, в случаях, впрочем, очень редких, за что и получал определенную дань, – вот в чем состояло его отношение, – а западный государь отделен был совершенно своими вассалами.

Переходим к боярам.

Бояре, сами по себе. Бояр и мужей, соответствующих западным воеводам, у нас было гораздо меньше, чем на Западе (в Галлии, Британии, Испании, Италии), куда пришли огромные войска-племена со множеством предводителей. Потому-то они не составили у нас особого класса, многочисленного сословия, сильного элемента, а были только передним рядом княжеской свиты, гвардии, дружины.

Отношения бояр к князю. Воеводы западные почитали себя почти равными королю, который без них ничего не значил, не мог владеть государством, не мог действовать, всего менее повелевать ими, а наши находились в полном распоряжении князя, – ближайшие исполнители его приказаний, – его родственники, слуги, наемники, без которых он мог обойтись всегда. Они зависели от князя, а на Западе князь зависел от них. Те делали, что хотели, а наши, что приказывал им князь.

К земле. Феодалы западные отняли у туземцев, разделили между собою, как добычу, землю, которую покорили под предводительством короля, а наши не прикоснулись к земле, а получали иногда от князя, временно, в виде жалованья или по договору за свою службу, часть дани, доходов с того или другого города, – как его наместники, приказчики или откупщики, которых он всегда мог сменить, без малейшего для себя вреда и неудобства.

Феодалы рассеялись по всему пространству покоренной земли, а наши не имели постоянного пребывания и жили там, где назначал им князь, – преимущественно при нем, участвуя в его походах военных и мирных.

К народу. Феодалы западные, отняв землю и заставив работать на себя ее обитателей, с самого начала поставили себя во враждебное отношение к ним, а наши бояре, не имея никакого дела до народа, кроме сбора дани и суда, жили большей частью в добром согласии с ним.

К государству. Феодалы западные основали многие владения, малые государства, из которых отвлеченно состояло одно большое, а у нас было одно какое ни есть государство. Западное государство можно выразить дробью 10/10, а наше единицей.

Народ и земля. Земля на Западе досталась сполна пришельцам, а у нас осталась как прежде, в общем владении народа, под верховной (отвлеченной), властью князя, который о ней не думал, потому что не имел никакой нужды. Народ на Западе, побежденный и покоренный, был обращен в рабство, а у нас остался свободным, как был, потому что не был покорен. Вся перемена состояла только в дани, которую он начал платить князю или его приказчикам, дани естественными произведениями, в которых у него был излишек, и которых девать было некуда – следовательно, не отяготительной.

Одним словом – наш народ был посажен на легкий оброк, а западный осужден на тяжелую барщину. Оброк и барщина, сами по себе, составляют еще и теперь важное различие для поселянина, уже смиренного, ручного; а что сказать о тяжелом оброке и легкой барщине в первое время гражданских обществ, близкое к природе и естественной свободе?

Города. Города на Западе, с остатками римской образованности и гражданственности, стали пребыванием людей особого звания, занятых промышленностью, а наши города были те же села с одинаковыми жителями и занятиями, и названы городами потому только, что князья избрали их местами пребывания для себя или для своих мужей и воинов, и огородили, по этой причине они не могли стать особенным элементом государства. Промышленность городская, ограниченная удовлетворением первых потребностей этого рода, оставалась, как прежде, занятием поселян.

Сословия. Победители и побежденные, покорители и покоренные, дали происхождение двум классам на Западе, дворянству и рабам, – а у нас не было ни победы, ни покорения, и не началось никакого различия в правах между пришельцами и туземцами, гостями и хозяевами, не началось ни дворянства, ни рабства, в европейском смысле.

Не от кого было откупаться, некуда было скрываться, и не произошло убежищных городов, не зародилось и третьего, то есть среднего сословия.

Все жители различались только по своим занятиям, равно доступным для всякого, а в политическом, гражданском отношении, были равны между собой и перед князем.

Надеюсь, читатели видят теперь ясно происхождение, последовательность, связь начальных государственных явлений на нашем Востоке, и противоположность их от первого момента с историей Запада.

Эта противоположность усилилась и утвердилась в течение последующих двухсот лет, которые служат у нас продолжением первого момента и составляют с ним нераздельное целое, заключают одно происшествие, начало государства, чего опять не представляет Запад.

Хлодвиг, Вильгельм Завоеватель, Албоин и прочие, покорили Галлию, Англию, Ломбардию, одним разом, с твердым намерением поселиться, и тотчас основали государства, окружность которых ими уже была очерчена. Такое действие требовало больших усилий, особенного напряжения, а сохранение приобретенного в своем владении – еще более, чем и определились, как мы видели, все их гражданские отношения, определилась вся западная история. Там государства родились в одночасье, а наше рождалось двести лет.

Рассмотрим теперь влияние этой долговременности на первоначальные отношения, нами выше объясненные.

Первые князья владели у нас по одному городу, в котором жили, или, лучше сказать, остановились постоем, ибо не имели мысли о постоянном пребывании; они не боялись потерять ничего, тем более что ничем не дорожили, следовательно – как сначала им не нужны были помощники для водворения, так, естественно, и теперь были не нужны для того, чтоб сохранять владения.

Пользуясь благоприятными обстоятельствами, они начинают ходить в походы со своей дружиной по разным сторонам и распространять пределы своей дани, все еще не думая о прочном владении. Если у них недоставало собственных средств, они нанимали себе войско у единоплеменников. Чаще всего целью их были богатые соседи, особенно Греция, вознаграждавшая сторицею их труды.

Таким образом, князья постепенно богатели, распространяли свои владения, усиливались и еще более утверждали первоначальную самобытность – к тому времени, когда дух движения успокоился, все пути преградились, и привычка к давнишнему месту жительства взяла свою силу. Это было уже при Владимире и Ярославе, которые окончили очертание окружности, положили по последнему камню основания, почти через двести лет после первого прибытия варягов.

Вот как первоначальное отличие русского князя от западного короля утвердилось окончательно.

Точно такое же действие долговременным основанием государства произведено и на бояр сравнительно с Западом: первые поколения их не имели большого значения, а последние, Владимировы, Ярославовы, почти никакого. Спутники Рюрика и Олега, как товарищи, могли еще, может быть, предъявлять какое-нибудь право, но роды их пресеклись едва ли не в продолжение несчастных походов Святослава, и Владимир привел себе новых мужей, нанятых им на Севере для войны с Ярополком; закончив войну, одних, по выбору, он оставил у себя, для службы, а других выпроводил в Грецию. Ярослав поступал таким же образом.

Наши мужи по городам получали от князя воинов, которые помогали им исправлять их должность, между тем как феодалы западные, получив землю, обязаны были ставить королю воинов, которые и составляли единственное его войско. Таким образом, наши бояре по необходимости были подчинены князю, и боярство в западном смысле решительно отстранилось.