Текст книги "Древняя русская история до монгольского ига. Том 1"

Автор книги: Михаил Погодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Он приехал с малой дружиной на княжий двор. Святополк встретил его, и они пошли в палаты; явился Давыд, все сели вместе. Святополк начал опять упрашивать Василька остаться до Михайлова дня. «Не могу остаться, брат, отвечал тот, я уж и товары услал вперед». А Давыд сидел, как немой. «Ну если так, хоть позавтракаем вместе», сказал Святополк. Василько согласился. «Посидите вы здесь, я выйду распорядиться», и вышел вон. Давыд остался один с Васильком. Начал Василько разговаривать с ним, но в Давыде не было ни голоса, ни послушания: страх обуял его. Посидев некоторое время, Давыд спросил, где же брат (то есть Святополк). Ему отвечали: «Стоит на сенях». «Я схожу за ним, сказал Давыд, вставая, а ты, брат, посиди один», – и вышел вон. В тот же миг люди его бросились на Василька и сковали по рукам и по ногам. Сопротивляться возможности не было; он был один. Потом его заперли и на ночь приставили к нему сторожей.

Наутро созвал Святополк бояр и киевлян и поведал им, что слышал от Давыда, будто Василько убил его брата, а на него сговаривался с Владимиром и хочет также убить и занять его города. Бояре и люди отвечали: «Голову свою, князь, надо тебе беречь; если Давыд говорит правду, Василько должен принять казнь; если он говорить ложь, то даст ответ Богу и примет месть».

Между тем, слух разнесся по Киеву, что происходит на княжем дворе. Проведали игумены и пришли к князю молиться о Васильке. Святополк ссылался на Давыда; он уже сжалился, и ему хотелось отпустить Василька.

А Давыд, боясь теперь Василька еще больше, настаивал на ослепленье: «Если ты пустишь Василька, твердил он, то ни тебе не княжить, ни мне…» И слабый Святополк уступил: «Делай, что хочешь».

Той же ночью скованного Василька отвезли на колах в Звенигород, верстах в 20 от Киева, и посадили в темницу. Он еще не понимал, куда его везут и что с ним будет. Вдруг видит он, что торчин точит нож; только тогда догадался он, что хотят его ослепить, и горько заплакал, возстенал. Вошли посланные, – Сновид Изечевич, конюх Святополка, и Дмитр, конюх Давыда, и стали расстилать на полу ковер. Разостлав, подошли они к Васильку и хотели повалить: в отчаянии он начал бороться, и нельзя было с ним сладить. На подмогу пришли другие; все вместе они повалили, наконец, Василька на пол и связали, потом сняли доску с печи и положили ему на грудь. Сновид Изечевич и Дмитр сели по концам; он рвался и бился из-под них, и не могли удержать его. Тогда сняли другую доску с печи, наложили и сели по концам еще двое; вся грудь у него захрустела, – так придавили они вчетвером несчастного. Подступил к нему торчин, именем Беренди, овчюх Святополка, с ножом в руке, и хотел ткнуть в глаз, – но не попал, а только порезал лицо, рубец видел после на Васильке сам летописец, – он ткнул еще и оторвал зеницу; ткнул в другой раз и оторвал другую зеницу. Василько уже был без чувств. Его вынесли на ковре, положили на телегу замертво и повезли во Владимир.

Дорогой сторожа остановились в городе Здвижени обедать, за мостом, на торговище. Василька, все еще бесчувственного, они стащили с воза и принесли в избу; сняли кровавую сорочку и отдали попадье выстирать. Попадья, выстирав, надела на Василька и начала громко стонать над ним, считая его умершим. Он услышал ее стон, очнулся и спросил: «Где я?» «В Здвижени городе», отвечали ему. «Дайте мне воды». Ему подали. Он выпил, и вступила в него душа, он опомнился, ощупал сорочку и закричал: «Зачем вы сняли с меня мою сорочку кровавую? Я хочу умереть в ней и предстать пред Господом».

Сторожа, отобедав, опять положили его на телегу, потому что путь был труден, и привезли во Владимир на шестой день. Вслед за ним, как будто какой улов уловив, приехал во Владимир и Давыд, посадил его на дворе Вакееве и приставил тридцать человек да двух отроков княжих, Улана и Копчу, стеречь его.

А что делалось в Киеве?

Владимир Мономах, услышав об ослеплении Василька, ужаснулся. Он тотчас послал к Давыду и Олегу Святославичам звать их в Городец (против Киева, близ устья Десны). «Воткнут нож между нами, говорил он. И мы должны исправить это зло, какого не бывало никогда в Русской земле, ни при отцах, ни при дедах наших. Если мы не исправим его, то еще больше зло встанет на нас, и брат начнет убивать брата, и погибнет земля Русская, и враги наши Половцы придут и возьмут все».

Давыд и Олег огорчились не меньше Владимира и, собрав войско, пришли в Городец, где уже стоял в бору Владимир. Все князья вместе послали мужей своих сказать Святополку: «За что ослепил ты брата своего? Если б была какая вина за ним, ты должен был бы обличить его пред нами, – говори, чем он виноват?» Святополк отвечал: «Поведал мне Давыд Игоревич, что Василько убил брата моего Ярополка и хотел убить меня, занять мои волости – Туров, Пинск, Берестье и Погорину; он договорился будто бы с Владимиром, чтобы сесть тому в Киеве, а ему во Владимире; неволя мне была беречь свою голову. Слепил же его Давыд, а не я, и увел к себе». Посланцы возразили на то: «Не оправдывайся тем, что Давыд ослепил его; не в Давыдовом городе он взят и ослеплен, а взят и ослеплен в твоем городе».

Наутро князья собрались переправляться через Днепр, и Святополк уже хотел бежать из Киева, но киевляне не пустили его; им пришла мысль отправить посольство к Владимиру. Всеволожая, его мачеха, и митрополит Никола пришли к нему с такими словами: «Молимся, князь, тебе и братьям твоим; не погубите Русской земли. Если вы начнете рать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, что отцы и деды ваши добыли трудом великим. Они искали чужих земель, а вы хотите потерять свою! Смилуйтесь».

Владимир почитал княгиню как мать, ради своего отца, который любил его много, и которого он не ослушался никогда ни при жизни, ни по смерти; он много чтил и святительский сан. Выслушав их речь, он облился слезами и согласился на просьбу. Братья его послушались. Киев спасся. Обрадованные, княгиня с митрополитом, воротясь, поведали киевлянам, что рати не будет. Князья начали советоваться и сошлись на том, чтобы Святополк шел на Давыда, – взял его или выгнал, ибо это все его была вина. На том и поцеловали крест.

Василько, между тем, оставался во Владимире. «Я был там», говорит летописец Василий, современник Нестора, сохранивший нам все эти драгоценные подробности. Это было перед великим постом. Однажды ночью присылает за мною князь Давыд. Я пошел к нему. Около него сидела дружина; он посадил меня и сказал:

«Василько говорил отрокам моим Улану и Колче: слышу, что Владимир и Святополк идут на Давыда. Если бы Давыд послал мужей своих к Владимиру, да я молвил бы, что знаю, так Владимир воротился бы домой. Поди же, пожалуй, Василю, к тезю своему Васильку, с этими отроками, и скажи ему: если он пошлет мужа своего к Владимиру, и тот воротится, то я дам ему город, который хочет – Всеволож, Шеполь или Перемиль.

Я пошел к Васильку и передал ему речи Давыдовы. Василько отвечал: „Я не говорил того, сказал он, но, пожалуй, пошлю к Владимиру сказать, чтобы не проливал крови из-за меня. Странно мне только то, что Давыд дает мне свой город, когда у меня есть собственный Теребовль, моя область. Ступай к Давыду и скажи, чтобы он прислал мне Кулмея: его пошлю я к Владимиру“».

Давыду не хотелось отпустить Кулмея, и он опять послал меня к Васильку сказать, что Кулмея нет. В это свидание Василько объяснил с полной откровенностью свои прежние намерения.

Между тем, пасха прошла, а слуха о рати киевской не было, и Давыд хотел было занять Василькову волость, но был вынужден его братом удалиться без успеха. Святополк, соучастник его, пошел, наконец, на него, по обязательству с братьями, и, остановившись в Берестье, [10]10
  Брест Листовский, ныне город Гродненской губернии.


[Закрыть] ждал к себе ляхов.

Давыд искал помощи там же, у Владислава. Ляхи обещали ему, взяв с него пятьдесят гривен золота, и звали в Берестье, где ожидал их на сейм Святополк. «Мы помирим вас там», говорили они, и Давыд пошел с Владиславом.

Святополк стоял в городе, ляхи на Буге. Киевский князь приветствовал их и дал им дары великие против Давыда. Владислав сказал тогда Давыду: «Не слушает нас Святополк, иди лучше домой, а мы поможем тебе, если придут русские князья на Владимир».

Святополк пошел к Пинску, послав за воинами; потом пришел к Дорогобужу, дождался там войско и приступил к Владимиру, где затворился Давыд, напрасно ожидая помощи от ляхов, которые обманули его во второй раз, взяв золото от обоих, от Давыда и Святополка. Семь недель стоял Святополк, и Давыд должен был уступить, просясь только выйти из города. Святополк согласился, и, поцеловав крест в великую субботу, вступил во Владимир, а Давыд ушел через Червен в ляхи.

Святополк исполнил, таким образом, обязанность, возложенную на него братьями за ослепление Василька, – изгнать Давыда в наказание за его извет. Он мог теперь возвратиться в Киев. Нет. Надеясь на множество своих воинов, он вздумал, как прежде Давыд, идти сам на Володаря и Василька; он забыл свою вину и опасность, забыл полученное прощенье, а помнил только, что их волость принадлежала некогда его отцу и брату, и, вопреки Любечскому условию, вопреки последней клятве пошел на них ратью.

Самого Мономаха, случившегося тогда в Ростове, Святополк хотел привлечь на свою сторону.

Володарь и Василько выступили навстречу Святополку, и сошлись на Рожнем поле. Слепой Василько показался впереди и, подняв крест между полками, сказал: «Ты взял сперва свет из очей моих, а теперь хочешь взять мою душу. Вот крест, что целовал ты на мир и любовь, да будет он судьей между нами!»

Битва началась; много пало с обеих сторон. У Ростиславичей шло лучше. Некоторые благоверные люди видели, говорят, крест в небе над Васильковыми воинами, – и они одержали победу. Святополк бежал во Владимир с двумя Ярополковичами, Святошею, сыном Давыдовым, и прочей дружиной. Ростиславичи, остановившись на своей меже, его не преследовали.

Он послал сына Ярослава к уграм звать их против Володаря, а другого Мстислава, рожденного от наложницы, посадил во Владимире.

Не добыв Перемышля и Теребовля, Святополк вскоре снова потерял и Владимир, потому что Давыд не думал отказываться от своей отчины. Не найдя помощи у ляхов, он обратился в другую сторону – к половцам, помирился на дороге с Володарем, с которым у него был теперь один и тот же враг, князь киевский. Враги стали приятелями, а приятели врагами. Давыд оставил у него жену и поспешил за новыми союзниками.

Между тем, сын Святополка Ярослав пришел с королем Коломаном и двумя епископами и осадил Володаря в Перемышле.

Давыду на дороге встретились половцы с Боняком, и он возвратился на поприще действий.

Решено было справиться прежде с уграми.

На последнем к ним ночлеге Боняк встал в полночь, отъехал от полков и завыл по-волчьи; ему тотчас отозвался волк, и за одним волком начали выть многие. Половецкий князь возвратился к Давыду веселый, уверяя его, что завтра их победа. У них было четыреста воинов: у Давыда сто, да у половцев триста. Боняк разделил своих на три полка: Давыда поставил под стягом, на крыльях по пятидесяти, а Алтунопу пустил с пятьюдесятью чади на вороп. Угры стояли по Вягру уступами. Алтунопа подошел к первому уступу, выстрелил и отскочил. Угры пустились за ним и наткнулись на Боняка, а Алтунопа, обернувшись, ударил на них с тыла, – и сбил угров, как ворон сбивает галок. Они спасались бегством, одни утонули в Сане, другие в Вягре, многие, поскакав горою вдоль Сана, сталкивали друг друга. Два дня продолжалась погоня. Пал епископ и многие бояре. Ярослав бежал в ляхи, а Давыд занял Червен, и, наконец, осадил свой Владимир, внезапно отрезав владимирцев.

Начались схватки, одни нападали, другие отстреливались, как вдруг, на стенах, был сражен стрелою Мстислав, сын Святополка.

Об этом Мстиславе рассказывали, что он, напрасно искав сокровищ в пещере Варяжской, хмельной от вина, лишил жизни одного инока, Василия, и много мучил другого, Феодора, который не хотел открыть ему тайны. Сраженный, он сказал: «Умираю за Василя и Феодора».

Смерть Мстислава таили три дня, на четвертый собралось вече, и люди сказали: «Князь наш убит: если мы сдадимся, то Святополк нас погубит. Пошлем лучше к нему за помощью, а не получим – будь что будет».

Святополк отрядил к ним Путяту, своего воеводу. Путята по дороге зашел в Луцк к Святоше, который присоединился к нему, хотя только что обещал Давыдовым мужам уведомить их о движении Святополка. Давыдовы воины спали в полдень. Святоша и Путята внезапно напали на них и начали сечь. Граждане вышли из города и присоединились к ним. Давыд опять бежал с племянником своим Мстиславом, а Святоша и Путята взяли город, посадили Святополкова посадника Василия и отошли: Святоша в Луцк, Путята в Киев.

Давыд не успокоился. Он опять бежал к половцам и пришел вновь с Боняком, выгнал Святошу из Луцка, а потом взял и Владимир, откуда Святополковы посадники вынуждены были бежать.

Обстоятельства умножались и запутывались.

Давыд обратился ко всем князьям, прося у них общего суда в своей обиде. Святополк, Владимир, Давыд, Олег, собрались тогда в Уветичах, близ Киева, и позвали туда же на сейм Давыда.

Он приехал и сказал: «На что я вам, кому от меня обида?» Владимир отвечал: «Ты сам присылал к нам и говорил: хочу придти к вам и пожаловаться. Теперь ты пришел и сидишь на одном ковре; что же не жалуешься? Кто обидел тебя?» Давыд молчал. Братья сели на коней и стали отдельно. Святополк со своей дружиной, Давыд и Олег со своей. Они думали о Давыде Игоревиче, не допуская его к себе; он сидел особо. Договорившись, послали к Давыду мужей своих: Святополк Путяту, Владимир Орагоста и Ратибора, Давыд и Олег Торчина, сказать ему: «Вот что говорят тебе братья: не хотим давать тебе стола Владимирского, потому что ты бросил нож в нас, его же не было в Русской земле; но мы не берем тебя, не причиняем тебе никакого зла. Ступай, садись в Бужском остроге, а Святополк даст тебе Дубен и Черториск, Владимир двести гривен, Давыд и Олег столько же». К Володарю и Васильку они также послали послов: «Возьми брата своего Василька к себе, и будет вам одна волость – Перемышль, а холопов наших и смердов выдайте. Если любо – сидите; не любо – мы будем кормить Василька здесь сами».

Володарь и Василько не послушались такого решения, уменьшавшего их волости, а Давыд, – ему нечего было делать, – сел в Бужске, к которому Святополк после добавил Дорогобуж.

Владимир же отдал Святополк своему сыну Ярославу. Племянники вознегодовали на это, и Ярослав Ярополкович пошел с дружиной на Берестье, но Святополк усмирил его. Пленного и скованного, его привели в Киев. Митрополит и игумены упросили Святополка, и племянник, у раки святых Бориса и Глеба, выпущен был на волю, бежал, пойман сыном великого князя уже близ Ляшской земли на Нуре, приведен в Киев, где вскоре в оковах и умер.

Лучшим следствием второго сейма было то, что Мономах с этих пор совершенно сошелся со Святополком и до самой кончины его, в продолжение тринадцати лет, они действовали заодно.

Первый замысел его, однако же, чтобы Новгород был у Святополка, а Владимиру посадить сына своего во Владимире, не состоялся, вследствие сопротивления новгородцев. Вызвав сына, Мономах прислал было его с мужами своими и новгородскими в Киев к Святополку. «Се прислал Владимир сына своего, сказали мужи, да идет во Владимир, а се Новогородцы, поимше сына твоего, да идут Новогороду». А новгородцы отвечали напротив: «Мы присланы к тебе, и сказано нам вот что: не хотим Святополка, ни сына его; если у сына твоего две головы, так пошли его. А Мстислава дал нам Всеволод, мы воскормили его себе князем, ты же ушел от нас».

Святополк долго спорил с ними, они не соглашались и увели к себе Мстислава назад.

На следующий год (1103) Мономах, в исполнение любимой мысли своей, опять начал звать князей на половцев. Святополк передал мысль дружине. «Негоже идти весною, возразили мужи, мы погубим смердов». Решено князьями сойтись и подумать с дружинами вместе. Собрались все на Долобске в одном шатре. Святополк сидел со своею дружиною, а Владимир со своею. Все молчали. Владимир прервал, наконец, молчание, обратясь к Святополку: «Брат, ты старший, начни говорить, как нам промыслить о Русской земле». А Святополк отвечал: «Нет, начни ты». Владимир сказал: «Что мне говорить, когда твоя дружина и моя собираются спорить со мною, будто я хочу погубить смердов. Дивно мне, братья, что вы жалеете смердов и их коней, а о том не думаете, что выедет весною смерд пахать со своею лошадью, и наскочит половчин, ударит смерда стрелой и возьмет ту лошадь его, и потом жену его, и детей, и гумно зажжет, – что же вы об этом не подумаете? Или вам лошади жаль, а смерда не жаль?» Никто не мог опровергнуть слов Владимира. Вся дружина согласилась: «Воистину, это так»; и Святополк ответил: «Я готов». Владимир был доволен: «Ты, брат, сотворишь великое добро Русской земле», сказал он киевскому князю. Они послали звать Давыда и Олега: «Пойдем на половцев, либо живы будем, либо умрем». Давыд согласился, а Олег отговорился нездоровьем. Присоединились к ним еще Давыд полоцкий, Мстислав Давыдович, Вячеслав, другой сын Ярополка.

Князья и войско помолились Богу, произнесли обеты Спасителю и Пречистой Матери Его, сотворили милостыню убогим и подаяния монастырям и пошли в поход на конях и в ладьях. Ниже порогов они остановились в протоках, на Хортичем острове, отсюда перебрались в поле, и через четыре дня достигли Сутеня. Половцы, прослышав об их появлении, собрались во множестве и начали думать. Урособа советовал просить мира у руси: «Крепко будут они биться с нами, потому что много зла причинили мы Русской земле». А младшие кричали: «Ты боишься руси, а мы не боимся; мы изобьем этих и пойдем в земли их, и возьмем все города». Половцы послали вперед сторожей с Алтунопой, который славился мужеством между ними. Наши сторожи устерегли и избили их всех. На половцев напал страх, они шли уже, как будто дремали, у коней их не было силы в ногах, а русские выступали на них веселые и радостные. Увидев сильное устремление на себя, поганые не выдержали и побежали. Наши за ними. Это случилось 4 апреля. Победа была одержана совершенная. Одних князей убито двадцать. Бельдюз был взят живой. Его привели к Святополку, и он начал давать за себя золото и серебро, коней и скот. Святополк препроводил его к Владимиру. Тот упрекнул его: «Знаешь ли ты, кто вас предал? Предала вас рота (клятва): сколько раз ходили вы роте и потом воевали Русскую землю; зачем же ты не учил сынов своих и рода своего не преступать роты? Ты проливал кровь христианскую: будь же кровь эта на голове твоей», – и велел Владимир убить его. Воины рассекли его на части. Князь и воины начали пировать. Владимир сказал: «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвелимся в он, яко избавил Господь нас от враг наших, и дал их брашно людям русским». Русские взяли тогда в землях половецких множество скота, овец, верблюдов, челяди и возвратились домой со славой великой, повоевав еще по пути печенегов и торков.

Половцы пытались отплатить за погром 1103 года: в 1106 они воевали около Зареческа. Святополк посылал на них Яна Вышатича и Иванка Захарьича, хозара, которые их прогнали.

В 1107 году явились Боняк, Шарукан старый и много других князей в Переяславском княжестве, которое чаще всего подвергалось нападениям, лежа на их пути. Святополк, Владимир, Олег и прочие быстро собрались против них, переправились через Сулу и ударили. Половцы, не ожидая, испугались, со страха не могли даже поставить стяга, бросились к коням и стали их хватать, а иные побежали пешие, оставя свои товары. Наши гнались до Хорола, «гоняще и секуще», а других брали руками. Таза, Бонякова брата, убили, Сугра и брата его взяли, Шарукан едва убежал. Это было 12 августа, а 13 Святополк в заутреню Успеньева дня пришел в Печерский монастырь возблагодарить Бога и поклониться гробу святого Феодосия, как то обыкновенно делал, идя на войну и возвращаясь с нее. Братья поздравляли его с посланной от Бога радостью.

Половцы после этого поражения утихли, набегали очень редко и всегда были отражаемы. Мономах доставил, таким образом, мир Русской земле, и извне, и внутри (самое трудное дело, какое только можно было сделать в эти тревожные времена), ибо междоусобия утихли, также благодаря его деятельному участию в делах и благоразумию. Великий князь Святополк во всем его слушался, и с ними двоими состязаться не мог никто. Да и некому уже было заводить спора. Ростиславичи, вдали, были довольны своими Галицкими уделами. Святославичи княжили в Чернигове. Братьев Святополка не осталось никого, племянники еще только возмужали. Одни полоцкие князья продолжали питать злобу против Ярославичей, но что они могли сделать? Разве потревожить страны смежные, что по временам и случалось. Доблестный Владимир решил воспользоваться этими благоприятными обстоятельствами, чтобы покончить начатое дело, поразить еще раз половцев и навсегда избавить Русскую землю от их разрушительных набегов, как Мстислав первый порешил с печенегами.

В 1111 году, по вызову Владимира, собрались князья, дали друг другу клятву и на второй неделе поста выступили на половцев в землю их, Святополк, Владимир, Давыд с сыновьями, и прочие. В пятницу они были на Суле, в субботу на Хороле; в воскресенье средокрестное пришли на Псел, потом на Голтву, где дождались прочих, потом двинулись к Ворскле; там, на другой день, в среду, целовали крест со многими слезами, возлагая на него всю свою надежду; оттуда перешли многие реки и на шестой неделе поста во вторник пришли к Дону.

Здесь облачились они в брони, построили полки и приблизились к городу Шаруканову. Владимир приставил своих попов ехать перед полком, петь тропари и кондаки креста честного и канун Святой Богородицы. Они подступили к городу перед вечером, а поутру в воскресенье жители вышли к ним навстречу с поклоном, вынесли рыбы и вина. Князья русские здесь переночевали, назавтра, в среду, пошли к Сугрову и зажгли город, в четверг выступили с Дона, и 24 марта сошлись с половцами.

Князья сказали: «Здесь нам смерть, станем же крепко», перецеловались друг с другом и призвали имя Божие. «И бывшу соступу, говорит летописец, и брани крепце, Бог вышний воззре на иноплеменников с гневом», – и битва решилась в нашу пользу. Множество половцев легло на месте, при потоке Дегея. Князья воздали хвалу Богу и праздновали здесь свою победу, а в следующий день Лазарево воскресенье и Благовещение.

В воскресенье пошли они дальше, и в понедельник на страстной неделе встретились с новыми полчищами половцев, которые «выступиша яко борове велиции и тмами тем оступали полки русские». Полки ударили одни на другие, и «сразившимася челома тресну аки гром». Началась лютая сеча, и люди падали с обеих сторон. Наконец, победа опять склонилась на сторону русских князей, и половцы были разбиты наголову при реке Салнице. Добыче не было счета: коней, овец, рогатого скота, колодников захвачено множество. Князья, говорят, спрашивали их: «Отчего не могли вы нам противиться, имея такую силу и быв в таком множестве?» «Нельзя нам было противиться, отвечали они, ездили кто-то наверху над вами в оружии светлом и страшном и помогали вам». «Это были ангелы, говорит летописец, многие видели во время битвы, как головы сваливались с половцев, невидимо снимаемые. Ангелы внушили Владимиру и идти на половцев: над Печерским монастырем стоял долго столп огненный, снесся оттуда в церковь, а потом к Городцу, где был тогда Владимир в Радосыни».

Князья русские вернулись с великой честью и добычей. Слава об их победе разнеслась по всем дальним странам – к грекам, ляхам и чехам, даже и до Рима дошла, говорит летопись. Разумеется, она по праву больше всех принадлежала Мономаху, о котором навсегда осталось предание, как о победителе половцев, избавителе Русской земли от поганых. Так, один из продолжателей Нестора говорит, что «Мстислав наследовал пот отца своего, Владимира Мономаха Великого: Владимир сам собою постоял на Дону, и много потерпел за землю Русскую, а Мстислав мужей своих послал загнать половцев за Дон».

Позднейшая Волынская летопись сохранила то же предание. «Ревновал Роман деду своему Мономаху, говорит она, погубившему поганых измаильтян, рекомых половцев. Тогда Владимир Мономах пил золотым шеломом Дон, принял земли их и загнал окаянных агарян, отроки в Обезы за железные врата, а Серчан остался у Дона… и воротился уже по смерти Владимировой».

Этим знаменитым походом закончилось двадцатилетнее княжение Святополка. В следующем году он занемог и скончался за Вышгородом почти шестидесяти лет (1113 г., апреля 16). Бояре и дружина его плакали по нему. Тело его было привезено в ладье в Киев, и по отпевании положено в церкви Михаила, им созданной.

Патерик Киевский обвиняет его в излишнем корыстолюбии при сношениях с жидами, продаже соли.

Княгиня, дочь Тугорканова, раздала столько богатств попам и убогим по монастырям, что все люди дивились: никто не может сотворить такой милости.

Из детей после Мстислава, убитого в 1099 г. при осаде Владимира, остались Ярослав, княживший во Владимире с 1100 года, и малолетние: Брячислав (род. 1104) и Изяслав.

Дочери его были выданы замуж: Сбыслава в 1102 г. за славного короля польского Болеслава Кривоустого, с разрешения папы, потому что была с ним в свойстве.

(Болеслав в уважение ходатайства Святополка простил своего брата Избыгнева, находившего (1106) себе убежище в Киеве.)

Другая дочь Передслава в 1104 г. была в замужестве за королевичем венгерским, сыном Ладислава Николаем.

Киевляне, собравшись на другой день по смерти Святополка, 17 апреля 1113 года, положили на вече посадить на киевском столе Владимира, сына Всеволода, и послали в Переяславль звать его на стол отцов и дедов.

Владимир, которому, таким образом, во второй раз, без очереди, доставалось великое княжение, медлил идти на зов и думал о брате. Киевляне разграбили, между тем, двор киевского тысяцкого Путяты, главного воеводы Святополка, потом напали на жидов, торговавших в Киеве. Возмущение распространялось. К Владимиру послано второе посольство: «Иди же князь в Киев: если ты не пойдешь, то много зла воздвигнется; уже не Путятин двор, не сотских, не жидов разграбят, а пойдут на двор твой, да на бояр, да на монастыри. Смотри, чтоб не отвечать тебе за монастыри». И Владимир, услышав это, пришел в Киев. Митрополит Никифор, епископы и киевляне встретили его с честью великой, – и сел он на столе отца своего и деда. Все люди обрадовались, и мятеж улегся.

Черниговские князья спокойно оставались дома и не предъявили никаких притязаний, потому ли, что старший Давыд, вообще расположения мирного, уступил Киев добровольно, а младший Олег, из-за него, не имел права; потому ли, что отец их, владея Киевом незаконно, не в очередь, порушил право и для своих детей; потому ли, что они не осмелились предпринять что-либо против всеобщего желания киевлян и не могли надеяться одержать верх над самым мужественным, умным и самым любимым из всех князей русских, и, может быть, получили себе вознаграждение за невольную уступку.

Для ближайшего знакомства с этим примечательнейшим лицом русской древности помещаем здесь отрывок из его Поучения детям, заключающий описание, собственными словами, его действий (нам уже вообще известных) до вступления на великокняжеский киевский стол.

«А се вы поведаю, дети моя, труд свой, оже ся есмь тружал пути дея и ловы 13 лет. Первое к Ростову идох, сквозе Вятиче, посла мя отец, а сам иде Курьску, и пакы 2-е к Смоленьску со Ставком Скордятичем, той пакы и отъиде к Берестию со Изяславом, а мене посла Смолиньску; то и-Смолиньска идох Володимерю. Тое-же зимы тои посласта Берестию брата на головне, иде бяху пожгли, то и ту блюд город тих. Та идох Переяславлю отцю, а по Велице дни из Переяславля та Володимерю, на Сутейску мира творить с Ляхы. Оттуда пакы на лето Володимерю опять. Та послав мя Святослав в Ляхы: ходив за Глоговы до Чешьскаго леса, ходив в земли их 4 месяци; и в то-же лето и детя ся роди старейшее Новгородьское. Та оттуда Турову, а на весну та Переяславлю, таже Турову. И Святослав умре, и яз пакы Смолиньску, а и-Смолиньска той-же зиме та к Новугороду, на весну Глебови в помочь; а на лето со отцем под Полтеск, а на другую зиму с Святополком под Полтеск, ожегоша Полтеск; он иде Новугороду, а я с Половци на Одрьск, воюя, та Чернигову. И пакы и-Смолиньска к отцю придох Чернигову; и Олег приде, из Володимеря выведен, и возвах и к собе на обед со отцем в Чернигове, на Краснем дворе, и вдах отцю 300 гривен золота. И пакы и-Смолиньска же пришед, и проидох сквозь Половечьскыи вои бьяся до Переяславля, и отца налезох с полку пришедше, то и пакы ходихом, том же лете, со отцем и со Изяславом биться Чернигову с Борисом, и победихом Бориса и Олга. И пакы идохом Переяславлю, и стахом во Оброве, и Всеслав Смолнеск ожьже, и аз всед с Черниговци о двою коню, и не застахом в Смолиньске; тем же путем по Всеславе пожег землю, и повоевав до Лукамля и до Логожьска, та на Дрьютьск воюя, та Чернигову. А на ту зиму повоеваша Половци Стародуб весь, и аз шед с Черниговци и с Половци, на Десне изъимахом князи Асадука и Саука, и дружину их избиша; и назаутрее за Новым городом разгнахом силны вои Белкатгина, а се мечи и полон весь отъяхом.

А в Вятичи ходихом по две зиме, на Ходоту и на сына его, и ко Корьдну ходих 1-ю зиму, и пакы по Изяславичих за Микулин, и не постигохом их; и на ту весну к Ярополку совкуплятися на Броды. Том же лете гонихом по Половьцих за Хорол, иже Горошин взяша. И на ту осень идохом с Черниговци и с Половци, с Читеевичи, к Меньску: изъехахом город и не оставихом у него ни челядина, ни скотины. На ту зиму идохом к Ярополку совокуплятися на Броды, и любовь велику створихом. И на весну посади мя отец в Переяславли перед братьею, и ходихом за Супой; и едучи к Прилуку городу, и сретоша ны внезапу Половечьскые князи 8 тысяч, и хотехом с ними ради битися, но оружье бяхом услали наперед на повозех, и внидохом в город: толко Семцю яша одиного живого, ти смерд неколико, а наши онех боле избиша и изъимаша, и не смеша ни коня пояти в руце, и бежаша на Сулу тое ночи. И заутра, на Госпожин день, идохом к Беле вежи, и Бог ны поможе и святая Богородица: избиша 900 Половец, и два князя яша, Багубарсова брата, Асиня и Сакзя, а два мужа толко утекоста, и потом на Святославль гонихом но Половцих, и потом на Торческый город, и потом на Гюргев по Половцих, и паки на той же стороне у Красна Половци победихом, и потом с Ростиславом же у Варина веже взяхом. И потом ходив Владимирю, паки Ярополка посадих, и Ярополк умре. И пакы по отни смерти и по Святополце на Суле бившеся с Половци, до вечера, быхом у Халепа, и потом мир створихом с Тугорканом и со инеми князи Половечьскыми, и у Глебови чади пояхом дружину свою всю. И потом Олег на мя приде с Половечьскою землею к Чернигову, и бишася дружина моя с ним 8 дний о малу греблю, и не вдадуче им в острог, съжаливъси хрестьяных душ и сел горящих, и монастырь, и рек: „не хвалитися поганым“, и вдах брату отца своего место, а сам идох на отця своего место Переяславлю, и внидохом на святаго Бориса день из Чернигова, и ехахом сквозе полкы Половьчские не в 100 дружине, и с детми и с женами; и облизахутся на нас акы волци стояще, и от перевоза и с гор. Бог и святый Борис не да им мене в користь, неврежени доидохом Переяславлю.