Текст книги "Древняя русская история до монгольского ига. Том 2"

Автор книги: Михаил Погодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

ПИЩА

Хлеб из ржаной муки пекся кислый на квасу (дрожжи). В Несторовом житии Феодосия читается: «бесы овогда муку разсыпающе, иногда же поставленный квас, на устроение хлебом, разливаху».

Вот еще какие там встречаются слова и выражения, относящиеся к пище и ее приготовлению: пища, ядь, брашно; жито, мука, отруби. Молоть жито. Огонь сечи. Мешать, месить тесто, печь хлебы. Хлеб сухой, хлеб ржаной, хлебы чисты, с маком и медом; хлебцы, укрух хлеба, коврижки.

Масло деревянное, из льняного семени. Корчага масла. Бить масло.

Сочиво. Зелие вареное, без масла.

По вопросам Кирика «в чистую неделю достоить мед ясти пресный, квас житный, а икра по все говение бельцем».

Соль мерилась головажнями, по Русской Правде. В 1233 г. в Новгороде соль продавалась по 7 гривен берковец.

В случае голода в народе употреблялась лебеда.

В Русской Правде говорится о корме, о хлебах, о солоде, о мясе, о рыбе, о домашних птицах.

Мясо, рыба, дичь, домашние птицы употреблялись в пищу, как видно в Слове ХII века о богаче и нищем. Предлагаем описание его роскошного обеда.

«На обеде же его служба бе многа, сосуди златом сковани и сребром, брашно многое (различно): тетеря, гуси, жеравие и ряби, голуби, кури, заяци и елени, вепреве, дичина, чамри (?), търтове (?), печени, кръпания (?), шемьлизи (?), пирове (?), пътъкы, множество сокачии (поваров), работающе и делающе с потом; инии мнози текуще, и на перстех блюда носяще, ини же махающе с боязнию; ини же сребреныя умывальница держаще, ини же укропьниця дъмуще, ини сткляница с вином носяще, чаше сребрены великыя позлащены, кубци и котьли…»

«Егда веселишися многими брашны, говорит Даниил Заточник, а мене помяни сух хлеб ядущ, или пиеши сладкое питие, а мене помяни теплу воду пьющи».

В житии Феодосиевом рассказывается, как великий князь Изяслав удивлялся сладости простых монастырских брашен, между тем как дорогие, изготовленные его рабами, не приходятся так ему по вкусу. Святой отшельник приписывал это различие способу изготовления: в монастыре с молитвою, а у князя с бранью и ссорами.

В древних песнях встречаются беспрестанные упоминания о почестных пирах красного солнышка князя Владимира.

Вот рассказ об угощении Добрыни Никитича матерью Дюка Степановича:

Брала за белы руки, Повела в палаты белокаменны, Садила за те столы дубовые, за яства сахарные (медвяные), Подносила ему калачики крупичаты…………………………… Калачик ест, другой хочется, Другой ест – по третьем душа горит. Ешь, молодец, до сыти, пей до люби.

ПИТЬЕ

В Русской Правде питье называется вообще вологою.

Обыкновенные напитки квас, мед, вино, олуй.

1146. «Двор Святославль раздели (великий князь Изяслав Мстиславич)… в погребех было 500 берковьсков меду, а вина 80 корчаг».

1151. «Мстиславу… ставшу у Сапогыня, а Угре сташа около его. Тогда выслал ему Володимер Андреевич питье из Дорогобужа много и Угром… пьюче… пьяни».

Олуй (1226) напиток норманнский, нынешний английский эль.

1233. «Свадьба была пристроена, меды изварены (насычены)» для князя Федора Ярославича, – в Новгороде.

В Слове о богатом: «питие же много: мед и квас, мед чистый пъпьряный (с перцем), пития обнощная».

Корчага вина упоминается и в житии Феодосия. Там же викня, сосуд для вина.

В рассказе об убийстве Андрея Боголюбского говорится о медуше, где заговорщики для ободрения напились (1175), бретьяницы (1146) может быть от борть, следовательно, то же, что медуши?

В песнях упоминаются часто меды стоялые, питьица медвяные, вино зелено.

Из посуды упоминаются сосуды серебряные и золотые (1152), блюда, чаши, кубки, котлы, сткляницы (в Слове о богатом). Чаши встречаются и в летописи Волынской (1230). Горнцы (1217), горшки.

В песнях слышатся чары, стопы зелена вина, меду ярого, пива пьяного.

Дюк Степанович хвастается: У нас вина пьют виноградные, Чарочку пьешь, а по другой душа горит: У вас вина-ты хлебные, Меды-ты у вас кислые, А у нас меды-ты стоялыи. У вас все не по-нашему: У нас столы кости слоновыя, Скатерти у нас на столах шелковые, А по углам висят кисти золоченые.

ОДЕЖДА

Общеупотребительное слово было порты (оттуда портной, портомойное, в песнях портомойницы), – одежда, платье.

В Русской Правде: «аче кто конь погубит, или оружье, или порт… аже кто познает свое… или конь, или порт» и проч.

1183. Сгорело во Владимире «множество порт шитых золотом и женчюгом, аже вешали на празник в две верви от Золотых ворот до Богородице, а от Богородице до владыцних сений, во две же верви чюдных».

1216. Перед Липецкой битвой Ярослав Всеволодович, уверенный в победе, распоряжался так: «се пришел бы товар в руки, вам же буди кони, брони, порты, а человека оже кто иметь живаго, то сам будет убит; аще и золотом шито оплечье будет, убий».

Княжеская одежда лучше всего представляется на рисунке, приложенном к Сборнику Святослава, и в житии Св. Бориса и Глеба.

Перечислим прежде всего древние материи.

Паволоки норманнского периода встречаются еще и в XII веке: 1115. Мономах (чтобы рассеять толпу при перенесении мощей Св. Бориса и Глеба) «повеле метати паволоки, фофудьи и орниче».

Фофудьи (оттуда фуфайка) теплая одежда. Орниче – опушки.

1146. «Присла Юрий (Долгорукий) дары многи Святославу (Ольговичу) паволокою и скорою, и жене его, и дружину его одари по велику».

1164. Греческий царь прислал к Ростиславу «дары многи, оксамиты и паволоки, и вся узорочья разноличная».

В Слове о богаче: «Ты облачишися в паволоце и кунах, а убогий руба (оттуда рубаха, рубище), не имеет на телеси.

Тъ богат в багре и паволоце хожаше».

Готовят же ему (богачу) и «одр перин паволочитых».

Паволоки встречаются и в древних песнях.

В Несторовом житии Св. Бориса и Глеба упоминается о багрянице – порфир.

1168. «Снял бых венец и багряницу», говорит умирающий Ростислав.

Аксамит – род парчи.

1173. Киевлянин Козма упрекает ключника Анбала: «помнишь ли, жидовине, в которых портех пришел бяшеть. Ты ныне в оксамите стоиши, а князь наг лежит». Анбал бросил ему ковер.

В Слове о полку Игореве упоминаются дорогие аксамиты. (Эта ткань употреблялась и для церковных принадлежностей). В древних песнях поется об аксамите, о скарлат-сукне, о смуром сукне, о крашенине.

Камочка, камочка моя Мелкотравчатая, узорчатая! Не давайся развертываться Ни атласу, ни бархату, Ни тому что аксамиту на золоте.

На старом шубочка соболья была, Под дорогими под зеленом под самитом.

Голой шап Давыд Попович Приходил ко ласкову князю Владимиру, Принес сукно смурое, Да крашенину.

По свидетельству Рубруквиса, русские женщины носили горностаевые платья или делали опушки и накладки из горностаев снизу до колен.

Ярославна причитает в Слове о Полку Игореве: «полечю зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце».

Теперь приведем названия одежд, которые встречаются в памятниках.

Корзно, епанча, верхняя одежда.

1015. Святополк «нача даяти овем корзня, а другым кунами».

1147. «Огну и (Игоря Ольговича) корзном (Владимир Мстиславич)».

Кочь, также верхняя одежда: полукафтан.

1240. Михаил черниговский «съима с себе кочь свой и верзе к ним (татарам)».

В Слове о полку Игореве есть место: «ортьмами (?) и япончицами (епанчи?) и кожухи (тулупы) начаша (русские) мосты мостити по болотам и грязивым местом (у половцев)».

В Несторовом житии Феодосия говорится об одежде боярской: «облече в одежю славну, светлу, якоже е лепо бояром».

Мятель (оттуда прозвание Мятлевых) мантия.

1152. «Снидоша слуги княжи в черних мятлих… Видя Ярослава (галицкого, Владимиркова сына) седяща на отни месте, в черни мятли и в клобуце».

Относительно одежды духовенства, в правиле м. Иоанна говорится о ризах различных и шелковых.

Шапочка архиеп. Никиты опушена горностаем.

В ответах Нифонта встречаются следующие выражения об одежде:

«Студения ради иереем можно облачиться в порты исподни, – от кож животных, их же едять, и не снедных, – нетуть беды ходити, хотя в медвежине».

В житии Феодосиевом упоминается одежда чистая, светлая, худая, заплатаная; свита власяная, вотолина (из грубой ряднины), козлина.

Там же: «Копытцы плетуще (вероятно, что-нибудь вроде стелек, подкладок под подошвы), и клобуки».

Сорочица, сорочка, рубашка.

Под 1097 г. о Васильковой сорочке: «вдаша попадьи опрати».

(Прати, стирать, мыть, оттуда прачка).

1216. «Князь Юрьи прибеже в Володимерь о полудне, на четвертом кони, а трех удушил, в первой сорочице, подклад и тый вывергл» (по Троицкому списку).

В древних песнях упоминается о рубашечках, чулочках, сапожках, лапотках, чеботах, платьицах, пуговках, петельках, поясах, – шапки, шляпы, колпаки земли греческой, подсумка, войлоки, сукно одинцовое, особое платье скоморошеское.

ОБУВЬ

Сапоги, лапти, черевья, чеботы.

1093. «Обувшеся».

1216. Новгородцы «сседше с конь, и порты… сапозе, сметавше, боси, поскочиша».

Слово Даниила Заточника: «Луче бо ми видети нога своя в лычницы (лапти из лыка), нежели в червлене сапозе в боярстем дворе».

Нестор пишет в житии Исаакия: «Егда же приспеша зима, стояша в прабошнях, в черевьях протоптанных, яко примерзняшета нозе его к камени в церкви».

1229. «Сице умирающим (уграм) инии же выступахуть из подошев акы из червия».

Рукавицы перстатыя, перчатки, упоминаются в смоленском договоре 1228 г.

Постель упоминается в Поучении Мономаха, в летописи под 1189 годом.

В Слове о богатом: «Богат красен несмыслен, той яко поволочитое зголовье соломы наткано».

Там же упоминаются перины, одр слонов.

1168. «И бе видите слезы его (умирающего великого князя Ростислава Мстиславича) лежачи на скранью его (подушка), яко жемчужья зерна».

Подушка упоминается в житии Святоши.

Даниил Заточник жалуется: «егда ляжеши на мягких постелях под собольими одеялы, а мене помяни, господине, под единым платном лежаще зимою умирающе».

Паполома упоминается в Слове о полку Игореве, покрывало.

Ковры в летописях под 1097, 1175 г.

Пояс усьян у Кирилла Туровского.

Поволочник, скатерти, убрусья, упоминаются в грамоте Ростислава 1150 г.

Понява, понявица, в Суздальской летописи под 1237 г. «Женщина взя тело Василька (убитого татарами), и понявицею обит, рекше саваном».

Вот как описывается богатый наряд юноши, который собрался странствовать:

У батюшки, у матушки, жил молодец, Одинакий сын во дрокушке (в неге) Ел сладко, и носил красно, работал легко. Захотелося дородню добру молодцу Сходить на чужую дальнюю сторонушку, Людей посмотреть и себя показать. Сряжается во путь во дороженьку; Шубоньку сшил он собе куньюю, По подолу острочил чистым серебром, По рукавчикам и окол ворота Строчил шубоньку красныим золотом; Ворот в шубоньке он сделал выше головы: Спереду-то не видать лица румяного, И сзаду не видать шеи беленькой; Шапочку на головушку сшил он соболиную, Дорогих-то соболей заморскиих; Кушачок он опоясал семишелковый, Перчаточки на руках с чистым серебром; Сапожки-то на ноженьках сафьянные.

К сведениям о древней одежде можно присоединить и следующие места из песен:

Добрыня Никитич садился под окошечко косящетое, Зрел-смотрел в поле чистое… Как из далеча-далеча чиста поля, От матушки от Сорочи от реки, Идет с поля толпа – сто молодцев: Кони под нима одношерстные, Узды на них одномедные, Кафтанчики на молодцах скурлат-сукна, Источенкамы (?) подпоясанные, Сапожки на ножках зелен-сафьян, Носы по нос шилом, пяты востры, Око носов-носов яйцо покати, Под пяту-пяту воробышко летит, Воробышко летит, перепуркивает.

Калика перехожая по приказанию Ильи Муромца

…Скидывал подсумки рытого бархата, И скидывал он гуню сорочинскую, И разувал он лапотки шелковые, И втыкнул он клюшку волжанку (из дерева иволги) Во матушку сыру землю, – И уходила та клюшка до коковочки (загнутый верхний конец). И скидывал он шляпу греческую, И одевал он платье богатырское, Садился на добра коня…

Строчечка одна строчена чистыим серебром, Другая строчена красныим золотом; В пуговки воплетано по доброму по молодцу В петелки воплетано по красной по девушке: Как застегнутся, так обоймутся, А растегнутся, и поцелуются.

Молода Настасья Микулична Скорешенько бежала на широкий двор В одной тонкой рубашечке без пояса, В одних тонких чулочиках без чеботов. А у матушки нижняя одежа дорогой камки, Верхняя одежда золотой парчи, На головушке шляпа из крупного жемчуга, Спереди положен камень самоцветныий, Лапотики на ножках плетеные, Плетеные из шелков да шамаханскиих, А в носики вставлено по славному по каменю по яхонту.

К украшению одежды принадлежали золотые и серебряные вещи.

1147. «Биюче же Михаила (во время киевского мятежа), отторгоша хрест на нем, и с чепьми, а в нем гривна золота».

1213. «Убиша Михаила Скулу (в Галиче), главу его сусекоша, трои чепи сняше золоты».

«Не кладаху на свои жены златых обручей (древние бояре), но хожаше жены их в серебре», говорит Новгородский летописец во введении к летописи (ок. 1200 г.).

Серьги. 1150. Жители Мичска «емлюче серебро из ушью, сливаюче серебро, даяхуть Володимеру (галицкому, как контрибуцию)».

Богатство состояло в золоте, серебре, меди, железе, мехах, портах, паволоках.

1065. «Двор княж (Изяслава Ярославича) разграбиша: безчисленное множество злата и сребра, кунами и скорою».

1073. Святослав Ярославич показывал немецким послам «богатство свое… безчисленное множество злата и сребра и паволок».

1147. «Идоста на Игорево селце, идеже бяше устроил двор добре; бе же ту готовизни много в бретьяницах и в погребех вина и медове, и что тяжкого товара всякого, до железа, и до меди, не тягли бяхуть от множества всего вывозити».

1175. «Поидоша на сени (убийцы Андрея Боголюбского), и выимаша золото и каменье дорогое и жемчюг и всяко узорочье, и до всего любимаго имения».

Движимое имущество называлось вообще товаром 1141, 1152.

«Бяше двор княж вне города… и ту бе товар в нем мног».

Вот описание жизни богатого: «Тъ богатыи на земли живяши, и в багре (в паволоце) хожаще, кони его тучни беша, иноходи златом и тварьми украшени, седла его позлащена, раби его предтекуще мнози, в брачине и в гривьнах златых, а друзии позади в обручих, и в монистех, и отинудь рещи в велице славе излазя (далее следует описание его обеда, см. выше). Готовяще ему и одр слонов с претыканами понявами, свильнами, мякками (настьлан перин паволочатых). Возлежащу же ему и немогущю уснути, друзии нозе ему гладять, инии по лядвиям тешать его (ини по плечема чишуть, ини бають ему, и кощюнять), ини гудуть ему».

Повозы (экипажи).

Самое обыкновенное слово: кола, колеса.

1146. «На колих и на санех».

1147. «С коль».

1164. «Многи человекы снимаху с древ (после страшного наводнения) и кола».

Сани какие-то употреблялись и летом, например, 2 мая при перенесении мощей Св. Бориса и Глеба, как и прежде при переносе тела Св. Владимира, 15 июля.

Возила встречаются под 1113 годом.

Воз. 1156. «Всадив я (жену и мать) Володимер Мстиславич, на возы, везе я».

Повоз, подвода, 1152, 1209.

Телеги упоминаются только в Слове о полку Игореве.

ЖИЛИЩА

Хоромы, храм, клети, дом, двор, истопка, истба-изба, терем, двор княж, сени, – вот названия, относящиеся к жилищам.

Двор княж, в Киеве (1067, 1096, 1097), в Переяславле (1098), двор Брячиславль, двор Коснячков (1067), Мстиславль двор, Глебов двор (1147).

Дворы огораживались тыном (забором). «Если кто межу дворную тыном перегородит, то платить пени 12 гривен», по Русской Правде.

Под 1147 г. упоминаются ворота, под 1173 г. двери. «Почаша бити в двери (убийцы Андрея Боголюбского) и выломаша двери». (Также в Волынской летописи под 1204).

1216. «Бяше плетенем оплетено то место (под Липицами, перед сражением) насовано колья».

1151. «Верх (у божницы) бяше нарублен деревом».

Хоромы упоминаются в Русской Правде и в летописях.

1228. «Сгореша хоромы княжи».

1129. «Бысть вода велика, хоромы снесе».

Храмина, 1229.

Сенница. Сени. (Антресоли, верхнее жилье).

1067. «Изяславу седящу на сенех, из оконца зрящю».

1146. «И седшим братье всей у Всеволода (Ольговича в Киеве) на сенях».

1147. «Затвори ворота, а Игоря пусти на сени… Людие вшедше во двор, узреста Игоря на сенех, и разбиша сени о нем, и сомчавше его с сеней убиша».

1150. «Вячеслав седяще на сеньници, и мнози начаша молвити кн. Изяславу: ими и».

1150. «Подсечем под ним сени».

1152. «Петр приеха на княж двор, и ту снидоша противу ему с сеней… слугы… взиде на сени, и виде Ярослава седяща на отни месте».

1175. «И бежаше с сений, шедше в медушу, и пиша вино… поидоша на сени.

Андрей избитый иде под сени. Убийцы услышали его голос… рече один: стоя видех князя яко идуща с сений долов… Седящу ему под столпом всходным» (убийцы нашли и убили его).

В песнях упоминаются сенные девушки.

1093. «Изымав слы всажа и в истобъку», Ипатьевская «в ыстбу».

1102. Изба.

1093. «Възлезше на истобку, прокопа и верх, и тако Олбег Ратиборич прима лук и, наложив стрелу, удари Итларя в сердце».

1097. «Идоша в истобку» (Новгородская), в гридницу (Ипатьевская).

Клети упоминаются в Русской Правде: «Аже убиють кого у клети, аже кто крадеть клеть», и в летописи: 1143. «Розноси (бурею) хоромы, и товар, и клети, и жито из гумен».

Клетью назывался, вероятно, прежде амбар, магазин, кладовая, и также холодная горница.

Горенка. 1152. «Несоша и (Владимирка галицкого, внезапно пораженного ударом) в горенку, и вложиша и в укроп».

Ложница, спальня (1175).

Одрины. 1200. Новгородцы «засташа (лотыголу) в одринах».

Погреб. 1067. «Пойдем, высадим дружину свою из погреба», говорят возмутившиеся киевляне. «Приде половина от погреба… отворивше погреб».

Поруб. 1067. «Людие высекоша Всеслава из поруба». 1146. «Повеле над ним поруб розимати, и тако выяша из поруба (князя Игоря Ольговича)».

Медуша. 1175. Бретьяница.

1230. «Паде перевод с кровлею трех комар», в Переяславле Русском.

«Снемше доску с печи» (1197) слуги Давыда Игоревича, ослепивши Василька.

«Уже доски без кнеса (без князя) в моем терем златоверхием» – в песнях.

Из домашней утвари упоминаются в летописях только:

Столец, стул, вроде табуретки, судя по древним рисункам, ларец, носилицы (1175).

Выберем из разных былин и песен места о жилищах и утвари, приводя их в некоторый порядок.

Добрыня Никитич, посланный князем Владимиром освидетельствовать Дюково богатство.

…Доезжает Индеи богатыя, До того Волын-города до Галича, До того до Дюкова посельица. Увидел кругом двора булатний тын, Наведено медью яровицкою, Столбики были точеные, А маковки были золоченые, Двери-то были решатчатые, Подворотеньки были серебряные. И поехал Добрыня на широкий двор: По этому широкому двору Разостланы сукна одинцовые. Соходил Добрыня со добра коня, Зашел во гридню во столовую: Все окошечки скутаны, Вкладены в стены камни драгоценные.

На том дворе на Чуриловом, Стояло теремов де до семидесяти, Во которых теремах Чурила сам живет. Трои сени у Чурила де касерчатые, Трои сени у Чурила де решетчатые, Трои сени у Чурила де стекольчатые.

Построены терема высокие, Просечены окошка косявчатые, И поставлены колоды белодубовые, Наличники положены серебряные.

Во сени ведет (Пленчище Сорожанин) во решатчатые, Во другие ведет частоберчатые, Во третьи ведет во стекольчатые, И в теремы ведет златоверхие. И такому-то князь диву дивуется: На небе солнце, – и в тереме солнце, На небе месяц, – и в тереме месяц, На небе звезды, – и в тереме звезды, На небе зори, – и в тереме зори: Все в терему по-небесному.

Хорошо теремы изукрашены: Пол-середа из одного серебра, Печки-то были все муравленые. Потики-то были все серебряные, Потолок у Чурила из черных соболей, На стены сукна навиваны, На сукна стекла навиваны, Все в терему по-небесному: Вся небесная луна понаведена была, Ин всякие утехи несказанные. У вас все не по-нашему: Я подъехал ко подъезду княженецкому, Ко тому столбу точеному, к кольцу луженому; У нас столбики точеные, верхи и кольца золоченые. У вас все не по-нашему: Дорожки не расчищены, Желтым песком не засыпаны, Ковры да сукна не подостланы; У нас дорожки-ты расчищены, Желтым песком призасыпаны, И сукна-ты подостланы, сукна одинцовые, А по крыльцам и по ступенькам ковры все шелковые, Тех шелков шемаханскиих, А по обе стороны рассажены сады виноградные. У вас все не по-нашему. И мы пришли на княжий двор, У вас ворота-ты сосновые, А на дворе хоть медведь ногу моми; У нас ворота кости слоновыя, А в воротах столбы-ты золоченые, Дворы-ты у нас убраны, Ковры и сукна-ты подостланы, Ковры-ты шелковые, Сукна одинцовые. Конюхи и дворники по двору гуляют, В бабки и шашки играют. У вас все да не по-нашему: Мы шли в палаты белокаменны, У вас ступени из черного каменя, А порученки у вас точеные; А у нас ступеньки кости слоновыя, И подостланы ковры-ты шелковые, Порученки точеные, и вовсе золоченые. И пришли-то мы во гридни во столовые: У вас мосты (полы?) сосновые, Стены и потолки у вас не расписаны, Столы у вас дубовые, Скатерти забраные; У нас во гриднях во столовыих Мосты-ты все кленовые, Стены-потолки все расписаны, У вас все не по-нашему: У вас печки-то кирпичные, А помяльца-то сосновые, (Печки биты глиняны, А подики кирпичные, А помелечко мочальное В лохань обмакивают). У нас печки-ты изразцовые, карнизы золоченые, Подики медные. У нас помяльца-ты мочат в меды стоялые, У вас все не по-нашему: Как идет-то Владимир-князь ко церкви-то соборныя, По дороже у вас сукна-ты не славные, А у князя сапожки на ножках сафьянные; А у нас-то матушка моя пойдет во церковь-то соборную, Впереди идут лопатники, Во след идут метельщики, Още идут постельщики: Лопатники дорожку разгребают, А метельщики песочком посыпают, А по ступенькам стелют ковры-ты шелковые, Тех шелков шемаханскиих. И тут няньки наперед идут, А служанки под руки ведут…