Текст книги "Смерть догоняет смерть"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– А его и не будет, Жора неделю как на дачу укатил.

– Когда же вернется?

– Не знаю. Откуда нам знать? Он не докладывает. Сел да поехал. Ну, нам пора, идем, Славик.

Я допустил ошибку, назвав номер квартиры. Очевидно, алконавты прознали, через чью кладовку был совершен взлом. Пришлось играть в открытую. А это менее продуктивно.

– Ну вы, ханурики занюханные, или будем вести содержательную беседу на свежем воздухе, попивая водочку, или сегодня же я выписываю вам пару повесток. Тогда придется отвечать уже в моем кабинете, а там не так приятственно. Всасываете?

– А ты чего нас на испуг берешь, начальник? Мы что, убили кого-то, изнасиловали или бомбанули этого ару? Не надо! Пуганые мы.

– Пьете, не работаете.

– А ты найди нам работу, начальник. На пенсии мы. Я прапорщик, двадцать пять лет Родине отдал. А Славик еще больше – заводу, теперь инвалид. Ну а водочку на улице и ты с нами жрал. Так что извини-подвинься. Состава преступления нет.

– Да бросьте, мужики! Это я так, на всякий случай, давайте поговорим, пузырь еще возьмем.

– Не надо. В кабинете пей. Со своими коллегами. Идем, Славик.

– Да не мент я, мужики, сам по себе работаю.

– Ну и работай!

Чуть покачиваясь, они с достоинством удалились, оставив мне две пустые бутылки и неразрешенную проблему. Все шло наперекосяк. Плюнув, я пошел домой и лег спать.

* * *

Вечером в мою берлогу начали собираться мужики. Первым явился медэксперт Корж. Покрутив сизым носом и учуяв аппетитные запахи специй, он засуетился, похлопал по "дипломату".

– Ректификат-с!

– Оставь, водка есть. К делу. Девчонку резал?

– Резал, отличные потроха.

– Самоубийство?

– Не знаю, не знаю.

– А кто знает?

– Господь Бог. Давай по махонькой.

– Погоди, Захарыч, сейчас Ермаков и Свиридов появятся, Шутов придет.

– А при чем тут Шутов, это же не его...

– Очень может быть, что его. Рассказывай.

– Ну, особенно-то нечего. Тебя ведь не интересуют последствия падения, то есть ушибы, разрывы. Череп – вдребезги, сам видел. Тебя интересует что-нибудь вкусненькое. А вкусненького ничего нет. Что это у тебя? Селедочка? Уважаю. Может, по...

– Да подожди ты, хроник. Больше ничего?

– У меня все. Остальное – дело ваше. По маленькой?

Ермаков пришел, когда Захарыч вконец истомился и был готов отправить меня к праотцам.

– О-о! – блеснув модными окулярами, оценил он стол. – А ты, Захарыч, уже на боевом посту?

– Тебя, дурака, только и ждем, – проворчал эксперт, скручивая пробку.

– А где Свиридов?

– Он сегодня дежурит, да и зачем он? Ест много, а толку от него мало.

– Тогда вперед. Ленка, тащи горячее.

– Ну, зачем ты так, Костя? – неодобрительно поморщился Захарыч. – Надо сперва селедочку, салатики, грибочки. А то сразу – горячее. Быдло легавое.

– А за легавого ответишь, червяк трупный, – вторил ему Ермаков, аккуратно наполняя лафитники.

– Ну, что у тебя, рассказывай, – не выдержал я Генкиной медлительности.

– А у меня, Костя, полный мрак. При обыске квартиры Ирины Скворцовой обнаружены золотые ювелирные изделия. Как-то: колец обручальных – пять штук по 5,2 грамма каждое, две цепочки золотые по 22 грамма и серьги с рубинами, в скобках – корунд, две пары общим весом 8,4 грамма.

– Не вижу ничего сенсационного. Они у нее должны были оказаться независимо от того, соучастница она или нет.

– Налицо самоубийство, так?

– Предположим.

– Что значит – предположим? Тебе под ноги с пятого этажа падает баба, а из квартиры, как ты говоришь, никто не выходил. Факт?

– Не стопроцентный. Дело в том, что мне пришлось бежать до пятого этажа, а это – время. Убийца мог уйти.

– Но ты же не встретил никого. И замочных щелчков не слышал. А между прочим, дверь ее квартиры бухает так, что слышно в соседнем подъезде. Ты ведь этого не слышал?

– Нет.

– Вот и я о том же. Кроме того, соседка, тетя Роза, подтверждает то же самое. Никто не выходил, и, значит, она была дома одна. Выходит, самоубийство, но...

– Погоди, может быть, убийца зашел в другую квартиру.

– Проработал. Исключено. На пятом этаже дома находилась только эта тетя Роза, а она не откроет даже Господу Богу. На четвертом вообще никого не было. Все на работе, ребята проверили. В двенадцатой квартире, на третьем этаже, проживают дед с бабкой, их участие в этом деле абсурдно. Они даже не знали, как ее зовут. Она ведь поселилась там совсем недавно, после Нового года. Остальные жильцы третьего этажа, как и положено, отсутствовали – кто на работе, кто где.

– Как это "кто где"?

– Две старухи сестры ходили в магазин, пришли, когда труп уже увезли. Еще тот парень, из одиннадцатой квартиры, которого сержант тормознул. Он музыкант, и, кажется, ничего, кроме Шубертов и Шопенов, его не интересует.

– Ты уверен?

– Уверенным я могу быть только в себе, и то не совсем.

– Дальше.

– Дальше похожая картинка, тем более ты сам контролировал первый и второй этажи сразу же после случившегося. Чердак мы тоже осмотрели. Замок там не открывали с полгода.

– Значит, суицид?

– Похоже, хотя...

– Что – хотя?

– Ты помнишь, во что она была одета?

– Фланелевый халатик и белые трусики.

– Вот, вот. Ворсинки от этого самого халатика найдены на оконной коробке, внизу.

– Что тут странного? Она ведь соприкасалась с подоконником.

– С подоконником, но не с коробкой. И направление этих ворсинок перпендикулярное окну. Краска там облупилась, дерево шершавое. Такое впечатление, что она ползла по подоконнику, чтобы выброситься.

– Ну и выбросилась, чего еще?

– Странно как-то, ползти на брюхе, чтобы выкинуться из окошка головой вниз. У нее есть балкон. Оттуда было бы удобнее. А потом, в таких случаях обычно выпрыгивают.

– Прости, Гена, но у нее не было под рукой такого заботливого консультанта, как ты, – съязвил я, хотя мне нравились его вполне обоснованные сомнения. Тем более они подкреплялись наблюдениями и осмотром Захарыча, да и предпосылок для самоубийства у Ирины, кажется, не было. Зарабатывала больше нас всех, вместе взятых, еще и Вартан наверняка что-то подкидывал. Вартан, Вартан. Не его ли это рук дело? Мотивов пока не видно, но со счетов его сбрасывать не стоит. Черт-те что, бредем на ощупь, ни одной крепкой зацепки. Полный туман.

– Гена, а кто она такая, Ирина эта самая? На кого оформлена квартира? Кто на нее теперь будет претендовать?

– Квартира куплена и оформлена на нее, Ирину Скворцову, – начал Ермаков, перелистывая блокнот. – Она 1970 года рождения, родилась в Ульяновске. Там же закончила пединститут, после чего переехала в нашу область и два года проработала в селе Большое Советское. Потом школу оставила, давала уроки на дому, причем исключительно мужчинам.

– Не понял.

– Да блядь она, чего уж тут непонятного?! – не выдержав, взвизгнул Захарыч.

– Мальчики, ну к чему такой максимализм? – подала голос Елена.

– Стоп. Ленка, усохни! – насторожился я. – С чего ты решил, что она б...? И вообще, сидишь уже полчаса, а сведений от тебя – ноль.

– А вы не очень-то хотели их получить! – обиделся Корж. – Кое-что у меня есть. Где-то за час до смерти "попрыгунья" вкатила себе приличную дозу морфия. А чуть раньше или чуть позже имела половую связь. По крайней мере с двумя "джентльменами". Устраивает?

– Нет, что еще?

– У меня все. Вам ведь не нужны ее переломы и разрывы, произошедшие при падении.

– А ушибы и ссадины до падения?

– Затрудняюсь ответить, но, похоже, таковые отсутствуют. Наливай! От меня вы больше ничего интересного не услышите.

– Услышим. Она часто кололась?

– Нет. Вены целехонькие.

– Гена, шприц нашли?

– Да. На кухне, в аптечке, и там же три полные ампулы. Еще две порожние в мусорном ведре.

– Отпечатки?

– Ее собственные. Других не обнаружено нигде. Я имею в виду выключатели, дверные ручки, посуду.

– Значит?..

– Да, Костя. А вот это тебе на закуску. – Он шлепнул передо мной пачку фотографий. – Смотри и вникай!

Первая из них фиксировала картинку, виденную мною утром, – скрюченное, нанизанное на штырь тело Ирины. Ну и так далее...

– Спасибо, Гена, – передавая ему снимки, раздраженно поблагодарил я. Все это мне известно.

– А ты внимательно посмотри! Посмотри общий план, где схвачены все окна. Ничего не заметил?

– Нет. Окна как окна. Кухонное открыто, два комнатных закрыты, шторы раздвинуты. На балконном подоконнике лежит какая-то хреновина.

– Вот-вот, о хреновине! При внимательном изучении это оказывается подушка. Причем однотонная.

– Ну и что?

– А то, что ее нет. В цветочек есть, а такой нет.

– Естественно. Ваши омоновские быки входили в квартиру не очень деликатно. Я вообще удивляюсь, как это стены остались на месте.

– Ты меня не понял. Подушки вообще нет в квартире. Почему?

– Черт ее знает. Генка, давай определимся четко. Самоубийство это или убийство? Захарыч, что скажешь?

– Все, что мог, я уже сказал. Возможен третий вариант? Доведение до самоубийства! То, что за час до произошедшего она трахнулась с двумя господами, тут я могу поклясться любимой тещей. И то, что кольнул ась, тоже.

– Насильно или по согласию?

– Господи, да что я там, свечку держал? Видимого физического давления не обнаружили, что же касается морального, то... Возможно, под действием наркотика.

– А что, Гена, хорошая мысль.

– Хорошая, – согласился Ермаков, обсасывая куриную конечность. – Ты мне скажи, куда делась подушка?

– "А подушка, как лягушка, ускакала от меня", – задумчиво продекламировал Захарыч, разливая очередную дозу.

– Ускакала, – согласился Генка, – как и ускакали твои джентльмены-спермодатели.

И вдруг я моментально отрезвел. Удивительно четко дошло, что все время, пока мы были там, эти самые джентльмены находились в подъезде, если, конечно, не спрыгнули с пятого этажа или не ушли через крышу, что сделать, оставаясь незамеченными, да еще с подушкой в руках, очень трудно.

– Генка, как ты считаешь, можно утопить подушку в унитазе?

– Теоретически можно, практически – сложно.

– Ты мини-рынок тряс? В смысле возможного бегства через уличное окно?

– Естественно, два десятка торговок опросили, из тех, что сидят лицом к дому. Никто и ничего не заметил.

– Тогда пойдем.

– Куда?

– В гости. Может, повезет, еще пару-тройку трупов найдем. Да и с тетей Розой не вредно поболтать по душам. По-моему, эта соседушка хитрит или что-то недоговаривает.

– Ты что, серьезно?

– Абсолютно. Душегубы, если таковые были, скрылись в какой-нибудь квартире, хорошо если в своей. А если в чужой, где находился хозяин? Если он не замешан, ему не позавидуешь. Пойдешь, Захарыч?

– Лучше здесь подожду. Можно, Елена?

* * *

Все восемнадцать квартир злосчастного подъезда были проверены тщательным и добросовестным образом, начиная с сортиров и заканчивая балконами. Ничего заслуживающего внимания не оказалось. Все на месте, все цело, замки невредимы, и, что самое ценное, – все живы. Не мешало бы убедиться в алиби хозяев трех квартир, но это так, на всякий случай. Оставалась последняя, семнадцатая. Тетю Розу мы припасли на десерт. У нее, слава Богу, горел свет. Перекрестившись, я нажал кнопку.

– Кто? – быстро, словно ожидая нас, спросил знакомый сварливый голос.

Глазок потемнел, и я жестом предложил Генке начать переговоры.

– Откройте, – начал он неуверенно, милиция.

– Ну и что? Почему я должна открывать милиции? Теперь много всяких милиций. Где документы?

Ермаков послушно продемонстрировал удостоверение.

– Ну и что? А где санкция прокурора?

– Какая санкция? – совсем растерялся Генка. – Мы же не собираемся вас обыскивать.

– Пока, – не выдержав, уточнил я. – Завтра выпишу вам повестку, явитесь к нам сами. Там будет разговор покруче. Пойдем, Гена, у нас эта дама будет любезнее.

Я рассчитал правильно. После продолжительного перезвона замков и цепочек открылась первая дверь. Затем лязгнул запор металлической двери, и наконец мы смогли увидеть тетю Розу – пышную молодящуюся еврейку лет семидесяти. Она разглядывала нас с не меньшим интересом. Очевидно, хитроумная оптическая система двух дверей не давала ей все-таки такой возможности раньше.

– Что за глупые шутки? В одиннадцать ночи поднимать одинокую женщину с кровати...

– Извините, мы завтра повесткой...

– Хватит петь мне на уши! Заходите...

Мы зашли, и оба остолбенели. Дешевая однокомнатная "хрущевка" была превращена в царскую палату. Отделка стоила больше самой квартиры. Инкрустированная мебель, ковры, картины, хрусталь дополняли картину.

– Кучеряво, однако, – не выдержал я.

– Если бы вы не занимались глупостями, а работали, как я, гинекологом, имели бы то же самое. Но ближе к делу. Чего вы хотите?

– Одной девушке нужно помочь, знаете ли, по четвертому месяцу.

– Не берите меня на просто так. Я давно этими глупостями не занимаюсь. Можете сесть, и я дам вам по рюмке коньяку.

– Спасибо, Роза... э-э-э...

– Не кричите ослом. Розалия Моисеевна.

На крохотном журнальном столике она неожиданно проворно организовала выпивку с закуской и, довольная собой, уселась в кресло. Мы скромно пристроились на пуфиках.

– Так чем может быть полезна больная женщина доблестным советским чекистам?

– Российской милиции, – поправил Генка.

– Ага, – согласился я и добавил: – Доблестной советской милиции угодно знать, почему старая повитуха становится наводчицей и подельницей убийц, насильников и грабителей? Ваше здоровье, тетя Роза.

Как в паровозном брюхе, в чреве Розалии Моисеевны что-то долго шипело, ухало, пока громовым раскатом не вырвалось:

– Недоносок, ублюдок! Такое оскорбление мне! Не на ту напал. Завтра же я явлюсь сама. К вашему начальнику. Причем без повестки. Вон!!!

– Господи, да что с вами? Почему вы решили, что я говорю о вас? Тем более вы врач, а не повитуха, – сделал я невинное лицо олигофрена.

– Ты мне уши-то не крути, тетя Роза что-то да понимает в этой жизни. Нет, ты посмотри, жрет коньяк тети Розы и ей же хамит. Еще бы немножко, и у меня начались преждевременные... – подмигнула старуха, смягчаясь. – Ну, парень, купил ты меня. Так в чем дело, я полагаю, в моей соседке?

– И справедливо полагаете. Расскажите все, что вам о ней известно.

– Да, можно сказать, ничего. Я даже толком не знаю, когда она сюда вселилась. Или до Нового года, или после. Вот ремонт был колоссальный. Работало человек десять. Когда я ремонтировала квартиру, нанимала только троих. А потом я ее почти не видела, хотя прошло три месяца.

– Когда она уходила на работу?

– А что, вы сами не знаете, когда ночная фея уходит на работу? Не заставляйте меня краснеть. Не буду врать, я очень редко видела, когда она уходила, но у меня бессонница, поэтому часто видела, когда приходила.

– ?

– Часа в два-три ночи. И точнее, не приходила, а приезжала.

– На чем же она приезжала? Это была одна и та же машина или всегда разные?

– Право, затрудняюсь сказать, на улице в это время темно, а я не очень любопытная девушка. Но, кажется, одно авто подвозило ее чаще других.

– Какое? – не выдержал Генка.

– Такси!

– Какой номер?

– Вы соображаете, что спрашиваете?

– Да, извините, но хотя бы цвет. Какой был цвет – черный, белый, салатовый? – Возможно, Генка и дальше бы перечислял цветовую гамму, но это, видимо, надоело Розалии Моисеевне.

– И белые были, и черные, и салатовые. Всякие.

– Тетя Роза, перестаньте закручивать мне уши, – не выдержал я.

– Так и вы перестаньте задавать дурацкие вопросы. Откуда мне знать? Для меня все эти форды-морды, вазы-фазы на одно лицо. С колесами и фарами.

– Значит, иномарки тоже подъезжали?

– Опять ты за свое!

– Ладно, когда вчера явилась соседка?

– Не знаю. Я вообще нормально ее рассмотрела только сегодня. Хотела бежать на помощь, но тут же поняла, что ей нужен только патологоанатом.

– Хорошо, допустим, до этого момента вы говорили правду. Постарайтесь и на следующий вопрос ответить правдиво. Почему вы не открыли мне дверь сразу после случившегося?

– Это уже серьезно, я полагаю. Тогда ответьте и мне, по какой причине тысячи одиноких старух не открывают дверь незнакомым людям? Ответьте, это тоже серьезно.

Я промолчал, понимая шаткость своей позиции. Любой адвокат меня запинает, как щенка. А может быть, действительно старуха здесь ни при чем, и мы портим ей жизнь и воздух. Ладно. Я капитулирую...

– Зачем вы впустили тех двоих из двадцатой квартиры? – вдруг влепил Генка.

– Кого?

– Тех, что ее...

– Бог мой! Вы сошли с ума! Она же сама... Вы думаете...

– Да ничего он не думает, шутки у него такие. Извините нас, Розалия Моисеевна, пойдем, Гена.

* * *

Поймав позднего "жигуленка", мы возвращались по домам. А возвращаться было очень невесело. Мало того, что задавали дурацкие вопросы и оскорбили старуху, так еще и засветились. Завтра весь подъезд будет жужжать об убийстве соседки, хотя у нас самих такой уверенности не было.

Высадив по пути Генку, к себе я явился в час ночи. Злая Ленка сидела на кухне с котенком на коленях и курила дрянные американские сигареты. Наше брачное ложе оккупировал Захарыч, носом трубно торжествуя победу.

– Ого, ты уже до стариков докатилась?

– Иди ты! Убирай своего гостя к чертовой матери!

– Куда же я его? На улицу? Утомился сизый нос. Сейчас я его на раскладушку определю.

– Да он же храпит...

– А мы его на кухню.

– Тебе какой-то армянин звонил. Акопян... Фокусник, что ли?

– Ага, есть такой. И фокусы у него отличные, какой он предложил тебе?

– Сказал, что нужен ты лично. И еще Юрка приходил, сообщил, что подарочек тебе приготовил. Я ему говорю: "Давай передам". А он ни в какую. Только в руках у него ничего не было.

Укладываясь, я аж застонал, сообразив наконец, какой "подарочек" ждет меня утром.

– Твоя кошка опять нагадила в мой тапочек, – доложила полуспящая Ленка, повернулась ко мне спиной и тут же уснула.

Так что же получается? С субботы на воскресенье или же с воскресенья на понедельник был ограблен ювелирный магазин Оганяна. Неизвестные лица через пролом в стене подвального чулана пятой квартиры откатили один сейф и спокойно открыли своим ключом второй. Забрали ценности на триста миллионов рублей. Что отсюда следует? Взломщики знали, где находится хранилище и имели дубликаты ключей от сейфа. Кто мог сделать слепки с ключей Оганяна? Любая из трех продавщиц, но в первую очередь, разумеется, Ирина. Она больше всех подходит на роль наводчицы. Убиралась в хранилище, знала его расположение, ей более других были доступны оганяновские ключи. Ирины больше нет. Ее гибель, увы, достаточно логична. Грабитель или грабители были абсолютно уверены, что подозрение в первую очередь падет на нее и решили перекусить опасное звено. Возможно, так и запланировали заранее. Ее убирают, ловко маскируя убийство под самоубийство. Неужели, оставив десяток цацек в ее квартире, надеются, что мы поверим в этот вариант и успокоимся? Кстати, ведь то же самое проделано с бомжиком. Обмочиться можно! Ирина и бомж, который ходит-то еле-еле, ломают стену, проделывают все остальное, в том числе ставят на место сейф... Не высокого же они о нас мнения!

Ладно, допустим. В таком случае все происходящее до сих пор более или менее понятно. Но куда же тогда исчез убийца из квартиры Ирины? Вот где полная загадка. Вверх, по крышам, не уходил – нетронут чердачный замок, в соседские квартиры не заходил – тут я сам свидетель, через окно, по балконам, не прыгал, по крайней мере с нашей стороны. А со стороны улицы? Два десятка опрошенных торгашей говорят, что ничего не видели. Куда же он делся? Не мог ведь вознестись на небо? На небо... А почему бы и нет, если смог взломать промежуточную кладку между подвалами? Точно!

Ну почему самые умные мысли посещают меня среди ночи? Что делать? Ждать утра? Но за это время может произойти еще что-нибудь непредвиденное.

Взвесив все "за" и "против", я выбрался из-под одеяла и прошлепал на кухню.

– Захарыч... – Не зажигая света, я потряс раскладушку. – Проснись, сизый нос.

– А? Чего? – испуганно отозвался он.

– Спокойно, все свои. У тебя Генкин телефон есть?

– Ну да, буду я еще всякими ментами засорять записную книжку. А где я?

– На том свете.

– А почему на раскладушке?

– С дивана тебя попросила даже самая легкомысленная женщина на свете.

– Кот, это ты? Генкин телефон на крышке "дипломата".

Все еще сомневаясь, я набрал номер Ермакова, заранее предвидя его реакцию и моля Бога, чтобы трубку снял он сам.

– Извини, Гена, – как только мог мягко, начал я. – Старичок, у меня для тебя сюрприз.

– Да пошел ты! Неужели нельзя отложить до утра?

– Генка, я знаю, куда делись убийцы или убийца, знаю, куда исчезла подушка с балкона.

Я отчаянно блефовал, потому что толком не знал ни черта, но Генке нужен был толчок, и он удался.

– Куда? – сразу просыпаясь, конкретно спросил он.

– Только при личной беседе, желательно немедленно. И еще, у тебя ключи от квартиры Скворцовой?

– В сейфе. До завтра не подождет?

– Да хоть через год! – психанул я искусственно. – С чего это мне решать твои проблемы, у меня своих хватает.

– Извини, сейчас буду у тебя.

– Захвати ключи и еще кого-нибудь.

– А что, есть такая необходимость?

– Мало ли что... Пушку не забудь.

– Ну, ты даешь! Выезд фиксировать?

– Не знаю. Думаю, пока не надо, а там решишь.

– Жди. ;

– Моя помощь нужна? – сразу расхрабрился Захарыч.

– Непременно. С тобой вдвоем мы их и | завалим. – Я налил водку в два стаканчи– [ка. – Тебе достанется тот, что побольше, а я на себя беру того, что поменьше, опыта у меня маловато.

Старик обиделся и выпил, а я, одевшись, дал ему указания:

– Захарыч, веди себя хорошо, не балуй, к женщине в постель не лезь.

– Ты очумел, Костя.

– Спи крепко, утром тебе на работу. Пока.

* * *

В полчетвертого ночи я шагнул в холодную, промозглую весну, сожалея о теплой постели и недопитой водке. Волглые липкие сигареты были противны, как и мелкие колючие льдинки, которые нахально забирались за ворот куртки, изгоняя Ленкино тепло.

Докуривая третью сигарету, я наконец заметил приближающиеся ко мне две желтые кляксы. Они обещали тепло и уют, а может быть, и сто пятьдесят.

Генка приехал на старой "Волге", именуемой в народе "танком". Она досталась ему чуть ли не от деда. Кроме него в машине сидели три незнакомых мне человека. Напустил я страха! Двое были в штатском, один, сержант, – в форме.

– Ну, генерал, командуй, – хмуро буркнул Ермаков, отпуская сцепление.

– Высаживаемся за квартал от дома Ирины, – начал я.

– Ты что, сдурел, по такой погоде?

– Ермаков, иначе нет смысла в нашем визите. Может, еще позвонить и предупредить. Так, мол, и так, ждите, дорогие грабители-взломщики-убийцы, едут тут к вам четыре мента с дураком Гончаровым в придачу. Чтобы все у вас было тип-топ. Так, что ли?

– Успокойся. Ты как? Там в бардачке...

– Потом.

Не доезжая двухсот метров до места, мы остановились, вышли, и ваш покорный слуга, Константин Иванович Гончаров, выдал целый пуд четких и ценных указаний:

– Сержант, вы в форме, поэтому, чтобы не мозолить глаза, будете наблюдать за пятым окном пятого этажа. Вы, ребята, как вас...

– Андрей.

– Игорь.

– Ну да, Андрей с Игорем поднимаются на пятый этаж второго подъезда и звонят в квартиру тридцать семь. Не в тридцать восьмую, не в тридцать девятую, а именно в квартиру тридцать семь. Если вам открывают, то один из вас спускается и приглашает меня. Если вам после пяти минут звонков не открывают, то опять-таки один из вас спускается и сообщает об этом мне. Второй в это время держит дверь под контролем. Ясно?

– Нет базара, – ответила российская милиция.

– Нормально, пацаны, – одобрил и я. – Гена, тебе первый подъезд, двадцатая квартира и на десерт дверной глазок тети Розы. Я стою внизу на корректировке. Дальше по обстоятельствам. Пожалуйста, без трупов. Все вооружены? Еще раз, из тридцать седьмой никого ни под каким предлогом не отпускать.

Мы подошли к подъездам.

– Все как договаривались, – напомнил я, и трое молча разошлись.

Стоя между подъездами, я слышал, как парни безрезультатно обрабатывали дверной звонок.

– Никого нет, – спустившись через некоторое время вниз, сообщил Игорь. – Или не открывают.

– Хорошо, поднимайся назад и будьте наготове. Если кто есть, сейчас выкурим.

Послушная привычным ключам дверь двадцатой квартиры открылась без сопротивления. Ожидая самого непредвиденного, я врубил фонарик, а Генка угрожающе потряс стволом.

Первым в квартиру ворвался я, надеясь ослепить и парализовать бандита мощным световым лучом. Но наш спектакль никого не интересовал. Убедившись, что квартира пуста, я зажег свет.

– Ну и где твои убийцы? – язвительно и разочарованно спросил Ермаков.

– Там же, где твоя подушка.

– Подушка вот здесь лежала. – Для пущей убедительности он похлопал по подоконнику балконного окна.

В комнате их было два. После того как разобрали перегородку двух убогих клетушек, получилось одно, но очень приличное помещение. По левой его стороне находилась дверь, ведущая в спальню. Спальня меня мало интересовала. А вот стена в ней, смежная с квартирой из второго подъезда, это да, это то, для чего я сюда приехал. В спальне к ней был приставлен шифоньер, а в коридорчике – неглубокий книжный шкаф. С него я и начал, методично вышвыривая литературу на пол.

– Поаккуратней, Кот, что они тебе плохого сделали?

– Усохни, тем более ты в своей жизни ничего, кроме уличных вывесок, не читал.

Когда шкаф опустел, я увидел то, о чем должен был догадаться давно. С правой стороны верхней и нижней полок два томика – Доде и Шиллера – не желали вытряхиваться ни под каким предлогом – стояли словно приклеенные. Тогда, сменив тактику, я надавил на них сверху. На это они отреагировали, звякнув чем-то металлическим. Мысленно поблагодарив классиков, я толкнул стеллаж. Он ответил сухим щелчком замков. Я опять проделал ту же операцию, только теперь я потянул книжный шкаф на себя. Замаскированная дверь приоткрылась, как приоткрылся и рот стоящего рядом со мной Ермакова.

– Кот, гениально!

– Закрой крикушку, приготовь ствол.

За дверным проемом находилась комната однокомнатной квартиры. На первый взгляд она была пуста. В два прыжка Генка достиг выключателя и заорал благим матом: "Стоять, стреляю!" Но стоять было некому, потому что находящийся в этой квартире человек встать уже не мог никогда. Финский нож был вогнан ему в грудь по самую рукоятку. Убийство произошло совсем недавно, жиденькая струйка крови вяло стекала по землисто-сизой коже, образуя черное пятно на светлой обивке дивана. Его убили стоящим, потом, очевидно, толкнули, или он сам упал. Ноги, надломленные в коленях, находились на полу, туловище с раскинутыми для последних объятий руками завалилось на диван, а голова с нечесаными грязными патлами лежала на диванной подушке. Остекленевшие белые глаза с ужасом смотрели на рукоять ножа, Изможденное, грязное тельце весило килограммов тридцать, но одето было в гораздо больший по размеру шикарный халат, который сейчас распахнулся, открыв жалкое до боли естество бродяги. Или, может, это он и есть, виновник оганяновских бед?

На журнальном столике золотился почти не тронутый "Белый аист", лежали надкусанное большое яблоко и несколько батончиков "Сникерса", рядом стояла наполовину съеденная банка лосося.

– Вот так так, Костя! Бомжи нынче получше нашего живут.

– Ну и поменяй профессию, – почему-то злясь, посоветовал я. Что-то меня раздражало, что-то было не так, и я это, как говорят собаководы, чуял верхним чутьем. Превозмогая отвращение, потрогал нос мертвеца. Он был теплый, и это при той-то холодрыге, что стояла в комнате. Его убили только что.

Сатанея, я рванулся к двери. Матерясь и путаясь в замках, наконец-то открыл. Ниже, на ступеньках, как терьеры, готовые к прыжку, томились Игорь и Андрей. – Где? – прошипел я гадюкой. Они отрицательно замотали коротко стриженными тыквами.

Я поманил их в открытую дверь, а когда они, как Добчинский с Бобчинским, подталкивая друг друга, наконец протиснулись, жестко спросил:

– Кто выходил?

– За то время, что мы здесь находились, никто из этой квартиры не выходил, – четко ответил Андрей. – Мои слова может подтвердить Игорь.

– И добавить, что в течение последних двадцати пяти минут мы никуда не отлучались, даже не курили, – поддержал товарища Игорь, укоризненно уставившись на меня.

– Парни, только что здесь, в этой квартире, произошло убийство. Убийца ушел. Как? Окна закрыты. А скрылся он несколько минут назад. У трупа еще теплые уши. Как он ушел? Объясните.

– Слушайте, мы знаем, что вы гениальный Гончаров, и довольны, что поехали с вами. Но если никто не выходил, то что? Придумать нам его, что ли? Вообще была тишина, скажи, Игорь!

– Точно. Только кошка мяукнула, и тишина. Да минут десять назад дед из соседней квартиры мусор понес. Так, Андрей?

– Факт. Только что-то долго его нет. Я думаю...

А я подумал о безграничности человеческой глупости! Ладно, пацаны. В органах без году неделя. Стажеры. Но ты-то, Гончаров! Прошел огонь, трубы, секретаршины губы – и так купился. Купился, уже зная почерк преступника, его визитную карточку, которую он оставил еще в ювелирном магазине.

– Ну, заходите, – устало и безразлично предложил я. – Теперь уж все равно, пацаны, подтяните штаны. Матерого мокрушни-ка мы с вами упустили. И не только мок-рушника.

– Да не было никого, – начал было Андрей, но Игорь, более сообразительный, оборвал его:

– Ты что, тупой?

– Не понял.

– Дедулька тот в фуфане только что кого-то замочил. А кого он...

Я посторонился, пропуская их в комнату.

– Норма-ально, – оценил Андрей. – Он кто?

– Ну послал Бог помощничков! – разозлился Генка. – Да вы знаете...

– Успокойся, Ермаков, они тут ни при чем, – перебил я его. Действовали точно в соответствии с поставленной перед ними задачей. И не их вина, что Гончаров туп, как вчерашний пень. Парни, человек этот – бомж. Проживал в подвале под ювелирным магазином. Представлялся как капитан дальнего плавания. Сейчас, как видите, приплыл, обрел последний берег. Это все, что я о нем знаю. Но где его одежда? Вчера на нем был кафтан поплоше.

– Кот, так ты знал, что он здесь? – поинтересовался Ермаков.

– Нет, встретить его тут я ожидал меньше всего. Ты давай, позвони своим, а вы, ребята, идите пока на улицу.

Отчего же мне так не по себе? Ну, бомж, бродяга, деклассированный элемент, засоряющий общую картину лучезарно развивающегося торгашеского предпринимательства. Радоваться надо – избавился город! И не мог забыть его еще живых, но уже бездумных, бесцветных глаз там, в подвале. Тогда я увидел в них близкий конец.

– Да как ее открыть, Сезам гребаный! – матерился Генка возле закрывшейся потайной двери. Со стороны однокомнатной квартиры она была замаскирована зеркалом, которое плотно входило в массивный багет...

– Ты чего?

– Позвонить мне надо.

– А-а-а, надо. Попробуй бра потянуть вниз.

– Ты что, бывал здесь раньше? – ядовито осведомился Ермаков, когда открылись запоры.

– Нет. Думать надо, а не прыгать.

– И в кого ты такой умный?