Текст книги "Гончаров и кровавая драма"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Забравшись в машину, я отогнал ее к самому подъезду и приготовился долго и терпеливо ждать. Если тесть не успеет зацапать пацана возле КПП, то уж здесь-то я его наверняка накрою.

– Зачем такие сложности, господин Гончаров? Расспросить его можно было и дома, за чашечкой чая и пирогом, заботливо приготовленным руками его матушки.

– Нет, Константин Иванович, шалишь, не надобно тебе присутствие его матери при вашем разговоре, а почему, ты и сам толком не знаешь. Вернее сказать, знаешь, просто пока не можешь привести свои мысли в порядок и четко их сформулировать.

– Вы правы, господин Гончаров, но почему точит червь сомнения? Не верить Галине Георгиевне вроде нет никаких оснований.

– Как и нет оснований верить ей на слово. Подумай, Константин Иванович, почему долгий задушевный разговор с милой женщиной неожиданно начал тебя раздражать?

– Насколько я помню, смутное неудовольствие появилось у меня тогда, когда речь зашла о ее встрече с бывшем мужем. Да, причем не встрече, а ряде встреч. Как выяснилось, она периодически с ним виделась и просила деньги, в которых он ей не отказывал. Что же получается? Может быть, не таким уж скрягой был покойный, как она его преподнесла? Нет, сомнений в его скупости быть не может. Об этом в один голос утверждают все его рабочие и подчиненные служащие.

– Не то, господин Гончаров, ваши хилые мыслишки, не успев сконцентрироваться на острие, тут же дробятся и перескакивают на второстепенное, а нечто главное так и остается по ту сторону терминатора. Попробуйте еще раз, господин Гончаров, развязка где-то совсем близко, где-то на самом верху...

Резкий сигнал прервал мои важные измышления и заставил вздрогнуть. В трех метрах от себя я увидел облицовку радиатора ефимовской "Волги". Судя по его довольной роже, все прошло чисто и гладко. Согласно кивнув, я запустил двигатель и тронулся следом. Маршрут наш особым разнообразием не отличался, так что очень скоро мы очутились на берегу того самого озера, где совсем недавно хотели топить господина Елизарова. Что-то частенько мы сюда стали наведываться, не утопили бы нас в этой луже самих. Выпрыгнув из машины, я заглянул к тестю в салон и был неприятно удивлен пустым задним сиденьем.

– А где же?.. – только и смог вымолвить я. – Вы его пропустили?

– Не задавай дурацких вопросов. Когда это я кого-то пропускал. В багажнике лежит, черт кусачий. Вынимай своего клиента, а то не ровен час задохнется.

– Зачем вы его в багажник-то. Возможно, он ко всей этой истории вообще не имеет никакого отношения, а вы его в багажник.

– А что я, по-твоему, должен был делать, если он царапался, кусался и визжал, как кошка в абортарии? Вытаскивай, да будь поосторожнее. От него всего можно ожидать.

Извлеченный из темного тесного багажника на простор божьего света, очкарик очень напоминал обиженного крота. Беспомощно озираясь по сторонам, он вытирал горькие слезы и заляпанные минусовые диоптрии. Упавший на них багровый луч солнца заиграл веселым зайчиком и, отскочив, бойко стукнул меня по мозгам.

– Идиот! – невольно вскрикнул я, сразу все понимая. – Алексей Николаевич, вы даже не представляете, какой я идиот.

– Ну почему же не представляю? – рассудительно прогудел он. – Я не то что представляю, я прекрасно об этом осведомлен, так что твое открытие не имеет для меня великой важности. А в чем все-таки дело? Что побудило тебя к такому откровению?

– Так вот он и побудил, – кивнув на скрюченную фигуру Андрея, решительно заявил я. – Неужели и вы ничего не понимаете, ничего не видите?

– Я вижу перепуганного юношу, которого ты велел мне привезти, прокашлялся полковник. – Но при чем тут твой врожденный идиотизм? Прости, но я не вижу никакой связи между твоей болезнью и этим парнишкой.

– А зря. Ведь вы прекрасно знаете, что этот воин есть законнорожденный сын господина Чернореченского и носит аналогичную фамилию.

– И что из этого следует?

– Кто, как не он, был больше всех заинтересован в смерти отца, а особенно членов его семьи? Кому, как не ему, отходят все личные сбережения Чернореченского? А может быть, даже весь контрольный пакет акций!

– Не понимаю, почему ты радуешься и прыгаешь, как пьяный павиан? Я этот вариант просматривал давно, – подходя к Андрею, слукавил тесть. – Ну что, солдатик, наверное, плохо тебе. Я понимаю. А ты освободи душу, расскажи нам, как оно все произошло, глядишь, тебе полегчает, говори, сынок, не томи себя.

– Что? Что я вам должен говорить, что рассказывать? – захлюпал носом парень. – Вы лучше сами мне объясните, зачем вы обманом заманили меня в машину, избили, связали и привезли к этому озеру? Вы что, утопить меня хотите? Тогда объясните, что я вам сделал плохого?

– Нам ты ничего плохого не сделал, – доброжелательно согласился тесть. – Но зато собственного папашу и своих сестренок ты не пощадил, расправился с ними зверски.

– Вы что? – замер солдатик. – Вы что, в самом деле верите в ту чепуху, о которой сейчас говорили? Боже мой, да вы же ненормальные, вам действительно нужно лечиться. Каким бы он ни был, но чтобы я поднял руку на отца или на Машку с Дашкой?! Как вы смеете говорить мне такое?

– Ладно, Андрей, давай без истерик разберем весь механизм по винтикам. Ты любил своего отца? – спросил я.

– Нет, за что я мог его любить? Он бросил нас с мамой, когда я был совсем пацаном. Я же все видел и понимал. Видел, как мама рвет последние жилы, чтобы в школе я выглядел не хуже других. Видел, как она незаметно подсовывает мне в карманы последние деньги, чтобы мне не было стыдно перед девушками и сверстниками. Я знал, что отец обманным путем отобрал у нас две трети квартиры. Я помню, как мы неделями сидели на хлебе и картошке, в то время как мой трепаный папаша за вечер, проведенный в ресторане, вышвыривал деньги, на которые мы могли бы жить месяц. Более того, из рассказов мамы и ее подруги я знал, что она, жертвуя собой, вкалывая на стройке, дала ему высшее образование и подняла меня на ноги. Все это я прекрасно знаю. Так за что же прикажете его любить?

– Вот и мы о том же, – бодро похлопал его по плечу тесть. – Не было у тебя никакого основания его любить. А вот мотивов для убийства было хоть отбавляй.

– Да какие там к черту мотивы? – брезгливо сморщился парень. – Он просто был мне противен, только и всего.

– Вот и я о том же, – не унимался тесть. – Во-первых, тобой руководила злоба за детство, проведенное в нищете, во-вторых, ты мстил ему за мать, за ее каторжную и искореженную молодость. Наконец, третьим и самым главным фактором, толкнувшим тебя на убийство отца и сестер, послужила вопиющая несправедливость. Ты не мог смириться с тем, что в случае смерти отца все состояние отходит к его новой жене и новоявленным сестричкам. Вот ты и отправил все его семейство к праотцам. И теперь являешься единственным наследником. Докажи мне, что это не так! – победоносно закончил полковник и выжидающе уставился на сломанного парня.

– А как мне это доказать? – пролепетал он, глазами ища у меня поддержки. – Да вы поймите, не убивал я их. Не убивал! Вот и все, что я могу сказать.

– А разве я говорю, что убил их именно ты? – изобразил огорчение полковник. – Вовсе нет. Кишка у тебя тонка. Семью вырезал твой знакомый Будулай, который, кстати, тоже имел зуб на Чернореченского. Как ты с ним познакомился?

– Да не знакомился я ни с кем, не знаю я никакого Будулая, протестующе вскинулся Андрей. – Первый раз о таком слышу.

– Возможно, потому что Будулай – прозвище, а зовут его Бодулин Николай. Андрей, ты часто бывал в доме у своего отца?

– Тут я ничего не скажу, бывать мне у него приходилось.

– И как часто? Сколько раз в месяц?

– Ну, это громко сказано. Точнее, сколько раз в год. Все мои визиты можно пересчитать по пальцам. Во-первых, я дважды к нему приходил с тем, чтобы поблагодарить за деньги, которые он выделил мне для операции на глазах, а год назад за то, что при его содействии меня оставили служить в городе. Кроме того, несколько раз я забегал к ним рано утром, чтобы занести грошовые подарки и поздравить своих сестренок с днем рождения.

– А сам-то ты получал от него подарки?

– Да, перед окончанием школы он купил мне костюм и туфли. Я не хотел от него ничего брать, но мама настояла, и я согласился.

– Часто тебе приходилось ночевать в его доме?

– Ни разу. Что вы, я бы не остался там даже в самый лютый мороз. Обычно я заглядывал к ним минут на пять, от силы на десять. Мне у них становилось как-то не по себе, неуютно и противно. Единственные существа, к которым в том доме я относился хорошо, были девчонки, Машка и Дашка. Однажды я хотел сводить их в цирк, но налетел на такую бурю возмущения, что раз и навсегда затею эту оставил.

– Андрей, – подсел я к растерянному парню, – излагаешь ты гладко и правдоподобно, и, если бы не мой недавний разговор с твоей матерью, я мог бы тебе поверить, однако некоторые шероховатости, неувязки и ее недомолвки заставляют меня смотреть на тебя более чем пристально.

– Смотрите, – жалко улыбнулся парень. – Уж не знаю, какие такие недомолвки могут быть у моей мамы. Она всегда говорит то, что думает.

– Возможно, я не прав, но мне так не показалось. Андрей, ответь мне прямо и честно: что ты делал в ночь с понедельника на вторник? В ту самую ночь, когда убили все семью? Только, пожалуйста, не ври, что ты ночевал у себя в казарме. Там тебя не было, я знаю об этом из надежных источников. Где ты был и что делал?

– Вот оно что! – побледнел парень. – Да, я действительно в ту ночь был в самоволке. Тут уж ничего не попишешь.

– Это мы уже знаем, – грубовато прикрикнул тесть. – Ты, браток, колись про главное. Про то, как в эту ночь зверски зарезал четверых человек.

– Боже мой, да никого я не резал. Всю ночь я был у себя дома, и это может подтвердить моя девушка.

– Что? – удивленно воскликнул я. – А мать? Твоя мать может это подтвердить?

– Да, но только виделись мы в тот вечер мельком.

– Прости, но я ничего не понимаю. Либо твоя мать водит нас за нос, либо врешь ты. Из ее рассказа получается, что со своей Марой ты встречаешься только по субботам, а в ночь убийства ты с матерью был вдвоем. Объясни мне это несоответствие. Объясни, почему ты видел свою мать только мельком?

– Все очень просто, – покраснел парень. – Когда ко мне приходит Мара, мама всегда уходит ночевать к своей подруге Зинаиде Васильевне, а от нее, если это будний день, сразу идет на работу. Правда, тем утром она на полчаса забежала домой. Забыла синюю кофточку и что-то еще из одежды. Умылась, переоделась и ушла. Вот и разгадка всей нашей тайны.

– Может быть, может быть, – пробасил полковник. – Но тогда объясни, почему твоя Мара явилась к тебе в день, не предусмотренный для случки? Пардон, для свидания? Кто назначил эту встречу?

– Наверное, я, – неуверенно ответил Андрей. – В субботу за ужином я проговорился, что в понедельник ночью по казарме дежурит мой хороший товарищ, и я, видимо, смог бы слинять. "Очень хорошо, – подхватила мама. – В понедельник, Марочка, ждем тебя опять в гости, а меня Зинка на пирог пригласила, так что приходи". Вот так примерно все и получилось, – хлюпнув носом, закончил Андрей.

– Но почему мама решила солгать нам в такой малости? – не унимался полковник.

– Все очень просто, она не хотела вмешивать сюда Мару.

– Вот оно что, светлые чувства, значит, берегла, – ухмыльнулся тесть. А все-таки нам доведется потревожить эти самые чувства. Причем для твоего же блага, мистер Чернореченский. Сейчас же едем к ней. Ты ведь знаешь, где она живет?

– Нет, – проглотив сопли, виновато ответил воин.

– Что? – поразился полковник. – Ты не знаешь, где живет твоя подруга? Это почему?

– Потому что она живет не одна.

– С мужем, что ли? – развеселился полковник. – Ну и ну! Во дает, целка-весталка, ну а ее телефон хоть есть у тебя?

– Нету, – удрученно признался Андрей. – Да в этом нет никакой необходимости. Сейчас семь часов, и она наверняка уже сидит у нас дома.

Андрей здорово ошибался: никакой Мары дома у него не оказалось. Обеспокоенная отсутствием сына и его любовницы, по квартире нервно ходила Галина Георгиевна.

– Ну вот, хозяюшка, принимай сына, – добродушно прогудел тесть. Доставили лучше, чем на такси. Прямо от ворот части и до квартирной двери. А что это ты так волнуешься, милая? Может, что случилось?

– Нет-нет, что вы! Все в порядке, просто я начала злиться. Пироги давно готовы, а Андрюшки все нет и нет. И Марочка почему-то задерживается.

– А вам не кажется это странным? – многозначительно спросил полковник. – Мы пришли, чтобы она подтвердила алиби Андрея, а ее нет. Кстати, почему вы солгали моему коллеге в том, что в ту злополучную ночь ее здесь не было? Это ваше вранье очень подозрительно пахнет.

– Простите меня, ради бога, но я не хотела, чтобы Мара попадала во всю эту историю. Видите ли, она в некотором роде замужем, и если бы ее связь с Андреем открылась, девочка имела бы крупные неприятности.

– Допускаю, но обо всем этом вы могли бы предупредить заранее.

– Ну вот такая я дура неумытая, – беспомощно улыбнулась женщина. Может быть, мы сядем за стол и начнем пробовать мои пироги?

– Благодарим, но как-нибудь в следующий раз. Вы не могли бы нам дать адресок своей подруги Зинаиды Васильевны? Кажется, вы иногда у нее ночуете?

– Да, конечно, – засуетилась хозяйка в поисках карандаша. – Улица Алексея Толстого, дом двенадцать, квартира тридцать четыре.

– Благодарю вас, а адреса Мары вы, случаем, не помните?

– Бог с вами, я никогда его и не знала. Может быть, все-таки попробуете пироги?

– В другой раз, – повторил полковник, притворяя входную дверь.

– Что вы на все это скажете? – выходя из подъезда, въедливо поинтересовался я.

– Скажу, что мне не нравится весь этот змеиный клубок, – усаживаясь в машину, ругнулся тесть. – И больше того, за этим гнездом не вредно присматривать.

– А я так ничего особенного из наших разговоров не извлек.

– Не извлек? А какого же черта ты заставил меня гоняться за этим очкариком?

– Так, смутное подозрение, но оно, как видите, не оправдалось.

– Это еще неизвестно, – буркнул тесть, доставая сотовый телефон. – Ты, Костя, сейчас поезжай к этой самой Зинаиде Васильевне и хорошенько ее потряси. Я не сомневаюсь, что они при желании могли договориться загодя, но все же, для очистки совести, навести эту даму. А я дождусь здесь своих парней и рвану домой. Часов в девять встретимся и обменяемся впечатлениями.

* * *

Пышная и сдобная Зинаида Васильевна встретила меня как родного. Для ее впечатляющего роста, а тем более комплекции типовая однокомнатная квартирка была явно тесновата. Это я почувствовал уже в углу передней, когда, сама того не желая, она придавила меня двумя полусферами огромных и крепких грудей. Не слушая никаких отговорок, она затащила меня в комнату и прижала к стулу.

– Мне о вас уже все известно, – авторитетно заявила она. – Мы с Галкой недавно о вас говорили, так что я в курсе всех ваших проблем. Но о деле потом, сначала вы непременно отведаете торт моего приготовления и выпьете чашку чаю, заваренного по особому рецепту. Все, никаких возражений, иначе я обижусь, и наш разговор просто не состоится.

Воркуя в таком тоне, она притащила поднос с почти не тронутым огромным тортом, а чуть позже восьмигранный фарфоровый чайник с пасторальными картинками на редкость откровенного содержания. Под стать ему вскоре на столе появились чашки и блюдца, одним из которых я заинтересовался особенно. Два очаровательных барашка удивленно взирали на метровый член своего пастуха, через который весело и озорно прыгала пастушка.

– Нравится? – усаживаясь рядом, плотоядно хихикнула Зинаида.

– Впечатляет, – сурово ответил я.

– Я тоже люблю иногда их рассматривать, – засмущалась гренадерша, – но только когда рядом со мной нет мужчин.

– Это существенное условие, Зинаида Васильевна, – одобрил я ее целомудрие.

– Ну почему Зинаида Васильевна? – закапризничала толстуха и кокетливо подмигнула. – Можно просто Зина.

– Можно и так, – чуть отодвигаясь от ее горячего тела, согласился я. Скажите-ка мне, просто Зина, ваша подруга Галина Георгиевна действительно ночевала у вас в ночь с понедельника на вторник?

– Костя, ну что вы? Какие могут быть сомнения? В наши годы женщины уже не лгут, а если и лгут, то только своим мужьям. Конечно же Галчонок ночует у меня, и вам, как молодому мужчине, должно быть понятно, по каким причинам она это делает.

– А вы уверены, что это был именно тот день?

– Конечно же. Понедельник день тяжелый. С работы я пришла в седьмом часу, еле-еле душа в теле, так устала. Приняла душ и прилегла немного отдохнуть. Галина появилась в девятом часу и, как всегда, с бутылкой шампанского. Просидели мы с ней перед телевизором часов до одиннадцати, смотрели какой-то боевик по видику. Ну а потом допили вино и легли спать. Она примостилась на моем излюбленном диванчике на кухне, а я разлеглась здесь, на моем старом корабле, на палубу которого уже год как не ступала нога капитана или хоть какого-нибудь вшивого флибустьера.

– А что это вы со своей подругой так непочтительны? Спать на кухню отправляете?

– А это уж ее дело. Сколько раз я ей предлагала перенести диванчик в комнату! Так она ни в какую. Привыкла к лишениям, и хоть ты тресни. Все по углам жмется, всегда самый плохой кусок пирога себе берет. Долго она своего Чернореченского помнить будет. Да и забудет ли вообще.

– А вы его знали? – с удовольствием поглощая торт, спросил я.

– Да так, видела несколько раз мельком. Это когда он еще с Галкой жил.

– Так вы давно знакомы? – удивился я.

– А то нет. Почти два десятка лет. Она пришла в наше СМУ, где я работала бригадиром маляров, совсем девчонкой. Ее не клевал только ленивый. Кто просто так зло на ней сорвет, кто в сердцах подальше пошлет, а кто и руку к ней под юбку запустит. А она все молчит, не отвечает. Только в уголок отойдет, проплачется и опять на люди. Ну, думаю, так-то ты, девка, долго не выдержишь, и взяла ее под свою опеку. Облаяла начальника, обматерила прораба, а одному блудливому мужику вообще по уху съездила. А как же! Без поддержки и дерево не живет. Полюбила она меня или просто привыкла, теперь-то ни я, ни она не помним, но только обедать мы стали вместе – когда в столовой, а когда и на объекте, где придется. На объекте-то я в первый раз и заметила, что она приносит в своем "тормозке". Заметила и ужаснулась. У нее же ребеночек маленький, а она себе на обед притащит пару картошек да ломоть хлеба, и на этом все. "Галька, говорю, что ты, дура, делаешь? Ты же себя в гроб загоняешь". Вот тогда она расплакалась и все мне рассказала.

– И это при живом-то муже, – поддакнул я, уписывая торт и осторожно отодвигаясь от пылающего бока хозяйки.

– Я взбеленилась, – продолжала Зинаида, – и тут же хотела пойти к ее Чернореченскому в институт и там при всех набить ему морду. Однако она так испугалась и умоляла меня этого не делать, что в конце концов я плюнула на свою затею и стала помогать ей, чем могла. Таскала из дома побольше еды, чтобы хватило нам обеим, иногда подкидывала деньжат, но все это было каплей в море. Однажды я вызвала ее на серьезный разговор и предложила перейти к нам в бригаду маляров. Она испугалась, но потом подумала и согласилась. Зарабатывать она стала побольше, и если бы не ее козел, Чернореченский, то ее денег им с Андрюшкой хватило бы за глаза. Еще тогда я говорила ей: Галка, расходись ты с ним, пока молодая, ничего хорошего ты с ним не найдешь, только горя лишнего нахлебаешься. Куда там! В истерику! Ее Толик самый умный, самый лучший. Скоро закончит институт и начнет зарабатывать кучи денег. Плюнула я тогда и вообще перестала разговаривать с ней на эти темы. А он вскоре такой фокус выкинул, за который я его задушила бы собственными руками. Бросил Галку с десятилетним Андрюхой и при этом пустил по ветру ее дедовскую квартиру, чтобы было куда привести молодую жену. Ну не подлец ли?

А когда Андрей, его родной сын, стал катастрофически терять зрение, вы думаете, он добровольно отдал Галке десять тысяч? Как бы не так, но только это строго между нами. Тогда ему позвонила я и сказала, что если Андрей ослепнет, то я либо найму крутых ребят, либо собственноручно вырву его поганые зенки. Так что Галка напрасно удивляется тому, как спокойно он выдал ей требуемую сумму. Ну да ладно, что мы на ночь-то глядя о покойниках заговорили. Подох кобель, ну и пес с ним. Давайте-ка я вам горяченького подолью.

– Ну уж нет, больше не заставите, – переворачивая чашку, решительно воспротивился я. – Если я выпью хотя бы один глоток чая или съем кусок торта, то я лопну в прямом смысле этого слова. Зина, а вы чутко спите?

– Когда как. Если на ночь поем, то сплю тревожно, а если на голодный желудок, то сплю без задних ног. А почему вы про это спрашиваете?

– Могло случиться так, что после того, как вы уснули, Галина на какое-то время выходила из квартиры, а вернулась под утро?

– Да что вы такое говорите! – возмутилась Зинаида. – Уж что-что, а скрежет замка я услышу всегда. Нет, не могло такого быть. Вы даже и не думайте. Ну а потом, сами прикиньте, если бы она куда-то выходила крутить шуры-муры или еще зачем-нибудь, а вернулась только под утро, то какой бы у нее был вид? Я правильно говорю? А так мы с трудом проснулись в шесть тридцать свеженькие и румяные, приняли душ, позавтракали и в семь с минутами поехали на работу. Приехали к половине восьмого, не вдовушки, а невинные девушки на выданье.

– Так вот и приехали? – засмеялся я. – Чистые и невинные и никуда не заезжали?

– А куда нам молодым да красивым по утрам ездить? – засмеялась она в ответ. – У нас по утрам одна дорога – из постели да на объект. Мы так до сих пор вместе работаем. Правда, за это время немного подросли. Я теперь командую тремя бригадами, а в одной из них бригадирствует Галка.

– Значит, из дому вы вышли вместе и так же вместе, никуда не отклоняясь от заданного курса, явились на работу? – еще раз переспросил я.

– Только так и никак иначе, – бодро отозвалась она.

– И по дороге никуда не заходили?

– Никуда не заходили, – уже понимая, что сказала что-то не то, упавшим голосом повторила Зинаида. – А может, куда и заходили. Все-то не упомнишь.

– А вам не кажется странным, что молодая женщина в субботу не помнит, куда она забегала во вторник утром? – насмешливо спросил я, наблюдая, как ее лоб покрывается мелким бисером пота.

– А вот потому и не помним, что молодые, – попробовала она выправить ситуацию, но, понимая, что может еще больше запутаться, махнула рукой и замолчала.

Поблагодарив ее за сказочное гостеприимство, я направился к выходу.

– Подождите, Костя, – уже в передней крепко взяв меня за плечо, взмолилась она. – Я не знаю, куда Галка заходила утром, но спала она у меня.

– Возможно, хотя и маловероятно, – улыбнувшись, возразил я.

– Почему это маловероятно?

– Потому что вы даже не знаете, во что она была в тот вечер одета.

– Как это не знаю? – воспрянула духом Зинаида. – На ней была кожаная куртка и новая черная юбка. Она недавно ее купила.

– Она что же – так и просидела у вас весь вечер в кожаной куртке?

– Нет, конечно, раздевалась. Под курткой у нее была синяя кофточка.

– В том-то и дело, дорогая Зинаида Васильевна, что синей кофты на ней в тот вечер не было. Она надела ее только утром у себя дома. Всего хорошего.

* * *

– Что же у нас получается, товарищ Гончаров? Вы что-нибудь понимаете?

– Ни черта я, Константин Иванович, не понимаю, кроме того, что Галина Георгиевна солгала своему сыну и мне, заявляя, что в ту ночь она почивала у своей подружки Зинаиды. Врет, но зачем? Не она же, в конце концов, хладнокровно всадила нож в четыре сердца! Хотя черт их, баб, поймет. И еще эта непонятная Мара, любовница Андрея! Кто она такая и с чем ее едят? Безусловно, лошадка темная. Надо сознаться, прав был тесть, называя их змеиным клубком. А тут еще маячит не совсем хрустальная фигура нашей заказчицы Тамары Дмитриевны Ерошиной, тоже, видать, стерва добрая. Однако все это второстепенно. На первом месте как был, так и остается Будулай, но вполне возможно, что с ним знаком кто-то из вышеупомянутых женщин. Но кто? У меня их три: Галина Георгиевна, Тамара Дмитриевна и незнакомая пока Мара. С кем из них у простого рабочего мужика может быть связь? Вряд ли это Галина Георгиевна, а тем более Мара. Видимых контактов здесь не прослеживается. Что же касаемо Тамары Дмитриевны, то картинка тут рисуется интереснее. Первое и самое главное – это то, что они вполне могли познакомиться на работе в фирме. Насколько мне помнится, Тамара довольно долго замещала свою сестру, когда та нежила свое тело в Средиземном море. Возможно, как раз в это время Будулай, требуя денег, штурмовал бухгалтерию. Чем не повод для знакомства? А дальше все просто, как геометрия Лобачевского. Они полюбили друг друга пылко и страстно, настолько страстно, что разработали маленький планчик, воплощение которого сулило им веселую жизнь и достойную старость.

Этот план был примитивен и прост. Заключался он в том, что однажды вечером Тамара Дмитриевна пожалует в гости к своей сестре с бутылочкой вина, сдобренного клофелином. Ничего не подозревающие супруги с благодарностью выдуют снотворное и забудутся вечным сном, потому что, когда они уснут, она откроет дверь и впустит Будулая. Вероятно, сама она процесс умерщвления смотреть не захочет, а займется более серьезным делом – поиском денег...

– Это ты уже рассказывал, – неожиданно прервал мой монолог неизвестно откуда появившийся тесть. – Тебе бы, Костик, в больничку, в психушечку прилечь не вредно. Уж больно часто ты сам с собою беседы ведешь.

– А я вас и не заметил. И давно вы подслушиваете?

– Сразу как пришел, а пришел я следом за тобой, так что я внимательно следил за течением мысли и умственной работой твоих больных мозгов. Ты бы поаккуратней с ними, штука дефицитная и нужная.

– Не скажите. Например, вы прекрасно без них обходитесь.

– Ладно, остряк, из твоего бормотания я понял, что алиби Галины Чернореченской ее подруга не подтвердила. Как ты ее прижал?

– Это не я, это она прижала меня в передней своими гиперболическими бюстами, а в общем-то все было легко и просто. Она заявила, что утром они сразу же отправились на работу, а между тем, как вы помните, Андрей русским языком нам сказал, что перед работой мать на полчаса забегала домой, чтобы принять душ и надеть синюю кофточку. Еще вопросы будут?

– Нет, – лаконично ответил тесть. – Давай ужинать.

– Увольте. Эта Зинаида Васильевна так меня накормила, что хватит на неделю.

– Тогда иди и систематизируй все диктофонные записи, а то у нас там сам черт ногу сломит, а с едой, так и быть, я сам справлюсь, – пообещал он, однако совершенно напрасно и преждевременно.

Откушать приготовленную Милкой курицу ему помешал тревожный и долгий звонок в дверь. Пришла та, кого я меньше всего ожидал, да еще в десять часов вечера. Собственной персоной, чуть смущаясь, в дверях стояла Тамара Дмитриевна Ерошина.

– Простите меня за позднее вторжение. – Сделав виноватое личико, она прошла в глубь передней. – Но мы с вами договаривались, что если я вспомню что-то важное, то непременно вам сообщу. Так я вспомнила.

– Проходите в кабинет, – с интересом глядя на ее волосы, пригласил тесть.

– Я не отниму у вас много времени, – подчеркнуто робко садясь на краешек кресла, пообещала она. – Еще раз простите.

– Прощаем, – прервал ее словоизлияния полковник. – Ближе к делу. Что вы там такое вспомнили, чтобы на ночь глядя рассказать нам об этом?

– Да, конечно, видите ли, старшая дочь моей сестры, Маша, вела дневник, причем вела аккуратно, вот я и подумала: а что, если в нем она описала последний роковой вечер их жизни?

– Любопытно, – едва уловимо улыбнулся полковник. – И где же этот самый дневник?

– Не знаю, скорее всего, он остался в квартире. У нее на письменном столе. Не думаю, что милиция могла проявить интерес к детским каракулям.

– Возможно, – уже откровенно ухмыльнулся Ефимов. – Но что вы предлагаете?

– Взять этот дневник и внимательно его прочитать, – округлив глаза, поделилась она с нами своим крамольным замыслом.

– Но для этого, как минимум, нужно попасть в квартиру, – пронзительно глядя ей в глаза, ответил полковник. – У вас есть ключи?

– В том-то и дело, что нет, – огорченно призналась она. – В милицию забрали.

– Тогда я не представляю, каким образом вы себе мыслите это осуществить. Отмычками? Извините, но мы таким сложным инструментом не владеем, а кроме того, дверь опечатана.

– Но может быть, как-то сверху, через балкон? Как, Константин Иванович?

– Извините, Тамара Дмитриевна, но и альпинисты из нас хреновые.

– И вы меня извините. – Поджав губы, она двинулась к выходу. – Кажется, я связалась не с теми людьми и теперь об этом очень жалею.

– Сядьте, Тамара Дмитриевна! – грубо окрикнул ее Ефимов. – Вы связались именно с теми людьми, только не понимаю, зачем вы это сделали?

– Что сделала? – чуть откинув голову, с вызовом спросила она.

– Почему вы обратились к нам за помощью?

– Я надеялась, что вы мне поможете и отыщете преступника.

– Зачем, когда вы сами знаете его имя? – Старательно раскуривая сигарету, полковник с прищуром следил за ее реакцией. – Вы давно знаете имя преступника, а точнее сказать, преступников.

– Что вы такое говорите? – вспыхнула она. – Я вас не понимаю.

– Я вот тоже не понимаю, за каким чертом вы затеяли с нами игру, игру с огнем. Вам мало милиции?

– Простите, но я в самом деле не понимаю ваши намеки и недосказанности. Может быть, вы соизволите говорить яснее?

– Пожалуйста. Вы заранее обо всем договорились с Будулаем, а в этот злосчастный понедельник наконец решили осуществить свой план. Поздно вечером вы явились к Чернореченским в гости, опоили их какой-то гадостью, а когда они уснули, вы впустили своего дружка. Пока он резал вашу сестру и племянниц, вы преспокойно искали деньги и, кажется, немало в этом преуспели. Я опустил все подробности, но лишь очертил события и персонажи той ночи.

– Господи, – заревела женщина. – Да что вы в одну дуду поете – и милиция, и вы. Ну неужели вы всерьез думаете, что я какая-то Агата Кристи? Сама совершила преступление и сама же об этом заявила? Форменная глупость. Поймите, наконец, я же баба, простая русская баба, и мне совершенно не нужны эти острые сверхощущения.

– Тогда как вы можете объяснить тот факт, что на разобранном диване, на подушке найдено несколько ваших волос?

– Не знаю, у меня уже взяли волосы на экспертизу. Но может быть, нашли не мои волосы, и не исключено, что Римма постелила тому человеку постель, на которой я у них сплю. Я ничего не могу понять, это какая-то череда заколдованных нелепостей.