Текст книги "Гончаров и кровавая драма"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Петров Михаил
Гончаров и кровавая драма

Михаил ПЕТРОВ

Гончаров и кровавая драма

Бессмертники, или иммортели, стоящие в вазе на подоконнике, не пахли. Несмотря на всю свою красоту, эти сухоцветы вообще не пахнут, зато долго бессмертно – сохраняют естественную неповторимую окраску.

Над кронами сосен в крутом пике носились заботливые, оголтелые вороны, с тревогой соображая, не завелась ли на их угодьях пища под маркировкой "трупы".

Господин полковник был немногословен. Он был педантичен до ужаса, а его сосредоточенный облик напоминал мне Евгения Онегина перед роковой дуэлью. Его помощник, полковник Вехктин, был гораздо любезнее, что настораживало еще больше. Но их объединяло одно – абсолютная уверенность в своей правоте и моей виновности, а кроме того, нескрываемое желание во что бы то ни стало повесить на меня трупы всей этой семьи.

Я, пораженный, стоял перед фактом кровавого убийства, и мне не меньше их хотелось знать, кто мог сподобиться на такое? У кого поднялась рука?

Черт меня дернул перевеситься с лоджии прелестной женщины, у которой я гостевал, когда услышал крики из квартиры, что находилась этажом ниже. Наверное, несколько минут я наблюдал за жутковатой картиной, прежде чем меня за остатки волос грубо стянул вниз какой-то бравый сержант.

Таким необычным образом – через лоджию – меня втянули в комнату и во всю эту историю. Честно говоря, зрелище было не для слабонервных. По крайней мере мне, привыкшему к виду множества смертей, показалось именно так.

Две девочки, словно куколки, лежали в своей спаленке. Видимо, убийца совсем не потревожил их сон, потому что в их открытых глазах читалось сплошное недоумение. Если бы не отвернутые углы одеял, то я бы ни за что не поверил в их смерть. Но у младшей, прямо посередине грудки, торчала рукоять кустарного ножа, видимо, того самого, которым секундой раньше убили ее сестру.

Я несколько минут стоял посередине детской, недоумевая: зачем я здесь, зачем зарезали этих двух крохотуль и вообще зачем все это?

С правой стороны детской кроватки, возле уютного торшера, спал резиновый крокодил, по уши налакавшийся детской кровью. Вообще мне было неуютно в этом доме, а тем более что на меня из комнаты смотрела красивая женщина. Она лежала на спине, гордо выпятив вперед острые груди с темными сосками. Если бы не уродливая рана, косо проходившая ей через горло, то ее можно было назвать красивой.

На мгновение мне показалось, что она жива, настолько естественной была ее поза. Но, к сожалению, я заблуждался. Просто она откинулась на труп мужа, безмятежно лежащий под ней. Его почерневшая кровь уже успела вдоволь насытить кроватный матрас.

Стоящая сзади меня милиция молчала. Молчал и я, по той простой причине, что мне нечего было им сказать. Пахло кровью. Нет, не той, что бывает на мясокомбинатах. Зловеще пахло кровью человека.

Я с завидным, можно сказать, профессиональным интересом рассматривал всю эту жуткую картину, чувствуя за своим плечом сопение двух полковников. Они ждали ответа. И ответ, по их понятиям, должен был исходить именно от меня. С таким же немым вопросом они могли смотреть на холодильник или дружелюбно распахнутый шифоньер.

– Здравствуйте, Александр Иванович и Александр Владимирович, – глупо, не к месту поздоровался я с милицейским начальством. – У вас, я вижу, проблемы.

– Есть проблема, Гончаров, есть, – зловеще вымолвил начальник. – А точнее, не проблема, а вопрос. Почему там, где появляются трупы, обязательно фигурируете вы, господин Гончаров? Какого черта вы здесь делаете?

– Вообще-то я находился этажом выше, это ваш дурно воспитанный сержант, несмотря на то что я без штанов, стащил меня сюда за волосы. Согласитесь, Александр Иванович, это довольно неприлично с вашей стороны отрывать мужика от карточного столика, когда у него каре из четырех королей. Вы даже не представляете, какой у меня расклад выходил...

– И знать не хочу, – резко и неинтеллигентно оборвал меня Шаров и, указав на мертвецов, спросил: – Это что?

– Трупы, – вежливо ответил я. – Четыре штуки.

– Я понимаю, – в свойственной ему манеру, сухо сказал Шаров. – Но мне бы хотелось знать причину этой резни.

– Мне тоже, – совершенно искренне поддакнул я. – Но я готов вам помочь и представить некоторую информацию при условии, что она не дойдет до моей супруги.

– Условия здесь будем ставить мы, – сорвался доброжелательный Вехктин. – Рассказывайте, Гончаров, и оставьте ваш шутовской тон.

– Собственно, мне и рассказывать-то особенно нечего, но поделюсь с вами тем, что есть. Вчера вечером в двадцать ноль-ноль я встретился со своей знакомой, той самой, что живет этажом выше. Прогулявшись по морозному воздуху, мы решили немного погреться и зашли в кафе "Черная моль". Просидели мы там до полуночи и славно отогрелись. Настолько славно, что в пять часов утра я обнаружил себя у нее в кровати. Можете себе представить мое самочувствие. Насколько плохо мне было морально и вдобавок как адски трещала голова. Проклиная себя за легкомыслие, я кое-как встал и протопал на кухню, надеясь найти в холодильнике что-нибудь болеутоляющее, чтобы хоть как-то сбалансировать свое самочувствие. Обнаружив и вытащив бутылку шампанского, я сломал крепление, бесшумно извлек пробку и нацедил себе полный фужер. Я уже приготовился откушать эту живительную влагу, когда мне почудился короткий женский вскрик, который раздался снизу. Отставив фужер, я прислушался, ожидая услышать какое-либо продолжение. Однако ничего такого не произошло, и я с легким сердцем продолжил процедуру своего лечения. Подождав, пока синдром похмелья пройдет, я закурил, допил шампанское, заглушил чувство вины и часов в шесть вновь завалился под бок к своей знакомой. И если бы не тот шум, что вы подняли, то я бы до сих пор сладко почивал и смотрел розовые хрустальные сны в мягкой, уютной постели. Но вы учинили гвалт, от которого я проснулся и захотел узнать его причину. Такова вкратце канва событий.

– Напишите это все своей рукой.

– С нашим великим удовольствием, Александр Иванович, но, может быть, вы объясните мне, что здесь произошло?

– Мы и сами не знаем, – недовольно ответил полковник. – Пишите. И еще не забудьте про подписку о невыезде. Она может нам пригодиться.

– Гена, что здесь произошло? – украдкой спросил я следователя Шумского, когда он проходил мимо. – Ты можешь мне объяснить?

– Не знаю. Вечером расскажу, – негромко ответил он. – Будь дома.

Аккуратно записав свои чистосердечные показания, я с поклоном вручил их начальнику и вежливо спросил, что мне делать дальше.

– Надеть штаны и топать домой и там тихо сидеть, а самое главное ничего не делать, не путаться у нас под ногами, – вместо него ответил Вехктин. – В противном случае мы будем вынуждены...

Что они будут вынуждены, я уже не слышал, потому как, тенью проскользнув мимо экспертов, запрыгал на верхний этаж. В двух словах рассказав Линде, что ночью произошло в квартире под нами, я оделся и помчался домой, прикидывая, как грамотнее соврать тестю, благо Милка на целую неделю отправилась по турпутевке в Ленинград.

На подходе к дому я испытал огромное облегчение, увидев, как машина тестя отъезжает от подъезда. С удовольствием искупавшись под душем, я набрал телефон Линды и, узнав, что ее пока никто не беспокоил, спросил, как фамилия ее погибших соседей и на каком поприще они трудились.

– Чернореченские. Анатолий Иванович и Римма Дмитриевна, – немного подумав, ответила она. – У них было две дочки – девятилетняя Маша и пятилетняя Даша. Анатолий Иванович имел частное строительное предприятие "Терем", а Римма Дмитриевна работала у него же. Кем конкретно – не знаю.

Поблагодарив ее за предоставленную информацию, я развалился на диване, пытаясь в мелочах воссоздать ту зверскую картину, что мне недавно пришлось увидеть.

Итак, квартира состояла из большой комнаты, ныне помпезно именуемой залом, родительской спальни и детской комнаты с выходом на лоджию. Детская и спальня сообщались друг с другом коротким коридорчиком, в который выходили двери из ванной и туалета. К этому же коридорчику Т-образно примыкал большой коридор, ведущий в зал, к выходу и на кухню. За то короткое время, что я пробыл в квартире, мне удалось сунуть свой любопытный нос всюду, кроме кухни. Об этом упущении оставалось только сожалеть. Но и того, что я увидел, было достаточно для первоначальных умозаключений.

Если танцевать от печки, то я начал бы от зала. Именно там находился разобранный диван, на котором кто-то провел бессонную ночь. На это указывали скомканные, мятые простыни и влажная от пота подушка. Значит, в квартире находился какой-то гость, оставленный гостеприимными хозяевами на ночлег. Этот факт подтверждался неубранным обеденным столом, на котором я заметил три рюмки и три фужера. Если предположить, что девчушки еще не испытывают греховного пристрастия к спиртному, то нетрудно догадаться, что вино пили хозяин, хозяйка и неизвестный пока гость, что так своеобразно отблагодарил за оказанное радушие.

Открытые дверцы шифоньеров и тумбочек, вытряхнутые на пол вещи давали все основания предположить, что убийство было совершено с целью ограбления.

Допустим, ограбление, но что нам это дает? Довольно немного, но все же... Можно с уверенностью сказать, что неблагодарный гость был не из местных, скорее всего, он приехал к Чернореченским откуда-то издалека, иначе зачем оставлять его на ночь. Они же его оставили и, выходит, относились к нему с полным доверием. Накормили, напоили и спать уложили. Таким образом, круг поиска преступника немного сужается, но все равно остается два направления. Убийца мог быть старым добрым приятелем или даже родственником потерпевших, а мог оказаться вновь приобретенным товарищем, и не исключено, что знакомство это служебное и носит деловой характер. Вероятно, с работы и следует начать расследование. Но только после разговора с Геной Шумским.

Он пришел как раз в тот момент, когда высокопарная морализаторская проповедь тестя достигла своей кульминационной точки.

– Я, наверное, не вовремя? – с усмешкой поглаживая свои запорожские усы, спросил он. – Извините, зайду в другой раз.

– Не слушай ты его, Гена, – отмахнулся я от брюзжащего полковника. Ему бы только побухтеть. Говорю человеческим языком, что влип в историю с четырьмя трупами, а он все свое твердит: мол, у бабы был. Хоть ты объясни Фоме неверующему.

– Алексей Николаевич, это действительно так, – проходя за мной в комнату, заверил Шуйский. – Неужели вы ничего не слышали? Сегодняшней ночью вырезали целую семью.

– Про это я слышал, но каким образом там мог оказаться этот недоумок? Или его, как акулу, тянет на запах крови?

– Не совсем так, просто он вчера вечером находился у своего товарища в соседней квартире, вот мы и были вынуждены задержать их обоих до выяснения.

– Ну и что выяснили? – с сарказмом спросил тесть. – Что во время убийства он не покидал кровати своего товарища? Охотно верю.

– Вы напрасно иронизируете, – из последних сил пытался меня отмазать Шуйский. – Вы бы посмотрели, что там творилось...

– Ну и что же там творилось? – поневоле заинтересовался полковник.

– Море крови, – кратко ответил Геннадий. – Кто-то, кто ночевал у Чернореченских, убил его самого, жену и двоих девочек. Судя по всему, ударом ножа в сердце он прикончил спящего хозяина. Наверное, тот застонал, потому что проснулась жена. Она вскрикнула, и этот короткий крик услышал наш Константин, услышал, но не придал ему никакого значения. Женщина попыталась вскочить или просто приподняться, но тут убийца полоснул ее по горлу, перерезав гортань и сонную артерию. Зачем он убил девчонок, для меня до сих пор остается полной тайной.

– Как это зачем? – возмутился тесть непонятливости следователя. – Очень просто – чтобы убрать очевидцев.

– Но они же, как свидетельствует экспертиза, спали.

– Ночью они спали, а утром бы все вам рассказали, – доставая на свет божий бутылку марочного вина, авторитетно заключил он. – Ты постоянно твердишь: он да он, а почему убийцей не могла быть женщина?

– Женщина обязательно бы оставила следы туши и помады на подушке или полотенце. А в нашем случае таковые отсутствуют, и это, а также особая жестокость преступления дает нам право предполагать, что преступник был мужского пола.

– Убедил. А что говорят соседи?

– Соседи, как всегда, безмолвствуют. Ничего не видели, ничего не слышали...

– С какой целью было совершено убийство?

– С целью ограбления. Как показывает сестра зарезанной Тамара Дмитриевна Ерошина, у Чернореченских пропали деньги в сумме тридцати тысяч рублей и трех тысяч долларов.

– Откуда же она могла знать об их наличии, причем с такой точностью?

– Тремя днями раньше ей о них говорила Римма Дмитриевна. Она даже сказала, где они хранятся.

– И где же они хранились? – осторожно разливая вино, въедливо спросил тесть.

– Рубли были упакованы в пачки из-под сливочного маргарина и спрятаны в морозильной камере холодильника, а долларами были проложены страницы старых пожелтевших газет, хранящихся на кухонных антресолях.

– Надо понимать, преступник был человеком не случайным, согласитесь, он довольно хорошо был осведомлен о тайниках. Мне бы и в голову не пришло рыться в старых газетах. Это настораживает. А кроме того, мне непонятно, почему об этом знала сестра Риммы Дмитриевны. Сумма достаточно большая, чтобы о ней трубить на весь свет. Не знаю, как вы, но я бы начал именно с нее. Не исключено, что она была в сговоре с убийцей.

– Тогда какой ей смысл демонстрировать свою осведомленность о тайниках? – резонно возразил Шуйский.

– Не знаю, но просто так сбрасывать ее со счетов я бы повременил, причмокивая вино, заметил тесть. – Каким образом и когда вам стало известно о преступлении?

– Примерно в половине девятого их соседка, Никулина, вышла с мусорным ведром и заметила, что дверь квартиры Чернореченских немного приоткрыта. Это ее крайне удивило и озадачило, потому как она знала их осторожность и аккуратность. Еще ничего не подозревая, бедная женщина зашла в квартиру и едва, по ее словам, не сошла с ума. Почти без сознания она бросилась к себе домой и тут же позвонила нам.

– А на работе вы у него были? – робко вмешался я. – Может быть, там удастся выяснить что-то интересное?

– Был, но пусто. Никто ничего не знает. Говорят, что накануне Чернореченский был, как всегда, в меру вежлив, в меру требователен.

– Скажи, Гена, помимо рублей и долларов (это мелочь), он обладал еще каким-то состоянием?

– То, что нам удалось выяснить, впечатляет. Судите сами: дом в городе, трехэтажная дача, три гаража и квартира, где он проживал с семьей. А кроме того, он имел два дорогих автомобиля, приличный катер и, не исключено, банковский счет где-нибудь там, за бугром.

– Кому теперь достанется все это добро?

– Братьев и сестер он не имел, а родители его умерли лет пять назад. Дети убиты, у жены, кроме сестры Тамары Дмитриевны, тоже никого нет. Прямой наследницей она не является, но должна получить какие-то крохи. Какие именно, точно не знаю, но думаю, что сущие пустяки.

– Интересная картинка, – крякнул полковник, – убили человека, а его несметное добро остается невостребованным! Странно мне это.

– Согласен, ясности нет, – кивнул Шуйский. – Но теперь уж ничего не поделаешь.

– Теперь не поделаешь, нужно было думать заранее... – задумчиво промолвил тесть. – А может, заранее все и было продумано?.. Какого возраста был Чернореченский и сколько лет стукнуло его жене?

– Анатолию Ивановичу недавно исполнилось сорок семь лет, а Римме Дмитриевне не было еще и тридцати, – мало что понимая, ответил следователь. – Но какое это имеет значение?

– Пока трудно сказать, – уныло заметил Ефимов. – Просто я почему-то предвидел заметную разницу в годах.

Такой или примерно такой разговор состоялся у нас во вторник, а в четверг рано утром наше мужское одиночество было неожиданно нарушено прекрасной дамой с синими печальными глазами и пепельными волосами. Тонкий, чуть курносый нос, мягкий подбородок и характерный разрез губ показался мне знакомым. Высовываясь из-за мощной полковничьей спины, я пригласил ее войти и чувствовать себя как дома.

– Вы меня не знаете, – стоя в передней, нерешительно начала она. – Да и визит мой вам покажется странным, но обратиться к вам мне посоветовала подруга, которой вы несколько лет назад здорово помогли, – обращаясь к тестю, выдала она любезную тираду.

– Прошу вас, раздевайтесь и проходите, – турманом надув грудь, загулькал полковник. – Проходите в кабинет, там все мне расскажете. Костя, приготовь нам кофе.

Удалившись, они закрылись, оставляя меня наедине со своей досадой и ненужностью.

Наиподлейшим образом сварив им кофе, я подошел к двери и гаденько спросил: будет ли мое появление кстати и не помешаю ли я своим непрошеным вторжением?

– Входи, чего там... – открывая дверь, проворчал тесть. – Какое там вторжение. А тем более дамочка перепутала, оказывается, ей нужен господин Гончаров.

– Да, да, – поспешно подтвердила визитерша, – мне нужно поговорить с Константином Ивановичем Гончаровым, и если это вы...

– То не пейте этот дурацкий кофе, заварим новый. А пока я весь в вашем распоряжении.

– Я Ерошина, – сразу огорчила меня она. – Тамара Дмитриевна Ерошина. Младшая сестра Риммы Чернореченской.

– Очень приятно, – давая полковнику знак включить диктофон и оставаться на месте, ответил я. – И что же вас ко мне привело?

– Чтобы не отнимать у вас времени, я буду краткой. У меня случилось несчастье, убили сестру, ее мужа и моих племянниц. Я знаю, что вы были в их квартире вскоре после того, как случилась эта трагедия.

– Допустим. И что из этого следует?

– Я прошу вашей помощи. Наверное, для вас не секрет, что меня считают главной подозреваемой. Бесконечные допросы, вопросы на засыпку. Мне кажется, что скоро я сойду с ума. Мало того что пережила смерть сестры, так теперь меня дергают разные следователи – то милиции, то прокуратуры. Причем по нескольку раз на день, совершенно не обращая внимания на мое состояние.

– Вы отлично выглядите, – не отходя от кассы, выдал я ей заслуженный комплимент.

– Пожалуйста, прошу вас, не издевайтесь надо мной. Если б вы только знали, какие кошмарные, бессонные ночи я провожу. Ну да ладно, я к вам пришла вовсе не для того, чтобы плакаться в жилетку и ждать каких-то утешений. Я пришла с определенной и конкретной целью. Помогите мне выпутаться из всей этой истории.

– С удовольствием, но как? Что я должен делать? Пойти к прокурору и, по-дружески похлопав его по плечу, сказать: ты, брат прокурор, это дело брось, гражданка Ерошина чиста, как слезинка Богоматери, и ко всему этому делу не имеет никакого отношения. Так?

– Нет, не так, вы должны как можно скорее найти настоящего преступника. В моей признательности можете не сомневаться, я зарабатываю достаточно, так что смогу достойно вас отблагодарить.

– Видите ли в чем дело, – подумав, промямлил я, – возможно, я бы и согласился ввязаться в это дело, кабы не предупреждение начальника милиции. Он достаточно прямолинейно мне заявил, что если я начну совать свой нос туда, куда не следует, то надолго потеряю спокойствие и вкус к жизни.

– Но мне-то он этого не говорил, – сочно прогудел полковник и как-то двусмысленно подмигнул несчастной женщине. – Меня он ни о чем не предупреждал, а значит, в этом плане я свободен в своих действиях. Я верно говорю, Тамара Дмитриевна?

– Верно, – грустно согласилась Ерошина. – Но мне рекомендовали Константина Гончарова, и я боюсь, что...

– Что полковник Ефимов не справится с поставленной задачей? – сердито закончил ее мысль тесть. – Полноте вам, милая Тамара Дмитриевна, за свою долгую и безукоризненно прожитую жизнь я упек за решетку столько воров, мошенников и убийц, что вам и не снилось. Доверьтесь мне, а Костя, не высовываясь, будет на подхвате.

– Попробую, – чуть улыбнулась Ерошина. – В случае успеха я могу заплатить вам десять-пятнадцать тысяч.

– Лучшей для меня платой будет ваша улыбка, – взбрыкнул старый козел и, неловко боднув ее головой в грудь, облобызал ручку. – Но для начала вы должны со всей откровенностью ответить мне... – он глянул на меня, ответить нам на несколько вопросов. Вы ничего не имеете против?

– Нет, отчего же, я для этого и пришла.

– Как давно вы знали мужа вашей сестры Анатолия Ивановича Чернореченского?

– С тех пор, как Римма с ним познакомилась, где-то девять лет.

– Как часто вы бывали у них дома или на даче?

– Почти каждую субботу и воскресенье. Поскольку я не замужем, меня там принимали за члена семьи. По сути, так оно и было.

– Ваша сестра гораздо младше Чернореченского. Скажите, у нее мог быть любовник?

– Мог, но не было, – брезгливо поморщилась Ерошина. – Римма достаточно уважала своего мужа. Она ни за что бы не согласилась наставить ему рога.

– У Анатолия Ивановича была любовница?

– Точно сказать не могу, – с трудом пережевывая интимный вопрос, ответила она. – Я думаю, что нет. Они друг друга любили.

– Очертите, пожалуйста, круг их близких друзей. Кого бы они могли оставить ночевать? Вопрос значительный, и постарайтесь ответить на него со всей серьезностью.

– Я понимаю, но ответить на него затрудняюсь. Мне кажется, что, кроме меня, они бы никого ночевать не оставили. Надо знать характер Анатолия: он был не в меру подозрителен, бережлив и даже скуп. На этой почве у него с сестрой иногда возникали скандалы. Нет, не подумайте, ни к чему серьезному они привести не могли, так, семейные неурядицы. В конечном итоге Римма всегда уступала.

– Понятно, но мы отвлеклись от главного. Значит, по вашему мнению, Чернореченские никого оставить ночевать в своем доме не могли, однако факты свидетельствуют об обратном. Как вы можете это прокомментировать?

– Никак, хотя я и сама думала об этом не один раз.

– Плохо, уважаемая клиентка, скудная у нас получается информация.

– Я сама это понимаю, но сказать что-либо больше не могу. Вам ведь не нужна заведомая ложь или мои досужие домыслы.

– Заведомая ложь действительно не нужна, а вот с вашими домыслами можно попробовать поработать. Бывает так, что совершенно отвлеченная мысль вдруг четко выстраивается в ряд и замыкает круг всяких странностей и нелепостей. Подумайте об этом на досуге. А пока материала настолько мало, что я не представляю даже, с чего начать. Скажите мне, ваша сестра работала у своего мужа как рядовой сотрудник или же она имела какую-то часть ценных бумаг, принадлежащих "Терему"?

– Да, она действительно была владелицей двадцати пяти процентов всего движимого и недвижимого капитала предприятия.

– И кому теперь они достанутся?

– По закону, ее дочерям, но в силу сложившихся печальных обстоятельств, скорее всего, они отойдут мне. Ближе меня родственников у нее нет. Я подозреваю, что именно по этой причине в меня мертвой хваткой вцепилось следствие.

– А вы уверены, что эти двадцать пять процентов отойдут именно вам?

– Нет, дело в том, что они не оставили никакого завещания, а с нотариусом я еще не советовалась. Я допускаю, что это наследство пройдет мимо моего носа.

– У кого, кроме Чернореченских, могли оказаться акции "Терема"?

– Точно сказать не могу, но, скорее всего, частное предприятие принадлежало только семейству Чернореченских. Анатолий Иванович был совсем не тем человеком, который бы позволил кому-то хлебать из своей плошки.

– Каков по численности коллектив "Терема"?

– Обычно он строил параллельно два или три небольших объекта, на которых работали по две бригады из пяти-шести человек. Это что касается рабочих, а вот конторских крыс вместе со снабженцами было порядка десяти человек. Если такая моя осведомленность вам покажется подозрительной, то должна вас сразу разочаровать. Дело в том, что около трех месяцев я проработала в его "Тереме" бухгалтером, замещая сестру, которая пожелала некоторое время отдохнуть на Средиземном море.

– Какие объекты обычно сооружала фирма?

– Как я уже сказала, небольшие. Это мог быть частный дом до двух этажей, дача, также он не гнушался бань, гаражей и прочих пристроев.

– Где сейчас идет строительство и какой адрес у "Терема"?

– Его "Теремок" находится во дворе ЦУМа. Невзрачное одноэтажное здание, в котором раньше располагался склад. Крупное строительство двухэтажного коттеджа сейчас ведется на северной окраине города. Римма говорила, что это рядом с автошколой и при желании найти его совсем не трудно.

– Хорошо, попробуем испечь пирог из того теста, что вы нам замесили, вставая, усмехнулся полковник. – Однако не могу не отметить, что дрожжей в нем маловато.

– Если я вспомню что-либо, касающееся этого дела, то обязательно вам позвоню.

– Было очень приятно с вами познакомиться, – провожая гостью, заверил я.

– Еще бы, – при входе столкнувшись с Тамарой, ядовито заметила Милка. Ну что вы за народ такой?! На неделю вас одних оставить нельзя. Только за порог, а у них уже полный дом баб.

– Свои претензии предъявляй к папашке, – радостно ответил я. – Эта дама приходила к нему. У них либо роман, либо деловое свидание, я точно не знаю, но, закрывшись к кабинете, они ворковали не меньше часа.

– Ну и сукин же ты сын, Гончаров, – выходя из кабинета, изумился моей наглости тесть. – Уж тебе ли такие речи держать. Здравствуй, дочка, проходи, милая, и не слушай его клеветнические бредни. Он попросту наговаривает на твоего кристально честного отца. Рассказывай, как отдохнула?

– Да уж не хуже вашего, – раздраженно скидывая сапоги, ответила она. Почему мой кристально честный отец еще не на работе?

– Сегодня, ради твоего приезда, я решил пойти попозже. Ты раздевайся, Милочка, прими душ, а мы с Костей пока поговорим о делах этой женщины.

– Не сомневаюсь, – отряхивая с шубы мокрый снег, фыркнула она. – Только не забудьте накрыть на стол и собрать мне позавтракать.

– За это даже и не волнуйся. Все будет как в лучших домах.

– Ну и что вы намерены предпринять с вашей пассией? – вытаскивая из холодильника ворох замерзших пельменей, поинтересовался я.

– Сейчас накормим Милку и разъедемся по точкам. Ты, в качестве моего штатного шофера, доставишь меня до фирмы "Терем", а дальше поплетешься к строящемуся особняку. Как ты сам понимаешь, твой вид должен быть достаточно затрапезный. Безработный господин бомж ищет приработка. Но меня ты должен отвезти в чине капитана, которого лишился десять лет назад.

– И рад бы вас послушать, да не могу. Я просто не имею права носить форму.

– Зато это право имею я, – натягивая парадный мундир, безапелляционно заявил полковник. – А поскольку ты со мной, то это право я даю и тебе.

Похоже, что мои уроки не прошли даром. Тесть наглел на глазах. Напялив мундир, он в нерешительности остановился перед дилеммой – надевать папаху или нет.

Несколько минут он гарцевал перед зеркалом, пока я не предложил ему перекрестить папаху красной лентой, а заодно приторочить востру сабельку.

– Да пошел бы ты куда подальше, остряк-самоучка, – с раздражением откинув папаху, выругался он. – И еще к вечеру не забудь навестить свою подругу-друга. Наверняка соседи промеж себя вовсю толкуют насчет этого убийства.

* * *

В одиннадцать часов утра в кабинет заместителя директора частного предприятия "Терем" господина Разовского решительно вошел крупный седой мужик в форме полковника милиции. Молча он прошел через весь кабинет и не торопясь устроил свое грузное тело в удобном кожаном кресле напротив лысого толстячка. Не обращая внимания на его немой вопрос, полковник не спеша закурил, подвинул пепельницу и только потом соизволил задать вопрос:

– Разовский Борис Львович?

– Да, это я, – немного суетясь, согласился заместитель. – Но позвольте спросить, с кем имею честь...

– А что, по мне не видно? – грозно пробасил полковник. – Предъявить документы?

– Нет, зачем же, – стушевался Разовский. – Это лишнее, но как к вам обращаться?

– Простите, не представился, – пыхнув дымом в физиономию собеседника, улыбнулся он. – Ефимов Алексей Николаевич, а о цели моего прихода вы наверняка догадались.

– Да, конечно, такое несчастье. Эта жуткая смерть... Мы все в полной растерянности... Кто бы мог подумать...

– Хватит, – оборвал его нытье Ефимов. – Проводите меня в кабинет Чернореченского.

– Конечно, сейчас... Но... Вы же сами его опечатали... Я не знаю...

– Опечатал не я, а отдел убийств. Ну ладно, вернемся к этому позже. Расскажите мне все, что вы знали об Анатолии Ивановиче. Вы давно с ним знакомы?

– Достаточно давно, – торопливо заговорил Разовский. – Еще до перестройки мы с ним вместе трудились в одном вшивом СМУ. Я был ведущим инженером, а он начальником отдела снабжения.

– Вероятно, именно поэтому СМУ и завшивело?!

– Нет, что вы, от нас мало что зависело...

– Ладно, мы отвлекаемся от основного вопроса.

– Я вас понял, но что конкретно вас интересует?

– Все, что касается вашего бывшего шефа.

– Как я уже сказал, познакомились мы, когда я сменил работу и перешел из одного СМУ в другое, в то, где уже трудился Анатолий Иванович. Сошлись мы не сразу. Характер у него, надо вам сказать, был довольно замкнутый, я же, напротив, человек общительный. Люблю новые знакомства и свежие впечатления.

И вот однажды, год спустя, мы всем коллективом отмечали новый, девяносто первый год. Отмечали в дешевом ресторанчике, и, как водится, многие здорово перепились. В стране уже началась смута и было впечатление, что все эти попойки и пиры устраиваются во время чумы и в честь чумы. А получали мы тогда сущие копейки. Я, ведущий инженер, имел жалованье в двести рублей. Это притом, что цены уже потихоньку ползли вверх. Анатолий Иванович получал и того меньше, правда, он и тогда потихоньку ловчил, но то были крохи.

Волею случая за столом мы оказались рядом. К концу вечера, когда половина наших сотрудников лежала на столах, а другая этажом ниже, Анатолий Иванович брезгливо поморщился и произнес одно-единственное слово, которое я помню до сих пор:

– Свиньи!

– Ну зачем вы уж так-то, Анатолий Иванович, – попытался я его урезонить. – Все-таки родной коллектив. Отдыхают люди. Жизнь-то какая пошла – хоть головой в петлю лезь. Вот народ и старается забыться.

– Не забыться, а спиться, а надо бы, пока есть к тому предпосылки, наконец начинать обустраивать свою жизнь.

– Как обустраивать? – спросил я тогда. – Чтобы начать свое дело, нужно иметь стартовый капитал. А у нас, кроме блох в карманах да вшей в ушах, ничего и нет.

– Значит, нужно искать, – криво и зло усмехнулся он. – А если не можешь, то поднимай руки и тони в этом дерьме вместе со всеми. Я же тонуть не собираюсь и сыну своему не позволю. По костям, но вылезу наверх.

Такой вот чудной разговор с Анатолием Ивановичем состоялся у нас тогда.

– Простите, Борис Львович, вы что-то сказали насчет сына, – притушил окурок полковник. – Насколько нам известно, у него ведь было две дочери, которые погибли вместе с ним и Риммой Дмитриевной.