Текст книги "Гончаров и кровавая драма"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Римма Дмитриевна была его второй женой, и она родила ему девочек, а от первого брака с Галиной Георгиевной у него взрослый сын Андрей, который, слава богу, жив и по сей день.

– Это для меня большая новость, – нахмурился полковник. – Существование сына несколько меняет дело. Не подскажете, как и где я могу с ним встретиться?

– Похороны состоятся завтра в четырнадцать часов. Я уверен, что он будет на них присутствовать, как и сама Галина Георгиевна. А вообще-то место ее жительства не трудно узнать через адресное бюро.

– Благодарю вас, я никак бы не догадался, – съехидничал Ефимов. – Но продолжим.

– Хорошо. После того знаменательного разговора прошло два с половиной года, и на дворе стояло лето девяносто третьего. Наше СМУ с треском развалилось, а его остатки за бесценок купил начальник. Чернореченский давно у нас не работал, и о его судьбе никто толком ничего не знал. Говорили, что он уехал за границу, кто-то якобы видел, как он торгует на рынке Самары мясом, а кто-то даже уверял, что он вообще спился и жена выгнала его из дома. В общем, был человек, да вдруг не стало. Особенно о нем никто не печалился, своих проблем было по горло. Жить становилось все хуже и хуже, по принципу "трех Д" – доедаем, донашиваем, доживаем.

Однажды в воскресенье жена отправила меня на рынок за картошкой. Денег было в обрез, и потому долгой прогулки по базарным рядам не предполагалось. Купив картошку, я возвращался домой, считая ворон и соображая, могу ли я позволить себе бутылку пива и как это отразится на нашем семейном бюджете. Все просчитав и придя к выводу, что такую затрату я все же себе позволить могу, я зашел в магазинчик и, протянув деньги, попросил одно пиво.

– Батюшки! – выходя из подсобки, воскликнул Чернореченский. – Кого я вижу! Да это же сам Борис Львович Разовский! Сколько лет, сколько зим. Как твои дела?

– Лучше не бывает, – глядя на его лоснящиеся щеки и прекрасный костюм, уныло ответил я. – Хреново живу, Анатолий Иванович.

– Вижу. Что хотел-то?

– Бутылку пива.

– Роза, выдать ему десять бутылок пива за счет заведения, – приказал он продавщице. – Или нет, мы с тобой сделаем по-другому. Сейчас проедем в мое кафе, и там ты мне все обстоятельно расскажешь.

В кафе, где я выдул три литра пива, он выслушал мой невеселый рассказ и, подумав, предложил некоторую работу. Сразу оговорюсь, что тогда я готов был на все, лишь бы вырваться из мохнатых лап нищеты.

А работа заключалась в следующем. Три или четыре раза в неделю, рано утром, я должен был быть в определенном месте на трассе Самара-Москва, где меня уже ожидал кем-то заранее приготовленный груз. Обычно он был один и тот же – ящики с мясными консервами. Сопроводительные документы всегда были со мной. Я грузил ящики в крытый пикап, который был за мной закреплен и развозил консервы по городу, по указанным магазинчикам или торговым точкам рынка.

Не скрою, меня удивлял способ передачи товара, его количество, а главное – внешний вид. Консервные банки были густо смазаны солидолом. Такие не выпускают уже лет двадцать-двадцать пять. Но на торцах значилось, что изготовлены они совсем недавно и могут храниться еще не один год. Совершенно сбитый с толку, я спросил об этом Анатолия Ивановича.

– Боря, – весело посоветовал он мне, – если стало тепло, то не чирикай, иначе я выкину тебя к чертовой матери и опять ты будешь сосать палец у пьяной обезьяны. Понял?

Конечно же я все понял и стал послушным и исполнительным работником. Так продолжалось пару лет. Но, как известно, любое начало имеет свой конец. Такой вот конец подкрался и к нам. Однажды ночью он позвонил мне и с дрожью в голосе прокричал, чтобы утром я не вздумал ехать за товаром.

– Почему? – вполне естественно спросил я.

– По кочану, не твое собачье дело. Отгони пикап в какую-нибудь деревню и там в овраге его подожги. А сам ложись на дно и жди. Когда будет нужно, я сам тебя отыщу. И еще, если вдруг что-то случится, то ты не знаешь ни меня, ни тех продавцов, которым привозил консервы. Ты меня понял?

– Понял, – заранее испугавшись, ответил я трясущимися губами.

– Не паникуй, все будет нормально, только делай так, как я велю.

Мой грех, машину я сжигать не стал, просто отогнал ее своему деревенскому знакомцу и попросил распродать по частям. Сам же затаился, ожидая, чем закончится вся эта история. К моей великой радости, все обошлось благополучно. Я не знаю уж, как там выкручивался Чернореченский, но только через пару месяцев он мне позвонил и назначил встречу в ресторане.

– За успешное завершение операции "Консервы", – поднимая рюмку, провозгласил он.

– Дай-то бог! – вздохнув, ответил я. – Откуда вы их вообще доставали?

– Из норки, – ответил он и засмеялся. – Давай-ка, Боря, выпьем и навсегда забудем слово "консервы". Переходим на легальное положение. Помнишь, ты мне говорил: чтобы начать свое дело, нужно иметь стартовый капитал?

– Конечно, помню, – ответил я. – Это было первого января девяносто первого года.

– А сейчас у нас лето девяносто пятого, и такой капитал у меня имеется. Деньги отмыты и благоухают чистотой и невинностью. Ты хочешь работать по специальности и за это получать большие и честные деньги?

– Хочу, но что я должен делать?

– Строить и созидать. Строить дворцы и хоромы, в которых будут проживать элитные и предприимчивые люди нашего города.

– Это мне подходит, и я с радостью принимаю ваше предложение.

– Тогда поехали, я покажу тебе твое новое место работы, а свой кабинет ты оборудуешь по своему собственному усмотрению.

Таким вот образом я и оказался в этом кабинете, где просидел уже больше четырех лет. Вот, наверное, и все, что я знал о Чернореченском.

– Вы могли бы показать то место, откуда вы забирали консервы? – угрюмо глядя на выскочившего из-под обоев шустрого таракана, спросил полковник. Или оно постоянно менялось?

– Нет, я всегда забирал товар в неглубоком колодце, а точнее, в яме, это примерно в сорока километрах от города.

– Отлично, сегодня после работы мы туда съездим.

– Съездить не трудно, но там еще не сошел снег, и я боюсь, что в темноте мне придется довольно долго его искать. Не лучше ли перенести нашу поездку на завтра? С утра пораньше, а?

– А как же похороны?

– Если мы выедем часов в восемь, то я надеюсь, что к двум часам вернемся.

– Пожалуй, – согласился Ефимов. – Но тут еще один момент... Не знаю, как вам лучше сказать... Вы женаты?

– Да, конечно. У меня двое мальчишек. Одному двенадцать, другому четырнадцать. А в чем дело, я не вижу здесь никакой связи.

– Когда увидите, будет поздно, – мрачно пообещал полковник и испытующе посмотрел на Разовского. – Вы не могли бы хоть на месяц переехать в другую квартиру, только так, чтоб об этом никто не знал?

– В принципе можно. Сестра живет одна в трехкомнатной квартире, но зачем?

– Затем, чтобы вам не последовать за своим шефом и его семьей, – жестко ответил Ефимов. – Затем, чтобы завтра вы проснулись живыми и невредимыми.

– Что?.. Вы думаете?.. Неужели... – Лысина Разовского моментально покрылась испариной. – Нет, этого не может быть. Я-то при чем, за что же меня...

– Я не говорю, что вас непременно должны зарезать, но излишняя осторожность не помешает, – немного успокоил его Ефимов.

– Да, конечно, вы правы, и я обязательно воспользуюсь вашим советом.

– Скажите, Разовский, вы часто бывали в доме Чернореченского?

– Нет, что вы, от силы пару раз. Он не любил, когда к нему приходят домой.

– Борис Львович, можете ли вы назвать такого человека, которого бы он оставил ночевать в своей квартире?

– Ну что вы! Мне даже трудно это представить! Разве что Тамару Дмитриевну, сестру своей жены. Насколько я знаю, у нее с Анатолием Ивановичем отношения были дружеские, если не сказать большего.

– Я что-то не понимаю. Поясните ваши слова.

– Извините, Алексей Николаевич, но я сказал только то, что сказал, и ни грамма больше, – поспешно полез в кусты Разовский.

– Ясненько, – понимающе улыбнулся Ефимов. – Ладно, замнем для ясности. Но вы должны мне честно и правдиво сказать, каким процентом акций вы владеете.

– Без проблем. С большим трудом мне удалось уговорить Чернореченского уступить мне пятнадцать процентов.

– Кому принадлежит остальное?

– Покойникам.

– Что будет с предприятием? Какова его перспектива?

– Ума не приложу, я еще не советовался с юристами. Но мне кажется, что Тамара Дмитриевна обязательно предъявит свои права хотя бы на долю Риммы Дмитриевны. А там будет видно. Но просто так я своих позиций не оставлю.

– Я в этом не сомневаюсь, – поднимаясь, ухмыльнулся полковник. – Завтра в восемь будьте на месте. Мы за вами заедем.

* * *

Ближе к двенадцати часам уставшей походкой изможденного алкаша я подошел к автошколе. Стоптанные белесые сапоги, выгоревшая искусственная шапка и заляпанная краской болоньевая куртка составляли мой наряд. Покрутившись на углу школы, я без труда заметил строящийся объект и после некоторого колебания обреченно к нему побрел. Не доходя до него метров десяти, я уселся на аккуратно упакованные кирпичи и, достав пачку "Примы", бережно извлек и закурил сигарету.

Подвал и первый этаж уже возвели, что же касается второго, то он не был поднят и наполовину. Похоже, что строительство было заморожено. А между тем пятеро мужиков, скучковавшись возле костерка, разведенного прямо под стеной дома, пекли картошку и мрачно переругивались. С высоты второго этажа за ними наблюдал носатый дядя в папахе, которому такое положение вещей, кажется, не нравилось. Качая головой, он укоризненно цокал и что-то бормотал на непонятном гортанном языке.

– Кажется, готово, – разломив картоху пополам, известил худой лупоглазый мужичок.

– Готово, – солидно подтвердил его товарищ, крепкий, широкоплечий работяга.

– Что, опять на сухую? – с сожалением спросил долговязый каменщик в фартуке. – А может, чего наскребем? Хоть на одну?

– Было бы с чего скрести, – мрачно отозвался мужик, похожий на бригадира. – У меня карманы уже больше месяца пусты. Даже блохи передохли.

– Эй, мужики, зачем плакать? Не надо плакать, – радостно заржал носатый. – Ты только скажи, и Гиви через три секунды поставит вам пузырь.

– Так и ставь, – угрюмо отозвался широкоплечий. – Мы не против. Я верно говорю?

– Абсолютно верно, – бесцветно подтвердил бригадир. – Давай, Гиви.

– Только потом вам надо работать, кирпич класть.

– Опять ты за свое, – дернулся долговязый. – Гиви, мы тебе русским языком сказали: пока нам не заплатят за два месяца, мы не положим ни кирпича.

– Послушай, ну имейте совесть, – захныкал Гиви. – Я с вашим хозяином рассчитался до копеечки, верно? Все бабки отдал авансом, верно? Зачем же вы такое мне говорите. Обидно...

– Затем, что из тех денег мы не видели ни рубля.

– Но я то их заплатил с учетом вашей зарплаты и даже налога. Почему же вы меня обижаете? Это не по-христиански, клянусь мамой.

– А вламывать за бесплатно это по-христиански? – зло сплюнул бригадир. – У нас у всех дети уже две недели сидят полуголодные – это по-христиански? Нет, Гиви, ты уж нас извини, но, пока нам не выдадут двухмесячную зарплату, работать мы не будем. – И он подтвердил сказанное витиеватым ругательством.

– Ну так идите и требуйте в своей конторе, там и сквернословьте.

– Уже десять раз ходили и требовали, а покойничек нас все "завтраками" кормил.

– Так сходите к его заместителю. Теперь-то решает он.

– Уже были. Только этот колобок вообще ничего не знает и говорит, что деньги поступят не раньше чем через месяц. А как нам этот месяц жить?

– Боже мой, вы меня убиваете, – опять заныл Гиви. – Ладно, давайте с вами договоримся так. В конце каждого рабочего дня я лично буду платить вам по пятьдесят рублей, но только выкладываться вы должны на совесть. Согласны?

– Нет, не согласны, – оживился бригадир. – По контракту нам положено получать по четыре тысячи в месяц, работаем мы без выходных, вот и получается, что каждый день наша зарплата составляет сто тридцать три рубля и тридцать три копейки. Только на таких условиях мы продолжим работу, а если ты, Гиви, наймешь штрейкбрехеров, то результат будет плачевный, и однажды утром ты не узнаешь свой дом, вернее, то, что от него останется. Надеюсь, тебе понятны наши условия?

– Бога на вас нет, пиявки бессовестные, – запричитал обиженный Гиви. Ведь так нельзя, ведь я уже за вас заплатил.

– Кому платил, пусть тот и строит, – чувствуя свой перевес, радостно загалдели мужики. – Ты его сегодня заставь, а то завтра его уже закопают.

– Нехорошо вы шутите, – укоризненно покачал носом Гиви. – Нельзя так. Давайте мы с вами договоримся – ни вашим, ни нашим: буду платить по семьдесят пять рублей. Как бы премию. Ведь в конце концов рано или поздно они вам ваши заработанные деньги выплатят.

– Это еще бабушка надвое сказала, – разминая кости, ответил бригадир. Восемьдесят пять рублей в конце смены, и мы начинаем работать.

– И столько же я буду должен платить второй бригаде?

– А это уж твое дело, как договоришься. По рукам?

– По рукам, – уныло согласился Гиви. – Вы с меня живого кожу снимаете.

– Тащи пару бутылок и чего-нибудь поесть. Через полчаса мы начинаем авралить.

Подождав, пока они закончат обед, я несмело к ним подошел, стараясь выглядеть ужасно смущенным, и спросил бригадира:

– Извини, начальник, вам подсобники не нужны?

– Пошел вон, и без тебя жрать нечего, – довольно прямо ответил он и был прав.

Еще больше ссутулившись и вобрав голову в плечи, я поплелся прочь.

– Эй, дорогой, подожди, – окликнул меня Гиви. – Зачем ты их слушаешь? Надо меня слушать. Что ты можешь делать?

– Могу копать, – ответил я избитой остротой.

– Вот и отлично. Именно это мне и нужно. Пойдем за мной. – Отойдя в дальний угол своего участка, он указал мне на кучу битого кирпича. – Здесь не должно быть мусора. Здесь должна быть яма глубиною в два метра и шириною в полтора. Когда выкопаешь, то я дам тебе пятьдесят рублей. Согласен?

– Согласен, – с энтузиазмом принял я его предложение. – А зачем яма-то?

– Эх, дурак, совсем не соображаешь. Для реализации естественных отходов, пока не подведем канализацию. Приступай. Можешь пользоваться тележкой.

Битого кирпича набралось около десяти тачек. Тихонько матерясь и вспоминая тестеву душу, я вывез его в мусорный контейнер и, зачистив указанное место, мастерски поплевав на руки, взялся за лопату. После первых же минут работы я понял, что Гиви явно переоценил трудоемкость проекта. Песок легко подчинялся лопате, и уже через час я углубился на метр. Решив, что такое рвение может повлиять на сумму моего гонорара, я уселся на горку вынутого песка и достал из кармана куртки пакетик, в котором бережно хранился кусок хлеба, две вареные картофелины и четвертинка водки. Отпив граммов пятьдесят, я установил бутылочку на самом видном месте и не спеша, с явным удовольствием начал чистить картошку. Мои действия вскоре были замечены. Уложив кирпич и взяв паузу в ожидании раствора, ко мне как бы невзначай подошел каменщик.

– Как живешь-можешь? – присаживаясь на корточки, спросил он.

– Живу, хлеб жую, – словоохотливо ответил я и показал на четвертинку. Прими.

– С нашим великим удовольствием, – ответил мастер и заглотнул добрую половину. – Ты, брат, не сердись на нашего бугра, просто время сейчас такое. Не со зла он... Нам в самом деле задолжали за два месяца.

– А я и не сержусь, сам в такой ситуации, все понимаю.

– Леха, раствор готов. Хватит лясы точить, – рявкнул бригадир.

– Иду, Серега, – поднимаясь, ответил каменщик. – Ты не уходи, после работы еще бухнем, поговорим, может, и в бригаду возьмем.

Как я ни старался оттянуть время, все равно к пяти часам яма под нужник была готова с соблюдением всех требуемых параметров. Проверив качество и точность исполнения, Гиви остался доволен моей работой и без лишних слов выдал мне зарплату.

Недолго думая я сразу же обменял ее на водку и терпеливо ожидал, когда мужики закончат свою смену. В шесть часов они передали мастерки и лопаты вновь прибывшей бригаде, получили деньги, переоделись и двинулись мне навстречу.

– Леха, а я уже купил, – гордо показывая две бутылки, заявил я. – Где тут можно присесть на двадцать минут.

– Да где угодно, кустов много, – повел он рукой, явно довольный моим рвением. – Мужики, нас угощают. Кто "за", те за мной!

Сославшись на домашние дела и первые полученные деньги, трое ушли. Остался Леха, худой лупоглазый мужичок со смешным именем Смерш и я. Недолго думая мы раздвинули первые попавшиеся кусты и, стряхнув талый снег, устроились на дырявом автомобильном баллоне. Расстелив газету, я вытащил хлеб и два плавленых сырка. Мои собутыльники добавили к этому соленый огурец, стакан и несколько слипшихся конфет.

– Тебя как зовут? – разливая водку, спросил Леха.

– Костей, – охотно ответил я. – Ты с бугром-то насчет моей работы говорил?

– Поговорить недолго, – важно заявил каменщик. – И взять мы тебя к себе можем. Да только кабы ты нас потом не проклинал.

– Почему я вас должен проклинать?

– Да потому, что контора у нас такая хреновая и начальник жулик, хоть о покойных плохо и не говорят, но я скажу об этом трижды. Скольким семьям он горе принес, чтоб ему там гореть синим пламенем до скончания веков. За это и пью.

– Он умер? – огорченно спросил я.

– Нет, нашлась чья-то добрая рука, отправила собаку на тот свет. И я бы эту руку пожал, да только зазря он детишек его зарезал. А ты что, не слышал, что ли? – подавая мне стакан, удивился он. – Об этом полгорода говорит.

– Да слышал что-то в общих чертах, а конкретно ничего не знаю.

– А чего там знать-то? Замочили его ночью прямо в кроватке вместе с супругой, тоже добрая сука была, главным бухгалтером у нас работала. Все бы ничего, все бы путем, но вот зачем тот мужик маленьких девчонок зарезал? Тут я ему не товарищ. За такие дела я бы ему самому кишки на нож намотал. Сволочь!

– А кто это сделал? – занюхивая корочкой, наивно спросил я.

– Так кто ж его знает. Желающих его прикончить найдется добрая сотня. Он же что, сука, делал! Принимал на работу иногородних мужиков, в основном с Украины и Беларуси, там, где работы вообще нет. Подписывал контракт на полгода, в течение которого работяга должен был изо всех сил горбатиться и получать мизерные авансы. А полный расчет обещал только в конце. Получает работяга этот вшивый аванс, половину отсылает домой, где голодает жена с детишками, а на оставшуюся половину кое-как перебивается сам. А попробуй проживи при нынешних-то ценах на пять сотен! Да не просто проживи, еще и за койку заплати. А отказаться уже не откажешься. Контракт-то заключен, а по нему тебе ежемесячно выходит по три тысячи. То есть не выходит, а должно бы было выходить. Но всегда хочется верить в лучшее. Как говорится, надежда умирает последней. Вот и мужики тянули до последнего дня контракта. Все надеялись, а в результате получали хрен с маком. Приходит работяга за расчетом, и начинается резина – то на счету нет денег, подожди! То еще не перечислили, подожди! То заболела бухгалтер, подожди! И это "подожди" тянулось до тех пор, пока бедняга, плюнув на все, не уезжал к себе домой.

– Какого же черта, зная обо всем об этом, вы у него работаете?!

– Мы тут недавно, втайне от начальства сколотили что-то похожее на профсоюз, да и прокуратура обещала подсобить, только на это и надеемся.

– Ну теперь-то ваш начальник далеко. Теперь ему ни суд, ни прокуратура не страшны, теперь только Бог ему судья.

– И пусть он судит его строго! – выпив, неожиданно пропищал лупоглазик.

– А странно все-таки получается, мужики, – поворачивая разговор в нужное русло, заметил я. – Сколько народа он обидел и при этом никого не боялся.

– Это почему же не боялся? – удивился Леха. – Очень даже боялся. Пешком не ходил. Машина подъезжала прямо к дверям фирмы, а из кабинета до машины его провожал шофер, он же охранник. И газовый пистолет у него всегда был наготове. А так-то бы давно ему головенку открутили. Будулай за ним месяц со шкворнем ходил, да все впустую.

– Но убийцу-то он все же впустил в дом, – упорно не сдавался я. – Не в окно же он к нему залетел? Как вы думаете?

– Да, тут есть какая-то непонятность. – Леха задумчиво почесал подбородок. – Слышал я, что мокрушник даже ночевал у него. Странно, нашего брата, работягу, он бы на порог не пустил, а тут сам постель постелил, чудно как-то.

– Сколько человек он "кинул" таким макаром? – попытался я зайти с другого бока.

– Я ж говорю, наберется добрая сотня, – разливая вторую бутылку, сообщил он.

– И все иногородние?

– Все не все, а половина будет. Здешние-то до сих пор мечтают свое получить.

– А вы местные?

– Мы со Смершем из Могилева. А ты местный, – протягивая мне стакан, уточнил он.

– Да, я здешний, – отказываясь от своей дозы, кивнул я. – Мне пора.

– Ну что я могу тебе сказать, Константин, – прощаясь, привстал каменщик, – если хочешь рискнуть, приходи к нам завтра. Что-нибудь придумаем.

* * *

Сидя на кухне за непривычно пустым столом, мы с тестем делились впечатлениями о наших сегодняшних встречах и полученной в итоге информации.

– Вот, значит, каков он был, раб Божий Анатолий, – выслушав меня, задумчиво промолвил полковник. – Нехороший человек, редиска. И каждый из ста обманутых им рабочих с удовольствием бы воткнул в него нож.

– Нет, не каждый, – возразил я. – Скорее всего, это сделал кто-то из иногородних, потому как у местных еще жива надежда получить свои денежки.

– Один хрен, пятьдесят человек – тоже много.

– Пятьдесят человек, и среди них конкретный Будулай, а это уже кое-что.

– Или ничего, – стряхнув с колен кота, как бы про себя заметил тесть. Кто такой этот Будулай? Это имя или кличка?

– Это легко установить через отдел кадров, наверняка там есть его личное дело.

– В чем я глубоко сомневаюсь. А даже если и есть, то доступ туда нам закрыт господином Вехктиным. Но эту версию все равно можно проверить, хотя мое мнение, если оно тебя интересует, – мы ищем черную кошку в темной комнате, где ее нет. Мне кажется, истоки этого убийства нужно искать глубже. Думаю, что наш завтрашний вояж кое-что прояснит.

– Вы про консервы? Помилуйте, прошло уже больше четырех лет. Какие улики могут ждать столько времени!

– Поживем – увидим, – уклончиво ответил полковник и, нахмурившись, сосредоточенно сунул руку за холодильник. – Черт знает что! – удивленно воскликнул он, вытаскивая пустую бутылку из-под марочного портвейна. Чепуха какая-то. Вчера вечером она была почти полная. Ничего не понимаю.

– А тут и понимать нечего, – ехидно усмехнулся я. – Мышка бежала, хвостиком махнула, бутылка опрокинулась, а вино вылилось. Пить надо меньше, господин полковник, тогда вы все будете видеть в реальном свете.

– Шел бы ты в задницу, за идиота меня считаешь? – прищурил он правый глаз. – А ведь я догадываюсь, кто высосал мое элитное вино. То-то она из спальни носа уже два часа не кажет. Доченька-дочурка, сейчас она у меня получит.

– Оставьте ее. Пусть спит, – вступился я за супругу. – У меня для вас адекватный подарок припасен давно. Но прежде бы я хотел обсудить еще один вопрос, касаемый нашей заказчицы Тамары Дмитриевны Ерошиной.

– А что ее обсуждать? – простодушно удивился тесть. – Стерва она и есть стерва.

– Согласен, но зачем ей понадобилось скрывать свою связь с Чернореченским? Она ведь прекрасно знала, что этот факт нам станет известен через шесть секунд.

– Да черт их, баб, поймет.

– А вы не допускаете такой мыслишки, что неспроста в нее вцепился следователь Шумский? Не допускаете такой возможности, что именно она спала у Чернореченских в ту роковую ночь?

– Мысль интересная. Но не могла же она убить собственную сестру.

– А разве я говорю, что убила она? Представьте себе такой момент. Поздно вечером она явилась к ним в гости. Они пригласили ее ужинать, она с удовольствием согласилась. Хлебосольные родственники выставили бутылочку хорошего вина, куда она украдкой всыпала немного снотворного. Сама же, сославшись на головную боль, пить отказалась. После позднего и обильного ужина всех разморило, и ей было предложено остаться ночевать. Это было в порядке вещей, и она согласилась. Выждав, когда Чернореченские уснут крепким здоровым сном, она открыла входную дверь и впустила в квартиру своего, скажем так, друга. После чего, закрывшись на кухне, предоставила ему широкое поле деятельности. Да и самой ей без дела сидеть не пришлось. Нужно было поскорее перетрясти старые газеты, чтобы собрать все доллары и не забыть про тридцать тысяч рублей в холодильнике. Пока она занималась этой важной и нужной работой, ее друг с успехом справился с возложенной на него кровавой миссией, и удовлетворенная парочка тихо покинула квартиру. Как вам такая версия?

– Хорошая версия, но имеет большой изъян. Зачем ей понадобилось нас нанимать?

– Чтобы пустить пыль в глаза.

– Допустим, но тогда объясни, почему она заявила о пропаже денег и даже указала тайники? Согласись, это совершенно лишнее.

– Пожалуй, я с вами соглашусь, но этот вариант с порога отметать не стоит.

– Мы пока ничего и не отметаем по той простой причине, что отметать нам нечего. Вот что я тебе скажу, Константин Иванович: хочешь ты или нет, а без сведений экспертов нам с тобой не обойтись. Поэтому сделаем так. Ты берешь на себя своего друга-алкаша, как его там...

– Иван Захарович Корж, но только в отличие от вас он не пьет уже два года.

– Ну и бог с ним, ты его берешь на себя, а я займусь криминалистами. Кажется, на сегодня все. Тащи свой адекватный сувенир.

– Сейчас притащу, Алексей Николаевич, не гоните лошадей. Мне бы хотелось обозначить еще один момент, пусть это будет четвертая по счету версия.

– А три мы уже обозначили? Напомни.

– Извольте. Версия номер один – старые делишки Чернореченского, для простоты мы назовем ее "консервы". Версия номер два – это месть рабочих, пусть она проходит у нас под именем "Будулай". Версия номер три – возможное соучастие в убийстве Тамары Ерошиной. С вашего позволения, дадим ей кодовое название "любовница". А теперь четвертая. Что вы скажете о вдруг возникшей фигуре Андрея Чернореченского и его матери Галине Георгиевне?

– Об этих фигурах я не забывал ни на минуту и признаюсь, они порядком надоели моим мозгам. Тащи сувенир, и мы этот вопрос обсудим в полном объеме.

– Тут есть одна странность, – выставляя на стол бутылку старого армянского коньяка, начал я. – Эта странность невольно бросается в глаза и делает личность Тамары Дмитриевны еще более подозрительной. Объясните мне, почему она ни словом не обмолвилась о существовании сына Чернореченского от первого брака? Только не говорите мне, что она о нем не знала, я все равно не поверю.

– При виде такого напитка я вообще предпочитаю мыслить молча, сосредоточенно сковыривая алюминиевую косыночку, проворчал тесть. – Когда поют девушки, танки молчат. И кто тебе, дворовому алкашу, мог презентовать такую прелесть? Это же все равно что свинью кормить апельсинами!

– Вот и кушайте на здоровье, – язвительно пожелал я. – И попробуйте ответить на мой вопрос. Не здесь ли зарыта собака?

– Где бы она ни была зарыта, мы начинаем с первой версии, с "консервов", – буркнул полковник, вынимая из шкафчика самую маленькую рюмочку. – Надеюсь, что ты обойдешься своей дрянной водкой.

– Сегодня я вообще обойдусь без спиртного. Вам не кажется, что для нашего завтрашнего путешествия понадобятся еще хотя бы два человека?

– Это еще зачем? – смакуя продукт, удивился он. – На кой ляд они нам нужны?

– Ну если вы сами горите желанием поработать лопатой, отыскивая в снегу консервный тайник, то я молчу, – усмехнулся я, заметив, как вытягивается его физиономия. – Физическая работа на свежем воздухе полезна для вашего здоровья.

– Экую хреновину ты выдумал! Конечно же надо кого-то взять.

– Вот и я о том же. Как там поживает Макс Ухов?

– Максимилиана не тронь, он ушел из органов и теперь является моим первым замом. Вся работа держится на нем. Но парочку ребят я к этому делу привлеку.

* * *

В восемь утра на двух машинах мы отъехали от дверей строительной фирмы "Терем". За рулем "Волги" сидел тесть, с ним рядом расположился Борис Львович Разовский, а я вольготно полулежал на заднем сиденье. Следом за нами шла красная "Нива" с тремя парнями в камуфляжной форме, только что освободившимися от дежурства.

– Нам по старой дороге, – едва мы выехали за городскую черту, предупредил Разовский. – От свертка на птицефабрику километра три.

– Понял, – кивнул тесть. – Борис Львович, у вас все нормально? Вы послушались моего совета или пропустили мимо ушей?

– Ну что вы, Алексей Николаевич, как можно? Такими советами невозможно пренебречь. Конечно же послушался. Поздно ночью я подогнал машину прямо к дому и перевез всю семью к сестре. Спасибо вам.

– Не стоит. Из наших кто-нибудь вчера приходил?

– Нет, но меня вызывали в прокуратуру. Следователь задавал вопросы, очень похожие на ваши. Смотрите-ка, а снег-то здорово подтаял, особенно слева за обочиной. Возможно, я довольно скоро найду тот тайник.

– Будем надеяться, – хрюкнул тесть, прибавляя скорости. – Борис Львович, вам что-нибудь говорит имя Будулай?

– Вы имеете в виду известный кинофильм?

– Нет, я имею в виду одного из рабочих вашей фирмы. Знали такого?

– Будулай? Нет, что-то не припомню.

– Подумайте на досуге, поспрашивайте у своих работников. Может быть, кто-то вспомнит. Это очень важно. Скорее всего, это не имя, а кличка.

– Хорошо, я непременно этим займусь сразу же по приезде.

– Еще ориентир. Скорее всего, он из залетных, из тех, кто нанимается на разовую работу. У вас ведь есть такие?

– У нас половина рабочих приезжие.

– А почему, дорогой Борис Львович, у вас такая бешеная текучка кадров?

– А бог их знает. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше.

– Нет, Борис Львович, Бог и рыба тут ни при чем. Просто вы обманываете людей, а если говорить по-блатному, то "кидаете" без зазрения совести. Работяга пашет у вас полгода в две смены в надежде на то, что в итоге заработает приличную сумму, а в результате он получает от вас ослиный член пополам с пространным обещанием. Я не моралист, но элементарная совесть должна быть. Дома его ждет голодная семья, которая только и живет надеждой, что вот приедет отец и тогда у них все наладится, все войдет в норму. И что же? Приезжает долгожданный отец, а вместо денег и гостинцев в кармане шиш и денежный долг, в который он влез, чтобы купить обратный билет. Почему вы так делаете?

– Не только мы, сегодня так многие поступают, – хихикнул Разовский. Так и сколачиваем капиталы. Это почти норма работы многих новых предпринимателей.

– Скоты вы, а не предприниматели. – Скрипнув зубами, полковник угрюмо уставился на дорогу и крепче прижал газ. В полном молчании мы проехали еще около двадцати километров.