Текст книги "Дом в Черёмушках"

Автор книги: Михаил Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Гость

1

Зазвонил звонок.

Кот Мурмыш побежал к дверям. За ним побежал Пашка. Пашке нравится открывать двери. Для этого в коридоре спрятаны два кирпича. Он подставляет их, чтобы удобнее управляться с замком.

Звонил кто-то неизвестный – долго и настойчиво.

Пашка наконец установил кирпичи и открыл дверь.

На пороге стоял большой, высокий человек в мохнатом полушубке и мохнатом капелюхе. На курчавых усах белел иней. В руках – чемодан.

– Кто ты? Чей ты? – спросил незнакомец Пашку. Голос у него был раскатистый, басовитый. – Ну, здравствуй!

– Не хочу! – обиделся Пашка. – Сами вы кто такой?

– Я Тарас Михайлович Антонов, доктор. Слыхал о таком?

– Слыхал. От папы.

– Ну, хоп, и не сердись. Здравствуй.

– Здравствуйте. А я Пашка Демидов. Слыхали о таком?

– Нет, Пашка, не слыхал. Погоди-ка, а сколько тебе лет?

– Вите семь с половиной, и мне тоже скоро будет.

– А сейчас-то сколько?

– Сейчас? Ну… пя-ать… Через два календаря в школу пойду.

– Когда пойдёшь?

– Через два календаря. Я заведующий.

– Какой такой заведующий?

– А что? Я календарём в доме заведующий. Листки отрываю.

– Ага, теперь понятно. Ну, а где старший Демидов?

– Кто, Витя?

– Нет, батька.

– Дом строит на Смоленской площади. Двадцать семь этажей, во!

– Павлуша, ты с кем разговариваешь? – окликнула Пашку мама.

– Да тут к нам доктор один, папу спрашивает.

Мама поспешила в переднюю.

– Галина Владимировна, прошу прощения, – сказал доктор и по-военному козырнул. – Честь имею представиться: нагрянул под Новый год.

– Тарас Михайлович, вы! – радостно воскликнула мама. – Проходите, чего в дверях стоите… Павлуша, да убери с дороги кирпичи!.. Витя! Витя! Иди скорее, посмотри, кто приехал!

Доктор вошёл в коридор и опустил на пол чемодан. Кот Мурмыш взвыл и отбежал на трёх лапах: он давно принюхивался к чемодану.

Доктор снял свой капелюх и нахлобучил на Пашку. Капелюх покрыл Пашку до самых плеч.

– Я в Москве проездом. Ну и решил – надо к старым друзьям понаведаться, узнать, как живут-поживают.

– Давно пора! – засмеялась мама. – Всё где-то путешествуете. А у нас второй сын подрастает, Павлушка.

– Да-а, время… Вот вы, Галина Владимировна, о путешествиях. Что делать, такой характер!

– Знаю, – улыбнулась мама. – Сейчас скажете – дорожный.

– Да, именно дорожный, – улыбнулся и доктор. – Люблю ездить, от старости удирать. Последние два года проработал в Туркмении.

– Ну, а теперь куда направляетесь?

– В Заполярье. Соскучился по Северу, по снегам, по оленьим упряжкам. Как-никак, а Север – родное моё становище.

Подошёл Витя, засопел и подал доктору руку.

– А-а, с тобой-то я знаком, – сказал доктор, оглядывая Витю, – Скажи на милость, в длинных брюках, куртка с карманами, в плечах вершка два… Скоро в студенты выйдешь.

Мурмыш уже на четырёх лапах вернулся донюхивать чемодан. От любопытства и нетерпения дёргался кончик хвоста.

Доктор был в бурках, в кителе и при орденах. Витя внимательно рассмотрел ордена, сказал:

– Ничего!

Перетащить чемодан в столовую вызвались Витя и Пашка. По пятам за ними шёл Мурмыш. Он, как и братья, имел кое-какие виды на содержимое чемодана.

И в самом деле, доктор раскрыл чемодан и вывалил на стол груду соблазнительных вещей: сладкую сушёную дыню, сахаристую курагу, земляные орехи, изюм, урюк, вязкие мучные ягоды, которые назывались джюда. Ну, а главное – выложил стопку тюбетеек. Хватило всем: и Пашке, и Вите, и маме, и папе.

Пашка выбрал остроконечную, ковровую, с кисточкой. Витя – из чёрного бархата, четырёхугольную, с серебряными полумесяцами. Он сложил свою тюбетейку – она оказалась у него складной – и убрал в карман. Пашка тюбетейку надел и выпросился пойти в гости к приятелю Жене, который жил в соседней квартире. Мама насыпала в кулёк кураги и урюка, чтобы Пашка угостил Женю.

Пашка вытащил кирпичи на лестницу и, сложив у соседских дверей, дотянулся до звонка.

Дверь открыла бабушка.

– Тебе Женю? – Голос у неё был сердитый. – Сядь обожди.

Пашка сел. Ждал он долго, потому что успел наесться урюка из кулька. Косточки закидывал в чью-то большую галошу.

Наконец появился Женя. Лицо было заплаканное и грязное, как оконное стекло.

– Ты чего? – спросил Пашка.

– В угол поставили. У сестры с киселя пенку съел, а другая не натянулась.

– А много ещё стоять?

– Много. Сейчас у меня перерыв.

– А потом опять в угол?

– Да. В другой.

– А чего в другой?

– В одном стоять скучно.

Пашка протянул кулёк:

– Вот тебе от меня.

Женя повеселел, сунул свой вздёрнутый нос в кулёк и набил полный рот курагой.

Пашка показал Жене тюбетейку и сказал:

– Ты приходи, как из угла выпустят.

Женя вздохнул, кивнул и положил в рот ещё горсть кураги.

Пашка вернулся домой.

Витя сидел, чинил цветные карандаши. Рядом сидел Мурмыш.

Кот Мурмыш был настоящим городским котом – не пугался, когда гудел пылесос, знал, что, когда включают радиоприёмник, на нём будет тепло сидеть. Живот и лапы у Мурмыша были жёлтыми от мастики.

После обеда украшали ёлку. Доктор вешал игрушки. Мама обвязывала нитками конфеты, вафли, яблоки и подавала Пашке и Жене, которого уже выпустили из угла. Женя что повкуснее вешал так, чтобы сам мог достать, когда предложат угощаться. Витя натягивал мишуру, золотой дождь, мастерил из ваты снег.

– А дед-мороз – красный нос? – вспомнил Пашка. – Деда-мороза нету!

– Да, – подумав, ответила мама, – деда-мороза у нас нет.

– Я принесу, – сказал Женя, – у нас есть. Только не дед-мороз, а этот… как его… пингвин.

– Пингвин? – удивился доктор.

– Да. Мы его вместо деда-мороза под ёлку ставим. Он большой. У него и нос красный, и лапы красные.

– Сойдёт, – сказал доктор. – Неси пингвина.

Женя сбегал и принёс. Пингвина поставили под ёлкой.

– Э-э, а это что за оборвыш? – Доктор вертел в руках картонную куклу – мальчугана в заплатанных брюках и больших башмаках.

– Мальчик с пальчик, – объяснил Пашка.

– Какой это мальчик с пальчик! – возмутился доктор. – Разве это он? Я с ним в отряде Ковпака в сорок третьем году встречался. Разведчиком он был.

– Неправда всё это, – усомнился Женя.

– Какая там неправда! – Доктор сердито пыхнул дымом.

– А доктор Айболит? – поинтересовался Пашка. – Тоже хорошо воевал?

– Тоже славно воевал. В одном госпитале под Севастополем работали. С моряками в атаку ходил. В тельняшке, в белом халате, с гранатами. Очки он, кажется, носил, доктор Айболит.

– У него были большие очки, – сказал Женя.

– Н-да… Где бомба упадёт, пожар случится – он первый с носилками. В противогазе, сверху противогаза очки, а на груди автомат.

– А про Золушку вы что-нибудь слыхали? – спросил Женя.

– Слыхал. Регулировщицей была. Подросла, загорела, нос в конопинках, как у тебя.

И доктор тихонько щёлкнул Женю по носу.

Женя грыз вафлю.

– Ну и ну!.. – недоверчиво покачал Женя головой.

Ёлка была почти вся украшена. На ветвях пристроили свечки.

Кот Мурмыш утащил с ёлки кусок печенья.

– Что за кот! – сказал доктор. – Сплошное хулиганство, а не кот! Он у вас хоть мышей ловит?

– Ловит, – сказал Витя, усаживаясь за стол к цветным карандашам. – Но он больше любит сосиски.

– Тарас Михайлович, – сказал Пашка, – хотите, дом покажу, где папа?

– Изволь, показывай.

– Павлуша, ну что ты такой беспокойный! Тарас Михайлович устал с дороги.

– Пустяки. Что вы, Галина Владимировна! Я совсем не устал.

– Ну ма-а… Чего ты мешаешь…

Пашка отворял уже первую раму окна. На стёклах второй рамы намёрз мутный лёд.

Пашка, Женя и доктор подышали на лёд и прогрели «глазок».

– Трубу вон видите? – спросил Пашка.

– Нет, не вижу никакой трубы.

– Ну почему? Я ведь вижу. Ну, вон она.

– Павлик, да оставь ты!

– Ну мамка!..

– Так. Нашёл трубу.

– Нашли? А за трубой высотный дом.

– Теперь вижу.

Большой металлический каркас поднимался высоко в небо над остальными домами. На вершине каркаса горел прожектор.

– Н-да… – задумчиво проговорил доктор. – Высотные дома строим, гиганты-электростанции. А там, глядишь, и финики заставим на севере созревать.

Витя подозвал доктора.

– Вот это я понимаю! – сказал доктор. – Таких и на ёлку не стыдно вешать.

Золушке и Айболиту Витя нарисовал медали. Мальчику с пальчик отрезал башмаки, выкроил из бумаги и наклеил шинель и сапоги.

Перед новогодним ужином Витя и Пашка ни за что не хотели лечь и немного поспать. Но мама сказала, что, если будут упрямиться, она запретит сидеть вечером и ждать Нового года.

На выручку маме подоспел доктор, он сказал, что, пожалуй, отдохнёт. Братья подумали, посовещались и тоже согласились.

Пошёл спать и Женя.

В квартире наступила тишина. Мурмыш побродил, поскучал и тоже уснул.

Ни Витя, ни Пашка не слышали, когда вернулся с работы отец: они спали.

Обычно Витя и Пашка поджидают отца, подают ему свежие газеты и комнатные туфли, после чего затевается борьба. Особенно азартные состязания по борьбе между отцом и сыновьями происходят в те дни, когда у отца на стройке «с бетоном в порядке, с кабелем в порядке, с облицовкой в порядке и даже с бюрократом Суховым тоже в порядке», потому Что тогда отец приезжает домой рано и такой помолодевший, что с ним можно хоть до утра бороться, устраивать кучу малу, воздвигать из старых книг крепости.

В такие дни даже мама не может управиться с папой и уложить его вовремя спать.

Пашка услышал чьи-то тихие шаги и проснулся. Это был отец. Он искал комнатные туфли.

– Витя, папка приехал! – закричал Пашка.

Витя вскочил на кровати и тоже закричал:

– Папа! Папа приехал!

– А ну-ка, – засмеялся отец и зажёг в комнате свет, – поднимайтесь бороться!

Пашка первый прыгнул на шею к отцу:

– Бей! Налетай!

Витя прыгнул вслед за братом.

…Что может быть лучше и увлекательнее праздничной суеты! Беспрерывно бегаешь из кухни к буфету и обратно, несёшь маме то пакетик с перцем, то разливную ложку, то блюдце. Повсюду в комнатах горит свет. Почтальон приносит сразу по пять, по шесть телеграмм, и в каждой телеграмме только самые весёлые и счастливые слова.

Со скрипом раздвигают старый обеденный стол, и он неожиданно делается каким-то торжественным и солидным, а вокруг него выстраиваются разнокалиберные стулья, собранные со всех комнат, и даже где-нибудь, пытаясь быть как можно менее заметной, скромно жмётся маленькая табуреточка, принесённая из ванной комнаты.

Часто звонит телефон, и каждый раз кто-нибудь, путая Витю с Пашкой и Пашку с Витей, требует позвать к телефону маму или папу. А телефонная трубка давно уже испачкана мукой. Это мама испачкала – руки у неё в муке.

Если по телефону разговаривает папа, то он, насколько позволяет шнур от аппарата, расхаживает взад и вперёд по коридору, разговаривает громко, а то вдруг возьмёт и даже присвистнет. Если же по телефону разговаривает мама, то среди разговора она иногда испуганно замолкает и показывает папе знаками, что в кухне на плите что-то надо помешать или совсем снять с огня.

Но ни папа и никто не понимают, что надо помешать, а что совсем снять. И тогда мама безнадёжно машет рукой, извиняется в телефон и бежит на кухню сама, после чего возвращается и снова продолжает разговор.

В такой вечер ни на минуту не затихает радиоприёмник и на всю квартиру звучит музыка. Играет приёмник и у соседей в квартире, и этажом ниже, и этажом выше, и кажется, что весь дом, вся улица – вся Москва пронизана этой радостной, весёлой музыкой.

А на лестнице гулко хлопает парадная дверь, входят люди. Топот ног, смех, говор. Стряхивают с шапок, с воротников пальто снег.

В такой вечер знакомые, которые прежде часто бывали в доме и к которым давно уже все привыкли, вдруг перестают быть обычными знакомыми и превращаются в нарядных, красивых гостей.

Часы Кремля пробили полночь.

Кто-то из гостей предложил:

– Новый год только народился. Кто тут самый маленький?

– Павлик самый маленький, – сказала Женина мама.

– Ну вот, пусть он первый всех и поздравит.

Витя, Пашка и Женя, приподняв край скатерти, искали что-то под столом.

– Павлуша, – позвал отец, – где ты там? Покажись.

Пашка вынырнул из-под стола и поспешно сказал:

– Спокойной ночи!

Заигравшись, он забыл, что сегодня праздник и мама разрешила пойти спать поздно.

Все засмеялись:

– Вот так новогодний тост!

Пашка сразу понял, что сказал не то.

– Да чего вы! – покрыл всех своим басом доктор. – Человек пошутил, понимать надо!

2

Раньше всех в новом году проснулись братья. Витя помог Пашке быстро одеться, и они крадучись пробрались в столовую.

По пятам за братьями пробрался в столовую и вечно бдительный кот Мурмыш. Его так просто не проведёшь. Он всегда должен знать, что там такое затевается втайне от всех.

Витя и Пашка ещё вчера кое о чём договорились.

В столовой было полутемно от спущенной шторы. Мурмыш спрятался за эту штору, выставил оттуда длинные любопытные усы и начал подглядывать за Витей и Пашкой.

Доктор спал на диване. Дышал громко и протяжно.

– Витя, Вить… А мне сон какой интересный снился! – зашептал Пашка, стараясь дотянуться до Витиного уха. – Ну и интересный! Лучше кино. Никогда такого не снилось…

– Шш-шш!.. – оборвал Витя брата, осторожно подходя к кителю доктора.

Китель висел на спинке стула.

Бац! – Пашка опрокинул бурки доктора.

Ребята застыли.

– У-у!.. – погрозил Витя брату.

– Я нечаянно, – вздохнул Пашка, поднимая бурки и стараясь их надеть.

– Да тише ты! – замахал руками Витя. – Брось бурки! Тебе говорят – брось!

Пашка неохотно оставил бурки и подошёл к Вите. Вдвоём они сняли со стула китель и, выбравшись в коридор, проскочили в ванную.

Мурмыш в ванную комнату проскочить не успел, поэтому вернулся в столовую.

– Я буду чистить ордена, а ты пуговицы, – сказал Витя.

Он достал с полки коробку с зубным порошком.

– И я хочу ордена чистить, – упрямо ответил Пашка.

– Ладно, – сказал Витя. – Я почищу те, которые на левой стороне, а ты – которые на правой.

Только устроились и начали тереть порошком ордена, как Витя задумал примерить китель. Натянул прямо на куртку, нахмурился, напыжился и прошёлся туда-сюда перед зеркалом.

Когда ордена и пуговицы были натёрты до блеска, ребята вернулись в столовую.

Пашка влез ногами в бурки, попробовал шагнуть, но чуть не упал.

– Ну к чему ты их надел? – сердито зашептал Витя, пристраивая на место китель. – Кто тебя просил?

– Ты китель мерил, а я бурки хочу. – И Пашка ещё раз попытался шагнуть, но не удержался и свалился на ковёр.

– Уже колдуете? – неожиданно прозвучал голос доктора.

– Мы… – начал было Витя, пытаясь спрятать китель за спину. – Мы вот… это…

– А ну, подойдите ко мне… Оба, оба. Вся шайка-лейка.

Пашка скинул бурки, и братья подошли. Мурмыш на всякий случай ускользнул в коридор.

– Покажите, что с кителем сотворили?.. Ого, живым огнём горят! – Доктор повернул к свету ордена.

– А пуговицы? – спросил Пашка.

– И пуговицы хороши. Хоть сейчас на караул к знамени… Что за богатыри! Ну-ка, встаньте как положено. Ровнее. Головы выше. Руки прижмите. Та-ак-с… А теперь слушай мою команду. Смир-рно! Объявляю благодарность всему удалому воинству.

– Ура! – закричали ребята.

– Сильно кричать не надо, – остановил их доктор. – Отец и мать спят, и пусть себе спят. А мы наскоро закусим – и шагом марш гулять.

Все вместе привели в порядок кровати и сели за стол. Сытного есть ничего не хотелось, поэтому, как предложил Пашка, начали прямо с пирожных, которые остались от вчерашнего торжества.

– Уже зачерствели, – сказал доктор.

– Кто? – спросил Пашка.

– Пирожные.

– А в магазине они тоже засыхают?

– Должно быть, засыхают. Только сухие пирожные не продают.

– А кто же их там доедает?

– Хм!.. Вот так вопрос – кто их там доедает! Придётся зайти в кондитерскую и узнать.

Когда позавтракали, Пашка спросил у доктора разрешения пригласить погулять Женю.

– Нас трое, а хата о четырёх углах, – ответил доктор. – Приглашай.

Узнав, что его зовут гулять, Женя обрадовался и быстро натянул пальто.

На улице было ветрено и морозно. Фонари в снежных шапках, увязнув по колени в сугробы, выстроились вдоль тротуаров. Сверху падали тонкие ледяные иглы, наполняя воздух тихим звоном и блеском.

– Вот что, – сказал доктор, – для дальних прогулок сегодня слишком холодно. Надо поберечь носы. А посему поедем кататься по новой линии метро, которую на днях открыли.

– А в кондитерскую когда? – спросил Пашка.

– В кондитерскую? Ах да… Ну, пойдёмте сперва в кондитерскую.

Отыскали ближайшую кондитерскую и подошли к продавщице в белой крахмальной наколке.

– Гм… видите ли, товарищ продавец, – начал доктор, – у нас к вам один вопрос.

– Вопрос? Пожалуйста!..

– Вопрос от всего нашего общества, – показал доктор на себя и ребят. – Вот у вас, так сказать, имеются свежие пирожные. Ну, а если вы их не продадите и они начнут засыхать, что вы с ними делаете?

– Кто их у вас доедает? – приподнявшись на носки, громко спросил Пашка.

Девушка засмеялась. Засмеялись и другие продавщицы.

– А у нас такого не бывает, чтобы пирожные засыхали. Мы работаем по плану. Сколько пирожных выпекаем, столько и продаём.

– И даже совсем ни одного пирожного не остаётся? – недоверчиво спросил Пашка.

– Ни одного.

– Жалко, – сказал Женя.

– Жалко, – подтвердил Пашка.

Новая станция метро была залита, казалось, июльским солнцем. Много люстр с тонкими стеклянными трубками излучали этот свет. Витя заметил в мраморной нише вазу из матового стекла. Она была укреплена на бронзовом цоколе. В ней бился, полыхал солнечный луч.

– Что это горит? – спросил Витя, прикасаясь к вазе. – Она совсем не горячая.

– Это люминесцентная лампа, – объяснил доктор. – В ней светится особый газ, и получается холодный свет.

– Холодный свет? – удивился Витя. – Как это?

– Северное сияние, например, – холодный свет. И радуга. Глубоководные рыбы излучают такой же свет.

– Рыбы?

– Да. Или жуки-светляки.

Пашка и Женя захотели прокатиться на эскалаторе.

Пассажиры вдруг начали улыбаться и показывать на соседний эскалатор. Когда ребята присмотрелись, то оказалось, что на лестнице ехал малыш и держался за перила.

Но он был такой маленький, что за эскалатором его не было видно, а только была заметна на перилах красная варежка. Так и ехала одна эта варежка.

Накатавшись вдосталь на эскалаторе, отправились на следующую станцию. Она была украшена барельефами героев войны: пехотинцев, моряков, лётчиков, танкистов.

В конце станции толпился народ.

Первым полез в толпу Пашка, за ним Витя и Женя. Доктор пробирался последним.

Витя протискался к деревянному барьеру и увидел письменный стол. За столом сидела девушка в форме работника метро, в синем берете, на погонах белые нашивки.

Напротив девушки сидел военный и что-то торопливо писал в большой книге. Когда военный кончил писать и книгу закрыли, Витя прочёл заглавие: «Для записи впечатлений».

Потом сел старик. Расстегнулся, прокашлялся, взял ручку и принялся неторопливо вписывать своё мнение в книгу. Окончив писать, хлопнул по книге ладонью и поднялся.

– Кто ещё, товарищи, пожалуйста, – приглашала девушка в берете. – Кто хочет сделать запись? Какое впечатление произвели на вас станции? Ваши пожелания, советы, пожалуйста.

– Можно мне? – набрался смелости и вышел вперёд Витя.

– А ты писать умеешь?

– Я школьник, – ответил обиженно Витя.

– Ну, тогда садись. Напиши номер школы, в каком ты классе. А как учишься?

– Витя хорошо учится, – вступился Пашка за брата.

Витя придвинул к себе книгу и стал думать.

– Ну, что ты притих? – раздался весёлый голос доктора.

Доктор тоже пробрался к столу.

Витя подумал ещё немного и сказал:

– Я напишу: «Нам понравилось. Ура!»

– Славно придумано, – сказал доктор.

Витя придирчиво оглядел кончик пера и начал выводить букву к букве.

– Теперь подпись, – сказал доктор, заглядывая в книгу через Витино плечо.

– И мы хотим, – выступили тут вперёд Пашка и Женя.

– Вы, наверно, буквы ещё не все знаете? – улыбнулась девушка.

– Я нарисую, – сказал Пашка.

– А я… – грустно вздохнул Женя, – я не умею.

– Не горюй, – со всех сторон утешали Женю. – Он за тебя нарисует.

Кто-то протянул Пашке карандаш.

Пашка на коленках устроился на стуле, подумал и нарисовал ниже Витиной подписи серп и молот.

3

Когда на следующий день Пашка вернулся из детского сада, а Витя – из школы, с праздничного утренника, их первым вопросом было:

– А где доктор?

– Уехал, – сказала мама. – Вам подарок оставил.

– Уже уехал? Насовсем?

– Да, насовсем.

Витя и Пашка увидели на столе записку и соломенную корзиночку с пирожными. Витя развернул записку и прочитал: «Необходимо съесть, пока свежие».

Пашка вздохнул. Вздохнул и Витя. Их не обрадовали даже пирожные.

Только сейчас ребята почувствовали, как они полюбили этого человека. А он как неожиданно приехал, так неожиданно и уехал.

И приедет ли он опять? И когда?..