Текст книги "Дом в Черёмушках"
Автор книги: Михаил Коршунов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Гарьке захотелось поймать сойку, поглядеть на неё вблизи.
От кого-то он слышал, что надо взять ящик, приподнять с одного края, подперев палочкой, а к палочке привязать бечёвку и оттянуть куда-нибудь в укромное место. Под ящик насыпать корма.
Птицы заприметят корм, подлетят, начнут клевать, а тут – дёрг за бечёвку! – палочка выскочит, и ящик захлопнет птиц.
Ящика не оказалось, и его решили заменить корытом.
Сперва Гарька сидел с бечёвкой за углом дома.
Но сойки то ли не замечали кусков хлеба, набросанных на земле, то ли не желали есть их под корытом.
Гарька скучал, томился.
Леонид Аркадьевич тоже принимал участие в ловле: он поминутно высовывался из окна и шёпотом спрашивал:
– Ну как?
– Никого нет, – с грустью вздыхал разомлевший на солнце Гарька.
Но вот начались загадочные явления: стоило Гарьке на минуту отлучиться, как приманка под корытом исчезала.
Гарька пытался дознаться, в чём причина исчезновения приманки, но ему ничего не удавалось выяснить.
Гарьке наскучило бесплодное сидение с верёвкой в руках, и в один из дней он оставил свой пост и пошёл в дом что-нибудь порисовать, где бы не требовалась зелёная краска.
Вдруг железное корыто зазвенело, свалилось с палочки. Гарька бросил кисточку и вылетел из комнаты:
– Попалась! Попалась!
Леонид Аркадьевич брился.
Он немедленно оставил бритву и выбежал вслед за Гарькой. Но с полдороги вернулся за очками и потом опять устремился во двор.
Гарька и Леонид Аркадьевич почти одновременно навалились на корыто.
Гарька в нетерпении тут же хотел подсунуть под него руку.
– Тсс… Погоди, – остановил Гарьку Леонид Аркадьевич и приложился ухом ко дну корыта.
Но и уха прикладывать не надо было – под корытом кто-то громко, с неудовольствием колотился.
– Наверно, целая ворона поймалась!.. – в восхищении проговорил Гарька.
– Тсс… – опять прервал его Леонид Аркадьевич и растянулся животом на траве.
Гарька лёг рядом.
Начали осторожно приподнимать корыто, чтобы заглянуть в щель: кто там такой?
Конечно, со стороны картина была довольно-таки странной, потому что молочница, которая появилась в калитке, так и застыла с бидонами в руках: два человека, из которых один пожилой, намыленный и в очках, лежали на земле и заглядывали под обыкновенное железное корыто.
– Здесь! – тихо сказал Гарька и от напряжения громко сглотнул. – Глаза какие, видите? И нос, видите? Нюхает. Это он нас нюхает.
– Вижу, – ответил Леонид Аркадьевич, волнуясь не меньше Гарьки.
На дядьку и племянника из-под корыта, в узкий просвет, глядели чьи-то немигающие круглые глаза, и шевелился, принюхивался маленький нос. Чем выше приподнимали корыто, тем ниже пригибались глаза и нос.
– Это кот! – первый догадался Гарька.
– Да, – сказал Леонид Аркадьевич и откинул в сторону корыто. – По всей видимости, это кот.
На траве, съёжившись, замер пыльный облысевший кот с необыкновенно большими ушами и тонким вытертым хвостом. Внимательно глядел на людей. Удирать не собирался.
Кот настолько был худ и несимпатичен, что не понравился даже Гарьке.
Леонид Аркадьевич и Гарька, разочарованные, пошли домой покупать у молочницы молоко. Кот побрёл за ними: очевидно, он прекрасно понимал, что такое молочница.
В кухне Леонид Аркадьевич налил коту большую банку молока.
Кот расстелил свой длинный хвост и принялся за молоко.
Вылакав его, отошёл от банки и, забравшись под стол, завалился спать. Живот настолько вздулся, что не было видно даже головы.
– Экая бесцеремонность! – сказал Леонид Аркадьевич, разглядывая через очки кота.
– Пусть останется пожить, – предложил Гарька. – Мышей распугает.
– Хорошо, – ответил Леонид Аркадьевич, снимая очки и готовясь продолжать бритьё. – Пусть останется.
К вечеру кот вышел из-под стола, дерзко, во весь рот зевнул, потянулся на своих высоких, худых ногах («сделал верблюда») и отправился осматривать дом.
Он обнюхивал мебель, пристально и долго смотрел в поддувало печки, наставив туда усы и брови, дважды прикоснулся носом к метёлке, а когда добрался до комнаты Леонида Аркадьевича, то заглянул в чемодан.
Чемодан стоял на полу, крышка была открыта.
Кот случайно толкнул её, крышка захлопнулась и захватила голову.
Кот заорал, пытаясь освободиться.
На шум прибежали Гарька и Леонид Аркадьевич и вызволили его.
Он весь растопорщился, шипел, ругался и долго брезгливо тряс лапами.
Вообще кот оказался очень крикливым и обидчивым.
За большие уши Леонид Аркадьевич и Гарька окрестили его Ушастиком.
4Леонида Аркадьевича всё больше увлекала вольная, ни от кого не зависимая жизнь в Черёмушках.
Галстук, резинки для рукавов и даже косточки от воротничков лежали в чемодане нетронутыми: Леонид Аркадьевич разгуливал в рубашке с расстёгнутым воротом, с подвёрнутыми рукавами.
Арабские и персидские книги были оставлены в покое.
Леонид Аркадьевич с любопытством постигал премудрости варки лапши или капустника, приготовления салата из помидоров и огурцов, ухода за керосинкой.
Приятно было плотничать, малярничать, пилить дрова.
Общение с Гарькой пробудило в Леониде Аркадьевиче лучшее, что было когда-то у самого в детстве.
И он теперь часто подумывал о том, что каждый человек до глубокой старости должен сохранять в душе частицу детства, частицу той поэзии и счастья, которое в детстве бывает во всём: в круто посоленном куске житного хлеба, в игре в лапту или чижика, в разгуливании босиком по росистой утренней траве, в кислых, ещё зеленоватых яблоках, в подслушивании в лесу птичьих разговоров…
Однажды Леонид Аркадьевич принёс от Якова Даниловича косу и объявил Гарьке:
– Ну-с, молодой человек, идём на косовицу.
– Куда это?
– Траву косить.
– А для чего?
– Набьём матрацы.
Оба в майках вышли на участок перед домом. За ними вышел и Ушастик. Трава стояла жаркая, высокая, Гарьке по колени.
Леонид Аркадьевич только видел, как косят, но сам пробовал впервые.
Раз! Широкий замах косой.
Два! Коса с силой врезается в землю.
Три! Леонид Аркадьевич с трудом выдёргивает из земли косу.
Опять раз – замах!
Два – ж-ж-жик в землю!
Три – выдёргивает…
Смеётся Гарька, смеётся Леонид Аркадьевич.
Ушастик, пока коса бездействует, осторожно её обнюхивает.
Вдруг через забор с соседнего участка перелетает цветной резиновый мяч, и вслед за мячом между планками забора появляется голова девочки.
Все молча смотрят друг на друга.
– Меня зовут Диля, – говорит девочка. – А это мой мяч. Дайте, пожалуйста!
Гарька поднимает мяч и подаёт девочке.
– Спасибо, – кивает девочка. – А вы давно здесь живёте?
– Давно, – отвечает Гарька. – А ты?
– А я только приехала с бабушкой. Очень скучно… А это ваша кошка?
– Наша.
– У меня тоже есть. Мы из города привезли. Хотите, покажу?
– Покажи.
Девочка скрылась среди кустов жимолости.
– А как же, Гарька, твоя свинка? – призадумался Леонид Аркадьевич.
– А ведь уже прошло три недели.
– Но всё-таки близко к забору не подходи.
Девочка вскоре вернулась. В руках у неё, перехваченный поперёк живота, барахтался большой кот.
– Вот видите какой! – сказала девочка, просовывая морду кота сквозь забор. – Это Мамай. А вашу кошку как зовут?
– Нашу – Ушастик, – ответил Гарька.
Мамай оказался ещё хуже Ушастика: с клочковатой шерстью, какой-то рваный, с мускулистыми лапами и с жадными на драку раскосыми глазами.
Заприметив в траве Ушастика, Мамай съёжился, напружинился и начал вырываться у девочки из рук.
Ушастик прижал уши, вздыбил хвост и тихонько заворчал.
– Диля! – позвали со двора.
– Я здесь, бабушка.
– Где здесь?
– Ну здесь.
Показалась бабушка.
Леонид Аркадьевич поправил очки, убрал косу за спину и раскланялся.
Когда он раскланивался, из-за спины всё равно высунулась ручка косы.
– Вы, значит, наши соседи, – сказала бабушка. – Очень приятно! Хозяйством занимаетесь?
– Да так, понемногу, – ответил Леонид Аркадьевич, всё ещё продолжая укрывать за спиной косу.
– Бабушка, – сказала Диля и бросила на землю Мамая, который тотчас повернулся мордой к Ушастику, – можно мне к ним?
– Вы разрешите? – обратилась бабушка к Леониду Аркадьевичу.
– Извольте, – поспешно сказал Леонид Аркадьевич. – Но, видите ли, Игорь три недели назад перенёс свинку…
– Свинку? Диля уже переболела. Да и три недели – срок для карантина достаточный.
– Вы полагаете?
– Да, вполне.
Мамай и Ушастик по разные стороны забора медленно пятились один от другого, воинственно напрягая лапы.
Было ясно: друзьями не станут.
Диля отыскала в заборе отверстие пошире и пролезла в него.
– Диля, – сказала бабушка, – только, как я позову обедать, иди, не задерживайся.
– Ладно, приду.
Бабушка удалилась.
Диля была лёгкая, подвижная, с пушистыми светлыми волосами, которые отсвечивали на солнце, как серый дымок.
Платье на ней тоже было лёгкое, широкое, с крылышками вместо рукавов.
Леонид Аркадьевич всё же перестал поминутно вонзаться косой в землю, и ему удалось накосить достаточно травы для двух матрацев.
Диля и Гарька размётывали траву тонким слоем для просушки, выбирали из неё цветы и складывали в букет.
Ушастик, подняв хвост как перо, прохаживался вдоль забора, готовый ко всяким неожиданностям, но Мамай не показывался.
5Был воскресный день.
Леонид Аркадьевич и Гарька заканчивали зарядку: бегали вокруг дома друг другу навстречу, когда увидели Женю.
Она стояла перед калиткой и с каким-то особым вниманием смотрела на забор. В руках у Жени был большой арбуз.
Гарька помчался встречать мать.
– На, держи, – сказала Женя, передавая Гарьке арбуз и всё ещё не отрывая взгляда от забора. – Донесёшь?
– Донесу! – ответил Гарька, стараясь не показывать виду, что арбуз тяжёлый. – Мама, где ты его купила?
– На станции… А что это произошло с забором?
– С забором? Ничего. Мы его просто красили и не докрасили. В лавке краска кончилась.
– А почему он оранжевый?
– Другой краски не было.
– Так. А на волосах у тебя что?
– Краска. Ещё не отмылась…
Возле калитки сидел Ушастик, щурился на солнце и грыз травинку. На лбу и на кончиках усов у него тоже была оранжевая краска.
– А это чей такой? Ваш, конечно, если оранжевый.
– Да, наш. Под корытом поймали.
Подошёл Леонид Аркадьевич.
– Боже мой! – воскликнула Женя.
– Что случилось? – взволновался Леонид Аркадьевич.
– И ты тоже…
– Что – тоже?
– Оранжевый. С ума сойти!
Женю удалось успокоить и смягчить лишь после того, как Леонид Аркадьевич и Гарька поведали ей, что Матрёна Ивановна заболела, и что живут они одни – сами готовят еду и в доме убирают, и что, кроме всего, они отремонтировали крыльцо, выровняли и расчистили на участке дорожки и накосили для матрацев сена.
Тогда Женя их похвалила и прошла в дом – навести ревизию в кухне.
– Тарелки жирные: плохо моете. Ножи потемнели – чистить надо. А это что? – спросила Женя, открывая кастрюлю.
– Простокваша, – вздохнул Гарька.
Женя попала в тот горемычный день, когда Леонид Аркадьевич приготовил простоквашу.
Женя поглядела в другую кастрюлю:
– А это?
– Тоже простокваша.
– А это? – И она подняла крышку чайника.
– И это тоже. Остатки.
Но, несмотря на избыток простокваши, жирные тарелки и потемневшие ножи, Женя ревизией осталась довольна: Леонид Аркадьевич и Гарька были здоровыми, весёлыми и хотя и оранжевыми, но во всём совершенно самостоятельными людьми.
Арбуз Леонид Аркадьевич предложил остудить в колодце. Объяснил, что подобным образом поступали древние арабы, которые кидали арбузы и вообще различные фрукты в колодцы, чтобы охлаждались.
Гарька тут же поддержал дядьку:
– В колодец! В колодец! Древние арабы!
– Воля ваша, – сказала Женя. – Я приехала в гости, так что ухаживайте за мной – кормите простоквашей, вымажьте оранжевой краской, бросайте арбуз в колодец, что хотите делайте!
Когда Леонид Аркадьевич нёс арбуз к колодцу, Гарька поинтересовался:
– А он не разобьётся?
– Собственно, не должен, – ответил Леонид Аркадьевич.
– А чем мы его обратно достанем?
– Чем? Ведром, пожалуй, и достанем.
Арбуз кинули точно по центру колодца, чтобы не зацепился за стенку и не треснул.
Долетев до воды, арбуз громко ухнул. Когда брызги осели и вода успокоилась, Леонид Аркадьевич и Гарька с облегчением разглядели сквозь колодезный сумрак, что арбуз жив-здоров и спокойно плавает – охлаждается.
Леонид Аркадьевич сказал:
– Гипотеза о древних арабах подтвердилась!
Женя хотела затеять стирку, но Леонид Аркадьевич и Гарька убедили её, что и с этой премудростью управятся собственными силами и что пусть Женя спокойно отдыхает, как настоящая гостья.
Но отдыхать Женя не согласилась и занялась удобрением клубничных гряд торфом. Леониду Аркадьевичу и Гарьке поневоле пришлось помогать. Потом Женю понесло на крышу дома – белить трубу. Леонид Аркадьевич и Гарька попытались воспрепятствовать.
– Что вы мне мешаете! Вам нравится красить забор?
– Ну нравится.
– А мне нравится белить трубу.
Вслед за Женей на крышу вскарабкался Ушастик. Женя брызнула на него извёсткой, чтобы не путался под руками. Оскорблённый Ушастик тут же демонстративно удалился с крыши.
Когда труба была побелена и даже окантована синим, Леонид Аркадьевич и Гарька пригласили Женю на карьер купаться. Женя с радостью согласилась.
На карьере собралось много народу, потому что был воскресный день. Присутствовали и мальчишки-рыболовы, знакомые Леонида Аркадьевича и Гарьки. Сегодня они были без удочек и шумели громче всех.
Женя плавала и одна и с Гарькой, который держался за её плечо.
Леонид Аркадьевич не плавал, а лежал на берегу и загорал, спрятав голову от солнца в небольшую пещерку, которую ему отрыл в песчаном бугре Гарька.
Вскоре всеобщее внимание привлёк толстый человек в жёлтой чесучовой панаме. Он накачивал насосом на берегу резиновую лодку. Лодка постепенно вспухала, делалась похожей на тюфяк.
Когда достаточно вспухла, человек в панаме столкнул её в карьер, осторожно сел на корме, где была устроена скамеечка, вытащил блестящее алюминиевое весло и, к всеобщей зависти, поплыл на глубину.
Но не успел проплыть и пяти метров, как нос у лодки неожиданно вымахнул из воды, и лодка с громким плюхом перекувырнулась, накрыв хозяина.
Он вынырнул уже без панамы, фыркая и отплёвываясь, сжимая в руке весло. На помощь поплыли услужливые мальчишки.
Лодку перевернули, но влезть в неё из воды, сколько ни пытались сам владелец и мальчишки, было невозможно: не за что ухватиться.
Тогда её отбуксировали к берегу, и только там хозяин с сердитым и решительным видом вторично утвердился на корме. Но опять ненадолго. Едва оттолкнулся от берега и взмахнул веслом, как лодка вновь стала на дыбы и мгновенно оказалась плавающей вверх дном. Зрители торжествовали.
Женя, Гарька и Леонид Аркадьевич не досмотрели до конца единоборство человека с резиновой лодкой: пора было идти обедать.
Дома Женя взялась накрывать на стол, а Гарька и Леонид Аркадьевич подхватили ведро и отправились за арбузом. Опустив ведро в колодец, начали вылавливать его.
Между досками забора показалась голова Дили.
– Что это вы делаете? – спросила Диля. – Уронили ведро и ловите?
– Нет, – ответил Гарька. – Ловим мы арбуз.
– Арбуз? В колодце?
– Да. Мы его сами бросили.
Диля сомнительно подняла брови – не смеются ли над ней? – и осталась ждать у забора, когда выловят арбуз, который сами бросили в колодец.
После долгих усилий Леонид Аркадьевич, красный, оттого что, перегнувшись, глядел в колодец, выпрямился, успокоительно вздохнул и начал накручивать верёвку на барабан.
Из колодца поднялось ведро с арбузом. Диля покачала головой, сказала:
– И правда арбуз.
Леонид Аркадьевич и Гарька так и понесли его домой в ведре. Пусть-ка теперь попробует Женя подтрунивать над ними!
Арбуз был таким холодным, что даже скрипел под пальцами, когда его потрогаешь.
Женя уехала в город поздно вечером. Гарька и Леонид Аркадьевич проводили её на станцию.
На прощание Женя дала последние наставления: сливочное масло, чтобы не распускалось от жары, держать в холодной воде; не кипятить молоко в кастрюле, в которой варят суп; картофель класть в холодную воду, а лапшу в горячую; не забывать поливать клубнику и удабривать торфом; докрасить забор и больше не соблазняться оранжевой краской и в особенности не соблазняться красной, если именно её привезут в нефтелавку.
6Ушастик в своём поведении совершенно развинтился. Обрывал на окнах занавески, качался на шёлковом висячем абажуре, свалил в шкафу и разбил чашку, закатался в липучку для мух, и его потом еле раскатали обратно, лазил по столам, так что в дождливую погоду пятнал не только полы, но и бумажные скатерти. Приходилось его ловить и вытирать тряпкой лапы.
Но Ушастика, уже с чистыми лапами, снова тянуло во двор – то поохотиться за жуками, то навестить отдушину под домом, то попугать боевым кличем Мамая.
Потом Ушастик начал драть когтями материю дивана. Леонид Аркадьевич даже наказывал его за это – трепал за уши, но ничего не помогало.
Пугался Ушастик только Гарькиного волчка с сиреной; и даже когда волчок не крутился и не завывал, а просто валялся на полу, Ушастик огибал его стороной.
Иногда Ушастик часами бродил по чердаку, скребя там; урчал, чихал и потом, весь в саже и паутине, вновь появлялся в доме. Садился, слюнявил лапы и тёр свой и без того лысый затылок: освежался.
В одну из ночей Ушастик и Мамай долго грозно мяукали, перекликались – испытывали характеры.
А наутро Гарька нигде не мог найти Ушастика. Осмотрел его любимые места – отдушину, чердак, запечье, чемодан Леонида Аркадьевича.
Нет как нет!
Пропал кот.
Леонид Аркадьевич утешал племянника, хотя сам радовался, что в доме наступили тишина и покой.
Вскоре выяснилось, что Ушастик поблизости от дома сидит на вершине сосны. Едва удалось разглядеть среди ветвей.
Гарька стал звать Ушастика, чтобы спустился вниз.
Кот не двигался.
Только открывал рот, но голоса слышно не было: Ушастик охрип.
Гарька помчался к Леониду Аркадьевичу, который подвязывал куст смородины, спросить, что делать, как снять с дерева Ушастика. А то ведь может оборваться и убиться.
Леонид Аркадьевич взял тонкое одеяло, и они с Гарькой растянули его под сосной, как растягивают в цирке сетку «для страховки».
Потом Леонид Аркадьевич ласково окликнул кота:
– Ушастик! А Ушастик!
– Ну Ушастик! – не выдержал и Гарька. – Слезай с дерева. Не бойся, если сорвёшься, мы тебя поймаем.
Ушастик ещё попробовал помяукать, пожаловаться, но, убедившись, что окончательно охрип, начал осторожно сползать с дерева.
Посыпались кусочки коры из-под его когтей.
Ушастику было очень страшно, он часто останавливался и опасливо смотрел вниз.
Когда Ушастик наконец спустился, он весь дрожал – безголосый, несчастный, голодный.
Его унесли на кухню и положили на мягкую подстилку. Сам идти не мог – болели лапы.
Вскоре Ушастик уснул. А вечером, когда проснулся и попытался подняться, силы ему совершенно изменили, и он в изнеможении повалился на подстилку.
От еды Ушастик тоже отказался, а только пил воду.
– Он заболел, простудился, – сказал Гарька и загрустил.
Пусть Ушастик и неприглядный кот – худой, лапы у него тонкие, хвост тонкий, и характер не из мягких, уступчивых, но всё-таки Гарька уже привык к нему, сдружился. Да и мыши ещё не ушли из дома.
– Надо Ушастику померить температуру, – предложил Гарька.
Принёс из чемодана термометр и подсунул коту под переднюю лапу.
Через десять минут термометр вынули, и то, что он показывал, ошеломило и дядьку и племянника: тридцать восемь градусов и пять десятых.
Ушастик лежал ко всему безучастный, изредка впадая в забытьё, и тогда у него дёргались усы и лапы.
Пришла Диля навестить Ушастика. Села возле него, ласкала и приговаривала:
– Кошкин-мошкин, сам весь шерстяной, уши кожаные, а нос клеёнчатый. И зачем ты заболел? И как тебя теперь лечить?
На следующий день Ушастику лучше не стало. Температура продолжала оставаться угрожающей – тридцать восемь градусов и пять десятых.
Гарька пожаловался молочнице на болезнь Ушастика.
– А вы б его в поликлинику снесли, – посоветовала молочница.
– В какую поликлинику?
– В ветеринарную. Там старичок доктор Терентий Артёмович, очень хороший человек и знающий.
– А где эта поликлиника?
– А тут недалеко, в деревне Темрюковке.
Когда молочница ушла, Гарька пристал к Леониду Аркадьевичу, чтобы пойти с Ушастиком к доктору.
Леониду Аркадьевичу и самому было жаль Ушастика, но идти с котом в поликлинику, хоть и в ветеринарную, неловко вроде.
Да и как его туда нести?
Решено было укутать в старое полотенце. Вызвалась сопровождать и Диля.
Ушастик всю дорогу молчал, иногда громко вздыхал.
Диля несла банку с водой, из которой Ушастику давали нить.
Ветеринарная поликлиника состояла из двух домиков: в одном принимали крупных животных, в другом – мелких.
Во дворе стояла даже карета «скорой помощи». У неё был не красный, а синий крест.
Леонид Аркадьевич и ребята вошли в дом для мелких животных.
Обратитесь в регистратуру, сказали Леониду Аркадьевичу, когда он просто хотел занять в приёмной очередь к врачу.
Леонид Аркадьевич, покашливая, смущаясь, подошёл к окошку регистратуры.
– У вас кто? – не поднимая головы, спросила регистраторша.
– У нас, так сказать, кот, – с запинкой ответил Леонид Аркадьевич.
Регистраторша взяла амбулаторную карту и приготовилась заполнять:
– Имя?
– Леонид Аркадьевич.
– Не ваше имя, а кота?
– Гм… Ушастик.
– Фамилия?
– Чья?
– Владельца, конечно.
Леонид Аркадьевич опять откашлялся и ответил:
– Лавров фамилия.
– Так… – Регистраторша по-прежнему не поднимала голову. – Ваш домашний адрес?
Леонид Аркадьевич сказал.
– Пока всё. Занимайте очередь к врачу. Вам к терапевту или к хирургу?
– Очевидно, к терапевту.
– Кабинет номер семь.
Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля нашли кабинет номер семь и сели перед ним на лавку.
Ушастик беззвучно лежал в полотенце на коленях у Леонида Аркадьевича.
– А медведей здесь лечат? – толкнув Гарьку, тихо спросила Диля.
– Не знаю, – ответил Гарька.
По соседству с Леонидом Аркадьевичем сидел мальчик в картузе с новеньким козырьком, а при мальчике – дворовый пёс с перевязанными шерстяным платком ушами.
Пёс изредка поднимал голову и смотрел на мальчика влажными чёрными глазами.
Напротив сидела женщина, придерживая за ручку огромную соломенную корзину, которая стояла рядом на стуле.
В корзине кто-то шебуршился и грыз солому.
Леониду Аркадьевичу понадобилось протереть очки.
Он положил Ушастика на лавку и полез в карман за носовым платком.
Уголок полотенца отогнулся, и из свёртка вывалился хвост Ушастика.
Дворняга как увидел кошачий хвост, немедля вскинул свою перевязанную голову, засверкал глазами и судорожно, с визгом залаял, точно закудахтал, порываясь цапнуть Ушастика за хвост.
Диля испуганно вскрикнула и убрала под лавку ноги.
Леонид Аркадьевич поспешил схватить полотенце с котом.
У соломенной корзины откинулась крышка. Из корзины быстро выпрямилась шея гусака.
Гусак прицелился и тюкнул в пуговицу пиджака Леонида Аркадьевича.
Леонид Аркадьевич и дворняга остолбенели от неожиданности, а гусак проворно открутил клювом пуговицу и попытался проглотить.
Тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился доктор в белом халате.
Гусак выплюнул пуговицу и юркнул к себе в корзину.
– Что, Дёмка, – сказал доктор мальчику в картузе, – снова Цезарь захворал?
– Да, Терентий Артёмович, – ответил мальчик.
– Очередь-то сейчас твоя?
– Моя.
– Ну иди показывай Цезаря. Опять небось нож от мясорубки проглотил?
– Нет, Терентий Артёмович, уши у него… – И Дёмка за ремешок потащил в кабинет к доктору Цезаря, который всё удивлённо оглядывался на корзину с гусаком.
После Дёмки с Цезарем наступила очередь гусака.
Из кабинета доктора послышались шипенье, удары крыльев, уговоры хозяйки:
– Михей, да смирись ты! Открой рот, покажи доктору горло. Нервный он у меня. Вы уж извините его, Терентий Артёмович. Может, вы разом капли ему или порошки от нервов пропишете?
– И порошки пропищу и капли, – ответил доктор. – Каков боярин, а!
– Я тоже боюсь, когда мне горло смотрят, – сказала Диля.
– А я не боюсь, когда горло, – сказал Гарька. – А вот когда зубы – боюсь.
Но вот доктор вызвал:
– Лавров!
Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля прошли в кабинет.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте. Ну, а где больной?
Леонид Аркадьевич раскрыл полотенце.
– Кладите кота на стол, поближе к свету, – показал доктор на чистый белый стол.
Леонид Аркадьевич положил.
– Чей же это кот? – спросил доктор. – Твой, наверно? – и кивнул на Дилю.
– Кот мой, – вмешался Гарька. – А заболел он через Мамая.
– Мамай? Кто ж такой Мамай?
– А это её кот. Он загнал Ушастика на сосну, и там Ушастик простудился. У него температура очень повышенная – тридцать восемь градусов и пять десятых.
– А ты откуда знаешь?
– Я своим градусником мерил.
Доктор улыбнулся:
– Тридцать восемь и пять – самая нормальная кошачья температура, всё равно что у человека тридцать шесть и шесть.
– Что ж, по-вашему, он симулянт? – обиделся Гарька.
– Нет, не симулянт…
Терентий Артёмович взял трубку и начал слушать Ушастика. Потом заглянул в глаза.
– Доктор, – взволнованно спросила Диля, – он поправится?
– Поправится. Как выспится, так и поправится. Значит, Мамай твой драчун?
Доктор отошёл к шкафчику, где стояли пузырьки с лекарствами.
– Да, он драчун. Его даже бабушка пугается, когда он рычит.
– А ты не пугаешься?
– Я – нет, я не пугаюсь. Он только на меня рычать, а я ему щёткой в нос!
– В нос, значит, щёткой? Отважный характер! Недаром у самой-то нос в крапинках, вроде его воробьи поклевали. – Терентий Артёмович наклонился к Ушастику с пузырьком и чайной ложкой. – Смотрите, вот вам лекарство для Ушастика. Будете давать чайную ложку в день.
– А как он из ложки… – растерянно сказал Гарька.
– А вот как. – Доктор наполнил лекарством ложку и влил Ушастику в угол рта, где не было зубов. – Понятно?
– Понятно.
– Дома положите его на тёплую грелку, и через два-три дня он будет совершенно здоров.
На прощание Диля не утерпела и спросила у Терентия Артёмовича:
– А гусь показал вам горло?
– Какой гусь?
– Ну тот, нервный.
– А-а, Михей-то?.. Показал, как же.
– А медведей вы лечите?
– Лечим. Даже в больницу можем положить.
Диля покачала головой, но ничего не сказала.
Во дворе просигналила машина: это вернулась с вызова «скорая помощь».
В окно видно было, как из машины вытащили носилки.
На них лежал совсем ещё молоденький жеребёнок, покрытый марлей.
– Несите в перевязочную, – приказал санитарам дежурный доктор.
Санитары понесли.
В регистратуре заплатили за пузырёк с микстурой и отправились в обратный путь, в Черёмушки.
Леонид Аркадьевич опять нёс Ушастика.
Гарька – пузырёк с микстурой.
Диля – банку с водой.