Текст книги "Большой укол (СИ)"

Автор книги: Михаил Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Вот это уж не ваше дело, генерал.

– Виноват.

– Хочется мне у вас спросить еще вот что. Почему обо всем этот вы решили нам сообщить только сейчас, когда дело зашло так далеко?

– Потому что, сообщать было практически не о чем. Мы вроде бы располагали большим объемом самой разнообразной информации, но степень ее достоверности у нас у самих вызывала сомнения… Вывалить перед вами всю эту кучу докладов, сообщений, экспертных записок, магнитофонных записей, оперативных сводок, научных публикаций, было бы немыслимо. Мы ограничивались докладами своему прямому начальству. Мы и сейчас не в состоянии сформулировать однозначно какие–либо вывода. А с ощущениями, подозрениями и даже прозрениями к президенту государства не ходят.

– Что же вас заставило все–таки придти?

– В развитии событий произошел резкий скачок, который может коснуться лично вас.

– Что-о?!

– Вы сами видели, на что способен этот… человек. Он вырвался из–под нашего контроля и мы не успели выяснить, на что он так сказать, запрограммирован.

– Не хотите ли вы намекнуть, что ваш монстр попытается добраться до меня?

Владислав Владимирович вздохнул.

– И да, и нет.

– Не надо тумана напускать, его в этой истории и так достаточно. Он что, отвечайте, выбрался на свободу, чтобы совершить диверсию против главы государства?!

– Мне неприятно повторять, но мы ничего не знаем наверняка. Просто я хотел бы настаивать на принятии особых мер безопасности в отношении вас. Мы его сейчас усиленно ищем, не исключено, что мы его найдем, обложим, загоним в угол. Он будет защищаться, всеми доступными способами. Он, может, например, взять вас в заочные заложники.

– Что это такое?!

– Если он вас увидит по телевизору, а скрывается он скорей всего в какой–то из городских квартир, или на одной из дач, то он сможет «наслать» на вас любую болезнь. Если вы попадетесь ему на глаза, то станете достижимым для него объектом. Поэтому прошу вас отдать команду, чтобы на ближайшие недели ваше изображение исчезло с телеэкранов и газетных полос.

– Это какая–то чушь! Во–первых, это будет трудно объяснить, нет, во–первых, это бессмысленно, потому что он мог видеть меня прежде и хорошенько запомнить…

– У нас есть основания полагать, что «дар» этого существа совершенствуется с течением времени, он вообще живет много быстрее обычного человека, в год он по биологическим часам как бы проживает два–три года. Если ему был необходим для воздействия на человека визуальный с ним контакт, тогда его «запоминательный» механизм еще не работал. Он мог вас видеть, но вашего образа в его памяти нет.

– Голова пухнет от ваших сложностей. И меня, знаете, не оставляет ощущение полной бредовости происходящего сейчас разговора.

– А кинопленка? – тихо спросил Владислав Владимирович.

Президент досадливо отмахнулся.

– Если бы не эта пленка, вы бы уже ехали в психбольницу, на обследование. Какие–то быстрорастущие монстры, безумные лекари, которых никто не видел. Болезни, передаваемые словами.

– Поэтому мы и не обращались к вам раньше. Не хотелось в психбольницу. Но, по правде сказать, я готов выглядеть сумасшедшим…

– Ну понятно, понятно – «лишь бы вы, мой замечательный президент, были в безопасности». Вы это хотели сказать?

– Приблизительно.

Чуть откинув голову, глава государства некоторое время пребывал в задумчивости. В неприятной.

– Хорошенькое дельце. Так где, вы говорите, он прячется? На какой–то квартире? Почему не ловите?

– Мы ловим. Вернее, ищем.

– Ищите лучше! Надо последовательно прочесать все городские квартиры.

– Мы не уверены, что он находится в Москве. Кроме того, надо полагать, такая процедура вызовет слишком большие толки в городе и в стране. А может и панику, ведь мы ничего не сможем внятно объяснить людям. История станет достоянием печати, возможен глобальный скандал и международный кризис.

– Не лезьте в международные вопросы, я уже вас просил!

– Виноват.

– И даже очень, какого черта он у вас сбежал?! Полгода не сбегал, а тут сбежал.

– Я уже говорил. Его организм развивается очень быстро. Методы лекарственного сдерживания, которые годились раньше, перестали действовать.

– А он что, в самом деле, такой жирный?

– Да.

– Ну, так это же облегчает вашу задачу.

– Разумеется, похудеть до неузнаваемости за неделю невозможно.

Президент снова на некоторое время выпал из разговора, в состоянии индивидуального размышления.

– Послушайте, генерал, а как вы поймали его первый раз, если он такой всемогущий?

– Как ни странно, но нам в этом помог доктор Локей. Или, по крайней мере, тот, кто сейчас вершит делами в санатории.

– Не понимаю.

– Наши люди в Краснобельске получили известие о том, что один, очень опасный субъект, постарается бежать из–под опеки врачей санатория. В сообщении было указано, где вероятнее всего, его можно будет встретить, и каким образом, легче всего нейтрализовать.

– Каким же?

– Усыпить. Мы сделали все, как нам было посоветовано, и он оказался в наших руках. Потом мы его раскормили по особой методике, и его сознание оказалось в специально фармакологической блокаде. Попутно мы его обследовали, но не назойливо, чтобы не вызвать подозрений. Ввиду того, что исследования велись крайне осторожно, сведения медицинского и научного характера, в связи с ним, ничтожны.

– Переосторожничали!

– Боюсь, должен с вами не согласиться. Осторожность в нашем деле необходима. Кстати, сигнал из санатория, мы восприняли и как услугу и как предупреждение.

– То есть?

– Нам показали, что слежка наша замечена, несмотря на всю мягкость. Чтобы не формировать кризис, мы вынуждены были осторожничать еще более. Ибо неизвестно, какого ответного выпада мы можем ждать от них в ответ на нашу грубую решительность. Если они способны выбросить на улицу такое мощное оружие, как этот «насылатель», значит у них припасено про запас кое–что посильнее.

– Ну, нет дорогой, так нельзя, вы громоздите домысел, на домысел и сами пугаетесь картин вашего воображения. Что же это за чудо природы, ваш Локей, он получается какой–то всемогущий.

– Пока просто неизвестно какой.

– У вас что и изображений его нет?

– Фотография пятнадцатилетней давности. Он уже тогда начал скрываться. Может быть, уже тогда, он не хотел быть увиденным.

– Сказочник, вы сказочник.

Владислав Владимирович закрыл глаза и чуть–чуть раздул ноздри.

– Сказочник? А то, что за последнее время из Москвы, из одной только Москвы, исчезло до шестисот наркоманов и алкоголиков в неизвестном направлении? Тела не найдены, известий – никаких. Сто человек в день, это многовато. До нас доходят смутные слухи о том, что они двинулись на Урал. Кто–то видел в тайге компанию в сотню примерно, молодых людей, одетых в черные смокинги, блуждающую посреди тайги.

– Что? что? – президент наклонился вперед, улыбаясь.

– Такое впечатление, что там, на Урале, включили особого рода пылесоса, который высасывает из наших городов, всякого рода психическую нечисть. Наркоманы, разного рода идолопоклонники, бежали в те места давно, но недавно этот процесс принял катастрофический, угрожающий характер. Что–то готовится в санатории, или поблизости от него. В пятнадцати километрах севернее Краснобельска есть подземный пещерный город. По крайней мере, есть слухи о его существовании. К месту его гипотетического расположения и хлынули все эти потоки.

– Ну, так я же вам предлагал применить что–нибудь сильное. Пару дивизий, все прочесать.

Владислав Владимирович обессиленно вздохнул.

– Я уже говорил, это не метод. Как говорится, посеешь ветер, пожнешь бурю.

Поглядев на несчастного генерала всепонимающим, мудрым взором, президент спросил:

– А что, вы убьете этого урода, когда поймаете?

– Зачем же, его достаточно ослепить.

– Что ж, ладно. Действуйте. На телевизоре обещаю не мелькать, и докладывайте мне напрямую, что там у вас новенького, я распоряжусь.

Когда длинная фигура генерала скрылась за дубовой дверью, в кабинет вошел помощник президента.

– Ну, что, – спросил глава государства, – все слышал?

– Все.

– По–моему, этот парень не в себе, что у нас другого человека не нашлось для этой работы? Все уши мне прожужжали, нужен человек с воображением, с воображе–ением, вот он и рехнулся. Но ты не спеши, браток, его сразу в скорую пихать. Пусть он пока работает, пу–усть, только нужно, чтобы за ним кто–нибудь спокойный да толковый понаблюдал.

– Понял.

15

– Смотри! – крикнул майор Дрынов, указывая стволом автомата вниз, но пилот уже сам все видел. Машина накренилась, сделала полувираж и зависла над тайгой. В еловой толще временами просматривалась белая движущаяся тень.

– Ниже! – крикнул Дрынов, но и с этой командой опоздал, вертолет просел и уже касался колесами колючих верхушек. Все находившиеся на борту припали к окнам. Кто мог высунуться, высунулся. Когда зависший вертолет сделал полный круг своим хвостом, раздалось единогласное:

– Баба!

– Голая.

– Голая баба!

Голая баба поняла, что железная птица заинтересовалась ею и попыталась скрыться. Пряталась за серыми мшистыми валунами, толстыми стволами, просто закрывалась руками. Часто падала, петляла на одном месте.

– Она не просто голая, она еще и пьяная, – поставил диагноз Дрынов. Он почувствовал запах удачи. Обнаженная дама в тайге факт сам по себе удивительный, но в контексте сведений доверенных майору полковником Колпаковым, встреча эта приобретала значение особое.

– Так, парень, – Дрынов положил руку на плечо вертолетчику, – мы сходим.

Через пару минут три вооруженных, оцарапанных и матерящихся мужика, оказались внизу. Вертолет всасывая на ходу лестницу, потянул к югу.

Побегать за пьяной дурой пришлось как следует. Она ни за что не хотела даваться в руки и отнюдь не просто стыдливостью были продиктованы ее действия. Смеркалось. Дрынов нервничал. В таежной темноте поймать того, кто не хочет быть пойманным, пожалуй, что невозможно.

– И как она бегает, ведь босиком же! – раздраженно бормотал сержант Сердюк, зализывая царапину на запястье.

Включили фонари. Добрались до безымянного ручья, он пробирался между валунов, петляя и кое–где пенясь. Пробежавший по нему луч фонаря на секунду превратил его в чудесное видение. За одним из поворотов стоял густой устойчивый шум. Водопад?

– Шерстюк.

– Слушаю, товарищ майор.

– Сходи, взгляни.

– Ага.

– А мы с Сердюком посмотрим вон в той норе.

Между двумя торчащими на манер гнилых зубов камнями чернело подозрительное углубление. На расстоянии, на котором находились майор и сержант, свет фонарика не исчерпывал эту черноту до конца.

Дрынов и Сердюк начали осторожно, переступая с камня на камень, подниматься вверх по течению и одновременно в сторону от него.

– Сердюк, – прошипел предупреждающе командир.

Сержант вытер пот со лба и дослал патрон в патронник.

– Отставить! В кого ты собираешься стрелять?

– Она же психованная, товарищ майор, цапнет еще.

– А ты аккуратно, прикладом.

Нора приближалась. Определенно, это было чье–то жилище. Вряд ли человека. Майор с сержантом спешили все меньше, но все больше и больше утверждались в убеждении, – внутри кто–то есть.

Дрынов остановился, сержант сделал то же и внутренне собрался, ожидая, что сейчас получит какой–нибудь неприятный приказ. Но майор взял все на себя. Приставным шагом он преодолел последние метры, выставил перед собою ствол автомата и начала наклоняться.

И тут раздался страшный крик. Кричал сержант Шерстюк. Он добрался до ручейного водопада, свесился рядом со струею воды, чтобы посмотреть, что делается под этим выступом. Из холодной темноты бездны выплыли две руки и обвили ему шею. Чьи–то губы запечатлели у него на подбородке поцелуй. Ледяной, но страстный. И сержант, конечно, закричал.

А потом было все хорошо. Горел костер, трясущаяся, замотанная в суровое одеяло, девица пила горячий чай из алюминиевой кружки, смотрела перед собой плавающим, бессмысленным взором. Шерстюк обрабатывал ей израненные подошвы и колени йодом. Сердюк следил за тем, чтобы не распахивалось одеяло, ибо вид женской наготы в данном случае, был жалок и нелеп. Дрынов вел допрос. Предварительно он потребовал с базы по рации собаку, было ясно, что без нее не обойтись. В течении первых десяти минут допроса, удалось установить лишь имя несчастной.

– Маша, я Маша, Машутка. Машенька. (Плевок в физиономию Сердюка). А может я Ундина, Ун–ди–на.

– Странная фамилия, товарищ майор, – мнение Шерстюка.

– По слогам: Ун–ди–на, чтобы ты, блин (попытка плюнуть в физиономию майора) ничего не думал. А вообще прикольно, да. Но мне в лом, в ло–ом! Холодно. Мороза, у вас тут мороза!

Оплеуха, аккуратно влепленная майором не вразумила ее, она занялась своими волосами, напоминавшими бледно рыжего цвета паклю.

– А может я Вероника, у меня волосы, блин, как у нее.

– Может быть, укол? – тихо спросил Шерстюк.

– Какой угол! Ты знаешь, чем она наширялась? – Дрынов нервно скреб шею, – лучше мазь достань.

– Мазь?

– Ну, от комаров. И ее придется намазать, а то загрызут, к хренам, до утра. А завтра собачка нам подскажет, откуда гражданка Ундина, прискакала на этот ручей.

Передавая майору тюбик с мазью, Шерстюк поинтересовался.

– Всю?

– Что «всю»?

– Обмазывать будем, всю?

Дрынов усмехнулся.

– Нет, конечно. Одно место трогать не будем.

Сердюк с удовольствием, но неприятно загоготал.

16

Когда мы отъехали от нашей милой дачки километров тридцать, мне пришло в голову, что дальше на этой машине передвигаться небезопасно. Это их машина. Где–нибудь в ней обязательно припрятан радиомаяк. Нажимается особая, невидимая кнопка и на пульте, перед рылами неведомых мне дежурных, загорается сигнал тревоги.

Надо было сообразить раньше. Стыдно мне. Стыдно, но отчасти извинительно. На меня обрушился целый водопад воспоминаний. Или нет, не водопад, фонтан. Он ударил откуда–то снизу, из глубины, прямо в мозг. Даже во время возни с охраной, когда падали люстры, крошилась штукатурка, лопались вокруг стеклянные шкафы и орали верные долгу идиоты (никто не попытался просто лечь и затихнуть), я ни на секунду не выходил из состояния этого бешеного, нарастающего подозрения. Значит вот какой я! Не только не Анатолий Борисович, но даже не Сергей Сергеевич, и Мандела не мое дело. Значит, вот почему меня сначала прятали в жировом мешке, а потом – кормили под дулом автомата! Уроды, уроды! уроды! Они не понимают, что они сами уроды!

– Стой, – приказал я Роберту. Он с такой скоростью выполнил приказ, что я ударился грудью о переднее сиденье. да, он теперь все мои приказы будет выполнять беспрекословно, и так быстро, как только возможно.

– Выходи из машины.

Мы остановились посреди небольшого поселка, прилепившегося с двух сторон к скоростной магистрали. Магазин со стеклянной витриной, цементная автобусная остановка, бабки с ведрами, мальчишки с удочками, заборы, домишки, зевает привязанная к столбу лошадь.

– Оставь ключи в замке, дверь не захлопывай. Теперь тормози какой–нибудь транспорт.

– Какой? – смотрит на меня испуганно. Даже поглупел от страха.

– Легковушку. Любую. Без пассажиров. До города.

– До какого? – спрашивает. А я не знаю, что ему ответить. Почему–то мне на секунду стало стыдно своей неосведомленности. Рецидив, реликт, рудимент. И я разозлился на себя и на него за эту нелепую слабость.

– Еще раз задашь глупый вопрос…

Роберт, на подгибающихся ногах побежал навстречу автомобильному потоку.

Я подумал, что надо бы обыскать моего дружка, сигнальное устройство он может таскать у себя в кармане. Когда мы уселись на заднее сиденье изрядно просевшего жигуленка, я сказал ему:

– Дай мне твой бумажник.

В потертом портмоне оказалось с полмиллиона рублей и тоненькая пачка Адамсов. Деньги я переложил себе в карман. Кожаный сейф выбросил в окно.

– Телефон, пейджер, авторучку, расческу, значки эти дурацкие, что там у тебя еще? Эти металлические пуговицы мы тоже на всякий случай отдерем.

Все вышепроименованные вещи по очереди вылетали в открытое окно. Интересно, что думает о нас водитель. Впрочем, совсем неинтересно.

Откуда–то всплыл в сознании образ вещающей пачки сигарет.

– Ты куришь?

– Нет, – просипел он, ослабляя узел галстука.

– Правильно, – сказал я, – очень у этой висячей тряпки толстый узел. И плотный. Выбрось и его.

– Может быть рот открыть. Там у меня коронки, мосты, – чуть вспылил Роберт, стараясь мне продемонстрировать абсурдность моих подозрений.

– Лучше закрыть, – поглядел я на него и он все вспомнил, и съежился.

Спина водителя сделалась мокрой, его пугала наша передвижная разборка. Жаль. С ним тоже придется что–то делать. Денег он у нас не возьмет, зато запомнит. И может быть даже, заявит куда следует.

Слева вдруг накатился городишко, над одноэтажными домиками поднялась кирпичная, утонченная в талии каланча, а сразу вслед, высокий полупрозрачный мост.

– Там что, станция?

– Корженевка, – просипел водитель.

– Электрички останавливаются?

– Да.

– Так ты вороти туда, браток.

Он не стал спорить, хотя Роберт с ним договаривался о другом маршруте следования.

Объезжая лужи, мы выкатили на привокзальную площадь. Я наклонился к нашему услужливому автомобилисту, и прошептал на ухо словцо. После этого мы с Робертом одновременно покинул машину. Когда мы уже поднимались по ступенькам на платформу, сзади раздался растерянный, испуганный голос.

– Ребята, ребята, а мне куда, мне?

– Скажи ему.

Роберт не задумываясь, крикнул:

– В Медведково тебе. Мед–вед–ко-во.

Вагон оказался полупустым. Мы уселись друг напротив друга. Роберт смотрел в окно, а я разглядывал его, запоминал. Он делал вид, что взял себя в руки, несмотря на то, что находится у меня в руках.

– Ну что, Роберт Игоревич, надо начинать.

Он нервно повернулся ко мне. Рот кривой, глаз один тоже. Белые пальцы впились в колени. Изготовился обрести свою участь. Не сейчас, дружок, не сейчас.

– Что начинать? – скрипота в его голосе сделалась трагической.

– Не нервничай, и не зли меня. Отвечай на вопросы. Первый будет такой: как называется организация, к которой ты принадлежишь?

Он затравленно огляделся.

– Прямо здесь?

– Почему бы нет?

– И ты меня отпустишь?

– Почему бы нет?

– Дай мне слово, что отпустишь?

– Почему бы нет?

Решив, что я над ним издеваюсь, он опустил голову и тяжело задышал. Решается. Решится.

– Я тебе помогу. Фирма, к которой ты принадлежишь, государственная?

Он кивнул.

– Тайная, государственная служба?

Он снова кивнул.

– Ты офицер этой службы?

– Майор.

– А на меня, тогда, возле дома, напали наоборот не милиционеры, а бандиты, переодетые милиционерами?

Вздох согласия.

– На меня их навел тот же самый человек, который до этого навел на меня вас?

– Да.

– Он узнал, что вы меня не убили, а законсервировали и решил довести дело до конца?

– Не знаю, наверное так.

– А это не та банда, которой несколько раньше тот самый человек передал мою сестру?

Роберт поднял на меня глаза. Я не был уверен, что он знает ответ на этот вопрос, но решил нажать.

– Отвечай. Это будет первый настоящий ответ, до этого ты просто соглашался с тем, что говорил я. На жизнь ты еще себе не заработал.

– Мне кажется, да. Это та самая банда, которая прячет твою сестру.

– Тогда последний к тебе вопрос, кто бандою этой руководит, и где руководитель этот проживает?

– Это два вопроса.

– Придется, значит, ответить на два.

Он снова рухнул головой на колени. Я попытался его поддержать.

– Не бойся, об этом никто не узнает.

Он захихикал, не поднимая головы.

– Узнают, все, все узнают. Напрасно ты считаешь нас дураками.

Мне не понравилась эта вспышка мундирной гордости.

– Или ты будешь говорить…

Открылась дверь вагона и вошел контролер. Билетов у нас, конечно, не было. Я напрягся, и все время, пока толстая тетка в черном мундире приближалась к нам, внимательно в нее всматривался.

– Нет билетов? – спросила она скучным голосом, – штраф.

Я не торопясь достал деньги и заплатил.

– Что это с ним? – спросила контролерша, указав на согбенного Роберта.

– Ему стыдно.

127–153

–Ушла?

–Ушла Роберт Игоревич, ушла.

–Тогда вот что, я не скажу тебе, кто этот бандит. Я тебе прошепчу на ухо.

–Только не вздумай меня за это ухо укусить.

Он пересел ко мне, поглядел по сторонам и стал орошать мою ушную раковину своим липким дыханием. Закончив предательское дело, вернулся на свое место и снова огляделся – не подслушивал ли кто. Идиот. Но, честное говоря, меня не столько удивило его поведение, сколько сообщенные им сведения.

–Это же район правительственных дач!

–Вот именно.

–Почему же вы его не арестуете, если вам известна и фамилия и место, где он находится.

Его губы скривила презрительная улыбка, до такой степени наивный задал я вопрос.

–А почему такая странная кличка? Ведь ты же сказал, что он бывший ученый, интеллигентный человек, депутат.

Он пожал плечами.

–Не знаю почему такая, не задумывался.

Кажется, все. Он тоже почувствовал, что дело близится к развязке.

–Не убивай, не калечь, мне и так будет не сладко.

Я приставил к его носу толстый палец, нос расплющился, отчего выражение робертова лица сделалось комическим и безобидным.

–Я тебя запомнил. Ты знаешь, куда бы ты ни скрылся, одного моего слова достаточно…

Он замахал руками.

–Да что ты, я ведь сидел, видел! Я и так напуган, по гроб жизни.

–Твое место у параши.

–Понял, понял.

–Теперь исчезни.

Электричка замедляла ход, приближаясь к станции. Он встал и, ударяясь о спинки сидений, стал отступать к выходу.

–Помни, расстояние между двумя точками не имеет никакого значения.

Выйдя на платформу, он куда–то быстро побежал. Я знал куда – к туалету.

Увидев указатель «На Москву», я усмехнулся. Выясняется, что наше заведение находилось всего в нескольких десятках километрах от столицы. Хотя, ничего нет в этом удивительного, такого как я, разумнее всего, держать под рукой, чтобы прихлопнуть в случае нужды и быстро извлечь, когда понадобится пустить в ход.

17

Попетляв по улицам породистого поселка, черная волга остановилась перед высокими железными воротами. Ворота, также, как и стены из темного кирпича, были украшены острозаточенными, выразительно торчащими прутьями.

В воротах открылось круглое, затянутое пуленепробиваемым стеклом окошко, в нем плавал человеческий глаз. Рассмотрев как следует гостей, глаз закрылся. Ворота, тихо гудя, поехали в стену. Открылась широкая, обсаженная с двух сторон аллейка, в конце которой виднелся коттедж, выполненный в стиле «лунного ландшафта». Кованные решетки, наклонные, зеркальные поверхности окон.

Владислав Владимирович сидел на заднем сиденье справа, охранник постучал ногтем в стекло. Увидев вопросительный взгляд водителя в зеркальце, генерал чуть усмехнувшись, кивнул.

Стекло с легким шипением опустилось. Охранник вежливо сказал:

–Прошу прощения, но вам придется сдать оружие. Таковы правила.

–У меня нет с собой оружия.

Охранник в сомнении переступил с ноги на ногу.

–Что, вы предполагаете меня обыскивать?

–Таковы правила.

Владислав Владимирович подумал – может быть имеет смысл вспылить? Ведь, в самом деле – бред. Генерал госслужбы вынужден подвергаться обыску, чтобы попасть на прием к бандиту. Времена! Владислав Владимирович был уверен, что если пойти на принцип, развернуться и уехать, Давила (так звали хозяина особняка) сам прибежит с извинениями. Но время дорого, чтобы играть в принципы. Он совсем было решил перешагнуть через свою генеральскую честь, но охранник сказал:

–Кажется, обыска не потребуется.

Хозяин особняка вышел на крыльцо и сделал рукою соответствующий знак.

Машина покатилась дальше, похрустывая розовым песочком.

Генерал и бандит общались, не подавая руки друг другу. Это придавало некую достоверность отношениям. Бандит знал – генерал не сажает его, только потому, что не может, а сможет – посадит. Генерал многое знал о «проделках» бандита и не сердился на него, например за то, что тот пытался отбить у него толстяка, переодев четверых своих бугаев в милицейскую форму. Генерал, в известном только ему смысле, ценил Давилу. Но не за его ум, финансовые способности, силу характера, ему было плевать, что Давила всем этим обладает. Еще меньше его интересовало то, что бандит был вполне интеллигентным человеком, даже, можно сказать, интеллектуалом, доктором юридических и исторических наук, и даже, депутатом. Ценность его заключалась в том, что он занимает определенное положение в партии, которая, в тайне от всего белого света, разыгрывалась генералом. Определеннее, точнее, сказать было нельзя. В самое ближайшее время выяснится, какой из задействованных фигур предстоит стать ключевой. Все задвигалось. Оставаться в неподвижном положении опасно. Чем дольше молчишь, тем больше себя выдаешь.

Давила был одет в спортивный костюм, не из неуважения к гостю, просто он только что вышел из спортзала. Волосы прилипли ко лбу, над плечами пар, на груди расплывчатая темная манишка.

–Я сейчас переоденусь.

–Не стоит, у меня очень мало времени.

Бандит развел руками, вы, мол, государственный человек, понимаем.

–Хотите выпить? – спросил без надежды на положительный ответ потный депутат, пропуская гостя в дом.

–Я хочу поговорить. Идемте в ваш спортзал. Там нам никто не помешает.

–Нам здесь никто не помешает, – не удержался хозяин.

Спортзал был небольшой, оборудованный по последнему слову шварцнегеровской техники, с зеркальной стеной.

Генерал сел на краешек какого–то тренажера и уставился в зеркало. Давиле не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Он выжидательно глядел отраженному гостю в глаза и его уже начала немного раздражать мрачная манерность, сквозившая в действиях генерала.

Владиславу Владимировичу, наоборот, понравился его неожиданный трюк с зеркалом. Так или иначе, при общении с преступником, пусть и не пойманным, наносился ущерб его кристальному служебному образу. А тут каждое слово, как бы омывалось в посторонней глубине.

–Я, собственно, пришел поторговаться.

–Торгуйтесь, – спокойно сказал Давила.

–Вы мне девочку, я вам мальчика.

Давила повел плечами, он остывал, белье неприятно липло к телу.

Владислав Владимирович помолчал.

–Нам нужно только одно – узнать, куда вы ее переправили, остальное мы сами.

–Если бы я согласился вам сказать куда, то остальное разумелось бы само собой.

–Вы не слишком–то вежливы.

–А вы, генерал, слишком расплывчаты в своих предложениях. Девочка, мальчик… Да и недобросовестны.

–То есть?

–Ну что, «то есть», вам и самому известно – девочка стоит намного дороже мальчика.

Владислав Владимирович бросил быстрый прямой взгляд на Давилу и тот чуть побледнел, поняв, что проговорился, дал понять, что ему известно больше, чем положено.

–Вы видели ее в действии? – протянул руку генерал, чтобы взять собеседника за горло.

–Только догадываюсь. Мне почему–то кажется: что девочка круче мальчика и все.

–Догадываетесь или знаете?

–Начался допрос, – констатировал хозяин.

–И все же, вам что–то известно, или вы исходите только из своих соображений?

–Я исхожу из своих соображений, сделанных на основе моих мелких, редких и, как бы это точнее выразиться, эмоциональных, наблюдений.

Владислав Владимирович помолчал, ни за что упругое ему собеседника ухватить не удалось. Еще один вопрос и он втянет под панцырь свой последний щупалец.

–Могу я хотя бы быть уверенным в том, что девочки нет в стране? Что вы не обманули мистера Локея и переправили ее туда, куда он просил.

–Я не знаю, генерал, что вы имеете в виду, упоминая о некоем мистере.

–Хорошо, могу я быть…

–На эту часть вопроса я отвечу так: можете. Я сделал это, я сделал это почти в убыток себе, чтобы развязаться с этим делом, потому что мне перестал нравиться исходящий от него запах. В конце концов, в моих интересах, чтобы девочка была там, а не здесь.

–Почему?

–Потому, генерал, что только в этом случае у меня есть надежда быть оставленным в покое. Хотя бы относительном. Надежда, что вы, и подобные вам, будете действовать против меня законными методами.

Владислав Владимирович помассировал лицо, это у него означало, что интерес к разговору идет на убыль. Давила не знал, чему соответствует этот жест и оставался в напряжении.

–Вы лжете, любезный переправитель девочек в Бог знает какие страны.

–Не понимаю вас.

–Когда бы вы искали тишины и покоя, то не пытались бы похитить у нас мальчика. Зачем он вам был нужен, а? Мы так удачно запаковали его в мясо. Вы хотели выпустить парня на свободу и посмотреть, как он станет резвиться.

–Теперь он мне не нужен, – твердо сказал Давила, – к черту, к дьяволу, пусть сдохнет, пусть возвращается к своему крестному батюшке. Я за скобками, или, как это принято говорить, вышел из игры. Был в ней, а вот теперь вышел!

Владислав Владимирович улыбнулся.

–Надеетесь отсидеться за этими стенами?

–Надеюсь. У меня тут два десятка ребят, пяток бультерьеров, бетонный бункер со шлюзокамерой и продуктов, месяца на два.

–Вы уверены, что все кончится раньше, чем через два месяца?

Хозяин злобно дернул головой – опять проговорился, хорошо путает генералишко, да и пусть! Теперь уже все равно! Кроме того, вдруг пришла хозяину мысль, он знает значительно больше, чем может показаться. Может быть, даже больше того, кого расспрашивает. Такое специфическое следовательское удовольствие. Улыбается вон, ехидно. Давила, несмотря на всю свою осторожность, не мог снести такого к себе отношения. Он должен был доказать этому удаву, что тоже шит не лыком, и не пальцем делан. И он сказал загадочную, при взгляде со стороны, фразу:

–Значительно раньше, чем через два месяца, потому что идет девятый. По моим расчетам.

Владислав Владимирович лениво покивал, чтобы скрыть вспышку радости. Он просил выдать ему девочку, не рассчитывая ее получить, и получил то, на что никак не рассчитывал. На секунду он замер, прикидывая, стоит ли ему теперь делать то, ради чего он приехал? Пожалуй, все же стоит. Он полез в карман пиджака и достал стопку фотографий.

Давила молчал, ожидая, что будет дальше происходить с фотографиями. Получив их в руки, он не поспешил рассматривать.

–Что это?

–Мальчик. Или как мы его у себя величаем – толстяк.

Фотографии замелькали в пальцах хозяина.

–Здесь его нет.

–Правильно. Он ушел от нас, запечатлена обстановка после его ухода.

Давила еще раз просмотрел снимки, сделанные на даче.

–Он знает, кто переправил его сестру за границу, – сказал Владислав Владимирович.

–Кто ему сказал?

–Это не важно.

–Нет это важно, генерал, кто?!

Владислав Владимирович отрицательно покачал головой.

–Скажите хотя бы – дымок тянется из замка?

–Я и так сказал слишком много. И потом, чего вам бояться? Два десятка ребят, бультерьеры. Кстати, посоветуйте вашим ребятам надеть черные маски.