Текст книги "На лыжне попаданец Ломаев (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Я скомандовал своему взводу: «Равняйсь, смирно» и строевым шагом подошел к этому офицеру. Отрапортовал ему, мол, первый взвод Вологодской спортроты занимается стрелковой подготовкой в теоретическом аспекте. Командир взвода прапорщик Ломаев!

Подполковник Русаков (все-таки, видимо, он) при моем рапорте выпрямился. Все же ценит нижестоящих по званию. Но меня это не обрадовало. Сейчас, как выслушает, да как даст хотя бы морально, всю грязь и остальной мусор соберу.

Но подполковник не стал громко орать, наоборот, он довольно тихо, явно, чтобы мои подчиненные не слышали, сказал пхе:

– Хорошо говоришь, товарищ прапорщик, аж ничего не слышишь, ничего не видишь, аж глухарь на свадьбе.

И уже громче продолжил:

– Вы хорошо знаете теорию стрельбы, товарищ Ломаев, прямо-таки изумительно для простого прапорщика. Не могу не спросить – откуда такие знания?

Ну, это мы скажем, сколько раз баки забивали. Вот хотя бы так:

– Товарищ подполковник, я развивался, как спортсмен, в городе Ижевске. А это крупный центр оборонительной промышленности, где не только много предприятий, но есть и ведомственные учебные заведения. Вот и нас, биатлонистов, солидно учили, причем многим видам стрелкового оружия. Только об этом не надо сильно вслух говорить.

– Молодчага, повезло тебе, – мне показалось, искренне сказал Русаков, переходя вдруг на ты, попросил, вновь перейдя на негромкий звук, именно на тихо, а не шепотом: – слушай, а я вот маюсь по теории.

Объяснил, поскольку я тонкости жизни подполковника никак не мог знать:

– Я сейчас готовлюсь поступать в академию генштаба, а это не шухры – мухры, знания надо иметь солидные и обширные. Можно я послушаю твои лекции для взвода? А то там так много нового и интересного, даже если ты и врешь, то на очень серьезном уровне.

Я, откровенно говоря, обалдел до звона. Потом немного пригорюнился. Что же я такое сказал, аж подполковник решил послушать прапорщика? Вроде ведь не из контрразведки, не подначивает, чтобы потом арестовать… Надо на всякий случай фильтровать информацию, а то еще попадешь в лапы… КГБ… ГРУ… Служб много, а ты один и без прикрытия.

– Так точно, товарищ подполковник! Разрешит спросить, вы сегодня будете смотреть мою стрельбу или слушать теорию? – спросил на всякий я. А то армия такая структура, где виноватым окажешься именно ты, как самый младший по званию.

Русаков, кстати не обманул в моих надеждах. Оказывается, он просто забыл, зачем пришел сюда и аж рот открыл, дескать, что я спрашиваю такое интересное, но для него непонятное.

– Ах да! – вспомнил он, – мне же надо посмотреть на твою стрельбу, а то шефа попросили…

Тут адъютант заткнулся, не хотел говорить. Я так расстроился, что даже не сказал, а потребовал у подполковника:

– И кто же это так подъехал е товарищу начальнику штаба армии?

Но Русаков был слишком хитромудрым, чтобы так просто проговориться. Он лишь дробненько засмеялся и сказал:

– А вот это, товарищ прапорщик уже большой государственный секрет особой важности. У вас для него допуска нет.

Вот ведь гад, как изощренно издевается. Сказал же одну букву, а остальное слово, как специально, закрыл. Эх, дал бы я ему по правому уху, хотя морально, да нельзя – армейские порядки, а он выше по званию. Трибунал сто процентов.

– Веди лучше в тир, – предложил адъютант, уже засмеявшись, – отстреляешься, эмоции выйдут, а то заговоришь до военной сессии.

Нормально, и он тоже подумал про суд. По краю гибельной пропасти ходишь, товарищ попаданец, умей быть спокойнее, ты теперь сам военный и тебе еще идти вверх по карьерной лестнице. С такой скоростью точно дойдешь до старлея… в пятьдесят лет.

Повел взвод в ротный тир, перед этим благоразумно спросив, как товарищ подполковник пойдет – впереди или позади моих ребят? Русаков помолчал, подумал и решил идти позади.

Тоже нормально. Я пропустил взвод вперед и увеличил темп. Уже 14.00, а мы даже не начали стрелять. А еще мой «громкий» бенефис с почти обязательной разборкой. И почему в сутках только двадцать четыре часа и не минуты больше?

Уже в тире придумал оптимизировать процесс стрельбы, чтобы и овцы были целы и волки сыты. Мой бенефис я превратил в учебный урок, причем первым я использовал для стрельбы автомат Калашникова – это для армии, а вторым – малокалиберную винтовку ТОЗ.

Таким образом, я и для начальства проведу показательную стрельбу, Великанов знает, он не будет ругаться. И для подчиненных будет хорошая затея.

Но впереди оказалась еще внезапная проблема, я аж чуть не упал. В помещении тира оказались командир спортроты капитан Великанов и… начальник штаба 18 армии генерал-лейтенант Кожевников! Да что он все ходит за мной, будь я еще женщиной с большими сиськами, я бы понял. Но зачем же бегать за мужчиной, я ведь парень нормальной ориентации.

Впрочем, все стало понятно сразу и секс здесь был не причем. Кожевников был тоже нормальным и такими пустяками на службе не занимался.

Дав мне ему отрапортоваться, все-таки военный порядок, он благодушно сказал:

– А ты у нас, прапорщик Ломаев, известная личность, если даже Михаил Сергеевич Горбачев твоим здоровьем интересуется.

Оп-па, небо на землю не упало тяжким грузом? И что случилось, мое реноме попаданца раскрыто?

Глава 9

Я мысленно почесал лоб. Сделать такой провальный шаг мне и, разумеется, прийти в голову не могло. Еще бы, стоя по стойке смирно под взыскательным взглядом удивленно-озабоченного генерала, физически это сделать страшно. Не материт, и ладно. Слишком уж велико было расстояние между начальником штаба армии и командиром взвода.

Практически, большой начальник, встав из своего начальнического стола, недоуменно стоял на цветистым лугу перед незнакомым насекомым, и мучительно гадал – раздавить или нет? Толи это просто для него бесполезная букашка, толи это редкий экземпляр из Красной книги, а, может, наоборот, это чудище из разряда кусающих и плюющих ядом и от него лучше быть подальше?

Я обворожительно улыбнулся, как мог это сделать прапорщик генерал-лейтенанту, не лизоблюд и, тем более, не гей, и сказал:

– Товарищ Горбачев находит драгоценное время следить за моими спортивными успехами и вот поздравляет с новыми. Если еще раз товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС позвонит вам, то поблагодарите его искренне от моего имени. Честный коммунист Ломаев всегда будет на страже коммунистических идеалов и гуманистических ценностей!

Говорил, а сам мысленно гадал, что же сдохло в нашей берлоге, раз Горбачев самолично позвонил в штаб армии. Меня он всяко не любит и даже не знает. Не родственник ведь и даже не писаная красавица.

Остается одно из наиболее возможных предположений – генсеку позвонили с Запада или он встретился с одним из тамошних лидеров. И где-то там опять промелькнула моя фамилия. И, видимо, хорошо промелькнула, раз целому генсеку компартии в 19 миллионов понадобилось позвонить.

Гм, не надо только поражаться этой цифре. В основном это просто балласт из простых советских трудяг, а сверху будет накипь из политических деляг и, наоборот совсем не политических интеллигентов, но обе эти категории вступали в КПСС и карьерных побуждений. Они вскоре первыми побегут из нее.

Ладно, решим, что мне помогли с Запада. Прямо как из советской классики ХХ века – «Заграница нам поможет».

Кожевников тоже только хмыкнул пораженными глазами, не более, на большее он даже не решился, слишком уж был высокий уровень главы компартии, поспешил перейти на более приземленные вопросы:

– Как стреляешь, товарищ прапорщик, хорошо или отлично? – и тут же назидательно добавил: – на вас налагают такие надежды лично товарищ Горбачев Михаил Сергеевич, что надо постараться все пули пускать в мишень только на круглую пять. Иначе не оправдаете возложенные чаяние и все труды по вашему воспитанию и становлению.

Что можно было ответить на это военно-бюрократическую речь? Да только соответственно:

– Рад стараться, товарищ генерал-лейтенант, приложу все силы, чтобы оправдать все усилия!

Кожевников немного потоптался, не зная, что еще далее делать. Ценные указания он дал, патриотическую накачку выдал. А что еще необходимо?

Генерал-лейтенант все же был настоящим кадровым военным, привыкшим либо выполнять приказания, либо самому их давать. Нанизать слово на слово в болтологическом умении он был категорически не способен.

И потому он с облегчением закончил всю это дребедень и спросил конкретное:

– Как будете проводить стрельбы, товарищ Ломаев? У вас вон взвод подчиненных с собой.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! – на всякий случай согласился я. Пояснил: – проведу показательные стрельбы с автоматом Калашникова и спортивной малокалиберной винтовкой ТОЗ на всех основных огневых позициях. Одновременно буду делать учебный урок для товарищей офицеров и прапорщиков.

Кожевников с этим согласился, все было просто и привычно и нечего еще болтать впустую. Звучно приказал и мне и остальному взводу и даже своему адъютанту:

– Выполняйте задание, товарищи, время дорого!

Вот ведь, дает общий приказ, а стрелять и объяснять придется одному мне! Сказал, как приказал, что учебный урок буду проводить, как новобранцам, чтобы присутствующие усвоили строго правильно по уставу, а не так как пришлось.

Потом с неполной сборки Калаша со всеми ТБ и техприемки, объясняя и повторяя, если было надо. Набил отдельно лежавший магазин, подсоединил. После этого провел ряд уточняющих вопросов. Вроде бы поняли.

Ну а теперь стрельба, где я царь и немного бог. Стоя, с колена, лежа, все тщательно объясняя. Итог – шесть одиночных выстрелов, все десятки.

Попросил рядового, обслуживающего тир, прикрепить еще один листок мишени. После этого взял ТОЗ, тоже с кажущейся медлительностью и реальной тщательностью разобрал, собрал, где смазал, где убрал излишек масла. Пристрелялся, порекомендовал, как лучше. В его взводе все были спортсменами – биатлонистами. Другое дело, уровень квалификации был равным. Одни опытные, сам бы в кое в чем научился, другие молодые, стреляют, но плоховато, явные аутсайдеры.

Вот и тоже учил, как зеленых участников соревнований. И вот что интересно – опытные спортсмены как раз внимательно слушали. Хоть и не рыночное пока время, а понимают, что бесплатная мудрость вдвойне ценней. А вот молодые шушукаются, отвлекаются, в итоге половину пропускают.

Что же, не хочешь – заставим, это у нас быстро. Одного такого невнимательного и говорливого поднял, задал несколько вопросов. А когда он затруднился ответить, сделал втык, не обращая внимания на начальника штаба армии.

Настоящий высококвалифицированный спортсмен ведь не просто механически бегает по лыжне и стреляет на огневой позиции. Он понимает, что и как делает. А если ты теории не знаешь, как ты себе объяснишь специфику стрельбы. Все медали пролетели, а ты в статусе плохого спортсмена.

– Поняли, товарищ прапорщик Гаврилов (он был такого же звания), что я имел в виду под словом статус?

Бедный Леша Гаврилов побледнел, покраснел, смущенно закивал. Жалко мне его, но нещадно бью. Потому как оный прапорщик весьма способный, от природы выносливый, глаз твердый. Если бы не шило в одном месте, который я назвал общим словом статус, то стал бы со мной соревноваться. И лет ему уже девятнадцать, то есть на год старше. Я-то бы пояснил, что на самом деле мне за семьдесят, но это ни за что!

Вот и получается, что молоденький комвзвода по старчески подробно и мудро чехвостит крепкого и сильного, но по молодости лет откровенно глупого. А в конце он еще и похвалил его, пусть и сдержанно, но Гаврилову хватило. Вот так командир!

На этом и закончились стрельбы. Как и положено, я обратился к старшему по званию:

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите получить от вас замечания!

У Кожевникова, видимо, было что сказать, но перед этим он еще раз поглядел мишени, отодвинув подальше из-за старческой дальнозоркости.

– Вот, товарищи спортсмены, шесть пуль из автомата Калашникова, семь пуль из ТОЗ. Все десятки! И вы, как не только воины Советской Армии, но и как профессиональные биатлонисты обязательно должны брать у вашего командира. Товарищ Гаврилов, вас это касается в первую очередь. Ведь и талантлив, и здоровьем крепок, а пока ни одной медали.

Надо тщательно смотреть на товарища Ломаева. Почему он на год младше, а столько имеет медалей, причем наивысшей пробы. Почему, наконец, он командир взвода, а вы, как я понимаю, даже не рассматривались. Задитесь, товарищ Гаврилов, – посадил он, наконец, потеющего прапорщика, сто раз мысленно обругавшего себя за не вовремя сказанные слова.

– И вы, товарищ Ломаев, – повернулся Кожевников ко мне. Я быстренько соорудил на лице нейтрально-почтительное выражение, думая, что и меня генерал-лейтенант будет ругать. Но нет: – я очень доволен вами. И не только, как снайпером, тут даже говорить нечего. Открыто официально говорю, что прапорщик Ломаев едет на всеармейские соревнования без промежуточных отборочных этапов.

Я говорю о вас, как о командире взвода. Умудренный опытом, даже не знаю, правда, откуда, высококвалифицированный специалист, вы очень к месту. Товарищ Великанов, объявляю вам благодарность за такую селекцию!

– Служу Советскому Союзу, товарищ генерал-лейтенант! – удивленно поблагодарил его командир роты. Начальник штаба армии был известен своей скупостью на благодарности, а тут вдруг сподобился на ровном месте. Хотя капитан все равно был рад. Благодарность от командира, особенно такого высокого, всегда положительно влияет на аттестацию.

– А вам, товарищ Ломаев, я торжественно обещаю – получите любое призовое место в любой категории, в июле – августе станете младшим лейтенантом. Ну и с получением высшего образования лейтенант придет сразу!

Ха, тоже пришлось благодарить и клясться в любви родине. Хотя, я лично ничему не удивлялся. Сосредоточенное внимание Горбачева, пусть и невольное и совсем неодобрительное, привело к нечаянному повышению в недалеком будущем. А меткость моя, пусть и была еще одной причиной, но я думаю, к такой щедрости не привела бы. А тут раз тебе.

Генерал-лейтенант Кожевников с адъютантом ушли. Должность начальника штаба армии не такая уж и синекура, чтобы болтать с младшими офицерами. А я повел взвод к следующему мероприятию. Оно, конечно, мое подразделение – не армия, но времени тратится много.

Так и шли дни. Все понимали, что весенне-летний период – это, по сути, второстепенное время, которое просто должно пройти, это его главная роль. Но мероприятий здесь было очень много. С утра гимнастика, которая в армии обязательна и для рядовых, и для прапорщиков, и для младших офицеров, и даже званием повыше. А для спортсменов нашей роты, даже нашего взвода – еще и дольше и значимее.

Не хочу хвастаться, но это благодаря мне. Разумеется, я сначала доложил по команде. Великанов опять удивился, но разрешил. Ну а затем я «осчастливил» подчиненных. Речь, главным образом, шла о выносливости, гибкости и силе. Многоватенько категорий, но и упражнения были сложными и поначалу непонятными, пришедшими из XXI века.

Если бы не армейские порядки, зуб даю, был бы бунт. А так все окончилось бухтением ребят втихомолку, хотя я обо всем знал от «доброжелателей». Но уже через месяц они успокоились, атело их немного, но заметно развилось. На спортивной спартакиаде внутри спортроты наш первый взвод взял практически все медали. Значимость у них, конечно, ха-ха, на уровне роты, но тем не менее.

Все – и в моем первом взводе, и во втором недоспортсменов, и третьем совсем не спортсменов – это приняли как должное. Ха, спортсмены состава «А». Сравнили жеребца и быка и заплакали, а кое-кто и заликовал втихомолку.

Пришлось в присутствии командира спортроты капитана Великанова разжевать все до примитивного уровня и показать на наглядных примерах, как они развились. На их же телах, кстати. Даже комроты удивился от такого объяснения.

Ну а после «утренней» гимнастики в полтора – два часа шло наше все в летний сезон – бег. На максимальный уровень я взвод не выводил. Но даже относительно слабые в первом взводе (для остальной спортроты – самые слабые по сравнению с ними) легко, без какого-то дискомфорта проносили эти десять километров. Нет, разумеется, они и раньше их пробегали, но теперь с хорошими показателями во времени и им не надо было почти несколько часов приходить в себя.

А самые лучшие во главе, м-гм, со мной (сам себя не похвалишь…) пробегали уже двадцать километров в таком же состоянии. А это, между прочим, уже девять человек, почти треть взвода! Даже нахмурился от понимания, что из-за этой поездки в Москву такие важные и необходимые процессы срываются.

После же обеда шел комплексы теории физкультуры и стрельбы. Да, я решил, когда после результатов научного объяснения процессов стрельбы общий уровень взвода резко повысился и на спортсменов, выбивавших меньше семидесяти очков десятью выстрелов, уже показали пальцами. Так вот провести теорию и в анатомии и физиологии. Гм, уровень был дилетантский, особенно после лекций известного столичного светила, приехавшего к нам в Вологду с контрольной проверкой и согласившего прочитать лекции в спортроте, а, точнее, во взводе.

Но и итог был хорош. Теперь мои подчиненные не просто тренировались в рамках упражнений летнего сезона, а потом еще со временем зимнего сезона, но и могли объяснить, к чему это может привести в организме и какие надо провести спортивные комплексы и в каком ритме.

Курить, кстати, бросили все, а на открытом партийно-комсомольском собрании не только провели общий мониторинг этому процессу, но и подвели перспективные, хе, линии в будущем и постановили выдать денежные и вещественные премии наиболее отличившимся. С протоколом этого собрания пришел к капитану Великанову. Тот хмыкнул – хекнул, но деньги дал.

И, конечно, стрельба. В условиях приближающегося всеармейского состязания, надо было не только повышать уровень моих биатлонистов, но и тренироваться самому. Я стрелял из автомата Калашникова, новым для меня ПМ (пистолета Макарова), ребята рядом из того же АКМ (автомата Калашникова модернизированного), из ТОЗ. И ведь даже лучше получалось!

Уже не командир и подчиненные стояли на огневом рубеже, разделенные дисциплиной и субординацией, а просто коллеги по ремеслу, биатлонисты – спортсмены, спаянные одним важным делом. Так можно было провести людей по всем тонкостям оружейного дела, которые я знал, а какие не знал, то выслушал на лекции – семинаре оружейного мастера и инструктору по стрелковому делу.

А ведь еще мне необходимо было заниматься самостоятельно вузовскими дисциплинами. Пять с лишним предметов надо было сдать на уровне экзаменов и зачетов и два на практикующим зачетом, что в принципе, все равно. Конечно, учебная база от прошлой жизни у меня была приличная, я даже кандидатские минимумы сдавал в аспирантуре при МПГУ. И, главным образом, надо было вновь учить себя советским рамкам ограничений.

Особенно по Истории КПСС (экзамен), марксистско-ленинской философии (дифференцированный зачет), и совершенно новый по тем временам предмет – социология (зачет). Да и остальные предметы с их тормознутой лабудой – введение в советскую педагогику (без формы отчета, но надо было сдать и защитить письменный реферат объемом не менее 7 страниц А4) и советскую педагогику (экзамен) тоже надо было сдать.

Ничего, я же старый человек, много видевший и знавший и сохранивший целые пласты знаний. Прорвемся, как я понял тамошние советские учебники, несмотря на Перестройку, в вузе все еще сохранили застойные каноны. Все советское следовало только хвалить, как светлое и передовое в прошлом и даже в будущем человечества, а все несоветское – только ругать. Принцип здесь был один – без мата, учебная аудитория все-таки. А в остальном без ограничений и желательно побольше.

Конечно же, учебники, как всегда, отставали от жизни. А чего, большинство из них в библиотеках города Вологды были выпущены в первой половине 1980-х годов, а «История КПСС» так вообще издана под редакцией приснопамятногочлен-корреспондента академии наук СССР С. П. Трапезникова в 1970-е годы.

Так что историю КПСС учить по учебникам будет сложно, в плане того, что то и дело могут пришить троцкизм и ревизионизм. Это тебе дражайший С. Л. Логинов (будущий канд. ист. наук, заведующий кафедрой истории в 10-е годы XXI века), не «светлое» будущее. Тогда-то в 1990-ом году еще зеленый и горячий, он пришел к итоге долгого спора к странному выводу: советскую педагогику нельзя учить, поскольку в наших магазинах нет колбасы. Еще в 1988 году тебе б так врезали кирпичом учебника той же «Советской педагогики» по кумполу, причем не относительно, а напрямую и с силой.

И что-то мне говорило, что тамошняя профессура в ЦГОЛИФК в своей основе будет еще более консервативна, чем эти самые учебники. И именно по общественным дисциплинам, основная часть которых преподается на младших курсах, «заушники» их уже прослушали и сдали, а мне теперь их догонять. Ахти мне!