Текст книги "Дело об избиении младенцев"

Автор книги: Михаил Карчик

Соавторы: Андрей Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

К удивлению и Зубчика, и его друзей, праздник начался без именинника. Когда они вошли в бар, гости уже гуляли вовсю. Как поняли Гречкин и Логачевский из путаных пашкиных объяснений, стол накрыли к часу, а ребята, видимо, решили, что отмечание должно начаться в два. В кабаке – два зальчика, один из которых целиком пошел под банкет. За двумя сдвинутыми столами – человек десять парней. Девок не было, и Логачевский понял: обычный мальчишник. Когда водка выпьется, можно смотаться и к девчонкам, в хорошую парилку.

– Опоздавшим – штрафную! – Крикнул Колька – так представил друзьям высокого лысого парня Пашка-Зубчик.

– Мужики, совсем охренели. Хотите с моих именин на мои поминки? – Спросил Паша, увидев, как в фужеры для шампанского наливают водку.

Однако настойчивого Кольку победить он не смог, добился лишь, что ему отлили половину водки и дополнили шампанским. Сашка и Игорь не получили и этого послабления.

Выпили за именинника, потом стали пить за друзей. Колька, который, явно верховодил за столом, пустился в длинный разговор о друзьях.

– Эх, пацаны, жизнь пошла такая странная, даже, вообще, не поймешь, где жить опасней, чем лучше заниматься. У меня все друганы, кто был в разных там точках, на Кавказе, в этой армии, что в Молдавии стоит – они все живы здоровы. А ребята, что службу за баксы откосили – уже троих схоронил. Вот ты, Толя, ведь был же в Чечне.

– Не, не в Чечне, а в Моздоке.

– Моздок, Звездок, одна хрень. И вернулся живой. А тут на позапрошлой неделе Димку похоронил. Он дальше области нашей-то никогда не выезжал. Так что, ребята, тут война покруче любой другой будет.

Выпили за хороших ребят, которых нет рядом с нами. Выпили и за работу, на которой гибнут хорошие ребята. Игорь спросил Кольку о работе.

– Мне наш шеф всегда говорил: мы секьюрити с расширенными полномочиями. А вы обычное секьюрити?

– Да. – Кивнул Игорь.

– Ну, это тоже хорошо – по закону работать. У нас не получается. Иногда, как опять наш шеф говорит, приходится переходить границы необходимой самообороны и необходимого самонаступления. Все равно, мы пацаны все хорошие, потому, что заняты одним делом. Давайте выпьем, чтобы друг в друга не стрелять и прочих мелких подлянок не делать.

Выпили и за это. Водка была добротная, поэтому пилась легко. Гречкин и Логачевский, слегка оглушенные первыми фужерами, уже не считали сколько раз наливали-опрокидывали. То и дело за столом рождалась песня, и про девочку-видение, и про то, как танки грохотали, но каждый раз дальше двух куплетов не шло. Игорю иногда казалось, что запевал именно он. Конечно, пора было закругляться, ибо после такой пирушки дай Бог дня хватит отоспаться. Но как тут встать и уйти, когда вокруг отличные ребята, приговаривающие каждые пять минут: «Ничего, скоро к девочкам поедем. Но надо еще раз за именинника выпить. Надо уважить, согласись, брат». От именинника опять перешли к рабочим делам. Кто-то (вроде Колька) спрашивал Гречкина и Логачевского где же они работают? Слово «Транскросс» почему-то вызвало всеобщее удивление, будто ребята сказали, что трудятся массажистами у Кирокорова.

– Этот самый «Транскросс» о котором все говорят? – Вопрошал парень в расстегнутой рубахе. Я тут недавно в вокзальном сортире нашел какой-то газетный клочок. Так и запомнил название: «Транскросс» на счетчике. У налоговиков».

– Тут какие-то твари о нас разную хренотень писать повадились, – сказал Сашка, – делать им нечего, лучше бы своей ручкой себе ж… почесали.

– О, это тоже круто! – Парнишка, сидевший в дальней конце стола, видно настолько заинтересовался «транскроссовскими» делами, что, не удовлетворившись сортирными находками, таскал в кармане целую газету. «Когда у людей, работающих на такую фирму как «Транскросс», отсутствует чувство порядочности – это легко объяснимо. Непонятно другое: почему у них напрочь отсутствует чувство самосохранения»? Кто-то гыкнул, кто-то икнул, не поняв смысл прочитанного.

– А вообще, это, пацаны большое западло. – Колька был серьезен. – Люди работают на контору, тайны из этого не делают, не как мы. Все равно как на завод ходят. И вот какая-то мразь начинает их всех дерьмом поливать. Добро бы сказал: самый главный – чудак на букву «м» и вооще, ему в «Крестах» нары застелены. Нет же, надо всех полить, и шофера, и вас пацанов-охранников, и девчонку-секретаршу, будто она вокзальная… Не дело так.

Гречкин и Логачевский согласно кивнули – не дело, налили и опрокинули. Вечер был немного подпорчен. Свистопляска вокруг родной фирмы действовала им на нервы. Шутки-шутками, а познакомишься с какой-нибудь продвинутой девчонкой, что иногда газеты читает и… «А, «Транскросс»? Слышала, слышала. Это ведь про вас писали: «Кто остановит прихватизаторов»? До девчонок еще было далеко, а вокруг, судя по наблюдению Игоря, все были уже готовые. Пацаны то и дело поднимались из-за стола, прогуливались до известного чулана, возвращались. Всех этих знакомых было и не упомнить. Ты Эдик? Не, я Петр. А ты кто? Я Толян. Похоже, что из тех, кто начинал попойку, за столом остался лишь Колька. Даже Пашка-Зубчик куда-то исчез. А разговор опять перешел на «Транскросс». Кто-то снова начал пересказывать газетные статьи.

– Еще, братва, про них я читал стебовую мульку, как пацан какой-то бегал перед этим «Транскроссом», все приставал к ихним менеджерам: не надо ли помыть машину. Они, ну те, кто к офису на своих тачках подъезжал, ему говорили: сперва сам умойся. Пацан все не отставал. Так они велели охраннику, с какой-то фамилией прикольной, Манкин, нет Гречин, его мордой в ведро с мыльной водой окунуть.

– Какой, блин, Гречин? Я – Гречкин! – Заревел Игорь.

Грянул всеобщий хохот.

– Ну, извини, Игорек. Одно я не понимаю, как ты, да и вообще, вы, братки из вашего «Транскросса» такое терпите. Ведь эта сволочь, небось, пьет сейчас водочку в своем журналистском доме и над нами смеется: я такой вот умный, всех вас за деньги опустил, а сам над вами поднялся.

Кто же это сказал? Ни Игорь, ни Саша уже не могли определить: пил этот парень с ними с самого начала или нет. Они могли только согласно прореветь: давай сюда эту сволочь, мы ей этот салатник в дупло засунем.

– Пацаны, – предложил Колька, – а может, и вправду поможем хорошим ребятам? Раз уж мы с ними закорешились, так нельзя смотреть, как их разные чмошники опускают. До бани еще час остался. Набьем морду и дело с концом. Идет, братва?

Раздался всеобщий одобрительный рев. Игорь и Сашка промычали что-то, согласны, мол. И они, встав из-за стола, направились к выходу. На самом деле, их тащили, толкали, иногда несли. В машине Игорю стало дурно почти сразу, он помнил, как рядом смеялись, держали его за шиворот, раскрывали перед его лицом большой полиэтиленовый пакет.

Мелькнули кони Аничкова моста. Машина остановилась возле незнакомого дома. Гречкина и Логачевского вытащили на асфальт и дали хлебнуть водки, хотя те и пробовали сопротивляться. После этого охранники «Транскросса» воспринимали происходящее как трехмесячные детишки, способные переместиться лишь благодаря заботливым родительским рукам. Игорь, правда, успел заметить, что их машина была не единственной, из другой тоже вылезли несколько недавних собутыльников. Весельчак Колька куда-то исчез.

Их протащили мимо старушки – вахтера, потом начался утомительный подъем по лестнице. Саша, правда, немного пробовал вырываться из рук и бормотать: «Куда мы ребята»?

– В кафе. Там эти твари засели. Тот самый Бананов, который «Транскросс» обсерал, – послышалось над ухом.

Потом начались какие-то события. Уже не на лестнице, а в небольшой комнатке, вроде бара. Послышался женский визг, звон упавшей посуды, чей-то вопль: «Меня не надо, я не журналист»! Кто-то с кем-то боролся, слышались удары, а Гречкин и Логачевский стояли возле стены, икали, царапали ногтями плоскость и думали: скорей бы все кончилось. Правда, Игорь еще разглядел здорового парня (то ли Эдика, то ли Толика), который, держа в руке пластиковую бутыль с кетчупом, писал им на стене: «Транскросс – сила!». Возле надписи он, почему-то, нарисовал свастику. Потом все стало значительно тише. Лишь в углу выла какая-то бабенка, то ли побитая, то ли со страху, да с прилавка на пол капало вино из опрокинутой бутылки. Вдали замер топот, потом послышались испуганные и возмущенные голоса.

«Пацаны, пора сматываться». – То ли сказал, то ли попытался сказать Игорь. Однако пацанов вокруг не было. Гречкин попытался оглядеться. Да, столы опрокинуты, бутылки разбиты, а вот ребят не видно. Чего же они так? Нам же самим отсюда не выйти. И тут его проспиртованную голову пробила странная мысль. Кто вел машины? Выходит, среди нас были ребята, которые не пили вообще. Или, все, кто ходил сюда бить журналистов, пришли в кабак под конец именин? И были совсем трезвые? Мысль выглядела безусловно здравой. Возможно, из нее удалось бы извлечь какую-нибудь практическую пользу. Но сейчас Гречкин мог только стоять у стены, икать и приговаривать: «Б… дешевые», непонятно по какому адресу.

Именно за этим занятием его и застал дежурный наряд Центрального района, примчавшийся на сообщение, поступившие из Дома журналиста о том, что банда из десяти человек разгромила кафе. От несильного удара ногой Игорь Гречкин свалился на пол, присоединившись тем самым к Саше Логачевскому, который валялся уже минут пять, причем упал он без всякой посторонней помощи.

* * *

– Здравстуй, погромщица. – Хихикнула Светлана, Нинкина приятельница.

– Да пошла ты! – Нина чуть было не произнесла слова, которое знала, но никогда не употребляла.

– Извини, пошутить нельзя.

– Светик, позвони, пожалуйста, на выходных. Тогда все обсудим, поговорим, пошутим. А сейчас у меня очень большие проблемы. До свидания.

Нина положила, почти бросила трубку на телефон и в очередной раз за сегодняшнее утро прикусила губу, чтобы не зареветь. О вчерашнем происшествии она узнала поздним вечером. Сперва Нина не придала этому значения: какие-то пьяные ребята завалились в кафе Дома журналистов, побили посуду, с кем-то подрались. Среди них оказались два транскроссовских охранника, которых и задержала милиция. Мелочь. Однако на следующий день стало ясно, какая катастрофа случилась вчера.

Утром о произошедшем сообщили все газеты, информация прошла и в сводках новостей радиостанций. Историю называли не иначе, как «погромом» и, если все передавали верно, Нина не могла не согласиться, произошел погром. Травмы получили пятеро посетителей кафе, двое из них лежали в больнице. Нападавшие, уничтожая посуду и мебель, кричали: «П…ц продажным писакам!», а чтобы никто не сомневался, кого эти писаки обидели, на стене намалевали слово «Транскросс». Разумеется, и газеты, и милиция были уверены, что не только двое упившихся гавриков, валявшихся на полу с транскроссовскими корочками в кармане, работали в этой фирме, но и остальные, которые смогли уйти.

Дальше – больше. В десять утра состоялся брифинг у начальника ГУВД. Разумеется, половину вопросов журналисты посвятили вчерашнему набегу. И, разумеется, начальник ГУВД обрадовался возможности не говорить о заказных убийствах, раскрываемости, проблемах с депутатами и т. д. Начальник говорил о «Транскроссе». Он заверил, что никому не позволит содержать «банды в законе», что у фирмы, охранявшей «Транскросс», лицензия уже изъята. «Я надеюсь, – сказал он, – остальным охранным структурам хватит порядочности и ума не связываться с «Транскроссом». Я приму все меры, чтобы защитить город от фирм, которые не могут как нормальные люди подать в суд на обидевшую ее газету, а посылают банду головорезов. Я смогу объяснить этим доморощенным Рокфеллерам: Питер не штат Техас»…

Нертов пытался добраться до ребят, узнать, в чем дело. Правда, эти двое ему не подчинялись, а остались в наследство, со времен, когда покойный Даутов для охраны фирмы привлекал разные структуры, поручая каждой из них довольно узкий участок работы. От того, что задержанные были по сути лишь привратниками, не легче. Правда, непосредственно Логачевскому и Гречкину повезло: буфетчица при опросе заявила о полной невиновности обоих, рассказывая, те на ногах еле держались, куда уж им громить. Однако, с Алексеем, телохранителем главы «Транскросса», никто говорить не хотел. Пока что было нельзя ответить даже на самый простой вопрос: по своей воле ребята хулиганили или их втянули? Сложив в уме все события последних дней, Нертов для себя твердо решил: «втянули». Идет большой гон. А он сам и ребята Арчи-Николая, мечутся как загнанные звери, всюду натыкаясь на красные флажки. Надо заставить охотников играть по другим правилам. Надо. Но как? И кто же, наконец, эти охотники»? Нертов чувствовал, что ответ где-то близко…

Каждые десять минут Нине звонили знакомые и деловые партнеры, недоуменно спрашивая: «Что же произошло»? Сперва Нина отвечала как научил Алексей: пока ничего не ясно. На Дом журналиста напали хулиганы, среди которых были двое наших охранников, но они никакого не трогали. Эти люди уже в фирме не работают. Потом Нине надоело объяснять, и она коротко отвечала: «Не знаю». И ей снова хотелось заплакать, как в детстве, когда в доме происходила беда, а она знала не в ее силах чего-нибудь изменить. Скорей бы приезжал Алексей! Он же заниматеся безопасностью. Пусть сам и отвечает на эти проклятые вопросы. Однако Алексея не было и не было. Это начинало злить Нину. Человек, в обязанности которого входит обеспечение безопасности фирмы, ничего не способен сделать. Может, он расслабился, потому что уже считает меня своей женой, из-за ребенка? Мол, разве жена может спросить с мужа? Нина понимала, что она сейчас не права, что Нертов наверняка носится сейчас по городу, пытаясь найти какую-нибудь другую охранную контору, которая взяла бы на себя нелегкий труд. Еще он пытается разобраться во вчерашнем происшествии. Если удастся доказать, что «Транскросс» подставили, половина проблем отпадет сразу. Однако Нина злилась как маленькая девочка. Почему все ушли, а меня бросили одну?

В кабинет вошла секретарша.

– Нина Анатольевна, вам звонит Нертов.

Нина взяла трубу.

– Алеша, где ты? Скоро приедешь?

Голос Алексея был усталый, будто он не сидел за рулем, а толкал полдня машину своими руками.

– Приеду обязательно. Но не сейчас. Надо смотаться в область, насчет вчерашнего происшествия.

– Позавчерашнего?

– Нет. Вчера поздним вечером захватили еще один трейлер. Машину отогнали на два километра вглубь леса и подожгли бензобак. Шофера оставили на шоссе. Он, наверное, не выживет. Я должен поговорить с местной милицией.

– А потом?

– Потом к тебе. Надо еще заскочить по одному делу, связанному с попыткой налета на Захарьевскую. Позвоню около восьми и – сразу к тебе.

– Хорошо, приезжай побыстрей.

* * *

Назначив встречу Юле в кафе «Кошкин дом», Нертов не рассчитал одного. В этом заведении нельзя было курить. Если бы Алексей знал о такой форме заботы администрации о здоровье клиентов, он предложил бы какое-нибудь другое местечко. А так, это было одно из самых ближайших заведений к «Чернышевской». На эту оплошность наложилась другая – он опаздывал, угодив в огромную пробку, вызванную очередными земляными работами. Юля уже выпила кофе и пятьдесят грамм коньяка, но юриста все не было.

«Стоит ли тратить столько времени на эти маньячные дела? Ведь у меня в работе сейчас и другие темы. С теми детьми из риэлтерской конторы. Или с проклятым приютом. Там хоть можно сделать что-то реальное. А я ради одного чикатиллы, которого поймают и без моей беготни, трачу целые вечера, хожу по ментовкам, жду уже пятнадцать минут этого Нертова». На этой мысли Юля остановилась. Ей, вдруг, показалось, что она ждет Алексея с удовольствием, что приди вместо него какой-нибудь его помощник с ценной информацией, она испытала бы разочарование. Выражение «личная жизнь» она считала пошлым, и десяток ее друзей-журналистов были с ней полностью солидарны. Но, так было, пожалуй, пять лет назад. Верка вышла замуж за менеджера из мебельного магазина и уже третий год пытается создать роман, воспитывая уже второго ребенка. Вадик пишет по-прежнему о своих заводах-пароходах и всегда готов выпить пива с коллегами, но к девяти обязан быть дома – требует супруга. Игорь долго смеялся над Танькиным стилем и постоянно ее правил. Теперь их работу можно назвать семейным подрядом. А как же я?

Конечно, и у нее время от времени появлялись друзья, которые были больше, чем друзья. К сожалению, Юля давно сделала неприятное открытие: когда дама то и дело приходит с работы около полуночи, не только невозможно создать семью, но и прокрутить нормальный любовный роман. И слишком близкие друзья два-три месяца спустя переходили в категорию приятелей. Впрочем, представив, как хотя бы один из них взял ее на руки в ЗАГСе, как положено с невестами обращаться, Юля тут же начинала смеяться. Кстати, Алексей на руки бы взял. Но причем тут Алексей? У него же Нина, которую он охраняет. Доохранял до ребеночка. Нет, нечего о нем думать.

Требовалось покурить. Юля встала, вышла на улицу, подошла к поребрику и затянулась, подставляя лицо быстрому мартовскому ветру. Она старалась курить длинными затяжками, потому что знала – минуты через три кто-нибудь обязательно подойдет, спросит: «Девушка, вы не меня ждете»? Придется отшивать, объяснять, что заместители не требуются.

Однако к ней никто не подошел с глупым вопросом. Произошло другое. Внезапно Юля почувствовала, как ей скручивают руки, затыкают рот и тащат по асфальту. Она пробовала вырваться, но ей волокли как минимум двое, и сопротивление было бесполезным. Потом ее подняли, кинули куда-то, так, что она, ушибившись, на секунду потеряла сознание. Тотчас заурчал мотор, пол под ней задрожал. Машина похитителей резко набрала скорость.

Глава 3. Карточный домик

Казалось, версия Нертова о воскрешении Марины Войцеховской и о ее причастности к охоте на Нину достаточно перспективна. Поэтому после того, как одному из охранников удалось засечь на Захарьевской рыжеволосую девицу, сыщики Арчи оперативно занялись установлением ее личности.

Вроде бы, ничего примечательного в ней не было, имя и фамилия, конечно, оказались незнакомыми, но Алексея, еще не успевшего лично увидеть подозреваемую, насторожило, что она, судя по документам, только недавно приехала с Украины, якобы получив по обмену на свою Львовскую квартиру комнату в питерской коммуналке. А это значило, что, во-первых, девица была, как минимум, землячкой Войцеховской, а во-вторых, что никакой интересной информации в Петербурге на новую жительницу собрать практически невозможно. Правда, в первый же вечер сыщикам удалось выяснить, что подозреваемая вечером на метро отправилась на Старо-Невский проспект. Там она, недолго поговорив с каким-то парнем, вылезшим из подъехавшей машины, укатила с ним, очевидно, зарабатывать деньги. К такому выводу сыщики пришли, когда, проследили маршрут поездки. Машина, свернув на разрытую Тележную улицу, остановилась у уже закрытого рынка стройматериалов. Близко подходить наблюдатели не стали, но послушали разговор с помощью микрофона направленного действия. Раздававшееся из машины сопение и постанывание не оставляли сомнений – девица подрабатывала проституцией. И действительно, минут через десять стоны прекратились, объект наблюдения вышел из машины и направился пешком обратно на проспект, снова заняв там место у троллейбусной остановки. Часов до двенадцати ночи сыщики еще три раза доезжали до Тележной, а потом «довели» подозреваемую к ее дому.

Все это никак не вписывалось в версию о девушке-киллерше. Конечно, можно было бы попытаться ее проверить еще, направив, например, кого-нибудь из сыщиков во Львов, но Нертов посчитал, что времени на это слишком мало, а потому решил лично познакомиться с подозреваемой. Посчитав, что отрицательный результат – тоже результат, он сел в машину и следующим вечером отправился к Старо-Невскому.

По трубке сыщики Иванова сообщили, что «ведут» объект и выходят сейчас на проспект. Нертов, попросил одного из наблюдателей обогнать девушку и пройти впереди нее. Из машины, припаркованной на одной из примыкающих к проспекту улиц, Алексей хорошо видел рослого парня, работавшего на Арчи, который прошел по немноголюдному вечернему Старо-Невскому. В нескольких шагах сзади следовала рыжеволосая девушка в серой куртке.

«Это она». – Понял Алексей и, включив зажигание, дал газ, выезжая на проспект. Почему-то учащенно заколотилось сердце. Юрист никогда не думал, что встретится с Мариной таким образом. «Девушка, здравствуйте, поедем, развлечемся»?..

Когда машина притормозила неподалеку от подозреваемой, Алексей, приоткрыв дверь, окликнул рыжеволосую, она повернулась на голос и неторопливо заглянула в салон.

– Что, развлечься хочешь? Пятнадцать баксов в машине, двадцать на хате, только с обратной доставкой.

Нертов, к своему облегчению поняв, что перед ним не Марина, а вовсе незнакомая девушка, живо согласился.

– Конечно с доставкой, поехали, здесь недалеко, у Чернышевской.

Девица заскочила в «девятку» и юрист, развернувшись через двойную осевую линию дорожной разметки, поехал в сторону Захарьевской. Честно говоря, он не вполне представлял, как поведет разговор с этой проституткой, но уже сейчас готов был признать: вариант с киллершей очевидно рассыпался как карточный домик. Впрочем, версию все равно следовало отработать до конца.

По дороге девица, как водится, попыталась предварительно разузнать, что за покои ее ожидают и каких услуг от нее захотят. Нертов про себя хмыкнул, подумав, насколько она наивна, надеясь на искренний ответ. Если уж кому-то из проституток суждено попасть на ночь к маньяку или в «групповуху», так вероятность вычислить это ничтожно мала. Конечно, если, скажем, подкатит к ночной бабочке «мерс» с парой бритозатылочных, она постарается куда-нибудь упорхнуть, если, конечно, получится. А к более простым машинам и стрижкам отношение попроще, всегда теплится надежда, что просто беспутный мужик решил оторваться на последние деньги. Но разве можно быть гарантированной от всяких накладок?..

Алексей специально остановился прямо у подворотни, где некогда Арчи упустил рыжеволосую, и сказал, что им пора выходить, квартира, мол, находится во дворе. Вдруг девица заартачилась, начала лепетать, а не стоит ли поехать в другое место, попыталась быстро выскочить из машины, буквально упав на дверку. Может, ей бы это удалось, но тогда следовало сначала нажать ручку, а потом открывать дверь. С какого-то перепуга проститутка сделала все наоборот и ее попытка окончилась неудачей. Нертов увидел в глазах девушки неподдельный страх и постарался как можно миролюбивее успокоить ее.

– Ты дверь открываешь неправильно, впрочем, если тебе не нравится здешний климат – поедем в куда еще, а сначала где-нибудь поужинаем. Да не боись, сам знаю: время – деньги, добавлю. Только уж ты мне машину не доламывай, а то и без того настроение паршивое…

И не ожидая, пока девушка придет окончательно в себя, он потихоньку тронул «девятку» с места, продолжая говорить спутнице ни к чему не обязывающую, но не оставляющую сомнений в мирных намерениях чушь. Понемногу девушка успокоилась и даже закурила, поудобнее пристроившись на сидении, но Алексей еще долго не мог понять, почему она так испугалась там, у дома на Захарьевской.

«Интересно, что бы сказала Нина, узнав, что я катаюсь с проституткой по городу, – подумал вдруг Нертов, – сумела бы она принять мои невразумительные оправдания и вообще, что бы я смог ей объяснить? Лепетал бы как Никулин в «Бриллиантовой руке», мол, встреча с агентурой?»… Додумать эту мысль он не успел, так как окончательно пришедшая в себя девица потребовала более определенно сказать, куда они направляются или немедленно высадить ее из машины. К счастью, они уже подкатили к небольшому полуподвальному ресторанчику неподалеку от особняка Штиглица и это избавило Алексея от необходимости длинных объяснений. Он лишь махнул рукой в сторону светящейся вывески: «Сюда» и припарковал машину у входа в поблескивающий светящейся вывеской погребок.

Во время ужина Нертов постарался разговорить девушку и, хотя она то и дело привирала, но главное, как посчитал юрист, было ясно: никакого отношения к пропавшей Марине Войцеховской проститутка не имела. Судя по всему, она просто сбежала от личных невзгод из своего Львова, чтобы начать или, вернее, продолжить самостоятельную жизнь в большом городе. Городу же молодые и в меру симпатичные, но не имеющие образования и связей девушки оказались нужны были больше лишь в одном качестве, чем и вынуждена была воспользоваться Олеся (так звали девушку). Она, как и большинство ее коллег, в порыве откровения говорила о несчастной любви, о невероятно высоких ценах, «субботниках», из-за которых и пришлось сбежать из дома и, конечно, о том, что нынешнее положение временно, а человек, понявший ее душу, будет самым счастливым. Множество подобных рассказов Нертову приходилось слышать еще в бытность стажером в уголовном розыске у Раскова, и он не мог порой точно определять ту грань, где проститутки говорят правду, а где выдумки, услышанные некогда от таких же неприкаянных подружек.

«В обмен» Алексею пришлось поведать примерно такую же достоверную историю о своих проблемах с бывшей женой, которая не дает ему общаться с ребенком, хотя они живут в одной квартире и о подобных превратностях мужской жизни. Незаметно он старался подтолкнуть собеседницу к интересовавшему вопросу о доме на Захарьевской.

– Вот, у тебя, говоришь, хоть комната своя есть, а я даже домой никого привести не могу – сразу скандал. Думал хоть сегодня отдохнуть, друг у меня в командировку укатил, ключи мне оставил, а тебе дом не понравился. Ну да ладно, не судьба значит.

Олеся, которая к тому времени выпила чуть ли не бутылку «мартини», была настроена уже благожелательно.

– Да ладно, чего там, ты извини. Если хочешь, вернемся?.. Но у меня воспоминания об этом доме плохие. Я вдруг подумала, что ты тоже такой же, как и он, ну мужик, который там живет… Я про него, падлу, еще ребятам не сказала, а то бы он поплясал.

– Да бог с ним, пусть живет. – Стараясь не выдать интереса, юрист подзадорил девушку.

Но Олесю, как говорится, уже «понесло» и она выложила Алексею историю неприятного знакомства с домом на Захарьевской. По словам девушки выходило, что однажды на улице ее «снял» какой-то седой мужик, которому на вид было никак не меньше шестидесяти. Он сумел уговорить Олесю зайти к нему в гости. Обычно днем она с клиентами не работала и знакомства пресекала, но тут, как говорится, бес попутал, решила, что у «Седого» можно будет неплохо заработать без особых проблем, тем более, что он сам назвал приличную цену.

В тот день, когда Арчи видел девушку, выходящую из двора, она в первый раз пришла к «Седому». Он был достаточно галантен, но оказался «со сдвигом», предложив ей заняться любовью на чердаке. При этом он попросил Олесю сначала постоять спокойно у чердачного окна, делая вид, что она разглядывает что-то в бинокль.

– А сам-то, старый козел, – продолжала она рассказ, – штаны расстегнул, да ходит сзади туда-сюда, то рукой мне по ноге проведет, то по заднице. И напевает «Девушку из маленькой таверны полюбил угрюмый капитан». Я стою, как велено, будто ничего не замечаю… Он уж совсем заколебал ходивши, думаю, когда ему это надоест. Ну, я повернулась, смотрю, он уже сам кончает… И все. Он сразу будто пришел в себя, велел мне уходить, да еще сунул пятьдесят баксов премиальных и визитку с телефоном, попросив позвонить через пару дней. Я, дура, обрадовалась, думала, что на халяву денег срубила и, пока он не передумал, свалила домой.

Через несколько дней (Алексей отметил, что это, вероятно было, когда девицу «засек» охранник на улице) Олеся решила позвонить «Седому». Он, казалось, ждал ее звонка, сразу же пригласил в гости. Но, когда девушка пришла, он на чердак ее не повел, а отправил в ванную. Олеся, вспомнив, что забыла в сумочке, которую оставила в прихожей, лекарство, уменьшающее риск что-нибудь подцепить («знаешь, на презик надейся, а сам не плошай») и, даже не успев раздеться, тихо вышла из ванной. Но, заглянув по пути через приоткрытую дверь в комнату, где она раньше не была, передумала подмываться. Помещение напоминало средневековую камеру пыток. Посередине, на крюке, где некогда висела люстра, был приспособлен веревочный блок, с привязанным внизу поленом. Олеся видела такие в исторических фильмах («ну, натуральная дыба»). На стене были развешены разные приспособления вроде плеток, цепей, ремней с металлическими застежками, скорее похожих на наручники, Но больше всего гостью шокировало, что пол комнаты был тщательно застелен полиэтиленовой пленкой. Обладая достаточно ярким воображением и, к тому же умудренная горьким опытом некоторых подружек по профессии, девушка живо представила себе, что может произойти с ней после ванной. «Подвесит к потолку, а потом измываться будет, пока я не сдохну». – С этой мыслью она, схватив в охапку куртку, проскользнула к массивной входной двери и даже успела открыть замок, когда из соседней комнаты вышел полураздетый «Седой», держа в руках огромный тесак с широким клинком. «Стой, куда»? – Как показалось Олесе, угрожающе выкрикнул он и шагнул к дверям. Ужас придал девушке сил, и она опрометью выскочила из квартиры.

Визитку «Седого» Олеся, конечно же, выкинула, но Алексея это не столь волновало, так как по рассказу он уже сообразил, о какой именно квартире шла речь – не зря же сыщики Арчи сидели в паспортной службе, выискивая возможных подозреваемых…

Они просидели в ресторанчике до закрытия, а потом Нертов предложил девушке довезти ее поближе у дому.

– Ты что, импотент? – Удивилась она.

– Да нет, просто здорово устал. К тому же койка – не всегда лучший способ снять стресс… Поэтому спасибо тебе за вечер, ты мне здорово помогла.

Девушка расценила благодарность по-своему, сказав, что если ее спутник еще когда-нибудь поссорится с женой – пусть приходит на Старо-Невский, только не очень поздно, а то можно опоздать. Нертов, конечно же, согласился.

* * *

В тот же вечер время Арчи с Александрычем начали отрабатывать связи Васи-рекламщика из «Транскросса». Машина, номер которой запомнил ветеран МГБ, оказалась закрепленной именно за ним. Сгоряча Нертов чуть было не дал команду сразу же взять Васю в оборот, но Арчи его охладил, заметив, что тот может от всего отпереться.

– Ты что, хочешь, чтобы мы с ним поговорили просто, как «братки» какие-нибудь? – Взгляд у Николая стал злым, а губы сжались в тонкую полоску. – Может специнвентарь в виде утюга или паяльника еще выдашь? А если он вдруг окажется непричастен или чекист твой старый ошибся номером? Что тогда делать прикажешь, в Озерках где-нибудь утопить, чтобы заяву на нас не дал?.. В общем так, Леша, – Арчи постарался смягчить интонации, чувствуя состояние друга, – я прекрасно понимаю тебя и обеспокоен не меньше. Но, согласись, нельзя этого Васю брать сейчас. Давай, лучше приставим надежный «хвост», быстро соберем информацию. Я этим займусь сам, Александрыч поможет. А охрану у Нины советую усилить.