Текст книги "В сердце России"

Автор книги: Михаил Ростовцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

То совсем беззвучно, то по-разному звуча, прежде чем безвозвратно уйти в тайники реки, струйки ручейка ласкают камешки, заглядывают и забегают в ракушки-теремки, омывают платьица береговых травинок, затихают, кружась колечками, в омутке, чтобы не потревожить, очевидно, прыгнувшего туда от жары лягушонка, играют на песчаном перекате с солнечными зайчиками, бойко проскочившими сквозь ветки ивняка поближе к родниковой свежести. Да разве перечислить все, из чего получается таинство, волшебство журчания! Порой начинает казаться, что это вовсе не струйки звучат, а бессчетные, но кому-то подвластные и послушные струны арфы. Если поначалу кому-то журчание и покажется однообразным, то глубоко он ошибается. Журчание не бывает неизменным, одинаковым. В его мотивах такое великое множество оттенков – во много раз больше, чем в иных симфониях. Напевы родниковой воды в тишине леса – самая прекрасная музыка. На утренней зорьке, под ватником тумана, звуки тише, мягче, более короткие, чем солнечным днем, когда разбавленная небесной голубизной вода становится лазурнее, прозрачнее и, кажется, звонче. Пронесется ветер над лесом – ручеек затихает, затаивается, словно прислушивается и разгадывает, куда он, озорной, полетел и когда вернется. Соловьи защелкают – и ручеек задорно подпевает им. А если водную гладь трогают капли дождя, ручейковую музыку не описать, до того она возвышенна.

Я шел бережком ручья. Когда проходил полянку, увидел незабудки. Ярким голубым пламенем вспыхивали они на солнце. Их видимо-невидимо. Цветки так густо росли, словно их посеяли. Возможно, оно так и было, но только не человек и не птица рассыпали семена. Когда-то, наверно, собралась в былом бочажке вода, и выросли над ней, над тихой влагой, незабудки. В конце лета цветы бросили в эту сонную лужицу свои семена. А весной побежали потоки ручья, и с водой понеслись семена незабудок. Из года в год разносит сна незабудки по лесным ручьям, и стали полянки голубыми. Приятно смотреть на чистый голубой ковер незабудок. Я остановился и долго любовался ими. До чего же правильно дано имя этому цветку – такое нежное, как он сам. Цветок-малютка, чуть больше дождевой капли. В крошечных круглых пяти лепестках его отразилась голубизна чистого неба. А в середине цветка желтое сердечко – солнышко в миниатюре.

Когда глядишь на незабудку, нельзя не улыбаться, не радоваться. Действительно, увидишь – не забудешь. В цветке как бы совмещены и красота, и скромность, и постоянство. Он не выделяется, не выбирает себе лучшего места, не выгорает, не тускнеет на летнем солнце.

В знойные дни я приходил к этому ручейку. Просто так, посидеть, послушать его неумолчный говор. Но вот как-то пришел и не узнал своего маленького друга. Какие-то равнодушные люди, напившись воды из родника, затоптали ногами его песчаное ложе, перебили ему жилку. Родник ушел в землю, исчез. Но не зря говорят, что родниковую воду не заглушить. Упорный родник не отступил, пробился на свет светлыми струями и снова дарит людям радость. Скорее по недомыслию, а не по злому умыслу замутили его. Может быть, завтра придут сюда снова, увидят, что родник по-прежнему чист, и устыдятся, что не заметили раньше земной сокровенной красоты. Сколько людей к родничку придут, и со всеми щедро будет делиться он своей студеной водой, все уйдут от него будто помолодевшими. Сколько их, родничков, на лесных опушках и в укромных чащобах, у подножия холмов и в оврагах, безымянных, щедрых и чистых, не помнящих зла начинателей реки… Нужен всем родник – деревьям, рекам и нам, людям. И неважно, служит ли он истоком знаменитой реки или питает своими водами безымянный ручей, – любое голубое оконце дорого нам.

ПРОЩАЛЬНАЯ УЛЫБКА ЛЕТА

Дни погожие, еще теплые. Даже бывает жарко. Но августовская жара не та, что июльская: она не дышит горячим зноем, не печет и не жжет, а нежно обдает землю ласковым благодатным теплом. Нежен покой безветренного воздуха. Глубокое небо, ближе к горизонту кучевые облака. Чувствуется приближение золотой осени – видны ее приметы – желтизна в цвете берез, яркость в окраске листьев клена; утром холоднее стал воздух, особенно в предрассветные часы. Деревья перестают расти. Седая трава склоняется до земли под тяжестью водяных капель Август – месяц долгих утренних рос и густых вечерних туманов. Убывает день, раньше угасает вечерняя заря ночи все длиннее и прохладнее. За яркие, но холодные зори зовут август в народе «зарев». На глубокой синеве ночного неба виднее и ярче стали звезды. Заметнее стал Млечный Путь – эта звездная дорога с севера на юг. Изредка ночное небо озаряется сполохами далеких зарниц. В реках и озерах вода еще недавно была густо-зеленой от мельчайших водорослей – цвела, а теперь с похолоданием очистилась, стала прозрачной. Такой она уйдет под лед.

Тускнеет утомленная июльским зноем пышная зелень. В природе, как писал Ф. Тютчев, «кроткая улыбка увядания». Заметно пожухло разнотравье, особенно на лугах и на взгорках. В цветовой палитре растений преобладают желтоватые тона. Трава на песчаных буграх выгорела, порыжела, хотя, почувствовав тепло, по-летнему трещат в ней кузнечики. Медленно, будто с чувством собственного достоинства плавают в воздухе стрекозы.

В лесу сейчас другие краски. В зеленых кронах деревьев нет-нет да и появятся золотые островки. Вроде бы и незаметны они, а налетит ветерок, шевельнет листья, и приоткроется золотая краска. Особенно быстро растут островки после дождя. Идет дождь, и кажется вокруг все зеленым. Но стоит выглянуть солнышку, и сразу в яркой зелени проглянет осенняя краска. Порой в березовых кронах мелькнет желтая прядочка. Не отстают от берез липы, в их зеленых космах тоже заронилось по прядочке желтизны. Розовеет листва яблоневых садов. Исподволь, незаметно готовится природа к приходу осени. Но не отшумел, не окончился бал цветов. Еще розовеют луговые васильки, сиреневыми султанчиками покачивает короставник. И белым прибоем волнуются заросли ивняка с тысячелистником; до крутых холодов неувядаема их белизна. Огнем горят рябиновые кусты, отягощенные гроздьями пурпурно-красных ягод, а по берегам лесных рек и озер рдеют яркие калины. Поспели брусника, голубика, ежевика. На лесных болотах забурела клюква. Наступила грибная пора. Из прогретой и увлажненной росами, туманами и дождями земли пошли грибы, уже не одиночки, а, как говорят, «слоями». Грибы разные: подосиновики, подберезовики, грузди, а во второй половине месяца наступает время сбора опят. А в орешнике поджидают нашего прихода дозревшие орехи.

Лес приумолк. Нет уже веселого щебетания птиц. Подросла птичья молодь, поднялась на крыло. Перелетных птах охватывает предстартовое состояние. Раньше всех улетают от нас ласточки, стрижи, соловьи. Поодиночке покидают наши места кукушки: молодые улетают позже старых, но они безошибочно находят порогу к местам своих зимовок. Оседлые – вороны, сороки, дятлы, синицы – по-прежнему спокойны и деловиты. Синички, поползни, пищухи, корольки объединяются в стайки, чтобы «веселее» жилось зимой. Чувствуют приближение осени звери – начинается линька шерсти, растет подшерсток.

И все-таки август – это еще лето, но лето зрелое, плодоносящее, во всей своей полноте и завершенности. Есть в этом месяце ласковость весны, теплота лета и праздничность осени. Август – самый ровный, спокойный и кроткий месяц в году. Его называют бархатным месяцем. И действительно, это время полутонов, нежных сдержанных красок, ласкового неяркого солнца. Легкая туманная дымка напоила воздух мягкостью и влагой. Даже звуки августовского воздуха стали приглушенные. И природа, которая постепенно и незаметно для глаза начинает увядать, оставляет нам, как прощальный подарок, свои щедроты. Это пора созревания всяких даров в лесах, на полях, в садах и огородах. Есть еще ягоды, поспели черемуха, рябина, шиповник. Бывает этот месяц и сухой и дождливый, но всегда он самый напряженный для хлебороба. Август – «серпень» – горячее время уборки яровых зерновых, сева озимых, зяблевой вспашки.

ГДЕ ОКА СЛИВАЕТСЯ С ВОЛГОЙ

Говорят, впечатления непостоянны. Не берусь утверждать с уверенностью, так это или нет. Но то, что первое впечатление самое яркое и устойчивое, что оно надолго западает в душу и забыть его потом бывает невозможно, – это бесспорно. Первый раз в Горьком я был в тридцатом году. Запомнился он мне, тогда Нижний Новгород, в летний солнечный день. Был в военные годы. В памяти остался он суровым январским днем. И вот теперь, спустя много лет, меня встретил приветливый красивый город. И на этот раз пришелся он мне по душе.

Горький – такой город, который, увидев однажды, навсегда запомнишь. Потому, может быть, что здесь на каждом шагу русская история, не мертвая, а живая?! Неотразимое впечатление, которое производит город, можно было бы, пожалуй, выразить только в нескольких кратких музыкальных аккордах, если бы слить в них воедино и плеск воды больших русских рек, подступающих к городу, и голоса великих русских людей, родившихся и живших здесь, и красоту среднерусской природы, окружающей его со всех сторон.

ВОЛЖСКИЙ ОТКОС

Не помню, из какой книги А. М. Горького я выписал тронувшее меня признание: «Люблю местные особенности. Из них, как бы из густых красок, на полотне, рисуется Россия». Волжский откос, несомненно, одна из особенностей города Горького. Приезжающий сюда впервые обязательно назначает себе тот день и час, когда ему надо, непременно надо, побывать на самом возвышенном месте города.

Случилось так, что нижегородскую набережную стали называть Откосом за то, что она круто спускается в сторону Волги.

На Откосе издавна действовали оползни. В XVI веке рухнул в Волгу Печерский монастырь. Спасая город от разрушения, люди защищали Откос камнем, плетнями из хвороста, что сдерживало сползание берега.

В конце первой половины прошлого века на набережной были выровнены склоны, засыпаны овраги, разбит Александровский сад. Откос стал излюбленным местом прогулок богатой публики. Но разрушение откоса продолжалось и в начале XX века стало принимать угрожающий характер. В трудные для страны двадцатые годы Советское правительство выделило на борьбу с нижегородскими оползнями значительную по тому времени сумму – 447 тысяч рублей. После Великой Отечественной войны была создана оползневая станция. Началась прокладка дренажных штолен. Метр за метром продвигались строители в глубины Откоса. Соорудили ливневые коллекторы, приемные колодцы, лотки, перехватчики воды. Овраги, которыми была изрезана местность в районе оползней, закрепили, «движение» оползней остановили, склон озеленили, проложили асфальтовые дорожки, лестничные сходы. Смотровые площадки Откоса превратились в живописные уголки отдыха. От кремля Откос в зеленом наряде разметнулся на два километра вдоль правого берега Волги. Город как бы повернулся лицом к великой русской реке. План застройки Горького предусматривает формирование новых парадных площадей с выходом на Волгу и Оку.

Старожилы Горького обычно спрашивают приезжего: «Вы были на Откосе? Нет? Значит, вы не видели нашего города». И они правы. Откос – душа города, самое любимое место горьковчан. Это место встреч. Здесь знакомятся – иногда на всю жизнь. Сюда воспитатели приводят детей, идут школьники после выпускного бала, приходят студенты после сдачи экзаменов, молодожены после ЗАГСа. На Откосе встречают рассвет в счастливый день получения диплома, по вечерам летом тут у открытой эстрады собираются любители музыки. А кто захочет позагорать – идут на пляж. Зимой прыгуны на лыжах летают над Откосом, слаломисты спускаются с его высоких склонов. Каждый находит здесь свое… Потому, наверное, так всеми любим Откос.

Августовское утро было дивное. Солнце быстро поднималось в бирюзовую высь безоблачного неба, обещая жаркий день. Мы пришли на смотровую площадку Откоса. Тихо. Только репродуктор разносит, как по заказу, «Лирическую сормовскую». Невольно вслушиваюсь в знакомые слова:

На Волге широкой,

на стрелке далекой

Гудками кого-то зовет пароход.

Под городом Горьким,

где ясные зорьки,

В рабочем поселке

подруга живет.

Смотрю на беспрерывно меняющуюся картину. Говорю с соседом по скамейке и смотрю, больше при этом смотрю, чем говорю. Прямо внизу синеет Волга. Вода гладкая, серебристая, течение ее почти неуловимо: она как бы застыла, накрытая яркими лучами солнца. Поверхность ее лишь кое-где морщится от порыва ветерка. Плавно, как белые птицы, плывут пассажирские теплоходы-лайнеры, словно быстрокрылые чайки пролетают «ракеты» и «метеоры», шумят тяжелые, с караванами баржей, буксиры, танкеры, сухогрузы. И все это с высоты казалось игрушечным, все лишь отражало могущество и необъятность Волги, уходящей за горизонт.

На противоположном, левом берегу – заливные, луга, блестящие, как драгоценные камни, озера-старицы. Прямо, совсем близко – молодой город Бор. Он расстилается за Волгой разнообразными домами, радует праздничными красками. Бор возник на месте старого села в окружении соснового леса. Потому и дали ему такое название. Город дает стране плавучие краны, стекло для автомашин и другую продукцию. За Бором такая синяя даль, что, сколько ни гляди, все равно не поймешь, где начинается небо, а где, сливаясь с ним, тонет в голубоватом дрожащем мареве лес.

Вид с Откоса потрясает своей живописностью. Неоглядная даль открывается взору. Дух захватывает от ощущения простора, его бесконечных горизонтов. Глядишь на это раздолье и невольно думаешь, что впереди лежит Урал, а за Уралом – Сибирь, за ней – Дальний Восток… «Здравствуй, Волга, здравствуй, Русь ты моя широкая», – так и хочется сказать, увидев с Откоса заволжскую даль.

Я восхищался Веной с вершины альпийского предгорья – Каленберга. Столица Австрии на берегах Дуная казалась мне гигантским макетом, на который можно смотреть часами и находить в нем все новые интересные детали. С днепровских круч любовался Киевом. С горы Мтцаминда смотрел на вечерний Тбилиси с его величаво несущей свои быстрые воды Курой. Но ничто, ничто, даже неповторимо прекрасный лазурный простор Неаполитанского залива, открывающийся с вилл Сорренто, не сравнить с панорамой Заволжья.

О чувстве, которое порождается созерцанием с Откоса величественной панорамы, хорошо сказал А. Толстой, побывавший на Откосе в 1941 году: «…человек впитывает здесь в душу всю эту ширь, эту силу земли, эту необъятность, и прелесть, и волю. Здесь ум бродит по видениям шумного богатого прошлого и мечтает о безграничных возможностях будущего». Не случайно на Откосе черпали вдохновение поэты и революционеры, писатели и композиторы, ученые и художники. Не раз сюда приходил В. И. Ленин. Отсюда всматривался в даль Я. М. Свердлов. Здесь бывали Репин, Шевченко, Шаляпин, Маяковский. С Откоса любовались заволжской далью Мартин Андерсен Нексе, Теодор Драйзер, Анри Барбюс, Назым Хикмет. Тут рождались волнующие строки М. Горького.

Долго я стоял на Откосе, смотрел с почти стометровой высоты на индустриальную панораму города, на знаменитую Стрелку с ее огромным мысом, возле которого великая река, «голубая дорога России» принимает в свое лоно красавицу Оку. За мостом, вблизи слияния рек, застыли одетые в бетон причалы порта. Огромные краны протянули свои стрелы в небо. Они проносят по воздуху автомашины и всякого рода грузы. Горький – крупнейший речной порт, а после сооружения Волго-Донского канала и Волго-Балта – порт пяти морей. Напротив Стрелки, на правом берегу, – огромный, снежной чистоты речной вокзал. За Стрелкой видно старозаводское Сормово.

Взор останавливается на убегающих к Волге береговых кручах, на парке с террасами, пестрыми цветниками, на уходящей вниз, к реке пятьюстами ступенями лестнице, напоминающей парадный трап исполинского корабля, на бронзовом Чкалове, будто спустившемся с того простора к любимому городу и призывающем земляков ввысь, в бой за родину. Монумент отважному летчику виден издалека на фоне голубого неба, он стал неотъемлемой частью пейзажа города. Чкалов родился неподалеку отсюда, в селе Василеве. Теперь это город его имени. Юношей Валерий Чкалов работал сборщиком самолетов в Нижегородском авиационном парке. «Я волгарь», – не без гордости говорил он о себе. Тут, на постаменте памятника, видим схему полетов героя. Чкалов вместе с Байдуковым и Беляковым впервые, да еще во времена относительно малых скоростей, пересек Ледовитый океан через Северный полюс и совершил посадку на американской земле.

А мысли возвращались к городу. Горький неповторим своей географией, пейзажем. Город разделяется Окой на две части: западную, низинную и восточную, возвышенную, раскинувшуюся на семи холмах и приподнятую над мощным стрежнем при слиянии Волги и Оки.

Многим полюбился этот большой и красивый город. «Я посетил почти все столицы мира, но так величаво расположенного, как Нижний Новгород, я не видел»; «Этот царственно поставленный над всем востоком России город совсем закружил наши головы. Как упоительны его незримые дали! Мы захлебывались от восхищения ими, и перед нашими глазами вставала живая история Руси…»; «Нижний Новгород сразу очаровал меня своей оригинальной красотой, стенами и башнями кремля, широтой водяного пространства и лугов…»; «Трудно представить себе что-либо более величественное и более русское в то же самое время, чем Нижний!»; «Ни один город на Волге не волновал меня так, как Горький» – вот что писали в разные годы о городе.

НЕБОЛЬШОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ В ИСТОРИЮ

Город Горький начал свою жизнь деревянной крепостцой на Волге, оборонявшей восточную границу Владимиро-Суздальского государства. Лаврентьевская летопись сообщает: «В лето 1221 великий князь Гюрги, сын Всеволожь, заложи град на усть Окы и нарече ему имя Новгород Нижний». Удобное и выгодное место для города выбрал владимирский князь Юрий Всеволодович: высокий холм над местом слияния Оки и Волги – главных рек Руси. На земле русской были города с названием Новгород, Новград, Новоград. К этим названиям прибавлялись уточнения – Великий, Северный, Волынский. Еще один Новгород назвали Нижним. Он был самым нижним на Оке и самым нижним тогда из русских городов на Волге. Здесь – перекресток главных водных путей во всех направлениях. Эти пути связывали город не только с русскими землями, но и со многими зарубежными странами. Здесь был краешек русской земли, от которого зависел мир и покой на всей Руси. Город-крепость отражал натиск татаро-монгольских орд, не раз дотла сгорал и снова поднимался из пепла и разорения, отстраивался. Возле кремля выросли посады, слободы ремесленного люда.

Во второй половине XIV века это уже большой по тем временам и богатый город, стоявший во главе Суздальско-Нижегородского княжества. С полным упадком к этому времени пути «из варяг в греки» Волга стала главной дорогой в восточные страны. Через Нижний Новгород шла торговля с Востоком всех княжеств волжско-окского междуречья, Новгорода Великого и других западных земель.

По Волге снизу в Нижний Новгород шли караваны судов, груженные солью с нижневолжских озер, рыбой с Каспийского моря, шелковыми тканями и сафьяном из среднеазиатских городов – Бухары и Хивы, восточными пряностями из Персии и Индии. В обмен на это вниз по Волге сплавлялись товары, которыми была богата Русь. По северным и восточным притокам Волги в Нижний Новгород поступали из северного Заполярья и Сибири лес, меха, скот, дичь. Все это прибывало сюда, потом переотправлялось по Оке и ее притокам в центральные и западные районы страны, а обратно по этим же рекам привозились московские и западноевропейские товары. И сам нижегородский край изобиловал лесом, пушным зверем, медом, воском, изделиями местных ремесленников. Все это сделало Нижний Новгород «складочным местом для торговли всего востока России». Поток товаров вызывал большое оживление в речном порту. Здесь в продолжение всей навигации разгружались и грузились баржи. Сюда стекались грузчики, бурлаки и другие «работные люди».

В начале XVI века Нижний, как сокращенно называли город, становится аванпостом Московского государства в его борьбе с Казанским ханством. В это время строится каменный кремль – один из первых на Руси. Во второй половине столетия, когда к России были присоединены Казанское и Астраханское ханства и весь волжский путь вошел в состав Русского государства, образовался великий водный путь, соединивший Нижний по Волге с Астраханью и мусульманскими странами, по реке Каме – с Уралом и посредством небольших «волоков» – с Сибирью, а по Оке – с Москвой.

С торговлей росли ремесла: кузнечное, прядильное, кожевенное и другие, удовлетворявшие как потребности шеститысячного населения города, так и нужды судостроения. Все это делало Нижний одним из самых значительных городов России не только по богатству, но и по количеству населения. Не случайно поэтому Ивану Грозному давались советы сделать этот город столицей Русского государства.

Торговое значение Нижнего еще более выросло в начале XIX века, когда сюда в 1817 году была переведена Макарьевская ярмарка. Нижний Новгород становится важным центром не только всероссийской торговли, но и одним из крупных мест международной торговли. Нижегородская ярмарка была известна на весь мир. Через ярмарку сбывалось до половины годового производства изделий русских заводов и фабрик. Тогда в ходу было крылатое выражение: «Петербург– голова России, Москва – ее сердце, а Нижний Новгород – карман».

Начало промышленному росту города положено строительством в середине XIX столетия Сормовского судостроительного завода, ставшего крупнейшим русским заводом капиталистической эпохи. Нижний Новгород был одним из главных центров судостроения, паровозо– и вагоностроения России. Выделялся город мельницами. Развитию промышленности благоприятствовало сооружение в 1862 году железной дороги, соединившей Нижний с Москвой. Основная часть грузопотоков в этом направлении перешла на рельсовый путь.

Само расположение на большой судоходной реке определяло многие особенности этого быстро растущего города, знаменитого своей ярмаркой, насчитывавшего в середине XIX века 30 тысяч жителей; среди них большинство составляли мещане и ремесленники, затем купечество, духовенство, чиновники.

Летом город оживал на два месяца, когда открывалась Нижегородская ярмарка. В это время сюда съезжалось множество купцов и промышленников, товары привозились из самых дальних мест. Прибывали купцы из Индии, Персии, Китая; из Европы приезжали дельцы, жаждущие наживы. Громадная ярмарка с бесчисленными рядами лавок и магазинов, с балаганами, бродячими артистами, разношерстным людом, с буйным разгулом богатых купцов представляла собой шумное и пестрое зрелище.

Была в Нижнем и другая жизнь – жизнь городской окраины, жизнь на Миллионке, в Кунавине, Гордеевке, Сормове, где ютилась беднота, бурлаки, кормщики, рабочие. Каждый год в весеннее время сюда стекались толпы людей в поисках заработка. Здесь были и беглые крестьяне, и городская беднота, и просто бродяги. По Волге в то время плавали деревянные парусные суда– расшивы. В ветреную погоду они шли на парусах, а когда не было ветра, их тащили бурлаки. Этот изнурительный труд требовал громадного физического напряжения, а оплачивался он дешево. Бесприютная голытьба, крепостные, бежавшие от помещика, не могли и мечтать о лучшей доле. В Нижнем, на Софроновской площади, бывали целые бурлацкие базары, где перед началом судоходства на Волге купцы и их приказчики осматривали и выбирали «живой товар», стараясь нанять людей рослых, крепких.

Капиталистическое развитие Нижнего превратило его в крупный центр демократического и революционного движения. В начале века отсюда на всю Россию прозвучали пламенные горьковские слова революционного призыва: «Буря! Пусть сильнее грянет буря!» Рабочие Сормова первыми поднялись на революционную борьбу. Великий Октябрь стал поворотным моментом в развитии города. Открылись широкие возможности эффективного использования его географического положения, близости к промышленным районам.

У СТЕН ДРЕВНЕГО КРЕМЛЯ

В каждом городе есть такие места, где, можно сказать, пересекаются пути истории, прошлое смыкается с настоящим. В Горьком такое место – кремль. Гость города начинает обычно с поклона кремлю. Его мощная каменная ограда уступами сбегает по склонам крутого берега к самой Волге, заключает в раму строения, разместившиеся на холме. Живописное поэтическое место! «Я не знаю, есть ли в России что-нибудь подобное этому, – писал П. И. Мельников-Печерский. – Гора из-под ног наших опускается вниз. Как будто хочет опуститься в воду, но белая стена крепости останавливает ее, загораживает ее, загородивши ей путь, смело взлетает на ее вершину».

Наши предки не были равнодушны к красоте природы: знали, где выбрать место для города, где установить крепостные стены и башни для его защиты. Крепость-детинец, сооруженная вместе с основанием города на самом возвышенном месте, на «Детловых горах», встала четырехугольной, бревенчатой, с башнями по углам, со рвом возле крепостных стен. На них постоянно стояли стрелецкие караулы. Из амбразур-стрельниц грозно смотрели пушки. За крепостной стеной с внутренней стороны хранились ядра, бочки со смолой, песок, камни. Военным дозорным целям служила самая высокая постройка – башня. Детинец был центром военной, административной и церковной власти. Посреди него стояли два собора, к западной стене примыкал монастырь. Вокруг крепости застраивался верхний посад, за ним находились слободы. Внизу, под горой, были улицы нижнего посада, населенного «работными людьми» и мелкими торговцами.

В начале XVI века возвели каменные стены, окружившие бревенчатую крепость. Это было выдающееся сооружение русского военного искусства того времени, представлявшее собой замкнутый неправильный многоугольник. Каждая из сохранившихся одиннадцати башен не похожа на соседнюю и овеяна легендами. Интересна Коромыслова башня – сооружение самой древней кладки. Стоит она на толстых известняковых плитах.

По склону мы спустились к Волге, вышли на площадь возле Ивановской башни. Когда-то здесь был нижний посад. На общегородском сходе в сентябрьский День 1611 года тут к нижегородцам обратился земский староста Кузьма Минин с призывом собрать ополчение, идти на выручку Москве. В это время над Русским государством нависла смертельная опасность: столица была в руках интервентов. Отряды польско-литовских феодалов грабили страну. Возникла угроза полного порабощения России оккупантами. В эти суровые для страны дни прозвучал пламенный призыв нижегородца.

Так и видится он, русский патриот, в решительной и страстной позе, бородатый, в темно-синем кафтане, слышится набатный голос его в час испытаний для Родины. За ум посадские люди выбрали его старостой. Пусть архаичны для нашего уха слова Минина: «Буде нам похотети помочь Московскому государству, ино нам не пожалети животов своих, да только животов своих, ино не пожалети и дворы свои продовати и жен и дети закладывать…» – но как полно выражена в них готовность на любые жертвы во имя Отечества!

Минин первым сделал вклад из дорогих вещей и денег, сказав: «Все отдаю! Лишь бы великое дело победило». «За ним и прочие гости и торговые люди приносяще казну многу». Клали к ногам его деньги, кольца, серьги, перстни… и без сожаления расставались с ними. На народное ополчение жертвовали деньги горожане. Даже нищие снимали с себя медные кресты и клали их в общую кучу.

Тут же народ решил просить князя Дмитрия Пожарского встать во главе воинства. Князя знали как стойкого защитника Москвы от оккупантов. А в это время в Нижний шли добровольцы-ополченцы в одиночку и отрядами, шли из разных городов. Сюда двигались обозы с оружием, одеждой, продовольствием. Пожарский прибыл из своей вотчины, взялся за построение ополченцев.

Прошли лето, осень 1611 года, наступила зима 1612 года. В назначенный день пушечный выстрел и звон посадских колоколен возвестили о начале похода народного ополчения. Длинной колонной растянулось оно по льду Оки, двигаясь к Ярославлю, а оттуда – к Москве. Ратное войско росло по дороге. Дело освобождения Москвы стало делом всенародным. В ополчение вливались отряды горожан, крестьян, стрельцов, дворян с их людьми. «Последние люди Русского государства собрались и пошли против захватчиков и против своих изменников», – писал один из современников.

После долгой осады вражеский гарнизон, засевший в Китай-городе столицы, сдался. 27 октября 1612 года Минин и Пожарский во главе ополченцев торжественно вступили в Москву. Русское государство было спасено.

В кремле бережно сохраняется памятник церковной архитектуры – Михайло-Архангельский собор. Это живая история древнейших периодов жизни города. Собор заложен в центре кремля в 1227 году. Древнее сооружение жило несколько веков. В 1631 году оно было заменено новым зданием, построенным в память победы нижегородского ополчения в 1612 году. Остатки древнего фундамента доступны для обозрения. При археологических раскопках найдены фрагменты керамического узорного пола XIV века, уникального для русской культуры средних веков. Зал собора перекрыт уходящим вверх величественным шатром. Под сводами собора белая могильная плита с надписью: «Кузьма Минин». Под ней покоится теперь прах великого патриота России, осененный знаменем народного ополчения 1612 года. Здесь же боевые знамена нижегородских ополченцев. Два века спустя эти знамена были пронесены потомками нижегородских ополченцев по следам отступавшей наполеоновской армии до Дрездена и Гамбурга.

В кремле не пройти мимо Дворца свободы. Так в 1917 году назвали бывший дом губернатора. В октябрьские дни того года в нем работал Военно-революционный комитет, руководивший взятием власти в городе.

На территории кремля зажжен огонь в память горьковчан, павших на фронтах Великой Отечественной войны. Как напоминание о том значительном вкладе, который внесли в дело победы труженики волжского города, высится на постаменте боевой танк, один из многих, ушедших на фронт с Сормовского завода.

ВСПОМИНАЯ ИХ ИМЕНА

Нижний Новгород – родина многих выдающихся деятелей русской науки и культуры. Всюду встречаются их имена, высеченные на мраморных плитах, прикрепленных к стенам домов.

Мемориальная доска на одном из старых зданий на Ильиной горе сообщает, что здесь в 1735 году родился изобретатель, конструктор-самоучка Иван Петрович Кулибин. С ранних лет проявил он исключительные способности к изготовлению механических устройств. Особенно увлекался изучением и совершенствованием часовых механизмов. В 1767 году Кулибин изготовил часы-уникум. Величиной с утиное яйцо, они имели до тысячи деталей, с особой мелодией отмечали четверть часа, полчаса. Изобретателя вызвали в Петербург, назначили заведовать механическими мастерскими при Академии наук.