Текст книги "Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник)"
Автор книги: Михаил Веллер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]
– Одолжи у него стольник, – посоветовала Лариса. – А лучше двести-триста.
– Зачем? – изумилась Валя.
– Посмотреть – даст или нет.
– Зачем? Мне не нужно. Если будет – конечно даст. Но если б и понадобилось – я не хочу брать у него, это… нехорошо…
Лариса сощурила длинные глаза:
– Если женщина для мужчины что-то значит – он рад для нее на все и с деньгами не считается. Надо знать, с кем имеешь дело. Просьба о деньгах – прекрасная проверка чувств.
Совет был неприятен: презренные уловки!.. Но – верен… Валя разыгрывала в воображении сцену: срочно продается, скажем, фирмовая куртка. А отдаст – постепенно, со стипендии, отдаст.
В Дом журналистов, место престижное, для посвященных, Игоря пускали без пропуска, здороваясь: знали. Потягивая внизу в баре кофе, Валя, невольно кося по сторонам, где обычные на вид люди запросто разговаривали о публикациях и командировках, спросила как можно небрежнее, ввернув в удобную паузу:
– Кстати, ты не мог бы немного одолжить мне?
– Сколько? – улыбнулся он готовно.
– Ерунда. Сотни две. (Улыбка его стала резиновой.) Даже полторы.
Игорю казалось, что он ничем не выдает себя.
– Прямо сейчас?
– Если можно – завтра.
Вот оно. Лариса права. Девочка рассматривает его как дойную корову. Не удержалась. Раз у него машина, раз она ему нравится – деньги и подарки разумеются сами собой.
С оттенком внутреннего презрения (ожидал, ожидал подобной просьбы) шутливо вздохнул:
– У меня нет столько в наличности.
Она как бы не придала значения ответу:
– Ну, может быть, снимешь со сберкнижки.
Откуда она знает про его сберкнижку? Да и много ли там…
– Какие сбережения у нищего аспиранта, – вздохнул он.
– Мне казалось, ты такой бережливый, организованный, – протянула Валя, подпуская нотку разочарования. – Я бы могла взять у родителей, но они и так на меня тратятся.
«Но незачем посвящать их в мои траты», – перевел он ее слова.
Ему хотелось смягчить ситуацию, спустить на тормозах, но Валя вперилась испытующе – внутренняя неловкость нарастала.
– Ты не бойся – я отдам, – произнесла она сакраментальную фразу, пахнущую ледяным насмешливым леденцом.
«Значит, если б мне понадобились деньги, пришлось бы вот так унижаться, и после длительных раздумий и взвешиваний он бы осчастливил золотым дождем на сумму в двести деревянных. И не чувствует, что сейчас получит в рожу свой поганый журналистский кофе!»
Когда двое не понимают друг друга – непонимание взаимно.
«Значит, она уже считает естественным располагать моими деньгами? Дает понять, что не тратить больше, чем было, на такую заметную девочку – фи? Или – намек, что такая сумма сделает ее покладистей? материальный эквивалент ее благосклонности? Да, раз богат, родители не нищие, – что ж будущей родственнице не пользоваться деньгами?»
Он опасался и вызвать презрение, и поступить неверно, и поссориться; сыграл, как всякий нерешительный человек:
– Завтра принесу, – и легко расслабил улыбку.
– А… триста сможешь? – наиграла она.
– Конечно, – проглотил он.
Сомнения ее рассеялись: конечно, откуда у него столько при себе! На миг вновь почувствовала себя влюбленной, глаза ее сказали об этом. Он щедр, добр, бескорыстен, даже не спросил ее ни о чем.
Выражение ее глаз как раз укрепило Игоря в подозрениях. Она даже не считает нужным скрывать, что рада деньгам и за деньги согласна любить его. Презренье, государь, презренье! Мелкая шантажистка, динамщица, хищная плотвичка.
Результатом мучительных размышлений явился назавтра компромисс в сто рублей.
– Извини… это все, что было у меня на книжке (вранье). И стипендия еще нескоро.
– Спасибо! Но… – Валя спрятала деньги. – Мне срочно. Мне нужно! – с чувством и значением сказала она.
Он смутился, похолодел. Нужно. На что? Лечение? Она кому-то должна? Комплекс содержанки?
– На что? – вслух произнес он.
«Вот и спросил. Вот и все благородство. Жаден, подозрителен, лжив… противен!»
Объяснение про куртку прозвучало очень детально и неубедительно. Эта неубедительность окончательно доказала несчастному, что его водят за нос, причем в неизвестную сторону водят!
– Я боюсь, что в ближайшие дни у меня не будет такой суммы, – размеренным голосом подал он отрепетированный текст.
«Вот и отказал. И дал понять, сколько именно я для него стою. Господи, да он же мелок!..»
Через несколько дней она вернула деньги с милой благодарностью, сделав вид, что все в порядке.
27. Женские преимущества.За цепью случайностей всегда кроется чья-то воля – будь то воля провидения или конкретных лиц. Ларику нужна была Валя, Ларисе – Игорь, и две эти вполне разумные силы исподволь и непреодолимо растаскивали нашу пару в разные стороны.
Очередное конкретное лицо появилось при дружеском застолье Игоревой компании. Лицо было длинноносое, худое и слегка асимметричное. Обладательница подкачавшего лика искупала некоторый недостаток природных данных избытком французской косметики и сдержанной ослепительностью туалета – по последней парижской моде!
– Знакомьтесь – Лена, – представила ее Лариса. – Моя подруга. (Лицо подруги чуть поморщилось, что не приблизило его к симметрии.) Мы вместе отдыхали в Пицунде.
Лена подала руку высоко – при желании можно было счесть ее поданной для поцелуя. Игорь, помедлив, ограничился пожатием, и колебание его от Вали не укрылось.
Расселись, и Лена оказалась напротив Игоря, имея полную возможность одаривать его взглядами столь же долгими, сколь претенциозными обдавались остальные.
С дефицитов и политики речь естественно перетекла на заграницу.
– Когда я в последний раз была в Лондоне, англичанка, в доме которой я жила, удивлялась: «Как, вы не знаете, сколько фунтов сегодня потратили?» Я спрашиваю: «А вы знаете?» И она называет с точностью до пенса!
Лена настолько не сомневалась, что является центром компании, что ее и стали воспринимать как таковую: неоспоримые преимущества наличествовали. Красочные картины забугорья разворачивались небрежно, как надоевшие карты соседнего района:
– Но даже немецкую аккуратность нельзя сравнить с французским скупердяйством. Считают каждый сантим, выгадывая на всем: позвонить по телефону из гостей – вот и полтора франка экономии.
– А хороши ли француженки? – сунули неотвратимый вопрос.
– Франция и Париж – разные вещи, говорят французы. Самые дорогие парижские манекенщицы – шведки и американки. Парижанки похожи на серых мышек… но – обаяние! но – шарм! но – макияж!..
Игорь плавал в беседе. Валя сидела на втором плане.
Зашевелились, разбрелись, начали танцевать. Игорь осведомился у Ларисы:
– Кто эта болтунья длинноносая?
– А что?
– Так. Она что, такая выездная?
– Она дочка академика Петрищева. Единственная и незамужняя, если это тебя интересует.
Слоистый дымок, розовый от торшера, уплывал в дышащую морозом форточку. Улучив минуту, Лариса шепнула Вале:
– Не ревнуй: это чисто деловой интерес.
– Да?
– Он строит карьеру, а Леночкин папа при желании может все устроить в два счета.
– Что – все?
– Хорошее место, докторскую в тридцать лет, кафедру…
– Но, видимо, он стал бы стараться лишь для собственного зятя?
Лариса замялась; пропустила смешок:
– Ты ведь не допускаешь, что он променяет тебя на такую..?
– Боюсь, мне нечего противопоставить ее преимуществам.
Вечер был разбит. Осколки составили новую картину, как стекляшки калейдоскопа.
Вообще для того, чтобы соперник потерпел фиаско в любви, не надо прикладывать никаких дополнительных усилий. Достаточно лишь обратить внимание на ошибки, которые он обязательно наделает (как делает их каждый). Подожди, пока он сам выроет себе яму.
Игорь продолжал рыть себе яму с усердием китайского землекопа.
– Вы меня проводите? – спросила (позволила! предложила?) Лена. Он слегка засуетился на месте.
В голове всегда есть место расчету – в первом ли ряду, в пятом ли… Карьера для аспиранта! Цепь поступков уже рисовалась ему. Другое дело – он отнюдь не был готов совершить их все. «Если бы…» – мечтания обычные: если б женился на дочке министра, если б вылизал тому-то… Большинство «если» сразу и навсегда переходят в область нереализованных возможностей: нельзя винить человека в том, что разум его отмечает реальные средства для достижения цели; так мысль о подлости не равна ее совершению.
Но для Вали подлость его высветилась, как прожектором. Заискивать перед уродиной!.. А что – удачный брак, родители в восторге, и чтоб подняться на ступеньку вверх, изволь спуститься на голову вниз. Как видим, мысль ее изрядно опережала события – что и свойственно горячей юности.
Игорь пошел провожать Лену до такси, чувствуя себя обольстителем с той стороны, что была обращена к ней, и предателем – с той (задней!), что была обращена к Вале. «Ничего страшного, подумаешь. Перетопчешься!»
Можно любить бандита, подлеца, но не лакея!
Когда он поднялся обратно, ее уже не было.
28. Как теряют батальон.– Девочка хорошая, но надоела.
– На вид она недотрога.
– Черти в тихом омуте.
– Это пикантно. И долго ты ее приручал?
– Три вечера.
– Совсем ручная?
– Абсолютно. Исполнение всех фантазий.
– Ты пресыщен, если собираешься ее бросить.
– Пока не хочется расставаться с ней вообще. Так, иногда…
– Уступи мне!
– Прошу. Сколько дашь? (Смешок.)
Первый голос из-за тонкой двери ванной принадлежал Игорю, другой – его приятелю Алексею. В руках Вали покосился поднос с грязной посудой, который она несла на кухню: звякнули вилки и ножи. Этот вечер, проведенный вместе по инерции, был явно лишним. Инерция уже разносила их.
Фанфаронство – признак бессилия, но оскорбленная девушка мало способна к логическому анализу. Не было желания вышибить тонкую дверь, увидеть лицо и плюнуть в него; не было даже омерзения. Лишь легкая спокойная пустота там, в груди, где раньше что-то было.
– То-то он, поди, удивляется, куда пропала несуществующая дочь академика Петрищева, – засмеялся Джахадзе.
– Каждому свое, – безжалостно сказал Звягин, разворачивая газету.
– Слушайте! – возвестил Гриша, не отрываясь от зачитанной книжки. – Прямо к месту: «Женщину теряешь так же, как теряешь свой батальон: из-за ошибки в расчетах, приказа, который невыполним, и немыслимо тяжелых условий. И еще – из-за своего скотства». А?
– Это еще что за любовник-милитарист? – удивился Звягин.
– Эрнест Хемингуэй. «За рекой, в тени деревьев».
– Настоящий мужчина не допустит скотства, – поднял палец Джахадзе.
29. Напоминать о себе надо своевременно.
Железный лес
в стране чудес
И иней на ресницах
Обманный сон
венчальный звон
Пусть счастье ей приснится
Ей дни легки
и сны крепки
и счастье спит, доколе
мы план клянем.
ей строя дом.
Нет доли в чистом поле.
Стихотворение называлось «Стройплощадка». Фамилия с несомненностью свидетельствовала, что написал его Ларик.
– Валька, так это он? – подруга ткнула в газету.
Легкий укол ощутила Валя. «Смену» читал весь Ленинград.
Значит, он не пропал без нее, не уехал, – он печатает стихи, его теперь знают… Тень обмана, шорох кражи язвили ее: из-за нее он пишет стихи, она вдохновила его, – а сама вот, здесь, одна. Стихи по праву принадлежат ей, одной из всех, а она должна делать вид, что не имеет к этому отношения!.. Если б он продолжал бегать за ней – можно повести носом, отвернуться презрительно; или наоборот – показать признательность, здесь ей было бы приятно… и вот – набрался чувств, и теперь выставляет их напоказ.
Пренебрежительно повела плечиком, вернула газету:
– Так себе стишки… ничего.
– А ты знала, что он пишет? – Полгруппы уже запрудили коридор, заглядывая друг другу через плечи.
И – гордость: все знают, как он по мне сох.
– Понятия не имела. – Спохватилась, что, значит, чего-то самого ценного, важного в нем не знала: – Я никогда этому не придавала значения. – И опять прозвучало плохо: не придавала – значит, не разглядела, не поняла, а теперь поздно…
Она была слишком женщиной, чтобы не сомневаться в реакции подруг: он талантливый, пробросалась, и с Игорем не вышло у тебя, больно много о себе мнишь, так тебе и надо…
Вечером она взяла газеты с отцовского стола, вырезала стихи и спрятала в старую тетрадку. Думала: вспоминала… Хотелось, чтоб он позвонил, просил о встрече, приполз на брюхе, виляя хвостом… и тогда можно было бы посмотреть, что с ним делать. И чего он исчез… дурачок. Нет – она же сама его оттолкнула, заставила уйти. Да не нужен он ей, надоеда! Но чего стоят все его клятвы, чувства… Ей и сейчас достаточно пальцем шевельнуть! Ой ли – достаточно?.. Возмутительно, что он смеет хорошо жить без меня, когда мне не очень хорошо, – так можно было бы сформулировать итог ее размышлений – вечерних, предсонных…
Если Ларик надеялся на подобный успех своего литературного демарша, то он мог поздравить себя с полным успехом.
Хотя поздравлять, по совести, следовало Звягина. Ибо отношение Ларика к стихам ограничивалось подписью фамилии.
Стансы сии явились плодом труда всего семейства, апофеозом коллективного начала в литературном творчестве: Звягин задавал тему, дочь перерывала библиотеку в поисках подходящих строк как источника вдохновения и подражания, а жена мечтательно выводила слова. На лучшие рифмы объявляли конкурс. Результат превзошел скромные ожидания инициаторов.
– Ты смотри! – поразился Звягин. – Вполне приличные стихи накатали – за один вечер. – Он задумался. – Эдак через пару месяцев можем сборник отнести в издательство! А что? – развеселился, – пристроим. Не хуже других.
– О, какая ужасная графомания, – сказала жена, берясь за виски.
Дочь же переписала их с намерением обнародовать завтра в классе, каковая попытка и была Звягиным пресечена в корне:
– Поэзия есть таинство, и таинством останется. Предназначено исключительно для печати.
Механизм опубликования, столь мучительно-загадочный для начинающих поэтов, был продернут с четкостью автоматного затвора: звонок знакомому журналисту. Какой журналист не захочет отслужить хорошему врачу – хоть тем малым, чем может? Социальная значимость человека определяется тем, что он может для тебя сделать – а врач может много. Вирши молодого рабочего в газете – услуга нетрудная, безобидная, ответсекр «Смены» – приятель однокашника, тесен литературный Питер, все свои; через три недели напечатали.
Ларик получил двадцать два рубля гонорара. Гонорар Звягин отобрал, заметив, что деньги принадлежат тому, кто их заработал, с Ларика еще причитается за рекламу, а пойдет все на покрытие накладных расходов. К расходам относился кофе, ненавязчиво перешедший в ужин, со знакомой редакторшей телевидения.
– Познакомь с ведущей «Музыкального ринга», – попросил он, щелкая зажигалкой у ее сигареты и гипнотизируя официанта.
– С Тамарой Максимовой? Зачем?
– Хочу задать вопрос во время передачи.
– Ты? Какой? Спроси так!
– Повторяю для особо одаренных:…
– Ты хочешь попасть на экран? А тебе на что?
– Хочу устроить одного знакомого.
– Кто такой? А сколько ему лет?
– Двадцать. Молодой рабочий.
– Это не так сложно. Интригуешь, как всегда? Боже, из каких сапог они вырезали этот бифштекс?..
И через неделю после публикации стихов (время расчислили грамотно), когда Валя сидела перед телевизором, внимая «Бригаде С» на ринге, прозвучало:
– А теперь вопрос от сектора «Б»! Сектор «Б»!
На экране встал Ларик – уверенный, улыбающийся, в тонком сером свитере под замшевой курткой, и спросил (она на миг поплыла):
– Вам не кажется, что ваш лобовой напор на нехитрый, иногда и примитивный смысл песен снижает их уровень как искусства?
Все дальнейшее она воспринимала под легкой шандарахнутостью. Когда камера шла по лицам в зале, еще два раза видела Ларика.
Он выглядел прекрасно. Он был почти знаменит. Это задевало. Ей было бы приятнее, если б у него все было плохо. И одновременно – совесть тенькала о зле, причиненном ему. Захотелось позвонить и сказать, что рада за него и просит прощения – но так сказать, чтоб понял, что она живет лучше него и он ей не нужен.
30. Обходите цель с фланга.Пара из Валиной группы шествовала после занятий по заснеженной набережной: навстречу – о, случайно! – Ларик с двумя друзьями.
– О, Ларик! Ты стал знаменитостью у нас!..
– Привет, Нин! Как дела? – Отмахнулся от поздравлений: – Знакомьтесь: Володя… Коля…
Представленные Володя и Коля изобразили на лицах максимум мужского обаяния.
Нашлось время, поскольку нашлось желание, а почему нет, – отправились в «Гном» пить кофе. Очередь сближает людей: пока достоялись и сели с чашками – и разговор наладился. Направленность разговора была отчаянно интеллектуальной – со студентками Института культуры о чем же и говорить, как не о культуре. Снятые пенки образования взбились в причудливый коктейль: двенадцатитоновая музыка (что за монстр!?), ранняя смерть Пресли, проблемы градостроения, перспективы архитекторов у нас и у них, зарплаты руководителей самодеятельных коллективов, – обсуждение было в высшей степени компетентным.
Умный Володя был сервирован как студент строительного института, правда, перешедший на заочное и сейчас работающий вместе с Лариком.
Девочки торопились читать учебники не настолько, чтоб не пойти в кино. Следующая встреча была установлена естественным порядком.
(– Валька, а знаешь, на кого мы наткнулись вчера на улице? На твоего Ларика! Ну, не твоего, бывшего. Отлично выглядит. Прикинут. Кстати, интересные ребята, есть о чем поговорить.
То-толк под сердце. Не изменяй небрежного выражения, шути!)
…Гостей принимали в чинно-уютной не по-общежитски комнате. Этикетка на бутылке была благопристойной. Еда – вкусной.
– Архитекторы сродни политикам, – беззастенчиво пересказывал Ларик даденую Звягиным книгу. – И те и другие заставляют людей жить в среде, которую организовали по своему разумению.
Он твердо помнил три фамилии: Ле Корбюзье, Оскар Нимейер и Вальтер Гроппиус. Вальтер, как явствовало из имени, был немец, Корбюзье, по тому же принципу, француз, и Нимейер построил Бразилиа. Главное было не перепутать и огибать неудобоваримые вопросы.
Опасения были излишни: образование слушательнип пополнялось на глазах. Эрудиция Ларика сверкала вне подозрений и даже приблизилась к опасной грани занудства: не сильно ли умный, будь проще – и к тебе потянутся люди.
Студент Володя был проще: рассказал пару анекдотов и попросил гитару; настроил, потренькал, кивнул Ларику свойски-уважительно:
– Давай твою.
Песенка была куда как незатейлива, и к тексту ее, равно как и к музыке, Ларик имел столь же косвенное отношение, как и к стихам, принесшим ему весьма относительную славу.
Нине он определенно нравился. Всей позой она выражала это.
Старая, как мир, комедия «ревнуй к подруге».
Вале пересказали в подробностях. Женской интуицией она допускала возможность подобной игры, но когда задеваются чувства – доводы рассудка бессильны. Ларик и она продолжали существовать в параллельных мирах, раздражения и неприязни не было в помине; и его мир начал наводить какое-то магнитное поле на мир ее.
Неслабое ощущение вызвало явление Нины в институт в заячьем тулупчике – визг моды сезона.
– Нинка, где достала?
– Фирма!
– И за сколько?
– Двести рублей. Ничего особенного. Ларик принес. У них в общаге срочно продавался.
Удар был точен. Тулупчик пришел именно за свою цену, – чтоб никакого чувства обязанности, никаких подарков и услуг. То, что Звягин подключил свою знакомую, а та – продавщицу в комиссионке, никого не касалось; поди найди такой.
Игла вошла, заноза ощутилась: в Вале шевельнулось пренебрежение к недолговечности его чувств, к малоинтересности Нины, не стоившей ее, Вали, ни в чем, и легкая зависть, что у нее этой вещи нет и никто не достанет, и обида на свою неудачливость, и ревность, – ревность? да нет, что за ерунда!..
– Тебе хочется ее видеть? – мягко спросил Звягин.
– Конечно, – Ларик вертел чашку.
– Этого нельзя. Еще не время.
– Понимаю.
– Выбрось ее из головы! Выбрасывай каждый день!
– Я так и стараюсь.
– И делать будешь то, только то, что я сказал.
– Я так и делаю.
– В бассейн ходишь? Под кварцем загораешь? Ты должен быть сильным, красивым, веселым, уверенным в себе, понял?
31. И если ты своей владеешь страстью, а не тобою властвует она.«Я схожу с ума. Я боюсь не выдержать. Я хочу видеть тебя ежечасно, ежеминутно. Я люблю тебя. Я думаю о тебе все время. Я помню тебя постоянно, я помню тебя всю, у меня темнеет в глазах, все валится из рук, хочется заснуть, забыться, я устал, я смертельно устал от боли, от муки, у меня нет сил. Какая пытка – знать, что в любой миг я могу схватить такси и через полчаса увидеть тебя, успеть тебя обнять, сказать, что я люблю тебя, – а там будь что будет. Я говорю с ней… с Ниной, а сам плохо соображаю, что говорю, смотрю на нее – и не вижу, но все-таки мне легче с ней, это отвлекает, помогает забыться, и на миг забудешь, зачем это все – и вдруг покажется, что все нормально, что продолжается жизнь, что ничего страшного нет в том, чтобы быть без тебя… А потом вдруг накатит черное, ледяное, страшное – неужели можно прожить без тебя всю жизнь, состариться без тебя, исполнится двадцать пять лет, и тридцать, и сорок, и пятьдесят, старость, все прошло, ты замужем за другим, дети, внуки, седые волосы… я не вынесу этого, не смогу, я хочу умереть, что толку жить, когда утром просыпаешься с мукой, каждый новый день – тоска, боль, тяжесть, и хочется сбросить этот груз, вздохнуть один раз спокойно всей грудью – и уйти, заснуть, забыться. Я не могу без тебя жить. Мне незачем без тебя жить. Мне не хочется без тебя жить. В жизни без тебя просто нет ничего хорошего. Чего ради… Но можно тебя вспоминать. У тебя сияющие глаза. У тебя такой чудесный смех. У тебя такие маленькие теплые руки. У тебя самая гладкая кожа в мире. У тебя такая узкая талия. Лучше не думать, это слишком больно. Ты с ним. Ты была с ним. Как я могу это пережить. Я жив, я не сошел с ума. Но когда боль чуть утихает, я сам начинаю вновь вспоминать о тебе, и вновь и вновь переживать все, что было, и грезить обо всем, чего не было. Зачем я стремлюсь к этой боли, лишь только она чуть стихнет?.. Ты не мучила меня, ты ни в чем не виновата, ты такая, какая есть, ведь ты ничего мне не обещала, ни в чем не обманывала, ничего у меня не просила, я сам, я все сам. Мне не в чем винить тебя, я благодарен тебе за все, за то, что ты есть, за то, что была со мной, за то, что я узнал, что такое счастье бывает в жизни, за то, что люблю тебя, за то, что были минуты, когда я верил, что ты меня любишь… Мне не жалко будет умирать – я узнал то, что мало кто знает, я пережил то, что редко бывает в жизни. Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы у тебя все было хорошо, ты достойна лучшего, чем я, я не стою тебя, ты встретишь лучше, умнее, сильнее, красивее, достойнее, но ты никогда не встретишь того, кто будет любить тебя сильнее, чем я, крепче, вернее, кто примет за тебя столько боли, кто будет счастлив умереть за тебя. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была вечно. Принцесса из принцесс, самая красивая, милая, милая, желанная, единственная, любимая моя, любимая, светлая моя, я не могу без тебя жить, не хочу, не буду. Еще чуть-чуть, выдержу ли я еще чуть-чуть, немножко, еще час, еще час, еще день. В конце концов я всегда могу прекратить эту муку, броситься к тебе, увидеть, услышать твой голос… Пусть тогда все будет кончено навсегда, у меня нет сил. Сутки счастья с тобой, несколько часов, один час – и провались все на свете, у меня будет час счастья в жизни, хоть один час. Я сам не понимаю, как я выдерживаю, как я живу, я будто смотрю на себя со стороны, мое тело как чужое, оно двигается, живет… как странно, я не с тобой, почему я здесь, без тебя, зачем я вообще без тебя. Выдержать, выдержать! Я знаю, это мой единственный шанс, держать себя в руках, держать! Милая, любимая, горе мое, судьба моя, счастье, единственная женщина в мире, которая мне нужна, я сделаю все, я все смогу, всему научусь, все вытерплю, я соберу всю волю, зажму все нервы, я буду каменным, холодным, бесчувственным, только бы ты была со мной, была со мной, была моей, девочка моя, свет мой, милая моя, милая, единственная…»
– Что-то у тебя глазки затуманиваются? – с издевкой спросил Звягин.
Ларик вздрогнул и вздохнул, как очнувшийся от сна.
– Запомни: бывают желания продленнее настроения. Хочешь, чтоб тебя любили? Будь сильным!
– А это что? – Ларик развернул листок.
– Прими сей плод ночей бессонных, – витиевато отвечал Звягин. – И утром, ото сна восстав, читай внимательно Устав!
«Как добиться любимой женщины:
1. Всегда держать себя в руках, иначе крышка. Думать, что делаешь.
2. Быть не таким, как все. Выделяться, поражать воображение, иметь какое-то особое качество.
3. Изучить все ее сильные и слабые стороны – чтоб уметь на них играть.
4. Научиться видеть себя и ее – ее глазами.
5. Уметь льстить, уметь вызывать жалость.
6. Пока она не стала полностью твоей, ни в коем случае не давай ей почувствовать всей силы своей любви: она должна быть постоянно неуверенна, что ты не уйдешь в любой момент.
7. Поставь себя существом высшего порядка.
8. Берегись чувства принуждения, зависимости, обязанности по отношению к себе: человеку свойственно стремиться к свободе – в данном случае это свобода выбора, свобода распоряжаться собой. А потому она может стремиться избавиться от тебя – даже если ты “лучший из всех” и очень нравишься ей.
9. Умей создать ситуацию и обстановку.
10. Умей ждать случай – и пользоваться им.
11. Никогда ничего не проси: должна захотеть сама.
12. Делай меньше подарков: не обязывать ее ничем.
13. Никогда не отказывайся ни от чего, что она хочет сделать для тебя. Любят тех, для кого что-то делают, а не наоборот. Она должна реализовать в тебе свои собственные хорошие стороны – и привязаться к тебе поэтому.
14. Помни: основной рычаг – самолюбие, основное средство – боль, основной прием – контрасты в обращении.
15. Умей сказать “нет” и уйти. Этим никогда ничего сразу не кончается. Откажись от малого сейчас, чтобы получить все позднее.
16. Старайся не придумывать и не лгать – но никогда не открывай лжи: это может иметь самые скорбные последствия.
17. Добивайся всего – но не смей травмировать ее душу. Не избегай любых средств. Не принимай во внимание сопротивление.
18. Обрети культуру секса – как хочешь. Иначе окажется мерзость вместо обещанного блаженства.
19. Давай поводы для ревности – но чтоб они не подтвердились.
20. Умей показать ей свое презрение.
21. Не торопи события.
22. Разумеется, выжми все из своей внешности, одежды, речи.
23. Перечитывай постоянно:
Стендаль, “Красное и черное”, “О любви”.
Лермонтов, “Герой нашего времени”.
Пруст, “Любовь Свана”.
Гамсун, “Пан”».
