Текст книги ""Ребенки" пленных не берут"

Автор книги: Михаил Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Да как обычно. Приехали, вырезали пост. Уроды узбекские проспали. Афганцы поставили пару джипов на дороге, типа обломались. Как мы проехали – давай стрелять в спину. Рассчитали, если уйдем – за помощью к посту бросимся. Только эти мутанты береты свои не снимают никогда. То ли не понимают, что это примета, то ли религия не позволяет. Старых душманов мало осталось. Выбили. А молодые – дурные.

– Им думать западло, – усмехнулся Борис.

– Может и западло, – легко согласился Дамир. – Кто знает, что там в голове, кроме мозгов? А ты здоров спать. Я по первым гранатой засветил, ты даже не проснулся.

– А заранее разбудить? Сам же говорил, после Байсуна…

– Вон он, Байсун! Только появился. От того поста километров двадцать. Надо было тебя в Дербенте будить, да кто ж знал. Пуштуны вкрай обнаглели.

Впереди показался поселок. Взвизгнули тормоза, и «Нива» остановилась у сооружения, как две капли воды похожего на разгромленный блокпост.

Дамир высунулся и закричал что-то по-узбекски. Разморенный жарой часовой, больше похожий на китайца, чем на узбека, лениво ответил. Посланник выскочил из машины, резко выдернул из рук азиата газету, которой тот обмахивался, и ткнул под нос пайцзу. Узкие глаза уставились на пластинку, как на послание из Джанахама. Через секунду над блокпостом повис оглашенный вой.

Из небольшого кирпичного здания, отведенного под дежурку, выбрался толстый лейтенант, неторопливо подошел к часовому и так же неторопливо заговорил. Даже не зная языка, только по недовольному лицу, усыпанному бисеринками пота, можно было поднять, что офицер крайне недоволен теми, кто заставил оторвать задницу от обильного дастархана.

– Дамир, проблемы? – решил влезть в общение на узбекском Борис, не понимая ни слова, но по интонациям чувствуя, что дела идут не в ту сторону.

Лейтенант злобно посмотрел на сержанта и перешел на русский:

– Старшый сэржант урусской армыи? Ты нэ урус. А он нэ от Ирбиса! Вы оба агэнты пуштунов!

– Смирно!!! – заорал Борис прежде, чем понял, что делает. – Ты как, млять, разговариваешь с кровным братом Умида-баши?! Совсем службу забыл, помесь павиана с неандертальцем?! Уши, на хер, отрежу и сожрать заставлю, ушлепок гребанный! Ты у меня землю глазницами жрать будешь, ишак доисторический! Быстро тревогу поднимай, млять, пока я из тебя таракана не сделал, жирный баран! Пулей, млять, петух пробитый!!!

На лейтенанта фраза произвела неизгладимое впечатление. У бедняги даже акцент испарился:

– Извините, уважаемый… сейчас всё будет сделано, уважаемый… две секунды, уважаемый…

Он повернулся и начал что-то кричать в сторону дежурки. От КПП ему робко отвечали, но больше никакой реакции не наблюдалось.

– А ну, сука, ноги в зубы, и пинать своих баранов! – Борис ботинком придал жирдяю дополнительное ускорение.

Тот сделал два шага вперед, с трудом удержал равновесие и одышливо потрусил в сторону дежурки. Через несколько минут оттуда стали выскакивать бойцы и начали занимать позиции.

– Поехали, – сказал Дамир. – Сами разберутся. А ты молодец, мне понравилось.

– Папин метод, – вздохнул Юринов. – Он говорил: «они еще лет сто будут помнить „Старшего Брата“.» Да и вообще, старший сержант, орущий на офицера – это у нас в крови. У всех, кто из бывшего Союза. Хоть он восемь раз узбек.

Таджикистан, Душанбе

– Товарищ полковник, к вам капитан Махонько!

– Пусть заходит, – сказал Рюмшин секретарю и перевел взгляд на вошедшего разведчика, – что нового, мастер РЭБа?

Вошедший капитан на подколку внимания не обратил ни малейшего. И чуть ли не от двери начал доклад:

– В течение последних суток удалось перехватить большое количество переговоров. Раньше эти рации не фиксировались. Совершенно незнакомые люди. Предположительно, перехватываем далеко не всё, грамотно работают. Могли бы и вообще прозевать, но очень высокая интенсивность радиообмена.

– О чем говорят?

– Неизвестно.

– Что, шифр не можете расколоть?

– Они говорят открытым текстом. Язык неизвестен.

– В смысле, «язык неизвестен»? – удивился полковник. – У тебя же целый институт языковый есть. Пусть колют.

– Ну, не институт, только кафедра языкознания. Уже пашут.

– И что?

– Сначала думали – французский. Выговор похож. Но ни одного слова опознать не удалось. Привлекли профессуру. Удалось выделить небольшое количество слов, возможно, из испанского и иврита. Совпадают ли значения – неизвестно, этих слов не более десяти процентов. Остальные слова принадлежат языкам, нашим экспертам не знакомым. Но они утверждают, что примененных языков не менее трех. Причем русские, таджикские и узбекские слова практически отсутствуют. Как и местные топонимы.

– То есть, язык, составленный из пяти других? – уточнил полковник.

– Минимум пяти. Может, больше. Плюс французский выговор и неизвестно какая грамматика. Расшифровать нереально. Годы уйдут! – развел руками Махонько.

– И какая от перехватов польза? Если ни хера понять не можем?

– Само появление подобных переговоров настораживает. Не было, не было и вдруг… С какой радости? Не бывает так. Переговоры сопутствуют какой-то деятельности. Получается, раньше не велась, а теперь появилась. Но мы этой деятельности в упор не видим. Получается, чья-то разведка активизировалась.

– Когда началось? – напрягся Рюмшин.

– Как сына Ахмадова убили. Первую передачу мои перехватили как раз перед «сливом» от анонима.

– Еще интереснее… – полковник задумчиво крутил карандаш. – Считаешь, одни и те же люди?

– Не исключено.

Дверь открылась. Вошел Пилькевич. В неизменном старом комке, с облупившимся пластиковым шевроном МЧСа на плече.

– Разрешите?

– О! Андрей, очень кстати! – обрадовался нежданному визиту заместителя комдив. – Как тебе нравится? После смерти очередного Ахмадова появилась новая группа. Говорит на смеси всех языков мира. Могут это быть твои гипотетические альпинисты?

– Хм… – бывший спасатель почесал затылок, сбив кепку на лоб, – Они обычно на русском разговаривают. Ну и русском командно-строительном. Какие языки в смеси?

– Французский, испанский, иврит, и еще минимум три неизвестных. В основе – что-то из неизвестных.

– Литовского нет? – Пилькевич посмотрел на Махонько.

– Кто ж знает, товарищ полковник!

– Так узнай! Прибалтов всегда много по горам ходило. И любые языки народов бывшего СССР. Вплоть до якутов. А раз французы с испанцами есть, могут еще и баски какие затесаться…

– Где ж я столько филологов достану?!

– А это уже твои проблемы, капитан! – ехидно заметил Рюмшин, – Кто у нас разведка? Так что, Андрей, твоя версия получает новые подтверждения?

– Притянутые за уши, – поморщился Пилькевич. – Но получает. В общем, какая-то хорошо замаскированная сила в Зеравшане есть. И она резко активизируется. Скоро что-то будет. Серьезное. Заодно, подозреваю, и многие непонятки пропадут.

– Вот и я так думаю. Объявляем повышенную боевую. Хорош ребятам яйцы чесать.

Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд

Станислав Белозеров (Малыш)

Работы предстояло немного. Всё было подготовлено очень давно. Сейчас оставалось лишь довести последние штрихи: заложить в заранее подготовленные места взрывчатку, провести провода, да тщательно скрыть все следы. И то, в основном, ниже «зоны недоступности». Точнее, не зоны, а той линии, за которой посторонний будет наказан.

Работа продвигалась довольно споро. Навыки доводили до автоматизма на тренировках и на практике использовали каждую возможность. Расчистку скал для «проспекта Гедиминаса», в плане опыта, переоценить трудно. Операция под Сангистаном показала, что работали не зря: ни один грамм взрывчатки не пропал даром. Хотя были опасения, были… Неважно. То, что ребята смогли сделать посреди лагеря, ночью и под дождем, тем более сделают сегодня. До появления врага полно времени. Тем более, что те, кто работает сейчас – лучшие в минно-взрывном деле.

Но всё равно, закладки надо прощупать лично. Стас внимательно осмотрел очередной заряд, уложенный в шурф, проверил подведенные к детонатору провода. Всё нормально.

– Добро! Тоха, засыпайте. Крайний здесь?

– Да. Слушай, Стас, – обратился к командиру взрывников старший группы, – есть одна мысль. Смотри, что мы нашли. Засунуть сюда камнеметный. И рвануть не вместе со всеми, а когда они из машин повыскакивают, на обочинах отлежатся и встанут. Неплохой эффект выйдет.

Идея была неплоха. Вот только те, кто будут подрывать, должны задержаться. И потом суметь отойти. А «ребенков» здесь не будет.

– Кто будет взрывать?

– Да хоть я! – гулко стукнул Антон кулаком по груди.

– Ага. А еще поухай по-обезьяньи, Тарзан недолианенный, – фыркнул Белозеров. – Здесь нужен кто-то из молодых. Причем, из самых быстрых, чтобы успел уйти.

– Необязательно. Отходить надо не вдоль ручья, а на тот гребень, – Антон махнул рукой в сторону бокового склона, – по лощине до перегиба, а там висячая терраса, выводящая почти к Маргузору.

– Ее же взорвали, если ничего не путаю.

– Взорвали, но чуть дальше. А перед тем местом можно спуститься к реке перед первым «редутом». Или обойти еще выше, прямо к стационару.

– Джигиты там не пролезут?

– Нет, предусмотрено. Нас пропустят, а вот потом…

– Добро, ставь. Отход согласуем.

Стас проводил Антона взглядом и побежал по дороге вверх. Нижняя закладка самая тяжелая: сюда на машине не подъедешь. Сам же и взрывал дорогу. Так что взрывчатку пришлось тащить на себе и ишаках. Обратно до излучины только своим ходом. А там ждет машина.

Ничего, размяться даже полезно, чтобы жопа не отрастала. Полчаса бега, и УАЗ, взревев мотором, покатил по первому серпантину, останавливаясь через каждые несколько минут. Парни закладывали фугасы. По логике и прошлому опыту, противник пойдет на склон густой цепью. Даже если урон окажется невелик, психологическое воздействие будет впечатляющим. ПОМЗами бы всё здесь засеять… Жаль нету ПОМЗов.

Сбоку доносилось довольное урчание Пушистика. Странные всё-таки вещи происходят в горах со звуком. Бульдозер далеко, примерно там, куда будет отходить Антон. На равнине с такого расстояния артиллерийскую канонаду не различишь! Здесь же – будто за углом рычит. А бывает – метров с десяти не слышно.

Следующая точка самая ответственная. Именно отсюда будет нанесен основной удар. Удар, после которого армия Ахмадовых должна прекратить свое существование. Если… Много неизвестных в данном уравнении. Но хочется надеяться.

Здесь почти всё приготовлено. Маскировать ничего не надо. Заложили, проверили и всё.

Собственно, основные приготовления заканчиваются. Остальное в компетенцию Стаса не входит. Да там и нет особой возни. Позиции давно оборудованы, своё место каждый знает. Только дать отмашку…

Ну что, баши Бодхани? Добро пожаловать в гости. А то братец, небось, уже заждался на том свете!

19 августа 2024 года

Таджикистан, Душанбе

Рюмшин влетел в комнату, всю увешанную схемами и картами. На стене – трофейный «мосинский» карабин, исписанный изречениями из Корана. Полковник давно уже облизывался на него, но начальник разведки уходил от данного вопроса. Только сейчас комдиву было совсем не до легендарного ствола.

– Ну, что случилось, что ты целого полковника посреди ночи к себе вызываешь? – вопросительно уставился Рюмшин на Махонько, не обращая внимания на присутствующих. – Давай еще Пилькевича позовем? Чтобы не один я впустую по темноте бегал!

– Уже вызвал, Сергей Палыч! – ответил от двери начштаба.

Рюмшин оглянулся на бывшего спасателя, в спешке не успевшего переодеться. Так и стоял тот в дверях в спортивном костюме и тапках на босу ногу.

– Утро доброе, Андрей Владимирович, – поприветствовал Пилькевича полковник и повернулся к Махонько.

– Ну, Паша, разъясняй причину ночных метаний.

– Товрищ полковник, докладываю о причинах незапланированного Вашего разбужения, – начал Махонько, но, сообразив, что не время страдать ерундой, тут же перешел на нормальный язык, – полчаса назад на КПП пришел представитель Ирбиса и привел посылку. От Амонатовых.

– Что значит, «привел»? – удивился полковник.

– Посылка ходячая. Так что, если быть точнее – сама пришла. Она еще и говорящая, – усмехнулся Махонько. – Интересные вещи рассказывает, между прочим.

Только сейчас Рюмшин обратил внимание на посторонних, тихо сидящих в углу кабинета. Умеют некоторые люди «не отсвечивать». А люди, действительно, интересные. Один – определенно местный, из ирбисовских, молодой таджик, худощавый, жилистый. Простая одежда, традиционная пайцза. Второй же… Темноволосый, глаза темные, но русский, точно русский! Славянское лицо ни один загар не спрячет. Поношенный выгоревший камуфляж, погоны… Этот еще откуда?

– Докладывайте, товарищ старший сержант, – приказал капитан. Незнакомец тут же подскочил со стула, вскинул ладонь к кепке:

– Старший сержант Юринов. N-ская отдельная бригада ВДВ, Новосибирск. Документы, удостоверяющие личность, сданы товарищу капитану! – и виновато разведя руками, улыбнулся.

– Откуда? – переспросил Рюмшин. – Из Новосибирска?!

– Еще и Юринов… – выдохнул Пилькевич, не скрывая удивления.

– Так точно, товарищи полковники, – ехидно заметил Махонько. – Юринов. Из Новосибирска. Город такой в Сибири есть. Но это еще не всё. Наш гость – лепший камрад некого Умида Мизафарова. Доставлен человеком Ирбиса по личной просьбе Фарруха Амонатова.

Наступила тишина. Полковники пытались переварить полученную информацию. Наконец Рюмшин прошел к столу, жестом выгнал Махонько и уселся на его место. Изгнанный капитан тут же перекочевал на подоконник, оперся об косяк и невозмутимо достал из дюралевого портсигара самокрутку.

– Рассаживайтесь, товарищи, и попробуем разобраться по порядку, – совершенно будничным тоном сказал полковник. – Итак, товарищ старший сержант, каким образом Вас занесло из Новосибирска в Душанбе?

– Выполняю разведывательный рейд с целью нахождения места для передислокации бригады! – Снова вскинулся загадочный старший сержант.

– В одиночку? Через полмира? – недоверчиво прищурился Пилькевич.

– Никак нет! Но в данный момент остался один! – сержант на секунду задумался и уточнил, – не в смысле, что все погибли, товарищ полковник. Разделились мы. Обстоятельства. И вообще…

– Мизафарова давно знаешь?

– Две недели, товарищ полковник!

– Кончай товарищать! Не на плацу. Каким образом ты его другом умудрился стать? Нахруза, что ли завалил?

Офицеры рассмеялись: нездоровая любовь отставного пограничника ко всякого рода кулачным поединкам была известна всем. Как и его боец.

– Так точно! Сошлись. Он упал и больше не встал.

Рюмшин поперхнулся смехом. Впрочем, не он один ошарашено рассматривал щуплого сержанта.

– Что? – выдавил Махонько, – Дэва запинать сумел? Как?

– Жить захочешь – не так раскорячишься, – ответил сержант, – Да и не предупредил никто, что он непобедимый. Здоровый, это не отнять. Но большой шкаф громко падает. Вот он и свалился, чуть в горах лавина не пошла.

Никто даже не попытался засмеяться. Человек, по незнанию победивший самого известного бойца двух стран, достоин не смеха.

– А Амонатова чем купил? – продолжил Рюмшин.

– Мы с Фаррухом еще до войны знакомы были. За одну команду выступали.

– Не знал, что внук бека увлекался рукопашеством.

– Мы в шахматы играли, – разъяснил сержант.

– Во что? – все же переспросил Пилькевич.

– В шахматы. Фаррух – гроссмейстер.

– То-то он умный такой, – задумчиво протянул полковник. – А ты? Тоже гроссмейстер?

– Так точно!

– Крандец! Не человек, а копилка с сюрпризами. Что еще припрятано? Может ты и Бодхани Ахмадову друг?

– Никак нет! Не друг. Мы с Ахмадовым немного поссорились. Совсем немного, – грустно сказал Юринов.

– То есть, получается, сынок его на тебя неудачно напоролся?

– Никак нет! – опять сказал сержант, – сын Бодхани Ахмадова напоролся на капитана Урусова, командира нашей группы. Ну и помер, естественно. А капитан пропал в неизвестном направлении. И, думаю, ему нужна помощь.

– Так… – Рюмшин тяжело вздохнул, снова посмотрел в лежащее на столе удостоверение гостя, и продолжил. – Вот что, Борис Викторович, подсаживайся поближе, и рассказывай всё по максимуму. А на этих архаровцев внимания не обращай. Все свои.

Таджикистан, Фанские горы, ущелье Ишем

Евгений Аверин (Огневолк)

Настолько хреново на душе Евгению не было давно. Грызло так, что хотелось выть. Почти все взрослые собаки участвуют в очень сложном деле. А он, капитан ФСБ, прошедший обе Чечни, должен сидеть и ждать. Потому что не угонится ни за собаками, ни за молодежью. Возраст не тот. И здоровья хватает разве что проводить до середины ущелья Имата, куда группу забрасывают на машинах. Утешает самолюбие только одно – с псами пойдет в бой только молодежь. Самые быстрые и самые сильные. Лучшие. Те, кто разгромил джигитов в Матче, не заплатив за победу ни одной жизнью. Ни человеческой, ни собачьей. Пойдут «ребенки»: шестнадцатая и восемнадцатая группы. Те, кто в патрулях давно не теряют людей. Самолюбие утешить легко. Хватит осознания, что именно ты стоял у истоков. Только не самолюбие ведь сжимает грудь тисками и заставляет утайкой вытирать подозрительно влажные глаза…

Сейчас задача сложнее сангистанского спектакля. Намного сложнее. Она будет выполнена обязательно, можно не сомневаться. Но сколько вернется назад? Половина? Четверть? Еще меньше? Кто не придет назад? Кто не вернется из детей, выросших на его глазах, и из собак, выкормленных собственными руками. Кто, как не Огневолк, помнит тех, кто сегодня идет в бой, маленькими меховыми комочками и несмышлеными карапузами, тискаюшими эти комочки. И хорошо помнит отцов и матерей этих самых псов, когда те были такими же комочками. Дети и щенки вырастают… И уходят сражаться… А отцам остается ждать. И гадать, кто не вернется на этот раз… Не важно, биологический ты отец или отец по духу… Всё равно, каждый щенок, каждый ребенок – твой. И не имеет значения, что «ребенок» стоит в бою троих, а «щенок» играючи расправится с волком или барсом. Для тебя все они дети и щенки…

Все уже выгрузились. Люди собираются: последняя подгонка рюкзаков, развеска снаряжения. А собаки… Какие у мохнатых сборы?..

Аверин обнял за голову большого черного пса. Тэнгу, его друг и брат. Такой же большой и сильный, как Санькин Коно и Ленг Виктора. И такой же умный. Ничего удивительного, все трое из одного помета. Братья, вот и похожи. Но характеры разные, хотя заметить это не так просто. Для других сложно, не для Аверина. Коно – боец, Ленг – спасатель, а Тэнгу – лидер. И друзей-хозяев псы выбрали соответствующих. Сегодня Тэнгу поведет собак в бой. Один, без Евгения.

– Ты аккуратней там, Тэнгик, – тихо сказал Аверин, почесывая пса за ухом. Стоять пришлось согнувшись. Поза была неудобной, на корточках голова пса оказывалась слишком высоко, стоя – низковато. Но кинолог был привычен и не к таким позам. – И своих береги. На стрельбу буром не лезьте… Да ты сам всё знаешь, умница моя…

Пес негромко рыкнул и легонько боднул Аверина мордой. Не нервничай, мол, хозяин. Разберемся. Война план покажет. Впервой, что ли?

Впервой, Тэнгу! Так серьезно – впервой. Но тебе неведомы сомнения. Ты привык драться и побеждать. Или умирать, если не удастся победить. Так воспитан. Не только ты, все, кто уходит сегодня. И звери, и люди…

Евгений последний раз провел рукой по густой черной шерсти и отпустил пса.

Прозвучала команда на выдвижение, и отряд побежал вперед, на бегу вытягиваясь в цепочку, более удобную для передвижения по узким горным тропам, чем какое другое построение. Люди бежали спокойно, даже немножко лениво, не пытаясь ставить рекорды скорости. Таким темпом они могут двигаться долго, очень долго. Впереди – почти двое суток бега с короткими ночными привалами. Нужно за два дня пройти путь, на который раньше, до Войны, уходила неделя. И прямо с марша вступить в бой. Тяжелая задача. Но они справятся. Они – лучшие.

Тэнгу еще раз обернулся на хозяина, ободряюще рявкнул и помчался. Здоровенный черный пес бежал, обгоняя всех, торопясь занять законное место в голове колонны.

Таджикистан, кишлак Шамтуч

– Салам алейкум, Шамсиджан.

– Ваалейкум Ассалам, посланец. Возможно, дэвы смутили мой разум, но разве не ты приносил послание от неизвестного друга? В прошлом году?

– Память не подводит тебя, Сержант!

– А как же ваши Правила?

– Правила пишут для тех, кто думает не головой, а чем-то ниже. А тот, кто Правила устанавливает, может и менять кое-что по собственному усмотрению. Таково самое главное Правило!

Шамсиджан расхохотался:

– Леопард Гор воистину умеет шутить! Что за подарок ждет меня сегодня?

– Еще одна горелая тряпка, пахнущая солярой. Но почему-то кажется, важен не предмет, важен тот, кто просил передать его. А слова, предназначенные для твоих ушей, еще важнее.

– Согласен, – кивнул правитель Матчи. – Я весь обратился в слух. Могу еще включить магнитофон на запись. Чтобы ни одно слово не пропало зря, – и подмигнул посланнику.

– Разговор будет долгим, Сержант, – не принял веселого тона посланник. Наверное, потому что слишком явно Шамсиджан пытался смехом скрыть волнение. – Тебе, возможно, неудобно говорить с безымянным. Моё имя Рашид.

Рахманов даже открыл рот от изумления, но сумел взять себя в руки.

– Я так понимаю, что сегодня день Главного Правила. И причины должны быть достаточно серьезны.

– Ты правильно понимаешь. Твой старый друг просил передать следующее…

Таджикистан, Душанбе

– Дела… – тихо сказал Рюмшин и повернулся к Махонько, – капитан, срочно связь с Матчой. Уточнить, не у них этот Рембо?

– Нет его у них, точно. Шамсиджан сообщил бы сразу, – откликнулся разведчик. И добавил, глядя на потухшую физиономию гостя, – не хорони старшего раньше времени. Судя по перехватам, ахмадовские его не поймали. Твой капитан, похоже, тот еще кадр.

– Есть такое дело, – вздохнул Юринов.

– Мда… – полковник облокотился на стол локтями и уперся подбородком в замок из пальцев. – Ситуация, однако… Хоть Анзоб штурмуй. Извини, сержант, – сразу же уточнил полковник. – Но на это я не пойду. Потери будут такие…

– Я понимаю, – вздохнул Борис.

В кабинете повисла неловкая тишина.

– Так, пока все старательно думают, воняя паленой резиной, товарищ сержант, пару вопросов к Вам, – первым нарушил молчание Пилькевич. – Ваш отец – альпинист? И спасатель?

– Вы знаете, где папа?!

– Где – не знаю. Но его самого в старые времена знавал. Если, конечно, не однофамильца и тезку одновременно. Отец в начале восьмидесятых работал в спасслужбе в Приэльбрусье?

– Работал, – отозвался вновь потухший Боря, – а перед самой Войной в Фанских горах был. В альплагере. Был я в том лагере. С Фаррухом ездили. Развалины одни…

Борису было хреново. Очень. Надежды на Дивизию таяли с каждой минутой. Даже то, что основная задача разведки была уже выполнена, не радовало. Да, Дивизия готова принять и Бригаду, и гражданских. И места всем хватало, и ресурсов. Осталось только установить связь с Пчелинцевым… Маршрут проложен. Переправа под Самарой вполне решаема. Проблема мелкая. Уфимцы обеспечат коридор через Петропавловск, а Умид – проход хоть до Пенджикента, хоть до Душанбе. Воевать ни с кем не придется. Это, если смотреть на плюсы, забыв о минусах.

Родных так и не нашел. Вдруг мелькнула надежда, что пожилой полковник что-то знает. Но всего лишь, папин знакомый по старым делам. Если папа выжил, почему с ним не связался? Еще и Андрей пропал и неизвестно, жив ли вообще. Что делать дальше – непонятно… Ехать к Фарруху и попытаться пройти в Проклятое ущелье? Или искать Андрея? Где искать? Надеялись, что он в Матче…

От размышлений отвлек вопрос Пилькевича.

– В каком лагере Вы были с Фаррухом?

– Артуч, кажется, – попытался вспомнить Юринов.

– Виктор ездил в Алаудин.

Другой лагерь? Надежда вспыхнула с новой силой.

– Где это?

– Соседнее ущелье. Пасруд.

– Где злые духи?

– Оно самое! – Пилькевич многозначительно посмотрел на Рюмшина.

– Вы о чем? – спросил тот.

– О Витьке, Сергей Павлович. О том самом альпинисте, который все-таки в Пасруде! О Викторе Юринове, отце сержанта! О моей вчерашней гипотезе.

– Они живы? – вопрос дался Борису с трудом.

– Не хотелось бы зря обнадеживать… – начал Пилькевич.

– Живы, – оборвал полковника Дамир, о котором успели забыть. – Все твои живы.

Присутствующие уставились на него как на привидение. Потом Рюмшин грохнул по столу кулаком:

– Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? Какого хрена мы уже два часа обсуждаем секретные вещи при постороннем, как будто он шкаф или тумбочка! А, Паша?

Махонько побледнел и, как обычно, постарался стать маленьким. Привычно не получилось.

– Сергей Павлович, – произнес «язык» Ирбиса, – не надо ругать капитана. Быть незаметным – моя профессия. Тем более, я не просто так стою, а жду ответа. И, главное, сказал вам еще не всё, что должен.

Рюмшин попробовал унять раздражение. Сам виноват не меньше подчиненного. Слишком много сюрпризов для одной ночи!

– Слушаем Вас!

– Меня зовут Дамир. Больше нет смысла скрывать имя. Вам просили передать. На рассвете двадцать первого в районе Анзобского туннеля не будет ни одного человека Бодхани.

– И куда они денутся?

– Съедят злые духи, полковник. Кутрубы и гуль-ёвоны. Те самые, что под Сангистаном закончили войну за Матчу. Ребята Виктора Юринова и Владимира Потапова. Последняя фамилия должна быть знакома капитану. Вы с ним по службе пересекались неоднократно.

– Который Потапов? – нахмурился Махонько. – Потаповых как грязи… Владимир… – брови снова задумчиво сошлись на переносице.

– Облегчу задачу. Майор. Пограничные Войска. Позывные ребят из его группы – Прынц Ойген и Огневолк.

– Вовка?! Млять… – не сдержал эмоции капитан, азартно потирая руки. – И ухорезы его! Вот же мудак, крайний раз пересекались, говорил, в Южную Америку едет. Поднимать уровень подготовки солдат Венесуэльщины…

– Паша, блин, отставить лирику! – сказал Рюмшин, не отводя взгляда от посредника – И что теперь? Нам предлагают брать Анзоб под честное слово человека, которого никто не видел в глаза? Только не надо угроз, Дамир, уровень Ирбиса представляю. Только клал я с пробором на такие предложения. Ни за хер собачий мужиков на пулеметы… – Полковник рассерженно фыркнул.

– К чему угрозы, полковник? – посланник оставался как обычно невозмутимым. – Вы же не Ахмадов. Я просто хотел добавить, что Андрей Владимирович хорошо знает обе ипостаси Леопарда Гор.

– ?!

– Олег Юринов и Давид Лернер.

– Олег… – одними губами прошептал Боря, – Олежка…

– Еще и Давид! – простонал Пилькевич, хватаясь за голову. – С ума сойти! Ну, конечно, кто еще мог придумать сказки про Аджахи и старуху Кампир… А Бахреддин? Руфина?

– Руфина Григорьевна, к сожалению, умерла этой зимой. Бахреддин жив. Андрей Владимирович, – уголком рта улыбнулся Дамир, – Вы знакомы с половиной Лагеря. Не думаю, что стоит терять время и перечислять всех.

– Да, конечно…

– Еще в подтверждение своих слов я могу перевести переговоры, над которыми ваши языковеды бьются вторые сутки. Там в основе литовская и баскская лексика. Немного грузинских слов, испанских, эстонских и из иврита. Английская грамматика и французское произношение.

– Ну, намешали!

– Мы старались. А теперь, если нет возражений, перейду к подробностям…

– Охренеть! – сказал Рюмшин, когда Дамир закончил обстоятельный рапорт, – Неслабо ребята поработали. Учись, капитан! И что делать будем, товарищи офицеры?..

Окрестности Новосибирска, Заимка

Пчелинцев задумчиво размешивал чай. Ложка медленно шла по кругу, иногда немелодично звякая о выщербленные края чашки.

За окном шумели женщины из гражданских. Спор шел какой-то глупый и мелочный. И вообще… как-то все было никак. Ни плохо, ни хорошо. Одним словом – никак. Хорошее определение, емкое.

Полковник отхлебнул давно остывший чай. Поморщился, отставил чашку подальше, снова прислушался. За окном уже переходили на личности. Высунуться, что ли, да разогнать нахрен? Хоть какое-то от мыслей отвлечение.

Не радовали мысли. Хозяйство держалось. Пока еще. Очередную зиму с зимоподобной весной пережили. И лето почти пережили. И следующую зиму переживем, не денемся никуда. А дальше что? Васильев на глазах худеет – не может пустых складов видеть, местные волками зыркают. Не растет ни хрена, коровы не доены, дети не кормлены, а виноваты мы… Уходить надо. Только куда, блин, уходить?!

Непонятно что с разведкой вышло. За прошлое лето добрались только до Астрахани. Когда считали, выходило, что за год туда-обратно обернутся. Не получилось. Форс-мажоры и прочие неизбежные на море случайности. Одолели только «туда», и то наполовину. Многих больше нет… Но все знали, на что идут.

Второе лето тоже не порадовало. Сундуков до Ростова «на ура» проскочил. Но безрезультатно. Никому новосибирцы там не нужны. Разве что как заслон против налетов с Северного Кавказа. Только это уже нам и на халяву не всралось, как Урусов часто говорит.

Лучше алтайцы с казахами, чем нохчи. Тех на ноль множить придется. Всех. Вообще по уму на Кавказ лучше сбросить еще десяток бомб. И ракетами пройтись. Пчелинцев привычно почесал старый шрам от осколка. Один из тех двадцати двух, которые привез из Дагестана в свое время.

Так что Ростов не вариант. Сундук не дурак, тоже хер к носу прикинул. Хотел на Украину пройти, но что-то не срослось. Два месяца по тем местам крутился. Потерял троих, плюнул и вернулся. Сидит в Астрахани, пьет самогон, запивает пивом, заедает воблой…

С Урусовым хуже. Сначала все отлично шло. Из Ургенча на связь вышли, доложили, что с узбеками задружились. И все. Пропали. Должны были уже в Таджикистане быть, раз сарты как братья родные. Только тишина. Может, сейчас стоит раздолбанный джип посреди Каракумов… Много ли двоим надо?

Мысли закружились вокруг Седьмого и Шаха навязчивой пеленой.

– Разрешите, товарищ полковник! – Пчелинцев оторвался от размышлений даже с некоторым удовольствием. Дмитровский, влетевший в кабинет, как на пожар, был очень кстати.

– Заходи, Вань, заходи. Чего запыханный такой?

– Глебыч! Шах с Седьмым нашлись! – выпалил бывший омоновец.

– Так хрен ли ты разрешения просишь?! – подхватился Пчелинцев, вскакивая из-за стола.

– Не спеши! – остановил майор взволнованного командира. – Второй сеанс связи через полтора часа. Вышли на нашей частоте. Душанбе, двести первая. Некий капитан Махонько. Утверждает, что ты его должен знать. На Алтае пересекались будто бы.

– Пашка Махонько?! Пересекались, ясный хрен! Что еще передал?

– Наши сейчас у него. Точнее, один Юринов. Еще сказал, что они всеми конечностями за нас. Легко не будет, но веселье обеспечат.

– Хрен с ним, с тем весельем, – отмахнулся Пчелинцев. – И не таких бобров любили. А хохол где?

– А вот тут сложнее. Пропал.

– Как пропал? – удивился Пчелинцев.

– Наглухо. Сцепился с местными абреками, положил какого-то деятеля, сейчас по горам бегает, с басмачами на хвосте. Еще не поймали.