Текст книги ""Ребенки" пленных не берут"

Автор книги: Михаил Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Руки, обгоняя все рассуждения, ощупывают ошейник. Так и есть, записка.

«Шаки идут утром В. Казнок. Перекрою в каньоне с юга. Нужна помощь. На ВАА облако». Подписи нет. И не надо, чью еще записку может принести Коно. Зато есть набор цифр и букв, в непонятном порядке выписанных одной строкой. Что за абракадабра? Чтобы спрятать информацию от посторонних глаз есть «язык» разведчиков. «Ребенки» знают его поголовно. Я – не очень, но несложное послание прочитать могу. Но это совсем не то.

Неожиданно доходит! Это же частота для связи.

Откуда у Саньки рация? Союзник? Или сняла с трупа? Если союзник, почему не написала? Как она собирается с арбалетом перекрывать каньон? Санькин юношеский максимализм и близко не доходит до стадии самоубийства. Стоп. Союзником может быть исключительно тот капитан, за которым гоняется Ахмадов. Только непонятно, как это доча не грохнула его в процессе знакомства. Обидно будет, если между ней и Борькой встанет кровь. А так, скорее всего, и есть, Санька мелочей не забывает. Про патруль написала… Ладно, потом. Капитана жалко, но сейчас не до него. Да может, и не прибила. Сам в пургене замерз, а рацию с трупа сняла…

Кстати, вариант снятия с трупа прикинем пошире. Трупы, они разные бывают… В любом случае, арбалетом и ножом дочкин арсенал не ограничивается. Уже плюс.

Откуда у нее информация? Капитан такого рассказать не мог. Потому что банально не знал. Кто же тогда такой разговорчивый? Неужто Мутарбек ушел с перевала? Кого еще девочка могла допросить? Если она идет на Восточный, бандитов там нет. Ушел Ахмадов-младший, ушел! Разглядел внизу что-то, скорее всего, ту же Саньку и рванул брать «языка». Или другую причину придумал. Да, баши Бодхани, тебе врагов не надо. Тебя родственники с подчиненными самостоятельно угробят, без нашей помощи!

Ситуация меняется в лучшую сторону… Вот только перехватывать Ахмадова придется у каньона, потому как Санька туда ушла. И рация только астматически хрипит на указанном канале. Далековато она…

Додумываю на бегу. Не терять же время. Несемся, как угорелые. Впереди летит Коно. Бедный песик, только спустился, остыть еще не успел, и опять надо по тому же пути. Тяжела, однако, собачья доля! А ведь еще на ВАА сбегать придется. На Казнок тебе, лохматый, не залезть, а вот патруль разбудить только ты и сможешь, никто другой ребят в облаке не найдет.

Ураганом летим до самых Мутных, даже пес не может оторваться. Зато успеваем по свету осмотреть место происшествия.

Мда… Понимал, что дочка не домашним ребенком растет, и на работу патрульных насмотрелся. Но такого… Похоже, мы всё еще недооцениваем наших деток! Может, надо было четырнадцатую группу не с папой оставлять, а сюда? Десять трупов разбросаны по небольшой площадке. Двое попали на зуб Коно – опрометчивое решение с их стороны. Шестеро арбалетом убраны. Доченька резвилась. Еще и не как попало садила: по стреле на труп и выбирала, куда конкретно стрельнуть. А мама, как узнает, испереживается: что же бедной внученьке пришлось пережить! А вот мне что-то говорит, что интеллигентскими комплексами Санька не мучилась.

А вот это интересней… Двое огнестрельных плюс контроль ножом. Добиты ударом в висок. Наши так не делают. И следы экспресс-допроса. Пленного потрошили на скорую руку, и грамотно. Но! Тоже не наши методы. Огнем не пользуемся. Это только капитан. Других вариантов нет. Обаятельный, видимо, мужик, раз сумел избежать арбалетного болта. И погоны не зря носит. Десяток против двоих… Ох, могло это кончиться намного хуже.

Трупы раздеты догола. Вот это уже наш подход. Нормальный человек трусы к трофеям не относит. Тем более, трусы джигитов. А напрасно, полезная вещь. Даже обгаженные. Их ведь постирать можно. Оружие и боеприпасы сложены в коше. Как раз под трусами. Семь стволов.

– Что думаешь, Олим?

Следопыт морщит лоб:

– Санька плюс один ушли…

– …часа три назад. Один? Точно?

– Нет. Он позже. Минут на тридцать. Военный, судя по обуви.

– И по записке! – выскакивает из коша Николя. – Это капитан!

Беру: «Ушел за вашей сдвинутой. Капитан Урусов. Позывной Седьмой».

И чуть ниже: «Если Юриновы с вами – Борька у Амонатова. Привет Потапу».

Скрытый смысл приписки… Да какой, к чертям, скрытый! Открытым текстом прощается. Только рано себя хоронишь, капитан!

Мы уже совсем близко.

Ночь на 22 августа 2024 года

Таджикистан, Фанские горы, каньон на перевале В. Казнок

Санька

– Ну вон же! У камня! Неужели не видишь? Там трое. А четвертый – с другой стороны от выхода. От них метров сто!

– Ну у тебя и глаза, – удивляется Андрей.

– Красивые?

– Очень! И в темноте видят как у кошки.

Ха! Сравнил! Маленький глупый зверек и Санька Бешеная! Не знаю как кошки, а барсы в темноте видят не лучше меня!

– Лишь бы не светились. Короче. Сиди здесь, я их уберу.

Ну и чего вскинулся обиженно? Справлюсь я прекрасно! Ты камнями хрустишь громче Пушистика! Ни в жизнь тихо не подберешься! Вообще, что ли, по осыпям не ходил? Как вы там живете, без осыпей?! И не надо возражать. Даже папа признаёт, что это бесполезно. Лучше дай свой нож, а то у меня только один. Может пригодиться. Не с альпенштоком же на них охотиться! Держи автомат, всё равно стрелять нельзя. Сиди здесь и не отсвечивай! Как, зачем разулась? Чтобы шуметь меньше. Слушай, не задавай глупых вопросов! Твоё дело будет каньон заминировать. Не мешай, потом объясню. Пошла!

Сначала того, что в одиночестве скучает. Как к тебе лучше подобраться? Ага, вижу! Легко и просто. Вот по той ложбинке. Этот дурак так выбрал место, что за ней наблюдать не может. Сам виноват. Не торопимся, нам спешить некуда. Вся ночь впереди. Аккуратно. Сейчас поползаем маленько. Вот и отлично! Где ты у нас, дорогуша? Ишь, расселся! Надо же, не спит! Куда же ты смотришь, дурашка! Смотреть надо во все стороны одновременно! А иначе со спины может кто-нибудь подкрасться. Я, например. Ротик закрыть, голову на себя потянуть… И вот так вот провести ножиком по горлу. А как ты хотел? Пришел в чужие горы, будь готов, что хозяевам это не понравится. Уже готов? Молодец. Крови много, но это не беда. Надо при случае попробовать, как Андрей делал: с упором рукояти в центр ладони и в голову. Как он объяснял? На Севере применяют, чтобы толстую одежду из шкур пробивать? Зачем нужна толстая одежда? А иначе прием сомнительный… Шайтан с ним, потом.

Пора к той троице. Подойти к ним еще легче, можно за камнями прятаться. А вот убрать, чтобы ни один не пикнул – это подумать надо. Неважно, сначала доберусь, потом посмотрю. А вдруг спят? Тогда всё проще будет…

Нет, не спят. Один только дремлет, и то сидя, привалившись к камню. Что-то больно дисциплинированные они стали, даже не похожи на ахмадовцев. Как бы все провернуть красиво, быстро и без шума?

Так, а куда это ты собрался? Хорошее занятие. Нужное. Только что ж ты так близко-то отошел? Еще бы шага на три!.. Вон и друзья твои то же самое говорят! Скотина! Где у них шмотки сложены? Ага, вижу. Вот туда и переместимся. Оп-па, да тут еще один! Дрыхнет! Ну и спи. Как ты улыбаешься счастливо. Сны хорошие снятся? Наверное, с такой улыбкой и умирать приятно. Спи дальше. Пусть у тебя будет две улыбки…

Однако как полезно знать языки! Говорят, раньше в школах учили англу! Странные люди, кому он нужен?! Вот тадж или узб – совершенно другое дело. Иначе никогда не узнала бы, что они хотят моего последнего клиента разбудить? Не проснется он от криков. И за плечо трясти не надо. Не проснется, говорю же! Ему уже все равно. И тебе тоже.

Теперь надо быстро. Выскочить между ними, левому нож в глотку, правому ногой по рукам. А не фиг автомат с ремня снимать. Теперь его и найдешь не сразу. Ты что, драться собрался? С маленькой, слабой девушкой? Самоубийца! Лежи и не дергайся, у тебя два ребра сломано. И рука, конечно, а зачем тянул, куда не надо? Нет, кадык я тебе выбила только, чтобы не кричал. Не надо лишний шум поднимать. Пусть друзья твои спят. Да ладно, что я зверь, что ли? Я добрая и ласковая. Сейчас добью. Из милосердия. Вот и второй нож пригодился. А ничего, товарищ капитан, можно твой приемчик использовать. Крови, действительно, мало. Предпоследний жив? Нет. Ну и прекрасно. Ариведерчи, мальчики, я пошла назад, на свидание с другим мужчиной. Он, в отличие от вас, покорил мое сердце навечно. Пообещал заминировать каньон. А больше приличной девушке ничего и не надо…

– Андрей, это я. Готово.

– Блин, что там за шум был?

– Последнего в открытую брать пришлось. Сильно шумело?

– Внизу не услышат.

– Ладно. Шмотки мои где?

– Раздевалась-то зачем? Я уж подумал, опять стриптиз устроишь.

– Нет, голой нельзя. Тело в темноте видно. А термобелье темное. И сидит, как вторая кожа. Штормовуха шуршит, потому и сняла. И вообще, обойдешься без зрелищ! У тебя жена и четверо детей!

– Да я ж не возражаю! Готова?

– Угу. Держи свой нож. Очень даже пригодился. Пошли?

– Куда деваться старому больному человеку? Только идти…

Таджикистан, Фанские горы, перевал В. Казнок

Олег Юринов

Дальше бежим уже без собачки. Коно и Николя отправляются на ВАА. Хватит патрулю прохлаждаться в облаке. Зато прибавился Лехин десяток и вся «четырнадцатая» группа. На мой сердитый взгляд Асад даже не подумал смущаться:

– У деда Вити и десятилетки справятся! А в Лагере охранять нечего. Все уехали. Мы здесь нужнее!

Спорить с ним некогда. Закончим с Бодхани – устрою показательную порку! Хотя… Это мысль! Ручки у детишек крепкие.

– Сколько взяли снайперок? – спрашиваю у пацана.

– Пять.

– Отлично! На Казнок не идете. Вместо этого завтра на Большое Алло. Ты не кривись! – моментально пресекаю мелькнувшее раздражение. – На месте залегаете в «каменоломне» и ждете, когда с Двойного посыпятся джигиты. Через прижим ни одна сволочь пройти не должна. Поняли?

– Нет. Что шакам на Двойном делать? – действительно, не понял. Ничего, времени мало, но повторить успею.

– А куда им деваться, когда снизу Дивизия прижмет? Вместе с Колей. Но раньше, чем послезавтра вечером их там не будет. Так что ночуйте в коше.

Вот теперь дошло! Глазки загорелись. И отлично, пусть радуются. Не фиг им в пекло лезть. Прорвется ли баши на Алло, еще неизвестно. Да и отстреливать прижим куда безопаснее.

Продолжаем пахать. Мысли возвращаются к записке капитана. Почему этот парень сообщил, что Боря у Амонатова, когда он… Тьфу, совсем ты дурной стал. Когда они расстались, был именно там. А вот что значит: «Если Юриновы с вами»? Одна Юринова и так рядом с ним. Допустим, фамилию Санька не называла. Но если он нас ищет, то должен был спросить. Или девочка его так запугала, что страшно было лишний раз рот открыть? Она может. Хотя и мужик не из пугливых. Грохнул четверых ахмадовцев чуть ли не под окном Бодхани. Для таких фокусов надо быть очень уверенным в себе. Или полным идиотом. У капитана третий вариант: маленький кошарик породы «тигра полосатая», которого шакалы зажали в угол. С закономерным исходом.

Перевал. А ничего, Олег Викторович, есть еще порох в пороховницах! Хотя тяжело уже бегать в таком темпе, сороковник скоро. Да еще по темноте… Я здесь далеко не первый. Лидеры даже оторвались, несмотря на то, что притормозили перед выходом, а Олим с Антоном, на всякий пожарный, вообще зашли со стороны пупыря.

Отсюда должна брать рация. По крайней мере, надо попытаться. С трудом восстанавливаю дыхание и включаюсь:

– Санька – Ирбису!

– Ирбис – Седьмому, – шепотом отвечает незнакомый мужской голос. – Не шуми. Мы в каньоне. Свяжусь позже.

Добре. Не шуметь, так не шуметь. Если уж Санька поверила этому парню… Да и Боря тоже.

– База – Второму.

Хорхе объявился.

– Второй – Ирбису. Вы где?

– Выскочили из облака. Спуск с ВАА. Пашка с нами.

– Хорхе. Дуйте на Восточный. И вниз до каньона. На спуске тихо. Собак в Лагерь.

– Принято.

Отлично. Еще восемь человек. Даже девять. Сколько всего получается? Сорок! Каньон мы удержим. Заслон на Алаудинах уже не нужен. Быстро сообщаю диспозицию отцу. В ответ ожидаемое: «Пусть будет!» Ну, пусть будет.

Начинаем спускаться. Не спешим. Возможно, что капитан имел в виду только разговоры, но всегда лучше заложиться. Наверху каньона тихо. Никого и ничего. Парни занимают позиции, контролируя и расщелину, и окрестные скалы.

Подумываю, не сунуться ли в каньон. Олим осторожно касается плеча, косит глазами куда-то в сторону.

– Трупы нашли, – еле слышно шепчет он и, сообразив, что брякнул не совсем то, добавляет. – Джигитов. Четверо. Зарезаны Санькой.

– Уверен? Она вроде никого еще не резала.

– По-ребенковски сработано. У пришлого иной почерк.

– Еще один с другой стороны, – выдыхает темнота голосом Тохи. – Чисто сделано.

– Не совсем, – уточняет Олим. – С одним дралась. Мешок с костями.

– Неважно, – прерываю спор.

Так, значит не шестеро, а пятеро. Снимала Санька. На тот момент капитан ее еще не догнал, что достаточно вероятно, либо просто не умеет тихо ходить по осыпям. Это еще вероятней.

Рация всхлипывает.

– Ирбис – Седьмому.

– Мы у каньона.

– Выходим. Не стреляйте.

Из расщелины ужом выскальзывает дочка и растворяется в темноте, стараясь не попасться мне на глаза. Напрасно, между прочим. Втык от Лаймы получится намного больнее. Верина в таких случаях не тетя Лайма, а та еще фурия. Это я должен быть уверен в неправильности действий, а Лаймочке это необязательно, достаточно, что за ребенка нервничали. Честно говоря, я пока дочкиных ошибок не вижу. Нет, конечно, ни за что не разрешил бы! Но сам поступил бы точно так же!

Следом за Санькой выбирается крупная фигура. Повыше меня ростом и раза в полтора шире. Неслабый мужик. Такой мог бы и стрелковым не пользоваться… Подхожу ближе:

– Капитан Урусов?

– Андрей, – он протягивает руку.

– Олег, – представляюсь я, отвечая на уверенное пожатие, – Юринов.

– Он же Ирбис, – констатирует мужик. Судя по тону, последнее сказано самому себе. – Ну и кто мне скажет, почему я не удивлен?

Таджикистан, Фанские горы, ущелье Казнок

Борис Юринов

На этот раз остановить Борю Пилькевичу не удалось. На первое же возражение, сержант разразился таким отборным матом, что полковник только головой покрутил. Первенство Дивизии по ругани с огромным отрывом принадлежало бы Юринову.

За время, проведенное в Средней Азии, сержант успел привыкнуть к местному строению фраз и нахватался самых разнообразных слов и выражений. Теперь русско-украинская брань приобрела характерную восточную витиеватость, отчего стала еще неприличней. Особенно смачно звучали связки из узбекских и таджикских слов, искусно переплетенные с южнорусскими ругательствами.

Общий смысл монолога сводился к тому, что сержанту осточертела опека, в штате Дивизии он не числится, оружие и боеприпасы имеет свои, и вообще не для того приперся из Сибири, чтобы отсиживаться за чужими спинами, когда впереди убивают его друга и начальника. И не задерживает же уважаемый полковник «ребенков», хотя те вообще сущие дети, а не тридцатилетний десантник! На робкое возражение ошарашенного взрывом Пилькевича: «Они к родным на помощь…», Борис выдал две приличные буквы: «А я?» и снова перешел на мат.

– Юриновы все одинаковы, – только и сказал полковник, отмахнулся от взбешенного сержанта и зашептался с Галкой.

Та, недолго поупиравшись, позвала Махонько, минуты две что-то втолковывала капитану и начала переодеваться.

На факт приставления личного телохранителя сержант не обратил ни малейшего внимания. Борис собирался, не отставая ни от упаковывающейся роты разведчиков, ни от тех самых «ребенков», во многом беря с них пример. А «дети гор», как их уже прозвали бойцы, в основном избавлялись от всевозможных вещей. В кузов выделенной под склад шишиги летели ботинки, штормовки, шапки… Поверх одежды аккуратно укладывались арбалеты в чехлах. На самих «ребенках» оставались только легкие ветрозащитные штаны поверх термобелья, да оригинальные самодельные разгрузки, быстро заполнявшиеся боеприпасами. И небольшие рюкзачки, словно срастающиеся со спиной. На собак грузили какие-то странные конструкции, напоминавшие гибрид хурджина и рюкзака.

Отказ горцев от обуви вызвал у Юринова некоторое удивление. Но, посмотрев на напоминающую подметку кожу на ступне Коли Стрижкова, разуваться предусмотрительно не стал, только сменил уже ставшие привычными берцы на удобные и легкие кроссовки, зато камуфляж полетел в «Тигра», вместе со штормовкой, прихваченной в Самаре. В итоге переодетый Борис отличался от горцев разве что наличием обуви.

Взятый «ребенками» темп сначала не показался сержанту быстрым, на тренировках в бригаде приходилось гонять и посерьезнее. Он легко удерживался в цепочке, и даже несколько раз выходил вперед, задавая ритм движения. Однако вскоре почувствовал, что всё не так просто. Новосибирские овраги – это одно, а большие горы – совсем другое. Постоянный бег вверх выматывал. Скорость строя держалась постоянной, сбрасывать ее «ребенки» не собирались. Армейские начали отставать. Боря пока держался, но чувствовал, что обещанные тридцать километров не выдержит. На очередном привале, пока хозяева кормили собак, Стрижков подошел к Петрову, командующему сборной ротой:

– Слышь, командир! Не гоните за нами. Сорвете дыхалку – совсем идти не сможете. Лучше опоздаете на час – другой.

– Хорошо… – выдохнул капитан, пытаясь восстановить дыхание, – сильны вы… бегать…

– Живем мы здесь, – ответил «ребенок», – а вы без аклимухи.

Юринову Стрижков тоже предложил остаться, но тот лишь упрямо мотнул головой. Даже жалобный взгляд Галки не изменил его решения.

– Иди с ротой, – сказал он девушке, – не женское это дело – за мужиками по горам бегать…

Та кивнула в сторону горцев, среди которых парней было не больше двух третей:

– Это ты при них говоришь?

– Они – особая песня.

– Я тоже не просто так. И приказ у меня.

– Наверху встретимся. Приказ приказом, а выше головы не прыгнешь.

Галка держалась до темноты, потом понемногу начала отставать. Борис не сразу и заметил, что девушка пропала. Ему было хреново. Сильно болели ноги. Дыхание потеряло всякий ритм, и стало похоже на всхлипы записной истерички. Сердце перепуганной птицей колотило по ребрам. Не слишком тяжелый в начале движения рюкзак навалился на плечи неподъемной тушей.

«Ребенки», как заведенные, бежали вперед. Не снижая скорости, не притормаживая на подъемах. Размеренная отмашка руками, монотонное шлепанье босых ног. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Только периодически, одинокая фигурка впереди отходит в сторону и бежит параллельно, пропуская мимо колонну. Смена первого. Из «вертушки» выключаются только те, кто сдает. Сейчас отстающие – он и самая маленькая из девчонок. Но она-то бежит. А он?!

Сержант ускорился, догнал цепочку, уровнял скорости. Но стоило расслабиться, подумать о другом, как между ним и девочкой впереди образовался разрыв. Поднаджал. Сумел достать, понимая, что ненадолго. Еще днем он мог бы побороться, но в темноте, в неверном свете фонаря, когда путеводная спина впереди бегущего исчезает, стоит отстать на несколько метров.

«Держаться, – твердил Борис, – держаться. Вцепиться глазами в спину и не отставать. Я должен…». Боль в ногах становилась невыносимой. Худенькая спина девчушки опять растворилась в темноте. Он попытался ускориться. Не получилось, мышцы отказывались повиноваться.

«Не выдержу… – мелькнула предательская мысль, – слабо…».

Вспомнились вдруг слова песни, слышанной очень давно, еще до Войны: «…отставших не вернуть, из нас на перевал придет хоть кто-нибудь…», как Олег ругал эту песню: «До перевала должны доходить все. И возвращаться тоже. Иначе руководителя надо рвать, как Тузик клизму!»

Олег… Брат… Где-то там, далеко впереди готовится к бою. Или уже дерется. Один или с горсткой друзей перекрывает дорогу армии. Возможно и папа, забыв о больном сердце, пошел в бой. Да какое «возможно»?! Иначе быть не может. Тогда отец не будет собой. Маленькая Санечка, которая уже совсем не маленькая… Андрей, наверняка встретившийся с ними… Все, кто ему дорог… Они там, впереди, в ущелье… Им нужна помощь… Его помощь… Не дождутся… Он сдох… Не смог за двенадцать лет набрать форму!.. Слабак!.. Хлюпик!.. Тряпка!.. Урюк!.. Ишак карабахский!.. Тарзан подвяленный!..

Злость накатила холодной волной, прошла по телу, вымыла боль из натруженных мышц, напрочь погасила усталость. Дыхание выровнялось, ноги снова заработали в полную силу, бег стал легким и размеренным.

Чуть приотставший пес на ходу одобрительно ткнулся носом в руку. Правильный Чужой. Сильный. Будет хорошим Другом. Если останется, кто-нибудь из щенков его обязательно выберет.

Борис догнал цепочку, «вцепился» в спину замыкающей девчонки и больше не отставал, продолжая свой бесконечный бег. До рассвета… И после рассвета… Пока впереди не прозвучала команда, по которой «ребенки» рассыпались по соседним склонам, занимая позиции.

Таджикистан, Фанские горы, каньон на перевале В. Казнок

– Нет, ну что за невезуха?! – жаловался Андрей, удобно устроившись на коврике и прихлебывая крепкий чай из помятой кружки.

Он уже успел еще раз сбегать в каньон, на этот раз с Антоном и Олимом, чтобы поменять схему минирования с учетом принесенных альпинистами взрывчатки и мин. После первого, так быстро оборванного сеанса связи, капитан предусмотрел и такой вариант. И когда ставил обе свои МОНки, не стал заморачиваться с неизвлекаемостью. Теперь эти две красавицы, вкупе с остальными сестричками, принесенными запасливыми альпинистами, прятались на скальных уступах внизу. Они поджидали не тех джигитов, которые вломятся в каньон, а тех, кто сделать это не успеет. В стенках каньона Антон насооружал своих любимых камнеметных фугасов на основе тротиловых шашек, а саму тропу плотно усеяли банальными растяжками.

Пока минеры колдовали в расщелине, остальные распределили позиции, прикидывали, чтобы сектора обстрела перекрывались, тщательно обкладывали пулеметные гнезда камнями, готовили запасные огневые позиции. А потом работа кончилась. А до рассвета оставалось еще два долгих часа.

Андрей стрельнул у кого-то пробегающего мимо кружку, плесканул чая и отправился общаться с командующим укрепрайоном.

– Нет, ну что за невезуха?! – начал он, – Двенадцать лет хотел на тебя посмотреть. Все двенадцать считал, что не судьба. А когда, наконец, пересеклись – вокруг темно, как у негра в заднице!

– Насмотришься еще. Тоже, нашел знаменитость! – расхохотался старший из братьев Юриновых.

– Не скажи, Борька интересные вещи рассказывал… – лица капитана видно не было, но Олег был уверен, что Урусов хитро улыбается. По голосу чувствовалось.

– Ну, что ты хочешь от младшего брата. Да еще шахматиста…

– Да? А скажи мне, «не знаменитость», кто участвовал двенадцать лет назад в зачистке некоего кишлака?

– Да много кто. В первую очередь, Потап, с которым ты, как понимаю, знаком. Его ребята. И мы с Лехой.

– С майором я знаком, можно сказать, заочно. Пили как-то вместе, тоже в темноте. И очень давно. Не суть. Получается, шестеро вас было?

– Не совсем, – ответил Олег, – но, в основном, шестеро.

– А басмачей? – Урусов звучно отхлебнул, и сплюнул непрошеную чаинку.

– Не помню уже. Человек тридцать. Или сорок. Я их считал, что ли?

– Всего пятьдесят. Наших тридцать шесть, – вмешался Леха. – Майор считал. Остальных местные убрали, пока отстреливались.

– То есть Санька не ошибается: вы вшестером, без оружия, положили тридцать шесть рыл. И ты говоришь, Борька заливает?! Он, между прочим, считал, что это даже для тебя слишком!

– Да повезло нам там. Долгая история. Преувеличивает Боря.

– А Санька?

– Что Санька?

– Тоже преувеличивает?

– Наверное. Хотя дочка к этому не склонна.

– Погоди, погоди… Чья она дочка?

– Моя.

– А какого хрена она сказала?..

– Что она сказала?

– Подожди… Она сказала, что записки на перевалах писал ее отец. Да, точно: «Папины записки». А в них была другая фамилия. Алексей… – Андрей поднял глаза на заржавшего Леху. – Ты, что ли?

– Я, – давился смехом Верин. – Олега, я же тебе тогда говорил: не хрена очковтирательством заниматься! Один вред от этих бумажек! Только время теряли!

– Ну ты сказал… – засмеялся Урусов, – если не записки, я бы второй перевал хрен нашел. Сижу на первом, пялюсь на спуск и думаю, а не пора ли застрелиться? За те бумажки вам жизнью обязан!

– Не вам, а ему – отмахнулся Верин. – И тому, кто надоумил мембрану поверх камуфла одеть. А то Санька бы прирезала, не спрашивая имени и фамилии.

– То есть уже трижды. Тебе, Борьке и Саньке, – Урусов допил чай и аккуратно постучал перевернутой кружкой о камень, выбивая прилипшую к стенкам заварку.

– Слушай, капитан, кончай фигней страдать. Я тебе за Борьку столько должен… Кстати, чтобы в курсе был: Борька идет с Дивизией. По тому пути, что ты прошел. Завтра к вечеру прижгут Бодхани пятки. Внизу ахмадовцев уже нет. В Айни Фаррух и матчинцы, с другой стороны Зеравшана – Рюмшин. Великую Таджикскую Войну ты проспал в коше на Мутных. Только вот эти, – Олег кивнул в сторону каньона, – остались. И насчет переселения вашего договорились уже.

– Гыр на тебя, товарищ главнокомандующий. Не всё сразу. Давай еще раз, помедленнее, и по-русски.

– Потом. Главное: всё хорошо. А сейчас надо решить две проблемы: как предупредить «ребенков» и как убрать Саньку подальше отсюда. Поигралась и будет. Рано ей еще.

– А в чем проблема? Прикажи.

– Ты ее остановить пытался? Когда она сюда умирать шла.

– Ну…

– И как?

– Я чужой. А ты – отец, все-таки…

– У нас не армия. Наши ребята делают то, что считают правильным. Жесткое подчинение только во время боя. А в обычное время надо объяснять. С такими бойцами работать труднее, но они намного эффективнее. Понимаешь? В общем, нужен предлог, какое-нибудь поручение. Но чтобы оно смотрелось полноценной причиной.

– Щас сообразим.

22 августа 2024 года

Таджикистан, Фанские горы, каньон на перевале В. Казнок

«Нас утро встречает прохладой»… И прохладой тоже: ручеек иссяк, камни покрыты слоем льда. А еще утро нас встречает грохотом взрывов. Так и хочется картинно потянуть носом и выдать фразу подполковника Килгора про обожание запаха напалма по утрам… Только окружающие не поймут. Военную киноклассику местные, скорее всего, не смотрели.

Ахмадовцы начали на рассвете. Относительно толковые ребята среди них, скорее всего, сохранились. Да иначе и быть не могло. Сомнительно, чтобы баши смог бы удержать власть без стоящих специалистов горлорезного профиля.

Но то ли мало осталось, то ли где-то что-то не так. А может и обожрались чего-нибудь до отключки соображения. Или просто не подумали, что за ночь что-то могло измениться.

Поперли буром, толком даже не развернувшись в боевой порядок. Да, впереди пустили авангард. Десять рыл. Но разведка это или охранение, похоже, и сами не знали. Надо вперед отправлять – вот и пошли.

Даже не дождавшись, пока передовая группа пройдет и проверит каньон до конца, боевики полезли всей толпой, отпустив «разведку» метров на сорок максимум. Очень обидно, что врагов слишком много – все в каньон и близко не влезли. Но пара взводов успела втянуться в ущелье еще до того, как первый из разведчиков дошел до зоны растяжек. Еще с сотню абреков столпились у начала тропы, оказавшись в секторе поражения МОН-50, бережно хранимых до этого дня запасливым завхозом Лагеря.

Ко всему прочему, джигитам не повезло. Или повезло, это с какой стороны смотреть. Везучей сволочью оказался шедший первым смуглолицый автоматчик, умудрившийся перешагнуть через две растяжки. Идущие за ним шаг в шаг товарищи – тоже не зацепили проволочки. Но на третьей гранате их везение кончилось.

Одновременно, основная группа «нашла» первую гранату. Отлетела чека, освободившийся ударник щелкнул по воспламенителю. Вспыхнул маленький лучик пламени, пробежал по загоревшемуся замедлителю, перескочил на детонатор… Стальные кусочки смерти ударили во все стороны, с радостным визгом входя в мягкие человеческие тела.

Сдвоенный взрыв стал сигналом для подрывников. Разом рванули «камнеметы», заложенные по обеим сторонам ущелья. Эффект превзошел все ожидания: в узости каньона камни работали ничуть не хуже поражающих элементов заводской выделки.

Следом грохнули МОНки на входе. Металлические шарики, частично рикошетя от камней, прошлись безжалостной метлой, начисто выкосив площадку перед скалой. Вздрогнувшие от серии взрывов скалы сбросили со своих гранитных спин всё, что плохо лежало. На головы тех, кого Аллах в своем милосердии уберег от осколков, просыпался небольшой метеоритный дождь. Вдогонку импровизированным осадкам швырнули штук десять РГОшек, разорвавшихся еще на подлете к земле. Хорошо кидать сверху, и далеко летит, и долго…

Бросившийся назад остаток авангарда не сумел миновать удачно пропущенную на подъеме растяжку. Очередной взрыв…

Не давая противнику опомниться, ударили пулеметы. В тех, кто не успел отойти от реки, или сумел быстро донестись туда на крыльях страха, не стреляли. Вероятность попадания мала, а патроны надо экономить.

Стало тихо. Если не считать редкие одиночные выстрелы. В ущелье добивали раненых боевиков.

Одним словом, Урусову начало боя понравилось.

Капитан осторожно выглянул из-за камня, осмотрел затянутую пылью и дымом долину, довольно оскалился и спрятался обратно. Так просто каньон не взять. Басмачам придется сильно подумать. Интересно…

– Олег, у наших друзей минометы есть?

– У друзей и артиллерия есть. А у этих… – вместо Юринова ответил Леха и презрительно сморщился. – Разве что в жопу будут мину засовывать и пердячим паром стрелять. Есть у них минометы. Только они внизу, мы наверху. Не добьют сюда.

Отброшенные к реке басмачи пришли в себя. Нашелся кто-то, сумевший навести порядок. По нескольку человек начали перегруппировываться, концентрируясь перед второй атакой. Подтягивались грамотно. Одни бегут, вторые прикрывают, временами постреливая в сторону стены. Неприцельно, но неприятно. Где-то неподалеку хлестнул выстрел СВДшки. Перебегавший от камня к камню басмач в рваном камуфле дернулся всем телом и ткнулся лицом в песок, неловко подогнув ногу. Остальные заполошно заметались. Еще два выстрела. Развороченное плечо, вой. Второму повезло больше. Умер сразу.

– Лайма Пушистику! – почему-то шепотом сказал Верин в гарнитуру рации.

– Да, милый?

– Ты шалишь?

– А кто еще? – динамик на наушнике был хорошим. Даже с перебором. Слышно все.

– Жена моя, – объяснил Верин Урусову. – Литовская снайперша. Прынц говорит, лучшая в мире.

– Батальон «Белые колготки», – недобро ухмыльнулся Урусов, процитировав очередную киноклассику. – Теперь им точно звиздец. А чем таким жена твоя стреляет? «Дум-дум» на коленке мастерите?

– Заводского производства. Экспансивные. Таких больше всего оказалось. Бронежилетов ахмадовцы не носят, а с такими и козлов стрелять можно.