Текст книги "Час бультерьера"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Я бил с правой. Вместо правого кулачка у меня крюк-протез, им-то я и ударил. Я бил снизу вверх, сильно. Крюк проткнул шею дьяволу над горбинкой кадыка, прошил мягкие ткани под нижней челюстью и вылез из дьявольского рта, вышибив передние зубы. Как будто рыболовный крючок подсек нижнюю губу кашалота.

Его левая, выставленная вперед нога дрыгнула, норовя ударить мой услужливо подставленный пах еще до того, как выбитые изнутри зубы покатились по полу. Сработали все ж таки рефлексы Мастера, но и я, хвала Будде и спасибо дедушке, отнюдь не подмастерье.

Скручиваюсь в бедрах, сбиваю ляжкой разящий китайский лапоть и тяну резко попавшуюся на крючок челюсть.

Слишком резко потянул, вырвал челюсть лесного дьявола с мясом. С точки зрения анатомического устройства человеческого черепа – ничего удивительного и особо сложного, адепты стиля Вин Чун так вообще умеют вырвать челюсти врагам всего-то двумя согнутыми крючком пальцами. А вот с точки зрения эстетического восприятия – жуткое, леденящее душу зрелище! Кабы выше обозначенный воображаемый киномонтажер досмотрел до конца гипотетический секундный отрезок кинопленки, то последний, двадцать четвертый кадр вызвал бы у киношника шок и трепет. Такого и в фильмах Стивена Сигала не увидишь, в которых особенно часто смакуются открытые переломы и прочая анатомическая жуть. Отвратительное зрелище – еще живой китаец с открытой рваной раной вместо нижней челюсти, откуда кровь хлынула прямо-таки фонтаном, замахивается, представляете, цепочкой с шипастым звеном! Дьявол еще пытается прихватить меня с собою за компанию в путешествие на тот свет! Вот что значит настоящая выучка! Вот что такое мастер!

Мой левый локоть разгибается, а мои коленки подгибаются, и цепь рассекает воздух у меня над головой, а моя ладошка отталкивает без пяти секунд покойника. Он обречен погибнуть, если уж не от болевого шока, то от потери крови. Я толкнул его в сторону основного автоматчика, мощно и целенаправленно. Дьявол без нижней челюсти врезался в основного так, словно бильярдный шар ударил по шару. Основного швырнуло прямиком на печку-«буржуйку» в углу. Печка устояла, остывающий чайник опрокинулся. Горячая водица выплеснулась на руки, сжимающие опущенный стволом вниз автомат.

Смотрю на автоматчика, а боковым зрением вижу летящий в меня арбалетный болт. Какая удача, что моя левая рука вытянута и ладонь открыта! Успеваю, черт подери, поймать болт в последний, предфатальный момент!

У того китайца, что баловался с «Литл Джо», обнаружился самый настоящий талант к арбалетной стрельбе. Я перехватил болт в каком-то жалком сантиметре от височной кости. Стальное острие уже коснулось моей шерстяной шапочки, когда я остановил болт. Я сжал в кулаке стальную стрелку и тут же метнул ее обратно. И болт воткнулся в глазницу талантливому арбалетчику. Китаец с занозой в глазнице роняет арбалет, орет нечеловеческим голосом, а я прыгаю.

Второго китайца возле стола я достал ударом хромой ноги в прыжке. Каблук кирзового сапога раздробил ему скулу, но погиб он в результате смещения шейных позвонков. Проще говоря – я сломал ему шею.

Хромая нога ломает шею, полноценная конечность касается каблуком пола, амортизирует, перекатывается с пятки на носок, и я падаю грудью на стол, где разбросано много всякой всячины из моего выпотрошенного сидора.

Грудь на столе, руки в стороны, хватаю зубами ножик в ножнах, дотягиваюсь кулаком до арбалетного болта, застрявшего в глазнице орущего китайца. Забиваю кулаком, как гвоздь кувалдой, болт поглубже, крик и жизнь китайца прекращаются, а я упираюсь лбом в плоскость столешницы и выполняю перекат через голову. Преодолеваю преграду стола кувырком и оказываюсь на расстоянии вытянутой ноги, лицом к лицу с американцем.

Штатник разинул слюнявое едало, его непослушные пальчики с аккуратно остриженными ногтями скребут застежку кобуры у бедра, взгляд его вытаращенных, как у Сильвестра Сталлоне, глаз прилип к полукругу человеческой плоти с зубами, нанизанному на крючок моего протеза.

Я крутанулся на каблуках и схватился единственной пятерней за рукоять ножика. Правой ногой с разворота нокаутирую глазастого американца, засадив ему плюху торцом каблука по заушному бугру, а левой рукой выдергиваю ножик из зажатых в зубах ножен и швыряю его в дальний угол избушки, в автоматчика-переводчика.

Лезвие полетело, жужжа и вращаясь, точно пропеллер мультяшного Карлсона. Хорошее лезвие, прочное. Как-то, обучая малышку Машеньку искусству метания острых предметов, я этим самым лезвием с десяти шагов пробил насквозь пару дюймовых досок. Еле выдернул потом нож из дубовых досок, правда.

Лезвие бжикнуло, блеснуло и застряло в черепе основного автоматчика. Будто рог у него во лбу вырос. По самую рукоять вошел в череп ножик.

Разжимаю зубы, ножны падают на пол... Фу-у-у... Наконец-то можно вздохнуть спокойно. Четыре китайца за четыре секунды плюс бонус, штатник в нокауте, для моего возраста это запредельно. Рекордный результат для калечного ветерана кровавых разборок. Устал, блин, как старая проститутка после юбилейного субботника в ментовской сауне... Ф-у-у...

Стою, чуть согнувшись, и дышу, как рыба, выброшенная на берег, а секунды убегают в вечность. Негоже...

Стряхиваю с протеза отвратительно зубастый шматок, подхожу, пьяно пошатываясь, к нокаутированному американцу. Мне б как следует отдышаться, утихомирить сердцебиение и мандраж в мышцах, а нельзя, надо сначала штатника обезоружить и упаковать, пока он в отрубе валяется.

Иностранец свалился на лежак. Ноги остались на полу, а остальное попой кверху свалилось поперек рюкзаков, битком набитых контрабандным товаром. Что это за товар? И мне хотелось бы знать. И не только, чего в рюкзаках, но и вообще все подробности подпольного транзита. Для того и оставил в живых штатника, чтоб допросить с пристрастием.

Нагибаюсь к нокаутированному, крюком цепляю ткань пижонистой куртки на его левом плече, тяну помаленьку, переворачиваю мистера мордой кверху. Тяжелый, падла. Торец каблука лишь чиркнул ему по черепу за ухом, и продолжительность гарантированной отключки после такого щадящего мазка обычно не превышает минуты. Вроде и минута уже прошла, даже две с хвостиком пробежали, а штатник до сих пор кислый, точно жмурик.

Тут бы мне и насторожиться на предмет его уж слишком, уж чересчур неживой вялости, а я... Дурак я старый, вот я кто! Выжатый лимон безмозглый!..

Куртка, подцепленная крюком-протезом, собралась складками, складки натянулись, безвольное увесистое тело медленно повернулось на бок и вдруг обрело волю!

Американец ожил, увы и ах, совершенно, абсолютно неожиданно для меня, старого придурка, слишком уставшего после рекордной взрывной активности...

...Ух, и хитрюгой же он оказался, ухарь звезднополосатый! Нокаута у него не было! Легкий нокдаун всего лишь и последующая имитация обморока, вот чего было! Я-то дурак дураком, а Рэмбо пакостный сообразил вовремя прикинуться ветошью и момент подгадал правильный для внезапного воскрешения! Ох, не прост американец! Ой, как же я в нем ошибался! Позор моим сединам...

...Толпа отчаянных мыслей промчалась по моим дефективным мозговым извилинам со скоростью гоночного болида, а наперегонки с мыслями мчался навстречу моему потному лицу кулак хитрющего иностранца, кулак, по величине сравнимый с перезрелым кокосом! А крюк, зараза, зацепился за его фирменную куртку и полностью лишил подвижности правую руку!

Предплечьем левой сбиваю его кокосообразный жесткий кулак, удар второго кулака пропускаю. И в башке сразу сделалось мутно. Оказывается, он еще и в боксе кое-чего соображает, этот суперхитрец, забугорный поц! Последнее, чему я успел удивиться, – сразу трем приближающимся его кулакам. Понимаю, что это у меня в глазах троится, пропускаю третий удар, и в голове наступает долгая, тошнотворная ночь...

Очнулся от головной боли. Чувствовалось, что по тыкве били умело и не раз, и не три, а значительно больше, дабы продлить состояние моего наркоза. Я очнулся, глаз не открыл, сосредоточился на ощущениях.

Череп раскалывается, однако вроде бы не тошнит. Это отрадно, ежели и есть сотрясение мозгов, то в легкой форме. Самое отрадное, конечно, в том, что я живой и вроде бы целый. В смысле – обошлось без сломанных костей и проникающих ранений. Даже вставные, бешено дорогие зубы, и те все в целости и сохранности. Но, черт побери, почему мне так холодно?.. Озноб?.. С чего это вдруг?.. И жестко как-то лежать, неудобно, узко...

Прошло несколько секунд, способность ориентироваться в собственных ощущениях восстановилась полностью, и я узнал, что лежу в чем мать родила на узкой лавке, одной из тех, что стояла возле стола, голые ноги под лавкой связаны крепко-накрепко в щиколотках, руки тоже завернуты под лавку, на левой, полноценной, руке браслетка наручников защелкнута стандартно, на правой наручник режет кожу под набалдашником протеза.

– Я слышу – у вас, товарищ, изменился дыхательный ритм, – произнес по-русски, догадайтесь, чей голос. Иностранный акцент почти неуловим, его русская речь, как фальшивая купюра: не знаешь, что это фальшивка, можешь и за родную принять. – Вы вернулись в сознание, товарищ. Откройте глаза. Хватит притворяться, копируя мой актерский прием. Это вам не поможет, товарищ.

Открываю глаза, поворачиваю голову на голос и вижу, что в избушке произошла некоторая перестановка, пока я, ха, «спал». Хвала Будде, пока что не «вечным сном», но весьма похожим на оный.

Басурман американский – факел статуи Свободы ему в жопу, да с поворотом, да чтоб по самые гланды! – перетащил все трупы в тот угол, где находилась поленница дров, стол задвинул поближе к лежаку, освободил пространство возле печки-«буржуйки», установил на свободном пятачке две лавки параллельно одна другой, на дистанции полутора примерно метров лавка от лавки. На одной лавке лежу я в костюме Адама, на другой, поближе к печурке, сидит он, и ему прекрасно видны мои связанные под лавкой ноги и, главное, скованные руки. В правом кулаке у америкоса пистолет, большой и красивый, в левом полешко. Еще несколько полешек валяется около печурки, а в самой «буржуйке» весело пляшут желтые огоньки пламени, и чайник, что стоит поверх печки, уже закипает.

– Ду ю спик инглиш? – спрашиваю американца и вежливо растягиваю рот до ушей.

Шутку он не оценил, даже глазами не улыбнулся.

– Разговаривать будем на вашем языке, товарищ.

– О’кей, мистер. Будем спик рашен. О чем будем спик?

– Кто вы и откуда, товарищ? Из какого учреждения?

– Пардон, я не въехал. Что значит, «из какого учреждения»? Учреждения у нас бывают исправительные, бюрократические, еще бывают...

– Вы собрались ваньку валять? – Он, не глядя, швырнул полешко в жерло печки. Попал. А чайник уже шипел, вот-вот из носика пар повалит.

– Что значит «ваньку валять»? Дуньку Кулакову знаю, а про Ваньку впервые слышу.

– Из какой вы конторы? – Он привстал с лавочки, взялся за деревянную ручку чайника.

– Чай пить будем, мистер?.. Ой! Ой, поставьте чайник на место, пожалуйста! Я понял! Понял-понял, чего вы удумали! Не надо на меня кипятком брызгать! Ненавижу кипяток, терпеть не могу яйца вкрутую! Особенно свои собственные! – Я напряг усталые мышцы, изогнулся буквой «зю», насколько позволяла узость доски, отодвинул подальше от иностранца с чайником свои, интеллигентно выражаясь, «чресла». И чуть было не опрокинулся вместе со скамейкой.

– Товарищ, не упустите возможности умереть без мучений, – очень серьезным голосом молвил американец, подумал немного и вернул чайник на место. Из носика повалил пар, под крышкой забулькало. Штатник опустился обратно на лавку. Деловито продолжил допрос: – Кто вы? Откуда? Говорите правду.

– О’кей. Клянусь говорить правду и только правду. Я – местный. Клянусь возможностью умереть безболезненно. Живу я здесь, в тайге. Андестенд?

Он помрачнел, снова потянулся было за чайником, но передумал, остался сидеть, расставил ноги пошире, сгорбился, положил локти на колени.

– Я догадался, почему вы, товарищ, ведете себя, как скоморох. Вы стараетесь меня разозлить. Вы лелеете надежду, что я потеряю над собой контроль и сгоряча вас застрелю. – Он задумчиво почесал пистолетным дулом у себя за ухом, там, куда я его опрометчиво щадяще ударил. – Вам не получится вывести меня из равновесия, товарищ скоморох.

– У вас не получится, – улыбнулся я.

– Чего у меня не получится?

– Вы сказали: «вам не получится», а надо говорить: «у вас не получится». Может, все ж перейдем на английский? Право слово, я неплохо гутарю на вашей мове.

– Что вы неплохо делаете на море?

– Не важно, игра слов. Нуте-с, хау дую ду? Йес?

– Ноу. Говорить будем по-русски. Воспользуюсь возможностью попрактиковаться с носителем языка.

– Ха! Какой же вы практичный народец, американцы, однако. А что ж вы с китайцем, которого я прикончил последним, не практиковались? Желтый прекрасно владел великим и могучим.

– Чем?

– Русским языком.

Он впервые улыбнулся. Правда, довольно кисло.

– Кто кого допрашивает, товарищ? Вы меня или я вас?

– Извините, конечно, но я вам, мистер, вовсе не «товарищ».

– В России, обращаясь к офицерским чинам, по-прежнему употребляют слово «товарищ». Назовите ваш чин, и двусмысленность в обращении исчезнет.

– Ни фига себе! – Я действительно удивился. Так, что даже о своем плачевном положении забыл на секунду. – А с чегой-то вы взяли, что я офицер, а?

– Умело ваньку валяете, товарищ офицер. – Его кислая улыбочка стала послаще. – Собираетесь утверждать, что вы из мафии? Как у вас говорят: из организованной преступности?

– У нас говорят проще: бандит.

– Вы есть бандит?

– И рад бы соврать, да обещал только что говорить правду и только правду. Я – местный житель. Случайный человек на вашем пути.

– Да? – Его улыбка стала приторно-сладкой. – Совсем случайный местный?

– Век воли не видать.

– Сегодня утром над тайгой летал вертолет, сегодня днем появились вы, товарищ. Ваша внешность вызывает жалость, но вы безжалостны. Вы – профессионал, товарищ. Вы оставили меня жить, чтобы допросить, товарищ...

– Прапорщик, – сжалился я над его настойчивостью. – Последний мой чин – прапорщик. Честное слово. А теперь не могли бы вы на минуточку забыть про товарища прапорщика и рассказать поподробнее про вертолет, а? Пожалуйста, мистер. Сердечно прошу.

Появление «вертушки» над нашенской глухоманью, доложу я вам, событие экстраординарное. Можете мне не верить, однако за минувшую зиму я дважды наблюдал в небе так называемые «летающие тарелки» и меньше удивлялся, чем сейчас, услыхав про вертолет.

– Ваньку валяете, товарищ прапорщик?

– Дался вам этот чертов Ванька! Мне правда интересно про вертолет! Клянусь тем сортиром, в котором наш президент обещал замочить всех на свете! Вы его видели?

– Вашего президента?

– Вертолет! Какой модели был вертолет? Вас с вертолета заметили? А то, знаете ли, вашу заимку засекут, вышлют экспедицию и, глядишь, мою берлогу найдут. Спаси и сохрани, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Напрягитесь, мистер! Вспомните про вертолет, прошу.

– Вы ударили меня по голове и теперь мне ее морочите. – Приторная улыбочка вновь обрела кислинку. – Я имею последнее к вам, товарищ, серьезное предложение: я обещаю устроить вам королевскую смерть в обмен на вашу серьезность и откровенность.

– Какую смерть? Королевскую? Это как? Чем и куда?

– Вы умрете от передозировки кокаина.

– Угу. Андестенд. Значит, груз, он же товар, это «кокс». Стольник за понюшку, то бишь сто баксов за грамм, насколько я знаю. Кокаин-анестетик, при длительном приеме от него мозги текут, однако я что-то не слышал, чтоб «коксом» можно было за раз нанюхаться до смерти. Не слыхал я, мистер, про королевскую кому, а вы?

Кислая улыбочка испарилась с иностранного чела. А на перекипающем чайнике запрыгала, забеспокоилась крышка, звеня и выдыхая пар. И носик чайника чисто труба паровозная, да еще и кипятком плюется.

Американец вздохнул красноречиво. Дескать: «Ну что ты с ним (со мной) поделаешь?» Мол: «сам напросился». Вздохнув выразительно, америкаша оторвал зад от лавки. В правом кулаке – пистолет, левая взялась за отполированную деревянную ручку над подпрыгивающей крышкой.

– Ой! Ой, не надо! – заверещал я, извиваясь связанным телом. – Ради бога, не надо садизма! – Я изогнулся буквой «зю», стыдливо пытаясь спрятать пах. – Плиз, мистер!..

Падать вместе со скамейкой мне без мазы – можно травмировать плечо и ляжку, левый бок или правый, в зависимости от того, в какую сторону рухну вместе с лавкой. Изображаю букву «зю», соблюдая баланс, прячу свое мужское достоинство, тем самым провоцируя иностранца подойти поближе.

Не помню, кто написал «Сказки дядюшки Римуса», однако на всю жизнь запомнил ту сказочку, в которой пойманный Братцем Лисом Братец Кролик умолял: «Делай со мной все, чего хочешь, только не бросай в терновый куст». Естественно, Братец Лис швырнул Кролика в означенный куст и травоядный спрятался от хищных лисьих зубов в колючках. Надеюсь, и мне сия примитивная уловка поможет. Простодушно надеюсь всей душой, и, кажется, не зря.

Хитер американец, но воистину: «на всякого мудреца довольно простоты»! Купился мистер! Шагнул поближе! Желает не просто плеснуть на меня кипяточком, а прицельной струйкой попасть на мои причиндалы, которые я пытался уберечь. Он сделал шаг ко мне, верещащей букве «зю», и теперь ему не видать мои скованные наручниками руки под лавкой. Ура!

Протез присобачен к культе надежно, за долю секунды его фиг отстегнешь. Зато расстегнуть браслеты за секундочку – запросто! Я в совершенстве владею этим элементарным фокусом, и он частенько меня выручал. Ежели приспичило и на боль в суставах наплевать, то освободиться от браслетов сможет каждый дурак, для этого надо всего лишь... Пардон! Некогда толковать о фокусах – штатник делает второй шаг, и чайник уже приподнял, и вот-вот из носика польется жгучее на мои половые органы.

Шутки шутками, а я реально испугался! А вдруг он в натуре успеет ошпарить мою мужскую гордость?! Это ж... Нет! Даже вообразить страшно!..

Расстегнутые браслеты наручников падают на пол. Из положения лежа спиной на лавке оперативно перехожу в положение сидя. Меняя позицию, бью железным крюком протеза в раскаленное днище чайника, а левой рукой снизу хватаюсь за пистолетное дуло.

Несколько капель кипятка все-таки падают на мои обнаженные живот – хвала Будде, выше пупка! – и плечо. Остальное выливается в морду гражданину Соединенных Штатов.

Была такая попсовая песенка: «Его по морде били чайником и заставляли танцевать». Во времена моей ранней молодости про чайник и морду голосили малолетки у пионерских костров, ближе к концу девяностых прошлого века ту же песенку исполняла какая-то девичья поп-группа, названия я не помню, и она звучала буквально на всех продовольственных рынках Москвы. Ни будучи подростком, ни убеленный сединами, я никогда не мог понять, какова связь между ударом кухонной посудой по морде и танцами. Сейчас понял.

Крутейший кипяток выплеснуло в гладкую иностранную морду, и штатник забарабанил каблуками по полу, будто бы отбивая чечетку, степ по-ихнему. Его плечи задергались, как у абрека, танцующего лезгинку. Бедра штатника ходили ходуном, словно у исполнительниц танцев живота. И все это танцевально-интернациональное происходило без всякого голосового сопровождения, ибо танцор задохнулся от обилия ощущений.

Короче, загадочную метафору из стародавней песенки я разгадал, а теперь о грустном, о его эксклюзивном пистолете.

«Пушка» у него была неизвестной мне модели, вполне возможно, изготовленная на заказ в единственном экземпляре под стандартный патрон. В общем, выпендрежная у него была «пушка». Я ухватил толстое дуло и, само собой разумеется, стал его выворачивать дырочкой кверху и так, чтобы сломался палец на спусковом крючке. Я выворачивал «пушку», понятия не имея, что она способна стрелять очередью, по типу уважаемого мною «стечкина». Я знать не знал, что идиот оружейник додумался установить фиксатор спускового крючка. То есть – раз его нажал, и он зафиксировался, и та-та-та, пока патроны не кончатся. Идиотизм! Короче, заваливаю дуло, а палец ошпаренного американца прежде, чем хрустнуть в суставе, давит на спуск и, щелк, спусковой крючок клинит, и та-та-та... А я, дурак, продолжаю начатое движение по инерции, в результате дырочку на конце дула разворачивает на сто восемьдесят градусов, и та-та – пара последних пулек попадают в грудь танцующему янки.

Они упали – американец, чайник и пистолет. Два неодушевленных предмета и один пока еще с душой, но ненадолго. А я ведь так надеялся душевно побеседовать с ошпаренным Рэмбо и все, что мне интересно, подробно выяснить. Жаль, не судьба. Правда, жалко...

Штатник обзывал меня «безжалостным», он ошибался. Я устроил ему «королевскую смерть». Едва освободил ноги от веревок, как был голым, побежал к рюкзакам, набитым наркотой. Вскрыл первый подвернувшийся под руку рюкзак, вытащил один из запаянных целлофановых пакетов, одну килограммовую расфасовку «кокса», вернулся к смертельно раненному и, надорвав целлофан, припорошил обожженное лицо серебряным инеем драгоценного белого порошка.

Сыпал порошок и думал: «Грамм «кокса» стоит стольник, в рюкзаках порядка ста пятидесяти килограммов, это что ж получается? Пятнадцать «лимонов» баксов за весь товар?.. Ну, ладно, допустим, оптовая торговля предполагает скидку, и все равно до фига бабок получается. А они на полном серьезе искали деньги в моем невеликом объемом сидоре...»

Думается мне, что господа нехорошие наркоолигархи расплачиваются друг с дружкой за товар посредством банковских переводов, то есть безналичными деньгами, а курьеры-носильщики расчет ведут в наличных. Хоть и просил у меня китаец деньги «за товар», но, думается мне, это он так, для красного словца, товар помянул всуе. На передаточных пунктах одни носильщики платят другим за рисковую работу и так далее, по цепочке. Дошел товар... в смысле – донесли товар до получателя, и осуществляется банковский перевод. Или в корне наоборот – сначала стопроцентная предоплата, после товар пошел, в смысле его понесли. Или... Впрочем, какая мне разница? Мне их система взаимозачетов по барабану, у меня другие проблемы...

Высыпав «кокс» на раны умирающему янки, я почувствовал легкое головокружение. В башке кружится вследствие щадящего, однако, сотрясения мозгов. В принципе, хорошо бы полежать денек-другой, а то помните, чем закончил Мухаммед Али? Болезнь Паркинсона у боксера случилась, аукнулись многочисленные нокдауны да нокауты.

Остерегаясь резких движений, я присел на лавочку, сел в позу знаменитого мыслителя работы месье Родена и пригорюнился. Да-с, господа, попал я в переделку. Куда ни кинь, всюду клин. Рано или поздно – скорее рано, чем поздно – здесь появятся те, кого ждали убиенные мною китайцы. Я могу сжечь избушку вместе с наркотой и трупами, могу бросить все как есть, могу... Чего бы я ни делал, ОНИ могут начать рыскать по тайге, рано или поздно – скорее поздно, чем рано – ОНИ могут набрести на поселение правоверов. Кстати, и райское местечко, где я с семьей собираюсь жить не тужить, по таежным меркам не так уж и далеко.

Что ж делать-то, а?..

Кем был этот американец? Ревизором наркоолигархов?..

Что за вертолет барражировал утром над этим районом? Тропку наркокурьеров засекли и тралят океан тайги с воздуха?..

А голова кружится все сильнее и сильнее. Нельзя делать резких движений, надо бы отлежаться...

Как бы и на все вопросы найти ответы, и беду от таежных поселений отвести, и отдохнуть заодно для профилактики здоровья?..

Ха! Мечта всякого российского человека – хочется и рыбку съесть, и задницу не покорябать...

Сижу голый, в классической позе мыслителя, вокруг трупы, под рукой наркоты до фига и больше, на чертову кучу миллионов, мышцы противно ноют, в голове форменная карусель, в сердце страх за близких мне беззащитных людей, сижу и думаю, ищу выход из безвыходной ситуации. Жду озарения...