Текст книги "Г К Жуков на Халхин-Голе"

Автор книги: Михаил Воротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Воротников Михаил Федорович
Г К Жуков на Халхин-Голе

Воротников Михаил Федорович

Г. К. Жуков на Халхин-Голе

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: Полковник в отставке, адъютант Г. К. Жукова во время боев на Халхин-Голе М. Ф. Воротников в своих воспоминаниях рассказывает о Жукове – полководце и человеке, а также повествует о встречах с маршалом в последний период его жизни

Содержание

От автора

Истоки "необъявленной войны" на Халхин-Голе. Г. Плотников

Начало службы на монгольской земле. Впервые в роли адъютанта

"Баян-Цаганское побоище". Июльские оборонительные бои. Миг боя – годы опыта

Августовская наступательная операция и ее итоги

Комиссары Халхин-Гола

Братская боевая дружба

Мой командующий

Вместо послесловия

Примечания

Список иллюстраций

От автора

Книгу эту я долго вынашивал в мыслях и чувствах своих. Прожитые годы жизни полны сложностей, радостей и огорчений. В памяти моей навсегда осталась яркая личность полководца – Георгия Константиновича Жукова.

Я был его адъютантом, когда шли бои на Халхин-Голе и впервые зримо проявился его незаурядный полководческий талант.

Георгий Константинович оказал мне большую помощь в работе над книгой: из своего личного архива дал фактический материал о разгроме 6-й японской армии на Халхин-Голе, высказал ряд мыслей и суждений по поводу "Необъявленной войны на Халхин-Голе", прочитал главу "Мой командующий", собственноручно внес свои поправки, дав положительный отзыв, который храню, как бесценную реликвию. В одной из бесед сказал: "История должна быть сохранена такой, какой она была по тому времени. Это поможет современникам объективно осмыслить прошлое и сделать наиболее целесообразные выводы в конкретно сложившейся политической и военной обстановке".

Его младшая дочь Мария Георгиевна подарила мне несколько фотографий из истории боев, для иллюстраций.

Мне помогли и другие товарищи, которым выражаю искреннюю благодарность: Г. К. Плотникову – кандидату исторических наук, сотруднику института Военной истории, А. И. Грачеву – журналисту.

М. Воротников

Истоки "необъявленной войны" на Халхин-Голе

В героической летописи советского и монгольского народов есть страницы, которым суждено сиять веками. Одной из наиболее ярких, повествующих о боевом братстве наших народов, является сражение у р. Халхин-Гол – символ их верной и нерушимой дружбы, развивающейся на протяжении более шести десятилетий на принципах марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма. У истоков этой дружбы стояли великий Ленин и неустрашимый Сухэ-Батор, которые на дружеской встрече в Москве 5 ноября 1921 года обсудили пути развития монгольской народной революции. Эта теплая беседа имела принципиальное значение для развития монгольской народной революции по пути от феодализма и мрака к социализму, минуя стадию капитализма.

Сражение у р. Халхин-Гол на территории братской социалистической Монголии в 1939 году – явление отнюдь не случайное и локальное, как это стремятся доказать различного рода фальсификаторы истории, а проявление империалистической политики "иными, насильственными средствами".

Почему же алчный японский империализм попытался именно здесь, в Монголии, вновь претворить в жизнь свои замыслы в конце 30-х годов нашего столетия? В чем лежат причины столь настойчивого стремления японского милитаризма утвердиться на азиатском материке?

Стратегически выгодное положение, которое занимает Монголия, издавна привлекало внимание правящих кругов Японии.

Это обстоятельство особо отметил В. И. Ленин еще в ноябре 1921 года в беседе с монгольской делегацией, о которой уже упоминалось выше, указав, что в силу такого географического положения страны империалистические державы в случае войны будут стремиться захватить Монголию и превратить ее в плацдарм военных действий против другой страны{1}.

Так, еще в конце XVI в. японский сегун{2} Т. Хидэёси с целью покорить Корею, Китай и Монголию предпринял ряд походов на материк, закончившихся в 1598 году полным поражением. В конце XVII в. маньчжурским завоевателям, захватившим Китай и основавшим здесь Дайцинскую (маньчжурскую) династию, удалось овладеть всей Монголией. Черная ночь иноземного ига наступила для монгольского народа. Она продолжалась почти три столетия.

Во второй половине XIX столетия, накануне буржуазной революции Мэйдзи (1868 г.), имущие классы Японии вновь потребовали реставрации эпохи Хидэёси и осуществления его захватнических идей. Устами одного из своих предводителей – Ёсида Синоина – были высказаны основные руководящие начала японских территориальных претензий: "Захват Курильских островов, Камчатки, островов Рюкю, Формозы (Тайвань – Г. П.), покорение японскому владычеству Кореи и всего Китая (вместе с Монголией. – Г. П.) – минимум, необходимый для нормального развития Японии".{3}

Японская военщина, выдвинувшая эти планы, вскоре приступила к их практическому претворению. В 1876 году под дулами орудий военно-морской эскадры была "открыта" Корея. В результате японо-китайской войны 1894-1895 гг. Япония по Симоносекскому договору получила китайский остров Тайвань, переименовав его в Формозу, и свыше 25 млн. английских фунтов (300 млн. юаней) контрибуции.{4}

Следующим этапом захватнической политики японского милитаризма явилась русско-японская война 1904-1905 гг., в результате поражения в которой русский царизм потерял южную часть острова Сахалин, Японии удалось закрепиться на материке: она получила Квантунскую область, арендованную ранее Россией у Китая, а также Корейский полуостров, отошедший к Японии по корейско-японскому "договору" об аннексии в августе 1910 года.

Этот успех придал свежие силы японскому милитаризму, явился новым толчком дальнейшего усиления его агрессивного курса в отношении соседних стран Дальнего Востока и, прежде всего, Китая, России и Монголии.

Однако на пути дальнейшей экспансии Японии на материк был Китай, где господствовала Дайцинская династия, против которой развернулось национально-освободительное движение в Китае и Монголии. Мощная революционная волна в Китае, поднявшаяся под непосредственным влиянием первой русской революции 1905 года, смела в 1911 году более чем двухвековое маньчжурское иго, ознаменовала рождение Китайской республики, а также появление автономной Внешней Монголии.

Победа Великой Октябрьской социалистической революции в России открыла путь к экономическому и культурному развитию Монголии. Правительство РСФСР в феврале 1918 года сообщило правительству Богдо-Гэгэна{5} о том, что Советская Россия порвала с политикой царизма, отказавшись от грабительских кабальных договоров, навязанных им Монголии, аннулировало долги по царским займам и признало неотъемлемое право монгольского народа на независимость. "Монголия, – говорилось в обращении, – есть свободная страна... Вся власть в стране должна принадлежать монгольскому народу. Ни один иностранец не вправе вмешиваться во внутренние дела Монголии..."{6}

Однако реакционные правящие круги во главе с Богдо-Гэгэном не только не ответили на обращение Советского правительства, но и сделали все, чтобы скрыть его от народа. Более того, страх перед освободительными идеями Октября побудил феодально-теократическое правительство Автономной Внешней Монголии стать на путь открытого сговора с японскими империалистами и их агентурой в лице китайских милитаристов из клики "аньфу"{7}.

Маскируясь в тогу друзей монгольского народа, японский империализм в 1918 году под предлогом защиты от угрозы большевизма вытащил на свет идею создания "Великой Монголии", которая бы объединила Внешнюю Монголию, Бурятию, Внутреннюю Монголию, Кукунор и другие районы, населенные монгольскими народностями. Во главе "движения панмонголистрв" японская военщина планировала поставить своего платного агента – белогвардейского атамана Семенова. Но "панмонгольская" авантюра японских империалистов вскоре потерпела провал, как и сорвалась попытка аньфуистского агента китайского генерала Сюй Шучжэна утвердиться в Монголии.

После падения прояпонского правительства аньфуистов в Пекине власть в Китае захватила клика реакционных милитаристов "чжили"{8}. Среди китайских оккупационных войск в Монголии началось разложение. Однако открытая интервенция японских войск была невозможной из-за противоречий в этом районе американского и японского империализма.

В подобной обстановке милитаризм сделал ставку на белогвардейского барона Унгерна. Его войска из Монголии пытались развернуть наступление против РСФСР. Но монгольский народ под руководством Народной партии (ныне МНРП. – Г. П.), при помощи великого северного соседа – Советской России, разгромил банды Унгерна и освободил страну от иноземных захватчиков. Планам японской военщины не суждено было сбыться и на этот раз.

Однако поражение политики японского милитаризма в Монголии и на Советском Дальнем Востоке в начале 20-х годов не отучило японских политиканов от захватнических действий.

Суть агрессивных планов японского империализма была раскрыта в ходе работы конференции губернаторов провинций, руководителей ведущих концернов и японского генералитета, которая состоялась в конце июня 1927 г. Конференция выработала основные взгляды развития политики в ближайшей перспективе. "Чтобы завоевать Китай, – говорилось в ее решении, – мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию... Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом, если раса Ямато желает отличиться в континентальной Азии"{9}.

Направляя свою агрессию против Маньчжурии, японские империалисты считали, что успешный исход этой акции позволит разрешить многие проблемы экономики и политики, стоявшие перед Японией к началу 30-х годов. При этом прежде всего они считали необходимым создать обширный плацдарм для войны против Советского Союза; выйти к границам МНР, что, по их мнению, приближало овладение этой страной; создать в Маньчжурии сырьевую базу и базу развития японской промышленности на материке; и, наконец, обеспечить богатую тыловую базу на случай войны с Америкой.

Разработанный план молниеносного овладения Маньчжурией предусматривал: завершить операцию по захвату этой части Китая силами Квантунской армии; облечь военные операции в форму карательной экспедиции и с этой целью исключил из лексикона само слово "война"; держать наготове большой военный флот на случай выступления против Японии других стран (например, США); и, наконец, привлечь на свою сторону отдельных китайских генералов и добиться через своих агентов в нанкинском правительстве Чан Кайши его невмешательства в Маньчжурский конфликт.

Японским милитаристам удалось достичь полной внезапности и нейтрализации действий центрального правительства Китая. Попытка Чан Кайши урегулировать конфликт через Лигу Наций успеха не принесла: пока комиссия Литтона разбирала "инцидент 18 сентября", Маньчжурия к началу 1932 года оказалась в руках агрессоров. В марте на захваченных землях Северо-Восточного Китая (Маньчжурия) было создано марионеточное государство Маньчжоу-Го во главе с последним императором цинской династии Пу И (Генри Пу И), а через год – в марте 1933 года – в его состав была включена провинция Жэхэ и другие территории Внутренней Монголии.

Таким образом, в 1931-1933 гг. японская военщина на протяжении почти 5 тыс. километров вышла непосредственно на границы Советского Союза и Монгольской Народной Республики. Она стала лихорадочными темпами превращать территории в военно-экономическую базу и плацдарм для нападения на СССР и МНР. С этой целью вдоль границ с нашей Родиной и дружественной Монгольской Народной Республикой они начали создавать укрепленные районы как исходные рубежи для агрессии, подводить к ним шоссейные и железные дороги, строить аэродромы и проводить другие мероприятия по оперативному оборудованию плацдарма агрессий. На Дальнем Востоке возник опасный очаг мировой войны.

В связи с проводимыми японской военщиной мероприятиями по подготовке войны ЦК МНРП и правительство МНР в конце 1934 года было вынуждено обратиться к Советскому Союзу с просьбой о помощи в случае нападения японских агрессоров. Советское правительство заявило о своей готовности оказать братской Монголии необходимую помощь. Стороны заключили между собой так называемое "джентльменское (устное. – Г. П.) соглашение". Зная твердую позицию Советского Союза, агрессоры не рискнули начать широкие боевые действия против МНР. Но тем не менее провокации японской военщины на восточных границах братской республики не прекратились, а, наоборот, усилились.

Одним из наиболее ярких примеров таких провокаций был захват 24 января 1935 года японским отрядом монгольского пограничного монастыря Халхин-Сумэ, расположенного в 8 километрах от устья р. Халхин-Гол в междуречье Шарильджи и Уршун-Гол, впадающих в озеро Буир-Нур. При этом японская сторона постаралась дать лживую информацию в западную прессу о якобы произошедшем столкновении японо-маньчжурских войск с советскими частями. Разоблачая эту вздорную и нелепую фальшивку, газета "Правда" выразила мнение официальных советских органов о том, что подобные сенсационные измышления распространяются сознательно и с определенными целями. Она не оставила сомнения в том, что реакционные круги, мечтающие о военных осложнениях на Дальнем Востоке, не пропускают "...никакого случая для того, чтобы вызвать и поддерживать представления о якобы близком наступлении этих осложнений"{10}.

В связи с захватом монастыря Халхин-Сумэ в период со 2 июня по 26 августа 1935 года на ст. Маньчжурия проходили переговоры между правительственной делегацией во главе с Самбу и представителями так называемого государства Маньчжоу-Го. На них монгольская делегация потребовала возвратить захваченный монастырь и созвать постоянную комиссию по урегулированию пограничных конфликтов. Однако этот тур переговоров, как и их второй тур (со 2 октября по 25 ноября 1935 г.), были сорваны японо-маньчжурскими властями{11}.

Провокации на восточных границах МНР не прекращались. 12 февраля 1936 года японо-маньчжурский отряд численностью свыше 500 человек на 25 грузовиках при двух танкетках и самолетах-штурмовиках совершил налет на Булун-Дэрсунскую пограничную заставу республики. Последняя приняла неравный бой, но под давлением во много раз превосходящих сил врага была вынуждена отойти в глубь территории МНР, потеряв 5 человек ранеными и одно горное орудие. Подошедший бронеотряд МНРА отбросил налетчиков за пределы границы, нанеся противнику ощутимый урон: враг потерял до 20 человек убитыми, 30 ранеными и обе танкетки{12}.

В этих условиях ЦК МНРП и правительство МНР предприняли ряд мер по дальнейшему укреплению обороноспособности страны. Не было безучастным к участившимся провокациям японской военщины и Советское правительство. 21 февраля 1936 года заместитель народного комиссара по иностранным делам СССР Б. С. Стомоняков заявил японскому послу в Москве г-ну Ота, что "...учащающиеся столкновения на границах Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го представляют еще один очаг опасности для мира на Дальнем Востоке и вызывают серьезное беспокойство у правительства СССР"{13}.

Подобная твердая позиция Советского правительства еще более наглядно была продемонстрирована на советско-монгольских переговорах в Улан-Баторе, на которых 12 марта 1936 года был подписан исторический Протокол о взаимопомощи между СССР и МНР. Он еще теснее связал судьбы двух братских народов в борьбе против общего врага – японского империализма – и явился надежной, прочной гарантией независимости Монгольской Народной Республики.

Выполняя свои обязательства по Протоколу, Советское правительство по просьбе правительства МНР направило в январе 1937 года в Монголию части и соединения Красной Армии. Из этих войск был сформирован 57-й особый корпус в составе 36-й мотострелковой дивизии, 6-й кавалерийской, 11-й танковой, 7, 8 и 9-й мотоброневых бригад и других частей и подразделений специальных войск{14}. Первым командиром особого корпуса был назначен комдив, позднее прославленный советский полководец Маршал Советского Союза И. С. Конев.

Наряду с агрессивными намерениями против МНР японская военщина 7 июля 1937 года, совершив провокацию у моста Лугоуцяо в г. Юаньнин (близ Пекина), приступила к осуществлению нового этапа агрессии против Китая, ставившего целью захватить территорию Внутреннего Китая{15}. Очаг войны на Дальнем Востоке задымил с новой силой. Японским войскам за сравнительно небольшой отрезок времени удалось захватить значительную часть территории страны с такими крупнейшими городами, как Тянь-цзинь, Шанхай и Пекин, и вступить в столицу Китайской республики – г. Нанкин. Однако первые успехи не дали основания захватчикам праздновать победу; китайский народ на этот раз начал тяжелую и упорную борьбу, вошедшую в историю как японо-китайская война 1937-1945 гг.

В конце июля 1938 года японские империалисты, стремясь "прощупать" прочность советских границ в Приморье, крупными силами вторглись в пределы нашей Родины в районе оз. Хасан. Соединения Красной Армии, получив подкрепления, решительно контратаковали врага и к 7 августа отбросили его с советской территории с большими для него потерями.

Неудачи в затяжной войне против Китая, поражение крупной вооруженной акции японских войск у оз. Хасан в большой мере подорвали авторитет военных кругов Японии в глазах их союзников по антикоминтерновскому пакту, не могли не сказаться и на внутриполитическом положении Японии. Курс иены резко упал, а цены на многие товары широкого потребления повысились, что привело к понижению жизненного уровня населения и росту недовольства внутри страны. Этим решили воспользоваться определенные милитаристские круги, вынудив правительство Коноэ в январе 1939 года уйти в отставку.

Новый премьер-министр страны Хиранума и поддерживавшие его генералы в лице военного министра Итагаки, его заместителя Тодзио, а также командующего Квантунской армией генерала Уэда видели выход из создавшегося положения в активизации военных действий в Китае и расширениях их в северном направлении против МНР и СССР. По их мнению, такие действия в случае успеха могли поднять пошатнувшийся престиж японской армии и содействовать заключению прямого военного блока оси Берлин – Рим – Токио. Не менее важную роль в подготовке Японией агрессии против МНР сыграла соглашательская политика тогдашнего руководства Англии и Франции, стремившегося направить фашистскую агрессию против Советского Союза. Японские самураи еще выше подняли головы и взяли курс на заключение прямого военного союза с фашистской Германией.

В начале 1939 года в связи с вновь усилившимися провокациями японской военщины на восточных рубежах МНР Советское правительство в своем заявлении на 3-й сессии Верховного Совета СССР предупредило японских империалистов о том, что "...границу Монгольской Народной Республики, в силу заключенного договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную"{16}. Однако правящие круги милитаристской Японии не вняли разуму и продолжали усиленную подготовку к нападению на МНР.

Готовя нападение, японская военщина рассчитывала без особых трудностей захватить восточный выступ территории республики и в случае успеха стремительным броском выйти к советской границе южнее г. Читы, вторгнуться на территорию СССР. Затем предполагалось перерезать транссибирскую железнодорожную магистраль и в дальнейшем предпринять наступление в Приморье с тем, чтобы отторгнуть весь советский Дальний Восток. С этой целью близ границы с МНР сосредоточивались крупные силы японской Квантунской армии, размещенные в западной части Северо-Восточного Китая, а также войска князя Внутренней Монголии Дэвана и марионеточного государства Маньчжоу-Го.

С середины января 1939 года провокации на границе стали возрастать. Так, 14 января в районе г. Номон-Хан-Бурд-Обо около 20 японцев и баргутских кавалеристов армии Дэвана напали на сторожевой наряд пограничников МНР, ранив одного цирика{17} и взяв в плен начальника 7-й заставы. Через два дня пограничный наряд был вновь обстрелян. В течение 29 и 30 января японо-баргутские кавалеристы пытались пленить сторожевые монгольские наряды в этом районе. В феврале и марте здесь произошло до 30 нападений на пограничников МНР силами подразделений и групп 23-й японской дивизии и кавалерийских частей князя Дэвана.

Провокационные действия японской военщины сопровождались широкой кампанией в прессе Японии и Маньчжоу-Го, направленной против Монгольской Народной Республики. Для обоснования своих претензий на территорию, расположенную по правому берегу р. Халхин-Гол, японские картографы еще в 1935 году сфабриковали подложные карты, на которых граница Маньчжоу-Го с МНР была показана по реке, то есть 20 километров западнее ее истинного положения.

После соответствующей идеологической, дипломатической и военной подготовки японская военщина приняла решение развернуть активные боевые действия в мае 1939 года. Выбор командования японской Квантунской армии на этот раз пал на восточный выступ территории МНР в районе оз. Буир-Нур и среднего течения р. Халхин-Гол. Ширина избранного для нападения участка достигала по фронту 70-80 километров, а глубина – до 20 километров.

В ночь на 8 мая над Халхин-Голом загремели выстрелы: группа японцев численностью до взвода с ручным пулеметом пыталась проникнуть на территорию МНР. Монгольские пограничники обнаружили нарушителей и открыли огонь. В результате противник был выброшен за пределы республики, оставив трех солдат убитыми.

11 мая монгольские пограничные заставы в районе г. Номон-Хан-Бурд-Обо подверглись неожиданному нападению{18}. Силы были неравны: против двадцати пограничников наступало около двухсот японцев при поддержке минометов и пулеметов. Пограничникам пришлось отойти на запад от границы к р. Халхин-Гол. Лишь с помощью подошедших подразделений МНРА нарушители были отброшены на маньчжурскую территорию. Начиная с 14 мая, здесь развернулись активные действия японской авиации, проводившей разведывательные полеты, бомбометание и обстрелы из пулеметов погранзастав Монгольской Народной Республики. Все говорило о том, что готовятся широкие наступательные действия крупных сил. По образному выражению Г. К. Жукова, началась "необъявленная война на Халхин-Голе"{19}.

Поэтому нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов, обеспокоенный происходящими событиями в районе восточного выступа территории МНР, 16 мая приказал командованию особого корпуса тщательно разобраться в обстановке и принять необходимые меры по обеспечению обороны района Халхин-Гол. Только после этого командир корпуса комдив Н. В. Фекленко предпринял определенные меры: 17 мая утром из района Тамцак-Булак к месту боев была направлена оперативная группа от 11-й танковой бригады в составе стрелково-пулеметного батальона, саперной роты и батареи 76-мм орудий на механической тяге под общим командованием старшего лейтенанта А. Э. Быкова. Одновременно сюда же выдвигалась 6-я кавалерийская дивизия в составе 15-го и 16-го кавполков, сводного кавэскадрона и дивизиона бронемашин. 22 мая советско-монгольские войска с ходу преодолели р. Халхин-Гол и заняли оборону на ее восточном берегу в двух-пяти километрах от государственной границы.

Японское командование к исходу 27 мая подтянуло в район Номон-Хан-Бурд-Обо крупные силы для проведения новой, более масштабной провокации. Основу их составил 64-й пехотный полк 23-й пехотной дивизии под командованием полковника Т. Ямагата. На базе этого полка был сформирован сводный отряд, в который вошли также разведотряд дивизии под командованием подполковника Я. Адзума, моторота капитана Ковано, 8-й кавалерийский полк и подразделения 1-го и 7-го кавалерийских полков баргутской конницы. Всего японцы стянули сюда свыше 1500 штыков, 1000 сабель, до 75 станковых и ручных пулеметов, 12 орудий, 6-8 бронемашин и до 40 боевых самолетов{20}. Советско-монгольские войска насчитывали лишь 668 штыков, 260 сабель, 58 пулеметов и 39 бронемашин{21}.

Таким образом, на 27 мая противник превосходил советско-монгольские войска по количеству штыков в 2,5 раза, в саблях в 3,5 раза, имел абсолютное превосходство в авиации, но уступал им по числу бронемашин почти в 6 раз.

На рассвете 28 мая сводный отряд Ямагата начал наступление. Вследствие некоторой несогласованности действий 15-го кавполка дивизии и опасности обходного маневра врага 2-я стрелковая рота была вынуждена отойти на тыловой рубеж обороны, понеся при этом потери, и закрепилась в трех километрах от р. Хайластын-Гол.

Однако обходной маневр противника был сорван: разведотряд Адзума и рота Ковано попали под губительный огонь артиллерийской батареи, заранее выдвинувшейся на восточный берег р. Халхин-Гол. Героическими действиями батареи, саперной и 1-й стрелковой рот, поддержанных сильным пулеметным огнем, японский отряд был почти полностью уничтожен.

В этой обстановке народный комиссар обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов 2 июня пригласил к себе заместителя командующего Белорусским особым военным округом комдива Г. К. Жукова. На встрече он обрисовал создавшуюся обстановку на восточной границе МНР и немедленно отправил его в Монголию, чтобы на месте оценить обстановку для выработки необходимых мер и, если понадобится, возглавить дислоцированные там советские войска.

Началась кипучая, полная энергии жизнь Г. К. Жукова в Монголии в роли командира особого корпуса, а вскоре и командующего 1-й армейской группой.

О героических событиях тех памятных дней, о деятельности прославленного советского полководца, четырежды Героя Советского Союза и Героя Монгольской Народной Республики Маршала Советского Союза Г. К. Жукова в них и рассказывается в настоящей книге.

Ее автор – командир танкового взвода легендарной 11-й ордена Ленина танковой бригады – в конце июня 1939 года становится адъютантом командира 57-го особого корпуса, а вскоре и командующего 1-й армейской группы, войска которой наголову разгромили японских агрессоров, вторгшихся в пределы братской народной Монголии. Ныне М. Ф. Воротников – полковник в отставке. В своем труде он с большой теплотой и проникновенностью повествует о малоизвестных советскому читателю страницах жизни Г. К. Жукова в Монголии, с которым он был тесно связан вплоть до кончины выдающегося советского полководца периода второй мировой войны.

Г. Плотников,

кандидат исторических наук,

полковник в отставке

Начало службы на монгольской земле. Впервые в роли адъютанта

В 1936 году мне, работавшему до этого сначала в колхозе, а затем на металлургическом заводе в Донбассе, удалось закончить рабфак при горном институте в г. Сталине (ныне Донецк) и поступить учиться в Ульяновское Краснознаменное танковое училище. Сбылась моя мечта. В то время значительная часть молодежи стремилась пойти учиться в военные училища. Но чтобы стать курсантом, нужно было хорошо подготовиться к приемным экзаменам – всюду был конкурс.

После окончания училища, в январе 1939 года, я был направлен в войска, дислоцировавшиеся на территории дружественной нам Монгольской Народной Республики. Так началась моя служба в Ундур-Хане, в 11-й танковой бригаде. Жили мы в землянках, в так называемом "копай-городке".

Наш рабочий день был насыщен боевой подготовкой и отработкой элементов постоянной боевой готовности. Несмотря на суровые климатические условия, недостаток воды для технических нужд, которую надо было подвозить, отсутствие технически оснащенных водомаслогреек и аккумуляторных, боевая готовность поддерживалась на высоком уровне и полностью отвечала предъявляемым требованиям. Боевые тревоги с выводом танков и решением учебных тактических и огневых задач проводились еженедельно.

Мы знали, что международная обстановка серьезно осложнилась. Войны в Абиссинии, в республиканской Испании, кровавая провокация в районе озера Хасан были предвестниками большой войны.

Накалялась обстановка и на границах Монголии. Позднее стало известно, что вторжению регулярных японских войск на территорию МНР предшествовала целая серия мелких военных провокаций и диверсионных действий. С января по май их было совершено около сорока. Численность нападающих увеличивалась, мощность вооружений возрастала. 14 мая японцы применили не только артиллерию, но и пикирующие бомбардировщики.

Еще в начале мая командный состав нашей бригады регулярно стал получать информацию об обстановке на Халхин-Голе. На разборе проведенного тактического учения командир нашей бригады М. П. Яковлев подробно остановился на агрессивных устремлениях японского милитаризма. Он ориентировал нас на возможное перерастание отдельных провокационных действий японцев в крупные бои. "По всему видно, – говорил комбриг, – что японское командование прощупывает реакцию со стороны монгольского правительства и выжидает, в какой степени и как отнесется к этому наше правительство и наши войска, находящиеся на территории МНР".

М. П. Яковлев поставил перед нами задачу быть в постоянной готовности, встать с оружием в руках на защиту монгольских границ. "Но Халхин-Гол от нас, сами знаете, – сказал комбриг, – далеко. Если потребуется наша помощь, то выйти в район боев мы сможем только своим ходом. Рассчитывать должны не иначе, как на многосуточный форсированный марш. Поэтому все силы на подготовку техники и оружия к форсированному маршу, на готовность с хода вступить в бой. Растеряем в пути технику – грош нам цена", – заключил разбор комбриг.

В ночь на 16 мая 11-я танковая бригада была поднята по боевой тревоге. Мы приняли ее за очередную тренировку. И, прибыв в парк, сразу же принялись приводить танки в боевую готовность. Очередная команда: "Загрузить боеприпасы!" – насторожила нас. Собираю взвод, ставлю задачу. Проверяю действия каждого экипажа. Обнаруживаются большие недостатки в трех танках из пяти. Некоторые ограничились только тем, что завели моторы и доложили о готовности. Не наведен порядок в боевых отделениях некоторых машин, не опробован подъемный и поворотный механизм пушки, кое у кого не доставало положенного запаса песка на случай загорания танка.

Я, как командир взвода, понял свою оплошность: не смог своевременно предотвратить такие недоработки экипажей, мало вникал в черновую работу, не хватало опыта. Тут же сделал соответствующие выводы и основательно перестроился.

Напротив нашего батальона находился парк-стоянка машин стрелково-пулеметного батальона 11-й танковой бригады. К утру парк опустел. У ворот стояла лишь одна охрана. Оказалось, что стрелково-пулеметный батальон получил задачу форсированным маршем выйти к реке Халхин-Гол, в район города Тамцак-Булак, и поступить в распоряжение командира оперативной группы 57-го особого корпуса полковника Иванкова для защиты границ МНР. Ответственность за своевременное прибытие в указанный район возлагалась на заместителя командира бригады майора Б. М. Скворцова.