355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Воротников » Г К Жуков на Халхин-Голе » Текст книги (страница 2)
Г К Жуков на Халхин-Голе
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:50

Текст книги "Г К Жуков на Халхин-Голе"


Автор книги: Михаил Воротников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

22 мая советско-монгольские войска с ходу преодолели р. Халхин-Гол и заняли оборону на ее восточном берегу в двух-пяти километрах от государственной границы. Вступил в бой и отряд Быкова.

Как уже указывалось, японцы имели превосходство в силах и средствах. Бой носил ожесточенный характер. Сразу выявились недостатки в боевой выучке наших бойцов: сказалась недостаточная физическая выносливость нашей пехоты, неумение использовать неровности местности, недостаточные навыки в пользовании малой саперной лопатой. Трудно переносился бой в условиях жары при недостатке питьевой воды.

Вернувшись в бригаду, Б. М. Скворцов на совещании всего командного состава соединения информировал нас об обстановке в районе реки Халхин-Гол, поделился первым боевым опытом наших подразделений. Особо остановился на тактике японских самураев и недостатках в одиночной подготовке наших бойцов, командиров и тактической подготовке подразделений. Он потребовал тренировок на выносливость в бою в условиях открытой степи, в песчаных барханах, в жару. Поставил вопрос о накомарниках. Высказал свои рекомендации.

Все это повлекло за собой большие перемены в организации боевой подготовки и поддержании боевой готовности частей и подразделений.

21 мая командир 23-й пехотной дивизии, дислоцировавшейся в районе Хайлара, генерал-лейтенант Камацубара, в прошлом военный атташе в Москве, выполняя приказ командующего Квантунской армии генерала Уэда, отдал приказ дивизии на уничтожение войск Внешней Монголии (МНР) в районе Номон-Хана.

В бой вступали кадровые войска Квантунской армии.

Настал наш черед.

На рассвете нас разбудил знакомый сигнал боевой тревоги. Быстро уложены пожитки, фотография выпускной роты училища легла на самое дно чемодана. Все лишнее сдано на склад. Через несколько минут мы были у танков. Командир роты старший лейтенант В. Р. Филатов потребовал проверить, все ли взято для длительного марша. Приказ – дозаправить танки и выйти в район сосредоточения. С выходом за черту города была проверена боевая экипировка. Нам еще раньше настойчиво рекомендовали купить в магазине военторга 5-6 пар белья, ко всему прочему, что полагалось по перечню.

По всему было видно, что тренировки кончились. Последнее посещение столовой. Мы в полном снаряжении. Одолевала жара. Хотелось пить. К нашему удивлению, в столовой – лимоны. Мы накинулись на них.

Вскоре прибежал командир танка моего взвода К. Галиев: "Командиры взводов 2-й роты к командиру..." – раздался звучный голос на всю столовую, находившуюся в большой землянке. Появились посыльные других рот батальона. Послышалась команда: "Прекратить торговлю лимонами. Всем вернуться в свои подразделения!".

К незамедлительному и точному исполнению приказаний старших начальников мы все были приучены и весьма ответственно к этому относились. Перед всем строем был отдан приказ на совершение марша в район р. Халхин-Гол. Форма его обычная. Однако в самом начале – "Слушай боевой приказ". И мы поняли, что начинается другая жизнь, а как сложится судьба каждого из нас – покажет будущее.

Слова командира звучали веско и ясно: "С этого момента все мы должны понимать и глубоко сознавать, что мирная учеба закончилась. Предстоят бои, а значит, для каждого из нас началась война. Запомните, помощь товарищу и взаимопомощь на марше и в бою – закон боевого товарищества и братства, залог победы. Уточнения обстановки и задач будут доводиться в ходе марша", закончил командир роты.

Выполняя команду командира батальона майора М. Г. Михайлова, он вынул торчавшие из полевой сумки флажки, одним из них подал сигнал "Внимание!" и тут же скомандовал:

"К машинам!", "По местам!", "Заводи", "Делай, как я!" – и мы немедленно двинулись в путь.

Я еще раз окинул пристальным взглядом нашу обитель. "Копай-город" местами дымился: в землянках еще прохладно, да и пищу каждый себе готовил на плите, нагреваемой углем. Все штатские – рабочие и служащие, члены семей военнослужащих, въезд которых из нашей страны был весьма ограничен, высыпали из своих жилищ и сгрудились около танковых колонн поближе к своим. Кто-то еще прощался, давая какие-то наказы... И вот теперь только взмах высоко поднятых рук извещал: "До свидания, счастливого пути, ждем вас с победой..." Шум танков заглушал их голоса, и, наконец, скрылся за горизонтом и Ундур-Хан.

У каждого из нас были ощущения какой-то тревоги, чувства необычных волнений, беспокойства, воспоминаний детства, родного дома и дорог еще мало прожитой жизни. Всем нам, от бойца до командира взвода, было не более 25 лет. Впрочем, некоторые сверхсрочнослужащие были несколько и постарше. Но уж коль начался марш, все ему: и умения, и силу воли, и всего самого себя.

К 1 июня бригада, совершив 800-километровый марш, была сосредоточена в 20-30 километрах южнее города Тамцак-Булак. Марш отличался высокими скоростями движения, проходил напряженно. Гусеничные ленты с ходовой части были сняты: на колесном ходу танк БТ быстроходнее. Но в первый же день обнаружились недостатки наших машин.

Танки плохо заводились. Часто отказывал стартер. Установленное в развале цилиндров корыто переполнялось бензином, особенно при запуске. В нагретом танке бензин интенсивно испарялся, заполняя своими парами воздушное пространство, делая машину легко воспламеняемой. Все это нередко приводило к пожару, даже на марше, в мирных условиях. На подходе к району сосредоточения загорелся танк и в моем взводе. Пожар был погашен песком. Но применение песка влекло за собой и переборку деталей двигателя, а это довольно трудная операция.

К утру 5 июня Г. К. Жуков с группой командиров-специалистов родов войск прибыл в Тамцак-Булак в штаб 57-го особого корпуса, где встретился с командиром корпуса комдивом Н. В. Фекленко, полковым комиссаром М. С. Никишевым – комиссаром корпуса, комбригом А. М. Кущевым – начальником штаба, и другими.

Ознакомление с обстановкой в штабе корпуса убедило его в незнании командованием истинного положения дел в районе реки Халхин-Гол. Г. К. Жуков дал понять, что нахождение командного пункта в 120 километрах от поля боя не может обеспечить ни истинного знания обстановки, ни оперативного вмешательства в управление боевыми действиями частей и подразделений.

В этот же день Г. К. Жуков вместе с М. С. Никишевым выехал в район боев.

Утро 7 июня. Личный состав нашей танковой роты был собран на политинформацию. Политрук старший лейтенант А. П. Голубев проинформировал об обстановке в районе боев и о новом командире корпуса:

– Говорят, строгий, но дело знает отлично. Такого не проведешь. Только что приехал, а уже успел побывать на переднем крае. Старается поговорить с бойцами и командирами взводов и рот.

– Так он и к нам может приехать?

– Приедет. Даже обязательно. Мы же танкисты. В танковых войсках всегда был полный порядок, и на этот раз надо показать высокую организованность и главное – готовность и умение воевать, – заключил политрук.

Было над чем призадуматься. Не вся техника еще восстановлена после длительного марша. На некоторых танках есть отдельные неисправности, другие нуждаются в осмотре. Командир роты приказал подготовиться к пристрелке оружия. А выполнить это нелегко. Вся бригада замаскирована, врыта в землю. Выверку прицельных линий производили отдельными машинами прямо из капониров. Потому-то противнику до сих пор не удается обнаружить бригаду. Тамцак-Булак бомбят, бригада, можно сказать, под боком, а о ней противнику ничего неизвестно. Вот что значит режим и маскировка. Танкисты дали командованию обязательство показать командиру корпуса полную боевую готовность, если он приедет к нам.

И вот он приехал...

Проверяя бригаду, Г. К. Жуков лично осматривал танки, беседовал с экипажами, изучал материальное обеспечение и боевую выучку танкистов. Как сейчас помню, Георгий Константинович поднялся на один из танков моего взвода, открыл люк башни, осмотрел боевое и моторное отделения, поинтересовался надежностью трансмиссии и легко, по-танкистски, спрыгнул с машины. Молодые офицеры, полгода назад прибывшие из различных военных училищ, механики сверхсрочной службы докладывали и о слабых сторонах танка БТ-5.

– Вверенную вам технику надо знать лучше, эксплуатировать без оплошностей. Период условностей кончился, необходимо себя готовить к серьезным боям с хорошо подготовленным противником, – сказал командир корпуса. Он обратил внимание на то, что танкисты недооценивают один из главных боевых свойств танка – его скорость.

– За короткое время вы успешно преодолели ни одну сотню километров. Вы можете внезапно появляться там, где вас противник не ожидает: на флангах, заходить в тыл, громить его и быть неуловимыми.

Из опыта боевого применения конницы в прошлых войнах он приводил примеры, когда внезапная лихая конная атака позволяла громить и обращать в бегство куда более крупные силы врага. А танк, разве можно его сравнить с конем?

– За танками будущее, нужен простор для маневра, не стойте на месте в бою, огонь и движение – залог победы. Учитесь побеждать! – так закончил свою беседу командир корпуса.

Все мы были поглощены подготовкой к предстоящим боям. Днем и ночью приводили танки в боевую готовность после столь напряженного марша. Форсированный марш показал, что 2-я танковая рота В. Р. Филатова по техническому состоянию машин выделялась в лучшую сторону среди танковых подразделений батальона, а я, как командир взвода, был поощрен шевретовыми сапогами. Удивляло только, для чего мне это. Впереди бой. Кому нужны эти сапоги, хотя бы они были золотыми. Разве мог я тогда подумать, что командир нашей бригады М. П. Яковлев предложит руководству назначить меня на должность адъютанта командира 57-го особого корпуса. Так в конце июня 1939 года я стал адъютантом комкора Г. К. Жукова. Советские и монгольские войска уже вели тяжелые оборонительные бои с японскими милитаристами у реки Халхин-Гол.

Как сейчас помню монгольскую юрту, где жил и работал Г. К. Жуков. Рабочий стол, несколько табуреток, отдельный столик с полевыми телефонами. В стороне солдатская кровать, покрытая простым солдатским одеялом, под ней небольшой чемодан с пожитками. Верхняя часть этого жилища (по-монгольски, тоно) в сухую погоду всегда находилась открытой. Внутри было прохладно, дышалось легко.

Хозяина юрты, войдя в нее, я увидел за рабочим столом. В каждой петличке гимнастерки у него было по два ромба, что соответствовало воинскому званию "комдив". На столе развернута карта. На ней несколько цветных карандашей, циркуль-измеритель, курвиметр. Запомнилось на редкость суровое лицо, строгость которого несколько смягчала позолоченная оправа пенсне. Мне показалось, что его голубые глаза излучают холод. Они были прозрачны и чисты. Редкие седеющие волосы зачесаны назад. Сняв пенсне, Г. К. Жуков внимательно посмотрел на меня, будто рентгеновскими лучами прощупал.

Мне даже стало как-то не по себе. Георгий Константинович спросил об образовании, какую знаю технику, как стреляю из личного оружия (пистолета, револьвера) и умею ли ориентироваться на местности. Последнее было особенно важно, монгольская бескрайняя степь коварна, здесь нет дорог или каких-либо ориентиров – глазу буквально не за что зацепиться.

Беседа наша длилась всего несколько минут. Мне было приказано явиться к капитану Т. И. Пушкову – порученцу комиссара корпуса М. С. Никишева; он-де расскажет о моих обязанностях. Тимофей Иванович провел меня по всему командному пункту. Подробно ознакомил с узлом связи и распорядком его работы. В заключение предупредил: "Смотри, лейтенант, ты у него уже седьмой по счету за три недели".

Меня это не испугало – позориться я не собирался. Решил: надо работать с полной отдачей сил.

Вначале Георгий Константинович давал мне несложные поручения. А потом приказал проверить состояние связи с Улан-Батором и Москвой. Когда я докладывал о результатах проверки, он вдруг спросил фамилию дежурного по связи, кто он по званию и должности, в каком подразделении служит, ознакомился ли я с порядком пользования позывными? Признаться, я не ожидал внимания к таким деталям. Гладко отчитаться не удалось. Сделал для себя вывод: формального исполнения обязанностей Г. К. Жуков не потерпит. Значит, надо знать больше, быть наблюдательным, поглубже вникать в дело, тренировать память, постоянно накапливать информацию.

В свое время в Советских Вооруженных Силах в звене "батальон" и некоторых других органах управления были введены должности: "адъютант", "адъютант старший". Например "адъютант старший" батальона возглавлял штаб батальона, являлся его начальником. Определенная категория военачальников по соответствующему штатному расписанию имела при себе адъютантов. В Великую Отечественную войну это стало массовым явлением, нередко принимая своеобразные формы. В "Записках начальника Оперативного отдела" Маршал Советского Союза X. Баграмян выразил сожаление в адрес своего адъютанта словами: "попал несчастный в адъютанты".

Что ж, он прав. Здесь взгляды на адъютанта соответствовали отведенным ему функциям. Военачальник оказывал решающее влияние на характер и исполнение обязанностей и задач, возникающих в боевой обстановке и касающихся адъютанта. Или ему будет предоставлена возможность участвовать в решении вопросов как штабному работнику, или он занимается чисто хозяйственными вопросами, соблюдая правила сформировавшегося этикета.

В этой связи вспоминается один разговор с Георгием Константиновичем. При подготовке рукописи "Записок адъютанта" я сказал ему, что вообще-то слово "адъютант" после Великой Отечественной войны не популярно. Так мне, хотя и не официально, сказали в одном издательстве. Советовали дать моей книжке другое название. Я не согласился с таким предложением. – "Правильно поступили, – сказал Георгий Константинович. – В войну всякое бывало. Но не каждый начальник в своем сознании способен был преодолеть барьер корыстолюбия и личных потребностей в интересах дела. Любая должность таит в себе и честь, и славу. В том числе и адъютант. Адъютант должен быть достоин своего командующего во всех вопросах взаимоотношений с людьми, быстро ориентироваться в обстановке, творчески и инициативно исполнять поручения, понимать своего командующего и в деле, и в быту, тактично, но решительно проводить в жизнь указания и решения, отдаваемые в присутствии адъютанта при посещении войск или штабов. В некоторых случаях оберегать и заботиться о чести и достоинстве командующего. Вы с гордостью можете произносить это слово!"

Опыт армейской жизни позволяет мне заметить, что ни одно решение командующего не рождается вдруг. Оно органически зреет в процессе непрекращающейся напряженной работы мысли, эмоциональной реакции на те или иные факторы складывающейся обстановки. Он находится в постоянном поиске форм, методов и приемов разгрома противостоящего противника. Все это не может пройти мимо адъютанта и остаться незамеченным. Что касается личных переживаний военачальника, на плечи которого возложено огромное бремя ответственности, его отношений к окружающему миру, особенно в наитруднейших условиях боевой обстановки, то они становятся доступными лишь одному адъютанту – единственному, непосредственному свидетелю. При Георгии Константиновиче было очень непросто работать. Но интересно. Ошибки, какими бы они ни были относительно малыми или большими, никогда не прощались. Он не терпел неряшливости, тут же пресекал многословие, во всем требовал ясности, лаконичности и определенности в действиях. Его требовательный стиль я понял сразу. Передо мной всегда вставал ряд захватывающих открытий во время принятия командующим решений, распоряжений, указаний.

На одной из встреч в послевоенное время, в июле 1967 г., я задал ему такой вопрос:

– Товарищ Маршал Советского Союза, всем известно, до событий на Халхин-Голе вся служба ваша проходила, главным образом, на Западном операционном направлении. В частности, в Белоруссии. Что помогло вам так быстро ориентироваться в Монголии и дать исчерпывающую оценку сложившейся обстановки уже на второй день вашего пребывания в штабе корпуса?

Улыбнувшись, он ответил: "Интуиция". Затем, сосредоточенно нахмурившись, продолжил: "Конечно, без знания театра военных действий в целом или одного из его направлений в решении крупных военных задач могут быть ошибки, и серьезные. Теперь, это понятие изменилось объемно и пространственно расширилось, дело приходится иметь с такими категориями, как континент. Тем более требуются глубокие знания и умение находить соответствующие новым особенностям решения. С Забайкальским и Дальневосточным операционными направлениями я был частично знаком по описаниям, и на некоторых командно-штабных учениях высшего руководящего состава приходилось иметь с ними дело. Но о знаниях глубоких, подробных, коренных не могло быть и речи. Но здесь важен метод. Постоянная работа над самоусовершенствованием. Как только я получил задачу от Наркома обороны тов. Ворошилова, прежде всего старался представить себе, в каких условиях идут бои и как обстановка театра действий скажется на размахе ведения войны. Эта мысль не покидала меня до самого прибытия на место. В Чите, на приеме у командующего ЗабВО, были получены конкретные представления о местности, о климате, погодных условиях, коммуникациях, средствах связи, тыловой обстановке в целом и характерных климатических явлениях. Мы сразу же были ориентированы на трудности, которые наши войска уже испытывали. Поэтому для начала было достаточно, чтобы понять, что действовать придется в необычных условиях. Немало пришлось увидеть и самому при следовании в район боев. Мысленно уже напрашивались оперативно-тактические взгляды на применение родов войск и организацию тылового обеспечения. Эти выводы сводились к следующему:

во-первых, открытое пространство театра требовало подвижных войск, способных к широкому маневру;

во-вторых, широкое рассредоточение войск на значительном удалении от линии фронта, обеспечение скрытности, маскировка под фон окружающей местности – одно из условий осуществления внезапности, к чему стремится каждый командир;

в-третьих, организация такого управления, которое позволило бы тонко чувствовать обстановку и влиять на нее, обеспечивать создание соответствующих группировок в самые критические моменты.

Радио – основное средство управления. Ночь – наш союзник;

в-четвертых, необходимость более надежного прикрытия войск с воздуха и воспрепятствования проникновения авиации противника в тыл оперативного построения войск;

в-пятых, умелая организация тыла, нормального обеспечения войск всем необходимым, что требуется в бою, а также стремление исключить желудочные и эпидемические заболевания вызывали необходимость создания особой медикоэвакуационной системы, доставки, лечения раненых и больных".

По сути, сделанные им выводы и послужили основой в последующих действиях командующего на Халхин-Голе.

"Баян-Цаганское побоище". Июльские оборонительные бои. Миг боя – годы опыта

В период со 2 по 5 июля 1939 года в районе горы Баян-Цаган, к западу от реки Халхин-Гол, произошло крупное по тому времени сражение между японскими войсками – с одной стороны, советскими и монгольскими – с другой. Только танков и бронемашин в нем участвовало свыше 300.

Обстановка на Халхин-Голе к началу июня была весьма сложной. Японское командование наращивало свои силы и форсировало боевую активность. Отряд А. Э. Быкова и два полка 6-й кавалерийской дивизии монгольской армии были не в состоянии успешно отражать наступление регулярных частей Квантунской армии, которые превосходили наших по численности и вооружению. В воздухе господствовала японская авиация. Поспешный ввод в бой 149-го мотострелкового полка ощутимых результатов не принес. Наши и монгольские части несли потери и были потеснены к реке. Уровень руководства их боевыми действиями не обеспечивал надежную защиту границ МНР, требовались новые решения.

После беседы в штабе корпуса Г. К. Жукову было ясно, что в случае расширения масштабов вторжения противника командование корпуса не готово предпринять радикальные ответные меры. Попытки объяснить неудачи объективными причинами в расчет не принялись.

Георгий Константинович не мог поверить чужим оценкам сложившейся ситуации. Он решает лично разобраться в том, что происходит на Халхин-Голе. Выяснить причины неудач. Определить меры, которые следовало бы предпринять.

Когда он прибыл на восточный берег реки Халхин-Гол, ему предоставили бронемашину (БА-10) из состава 9-й бронебригады. За командира машины был командир взвода В. П. Денисов. Он был моим однокашником по военному училищу. Позже он вспоминал: "Мне было сказано: что будешь возить и охранять большого начальника, смотри в оба". Заряжающего из машины высадили и его место занял Г. К. Жуков. При этом заметил: – "Будь готов, в случае чего открыть огонь из пушки и пулемета". Местность я знал хорошо. Ориентировался свободно. В местах остановок Жуков выходил из машины и с теми, кто его встречал, по траншеям пробирался в боевые порядки. С наступлением вечерних сумерок он уехал, поблагодарив меня за оказанную помощь. За три недели боев впервые мы видели такого большого командира. Мы поняли, что скоро все должно измениться к лучшему.

Личное общение с бойцами и командирами позволило Г. К. Жукову объективно изучить и оценить обстановку, почувствовать политико-моральное состояние личного состава, характер и масштабы развертывания событий. В ходе бесед он характеризовал течение боя, называл недостатки, основным из которых считал слабое знание противника вследствие неудовлетворительной разведки.

Позднее Георгий Константинович напишет: "Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск: прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины. На следующий день был получен ответ. Нарком был полностью согласен с нашей оценкой обстановки и намеченными действиями.

В этот же день был получен приказ наркома об освобождении комкора Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса{22}.

Это известие Георгий Константинович воспринял с энтузиазмом. Он трезво взвесил силы и средства, предполагаемый размах боевых действий и попросил наркома обороны усилить наши авиационные части, выдвинуть к месту событий не менее трех стрелковых дивизий и одной танковой бригады и значительно укрепить артиллерию.

Одновременно комкор позаботился о повышении боеспособности имеющихся частей и соединений. В течение двух-трех недель ему удалось коренным образом изменить положение дел в войсках, навести порядок, повысить организованность и дисциплину, исполнительность. Требования к командному составу были предъявлены такие, что заставляли всех работать с полным напряжением сил.

О том, что было до прибытия Жукова на Халхин-Голе, рассказывал мне политрук стрелковой роты отряда Быкова старший лейтенант А. С. Загурский, позднее ставший политруком танковой роты, которой довелось – мне командовать. Бой на восточной стороне Халхин-Гола они приняли одними из первых. Поначалу было нелегко. А когда обстрелялись, набрались кое-какого опыта, сами давали жару японцам.

Бои расширялись. Они требовали новых методов руководства. Трудности возрастали. В самый напряженный момент не хватало боеприпасов, частые перебои были с питанием, взаимодействие между частями и подразделениями в бою практически отсутствовало, старших начальников в частях не видели, перед авиацией противника были беззащитны.

Георгий Константинович лично убедился в этом и потребовал от начальника штаба корпуса комбрига А. М. Кущева принять незамедлительные меры к обеспечению частей на передовой всем необходимым. Он установил срок подготовки предложений по коренному изменению организации войскового тыла, с состоянием которого сам решил ознакомиться.

Начальник одного из полевых госпиталей (фамилию его я, к сожалению, не запомнил) сразу же по прибытии комкора доложил, что не хватает людей для этапного сопровождения раненых на излечение. Острота этого вопроса усиливалась жарой, особенно в палатках. Не хватало питьевой воды, удаление тыловых госпиталей от мест боев измерялось сотнями километров. Способ эвакуации раненых был только один – автотранспортом, а санитарных машин не хватало.

Выслушав начальника госпиталя, Г. К. Жуков обошел все палатки, побеседовал с ранеными, обещал поправить положение дел, подбодрил: "Вы все скоро будете в строю. Думаю, что успеете вернуться в части добивать японских захватчиков".

Перед отъездом командующий собрал руководство госпиталя и специалистов-врачей. Он доказал, что людей много и сопровождать раненых есть кому, да только недостает организации, ответственности за порученное дело и инициативы.

Забота о раненых у Георгия Константиновича была на особом счету. Позднее он напишет: "...боец, идя в бой, всегда должен быть уверен, что, если он погибнет, – его вынесут товарищи, будет ранен – вылечат".

Командующий взял под особый контроль проблему тылового обеспечения. Этими вопросами занимались пятые отделы штабов дивизий, армий. Г. К. Жуков вводит понятия: "тыл полка, тыл дивизии, тыл армейской группы". Определилось их эшелонирование. Тыл стал элементом оперативного построения корпуса, армии...

Центральной задачей Г. К. Жуков считал организацию управления. Надо было, чтобы командиры всех степеней хорошо знали противника, его действия, расположение, слабые и сильные стороны, которые надо учитывать, принимая решения. Надо было наладить хорошую связь со своими войсками, лично наблюдать их действия, чтобы вовремя прийти им на помощь новыми силами и решениями.

Перестройку системы управления Г. К. Жуков начал с себя. Свой командный пункт он развернул на горе Хамар-Даба в зоне артиллерийского обстрела. С нее хорошо просматривалась местность, и на большую глубину наблюдалась панорама сражения. Он приблизил к войскам все командные пункты. Командир должен быть там, где сражаются его подчиненные, – такова основа устойчивости управления в бою.

Не ожидая подхода свежих сил из Советского Союза, Г. К. Жуков решает организовать жесткую оборону на тактически выгодной местности, активизировать все виды разведки, чтобы можно было управлять обстановкой, избегая всяких неожиданностей со стороны противника. Изучая опыт ведения обороны на правой стороне Халхин-Гола, комкор особенно выделил действия -149-го мотострелкового полка майора И. М. Ремизова.

Иван Михайлович Ремизов был на пять лет моложе Г. К. Жукова, но членом партии стал на год раньше, в 1918 году, когда вступил в Красную Армию. До этого участвовал в Великой Октябрьской революции. После сражался на фронтах гражданской войны против Колчака, Деникина, белополяков{23}.

В условиях боев на Халхин-Голе возросло значение траншейной обороны. В полку Ремизова она выглядела более совершенной. Командир полка был инициативен, решителен, смел, в ходе боев совершенствовал оборону, исходя из убеждений, что она должна иметь значительную глубину и быть способной устоять против танков.

И Г. К. Жукову, и И. М. Ремизову траншейная оборона была известна еще со времен гражданской войны. Г. К. Жуков принимает решение усовершенствовать структуру построения обороны с учетом новых вооружений. Он потребовал не распылять силы и средства по всему фронту, ликвидировать линейное построение боевых порядков, создавать взводные и ротные опорные пункты как по фронту, так и в глубину, объединять их в батальонные узлы сопротивления, усиливать противотанковыми средствами. Промежутки между опорными пунктами перекрывать инженерными заграждениями – минами, малозаметными препятствиями, фланговым и косоприцельным огнем.

Левый фланг войск армейской группы прикрывала 6-я монгольская кавалерийская дивизия. В обороне она действовала как и все стрелковые части. При посещении этой дивизии Георгий Константинович подметил, что глубина обороны ее недостаточна. Правда, командование пыталось доказать, что в резерве находится целый кавалерийский полк и что ему поставлена задача обороняться во втором эшелоне, а при необходимости быть готовым конной атакой ударить противника во фланг. Комкор наглядно убедил монгольских друзей в недооценке опасности близкого расположения второго эшелона и в том, что оборона слабо развита в инженерном отношении. Он посоветовал побывать в. 149-м мотострелковом полку и посмотреть, как там решается эта задача.

Как известно, оборона плацдарма на реке Халхин-Гол выстояла и с задачей справилась.

"Наши уставы, существовавшие до войны, учили строить оборону по так называемой ячеечной системе, – отметил К. К. Рокоссовский. – Утверждалось, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня. Возможно, по теории это так и получалось, а главное, рубеж выглядел очень красиво, все восторгались. Но, увы! Война показала другое... Надо немедленно ликвидировать систему ячеек и переходить на траншеи"{24}. Жаль, что опыт траншейной обороны, полученный на Халхин-Голе, не стал достоянием всей Красной Армии к началу Великой Отечественной войны.

По опыту Халхин-Гола, Великой Отечественной войны мы знаем, как наземные войска уязвимы от воздушного противника, особенно, если они имеют слабое авиационное подкрепление. Значение авиации на Халхин-Голе было особенно велико. Открытая степь затрудняла маскировку войск. Дневные передвижения советских и монгольских частей временами исключались совершенно. Только ночь могла сохранять тайну замыслов союзного командования. Надо было срочно организовать сильное воздушное прикрытие, отбить охоту японским летчикам безнаказанно проникать в глубь территории МНР, вести разведку нашей обороны и размещения резервов.

Вскоре наша авиация получила значительное пополнение улучшенной материальной частью – прибыли модернизированные самолеты "И-16" и "Чайка", новые формирования военно-воздушных сил. Была прислана группа мастеров воздушного боя – одиннадцать Героев Советского Союза во главе с заместителем начальника ВВС Красной Армии комкором Я. В. Смушкевичем{25}. Почетного звания они были удостоены за подвиги в небе Испании и Китая. Когда в воздухе появились советские асы, их мастерство японские летчики почувствовали в первых же боях.

Мне хорошо запомнился безоблачный день 22 июня.

– Всем находиться в укрытиях! – передал команду дежурный по батальону. – Без команды из капониров не выходить. Имеет право передвигаться в рост только суточный наряд, и то – бегом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю