Текст книги "Г К Жуков на Халхин-Голе"

Автор книги: Михаил Воротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

...После жаркого дня и напряженного марша повеяло предвечерней прохладой. Стало легче дышать, силы восстанавливались. Захотелось есть. Когда объявили ужин, все устремились со своими котелками к походным кухням. На привале парторг батальона старший лейтенант Яков Григорьевич Веденяпин ненавязчиво завел разговор с несколькими воинами. Скоро вокруг него образовалась целая толпа.

– Что нового на фронте, расскажите нам, – обратился к нему с вопросом заместитель командира 2-й танковой роты лейтенант Федот Александрович Волобуев.

– Японцам жарко стало. Не по климату пришелся им Баян-Цаган. Получилось не так, как им хотелось. До реки не успели добежать, как танкисты 11-й танковой бригады совместно с другими нашими войсками и частями Монгольской народно-революционной армии, настигли и, разумеется, дали им прикурить: жаждущих накормили землей, приговаривая: грызите, мол, гады проклятые, монгольский чернозем. А вы водичку халхингольскую попейте, а то вкус знать не будете, и если в живых останетесь, будет о чем рассказать своим потомкам на островах.

Оставшиеся в живых, очертя голову, бросились в реку. Вот там-то они и поплавали всяким стилем, кролем и брассом, а больше – "нырком".

(С парторгом Веденяпиным мы были хорошо знакомы: после боев жили в одном гарнизоне, часто виделись. В 1947 году снова встретились в Москве. Тогда он работал начальником отдела кадров – секретарем партийной организации фабрики в Лефортове. Он был такой же внешне жизнерадостный. За подвиги на Халхин-Голе награжден орденом Красного Знамени. В Отечественную войну потерял ногу. Стал инвалидом).

Между тем напряженные бои на правом берегу Халхин-Гола не утихали. В ночь на 7 июля на участке 149-го мотострелкового полка японцы предприняли первую атаку. Подразделения полка были оттеснены к реке. Японцы закрепились на одной из высот в 3-4 километрах от берега. В ночь на 8 июля враг снова предпринял яростную атаку.

Утро 8 июля. Мы на командном пункте горы Хамар-Даба. Командующий у телефона. Он принимает доклады о происшедших за ночь событиях: изучение и анализ обстановки у него не прерывается ни днем, ни ночью.

Баян-Цаганское сражение явилось классической операцией активной обороны войск Красной Армии. Победа там была достигнута совместными усилиями советских воинов и бойцов монгольской народно-революционной армии. Они рука об руку громили врага, проявляя массовый героизм. В этом сражении японское командование встретилось с высокоорганизованной системой управления войсками двух дружественных стран, возглавляемой Г. К. Жуковым, человеком, способным не только жестко повелевать, но и чувствовать и находить слабые места в действиях противника и тут же навязывать свою волю в интересах победы решительно и наверняка. В подвижных формах боя он требовал личной инициативы, личного влияния на ход боя: никакие письменные приказы и даже короткие письменные распоряжения не должны иметь место, так как они ведут к потере времени, к задержке в управлении боем, что отрицательно сказывается на его исходе.

Там, где надо, командующий применял двухсторонние переговоры по радиосредствам.

Вскоре после отправки итогового донесения из Москвы прибыла комиссия во главе с заместителем наркома командармом 2 ранга Г. И. Куликом. В состав комиссии входили: начальник артиллерии РККА комкор Н. Н. Воронов, начальник бронетанковых войск комкор Д. Г. Павлов и другие. Они приехали разобраться в причинах значительных потерь в бронетанковой технике.

Комиссия побывала на поле боя, сама увидела следы еще не остывшего разгрома японских войск. Г. К. Жуков обосновал свое решение как единственно верное в той конкретной обстановке, которая создалась к утру 3 июля. Его действия были признаны правильными.

– Ну, а что могло тогда случиться, если бы мы не рискнули нанести стремительный контрудар бронетанковой группировкой по переправившейся группировке японцев и стали бы ждать подхода 24-го мотострелкового полка? Я думаю, что нам пришлось бы много пролить крови, а может быть, и хуже, говорил Г. К. Жуков.

При обсуждении итогов Баян-Цаганского сражения Г. К. Жуков обратил внимание командиров и штабов на серьезные трудности, которые войска могут встретить в будущем.

– Японцы хорошо понимают, с кем имеют дело: времена Куропаткина ушли вместе с режимом царской России. Но за понесенное поражение они попытаются рассчитаться. Наши войска должны быть готовы к этому, – заключил он.

Подвиги воинов 11-й танковой бригады были высоко оценены Родиной: 14 человек отмечены высшей наградой – званием Героя Советского Союза, 20 воинов награждены орденом Ленина, 288 – орденом Красного Знамени, 45 – орденом Красной Звезды, 410 – медалью "За отвагу", 105 – медалью "За боевые заслуги"{30}. Для увековечения героических подвигов танкистов и блестящих побед Соединений Красной Армии и Монгольской Народно-революционной армии (ныне Монгольская Народная армия) во имя братской солидарности с дружественным нам монгольским народом на горе Баян-Цаган установлен постамент. На нем высится танк 11-й танковой бригады, участвовавший в сражении, олицетворяя собой символ грозного предупреждения всем охотникам поживиться за счет других народов.

В ночь на 8 июля противник предпринял яростную атаку.

Утром Г. К. Жуков узнал, что Иван Михайлович Ремизов погиб от осколка мины. Человек огромной воли и самообладания, Георгий Константинович побледнел и попросил воды.

– Война есть война, но привыкнуть к гибели людей не могу, – словно извиняясь за слабость, сказал он. – Ведь только что разговаривал с человеком. Во всем полагался, верил, как самому себе и вот, его уже нет.

12 июля погиб в бою командир 1-й танковой бригады М. П. Яковлев. Его соединение сыграло главную роль в разгроме японцев на Баян-Цагане. Весть о гибели еще одного героя-командира болью отозвалась в сердце Жукова.

В оборонительных боях наши и монгольские части испытывали большие трудности. С одной стороны, они велись малыми силами. С другой, сказывалась недостаточная подготовка к ночным действиям. Японцы в этом вначале имели преимущество. Ночные атаки они применяли широко и не безуспешно.

Японские солдаты были специально подготовлены для боя именно в Монголии, на Халхин-Голе, в условиях жары, недостатка питьевой воды, обилия комаров и гнуса. Они имели облегченную обувь, обмундирование под цвет окружающей местности, специальный ранец, обшитый мехом, защищающим пищу от жары и влаги. В ранце – запас продовольствия: рис, галеты, консервы, спиртовка. Солдат сам мог приготовить себе горячую пищу. Специальный накомарник надежно защищал лицо и шею от укусов насекомых.

Мы такой защиты не имели. Когда Г. К. Жукову показали ранец японского солдата, он сказал, что это заслуживает внимания, и подметил, что даже ранец и вся экипировка солдата выдает с головой преднамеренные агрессивные планы японского командования по захвату Монголии.

Наше командование быстро разобралось в тактике японских частей и в свою очередь приняло ряд практических мер. Для ликвидации пробелов в ночной подготовке частей Военным Советом была издана специальная директива. Весь партийно-политический аппарат, "Героическая красноармейская" и дивизионные газеты широко развернули работу по овладению приемами ночного боя. Положительный опыт неустанно пропагандировался в войсках. Давались советы и рекомендации, как надо действовать ночью. Недостатки в ночной подготовке частей и подразделений скоро были устранены. Японцы сами стали бояться наших ночных атак. Но это было позже. После же Баян-Цагана надо было устоять, а для этого многому научиться.

...Организуя оборону на плацдарме на правом берегу Халхин-Гола, командующий стремился не вводить новых частей. Но ввиду того, что японцы наращивали силы, стремясь взять реванш за поражение на Баян-Цагане, Жуков вынужден был с ходу направлять в бой подходившие из Советского Союза полки 82-й стрелковой дивизии.

И случилось так, что один из них не выдержал напора врага и побежал с плацдарма. Георгий Константинович немедленно поднял роту охраны командного пункта во главе с капитаном особого отдела, фамилию которого, к сожалению, не помню, приказал восстановить положение, вернуть полк на прежние позиции. Рота выполнила боевое задание, но ее командир погиб смертью храбрых.

В целом, по общей оценке, в результате давления войск противника создалась критическая обстановка, грозившая поражением с далеко идущими последствиями. Заместитель наркома Г. И. Кулик, присутствовавший при этих событиях с комиссией из Москвы, предложил Г. К. Жукову оставить плацдарм, отвести артиллерию на левый берег реки. "А то и ее погубите", – заявил он.

Мысль об эвакуации орудий с плацдарма поддерживал и командующий артиллерией армейской группы комбриг Корзин. Он ссылался на начальника артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронова.

Георгий Константинович воспротивился. Оставлять плацдарм, считал он, нельзя. У Военного Совета иная оценка обстановки. Надо искать другой выход.

В глубокую темную ночь Г. К. Жуков вызвал меня к себе в блиндаж. С ним находился Г. И. Кулик.

– Сейчас пойдем на телеграф, – сказал командующий.

Я позвонил дежурному по связи, предупредил, чтобы он "подготовил Москву". Георгий Константинович свернул свою карту, лежавшую на столе, и сказал: "Я вынужден доложить наркому".

Не видно ни зги. Надо было пройти напрямик по склону горы, как ходили в дневное время, 300-400 метров. У меня был так называемый "жучок" – фонарик, приводившийся в действие кистью руки и производивший при этом своеобразное жужжание. Им я периодически подсвечивал сомнительные отрезки пути. Мы тогда и не подумали, что "жучок" может навести на нас противника, выдавая, что называется, с головой. К счастью, наша беспечность не имела последствий.

На узле связи Г. К. Жуков приветливо поздоровался с телеграфистом аппарата "Бодо", спросил о готовности и начал. Я держал перед его глазами карту в развернутом виде, Георгий Константинович доложил обстановку, предложение Кулика и свое решение. В каждом его слове звучали четкость, ясность мысли и решительность тона. Москва согласилась с решением Жукова.

Взяв с собой ленту с ответом Москвы, командующий вернулся в блиндаж и вызвал к себе М. А. Богданова, начальника оперативного отдела, пригласил М. С. Никишева и информировал их о полученных указаниях. Тут же отдал приказ об усилении плацдарма. Струсивший полк было решено сменить другим. Потом позвонил командиру 82-й стрелковой дивизии и предупредил: "За плацдарм отвечаете головой!"

Наутро шифротелеграммой Г. И. Кулик вместе с комиссией отзывался в столицу. Дополнительным распоряжением членам комиссии Н. Н. Воронову и Д. Г. Павлову, возглавлявшему бронетанковые войска, предписывалось остаться для оказания помощи и изучения опыта боевого использования родов войск и вооружений.

Таким образом, ясность ума, решительность и воля, высокое чувство персональной ответственности Г. К. Жукова за порученное дело предотвратили назревавший просчет. А 20 августа именно с этого плацдарма Центральная группа войск начала свое победоносное наступление.

Период оборонительных боев был весьма напряжен. Командующий строго следил за обстановкой. Малейшие изменения в поведении противника анализировались, и принимались соответствующие контрмеры. Это был надежный щит, за которым энергично шла подготовка к нанесению решающего удара по японским войскам.

Однажды Г. К. Жуков прибыл в 149-й мотострелковый полк, оборонявший переправу. Полку угрожало уничтожение предстоящей ночной атакой. Командующему стало известно, что японцы подтянули две большие группы курсантов, как называл их, – кадетов, и скрытно расположили их на исходных позициях. По этой причине и появился он в полку на исходе дня.

Пробираясь по траншеям в сопровождении командира батальона капитана И. Г. Свешникова, Г. К. Жуков остановился у расчета станкового пулемета. Спросил, как чувствуют себя бойцы, как их кормят, получают ли они горячую пищу. Затем приложился к пулемету, обратил внимание на узость сектора обстрела, обнаружил, что на одном направлении у ориентира номер два мала глубина видимости и резюмировал:

– Позиция подготовлена не в пользу расчета. Возможности использования такого мощного оружия ограниченны. Вы посмотрите сами – обратился он к Свешникову, – не исключено, что подобные недостатки имеются и в других местах. Вы имеете опыт и, наверное, поняли, что организация огня и умелое взаимодействие всех огневых средств в обороне имеют решающее значение. Покажите-ка запасные позиции этого расчета.

– Она у него одна, вон там, правее, указал командир батальона.

Георгий Константинович пробрался и к запасной позиции и сделал свои замечания. В целом они сводились к тому, что одной запасной позиции мало. И действующая, и запасная слабо замаскированы, нет условий для быстроты действий второго номера расчета.

– А как снайперы, где они у вас?

– Вот по этой траншее мы пройдем мимо них, – сказал Свешников.

Побеседовал командующий и с двумя снайперами на их боевых позициях. При этом он соблюдал предосторожности, чтобы не выдать себя противнику, не рассекретить снайперов. Он сам старался разобраться до конца в организации огня, маскировке в обороне и построении с точки зрения ее устойчивости.

После этого перед командирами батальонов, в присутствии командира полка, он поставил задачу: упредить противника, с наступлением ночной темноты без единого выстрела атаковать позиции "кадетов" и уничтожить их.

– Огня не вести, гранат не брать, световых сигналов не применять! Операция должна быть выполнена штыком и ножом, – потребовал командующий.

К рассвету задача была выполнена. В этом бою особенно отличился батальон И. Г. Свешникова. Нависшая угроза обороне переправы была снята. Оказалось, что каждый японец сидел в своей круглой ячейке и в одиночку погибал, лишенный помощи соседа.

Находясь уже в отставке, в Омске, при встречах с ветеранами войны Иван Григорьевич охотно делился воспоминаниями о первой встрече с Г. К. Жуковым на Халхин-Голе. Свешников был, как говорят, не из робкого десятка: высокого роста, мужественный, сильный и смелый. В штыковой атаке ему не было равных. Ранее в стрелково-спортивных состязаниях занимал первые места в Красной Армии. От наркома К. Е. Ворошилова имел именное оружие. А при встрече с Жуковым оробел.

Я спросил его: "Почему-то вы тогда волновались, путались при докладе командующему, не помните?"

– Все я помню, – ответил мне Свешников. – Я только начал, а Жуков мне сразу: "А короче можете?"

– Могу, – ответил ему. – А на самом деле сбился и начал путать: коротко доложить не просто. Жуков произвел на меня сильное впечатление. – Я убедился в его глубоких знаниях ближнего боя. В нем сочетались удивительная простота в обращении со строгостью, уверенностью и хладнокровием.

31 июля 1939 года комдиву Г. К. Жукову было присвоено очередное воинское звание "комкор". Так были оценены партией и правительством блестящая победа над японскими войсками в районе Баян-Цагана, организация прочной обороны на восточной стороне реки Халхин-Гол, создание условий для подготовки августовской наступательной операции. Георгия Константиновича поздравляли Москва, командование округом, командиры соединений и отдельных частей, монгольское правительство.

Семья узнала об этом последней. Лишь 21 августа 1939 года комкор поручил мне отправить телеграмму: "Круглосуточно занят. Здоров. Получил очередное звание. Обнимаю всех. Жуков".

На следующее утро, которое выдалось тихим и солнечным, командующий вышел из блиндажа без головного убора и с баяном в руках, что было в общем-то непривычным для подчиненных, видевших Жукова постоянно строгим, сосредоточенным, почти недоступным. Он сел на бруствер траншеи, прошелся пальцами по кнопкам, настраиваясь на мирный лад. А потом зазвучала мелодия песни "Вниз по Волге-реке". Наигрывая мелодию, баянист подпевал негромким, задушевным голосом. Делал он это увлеченно, не обращая внимания на очередной артиллерийский обстрел горы Хамар-Даба. Отдавал песне всего себя, как и всякому делу, за которое брался. Присутствовавший на КП фотокорреспондент газеты "Известия" В. А. Темин запечатлел этот момент на снимке. Так для истории сохранился улыбающийся комкор.

? Можно лишь догадываться о всей гамме чувств, вызвавших душевный подъем Жукова. Конечно же, ему приятно было высокое признание его заслуг и таланта. Возможно, он думал и о том, что наконец начинают отходить от него наветы в неблагонадежности и подозрительности, которые преследовали его в 1937-1938 годах.

Припоминаю и следующий случай. В первых числах августа, когда шла полным ходом подготовка к генеральной наступательной операции, командующий возвращался из 8-й кавалерийской дивизии Монгольской Армии, оборонявшейся на правом фланге армейской группы. Там он детально изучил возможности наведения переправ через Халхин-Гол, характер широкой заболоченной поймы.

На выезде из долины Георгий Константинович приказал шоферу остановиться. Перед закатом солнца жара спала. Стало легче дышать. Прекратился артиллерийский обстрел. В зарослях болотистых водоемов и старицах Халхин-Гола бурлила своя жизнь. Воздух оглашался многоголосием птиц, лягушечьим "концертом". Георгий Константинович тихо сказал:

– Откройте дверцы, но из машины не выходите, а то можно все испортить. Послушаем, как природа дышит.

Мы простояли минут десять.

– Хорошо бы еще послушать, да пора в путь, – с сожалением сказал комкор.

Степь перед нами лежала выгоревшая, черная от артиллерийских обстрелов.

На командный пункт прибыли поздно. Георгий Константинович приказал сдать косача на кухню{31}. На завтрак угостил дичью своих заместителей, был очень доволен, шутил. Казалось, он снял с себя все нагрузки тяжкого ратного труда и теперь с новыми силами готов был перевернуть массу предстоящих дел.

Спал Георгий Константинович в том же блиндаже, где работал. В отгороженном закутке стояла солдатская кровать с металлической сеткой и ватным матрацем. Рядом – тумбочка для туалетных принадлежностей. Личным бытовым удобством он не придавал значения. Вечерами принимал прохладный душ в общей палатке. Умывался до пояса, с удовольствием растирался полотенцем. Обедал, как правило, в блиндаже своего заместителя М. И. Потапова. Сюда не доходили телефонные звонки. Заходить и беспокоить его в это время никто не осмеливался. Ел не торопясь, отсутствием аппетита не страдал, съедал все, что подавали. Садясь за стол, спрашивал: "Шофера накормили?" Очень редко выпивал бокал легкого кахетинского вина. Был против всякого крепкого зелья. На приемах поднимал и принимал тосты, но мог только пригубить рюмку.

После завершения разгрома 6-й японской армии и восстановления монгольских границ 29 августа 1939 года Георгий Константинович становится Героем Советского Союза. Всего Халхин-Гол дал 73 Героя Советского Союза. Трое из них были награждены второй медалью "Золотая Звезда": Г. П. Кравченко, С. И. Грицевец, Я. В. Смушкевич{32}.

О некоторых героях-танкистах моей родной 11-й танковой бригады хочется рассказать поподробнее. В мирных условиях многих из них отличала скромность и добросовестность исполнения служебного долга. Тогда каждый из нас на всех учениях и тактических занятиях представлял себе воображаемого вероятного "противника". Мы обходили его, "атаковали" во фланг и тыл, "преследовали" и, как правило, "побеждали". После выполнения учебных задач все возвращались живыми. И так продолжалось изо дня в день. Но теперь шел настоящий бой, смертельная схватка. Кто кого победит?

Атакует батальон Г. М. Михайлова. Японцы обрушивают на танки огонь противотанковых орудий, бутылки с горючей смесью.

За пять часов непрерывной атаки батальон понес тяжелые потери, особенно в командных кадрах. Погиб командир 1-й танковой роты Алексей Рогов. На его место встал помощник начальника штаба батальона капитан М. П. Агибалов. Погиб командир 3-й танковой роты Непольский. Погибли политруки всех рот батальона. Были подбиты танки командира 3-го танкового взвода В. Шубникова, командира 1-го танкового взвода В. Соловьева, ст. лейтенанта Таранухина, лейтенанта Безродного. Сам Г. М. Михайлов получил контузию, его механик-водитель убит, танк развернулся и остановился. Положение членов экипажа, оставшихся в живых, было критическое. Но Михайлов сел за рычаги танка и продолжал атаку. Противнику были нанесены большие потери.

За умелое командование батальоном, личный героизм на Баян-Цагане и в последующих боях Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29.08.39 г. майору Г. М. Михайлову было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда". В наградном листе написано: "На протяжении всех боевых операций против японо-маньчжур, начиная с 3 июля, тов. Михайлов Г. М. показал себя бесстрашным и отважным бойцом-танкистом и прекрасным командиром и организатором боя. Неоднократно лично возглавлял атаки своего батальона, наносившего большие потери противнику"{33}. Его подвиг был ярко воспет К. Симоновым в стихотворении "Баян-Цаган" (рассказ танкиста).

Капитан М. П. Агибалов еще до начала Халхингольских событий как-то выделялся среди командного состава нашего батальона. Нас, молодых лейтенантов, он привлекал выправкой, энергией, смелостью в принятии решений, находчивостью, душевной простотой. В бою выдержал не один десяток атак. Как командир танковой роты отличался тактической грамотностью, умением управлять огнем роты, успешно решал боевые задачи с наименьшими потерями в личном составе. Указом Президиума Верховного Совета от 29 августа 1939 года М. П. Агибалову было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением медали "Золотая Звезда".

Звания Героя Советского Союза был удостоен и мой бывший командир роты старший лейтенант Василий Романович Филатов. На Баян-Цагане рота действовала стремительно, смяла боевые порядки японцев, достигла артиллерийских позиций, нанесла противнику тяжелый урон. Сражаясь храбро, "старшой" за все время боев 15 раз водил роту в атаку, был ранен, но поля боя не покидал.

По характеру мягкий, добрый, заботливый, Филатов никогда ни на кого не повышал голоса. Много сил отдавал боевой подготовке, всесторонней выучке подчиненных. В бою был примером для всех. Можно было удивляться, откуда у этого человека было столько энергии, бесстрашия и воли к победе!

На Баян-Цагане отличился и старший механик-водитель 3-го танкового батальона Иван Васильевич Просолов. Во время атаки танк его был подбит. Просолов в течение двух суток находился в окружении противника, за это время уничтожил пулеметным и орудийным огнем своего танка до роты противника. После того, как наши войска очистили Баян-Цаган от японцев, Просолов вошел в состав нового экипажа и снова героически и мужественно сражался с противником. Указом Президиума Верховного Совета от 29 августа 1939 года И. В. Просолову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Смело и решительно действовал экипаж командира танка 2-го взвода 1-й танковой роты этого же батальона Алексея Михайловича Кузнецова – омича, жителя с. Алексеевка Кормиловского района Омской области. Свыше двух суток танк находился в непрерывном бою, периодически пополняясь горючим и боеприпасами. Его экипаж был хорошо слажен, каждый понимал друг друга с полуслова. Командир танка в первой же атаке понял, что в таком тяжелом бою одной храбрости мало, чтобы победить. Он увидел, как соседний танк другого взвода остановился, чтобы выстрелить из пушки по обнаруженной цели, но тут же сам был подбит и загорелся. Это насторожило Кузнецова. Он сделал вывод: так воевать нельзя. Подает команду механику-водителю: "Остановок не делать, буду стрелять с ходу, ровные участки местности подсказывай, все время маневрируй, не подставляй борт противнику!"

В первые часы боя танк раздавил противотанковое орудие японцев и уничтожил расчет. Кузнецов убедился и в том, что без взаимодействия с соседними танками нельзя рассчитывать на успех. О других героях и героических подвигах на Баян-Цагане много написано теми, кто знал о них лучше.

16 апреля 1941 года в Москве на Хорошевском шоссе, 12, в квартире Героя Советского Союза майора М. П. Агибалова собрались халхингольцы. Мы вспомнили службу и боевое товарищество в степях Монголии. Невольно радовались столице, нам хотелось ощутить ее дыхание. На улице пахло весенней свежестью, дышалось легко и приятно. Однако без привычки уличная суета утомляла нас. Мы шли навестить моего бывшего командира роты В. Р. Филатова. Он учился в академии, и ему Моссовет выделил квартиру на Хорошевке, как тогда было принято говорить.

Никто из нас не мог знать, что апрель был чуть ли не предпоследним месяцем до вероломного нападения гитлеровских полчищ на нашу Родину.

– Что-то форсируют наш выпуск, – отметил М. П. Агибалов, – экзамены начинаются. Скоро опять разлетимся по всей стране, кто куда...

Это была последняя предвоенная встреча с моими первыми командирами. В мае 1941 года они окончили Академию бронетанковых и механизированных войск и были направлены в войска. Полковник Г. М. Михайлов, командуя 101-й танковой дивизией, стал генералом и ровно через год, в мае 1942 года, погиб смертью храбрых.

В октябре 1941 года в боях за Москву, на Калининском направлении, погиб Герой Советского Союза Михаил Павлович Агибалов, командир батальона 21-й танковой бригады. Память о нем свято хранят земляки на его родине, в Куйбышеве на Волге.

...Успехи или неудачи влекли Г. К. Жукова к самоанализу, осмыслению происшедшего, поискам наиболее совершенных способов и форм маневра боевых порядков частей и подразделений. Сошлюсь лишь на один пример.

При подготовке донесения о Баян-Цаганском сражении, излагались данные о потерях в танках и бронемашинах. Позднее, когда решался вопрос о пополнении бронетанковой техникой соединений, Г. К. Жуков сказал М. С. Никишеву: "При хорошей организации управления огнем танков и бронемашин больших потерь могло и не быть. По сути танкисты дрались в одиночку, общим чохом. Стремительному продвижению недоставало организованного огня".

Вывод соответствовал действительности. На то были объективные и субъективные причины. Управление танками на поле боя обычно велось личным примером командира ("Делай как я!") и флажками. В первом же бою такие приемы управления оказались непригодными. Связь по радио была только между командирскими танками. И эти танки резко выделялись среди основной массы. В любой атаке со стороны каждый мог видеть, где находится командирский танк, и японцы в первую очередь били по нему.

По каким же признакам узнавался командирский танк? Прежде всего – по поручневой антенне. Металлический прут в форме трубки диаметром в дюйм огибал башню с ее задней части. На остальных танках не было радиостанций, а значит, и таких антенн.

Большим потерям способствовали и изъяны в обучении и воспитании танкистов. Мы были научены метко стрелять с коротких остановок по стоящим мишеням на полигонах. Искусству организованного применения огня танкового взвода, роты по целям с применением стремительного тактического маневра не уделялось должного внимания.

Анализ оборонительных боев утвердил взгляды Г. К. Жукова на то, что современная оборона должна быть прежде всего противотанковой, глубоко эшелонированной, должна иметь крупные подвижные резервы. Великая Отечественная война полностью подтвердила этот вывод.

За короткий период командования Г. К. Жуков сумел проявить себя выдающимся военачальником, глубоко знающим природу современного боя, четким в своих поступках, решительным и смелым, умеющим оперативно организовать любое дело и обеспечить достижение поставленных целей. Докладов по написанному не признавал. Карта и память – источники, которыми должен владеть каждый военный в совершенстве. Таковы его установки. Вопросов неразрешенными не оставлял.

Все это настолько подняло ответственность всего командного состава за свою личную подготовку, что некоторые старались избегать личных встреч с командующим, боясь уронить честь своего мундира. Была создана атмосфера постоянной собранности и совершенствования профессиональных знаний и навыков командиров всех степеней.

Он доверял подчиненным. Это учитывалось еще при планировании обороны или наступления. Никогда не связывал их мелочами. В динамике боя надеялся на инициативу снизу, полагая, что "ближнему" виднее, что надо делать в данный момент.

Приведу несколько примеров.

14 июля в районе второй переправы сложилась крайне опасная обстановка. Японцы всячески стремились уничтожить наши обороняющиеся части и овладеть переправой. Их атаки были направлены в основном на стрелковый батальон Баева.

Командующий отдал распоряжение – усилить оборону второй переправы. По требованию Г. К. Жукова, командир 11-й танковой бригады направил туда сводную танковую роту (13 танков) В. Р. Филатова. Лично от командующего и начальника штаба М. А. Богданова В. Р. Филатов получил задачу поступить в распоряжение командира батальона Баева и отстоять переправу.

– Когда Филатов добрался до М. С. Баева, того в указанном месте не оказалось. Обстановка резко изменилась. На командном пункте находился один телефонист.

– Найдите мне командира батальона и пригласите его к телефону, потребовал Филатов.

– Баев только что был на правом фланге, – успокаивающе объяснил телефонист...

– У аппарата Баев.

– Я командир танковой роты старший лейтенант Филатов. Прибыл в ваше распоряжение. Где могу лично встретить вас?

Но комбат вместо ответа передал ему приказ немедленно прибыть снова к командующему.

Используя успех соседних подразделений, батальон Баева сам контратаковал противника и продвинулся вперед, улучшив свои позиции.

Когда об этом было доложено командующему, он поставил капитана М. С. Баева в пример:

– Вот таким, как Баев, должен быть командир. Обороняясь в труднейших условиях, нашел силы контратаковать по собственной инициативе, смело и решительно.

Командующий приказал своему заместителю, председателю наградной комиссии комбригу М. И. Потапову, представить Баева к награждению орденом Ленина.

О капитане М. С. Баеве хочется рассказать подробнее. Матвей Степанович вырос на Омской земле в селе Пресновка Оконешниковского района. В 1926 году партия направила омича в Красную Армию, на политработу. Поначалу было трудно постигать азы марксистско-ленинской науки: не хватало грамоты. Но он хорошо усвоил требования партии: надо укреплять ряды Красной Армии, повышать ее боевую готовность. Матвей достиг своей цели: стал кадровым политработником.

В боях на Халхин-Голе был капитаном, политруком стрелково-пулеметного батальона. После гибели комбата взял командование в свои руки.