Текст книги "Меценат"
Автор книги: Михаил Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
С Вергилием и Горацием Вария связывали тесные узы дружбы. Ярким примером тому служит восторг, с которым описывает Гораций их встречу на пути в Брундизий:
В сатире, описывающей пир у Насидиена, Гораций упоминает Вария, веселящегося в обществе Мецената за столом хвастливого хозяина[515]515
Там же. II. 8. 21,63.
[Закрыть].
Домиций Марс, младший современник Вергилия и Горация, также вращался в кругу друзей Мецената[516]516
Марциал. VII. 29. 7–8.
[Закрыть]. Как и Гораций, он был учеником грамматика Орбилия. Прославился Домиций Марс как талантливый сочинитель эпиграмм на злобу дня[517]517
Там же. II. 71; II. 77; V. 5. 6; VII. 99. 7.
[Закрыть]. Живший намного позже знаменитый римский эпиграмматист Марциал скромно именовал себя вторым Марсом[518]518
Там же. VIII. 55(56). 24.
[Закрыть]. Известно, что перу Марса принадлежали сборник эпиграмм «Цикута» и еще ряд не дошедших до нас произведений, в том числе эпическая поэма «Амазонида» и сборник элегий «Меланида»[519]519
Там же. IV. 29. 8; VII. 29. 8.
[Закрыть].
Биография Гая Мецената Мелисса – вольноотпущенника Мецената и талантливого комедиографа, который тоже вращался в кружке Мецената, необычна и удивительна[520]520
См. подробнее: Светоний. О грамматиках. 21.
[Закрыть]. Родился Мелисс в Спо-леции, в семье свободных людей, но вследствие семейной ссоры был подкинут в дом богатого человека, который сделал его рабом и одновременно дал блестящее образование. Затем Мелисса подарили Меценату, который сделал его своим ученым секретарем. Мать Мелисса нашла его и засвидетельствовала, что он свободнорожденный. Однако Мелисс не пожелал покинуть Мецената, который относился к нему как к другу, и предпочел остаться рабом у столь благородного и доброго человека. В награду хозяин отпустил его на волю, и Мелисс, таким образом, стал клиентом Мецената. Некоторое время спустя, будучи уже известным писателем, он завоевал доверие Августа и получил место заведующего публичной библиотекой, помещавшейся в портике Октавии. Мелисс считался общепризнанным создателем национальной комедии «трабеаты» (забавных сценок из всаднической жизни)[521]521
Овидий. Письма с Понта. IV. 16. 30.
[Закрыть] и до самой старости пользовался всеобщим уважением. В 4 году до н. э. он был еще жив, пережив, таким образом, своего патрона на несколько лет. Создал он также несколько произведений естественно-научного характера и книгу «Шутки», которые, как и его комедии, не дошли до нас.
Известно также, что в литературный кружок Мецената в разное время входили поэты Марк Плотий Тукка, Гай Вальгий Руф, Квинтилий Вар, Аристий Фуск, комедиограф Фунданий и ритор-грек Гелиодор[522]522
О Тукке см.: Гораций. Сатиры. I. 5. 40; I. 10. 81. О Руфе см.: Там же. Оды. И. 9; Сатиры. I. 10. 82. О Варе см.: Там же. Оды. I. 24. О Фуске см.: Там же. Оды. I. 22; Сатиры. I. 9. 61, 67; I. 10. 83; Послания. I. 10. 1.0 Фундании см.: Там же. Сатиры. I. 10. 40–41; II. 8. О Гелиодоре см.: Там же. Сатиры. I. 5. 2.
[Закрыть]. К сожалению, произведения этих поэтов не сохранились, и поэтому невозможно судить о достоинствах или недостатках их творчества.
Глава пятая
«О МЕЦЕНАТ, МОЙ ОПЛОТ И ГОРДОСТЬ!»
Знаменитый поэт Квинт Гораций Флакк тоже входил в литературный кружок Мецената. Однако помимо поэзии его связывали с Меценатом на протяжении многих лет теснейшие узы дружбы. Пожалуй, даже можно сказать, что Гораций был единственным, ближайшим другом Мецената. Именно благодаря стихотворениям этого замечательного поэта мы имеем возможность взглянуть на Мецената не только как на политика, но и как на человека, со своими слабостями и недостатками.
Квинт Гораций Флакк родился в шестой день до декабрьских ид, в консульство Луция Аврелия Котты и Луция Манлия Торквата, то есть 8 декабря 65 года, в городке Венузия (современная Веноза) – небольшой римской колонии, возникшей в 294 году на границе Лукании и Апулии[523]523
Светоний. Гораций. 1, 8.
[Закрыть]. Отец его, как пишет сам Гораций, был вольноотпущенником[524]524
Гораций. Сатиры. I. 6. 6,45–46; Послания. I. 20. 20; Светоний. Гораций. 1.
[Закрыть]. Ему удалось скопить немного денег и приобрести небольшое имение[525]525
Гораций. Сатиры. I. 6. 71.
[Закрыть]. О матери Горация не сохранилось никаких сведений. Вероятно, он потерял ее в очень раннем возрасте; может быть, она умерла при родах.
Когда Горацию исполнилось 11–12 лет, отец отдал его в знаменитую грамматическую школу Орбилия в Риме, где учились дети сенаторов и всадников:
Беден он был и владел не большим и не прибыльным полем,
К Флавию в школу, однако, меня не хотел посылать он,
В школу, куда сыновья благородные центурионов,
К левой подвесив руке пеналы и счетные доски,
Шли, и в платежные дни восемью медяками звенели.
Нет, решился он мальчика в Рим отвезти, чтобы там он
Тем же учился наукам, которым сенатор и всадник
Каждый своих обучают детей. Средь толпы заприметив
Платье мое и рабов провожатых, иной бы подумал,
Что расход на меня мне в наследство оставили предки.
Сам мой отец всегда был при мне
неподкупнейшим стражем;
Сам, при учителе, тут же сидел[526]526
Гораций. Сатиры. I. 6. 71–82.
[Закрыть].
О школе Орбилия у Горация сохранились не очень хорошие воспоминания, в одном из своих стихотворений он даже называет Орбилия «драчливым»[527]527
Там же. Послания. II. 1. 70; Светоний. О грамматиках. 9.
[Закрыть]. Юный поэт изучал здесь грамматику, философию, читал произведения греческих и латинских авторов, в том числе латинский перевод «Одиссеи», сделанный Ливием Андроником.
В столице отец Горация, чтобы оплатить дальнейшую учебу и обеспечить сыну блестящее будущее, нанялся на должность «коактора» – сборщика налогов на аукционах[528]528
Светоний. Гораций. 1.
[Закрыть]. В то время многие юные отпрыски знатнейших семей заканчивали свое обучение в Афинах, и отец Горация нашел средства, чтобы в 46/45 году отправить сына в Платоновскую академию, где тот постигал бы греческую философию и литературу. Обучаясь в Афинах, Гораций познакомился с Марком Брутом, который осенью 44 года прибыл туда с целью вербовки аристократической молодежи, сочувствующей республиканцам. Испытывая недостаток в профессиональных военных, Брут решил назначить молодого Горация, не имевшего никакой соответствующей подготовки, военным трибуном, что, вероятно, очень воодушевило сына бывшего раба, и тот с готовностью принял предложение[529]529
Там же; Гораций. Сатиры. I. 6.48.
[Закрыть].
Приняв командование над легионом, Гораций последовал с Брутом сначала в Македонию, затем в Малую Азию, где побывал в различных городах и на островах Лесбос, Самос и Хиос, что впоследствии нашло отражение в его творчестве[530]530
Гораций. Послания. I. 11. 1–4.
[Закрыть]. Из Малой Азии войска республиканцев вернулись в Грецию, чтобы здесь дать решающее сражение триумвирам. В битве при Филиппах 23 октября 42 года войска Брута были разбиты, а командующий легионом Гораций позорно бежал с поля боя. Вот как он сам описывал это:
После поражения республиканцев Гораций тайно возвратился в Италию. Его отец к тому времени был уже в могиле, а имение конфисковано в пользу ветеранов Октавиана, так что Гораций остался фактически без средств к существованию. После амнистии сторонников Брута в 40 году он отправился в Рим и на последние деньги купил должность в коллегии квесторских писцов. Квесторские писцы занимались чисто канцелярской работой: переписывали законодательные акты, вели протоколы, составляли различные финансовые документы. Хотя они и пользовались заслуженным уважением, эта должность была Горацию в тягость, и он мирился с ней лишь по воле жизненных обстоятельств, находя утешение в поэзии. Так пишет он об этом времени:
…оторвали от мест меня милых годины лихие:
К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:
Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома
Нет, ни земли, – вот тогда,
побуждаемый бедностью дерзкой,
Начал стихи я писать[532]532
Гораций. Послания. II. 2. 46–52.
[Закрыть].
Действительно, именно к этому времени относятся первые стихотворные опыты Горация. В 40–35 годах он создает свои «Эподы»[533]533
Эпод (от греч. «припев») – стихотворение, написанное ямбом, где второй стих короче первого и напоминает припев.
[Закрыть] и знаменитые «Сатиры». Время тогда было очень неспокойное. Берега Италии опустошал флот Секста Помпея, на Востоке Марк Антоний в союзе с египетской царицей Клеопатрой копил силы для захвата Италии. И хотя Риму пока ничего не угрожало, действительность Гораций воспринимал, очевидно, в безрадостном свете.
Все же поэзия позволяла Горацию разнообразить свой досуг. И кроме того, он получил возможность познакомиться с известнейшими поэтами того времени – Публием Вергилием Мароном и Луцием Варием Руфом, которые быстро стали его лучшими друзьями. Через них Гораций сблизился с Азинием Поллионом и Мессалой Корвином, которые, как и Меценат, оказывали свое покровительство многим поэтам и драматургам.
Знакомство Мецената и Горация произошло в 39–38 годах. Инициаторами этого знакомства стали Вергилий и Варий, уже входившие в круг друзей Мецената и обеспокоенные бедственным положением Горация. Сам Гораций по обычаям того времени, безусловно, не мог проявить инициативу. Вот как он описывает первую встречу с Меценатом:
Я не скажу, чтоб случайному счастию был я обязан
Тем, что мне выпала честь себя называть твоим другом.
Нет! Не случайность меня указала тебе, а Вергилий,
Муж превосходный, и Варий тебе обо мне рассказали.
В первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова:
Робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала.
Я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода,
Что объезжаю свои поля на коне сатурейском;
Просто сказал я, кто я. Ты ответил мне тоже два слова,
Я и ушел. Ты меня через девять уж месяцев вспомнил;
Снова призвал и дружбой своей удостоил. Горжуся
Дружбою мужа, который достойных людей отличает
И не на знатность глядит, а на жизнь и на чистое сердце[534]534
Там же. Сатиры. 1. 6. 52–64.
[Закрыть].
Как мы видим, Меценат не сразу принял решение, а раздумывал целых девять месяцев. Почему же так долго? Вполне вероятно, его смутило «республиканское» прошлое Горация, и он тщательно наводил справки о молодом поэте. Только девять месяцев спустя могущественный соратник Октавиана принял решение, и Гораций получил приглашение присоединиться к числу его «друзей», а по сути, его клиентов[535]535
Гораций. Оды. И. 20. 5–6.
[Закрыть].
Будучи клиентом Мецената, Гораций теперь был обязан каждое утро являться в дом своего патрона и приветствовать его. Кроме того, поэт должен был всегда и везде сопровождать Мецената, даже в дальних поездках, если в этом была необходимость. В свою очередь, Меценат как патрон Горация опекал и защищал своего клиента, помогал деньгами и время от времени приглашал к своему столу.
В сентябре 38 года именно в качестве клиента Гораций сопровождал Мецената в Брундизий, откуда тот должен был отплыть в Афины для переговоров с Марком Антонием[536]536
Ферреро Г. Величие и падение Рима. СПб., 1998. Т. 2. С. 198–199.
[Закрыть]. Мецената в этой поездке также сопровождали поэты Вергилий, Варий, Плотий Тукка и ритор Гелиодор. Все они составляли «свиту» Мецената. Кроме того, вместе с Меценатом ехали представители Марка Антония – юрист Кокцей Нерва (прадед императора Нервы) и Фонтей Капитон (легат Антония в Азии).
Гораций был очарован поездкой и позднее сочинил по этому поводу своеобразную сатиру-отчет[537]537
Гораций. Сатиры. I. 5.
[Закрыть], в которой подробно описал путешествие, многочисленные остановки по пути и забавные происшествия. Всё путешествие заняло почти две недели. Вместе с греческим ритором Гелиодором Гораций выехал из Рима и остановился в Ариции в бедной гостинице. Затем путешественники прибыли в Аппиев Форум, где поэта постигло расстройство желудка, вызванное несвежей водой, а ночью донимали комары и лягушки. Затем путешественники проплыли на лодке по каналу и добрались до Анксура, где соединились с Меценатом и сопровождавшими его Кокцеем Нервой и Фонтеем Капитоном. Все вместе они отправились в Фунды, оттуда в Формии, где отдохнули в доме Лициния Мурены. Отсюда спутники двинулись в Синуэссу, где к ним присоединились Вергилий, Плотий и Варий. После Синуэссы Меценат со спутниками останавливался в поместье близ Кампанийского моста; в Капуе, где играл в мяч; в поместье Кокцея близ Кавдия, где его развлекали шуты; в Беневенте, где из-за рвения хозяина загорелась кухня; в поместье близ Тривика, где много хлопот принес едкий дым от сырых дров; в Аскуле, где «за воду с нас деньги берут, но хлеб превосходен»; в Канузии, где его свиту покинул Варий; в Рубах, где путников настиг сильный ливень; в Барии; в Гнатии, где Меценат наблюдал чудесное знамение в храме и откуда, наконец, прибыл в Брундизий.
Первый свой большой труд – первую книгу «Сатир», изданную около 35 года, – Гораций посвятил своему патрону. При этом Гораций очень гордился тем, что Меценат, будучи человеком весьма знатного происхождения, не гнушался общаться с сыном вольноотпущенника, поскольку ценил людей не за родовитость, а за талант:
Надо сказать, что отношения «клиент – патрон» между Горацием и Меценатом довольно быстро переросли в крепкую дружбу. Это даже вызывало зависть у отдельных людей. Если раньше знатные нобили предпочитали просто не замечать бедного поэта, сына вольноотпущенника, то теперь, когда Гораций стал близок к могущественному Меценату, они сами стали искать его дружбы, стараясь выведать, что происходит в окружении Октавиана. Сам Гораций не раз жаловался на это в своих сочинениях:
Тут кто-нибудь подойдет: «Постарайся, чтоб к этой бумаге
Твой Меценат печать приложил». Говорю: «Постараюсь!»
Слышу в ответ: «Тебе не откажет! Захочешь – так сможешь!»
Да! Скоро будет осьмой уже год, как я к Меценату
Стал приближен, как я стал в его доме своим человеком.
Близость же эта вся в том, что однажды с собою в коляске
Брал он в дорогу меня, а доверенность – в самых безделках!
Спросит: «Который час дня?», иль:
«Какой гладиатор искусней?»
Или заметит, что холодно утро и надо беречься;
Или другое, что можно доверить и всякому уху!
Но невзирая на это, завистников больше и больше
С часу на час у меня. Покажусь с Меценатом в театре
Или на Марсовом поле, – все в голос: «Любимец Фортуны!»
Чуть разнесутся в народе какие тревожные слухи,
Всякий, кого я ни встречу, ко мне приступает с вопросом…[539]539
Гораций. Сатиры. II. 6. 37–51.
[Закрыть]
Более того, часто к Горацию на улице приставали незнакомые люди, которые пытались втереться к нему в доверие и таким образом попасть в окружение Мецената. Так, например, однажды к нему подошел совершенно незнакомый человек и стал допытываться у поэта:
«…А как поживает
И хорош ли к тебе Меценат? Он ведь друг не со всяким!
Он здравомыслящ, умен и с Фортуною ладить умеет.
Вот кабы ты представил ему одного человека —
Славный бы в доме его у тебя появился помощник!
Разом оттер бы ты всех остальных!» – «Кому это нужно?
Вовсе не так мы живем, как, наверное, ты полагаешь:
Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой.
Будь кто богаче меня иль ученее – каждому место!» —
«Чудно и трудно поверить!» – «Однако же так!» —
«Тем сильнее
Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!» [540]540
Там же. 1.9.43–53.
[Закрыть]
Некоторые же, напротив, завидуя близости Горация к Меценату, всячески пытались уколоть поэта, напоминая ему о его низком происхождении:
…Сын раба, получившего волю,
Всем я противен как сын раба, получившего волю:
Нынче – за то, что тебе, Меценат, я приятен и близок;
Прежде – за то, что трибуном я был во главе легиона.
В этом есть разница! Можно завидовать праву начальства,
Но недоступна для зависти дружба твоя, потому что
Только достойных берешь ты в друзья,
чуждаясь искательств[541]541
Там же. 1.6.45–51.
[Закрыть].
Еще в 33 году Меценат подарил бедствующему Горацию небольшую загородную виллу в Сабинских горах, которая позволила поэту безбедно существовать до конца жизни[542]542
Подробнее о вилле Горация см.: Благовещенский И. М. Гораций и его время. СПб., 1864. С. 163–189.
[Закрыть]. Здесь он укрывался от суеты и шума столицы, а также предавался литературным занятиям. Вилла находилась вблизи небольшого поселения Вария (современная Виковаро), в 40 километрах от Рима. Итальянские археологи провели здесь раскопки и обнаружили руины дома с остатками мозаичного пола и фрагментами фресок. Вилла была достаточно большой и располагалась у подножия холма. Господский дом окружал плодовый сад, в котором имелся бассейн. К вилле также прилегали хозяйственные постройки, небольшое поле, виноградник, лес и ручей. В этой усадьбе, как сообщает нам сам Гораций[543]543
Гораций. Послания. I. 14. 2–3; Сатиры. II. 7. 120.
[Закрыть], вели хозяйство восемь рабов и пять арендаторов-колонов с семьями. По тем меркам это была довольно скромная вилла, однако Гораций был бесконечно благодарен Меценату за бесценный для него подарок. Это был предел его мечтаний, как он сам писал:
Вот в чем желания были мои: необширное поле,
Садик, от дома вблизи непрерывно текущий источник,
К этому лес небольшой! И лучше и больше послали
Боги бессмертные мне; не тревожу их просьбою боле,
Кроме того, чтобы эти дары мне оставил Меркурий[544]544
Там же. Сатиры. II. 6. 1–5. См. также: Гораций. Послания. I. 16. 5—16.
[Закрыть].
Впоследствии у Горация появился небольшой дом недалеко от Рима, в Тибуре (современный Тиволи)[545]545
Светоний. Гораций. 7.
[Закрыть], в котором он любил останавливаться на пути из столицы в свою сабинскую усадьбу[546]546
Гораций. Оды. I. 7. 12–14; II. 6. 5–8; III. 4. 23; IV. 2. 3132; IV. 3. 9-10; Послания. I. 7. 44–45; I. 8.12.
[Закрыть]. Был, очевидно, у Горация и небольшой дом в Риме или квартира в инсуле, о чем он сам пишет в одной из своих сатир:
…Куда пожелаю,
Я отправляюсь один, справляюсь о ценности хлеба,
Да о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
Под вечер часто на форум – гадателей слушать; оттуда
Я домой к пирогу, к овощам. Нероскошный мой ужин
Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
С ковшиком винным стоят, простая солонка, и чаша,
И узкогорлый кувшин – простой, кампанийской работы.
Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
Рано вставать и – на площадь, где Марсий кривляется бедный
В знак, что он младшего Новия даже и видеть не может.
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
Или пишу втихомолку я то, что меня занимает;
После я маслом натрусь – не таким, как запачканный Натта,
Краденным им из ночных фонарей. Уставши от зноя,
Брошу я мяч и с Марсова поля отправлюся в баню.
Ем, но не жадно, чтоб легким весь день сохранить мой желудок.
Дома потом отдохну[547]547
Там же. Сатиры. 1.6. 111–128.
[Закрыть].
Гораций, вероятно, достаточно часто виделся со своим покровителем и пировал в его роскошном дворце на Эсквилинском холме. В связи с этим поэт даже позволял себе поиронизировать над самим собой:
Или:
И еще:
В свою очередь, и Меценат, вероятно, иногда посещал сабинскую виллу Горация, где в его обществе отдыхал душой от политических проблем. Несколько од Горация, адресованных Меценату, являются своеобразными приглашениями на скромную дружескую трапезу:
Или:
Сам Меценат с нежностью относился к Горацию и так писал о их дружбе в шутливой эпиграмме:
На протяжении всей жизни многие свои работы Гораций посвящал Меценату, с благодарностью вспоминая его подарок. Причем делал он это совершенно искренне, отнюдь не ради лести. Надо сказать, что привязанность Горация к Меценату никогда не доходила до низкопоклонничества и пресмыкательства. Так, например, в самой первой своей сатире Гораций, возможно, даже осуждает пристрастие Мецената к деньгам и накопительству и настоятельно советует, чтобы тот соблюдал меру во всем[554]554
Гораций. Сатиры. I. 1. 38–93, 101–107. Меценат был щедрым человеком, но деньги всё же очень любил: Сенека. О благодеяниях. ГУ. 36.
[Закрыть]. Кроме того, Гораций никогда не восхвалял стихотворений Мецената, которые тот писал. В одной из од он даже прямо советует Меценату писать прозой, а не стихами:
В мягких лирных ладах ты не поведаешь
Долголетней войны с дикой Нуманцией,
Ганнибалову ярь, море Сицилии,
От крови пунов алое;
Злых лапифов толпу, Гилея буйного
И Земли сыновей, дланью Геракловой
Укрощенных, – от них светлый Сатурна дом,
Трепеща, ждал погибели.
Лучше ты, Меценат, речью обычною
Сказ о войнах веди Цезаря Августа
И о том, как, склонив выю, по городу
Шли цари, раньше грозные[555]555
Гораций. Оды. II. 12. 1—12.
[Закрыть].
Более того, Гораций никогда не ставил себя в зависимое положение от Мецената и, напротив, всячески подчеркивал свою независимость, что иногда приводило даже к небольшим размолвкам между друзьями. Впрочем, Меценат, в силу своего характера, не мог долго обижаться. Так, например, однажды он настойчиво потребовал, чтобы Гораций покинул сабинское поместье и срочно прибыл в Рим, на что поэт ответил отказом:
Несколько дней лишь тебе обещал провести я в деревне.
Но обманул и заставил тебя прождать целый август.
Все ж, если хочешь, чтоб жил невредим я и в полном здоровье,
То – как больному давал – так, когда заболеть опасаюсь,
Дай, Меценат, мне еще отсрочку, пока посылают
Зной и незрелые фиги могильщику ликторов черных,
В страхе пока за ребят бледнеют отцы и мамаши,
Рвенье пока в служебных делах и в судебных делишках
Много болезней влекут, заставляют вскрывать завещанья…
После ж, как снегом зима опушит Альбанские горы,
К морю сойдет твой певец, укроется там, и, поджавши
Ноги, он будет читать; а тебя, милый друг, навестит он,
Если позволишь, весной с зефирами, с ласточкой первой[556]556
Гораций. Послания. I. 7. 1—13.
[Закрыть].
И как бы предупреждая возражения Мецената, поэт заявляет далее, что для него свобода и независимость являются высшей ценностью. Он даже готов отказаться от подаренного Меценатом имения, если почувствует, что его друг в чем-то стесняет его свободу и право распоряжаться своим досугом:
Меценат был заинтересован в дружбе Горация не меньше, чем сам Гораций в его дружбе. Предоставляя поэту полную свободу в литературном творчестве, он тем не менее периодически давал ему ненавязчивые советы и указания относительно тем произведений, но делал это очень мягко. Меценат хорошо понимал, насколько талантлив Гораций, и постоянно побуждал его заниматься поэзией. Но не всегда это удавалось:
Вялость бездействия мне почему столь глубоким забвеньем
Все чувства переполнила.
Словно из Леты воды снотворной я несколько кубков
Втянул иссохшей глоткою?
Часто вопросом таким ты меня, Меценат, убиваешь.
То бог, то бог мешает мне
Ямбы начатые – песнь, что давно уж тебе обещал я, —
Отделать вгладь и начисто[558]558
Там же. Эподы. 14. 1–8.
[Закрыть].
Тем не менее в 31–30 годах Гораций представил публике свои «Эподы» – сборник из семнадцати стихотворений, написанных ямбами, а в 30 году – вторую книгу «Сатир».
Работать над эподами Гораций начал еще в начале 30-х годов и в этих стихотворениях затронул особенно волновавшие его темы. Например, он едко высмеивает современные ему нравы и своих чудаковатых современников. Первый эпод, открывающий книгу, бьы, естественно, посвящен Меценату в качестве выражения особой признательности. Поэт горячо напутствовал своего друга, отправлявшегося в 31 году на битву при Акции[559]559
Там же. 1. 1–4.
[Закрыть]. Третий эпод также посвящен Меценату, но носит явно шутливый характер. Однажды Меценат в шутку угостил Горация блюдом с ядреным чесноком, в ответ поэт сочинил забавное стихотворение. Седьмой и шестнадцатый эподы повествуют об ужасах гражданских войн. Гораций с тревогой обращается к соотечественникам и призывает их опомниться, сравнивая гражданскую войну с безумием. Девятый эпод снова посвящен Меценату и описывает победу Октавиана при Акции. Поэт славит победы молодого Цезаря и призывает Мецената устроить грандиозный пир по этому случаю[560]560
Там же. 9. 1–6,11–32.
[Закрыть]. Четырнадцатый эпод тоже посвящен Меценату, перед которым поэт оправдывается в стихотворной форме за свое бездействие.
В 23 году Гораций издает первый сборник лирических стихотворений, написанных в 30–23 годах и получивших большое признание в римском обществе. Сборник состоит из трех книг, включающих 88 стихотворений, и по праву считается вершиной творчества поэта. Свои лирические стихотворения сам Гораций называл «песнями» (carmina), лишь позднее за ними закрепилось название «оды» (от греческого «песня»). Первая книга од, естественно, посвящена Меценату и начинается со стихотворения в его честь:
Вторую оду первой книги Гораций посвятил уже Октавиану, представив его в образе бога Меркурия, несущего спасение Риму, и тем самым обожествив его[562]562
Там же. 1.2.41–52.
[Закрыть]. Об этом же говорится в двенадцатой оде первой книги, написанной в 29 году, еще до фактического обожествления Октавиана. Здесь принцепс выступает в качестве наместника Юпитера на земле[563]563
Там же. I. 12.45–57.
[Закрыть]. Особенно интересна четырнадцатая ода первой книги, в которой описывается терпящий бурю корабль, лишившийся весел и парусов. В образе корабля Гораций изображает Республику, которую терзает бурное море; необходимо найти для корабля тихую гавань и бросить там якорь, иначе будет поздно. Тридцать седьмая ода первой книги вновь возвращает читателя к победе Октавиана над Антонием и египетской царицей Клеопатрой, победе Запада над Востоком. Гораций с восторгом славит Октавиана и призывает торжественно отпраздновать гибель египтянки[564]564
Там же. 1.37. 1-20.
[Закрыть]. В третьей книге од Октавиану фактически посвящены первые шесть произведений, которые иногда именуются «Римскими одами». Гораций в этих одах пышно прославляет не только принцепса, но и величие Римского государства в целом. Говорит он и о духовном, религиозном и нравственном возрождении Рима, что стало возможным только благодаря деяниям Октавиана. Гораций, как и большинство его современников, совершенно искренне восхищался Октавианом, прекратившим кровопролитные гражданские войны и принесшим мир на истерзанную землю Италии. Не забывает Гораций и Мецената, которому посвящены двенадцатая, семнадцатая и двадцатая оды второй книги, а также восьмая, шестнадцатая и двадцать девятая оды третьей книги.
В 20 году выходит первая книга «Посланий», включающая 20 стихотворений, адресованных различным людям – друзьям, поэтам, государственным деятелям. Поэт делится с ними своими мыслями, философскими воззрениями и взглядами на различные стороны жизни. Первое, седьмое и девятнадцатое послания адресованы Меценату. Причем в первом же послании Гораций, обращаясь к своему патрону, заявляет, что собирается бросить поэзию:
Восемнадцатое послание «К Лоллию» любопытно тем, что содержит советы человеку, желающему стать компаньоном при богаче. Многие ученые усматривали в этом послании скрытый намек на Мецената.
На этом Гораций хотел завершить свою карьеру поэта, но воля Августа не позволила осуществиться этой мечте. Именно Меценат, очевидно, познакомил Горация с принцепсом, и большинство стихотворений поэта, прославляющих Августа, было создано по личной просьбе Мецената.
Гораций так понравился Августу, что уже в 25 году тот решил сделать его своим личным секретарем, о чем и написал в письме Меценату: «До сих пор я сам мог писать своим друзьям; но так как теперь я очень занят, а здоровье мое некрепко, то я хочу отнять у тебя нашего Горация. Поэтому пусть он перейдет от стола твоих параситов к нашему царскому столу, и пусть поможет нам в сочинении писем»[566]566
Светоний. Гораций. 3.
[Закрыть]. Однако поэт тактично отверг это предложение, сославшись на слабое здоровье, а в действительности, вероятно, боясь окончательно потерять свою независимость. Август воспринял отказ с пониманием и не обиделся, написав поэту: «Располагай в моем доме всеми правами, как если бы это был твой дом: это будет не случайно, а только справедливо, потому что я хотел, чтобы между нами были именно такие отношения, если бы это допустило твое здоровье». И в другом месте: «Как я о тебе помню, можешь услышать и от нашего Септимия, ибо мне случилось при нем высказывать мое о тебе мнение. И хотя ты, гордец, относишься к нашей дружбе с презрением, мы со своей стороны не отплатим тебе надменностью». Кроме того, принцепс частенько «называл Горация чистоплотнейшим распутником и милейшим человечком и не раз осыпал его своими щедротами»[567]567
Там же. 4.
[Закрыть].
Августу очень нравились сочинения Горация. Несколько лет спустя он потребовал от поэта од в честь военных побед своих пасынков Друза и Тиберия над винделиками и ретами, а потом и посланий самому себе. У Светония сохранился следующий отрывок письма Августа Горацию: «Знай, что я на тебя сердит за то, что в стольких произведениях такого рода ты не беседуешь прежде всего со мной. Или ты боишься, что потомки, увидев твою к нам близость, сочтут ее позором для тебя?»[568]568
Там же. 5.
[Закрыть] Тем самым Август допускал поэта в круг своих клиентов, что было очень почетно. Гораций, безусловно, не мог отказаться.
Итак, поэт был вынужден вновь обратиться к творчеству. Поздние его произведения – вторая книга посланий и четвертая книга од – посвящены Августу. Нельзя сказать, что они являются вершиной его поэзии, поскольку чересчур помпезны. Кроме того, по приказу Августа Гораций написал столетний гимн богам для так называемых «Юбилейных игр» – пышного празднества, справлявшегося раз в 100 лет и намеченного на 17 год[569]569
Там же. 5.
[Закрыть]. Этот праздник был посвящен главным римским богам и был призван обеспечить процветание Римского государства. Вергилий, считавшийся уже при жизни величайшим римским поэтом, в 19 году умер, и Гораций, по мнению принцепса, был единственным человеком, который мог бы справиться со столь сложным и ответственным делом. И действительно, Гораций с блеском выполнил данное ему поручение.
Август желал, чтобы этот праздник запомнился римлянам надолго, поэтому приказал глашатаям призывать народ на игры, «каких никто не видал и никогда больше не увидит»[570]570
Гиро П. Указ. соч. С. 353.
[Закрыть]. Были проведены специальные приготовления, и, наконец, в ночь с 31 мая на 1 июня 17 года Юбилейные игры были открыты и продолжались затем три ночи и три дня. По ночам приносились пышные публичные жертвы мойрам, подземным божествам и Матери-земле, причем в жертвоприношениях участвовали сам Август и члены его семьи. Каждый из трех дней был посвящен одному из главных божеств – Юпитеру, Юноне и Аполлону, которым также приносились пышные жертвы и возносились проникновенные молитвы. Кроме того, для народа на Марсовом поле устраивались разнообразные театральные представления – мимы, комедии, трагедии, которые следовали одно за другим без перерыва на протяжении двух дней. На третий день 27 девушек и 27 юношей из самых знатных римских семей, чьи родители были живы, исполнили торжественный гимн, сочиненный Горацием. После окончания официальных церемоний и перерыва на один день последовали различные игры, театральные представления, травли зверей и бега колесниц, длившиеся семь дней[571]571
Там же. С. 353–355.
[Закрыть].